Страж разума.  (джен)

Платформа девять и три четверти была похожа на обычный зоопарк. Пели птицы, дети кричали через всю станцию своим друзьям, а их родители-волшебники смотрели на все это безумие с улыбками на лицах. Вздохнув, я посмотрел на платформу в поисках свободной тележки. Большинство тележек успели забрать магглорожденные студенты и в спешке уже проходили через портал на другую сторону, чтобы поскорее увидеться со своими родными. Мне с этим не повезло. Дурсли всегда ждали меня не за барьером, а снаружи вокзала, с презрением глядя на таких «ненормальных» волшебников, как, например мистер Уизли, который беспардонно разглядывал все вокруг, словно не детей своих забирать с железнодорожного вокзала собрался, а вышел на диковиную маггловскую экскурсию.

Я грустно улыбнулся. Уизли были той ценой, которую я заплатил за то, чтобы не играть в игры Дамблдора. Ценой слишком, слишком непомерной. Если бы Рон был на моей стороне, позволил бы я Дамблдору докончить начатое и полностью переписать свою личность, не обратив внимание на изменение своего характера и поступков? Да. Несомненно, позволил бы. Ведь в течение трех лет я считал их своей единственной семьей. Мистер Уизли был кем-то вроде забавного сумасшедшего дядюшки, а Миссис Уизли напоминала заботливую маму. Ее сыновья стали моими братьями. Ее дочь ... В другой жизни я бы женился на Джинни. А теперь, сомневаюсь, что когда-нибудь взгляну на нее иначе, чем на сестру или друга. Крепкая любовь требует глубокого доверия, способного выдержать и горе, и печаль. Дамблдор и Петуния позаботились о том, чтобы я никогда не смог доверять кому-то так сильно. Но, независимо от последствий, я бы с радостью женился на Джинни, сделав Уизли своей семьей. Встал бы на их сторону, чтобы защищать их. Сделал бы все, что бы они ни попросили, лишь бы позволили мне влиться в их семью.

Но Рональд предал меня, пожертвовав мной в пользу своих мелочных интересов, и это происходит далеко не в первый раз. Его родители приняли его поступок как данность и сократили наше общение до одной рождественской открытки в год. Неважно насколько я нуждался в них, они были семьей Рональда, а не моей.

— Гарри!

Я обернулся и увидел зеленый котелок, пробирающийся через толпу. От нахлынувшего раздражения в голове вспыхнула и запульсировала знакомая головная боль. Фадж. Почему он просто не оставит меня в покое?

Сперва, после Третьего задания, он объявил всем, что я лгу. Затем, по его словам, я перестал лгать. Зато, начал лгать Дамблдор, а я все еще нахожусь под опасным, подавляющим влиянием Дамблдора. Это, конечно, уже правда, но Фадж не знает подробностей. Тогда ... тьфу, я просто хочу, чтобы он взялся, наконец, за ум и стал более принципиальным в суждениях, ну или придерживался легенды, по крайней мере.

— Я так рад, что застал тебя, — сказал он, пытаясь скрыть свое раздражение за фальшивой улыбкой.

Я изобразил ответную улыбку на своем лице.

— Извините, но я не могу сейчас говорить с вами, министр. Дядя ждет меня и ... — Я замолчал, надеясь, что моя пауза достаточно красноречиво намекает на беспокойство Вернона.

— Не волнуйся, дорогой мальчик, — сказал он, помахав грозно выглядящему волшебнику с короткими седыми волосами.

— Долиш, дай знать остальным, что я нашел его и встреть нас в точке аппарации. — Глаза Фаджа стали холодными и цепкими, когда он окинул взглядом всю станцию. — Я хочу полного оцепления Св. Мунго. Никто не выйдет и не войдет без моего разрешения. Ты понял?

— Да, министр.

Мои глаза сузились, когда я увидел необычайно собранного министра.

— Какие-то проблемы, сэр?

С явным раздражением, Фадж засунул руку во внутренний карман под мантией и вытащил оттуда какой-то свиток. Затем он «незаметно» всучил его мне.

— Держи и быстро прочти. Нам нужно убираться отсюда как можно скорее.

Я развернул свиток и быстро прошелся по нему глазами. Заказ на срочную эвакуацию. Черт возьми! Томас поклялся, что подождет с этим. Ему не нравилась ситуация с Дурслями, но он согласился, что провести несколько недель с магглами лучше, чем с Дамблдором. Тогда, почему же? ... Не важно. Сейчас самое главное — решить, могу ли я довериться Тому. Глупая магия семьи. Моя магия вырвалась из-под контроля, заставив Фаджа отступить на несколько шагов назад.

Усилием воли я взял себя в руки и тут же заметил, что в верхнем левом углу документа, напротив слова „принимающий“ стоит имя Дамблдора. Это заставило меня почти улыбнуться. Эксклюзивный ордер для Дамблдора! По крайней мере, им удалось составить эту часть плана почти идеально. Тогда, обратив внимание на нижнюю часть свитка, я увидел имя отправителя заявки, аккуратно напечатанное на одной линии. Широко раскрыв глаза, я уставился на Фаджа.

— Заявление подали вы. Почему ...

В голове пролетели тысяча вопросов и возможных ответов. В основе юридической стратегии моих планов по бегству от Дамблдора, стояла Речь Главного Колдуна Визенгамота в 1972 году, в которой тот поклялся, что, пока не "избавит наше общество от последних безумных членов семьи Салазара Слизерина", не успокоится. Я ожидал длительное судебного разбирательства, хотя Министерский Департамент по Делам Семьи и Департамент Родословной Детей-Волшебников сами исследовали родословную моей матери. Вряд ли Министерство знало, что само предоставило опеку надо мной человеку, который поклялся искоренить всю мою семью.

Дамблдор, вероятно, думал, что Томас был последним и единственным выжившим членом семьи Слизерина. Это уже не имеет значения. Ни один здравомыслящий судья не пошлет меня к Дамблдору, если ему станет известно, что тот поклялся убить всех членов моей семьи. А вот попасть в поле зрения судьи — самая трудная часть плана.

Вмешательство и участие Фаджа меняло все. Я составил в уме краткий список людей, с которыми следует связаться в первую очередь: Нортон, Томас, Сайлас, Рита Скитер. Я не хотел, чтобы Гермиона и Невилл приняли в этом участие, но предпочел бы, чтобы они услышали эту историю от меня, а не от Дамблдора. У Барти уже закончилась кожа бумсланга, значит, ему необходимо будет, по крайней мере, двадцать четыре часа, чтобы сварить себе новую порцию оборотного зелья. Если я не успею к тому времени связаться с Томасом, возможно, мне придется потребовать присутствия мистера Малфоя. Из всех знакомых мне взрослых волшебников, он был последним человеком, к которому я мог обратиться за помощью, но Люциус Малфой был моим родственником и состоял в списке моей мамы. Лучше он, чем Снейп или Андромеда Тонкс, на чьей свадебной фотографии в Ежедневном пророке красовался сияющий Альбус Дамблдор, стоящий на месте отца невесты.

Рука Фаджа схватила меня за локоть.

— Сюда,- сказал министр магии, потянув меня, прочь от людского потока. — Гарри, ты помнишь, как я навещал тебя в больничном крыле?

Я покачал головой в знак отрицания.

— Я посетил тебя там дважды. Ты уверен, что ничего не помнишь?

— Точно уверен.

Он посмотрел на часы на стене и поморщился.

— Гарри, у нас действительно мало времени, так что я буду краток. Мадам Помфри — медиведьма, а не целитель. Ее работа заключается в лечении незначительных травм и болезней и она передает серьезные случаи болезни в Св. Мунго. У нее нет соответствующей квалификации, а в школе Хогвартс нет оборудования для лечения укуса акромантула.

— Но я в порядке. Видите? — Я начал было закатывать рукав, но он остановил меня.

— Гарри, без тщательной проверки у целителя и специальных зелий, мы не узнаем этого точно. Если она тебя излечила, отлично, ну а если нет, то ты можешь не дожить до начала следующего курса.

Он потянулся к клетке с Хедвиг, но я остановил его.

— Я все объясню в меру своих возможностей позже. Прямо сейчас, нам нужно, чтобы ты был в надежном месте.

— Где?

— В отдельной палате в Мунго.

— А после этого?

Я спросил, опасаясь, что он либо отправит меня обратно к Дамблдору, либо заставит Дурслей забрать меня из магической больницы.

— Я не знаю. На повестке дня сейчас стоит твоя семейная магия в дополнение к возможному мошенничеству, и может быть, даже похищению ребенка. Но, прежде чем решать что-либо, мы должны сначала убедиться, что ты здоров.

Фадж кивнул на женщину средних лет, ожидающую рядом с Долишем и молодым человеком, который пытался выглядеть серьезным и внушительным как Долиш, но у него ничего не выходило. Министр вел меня к этой небольшой группе. На этот раз, когда он потянулся к клетке с Хедвиг, я позволил ему отобрать ее у меня.

С тех пор, как я сломал руку в детстве, а Петуния сказала врачам, что наши религиозные убеждения не позволяют принимать обезболивающее, я стал ненавидеть и врачей, и больницы. Конечно, отсутствие обезболивающего эффекта у маггловских седативных средств на меня вызвало бы у врачей больше удивления, чем глупое оправдание религией. Поступив так, она защитила меня. Но я никогда не забуду, с каким отвращением она смотрела на меня, когда врачи вправляли мне руку, а я кричал от боли. Мне тогда было четыре.

Сейчас у меня было несколько вариантов: устроить сцену, сбежать или спокойно пойти за министром. Фадж считал, что Дамблдор пока не знает о EPO. Если бы я стал скандалить, то привлек бы внимание Дамблдора. Я не давал традиционных семейных клятв, но за десятилетия, до того, как я родился, это сделал Томас. Он имел полный доступ к семейной магии. Согласно библиотечным книгам, самые элементарные способности семейной магии, это поиск наследников, как очевидных, так и предполагаемых. Если бы я сбежал, Томас смог бы и, скорее всего, стал бы преследовать меня. В любом случае, я, все равно, оказался бы в Мунго. Так что, не стоило рыпаться.

Я опустил голову.

— Давайте покончим с этим поскорее.

Тут молодой человек из группы встречающих взял мой чемодан. Долиш положил руку мне на плечо. Его магия прошла через меня устойчивым и спокойным потоком, как надеждная лошадь, приученная к долгим путешествиям. Она оказалась мощнее, чем я ожидал. Меня сдавило со всех сторон, и я вдруг почувствовал, будто меня выдернули крюком за пупок. Мир закрутился перед глазами, и я очутился в типичной приемной больницы с белыми стенами, толстыми стеклами и стальной отделкой.

Желчь подступила к горлу. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь подавить тошноту. Не удалось. Я отвернулся, и меня вырвало, едва не задев обувь какой-то женщины.

Я болтал ногой, свесив ее с края кровати, глядя на свою голую ступню. На протяжении большей части своей жизни, я мечтал быть спасенным от Дурслей. Я думал, что моими спасителями будут Хагрид или Дамблдор, но никогда и помыслить не мог, что им окажется Фадж. С ним я допустил ту же ошибку, что и большинство людей по отношению ко мне. Я считал Фаджа неуклюжим дураком, слишком повернутым на собственной значимости и карьере, чтобы представлять реальную опасность. Другими словами, я увидел именно то, что хотел Фадж.

Я даже не задумывался, что нельзя получить высший государственный пост в Министерстве, будучи дураком. Пока не очутился в больничной койке, защищенной как заклинательная комната, для проведения специальных операций или ритуалов. Здесь же присутствовали два аврора, социальный работник-целитель Энид Барлоу и министр магии. Я задумчиво посмотрел на Фаджа. Какую же игру он ведет? Не смотря на то, что у меня было мало политической власти, я был знаменит. Учитывая нынешний раскол между ним и Дамблдором, то, что он вывел меня из-под надзора последнего и привел на осмотр к целителю, приобретало совершенно иной смысл. Даже если целитель ничего не найдет, то суд постановит срочно изъять меня из-под опеки Дамблдора, что навредит репутации Дамблдора.

Целитель, пожилой человек с добрыми голубыми глазами и аккуратно подстриженными седыми волосами, достал стеклянный пузырек из кармана и направил палочку на мою руку.

— Позвольте забрать у вас немного крови, мистер Поттер.

Мои глаза расширились. Черта с два я дам Министерству Магии хоть капельку своей крови. В лучшем случае, мы с Фаджем временные союзники, но Мерлин мне в свидетели, я не вижу других вариантов. Если несколько капель добровольно отданной крови могут воскресить почти мертвого человека, кто знает, что может Министерство сделать с целой склянкой.

— Я понимаю, почему вы верите, что ритуал необходим, сэр.

Очевидно, Фадж надеялся, что задуманный им почти запрещенный ритуал предоставит нам достаточно доказательств, чтобы нанести непоправимый ущерб репутации Дамблдора и навсегда отстранить его от моего опекунства.

— Тем не менее, я не могу так просто предоставить вам образцы своей крови. — Я поднял руку, предвосхитив его возражение. — Пожалуйста, поймите меня правильно. Добровольно отдать вам свою кровь без каких-либо гарантий, что она будет использована лишь для одного ритуала, а не во вред мне и остальным членам моей семьи, смертельно опасно. Это просто не допустимо

Прижав указательный палец к губам, Фадж изучал меня несколько минут, прежде чем кивнуть.

— Возможно, мы сможем разрешить эту ситуацию по-другому. Ты можешь связаться с кем-нибудь из своих магических родственников?

Небольшая улыбка появилась на его губах, когда я кивнул.

— Предоставит ли нам магическое законодательство, — спросил я, — какое-нибудь преимущество перед Дамблдором, за то, что он спровоцировал ЕПО своим отказом выдать мои медицинские записи? — Еще один кивок. — Я понимаю, что в связи с кончиной Арктуруса Блэка несколько лет назад, Глава рода Блэк считается прекратившим своё существование вплоть до смерти Сириуса Блэка. Таким образом, все вопросы, касающиеся семейства Блэк, решаются регентом, назначенным Визенгамотом. Так как род Поттеров является младшим, а род Блэк — старшим, даже если магия семьи Блэк в настоящее время неактивна, регент Блэков обладает достаточными полномочиями, чтобы быть моим опекуном.

Я идиот! Я вновь напомнил себе всё, что думал о маске, которую носит Фадж: о том, что он умнее чем, кажется. Конечно, он просматривал завещание моей матери и специальный вкладыш с генеалогическим древом моей семьи. И, увидев там в списке мамы имя Малфоя, по всей вероятности, быстро забыл обо всех остальных.

— Сэр, не могли бы вы скастовать заклинание конфиденциальности?

— Если это имеет отношение к делу, — начал мистер Барлоу.

— Если министр считает, что это необходимо, я уверен, он поделится информацией с вами. Тем не менее, это очень приватная информация о моей семье, которую я не хочу раскрывать посторонним лицам.

Жадная искра интереса промелькнула в глазах Фаджа. Взмахом палочки он установил одну из самых мощных анти-подслушивающих куполов, которых я когда-либо видел, вокруг нас. Я протянул руку и провел кончиками пальцев по непрозрачному туману, окружающему нас. Смятение охватило меня. Я опустил руки, и чувство смятения тут же исчезло. Я тихо присвистнул.

— Отлично.

— Никто не сравнится со мной в кастовании этого заклинания, не зная несколько моих фирменных приемов, — хвастливо сказал он с улыбкой. — А теперь, скажи мне, пожалуйста, зачем все это понадобилось? Я понимаю, что вы с Люциусом не в ладах, но вы, все-таки, семья. Уверяю тебя, он будет заботиться о тебе.

— Это немного сложнее, сэр. Род Блэк является старшим, но не является сюзереном Рода Поттеров. Позвольте мне закончить, сэр, — сказал я, видя, что он собирается прервать меня. — Род Поттеров является младшей ветвью рода Певерелл **, который, в свою очередь, старше рода Блэк.

Его рот сформировал беззвучное "O".

— Что еще?

Я чуть не сказал, что это все. Тогда я понял, что это самая прекрасная возможность, которая могла бы у меня быть.

В какой-то момент, Дамблдор будет обвинять Томаса, что он является Волдемортом, и это будет правдой.

Но для меня именно возврат под опеку Дамблдора будет смертным приговором.

Хотя я не до конца доверял Томасу в то время, но был уверен, что магии Нерушимой клятвы, волшебного контракта и семейной магии, будет достаточно, чтобы обезопасить себя от него и его приспешников. Но хорошо организованная пропаганда и подкупленный судья могли откинуть меня обратно туда, откуда я начинал.

А этого никак нельзя допустить.

— Я хочу сделать признание, — прошептал я.

— Пожалуйста, скажи, что это не очередная ерунда про Сам-Знаешь-Кого!

— Почти. — Я затолкал поглубже свои страхи и сделал серьезное выражение лица. — Вы знаете, что я змееуст, верно? — Он осторожно кивнул. — Я всегда мог говорить со змеями, но не раскрывал эту способность до второго курса. — Фаджу стало явно не комфортно. — У меня не было много времени, но к концу года я провел небольшое исследование. Я хотел знать, обладал ли кто-то из моей семьи такой же способностью, что и я. — Краски схлынули с лица Фаджа. — Один из моих одноклассников упомянул кузена Томаса. Я думаю, что его бабушки и дедушки учились вместе с ним. Я нашел его старый портрет. Мы с ним немного похожи, и так как мы оба умели говорить на парсельтанге, я спросил у профессора Дамблдора о нем. Он сказал мне, что Томасом звали раньше Волдеморта. Но от Гриффиндорца никто не будет ожидать правды о Слизеринце.

Лицо Фаджа покраснело. Он фыркнул:

— Хватит этой ерунды, мистер Поттер!

— Сэр, мне было всего двенадцать. Я не знал что делать, и так как все доверяли Дамблдору, я, конечно, тоже поверил ему. Но после того, что произошло в прошлом году ... Во всяком случае, после того как вы послали мне завещание, все встало на свои места. Я думаю, что Дамблдор лгал мне о Томасе, потому что не хотел, чтобы выяснилась правда о том, как он сам получил опеку надо мной.

— Звучит правдоподобно. Я должен спросить, Гарри. Может это прозвучит немного надуманно, но есть ли у тебя основания полагать, что Дамблдор сказал тебе правду?

— Нет, сэр. Дамблдор свидетельствовал перед Визенгамотом, что Волдеморт умер. Он также описал Волдеморта как, цитирую: "обезображенный темной магией монстр". Но я встречался с Томасом лично. Так вот, кроме того, что он немного высокий, он выглядит совершенно нормально. Кроме того, в отличие от Волдеморта, он совершенно точно жив, и поклялся Нерушимой клятвой защитить меня, как paterfamilias. Если бы он был Волдемортом, как вы думаете, поклялся ли бы он Нерушимой клятвой защищать меня, вместо того чтобы убить на месте?

— Нерушимой клятвой? Позвольте мне сделать несколько звонков и проверить некоторые детали. Если все подтвердится, я свяжусь с ним.

— Его каминный адрес: Томас Риддл, поместье Вудвольтон.

— Тем временем, — он продолжил так, будто я не прерывал его, — я попрошу целителя поверить твоё физическое состояние. Сомневаюсь, что они найдут что-нибудь, но это потянет время. К сожалению, Дамблдор, скорее всего, созовет экстренную сессию Визенгамота и отменит ЕПО в течение ближайших двух часов.

Я поморщился.

— Гарри, я не решался до сих пор спросить об этом, но, когда я впервые встретил тебя, у меня было такое впечатление, что тебе нелегко живется с родственниками. Если есть что-нибудь, что могло бы помочь нашему расследованию, о чем ты готов рассказать мне, пожалуйста, скажи мне.

Дурсли были моим маленьким, грязным секретом. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о них, но вмешательство Фаджа не оставило мне выбора. Через несколько часов все будут знать, что Дамблдора отстранили от опеки надо мной. Лучшим способом для него спасти свою репутацию будет публично взять меня к себе домой, чтобы продемонстрировать всем, как я счастлив жить под его опекой. У меня был выбор: держать все в тайне или сохранить свой разум. Я выбрал свой разум и снова «прыгнул в пропасть».

— Мои родственники живут в доме № 4, на Прайвит Драйв, в Литтл Уингингсе, графство Суррей. Мое первое письмо в Хогвартс было адресовано в чулан под лестницей, где я жил в течение первых десяти лет своей жизни. После получения письма из Хогвартса, они быстро перевели меня во вторую спальню Дадли, потому что боялись, что волшебники наблюдают за их домом и придут по их душу. Согласно Аластору Моуди, моим наблюдателем была Арабелла Фигг — сквиб и член Ордена Феникса Дамблдора. Этого достаточно, сэр? — спросил я.

Одним взмахом палочки Фадж отменил свои чары конфиденциальности.

— Я вернусь как можно скорее, — сказал он. — Гарри, пожалуйста, слушайся во всем целителя. Долиш, существует вероятность, что люди из определенной группировки попытаются похитить мистера Поттера из больницы до моего возвращения. Если это произойдет, вы должны перевести мистера Поттера в безопасную палату, зарезервированную для Отдела Тайн и остаться с ним до тех пор, пока эти люди не будут задержаны.

После тихого разговора с целителем и Саваджем, Фадж вылетел из комнаты вместе с последним, который от него не отставал.

Целитель поднял палочку.

— Вы готовы, мистер Поттер?

Когда целитель остановился на середине заклинания и заново скастовал диагностические чары, я заподозрил неладное. Мои опасения подтвердились, когда он позвал в палату домового эльфа и приказал ему принести шесть флаконов зелья, затем подготовить для меня койку в педиатрическом отделении. Я бросил тоскливый взгляд на ширму, за которой оставил свою палочку и сейф, которые всегда держал при себе на случай, если Вернону вздумается отобрать мои вещи. У Дифи было достаточно еды и воды на несколько дней, но я обещал выпустить ее, как только прибудем к Дурслям. А Хедвиг была все еще заперта в своей клетке, которая стояла в углу вместе с моим сундуком. Сейчас она полностью проснулась и буравила меня своими огромными глазами, но, к счастью, выглядела спокойно.

Дверь открылась, вошел Фадж в сопровождении Томаса и незнакомого пожилого человека в возрасте Дамблдора. Однако в отличие от него, незнакомец носил консервативный строгий костюм коричневого цвета и аккуратно подстриженную бороду, чего Дамблдору всегда не хватало. Я задумчиво наклонил голову. С копной черных волос Томас выглядел гораздо моложе. Если бы я не знал, что ему почти семьдесят, дал бы двадцать с чем-то, ну, максимум тридцать. Я отметил, что не в первый раз возраст волшебника не соответствует его внешности, по крайней мере, по магловским меркам. Нортон и Хагрид были на несколько лет моложе Томаса, но Нортон казался пятидесятилетним, в то время как Хагрид едва дотягивал до сорока. Странно.

Томас поднял бровь и многозначительно посмотрел на мой шрам. Я покачал головой. Боли не было, в точности, как он и предсказывал. Когда я дал Томасу свою кровь, признал в нём кровного родственника. Поскольку чары, основанные на родственной крови, помогали кровным родственникам защитить детей-сирот от посторонних, то, когда я признал Томаса своим кровным родственником, я автоматически оказался под его защитой, что нивелировало чары Дамблдора. Помогло и то, что я перестал считать дом на Прайвет Драйв своим домом еще с первого года в Хогвартсе. По крайней мере, так это объяснил Томас перед ритуалом. Как бы я ни уважал жертву своей матери, я был рад, что ее защитные чары надо мной спали. Чувство невыносимой боли, что я испытывал, когда был рядом с Волдемортом не защищало меня. Наоборот, оно только увеличивало шансы, что я буду убит. Это не окупало даже то, что Волдеморт не мог бы дотрагиваться до меня! Ведь волшебнику совсем не обязательно дотрагиваться до своего врага, чтобы убить его.

— Я хотел бы провести ритуал Fabula Sanitatis, прежде чем поставить окончательный диагноз, ибо только так я могу быть полностью уверен в своих выводах, — сказал целитель.

— Конечно, только с вашего разрешения, граф Уичвуд, — сказал Фадж, а потом обратился ко мне. — Гарри, в следующий раз, когда ты решишь просветить кого-то насчет своего семейного статуса, выражайся яснее, это избавит его от множества ненужных хлопот.

— Прошу прощения, министр, — сказал Томас, — это я велел Гарри не распространяться по семейным вопросам. — Каков лжец! — Гарри, это мой адвокат Феликс Мэтсон. Нортон в Министерстве мониторит Визенгамот и помогает Аврорам с их расследованием.

— Какую помощь вы имеете в виду?

— Предоставление необходимых доказательств, — прямо сказал он. — Выписка по счетам, тех воспоминаний, которые ты оставил ему и все остальное.

— Но....

И тут он внезапно перешел на парсельтанг.

— ....Ты несовершеннолетний, находящийся на моем попечении. Я согласился подождать только потому, что не хотел заставлять тебя давать показания, чтобы еще больше не ухудшать твое психическое здоровье. Если бы я знал, что ты дал Нортону подтвержденные кровью, сертифицированные воспоминания, Дамблдор больше не был бы проблемой.

— Это была чрезвычайная ситуация!

Все кроме нас вздрогнули. Томас вздохнул и перешел на английский.

— Гарри, весь твой учебный год — сплошная чрезвычайная ситуация. Почему ты не позволил Нортону использовать воспоминания, которые сам же ему предоставил?

— Когда я давал ему те воспоминания, не знал о завещании мамы. Кроме того, я не знал, что у меня остались живые родственники в волшебном мире. Я думал, что Дамблдор и Дурсли — единственные люди, на которых я могу рассчитывать. Плюс давление прессы из-за турнира, в котором я не хотел участвовать, — сказал я, многозначительно посмотрев на Фаджа, — Я не мог рисковать.

— Мы закончим эту дискуссию позже, — сказал Томас, прежде чем обратиться к целителю. — Сообщите мне, когда будете готовы к ритуалу, я лично буду рисовать руны его кровью.

Целитель взмахнул палочкой, и кровать, на которой я лежал, начала погружаться в пол. Вокруг меня появился черный грифельный круг. Целитель достал кусок мела из кармана и встал на колени. Быстрыми росчерками он написал ряд рун из трех концентрических кругов со мной в центре. Затем он вручил мне зелья. — Возьмите это и ложитесь в центр круга. Не нервничайте, мистер Поттер. Вы ничего не почувствуете.

Бросив последний взгляд на Томаса, я устроился на полу, поправив белую робу, которую они заставили меня надеть для ритуала. Затем сделал глубокий вздох, поднес флакон к губам и залпом проглотил зелье. На вкус оно оказалось очень приятным: как апельсины и клубника, а не как тухлые яйца с ароматом носков Дадли после посещения тренажерного зала — совершенно не то, что я ожидал.

Я лег и расслабился, несмотря на защитные чары. Чужая магия поползла по моей коже. Время замедлилось. Я смутно чувствовал, как Томас приложил палочку к моим предплечьям. Слышал мерный речитатив неизвестного заклинания. Потолок загорелся созвездиями рун — никогда не видел ничего подобного. Я улыбнулся, когда узнал повторяющийся узор из парсельрун.

Почему они, мать его, продолжают писать на потолке? Я закрыл глаза и задремал.

Чьи-то пальцы приложили что-то липкое к моему предплечью, кто-то прошептал заклинание с последующим уколом, жидкий огонь начал распространяться по моим венам. Мои глаза распахнулись. Я попытался сдернуть зеленую клейкую массу со своей правой руки, но чьи-то цепкие пальцы помешали мне.

— Не дергайся, — приказал Томас.

Мои пальцы дрогнули, но я повиновался. Министр Фадж и целитель Барлоу уступили ему право провести ритуал, видимо, потому что я был на его попечении.

Пока что.

Я не очень разбираюсь в таких вещах, но вспомнил приемного ребёнка из начальной школы, который рассказывал об одной семье, где решили, что им больше не хочется воспитывать его. Мне Томас не нравился. Честно говоря, я предпочел бы даже не жить с ним в одной стране, не то, что находиться в одной комнате. Но поскольку остальные варианты были еще хуже, выбирать не приходилось.

Пока что.

На другом конце комнаты Фадж, Барлоу и Долиш сгруппировались вокруг небольшого стола, рассматривая кучку пергамента. Синее прыткопишущее перо стояло вертикально на чистом пергаменте, готовое записывать в любой момент. Долиш натянуто улыбнулся мне.

— Добро пожаловать обратно, мистер Поттер. Начиная с этого момента, я буду записывать наш разговор, чтобы использовать его в дальнейших расследованиях. Хорошо?

Я кивнул.

Целитель приложил пустой флакон из-под зелья к пятну на стене. После того как оно исчезло, он повернулся ко мне.

— Остался последний, — сказал он и постучал палочкой по горлышку флакона с зельем. Холодная жидкость проникла в мои вены, и мгновенно растворилось в крови.

Раздражения как не бывало. Он разместил три пустых флакона на столе, — должно быть, кто-то наколдовал их, пока я спал.

— Пока мы ждем Целителя Гринграсс, у меня есть несколько вопросов моему пациенту. — Он наколдовал стул и присел. — Мистер Поттер, пожалуйста, опишите, как вы чувствовали себя после того, как вас выписали из больничного крыла Хогвартса.

— Учитывая все обстоятельства, не плохо. Я быстро уставал, но в остальном чувствовал себя хорошо.

— У вас было прерывистое дыхание или вы задыхались?

Вспомнив свой последний поход в библиотеку с Гермионой, я поджал губы.

— Несколько раз. В основном, когда поднимался по лестнице. Но я быстро приходил в себя после того, как присаживался отдыхать на несколько минут.

— Боль от укуса?

— Нет.

— Мышечные спазмы?

— Да, но на вполне приемлемом уровне после боя с несколькими существами.

В комнате повисла неприятная тишина.

— Какими существами? — осторожно спросил он.

— Акромантулами, боггартом и огненным мантикрабом.

— Огненный кто?

— Мантикраб, — повторил я, удивляясь, что он не в курсе, что это за существо. — В начале года мы заботились о них на «Уходе за Магическими Существами».

— Что это за существо, мантикраб?

— Это помесь Мантикоры и Огненного краба.

Скрипнув зубами и бормоча что-то о Запрете на скрещивание магических существ, целитель вызвал стопку пергаментов и принялся ее листать.

— Как вы думаете, являются ли эти ээ… мантикрабы ядовитыми?

Я открыл рот, чтобы сказать нет, когда перед глазами предстал образ массивных жвал приближающихся ко мне в лабиринте, когда эта тварь набросилась на меня.

— Я не знаю, — ответил я, подозревая, что только что подставил Хагрида, и, возможно, у него будут серьезные неприятности из-за меня. Моментально возненавидев себя за болтливость, я нервно зыркнул по сторонам, отметив, что все смотрят только на меня. — Если не приближаться к ним слишком близко, молодые особи достаточно безобидны. Я видел только одного, и, к сожалению, он оказался матерым, — прошептал я.

— На что же он был похож? — спросил Долиш.

— Ну, вы сами видели, все, что происходило в лабиринте, так что ....

— Гарри, мы никогда не были внутри лабиринта, а заклинание выборочно проецировало бои чемпионов зрителям и судьям. Я видел, как ты боролся со сфинксом и боггартом. Милый патронус кстати, — добавил Фадж, — Но я не видел тебя до тех пор, пока ты не схватил Кубок. Я вообще не видел, чтобы чемпионы сражались с незнакомыми мне существами.

Интересно. Хотел бы я знать, простой ли удачей объяснялось то, что результаты экспериментов Хагрида попали в лабиринт незаметно, или кто-то специально скрыл их чарами.

— Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

— Пожалуйста, поймите, мистер Поттер, запрет на экспериментальную селекцию магических существ введен не просто так, — сказал Долиш. — Даже обычные огненные крабы — материал для изучения пятого, а не четвертого курса. Яд из жала Мантикоры приводит к мгновенному летальному исходу, т. е., если кто-то из преподавателей просто покажет группе студентов Мантикору, он будет арестован за угрозу жизни детей. То же относится и к акромантулам, и к гибридам этих существ, даже если бы разведение Огненных мантикрабов было полностью законно.

— Экспериментальные существа непредсказуемы, — продолжил целитель. — Не зная их специфические особенности, мы не сможем быть уверенны, что они не ядовиты, как с ними бороться и как нейтрализовать воздействие их яда. Но не думаю, что помесь огненного краба с мантикорой будет безобидным существом. Если и остальные чемпионы, как и весь ваш класс, посещающий уроки Рубеуса Хагрида, подверглись воздействию огненного мантикраба, то мы должны извлечь образец его яда и срочно разработать противоядие. Уверяю вас, мне вовсе не хочется, чтобы мое отделение заполонили отравленные дети, но еще больше не хочется, чтобы кто-нибудь из них умер от яда, из-за того, что я не принял во время необходимые меры.

Я взглянул на Томаса.

— Ты должен сказать им, Гарри. — У меня все сжалось внутри. Я хотел накричать на него за то, что он в прошлом сдал Хагрида. Может быть, если бы Хагриду не сломали палочку и дали закончить Хогвартс, он знал бы, как опасно разводить гибриды ядовитых магических существ. — Сколько твоих друзей имели дело с этими существами? — тихо спросил он. — А как насчет твоей магглорожденной подруги? Если с ней что-нибудь случится, как ты думаешь, как скоро ее родители поймут, что маггловская больница не может помочь ей?

Я опустил голову. Я не желал это признавать, но он был прав.

— Взрослые особи достигают около десяти футов в длину. Они обладают достаточно развитыми конечностями, но двигаются вперед, почему-то, рывками вместо того, чтобы нормально ходить, ну, или ползать. Их движение немного похоже на полет ракеты.

— Похоже на полет метлы с использованием взрывного проклятия для увеличения скорости, — пояснил Томас, чтобы чистокровные маги поняли аналогию.

— Извините, это маггловское слово, — пробормотал я. — У того, что я прикончил, жало на спине было согнутым как у скорпиона. Я не знаю, был ли он ядовитым, но большинство моих заклинаний отскакивали от его хитина.

— Как ты убил его? — спросил Долиш.

— Confringo в подбрюшье.

Он поморщился.

— Т.е., это в основном мантикора с броней огненного краба. Прекрасно, — саркастически протянул Долиш. — Как минимум, нам понадобится отряд авроров, которые специализируются на бронированных животных и несколько укротителей драконов. Может быть, и защитные костюмы от ядов.

— Вы собираетесь уничтожить их, — сказал я. Простая констатация факта. Насколько Хагрид любил своих „милашек”, настолько же я был согласен с Долишем. Огненные мантикрабы были просто слишком опасными, чтобы позволить им жить.

— Если кто-нибудь не предоставит мне чертовски хорошую причину не делать этого, то — да.

— Нам нужен один живой экземпляр на случай, если яд испортится при неожиданных обстоятельствах, — сказал целитель.

Долиш поморщился, но Фадж кивнул целителю.

— Я посмотрю, что мы можем сделать.

— Вернемся к этому вопросу позже, — сказал целитель. — Ты уведомил школьную медиведьму, мадам Помфри, о симптомах?

— Да, но она сказала, что это побочный эффект от принятого мной зелья.

— Хорошо.

Он вручил кипу пергаментов Фаджу.

— Хотя усталость может и быть неким побочным эффектом зелья, но в твоём случае, он может означать, что ты нуждаешься не в одной лишь дозе противоядия. В зависимости от размера паука и количества яда попавшего в организм, может потребоваться до шести доз. Ты помнишь его размер?

— Немного больше, чем эта кровать, — прошептал я.

Глаза целителя расширились. Дрожащей рукой, он вызвал лист пергамента и перо. Сделав необходимые пометки, он повернулся к Томасу.

— Я уже дал ему вторую дозу. Мы дадим следующую через сорок восемь часов, но, скорее всего, потребуются все шесть доз, возможно, даже семь. Учитывая его состояние, мне не очень удобно проводить амбулаторное лечение. Каждый раз ему понадобится осмотр.

— Что? Но у меня даже шрама нет. — Моя магия стала потрескивать вокруг меня, от чего зажглись выгравированные на стенах и потолке руны.

— Успокойся. — Голос Томаса пробился сквозь мое раздражение, как горячий нож сквозь масло. Увидев, что его рука осторожно потянулась за палочкой, я отшатнулся. — Гарри, материнская защита на тебе включает также и защиту от себя самого. Сейчас тебе нужно контролировать свою магию и успокоиться, чтобы мы могли закончить твое лечение. Кроме того, мне не зачем вредить тебе: я просто воспользуюсь магией семьи и прикажу тебе поступать так, как считаю нужным, чтобы предотвратить магический выброс. Понимаешь?

Мое лицо вспыхнуло.

— Да, сэр, — прошептал я, закрыв глаза, и сосредоточился на собственной магии. Прошло несколько минут, прежде чем я полностью успокоился.

— Я сожалею.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказал Томас целителю.

Кто-то постучал в дверь. Все тут же напряглись. Долиш занял позицию рядом со мной, подняв палочку. Краем глаза, я увидел, что Томас тоже навел палочку на дверь.

— Войдите, — сказал целитель после того, как получил кивок от Долиша.

Мужчина средних лет, одетый в зеленую целительскую мантию, вошел в комнату со свитком под мышкой и бутылочками зелий, гремящими в карманах. Заметив Томаса, он бросил на него внимательный взгляд, склонил голову в знак приветствия, и коротко поздоровался с остальными. Затем он повернулся ко мне и улыбнулся.

— А вот и мой новый пациент, — бодро сказал он! — Рад познакомиться с вами, мистер Поттер. Я — Александр Гринграсс, но вы зовите меня Алекс. Так делают все мои пациенты, — сказал он, когда я начал протестовать.

Томас взмахнул палочкой, и вокруг моей кровати появился серебристый купол. Я вопросительно взглянул на него, но тот жестом показал мне подождать.

— Алекс, что Маркус Эйвери сделал, когда поймал тебя в кладовке с его сестрой?

— Когда?

— На пятом курсе.

Уши Алекса покраснели.

— Наслал на меня проклятие недержания, — сказал он чопорно. Я засмеялся. — Только вы могли спросить об этом в присутствии пациента.

— Я должен был убедиться, что ты не самозванец.

— А вы не могли придумать вопрос получше? — Томас пожал плечами, но его губы изогнулись в подобии улыбки. — У меня достаточно проблем из-за пациентов. Я не хочу, чтобы вы подавали им непутевые идеи.

— Это была не моя идея.

— С тех пор много воды утекло, — проворчал Алекс, когда Томас снял купол. Вскинув палочку надо мной, Алекс начал кастовать серию чар.

— Дышите глубоко. — Палочка прошлась по области моей груди.

— Выдох. — Он слегка взмахнул ей направо. Его глаза сузились.

— Еще один вдох. Задержите дыхание. — Еще взмах.

— Выдох. — Быстрый рассекающий взмах.

— Вы накладываете чары диагностики? — спросил я, когда узнал характерные движения палочкой, которые видел раньше в исполнении мадам Помфри.

— Выросли у магглов, не так ли? — спросил целитель? Я утвердительно кивнул, и он сказал:

— Fabula Sanitatis предоставляет информацию, аналогичную той, что магглы получают через различную радиологическую аппаратуру.

— Он действует как рентген?

— ЭКГ, УЗИ, МРТ (магнитно-резонансная томография) (Это вроде рентгена только 3D кто не знает). Это стандартные тесты, объединенные в едином ритуале, который проводят над волшебниками один раз в месяц после тяжелых травм или болезней, но он не всегда дают нам полную и исчерпывающую информацию о состоянии пациента.

— Неужели?

— Гален создал его в 164 г. н.э. В своих трудах он рассуждал об изменении первоначального ритуала в зависимости от симптомов болезни пациента. К сожалению, не осталось никаких записей о том, как он изменил ритуал.

— А вы не станете экспериментировать с ритуальной магией, если можете этого избежать.

— Именно так. Я думал, ритуалы не изучаются в Хогвартсе.

— Я учился у Моуди.

— Оо, — сказал он, как будто это все объясняло.

Возможно, так и было. Барти ведь ушёл сразу после того, как показал всем младшекурсникам непростительные проклятия. Конечно, это может быть и потому, что Дамблдор сомневался, что сможет найти другого учителя, который захочет и сможет выполнять его обязанности.

— Что за заклинания вы использовали?

— Интересуетесь целительством? — Спросил он и улыбнулся, когда я кивнул в ответ. — Напомните мне в следующий раз, когда у меня будет свободное время, и я расскажу вам все, что смогу, ладно? А сейчас пора ставить диагноз.

Я улыбнулся впервые за все время, что пробыл здесь.

— Я согласен. Спасибо.

— Обращайтесь.

Он призвал табурет и со свистом провел палочкой над моей головой. Голографическое изображение моего сердца появилось в ногах кровати.

— Это, — сказал он, используя палочку как указатель, — мягкий миокардит, возможно, вызванный аллергической реакцией на яд акромантула. На данном этапе он легко поддается лечению зельями.

Затем целитель достал из кармана пузырек и, постучав по зеленой точке на крышке, велел мне выпить. Через несколько секунд я почувствовал себя удивительно спокойным и расслабленным.

— Просто немного успокаивающего зелья, прежде чем мы приступим к обсуждению более серьезных вещей, — сказал он мне, — слишком спокойно, чтобы я не почувствовал его тревогу.

Я пожал плечами.

— Гарри, вы когда-нибудь раньше падали в обморок?

— Только при приближении дементоров.

— Вы удивитесь, но это не нормальная реакция, — сказал он и выжидающе посмотрел на меня.

— Дамблдор уверял, что это из-за того, что у меня слишком много плохих воспоминаний.

В тот самый момент, когда я произнес фразу „Дамблдор уверял...”, я почувствовал себя идиотом. Дамблдор, скорее всего, лгал.

— Гарри, я знаю, что обоих родителей вашего школьного товарища запытали до безумия на его же собственных глазах. Я также знаю, что есть девушка на год младше вас, чья мать погибла при тех же обстоятельствах, несколько лет назад. Как вы считаете, это ужасные воспоминания?

— Да.

— Кто-нибудь, кроме вас падал в обморок?

— Нет, насколько мне известно.

— Дементоры вызывают психосоматическую реакцию, то есть, они влияют не только на ваш разум. Существует определенный тип людей, которые физически не могут долго находиться рядом с дементорами. Для них длительное нахождение рядом с этими существами, даже на том расстоянии, что и вы в предыдущем году в Хогвартсе, может быть фатальным.

— Но в четвертый раз со мной всё было нормально.

— Значит, в остальных трех случаях вы вырубались. Это не естественная реакция. Другие факторы также могут сыграть определенную роль. Я ведь не ошибусь, если предположу, что в четвертый раз дементоры парили не дальше десяти метров от вас?

— Да, сэр, — пробормотал я.

— Мы установили связь миокардита с укусом акромантула и легко можем вылечить оба с помощью зелий, однако я больше озабочен дилатационной кардиомиопатией. Дело в том, что ваша сердечная мышца слишком слаба, — пояснил он, когда я непонимающе взглянул на него.

— Причина? — спросил Томас.

— Инфекция, врожденные дефекты, блокада сердца. Многое может послужить его причиной, но плотность костной ткани Гарри указывает на длительный период плохого питания. Затем следует период хорошего питания в Хогвартсе, а потом снова недоедание.

— Вы можете с уверенностью сказать, что проблемы с его сердцем были вызваны именно плохим питанием? — спросил Фадж с заблестевшими от предвкушения „добычи“ глазами.

— Мы наблюдали иногда похожие проблемы с сердцем у больных анорексией. Тем не менее, я не могу сказать однозначно, что состояние его сердца вызвано той же причиной. Я могу лишь засвидетельствовать, что чередование недоедания и регулярного питания имитирует режим питания у выздоравливающих анорексиков. Я также могу припомнить несколько похожих случаев: у пациентов наблюдались аналогичные симптомы, когда они после регулярного питания в Хогвартсе возвращались в привычную среду. В пользу версии о недоедании говорит и то, что Гарри тоже страдает от легкой задержки роста.

— Вы хотите сказать, что я навсегда останусь низкорослым.

— Учитывая плотность костной ткани в позвоночнике и черепной коробке, вы выше ростом, чем я ожидал. Тем не менее, ритуал показал, что ваши кости содержат больше магии, чем любая другая часть вашего тела, что свидетельствует о необычной концентрации стихийной магии в них. Скажи, Гарри, чего вам хотелось больше всего на свете, когда вы были маленьким?

Когда я не ответил, он улыбнулся ласково и взмахнул палочкой, показав изображение моего скелета.

— Бьюсь об заклад, вы хотели вырасти. Вы хотели быть высоким и сильным, не так ли?

— Может быть.

— Вот и курьёз стихийной магии. Она всегда старается выполнить потаенные желания мага, но это не всегда достигается обычным способом. Вы хотели вырасти, но поскольку ваш организм не получал необходимые питательные вещества, ваша магия растягивала то малое, что она имела в наличии. Пока что ваш позвоночник и череп в норме, но остальные кости напоминают горбатую старушку. Однако в отличие от нее, ваш организм не усваивал нормальную суточную порцию пищи, необходимую для роста костей, поэтому он выращивал их за счет вашей магии. У вас просто с самого начала не было необходимых веществ, чтобы они росли нормально.

— Выходит, играя в квиддич, я рисковал сломать себе все кости?

— Точно, — сказал он с легкой улыбкой. — Что касается вашего роста, не волнуйтесь. Как только мы излечим ваши кости, несколько зелий во время следующего всплеска роста вернут ваш организм в норму.

— Лечение? — спросил Томас.

— В настоящее время, я рекомендую принимать стандартные зелья для укрепления сердечной мышцы. Шестьдесят процентов пациентов полностью выздоравливают в течение шести месяцев.

— А другие сорок?

— Проводят несколько недель в больнице Святого Мунго, прежде чем поправиться. В конце концов, девяносто пять процентов пациентов полностью выздоравливают. Остальные пять процентов продолжают принимать те же зелья и, как правило, имеют лишь незначительные проблемы. Учитывая все обстоятельства, мы выявили это заболевание довольно рано. При надлежащем уходе, я сомневаюсь, что у него будут проблемы в будущем.

— А его кости?

Алекс глубоко вздохнул и встал. Он прошелся по комнате и остановился как можно дальше от Томаса. Может быть, он думал, что расстояние поможет ему лучше увернуться от возможного проклятия.

— Придется убрать их.

Я в ужасе уставился на него. Убрать мои кости! Да я лучше снова переживу укус василиска, чем добровольно пройду через это.

— Я знаю, что это звучит отвратительно, — сказал он. — Альтернативой является небольшая ежедневная доза костероста, которая растянется на два года. У него будет следующий рывок роста примерно в середине августа. Мы можем задержать его здесь до шести месяцев, чтобы дать костеросту полностью усвоиться организмом. Но даже если он поможет, магия будет задерживаться в его костях еще много лет. Существует некоторая вероятность, что его кости перестанут накапливать в себе магию и нормально развиваться, но я бы не стал рисковать. Лучшим решением будет удалить кости вместе с остатками магии и вырастить новые.

— Как срочно мы должны принять решение? — спросил Томас.

— Если вы решили убрать их, мы должны начать прежде, чем у него будет всплеск роста.

— Где-то через месяц...

— Убрать кости не так опасно, как вы могли подумать. Однако когда мы будем заново выращивать ему ребра и таз, он должен быть госпитализирован. Остальные кости можно вырастить и в домашних условиях. При том условии, разумеется, что рядом постоянно будет находиться целитель или колдомедик.

— Ну, так что, будете добровольцем?

— Позвольте мне сначала свериться со своим ежедневником.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* Основываясь на мастерстве ее лечения, Помфри можно назвать целителем, волшебным эквивалентом доктора. Однако большинство изданий в США неоднократно называло ее школьной медсестрой. Это приводит меня к выводу, что, несмотря на ее очевидное мастерство и все, что позднее было написано о ней на фан-сайтах или Pottermore, она медсестра, а не врач. Незначительная разница...

Целебные зелья, которые предписал мне Алекс, оказались невероятно сильными. Я спал, читал, ел и снова спал. Он сказал, что по предписанию, я должен спать от двенадцати до шестнадцати часов в день. В первый день я проспал восемнадцать часов. Меня разбудил Томас, только что вышедший из душа. Он приветливо улыбнулся, трансфигурировал запасную кровать под окном в кресло и присел у моей кровати.

Щелчком пальцев вызвал самого необычного домового эльфа, которого я когда-либо видел. Она появилась с подносом на руках, накрытым завтраком, и парящей стопкой книг и документов подле нее. Одетая в белую тогу, безупречно расправленную, с серебряными пряжками на плечах, она стояла прямо, гордо расправив плечи. Эльфийка вежливо склонила голову перед Томасом, совсем не раболепно, как поступали остальные эльфы. Потом, когда я уже решил что ей нечем больше меня удивить, она заговорила на чистейшем, литературном английском.

— Чем я могу быть полезна, хозяин Томас? — спросила она.

Я вытаращил глаза. Она действительно говорила на правильном, литературном английском, а не на разговорном. Не употребляла жаргонов и не говорила о себе в третьем лице. Да уж, не думал, что домашние эльфы способны на такое. И она принадлежала Томасу. Странно! Добби говорил, что во время первого пришествия Волдеморта с домовыми эльфами обращались хуже, чем с паразитами, но домовая Волдеморта произвела на меня лучшее впечатление, чем эльфы Хогвартса.

— Лолли, это Гарри Поттер, мой новый воспитанник. Гарри, это Лолли, — сказал Томас. — Она согласилась присматривать за тобой, когда мне придется отлучиться.

Согласилась? Неужели она свободный эльф? Я посмотрел на ее одежду. Нет. На пряжках ее тоги был выгравирован личный герб Томаса и, вообще, ее наряд больше походил на униформу, чем на повседневную одежду.

— С удовольствием, — сказала она, кивнув мне в знак приветствия. Затем она повернулась к Томасу и щелкнула пальцами.

Тот час же у нее в руках появилась таблица.

— Люциус Малфой просил о встрече в следующий вторник, — сказала она, протягивая ему кипу бумаг. — Ваш редактор попросил назначить дату для внесения необходимых изменений.

Она уронила стопку журналов на стол.

— Ваш адвокат вызывал вас четыре раза по поводу вашей заявки на смену места проживания вашего подопечного и по поводу возможных будущих шагов. Вы должны прочитать заявление и сообщить ему о вашем решении до 10 часов завтрашнего утра. Ральмут из Гринготтса интересовался на счет Траста Лили Эванс-Поттер и медицинских данных мистера Поттера, а также расходов на его проживание. Я взяла на себя смелость отправить ему необходимые документы.

Следующая пачка спланировала на стол.

— Руфус Скримджер хотел узнать, знали ли вы о потере завещания. Мисс Барлоу из MCPS* спрашивала по поводу возобновления их расследования.

Появился еще один пакет.

— Департамент Магического образования отправил информацию, которую вы просили. Остальная переписка не срочная, но по-прежнему требует вашего личного внимания. Я покормила Нагайну олениной сегодня утром. Не позволяйте ей выпросить у вас чего-нибудь ещё, по крайней мере, на этой неделе.

Она поставила поднос на стол.

— Пожалуйста, не забудьте поесть хотя бы на этот раз.

Он одарил ее кривой улыбкой.

— Что-нибудь еще?

Она щелкнула пальцами, и стопка пергамента высотой в три дюйма приземлилась на его крутящееся рабочее кресло.

— Я тщательно проверила все отчеты. Резюме находятся на верхней стопке вместе с дополнительной информацией, которую вы просили. "Наука магии" и другие книги, о которых вы говорили, готовы к отправке к завтрашнему дню.

Я передумал. Не-эльфийское поведение Лолли было еще не самым шокирующим, а вот то, сколько всего она держала в памяти, было по-настоящему шокирующим.

— Прикажете принести их сюда или оставить дома?

— Принеси книгу "Наука магии" и записи по Трансфигурации сюда. Распакуй все остальное и расставь на полке для непрочитанных книг в моем кабинете.

— Да, хозяин. Что-нибудь еще?

— Нет, — сказал он, вскрывая первое письмо. — Подожди. Найди Алекса и спроси у него, понадобятся ли Гарри какие-нибудь особые рекомендации. Если Алекс почувствует себя не комфортно на верхнем этаже, переоборудуй мой кабинет во временную спальню и перенеси мой рабочий кабинет в библиотеку. Или же, обставь его комнату обычной мебелью. Пусть она будет простой и спроси его наставника, — Томас помедлил, — о расширенном учебном плане. Напомни ему о запрете на дуэли.

Она присела в реверансе и исчезла. Одной рукой он развернул письмо, а другой взял кружку чая. Откинувшись на спинку стула, он вдохнул пар, поднимающийся от ароматной чашки чая. Уголки его губ изогнулись.

— Голоден? — спросил он меня.

— Не совсем, — пробормотал я.

Взрослые заботились о питании нормальных детей, но ко мне понятие «нормальный» никогда не относилось. За всю свою жизнь, я помню только двух взрослых, которые кормили меня просто потому, что я был голоден: миссис Уизли и Барти. Как-то раз МакГонагалл предложила мне чай и печенье, из вежливости, когда она сама пригласила меня в свой кабинет; еще она послала за бутербродами для меня и Рона, когда мы с ним опоздали на поезд. Миссис Уизли содрала бы с нее кожу, если бы она забыла покормить одного из ее детей.

Мой желудок предательски заурчал и я покраснел.

Томас отставил свою чашку в сторону. Взмахом палочки он наколдовал на кровати поднос с тарелкой, яичницей и тостами с маслом, а затем налил стакан молока.

— Мунго может обеспечить пациента зельями в любую минуту, но не едой, — сказал он и вернулся к своему чаю.

— Спасибо, — пробормотал я.

Я подождал, пока он отвлечется на свое письмо, разделил тост пополам и спрятал половину под подушкой. Затем медленно съел яичницу и выпил молоко. Покончив с завтраком, я открыл свой чемодан и вытащил оттуда график занятий, который набросал за день до отъезда из Хогвартса. В дополнение к обычным летним эссе, которые я закончил еще в Хогвартсе, Барти велел мне изучать по несколько часов в день предметы, не преподаваемые в школе, и сверх того тридцать минут чистописания в день, а также долгосрочный проект по разработке собственной системы защиты для моего сундука.

Я должен был разработать свою систему защиты в течение лета, а затем применить её после начала занятий в школе. Рассматривая схематическое изображение сундука с разных ракурсов, я размышлял, как потенциальный вор может открыть его. Взломать замок отмычкой или открыть алохоморой, взорвать замок заклинанием или расплавить контакты на петлях чемодана были очевидными решениями. Сверление отверстий требует слишком много времени, да и попросту муторно, но все же возможно. А что, если растворить клей?

Я нахмурился. Какой тип клея использовать и как его можно растворить? Хороший вопрос. Придется достать книгу по реставрации мебели или посетить соответствующий магазин в Косом переулке. Взрывное проклятие? Возможно, но взрыв большой силы может повредить и содержимое сундука. Тем не менее, после того, как обычные методы не помогли, очень расстроенный человек может прибегнуть к более грубым методам.

Кто-то склонился надо мной.

— Сядь, — сказал Томас.

Я посмотрел на него исподлобья. Если я сяду, он может обнаружить кусок тоста и отнять его.

— Почему?

— Я не собираюсь отнимать твой завтрак, — сказал он таким тоном, будто разговаривает с пятилетним мальцом, а не почти пятнадцатилетним подростком, — я просто наложу на него чары сохранения.

— Почему?

— Потому что тебе не нужно еще одно пищевое отравление вдобавок к яду акромантула и мантикраба.

Я покачал головой.

— Я имел в виду, почему тебя это волнует. Почему ты остался? Почему бы тебе просто не пойти домой?

— Чтобы ты проснулся у Дамблдора?

— Нет, я буду в порядке здесь. Там в коридоре персонал и ...

Томас закатил глаза.

— Гарри, мы оба знаем, что ты связался со мной вовсе не из-за завещания. Ты вынужден был искать защиты у меня, потому что существует очень мало волшебников, которые не только ненавидят Дамблдора, но и способны тягаться с ним. Ты связался со мной, потому что тебе нужна была поддержка взрослого волшебника. Завещание было лишь поводом, чтобы облегчить твою совесть. Что же касается того, почему я забочусь о тебе, выбери причину сам. Политика. Реклама. Возможность досадить Дамблдору. Или, быть может потому, что мы семья, а члены семьи должны заботиться друг о друге. Выбирай любую из этих причин, и ты не ошибешься.

Я бросил на него скептический взгляд.

— Верь, во что хочешь, — сказал он, пожимая плечами. — Ты собираешься есть или нет?

Он сунул руку под полы мантии и вынул оттуда коричневую кожаную сумочку размером с мою руку. Потом раскрыл верхнее отделение, отогнул краешек шва и наклонил его, чтобы я мог видеть то, что внутри. Я сглотнул комок в горле. Яблоки, хлеб, сыр, лосось и даже несколько плиток шоколада.

— Мой декан дал мне все это на Рождество, на первом курсе. Я храню их до сих пор. — Он сунул все обратно под мантию. — Нет ничего зазорного в том, чтобы запастись едой на черный день, особенно, если ты не знаешь, когда сможешь достать еду в следующий раз, Гарри.

— А ты?

— В свою первую ночь в Хогвартсе я покинул общий зал с карманами, наполовину забитыми едой. Разумом я понимал, что всех учеников будут кормить одинаково, но часть меня все еще боялась, что они будут кормить только богатых детей. Я спрятал остатки еды в своем сундуке, под матрасом, у прикроватной тумбочки. Я даже вырезал старую книгу и сделал нишу за пологом кровати, чтобы у меня было несколько запасных заначек.

Я мысленно перечислил все свои укрытия. Под паркетной доской, что под моим чемоданом; в полиэтиленовом пакете, скрытом внутри старой обуви, в моем сейфе; в приклеенном скотчем пакете, под ящиком моей тумбочки; в выдолбленной полости за свободно отходящей плиткой в ванной для мальчиков.

— Еда никогда не портилась, — сказал он. — Позже я узнал, что домовые эльфы нашли все мои заначки и защитили их чарами сохранения.

Ну, это объясняет мой двухлетний кусок шоколадного торта, сохранившийся после Рождественского пира. Он понимающе взглянул на меня.

— Либо кто-то из моих соседей по комнате, либо эльф донес на меня декану. В ночь на Рождество он отвел меня в сторону и дал эту сумку с чарами сохранения, — магическую версию коробки для хранения ланча, и предупредил, что привлекать грызунов разбросанными по нычкам объедками — не подобающее поведение для ученика магической школы. Мне потребовалось два года, чтобы научиться полностью доверять ему, но он никогда не заговорил об этом снова.

Пятьдесят лет спустя, Томас всё ещё носил свою сумку, но он выбросил три куска тоста, которые я спрятал бы где-нибудь.

— Сколько она может вместить в себя? — спросил я, гадая про себя, смогу ли я позволить себе такую же с теми деньгами, которые у меня остались, или придется ждать до своего дня рождения.

— От одного до шести блюд. А сколько тебе надо?

— Шесть. — В крайнем случае, я могу растянуть шесть блюд на последние три недели.

— Хорошо. Я скажу Лолли, чтобы она выбрала одну. Есть ли у тебя какие-нибудь предпочтения?

Барти бы никогда не стал спрашивать. Он уже начал бы заполнять её фруктами, овощами, мюслями, йогуртами, сыром и орехами.

— Пирог с патокой, — сказал я нервно. Конечно, он скажет «нет», — подумал я.

— Хорошо. Если тебе захочется чего-нибудь, кроме пирога с патокой, попроси Лолли. Но учти, — он поднял указательный палец, — если ты не выберешь настоящую еду в дополнение к десерту, Лолли подберет её за тебя. Она особенно любит брокколи и сырую свеклу.

— Никто не отберет мои сладости?

— Никто, — подтвердил он.

Я колебался. Может быть, я не должен спрашивать. С другой стороны, я хотел бы иметь предсказуемого опекуна.

— Почему вы ... — язык подводил меня.

— Потому что у нас одни и те же демоны.

В ту ночь слова Томаса преследовали меня в моих снах. Общие демоны. Еще одна общая черта, которую мы имели. Еще одна черта, которую я не желал разделять с ним. Когда я принял его опекунство, планировал ненавидеть его хотя бы втихаря. Я хотел бы, да не получалось. По идее ведь я должен был презирать его, как и Дамблдора. Но я не делал этого. Может, потому что Томас сделал для меня кое-что, чего не сделал никто. Он сделал мои потребности приоритетными.

Он отменил запланированные встречи, убедил Скримджера взять у него интервью под заглушающими чарами в больнице, в моей больничной палате. Потом завербовал Риту, чтобы управлять прессой, а также дал ей четкие инструкции держать стервятников подальше от меня, насколько это возможно, конечно. Он лично проверял мою почту на портключи и сжег все шесть громовещателей, которые кто-то, — вероятно миссис Уизли, — послал мне. Когда он спал или был занят, Лолли была рядом, готовая исполнить мои пожелания. Она провела большую часть своего времени, сортируя документы Томаса. Я спокойно расспросил её о Хедвиг и Дифи, которых Томас выпустил через несколько часов после того, как мы перебрались сюда. К счастью, Барти вспомнил мой пароль.

Медленно, но верно, я начал верить, что он с самого начала планировал полностью выполнить наш договор. Он был семьей, которую я желал, и он был не так ужасен, как я сначала боялся. Затем он продлил моё пребывание в больнице ещё на три дня, и вот тогда-то я и получил первое письмо от Гермионы.

Когда утром во вторник сразу после завтрака Томас бросил мне на колени два нераспечатанных письма, я был изрядно удивлен. После воскресной статьи Риты Томас приказал Лолли перенаправлять и экранировать всю мою почту. Любой, с кем я лично не знаком, получал письмо с благодарностями за беспокойство. Вопилеры (всегда находятся доброжелатели, которые сердятся на меня за то, что я смешиваю с грязью доброе имя директора Дамблдора) возвращались отправителю.

Потенциально опасные письма отправлялись в Аврорат, если я лично не знал отправителя, разумеется. Затем Лолли посылала письмо от моего имени с объяснениями правовых последствий таких действий в будущем. Я подозревал, что она также добавляла их имена в список возможных новых членов ордена, но у меня не было доказательств. Честно говоря, я не уверен, что хотел бы знать об этом.

Я взял первое письмо. Мой палец прошелся по перфорированной кромке. Маггловская бумага. Интересно. Гермиона начала использовать маггловские канцелярские товары вскоре после Рождества, но она до сих пор пользовалась пергаментом для письма. Это выглядит более профессионально, — заявляла она. Озадаченный этим фактом, я проверил сургучную печать и обнаружил каплю белого воска вместо привычной красной печати с тиснением ее инициалов. Еще более странно.

Страх кольнул мое сердце. Гермиона обожала свой набор канцелярских изделий. Она держала его в отличном состоянии и всегда под рукой. Подруга почти никогда никому не писала в течение учебного года, но все знали, насколько параноидной она может быть по поводу конфиденциальности своих писем. Она никогда не отправила бы письмо на разлинованной бумаге, не будь на то необходимости.

Дрожащими пальцами я разорвал печать самодельного конверта и открыл его, доставая пять листов маггловской бумаги. Я развернул их и принялся читать.

Дорогой Гарри,

Вчера я получила самое волнующее письмо от твоего нового опекуна, который утверждал, что я послала тебе несанкционированный сенсорно-активируемый портключ. Я более чем уверена, что не отправляла тебе портключ. Когда я выясню, кто из тех идиотов, с которыми я в настоящее время живу под одной крышей, сделал из моего последнего письма портключ без моего согласия, я просто нашлю на него проклятие из арсенала профессора Моуди. Я сузила список до мистера Уизли, профессора Люпина, и этого рассеянного идиота по имени Дедалус Диггл. Конечно, я не должна говорить тебе все это. Я также не должна писать, что мои родители решили, что я должна провести все свое лето с Орденом Феникса. Может быть, если бы человек, который приказал мне поступать именно так, не пытался в последнее время убить моего лучшего друга, я была бы более склонна согласиться выполнить просьбу, на которую он не имел законного права. К сожалению для него, чем больше времени я провожу в круге этих людей, тем более нормальным и логичным кажешься мне ты. Печально, не так ли? Так что боюсь, что мое ненасытное любопытство уже одержало верх надо мной. Не то, чтобы я была всегда склонна подавлять его. Какой бы подругой я была, если бы оставила своего лучшего друга в потенциальной опасности и не помогла ему бороться с заговорщиками?

Ну вот, опять меня потянуло на философию. Я просто не могу поверить, что кто-то оказался настолько жесток, чтобы отправить несанкционированный портключ тому, кто находится в больнице с проблемами с сердцем. Иногда я задаюсь вопросом, а не пытаются ли все они попросту убить тебя. Я уверена, что большинство из них — нет. Каждый, кто останавливался в этом доме летом, очень волновался за тебя. Даже Рональд. Но он тратит больше времени, жалуясь на уборку и на то, что твое имя снова появилось в газетах, но думаю, что в глубине души (как и в глубине своего практически не существующего разума, который он вряд ли использует) он волнуется.

Пожалуйста, не злитесь на меня за это. Я не задавала никому никаких вопросов о том, что я не должна знать. Но на днях я столкнулась с профессором Дамблдором в прихожей. Виктора осматривал личный целитель после каждого задания, и я знаю точно, что они перевели Седрика к частному целителю после третьей задания, потому что я видела, как его родители ушли вместе с ним. Мне очень жаль. Я просто предположила, что тебя осматривали в то же время, и что мадам Помфри продолжила твое лечение. Я, конечно, кричала на директора, и могла назвать его невменяемым старым злодеем. Я совсем не это хотела сказать. О, боже, кого я обманываю?! Конечно, я именно это имела в виду. Я просто не хотела говорить ему это в лицо. И я все еще не могу поверить, что сделала это.

Вместо оправдания эта скотина сказала, что ты взбунтовался против него, поэтому он велел профессору Снейпу не лечить тебя после укуса акромантула, чтобы ты подольше страдал от яда и подумал над своим поведением! Он даже имел наглость сказать, что это не опасно. Профессор Снейп вылетел из комнаты и с тех пор не возвращался.

Потом я услышала, как те самые три идиота, о которых я упоминала ранее, обсуждают «план по спасению Гарри Поттера» сразу, как тебя выпустят из больницы в четверг, во второй половине дня. По-видимому, один из авроров назначенный в твою охрану в это же время, либо симпатизирует, либо является членом Ордена. К сожалению, я не встречалась с ним лично, а они не упоминали его имя при мне. Они сомневаются, что твой опекун позволит ему подобраться достаточно близко, чтобы коснуться тебя портключом, но он вызвался послужить отвлекающим маневром. Как только вы дойдете до вестибюля, он пошлет сигнал, который отвлечет внимание твоего опекуна и других охранников. А потом либо кто-то аппарирует вместе с тобой, схватив тебя за руку, либо аппарируют тебя, заставив коснуться портключа. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что они упоминали, что Св. Мунго регистрирует в журнале исходящую аппарацию. Я не знаю, одобрил ли профессор Дамблдор этот план или нет. Они вероятно думают, что твоё похищение понравится ему. Я не знаю. Несмотря на это, я знаю, что ты не хочешь быть под опекой Дамблдора (после всего, что я узнала о нем, не виню тебя!), и верю, что ты получишь только минимум медицинской помощи за пределами больницы, а это совсем не то, что тебе нужно. Пожалуйста, передай это сообщение своему опекуну и оставайся в безопасности.

Во всяком случае, я узнала кое-что интересное. Знаешь ли ты, что твоя мама была единственной магглорожденной волшебницей Ордена Феникса? Удивительно, правда? Я всегда думала... Ай, да не бери в голову! Я чувствую себя довольно глупо сейчас. Я не привыкла принимать все за правду, не задавая вопросов. Я не могу сосчитать, сколько раз моя няня или родители, игнорируя официальную версию учебников по истории, рассказывали такие подробности, что обычно умалчиваются от обывателей. Например, Ост-Индская компания продавала зараженные оспой одеяла аборигенам промышленно-отсталых стран. Почему я считала, что волшебный мир отличается в этом плане от маггловского, понятия не имею. Отчего-то я не обращала внимания на то, что во всех книгах о последней войне пишется, что "погибло много ведьм и колдунов, и в основном магглорожденных", без предоставления каких-либо реальных цифр. А сколько — много? Десять? Сотни? Десять тысяч? Миллион? Как мы узнаем, что эти магглорожденные просто не эмигрировали за границу? Сейчас я вычитываю списки выпускников Хогвартса и некрологи из Ежедневно Пророка, что, вероятно, является тщетной попыткой собрать воедино крупицы настоящей информации.

Несмотря на проблемы волшебников со статистикой, я ожидала от организации, чьим предназначением является защита магглов и магглорожденных, больше магглорожденных в своем составе. Я не могу сказать точно, относится ли это к ордену Феникса, но те волшебники, которых я встречала в ордене, выросли в семьях волшебников и не знают, чем отличается дробовик от атомной бомбы. Они такие, такие ... тьфу! Мне очень жаль. Я знаю, у тебя есть более важные дела, чем выслушивать мою пустую болтовню. Просто это так досадно.

Надеюсь, ты слушаешься целителей и идешь на поправку. Зачеркни это. Я надеюсь, что целители знают несколько хороших чар связывания и на то, что твой новый опекун конфисковал у тебя палочку, запер твою метлу подальше и заколотил окна. (Не стану утверждать, что меня совсем не беспокоит личность твоего нового опекуна. Однако сейчас медицинские записи, которые кто-то стащил и оставил на кухонном столе, беспокоят меня гораздо больше, чем твой двоюродный брат, о котором ты забыл упомянуть. Но не думай, что я забыла о нем. Я все еще не могу поверить, что ты нашёл родственника-волшебника и не сказал мне!)

Кстати о чарах приклеивания, пожалуйста, скажи мне, профессор Моуди рассказывал тебе, как удалять действительно темные заклинания приклеивания. Попытайся вспомнить, ладно? Клянусь, портрет матери Бродяги — это самая ужасная вещь в его доме. Неудивительно, что он сбежал. Лично я считаю это маленьким чудом, что он еще не сжег дом. Если фениксовцы не сделают ничего с этим чертовым портретом, я сама его сожгу и скажу, что так и было.

Позаботься о себе и, пожалуйста, не забудь писать мне хоть иногда. Я хотела навестить тебя в больнице, но миссис Уизли заявила, что это дозволяется только членам твоей семьи. Оставайся на связи.

Люблю,

Гермиона

P.S. Они проверяют всю мою входящую и исходящую почту. Пожалуйста, отправляй ответные письма Невиллу. Не Добби! Последний раз, когда я позвала его, Кричер, домовой эльф Бродяги, закатил истерику. Я солгала, что позвала его только потому, что не знала, как работает волшебная плита. Вызывать его снова слишком рискованно. К счастью, эльфийка Невилла не раздражает Кричера, и она согласна доставлять мои письма. Не обращай внимания на письма, которые я посылаю совой, пока я не подтвердила его другим письмом. Они будут написаны под диктовку.

Ошеломленный ее откровениями, я отложил письмо в сторону. Большинство людей видят в Гермионе обычную заучку, обожающую блюсти правила. Я знаю ее лучше. Заучки, соблюдающие правила, не варят Оборотное зелье в неработающем туалете для девочек и не дерутся с другими учениками в дуэльном клубе, только для того, чтобы украсть пару волос с их одежды. Гермиона соблюдает правила только тогда, когда ей это выгодно. Тем не менее, я не ожидал, что она добровольно предложит мне стать моим личным шпионом. Какой глупый риск! Мерлин и Моргана, я надеюсь, что она не попадётся.

Я мысленно перечитал её письмо. Что же делать? Я не хотел никого предавать, но мистер Уизли был единственным новым членом Ордена. С другой стороны, Барти говорил, что во время последней войны он уже шпионил в пользу Ордена Феникса, поэтому он не может считаться новичком. Вздохнув, я предложил письмо Томасу.

— Тебе следует прочитать это, — сказал я, видя, что он колеблется читать чужое письмо.

Он отложил свои документы в сторону и принял его у меня. Пока он читал, я взялся за второе письмо.

Почерк был знакомым, но я не мог совместить его с гербом на сургучной печати. Я вскрыл письмо и улыбнулся, когда увидел подпись Невилла. Я не решался называть его другом, но доверял ему больше, чем любому другому гриффиндорцу.

Дорогой Гарри,

Мне грустно слышать, что ты не чувствуешь себя хорошо. Бабушка и я пытались навестить тебя заодно с моими родителями, когда приходили вчера, но целители не пускают к тебе посторонних посетителей. Тогда мы попытались встретиться хотя бы с твоим двоюродным братом. Он только голову высунул за дверь и говорил с нами несколько минут. Ты знал, что он учился в одно время с моей Бабушкой? Она окончила школу на год раньше. Он показался нам порядочным человеком,- совсем не таким, каким я ожидал.

Я говорил с Джинни несколько раз о том, что произошло с ней в Тайной комнате на первом курсе. Но ничего не сказал Бабушке. Не хочу, чтобы она беспокоилась или распространяла слух, который может оказаться неправдой. Просто потому, что даже если разумный артефакт утверждает, что он был создан кем-то, это не значит, что так оно и было. Я сомневаюсь, что кто-то проверял магическую подпись на дневнике прежде, чем он был уничтожен, так что нет никаких доказательств. Тем не менее, мне немного не по себе.

Бабушка планирует пригласить тебя на чай. Надеюсь, ты сможешь прийти, но если нет, то можем встретиться в Косом переулке перед началом учебного года или даже раньше, в больнице. Я навещаю своих родителей каждые несколько недель в течение лета.

Выздоравливай!

Невилл

P.S. Не беспокойся о Гермионе. Я попросил тетю Каллидору сделать мне портключ, он активируется фразой: «в наш летний домик». Я послал его Гермионе и взял с неё обещание, что она использует его только, если попадется на "потакании своему любопытству". К счастью, тетя Каллидора не задавала никаких вопросов.

Я вздохнул с облегчением. По крайней мере, она сможет сбежать, если припрет. Я знаю, что это лучше, чем попытаться отговорить её шпионить за орденцами. Я нахмурился, вспомнив первый абзац из письма Невилла.

— Томас, почему ты не сказал мне, что заходил Невилл?

— Должно быть, выскочило из головы, — сказал он рассеянно. Конечно, а я владею собственностью в Атлантиде! Я усмехнулся.

— Что-нибудь еще выскользнуло из твоей головы?

Он стиснул зубы и отложил письмо Гермионы в сторону.

— Ты хоть представляешь, сколько людей подходило ко мне, утверждая, что знают тебя или твоих родителей? Несколько сотен человек в день. Почти всех выпроводили администраторы или авроры, которые стояли за дверью, но всегда найдется кто-то шустрее и наглее, чем прочие. Некоторые «старые друзья» семьи, которых вряд ли ты вообще знаешь; одноклассники твоих родителей или члены Визенгамота, которые просто обязаны были зайти и проведать тебя. Я не собираюсь запоминать всех твоих посетителей.

Гнетущая тишина заполнила комнату. Я пристыженно отвернулся.

— Я сожалею, — прошептал я.

— В то же время, я взбешен тем, что ты сейчас необдуманно сказал, хотя на этот раз я, так и быть, прощаю тебя. В будущем, выбирай выражения. Ты как минимум должен обращаться ко мне с тем же уважением, что и к профессору «Моуди», или я за себя не ручаюсь. Тебе ясно?

— Да, сэр.

Я прикусил губу, ругая про себя свою несдержанность и надеясь, что он не придумает для меня какое-нибудь ужасное наказание. Он не выглядел взбешенным вопреки своим словам, скорее уж немного сердитым, но кто его знает. В такой же ситуации, Петуния несколько раз сама запирала меня в чулане, не дожидаясь Вернона.

Он опустил голову на руки и потер виски.

— Лолли! — позвал он. Как только она появилась, он передал ей письмо Гермионы.

— Отнеси это Амелии Боунс. Передашь лично ей. Убедись, что она одна, прежде чем показываться ей на глаза.

— Но Сири ... Бродяга! Ты не можешь разоблачить его так.....

— .... Амелия — одна из наиболее здравомыслящих чистокровных ведьм, с которыми я когда-либо сталкивался. Уверяю тебя, если бы она хотела поймать Бродягу, — он поморщился, — она послала бы ему сову, предварительно навесив на нее следилку, а потом просто аппарировала бы за ней. Вместо этого, она фактически приказала Скримджеру отозвать всех авроров, занятых его поисками кроме одного единственного, который «случайно» оказался старым приятелем твоего отца по общежитию. Не очень похоже на то, что она хочет поймать Бродягу, правда?

— Угу, — я пробормотал, когда Лолли исчезла. — Откуда ты узнал о Бродяге?

— Я знаю все клички мародеров, их историю, а также подноготную всех волшебников из твоего окружения. Хотя Грейнджер другая, — не такая, какой я ее себе представлял.

Я озадаченно моргнул. Обычно ведь он называл ее моей грязнокровной подругой. Иногда, он употреблял полит-корректное "магглорожденная", но далеко не всегда. Что же изменилось теперь?

— Не такая? — осторожно переспросил я.

— Я слышал, что она два сапога-пара с мисс «я-все-знаю» правильной девочкой.

Мои плечи задрожали в беззвучном смехе. Потом я не выдержал и хихикнул.

— Кто тебе это сказал? Снейп или Малфой?

— На самом деле оба.

Я снова засмеялся и не мог остановиться, пока грудь не защемило. С трудом хватая ртом воздух, я свернулся клубком, обхватив себя руками. Это не помогло.

Флакон ударился об стойку под кроватью и зазвенел. Мое дыхание уровнялось. Я открыл глаза и обнаружил Алекса и Томаса, которые выглядели слегка обеспокоенными, нависнув надо мной.

— Осторожнее, сынок, — сказал Алекс, когда я попытался сесть. Он постучал палочкой по фиолетовым узорам, нарисованным на внутренней стороне обода кровати, и та перестроилась в сидячее положение.

— Простите, — прошептал я, закрывая глаза.

— Ничего страшного. — Он скастовал несколько диагностических чар, нахмурился и взглянул на мой график. Сделав несколько пометок в своем блокноте, он повернулся к Томасу.

— Лекарства действуют на него, но не так хорошо, как хотелось бы. Регулировка дозировки немного поможет, но и только. Если бы он был на несколько лет старше, я бы попытался провести ритуал «Решение Эразистрата», но боюсь, что он принесет больше вреда, чем пользы в его возрасте.

— И каков твой вердикт, Алекс?

— Он нуждается в зелье, привязанном к его крови и магии. — Томас втянул в себя воздух. Алекс поднял руки в протестующем жесте. — Вы знаете, я не предложил бы это, если бы в нем не было крайней нужды. Мы с вами знаем, что есть способы уменьшить риск. Подумайте об этом.

Он протянул руку и взлохматил мне волосы. Я удивленно посмотрел на него.

— Я вернусь через несколько часов. Отдыхай, сынок.

После того как он ушел, я откинулся на подушки и позволил своему телу расслабиться. Приступы были нормальным явлением, как и говорил Алекс. Они случались из-за взаимодействия зелий с ядом акромантула. К сожалению, я задремал, когда он объяснял это, поэтому проспал приличную часть его объяснений. Помню урывками, и только отдельные фрагменты его речи.

— Я сожалею, — прошептал я.

— Никогда не проси прощения за то, что не зависело от тебя, Гарри. Лучше расскажи мне, что тебе показалось таким забавным?

— На втором курсе, два сапога-пара с мисс «я-все-знаю» правильной девочкой обманула нашего профессора по Защите, и он подписал ей пропуск в запретную секцию. На третьем курсе, та же «примерная» ученица сломала нос Драко Малфою одним ударом. Я не отрицаю, что она помешана на учебе, но если вы не знаете ее лично, примете за обычную заучку, которая любит цитировать всем правила.

— Интересно.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Я выбрал маггловскую книгу по математике, которую Барти откопал где-то незадолго до того, как покинул школу; взял карандаш с прикроватной тумбочки и откинулся на кровати, рассчитывая на долгую, индивидуальную учебную сессию. Под каждой задачей Барти добавил вопрос по Арифмантике. Вначале, я позаимствовал текст из книги по Арифмантике у Гермионы, думая, что он может содержать несколько советов, которых не было в книге Барти. Но все оказалось как-раз-таки наоборот. Когда я спросил Барти, почему ее книга оказалась легче моей, он усмехнулся и рассказал мне, как сам получил домашнее образование до Хогвартса. Хотя скорее это было немагическое начальное образование. Его обучали основам: чтению, письму, нескольким магическим законам, немного истории, основным правилам сложения и вычитания. Как и большинство чистокровных и полукровок, Барти не посещал начальную школу до Хогвартса. Он знал, как написать эссе, но не знал даже арифметику, которую большинство магглов изучают в первом классе. Его родителей учили их родители и так далее. Так как никто в его семье не изучал арифметику до нумерологии в Хогвартсе, они не посчитали нужным научить ей своих детей. Впрочем, ту же нумерологию в Хогвартсе тупо преподавали в качестве факультатива.

— Чары снятия приклеивания, — сказал Томас.

— Что?

— У Вальбурги всегда был артефакт для снятия заклинаний приклеивания. Если Грейнджер не хочет снести стену, то сомневаюсь, что она сможет оторвать портрет от нее. Тем не менее, она легко может избавиться от картины, просто уничтожив ее. А еще лучше пусть зачарует портрет Вальбурги замораживающим заклинанием, предварительно покрыв ее чарами снятия приклеивания, и оторвет ее. Магические портреты зачарованы на защиту от легких повреждений, влажности, насекомых и прочих естественных факторов, которые портят дорогие картины. Но они не защищены от вредных химических соединений просто потому, что большинство волшебников даже не знают об их существовании.

— Отлично.

Я призадумался. Еще один вопрос чуть не сорвался с моего языка. Его как будто ужалил проклятьем невидимый Барти. Я действительно не должен спрашивать об этом, но любопытство победило инстинкт самосохранения.

— Почему ты мне помогаешь?

— Месть, — сказал он, вскрывая еще одно письмо. Судя по его холодному тону, мне действительно не стоит знать об этом.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* http://en.wikipedia.org/wiki/Montgomery_County_Public_Schools

В четверг, в шестой по счету день в Мунго, Томас растолкал меня в половину шестого утра и, сунув мне в руки сверток одежды, отконвоировал в ванную комнату. Произнесенное им хриплым голосом: «у тебя пять минут» заставило меня задаться вопросом, кого на самом деле изображал Барти под личиной Моуди? Самого Аластора Моуди или Томаса, которого я раньше считал жаворонком. Кстати, когда я впервые проснулся в больнице, обнаружил его у своей койки. На самом деле, Томас не просыпался окончательно, пока не выпивал как минимум одну кружку крепкого чая.

Я повесил свою одежду на крючок и включил воду. А когда нырнул под душ, температура воды мгновенно сменилась со слишком горячей на приятно теплую. Я усмехнулся. Намного лучше, чем у магглов. Я раздумывал над причиной странной торопливости Томаса сегодня, пока намыливался и нырял обратно под душ. И вдруг меня озарило: ведь сегодня день выписки. Но Алекс сказал, что не выпишет меня до полудня. Почему же он пересмотрел свое решение? Даже если они с Томасом решили перенести время выписки, согласно письму Гермионы, прихвостни Дамблдора подкупили авроров-охранников на весь день. Ну, будем надеяться, что они все еще не прознали о маленьком «маневре» Томаса. Возможно, это даже уменьшит потенциальное число похитителей. Особенно это относится к таким кабинетным червям, как Мистер Уизли, которым проще «пойти домой пораньше», ориентируясь на старое время выписки, чем взять отгул с работы из-за форс-мажора.

Томас постучал в дверь.

— Уже выхожу! — крикнул я, перекрывая воду.

Потом вытерся и принялся одеваться, с удивлением заметив, что вместо обычной мантии и туфель, Лолли принесла мои кроссовки и маггловский спортивный костюм, который я попросил Барти оставить мне на лето. В свертке оказалась и белая майка — слишком большая и слишком чистая, чтобы быть моей. Полностью одевшись, я вышел из ванной.

Алекс стоял рядом с наколдованным креслом Томаса и что-то ему рассказывал, пока тот пил чай. Когда я появился, Алекс прервал свой монолог и повернулся ко мне.

— Ложись на кровать, Гарри. Нужно в последний раз тебя обследовать, прежде чем выписать.

— Не думал, что вы выпишите меня раньше восьми, — сказал я, пристально рассматривая серый шерстяной костюм Томаса. Идеально подогнанная и сшитая из дорогой ткани маггловская одежда — явно не то, чего я ожидал. Хотя я и раньше порой замечал штанину брюк, торчащую из-под полов мантии Томаса. В то время я решил, что он, как и я, между прочим, предпочитает носить брюки под мантией. Скорее всего, потому что мы оба выросли у магглов. Я был уверен, что его тоже смущали традиционные мантии волшебников, похожие на женские магловские платья, когда он только поступил в Хогвартс.

— Планы изменились, — сказал Томас, указывая на кровать.

Отведя взгляд в сторону, я уселся на край кровати. Палочка Алекса заплясала вокруг меня со скоростью молнии. Наконец, он кивнул Томасу.

— Я свяжусь с вами через камин, если возникнут какие-то проблемы, — сказал он.

— Конечно, — согласился Томас.

— Если понадоблюсь, пошли кого-нибудь за мной. Если я не в больнице, значит, у себя дома или у своего брата. — Алекс хлопнул рукой мне по плечу. — Гарри, это чрезвычайно важно. Если почувствуешь какую-нибудь боль в груди, ускоренное сердцебиение или слабость, то должен немедленно сообщить об этом опекуну. Это не игрушки. Понимаешь?

— Да, сэр.

— Хорошо. Принимай свои зелья каждые восемь часов. Томас, я дал вашей домовихе Лолли достаточно лекарств, чтобы хватило на четыре дня. Если вы решите самостоятельно сварить нужные зелья, дайте мне знать. И пусть кто-нибудь все время остается с парнем, пока вас не будет рядом.

— Его наставник уже вызвался добровольцем.

— Вы уже знаете диагностические чары для наблюдения за его состоянием ночью и, как поднять изголовье кровати. Ему категорически запрещено напрягаться. Гарри, это значит, никакого бега, полетов, дуэлей или спортивных соревнований. Длительные прогулки на свежем воздухе приветствуются, если кто-то будет сопровождать тебя на них. Ты не прикован к постели, но не считай, что полностью выздоровел. Ясно?

— Да, сэр.

Ничего такого, чего он не говорил прежде.

Улыбаясь, он достал из кармана своей мантии массивный фолиант.

— Вот. Это немного сложнее для твоего уровня, но я уверен, что ты справишься. Просто помни, о чем мы говорили. Сначала гораздо более важно понять, как действует заклинание, чем как правильно произнести его. Сначала попытайся вникнуть в суть, а уж потом практикуйся.

Улыбаясь, я принял книгу. Ее кожаная обложка выглядела изношенной, но оказалась мягкой на ощупь.

— Спасибо.

— Не за что, Гарри. Пришли мне сову, если у тебя возникнут какие-нибудь вопросы. — Он повернулся к Томасу. — Это просто теория. Никаких практических заклинаний. Но этого более чем достаточно, чтобы помочь ему выяснить, хочет ли он на самом деле изучать Целительство. Увидимся через две недели. — Он пожал руку Томасу, потрепал мне волосы и ушел.

* * *

Через несколько секунд шар света размером с кулак появился в центре комнаты. Он вырос до размеров миниатюрного солнца, прежде чем взорваться как фейерверк. Искры попадали мне на руки, но не обжигали. Я почувствовал сильное возмущение магического фона. Властная на вид ведьма с моноклем и человек с необычными желтыми глазами зависли в нескольких футах над полом. Разгладив свои мантии, они спокойно спустились по невидимой лестнице.

Ведьма и Томас обменялись любезностями, а желтоглазый просто кивнул. Никаких расшаркиваний, просто проникновенные взгляды и наполненные болью улыбки. В некотором смысле, они напомнили мне семью Дональдсонов — разведенную пару, которая жила раздельно по соседству с миссис Фигг. В тех редких случаях, когда они не ссорились, у них были подобные выражения лица.

— Боюсь, что время поджимает, господа, — сказала ведьма, вынимая два флакона из кармана. — Лорд Уичвуд, я надеюсь, вы подготовили одежду, которую я просила.

— Она в сумке вместе с наколдованными копиями наших палочек и очками Гарри, — ответил Томас, протягивая ей холщовый мешок.

— Отлично. По два волоса в каждый.

Она откупорила флаконы и передала их нам.

Я поднес его к носу и понюхал. Оборотное! Потом удивленно посмотрел на Томаса, который вырвал два волоса из своей головы и бросил их в зелье. Оно забурлило и зашипело перед тем, как сменить цвет на глубокий темно-зеленый. Желтоглазый человек принял флакон Томаса, вытащил комплект темно-синей одежды из мешка и исчез в ванной комнате. Чтобы трансформироваться, — догадался я. Вероятно, он аврор, но они с ведьмой выглядели старше тех авроров, которые охраняли мою палату.

Мне стало любопытно, и я выпустил на волю свое шестое чувство, которое не раз спасало мою шкуру у Дурслей. Я никогда не пробовал его вне Хогвартса. Никогда даже не упоминал об этом никому.

Сейчас, пробудив свое шестое чувство, я направил его на нее. Теплый лимонный пирог. Но сладкий. Крепкий. Я усмехнулся.

Неожиданно жалящее проклятье поразило мою руку.

Женщина смотрела на меня неодобрительно. Она не была в ярости, нет. По крайней мере, я надеялся, что она была не слишком рассержена. Мне показалось, что она просто раздражена.

— Как давно вы обладаете подобными способностями, мистер Поттер?

Мои глаза расширились от осознавания того, что она смогла почувствовать ментальные щупальца моего шестого чувства.

— Неужели Вы реально это почувствовали? — прошептал я.

— Разумеется, — она неодобрительно покачала головой. — Мистер Поттер, вы понятия не имеете, что только что сделали, не так ли?

— Я просто пытаюсь ощутить настроение окружающих людей, — пробормотал я.

— Вы и в Хогвартсе пробовали сканировать своих сокурсников, да? — Она вздохнула и продолжила. — У меня нет времени на это сейчас. — Ее ласковый тон вдруг сменился холодным и формальным. — Лорд Уичвуд, я уверена, вы отнесетесь к этому своевременно и соответствующим образом.

— Конечно, мадам Боунс.

Тон Томаса стал таким же холодно вежливым, как и у нее. Ее фамилия Боунс? Как и у главы Департамента Магического Правопорядка? Я думал, она судит волшебников, а не расследует их преступления.

— Хорошо. Оборотное, мистер Поттер, — напомнила она.

Я вырвал два волоска и бросил их в пробирку. Зелье приобрело цвет чирок. Необычно. Я ожидал увидеть зелье пугающего цвета как у Крэбба и Гойла или темно-синего как у Моуди.

— Вам двоим лучше идти. Руфус и я будем оборачиваться здесь.

Томас схватил одной рукой меня за запястье, а другой за плечо. Я напрягся.

— Дыши глубоко и сосредоточься на себе. Скажи, когда будешь готов, и я аппарирую нас.

— Но я думал, что в Св. Мунго ....

— Они сняли чары слежения со всей комнаты. На время ...

— Тогда почему они не аппарировали?

— Из соображений безопасности, — сказала она. — Ни Руфус, ни я, никогда не посещали вашу больничную палату, мистер Поттер. Мы боялись, что можем промахнуться мимо нашей цели и предупредить определенных личностей о своем присутствии.

Он сжал пальцы.

— Пошлите мне сову, если мне нужно будет выдвинуть обвинения, — сказал Томас.

— Хорошо.

Барти предупреждал меня когда-то, что Томас самый большой параноик, которого он когда-либо знал. Тогда я подумал, что он преувеличивает. Что, скорее всего, Томас просто строго относится к личной безопасности.

Но если методы перемещения Томаса еще вписывались в хоть какие-то рамки, то его меры безопасности уже не лезли ни в какие ворота.

Сначала он аппарировал нас в Гайд-парк. Затем, после того как скастовал бесчисленное количество чар анти-слежения на меня, мы аппарировали в Кенсингтон-Гарденс. Еще несколько заклинаний вслед за флаконом успокаивающей настойки, которую я опустошил в два глотка, и мы аппарировали в маленький незнакомый мне переулок. Там Томас порезал мне руку и моей же кровью написал мне руны на лбу. Я уже привык к подобным выкрутасам с его стороны, поэтому не волновался до тех пор, пока он не начал петь катрены на парсельтанге. Мои протесты он подавил одним взглядом. Это заклинание — темное и запрещенное, по словам Томаса, временно блокировало чары слежения, основанные на крови. Я искренне надеялся, что он не врал мне. Но, благодаря этому заклинанию совместно с ранее произнесенными, отследить мою магическую подпись уже стало невозможно.

Тем не менее, один способ слежения все еще оставался, — магический след, и Томас отказался его блокировать.

Вопреки распространенному мнению, чары слежения накладываются не на палочку, а на человека. Получается, что когда Добби перед вторым курсом левитировал пудинг над головами Дурслей, он не нуждался в моей палочке. Ему было достаточно только использовать заклинание возле меня, когда рядом нет взрослого волшебника или ведьмы. В теории, можно использовать магический след несовершеннолетнего волшебника, чтобы отследить его аппарацию. Томас утверждал, что это возможно, но чрезвычайно трудно, потому что чары слежения должны выявлять только несанкционированное проявление магии подростка именно в отсутствии взрослого волшебника.

Следующая аппарация привела нас в магловский гараж, где Томас открыл дверь синего BMW обычным автомобильным ключом, вместо Алохоморы или другого неизвестного мне заклинания.

— Никакой магии, пока мы не окажемся под защитой моих владений, — сказал он на мой невысказанный вопрос и скользнул на сиденье водителя.

Я озадаченно моргнул. Автомобиль остался прежним, — современный, в хорошем состоянии, но обычный, без всяких наложенных чар.

— Он не кусается.

— Но это...

— Садись, я все потом объясню.

Салон автомобиля был таким же обычным, как и его внешний вид, зато был чистым и пах свежим лаком и кожей. Никаких чар расширения пространства и необычных кнопок я не заметил. Пассажирское сиденье было достаточно удобным для транспортного средства, но без чар подогрева или для оптимального комфорта. Обычный, простой автомобиль.

В ту же секунду, как я закрыл за собой дверь, Томас завел машину и тронулся с места. Автомобиль не полетел и не поехал сам. Вместо этого, Томас вывел машину из гаража вручную, с мастерством, которое я ожидал бы от Петунии или Вернона.

Вскоре после того как мы свернули на трассу A12, он сказал:

— Гарри, если бы ты был на месте Дамблдора, какой способ перемещения ожидал бы от меня?

— Я не знаю.

Видимо, заметив, что я все еще не отошел от шока из-за того, что он умеет водить машину, Том спросил:

— Мне не нравятся магглы. Это верно.

— Я так и думал, — пробормотал я.

— Когда я был немного старше тебя, Гарри, я публично сказал Дамблдору, что магглы хуже, чем флобберчерви и пригодны только в качестве корма для дементоров. За несколько лет до твоего рождения, Дамблдор процитировал мне мои же слова. Он также называл меня Томом во время той встречи. — Он усмехнулся. — Ты знаешь, я не думаю, что он заметил ту маленькую паузу, что я сделал при произнесении мной заклинания. Тогда я заметил, что он хочет этим детским прозвищем разозлить меня. Довольно жалкая попытка с его стороны, которую я использовал для своего же блага. Я не психолог и не могу предсказать поведение Дамблдора или утверждать с уверенностью, что он всем навязывает свою точку зрения. В моем случае, он все еще видел меня сердитым шестнадцатилетним парнем. Но люди меняются. Никто не остается в свои пятьдесят прежним — таким же, каким он был в юности. Шестнадцатилетним я ненавидел свое имя. В то время я только что отыскал своего отца, в честь которого меня и назвали Томасом, который все то время, пока я прозябал в нищете, жил в достатке и роскоши. Однако к двадцати годам, это же имя помогло мне претендовать на наследство моего деда. — Он взглянул на меня. — Я впервые встретился с Дамблдором, когда мне было одиннадцать лет. Он был учителем, который должен был ввести меня в волшебный мир. Ты помнишь тот маленький трюк, который ты пытался провернуть с Амелией? Что-то подобное я пытался сделать с Дамблдором.

— И как он ощущался? — слова вылетели у меня изо рта прежде, чем я смог опомниться.

— Как банановая кожура недельной свежести. Видел такую?

Я кивнул.

— Со мной было точно так же. — Я поморщился. — Вы никогда не доверяли ему.

— Никогда, — согласился он. — Когда я только купил свой дом, каждый член Ордена Дамблдора был либо чистокровным, либо полукровкой, воспитанной волшебниками.

— А вы живете в маггловском районе.

— Спорный вопрос. Дом моего ближайшего соседа находится от моего дальше, чем в полумиле. С тех пор, Дамблдор принял в Орден только двух магглорожденных волшебников, воспитанных магглами. Твою мать, Лили и Северуса Снейпа.

— Вашего шпиона.

— Моего „двойного“ шпиона, которому я позволял присутствовать только на тех заседаниях, на которых можно было сливать Дамблдору дезинформацию. Основываясь на той самой «достоверной» информации, Дамблдор старался контролировать атмосферу в обществе, каминную сеть, аппарации, и, возможно, даже портключи. Даже несмотря на то, что последних немного сложнее контролировать, чем два предыдущих способа перемещения. Я давно позаботился о том, чтобы за мной, никто не смог следить с помощью магии, а возможную слежку за тобой я временно заблокировал. Так что, Дамблдору остается полагаться только на последний способ слежки — своих агентов. Однако в толпе маглов они будут выделяться хуже, чем сам Дамблдор с его яркими, вырвиглазными мантиями. Следовательно, до тех пор, пока мы воздерживаемся от использования магии в мире маглов, мы останемся невидимы для волшебников.

Замечательно. Он использовал собственные предубеждения Дамблдора против него же. Я тут же поспешил задать следующий вопрос.

— Когда он сможет снова наблюдать за мной?

— Заклинание не спадет, пока ты находишься под моей защитой. Как только почувствуешь, что оно спало, я проведу над тобой другой ритуал, который позволит предотвратить в будущем любые попытки слежения.

— А как насчет магического следа?

— Мы обсудим этот вопрос после того, как Алекс выведет из тебя всю гадость. Не волнуйся. До тех пор, пока ты будешь находиться под защитой моего дома, сможешь практиковаться в магии в течение лета без присмотра взрослых.

— Класс!

Он включил поворотник и свернул на другую дорогу.

— Как давно ты используешь пассивную легилименцию? — спросил он внезапно.

Я дернулся от неожиданности.

— Что?

— Твоя способность "чувствовать настроение людей", как ты по неведению назвал ее, — протянул он, — известна как пассивная легилименция.

— Мне так жаль. Я не хотел это делать.

Это была ложь. Я пробовал его на Томасе несколько дней назад. Он „ощущался” как чашка крепкого кофе. Крепкого и горького. Не так плохо, как я ожидал.

Тогда он ничего не сказал, и я предположил, что это было либо приемлемо для него, либо, что более вероятно, не так важно.

Томас фыркнул.

— Не ври мне, Гарри. Конечно ты хотел. Ты просто не хотел быть пойманным с поличным. Или может быть, ты не понимаешь, что тебя могут поймать. Я не уверен. Я позволил тебе это, когда ты только проверял Алекса, медсестер и меня. Ты не навредил никому, и это помогло тебе чувствовать себя уверенней, поэтому я и спустил тебе это с рук, но в случае с главой ДМП я должен был предупредить тебя заранее. Неужели ты все время полагался на это "чувство" до того, как поступить в Хогвартс?

Я кивнул, задумчиво глядя в окно.

— У тебя голова то хоть не болит от напряжения. Как ты чувствуешь себя после этого? Ответь мне честно, пожалуйста.

— Да, сэр, — пробормотал я, возвращаясь к своей укоренившейся привычке отвечать мужчинам, облеченным властью, при жизни у Дурслей.

— Когда я восстанавливал твой разум, я был больше озабочен целостностью твоего рассудка и твоей личной безопасностью, чем укоренившимися привычками, которые Дамблдор, возможно, уже подавил. Я ничего не могу сказать наверняка, пока не просканирую твою память заново. Лично я предпочел бы научить тебя самому лечить свой разум, а лишь потом рассказать, какие проблемы могут возникнуть у тебя из-за этого. Это может пригодиться тебе в будущем, но мы обсудим этот вопрос позже.

— Вы думаете, что Дамблдор подавил мое „шестое чувство”, чтобы я не понял, что он ощущается как гнилая банановая кожура.

Он рассмеялся.

— Пассивная легилименция считывает только то, что другие излучают в ментальном фоне. Каждый, кого ты сканировал, был взрослым волшебником и полностью контролировали свой разум и магию. Алекс, Амелия и я также являемся квалифицированными окклюментами, так что мы ощущаемся более приглушенными, чем другие.

— Таким образом, Дамблдор ощущался как гнилая банановая кожура, потому что проецировал на меня свою неприязнь?

— Это гораздо более субъективно. Субективней не бывает. В одно мгновение ты воспринимаешь чей-то замысел по отношению к себе. Или как он или она относится к тем моральным ценностям, что ты считаешь важным для себя. Вся информация, которую ты получаешь, интерпретируется, а это значит, что даже самые опытные окклюменты не могут заблокировать все. Хотя подростки редко используют стихийную магию, они не обладают таким же контролем над своей магией, что и взрослые. У них происходят утечки магии или, как принято это называть, стихийные выбросы. Твой двоюродный брат-маггл, вероятно, чувствовался примерно так же, как и взрослый маггл. Один ребенок-волшебник ощущается как десять взрослых магов. А стоит только вступить в период полового созревания, становится еще хуже. Я провел свои первые шесть недель в Хогвартсе с постоянной мигренью. Что мне нужно делать, я узнал из библиотечной книги. В конце концов, сам научился, как пользоваться им и как отключать, хм, свое „шестое чувство”.

Интересно. Мне действительно стало интересно. Иногда мне казалось, что я воспринимаю Дамблдора совершенно неправильно. Может быть, в его собственном понимании, все, что он делал, было направлено на то, чтобы защитить меня. Я до сих пор ненавижу его так же сильно, как когда-то Дурслей, но, возможно, у него не было намерения стирать мою личность и заменить меня искусственной личностью, придуманной им самим. Я фыркнул. Скорее всего, Дамблдору просто было нужно подходящее оправдание, чтобы поступить именно так.

— Тебе повезло, что Амелия оказалась такой понимающей.

Я молча кивнул, прижался лицом к окну и принялся рассматривать пейзаж. Несколько раз он пытался возобновить разговор, но видя, что я не реагирую, перестал. Мы выехали из Лондон-сити и повернули на M11 в направлении Кембриджа. Вскоре после этого мы свернули около Большого Честерфорда, и Томас остановился на автозаправке. После короткого завтрака, состоящего из чая и бутербродов с яичницей, который Лолли упаковала для нас, мы возобновили наше путешествие. Город сменился пригородом, а потом плавно перешел на равнинные поля — фермерские хозяйства, пересеченные водными каналами.

— Болота, — объявил Томас. Он кратко объяснил, что, согласно легенде, Салазар Слизерин вырос в Болотах. Когда я спросил, не по этой ли причине он жил рядом с ними, он одарил меня хитрой улыбкой и покачал головой. — Увидишь.

Какое-то время мы ехали по старому шоссе, пока он не свернул на настоящую грунтовую дорогу, ведущую на фермерское поле.

— Дай мне руку.

— Зачем? — спросил я.

— Никто не сможет войти или выйти из моего поместья без моего согласия, если только я заранее не добавлю его имя в список охранной системы чар.

— А меня вы добавите?

— Только после того, как ты научишься управлять ею, — сказал он с ухмылкой.

Я полуобернулся к нему на сиденье.

— Выходит, если я войду туда, больше не смогу выйти без вашего разрешения.

Он застонал.

— Ты самый параноидальный ребенок, которого я когда-либо имел неудовольствие встретить. Говорю в последний раз, Гарри, ты не в плену. Однако Барти сказал мне, что однажды ты почти разрушил защитный полог, когда он позволил тебе попробовать манипулировать своими защитными чарами. Он уже добавил в список твоих летних заданий уроки по "контролю защитного полога". Как только ты изучишь основы, я научу тебя, как входить и выходить из поместья, не потревожив сигнальную сеть или, не дай Моргана, ее атакующие чары.

— Обещаете?

— Ради всего святого, — он ударил рукой по рулю. — Я приложил много усилий, чтобы уберечь тебя и твое здоровье, насколько это возможно. Я понимаю, что ты не доверяешь мне. Черт, я не уверен, что ты готов полностью доверять даже самому себе. Но я же не самоубийца. Я поклялся, что буду защищать тебя, значит буду. А теперь, давай руку!

Я неохотно протянул ему правую руку. Томас прижал ладонь своей руки к моей ладони.

— Харальд Иакомус Эванс-Поттер, я приглашаю вас в свое поместье, — прошипел он на парсельтанге.

Воздух замерцал вокруг нас. Обычное фермерское поле превратилось в водное пространство. Изящный мостик, перекинутый над гладью воды, вел к трехэтажному каменному дому, увитому плющом по фасаду. Я не знаю, почему, но он выглядел старинным. Не таким древним как Хогвартс, но все-таки старым.

Когда мы пересекали линию охранных чар, волосинки у меня на руках встали дыбом. Я почувствовал инородную магию, которая просканировала все мое тело и душу. Я попытался вытолкнуть или перенаправить ее прочь, но у меня ничего не вышло. Воспоминания о Дурслях, Хогвартсе, и Мунго промелькнули перед глазами. Магия изменилась. Теперь она чувствовалась теплой и почти родной. Она как будто обещала безопасность и покой.

— Дом, — прошептал я, сам не зная почему, пока Томас не ответил.

— Да, дом, — мы дома.

Я взглянул на него. Его слабая улыбка стала теплее, чем за весь сегодняшний день.

— Лолли нашла это место вскоре после того, как я вернулся в Великобританию в 72-ом, — рассказывал он по дороге. — Я велел ей найти для меня волшебный дом с удобными комнатами под кабинет и зельеварню. Вместо этого она нашла маггловское чудовище с наполовину отвалившейся задней стеной и гигантской дырой в крыше. Я решил, что она сошла с ума. Ей тогда пришлось обмануть меня, чтобы я приехал посмотреть на эти руины. Во время осмотра достопримечательностей я неожиданно наткнулся на старые родовые защитные дольмены. Их было немного. Министерство причислило дом к лишенной магической защиты недвижимости, и продало его магглам в 1813 году. Защиту не обновляли и не подпитывали более ста пятидесяти лет, но я все еще чувствую остатки былой мощи. Это сыграло решающую роль, и я выкупил не только дом, но и участок перед ним с дольменами, а потом провел весь следующий год привязывая их к себе. Чары ненаносимости на карту, магглоотталкивающие и Темные чары сокрытия, — гораздо сильнее, чем Fidelius, между прочим.

Мои глаза расширились при этих словах. Если существовала защита сильнее, чем Fidelius, почему же...

— Вообще-то Темные чары незаконны, — сказал Том.

— О… Почему?

— Почему они незаконны или почему я возвел Темную защиту? — спросил он, припарковав машину перед домом.

— Почему незаконны? — спросил я, подозревая, что для нее требуются человеческие жертвоприношения.

— Это заклинание принадлежит к эпохе индийской кампании Александра Македонского. Чары изначально были на парсельтанге, а руны, на которых они написаны, были парсельрунами. В различных точках мира, разные ученые пытались с разным успехом перевести это заклинание на человеческие языки. Однако изменение языка меняло как основные нумерологические, так и рунические символы. Нельзя просто произнести заклинание на латыни и ожидать, что парсельруны будут работать, как ни в чем, ни бывало. 29 марта 1461 года, Лионель Гриффиндор, последний магический граф Сарума и три его сына пали в битве при Таутоне.

Я удивился, узнав маггловское название.

— Но это маггловская...

— До того как был принят Статут Секретности, события в маггловской и магической истории часто пересекались. Война Белой и Красной Розы — битва за наследование английского престола. Волшебники так же, как и магглы, были вовлечены в эту войну. После их смерти, графство отошло к шестимесячному младенцу. Опасаясь за свою жизнь, — убийства среди магической элиты были не редкостью в те времена, — жена Лайонела созвала всю семью, чтобы возвести Темную защиту. Сто семнадцать ведьм и волшебников, — последние оставшиеся в живых потомки Годрика Гриффиндора и члены их семей, — собрались, чтобы возвести Темную защиту. Может быть, они думали, что если произнесут заклинание одновременно, то чары усилятся. Некоторые чары защиты, такие как Repello inimicum, работают именно по такому принципу. К сожалению, конкретно эти „Темные Чары“ защиты не рассчитаны на то, что заклинателей будет больше одного. Три дня спустя Реджинальд Прюэтт обнаружил их трупы. Никто из потомков Гриффиндора не выжил. Вернемся к Статуту Секретности. Из-за этого инцидента, большинство волшебников считают, что Темная защита, которая среди незмееустов так и не приобрела популярность, требует человеческих жертв.

Я изо всех сил пытался напрячь свой уставший мозг, чтобы понять смысл того, что он говорит.

— А она не требует?

Он усмехнулся.

— Нет, все, что нужно, это пол пинты собственной крови и источник магии.

— Источник?

— Лолли и Нат, ее супруг, по очереди подпитывают Темные Чары. Это не требует от них больше магических сил, чем, например, для простого заклинания левитации.

— О! — Мне пришла в голову одна занимательная мысль. Хотя материалы, которые я изучал для сдачи СОВ, охватывали широкий спектр тем, История магии в Хогвартсе была сосредоточена почти полностью на восстаниях гоблинов.

— Откуда вы узнали об этом?

— Из старых журналов того времени, из записей Совета Волшебников и, вероятно, но, по меньшей мере, из ста других разных источников. В мое время, учебник "История Магии", написанный Батильдой Бэгшот, включал в себя основную историю, но не упоминал какую защиту Гриффиндоры пытались возвести перед смертью.

Несмотря на ранний час, я пытался подавить зевки. Я надеялся, что он не подумает, будто я нахожу его рассказ скучным. Ведь, на самом деле, мне было очень интересно. Может быть, если бы я смог уговорить Барти, чтобы он разрешил мне исследовать эту историю самостоятельно, как мой следующий независимый исследовательский проект, то открыл бы для себя много нового.

— Входи, располагайся. Мы поговорим позже, когда ты отдохнешь.

* * *

Вскоре после того, как я проснулся в самой удобной кровати, в которой мне когда-либо доводилось спать, появился супруг Лолли, Нат, и на своем грамматически правильном английском сообщил мне, что Томаса вызвали в министерство на экстренное совещание с мадам Боунс, но он хотел бы поговорить со мной, как только вернется. И я должен вызвать Лолли, если мне что-нибудь понадобится. Затем Нат наложил заклинание мониторинга на меня и исчез.

Сначала у меня появилось страстное желание осмотреть дом, исследовать каждый его уголок и найти все магические артефакты, как было в мой первый месяц в Хогвартсе. Но как только я выпил свои послеобеденные зелья и отошел более чем на десять футов от кровати, эти желания пропали. Вместо этого, я решил осмотреться в своей хорошо обставленной комнате, потом открыл окно на случай, если Хедвиг прилетит, и плюхнулся в кресло перед камином с книгой "Враг народа" Генрика Ибсена, который Барти оставил у меня на прикроватной тумбочке вместе с запиской.

Прочти перед обедом в следующую среду.

Я улыбнулся, когда прочел его записку. Перед тем как уехать из Хогвартса, прием пищи успел стать моим излюбленным занятием. По крайней мере, кое-что не меняется. Я прочитал первый акт прежде, чем перейти к основному проекту. Потом развалился на ковре перед камином в своей спальне, разбросав листы проекта вокруг себя, а Дифи, обернулась вокруг моей шеи как молчаливый телохранитель. Я наслаждался непривычным и оттого странным чувством безопасности. Я так привык быть постоянно настороже, что безопасность и покой казались мне чудом.

— Я волновалась, — прошипела Дифи. — Когда Томас сказал, что ты болен, я была так напугана. Я знала, что с тобой что-то не так. Я чувствовала это, чуяла это. Я пыталась сказать тебе, но ты не слушал.

Я свесил руку вниз и погладил ее по треугольной голове указательным пальцем.

— Я слышал. Я спросил мадам Помфри, но она сказала, что это было действием зелья. Я думал ... Не бери в голову, о чем я думал. Я должен был доверять тебе, а не ей. Ты не стала бы говорить мне, что я пахну как дохлая крыса без причины.

— Ты пах не так уж и плохо. Но почти. — Она сделала паузу. — В этом доме есть другая змея. Больше меня. Скажи ей, чтоб не смела меня трогать!

— Это Нагини — фамильяр Томаса. Лолли сказала, что защита дома не позволит ей напасть ни на кого без разрешения хозяина.

— Спроси, относится ли это к змеям.

— Спрошу.

Совы и домовые эльфы были включены в «запретный» список, поэтому я предположил, что и Дифи тоже, но я все же спрошу. Мне больше нравилось держать ее возле себя.

Я призвал рукопись Лидса и вернулся к разделу об оберегах. Он не содержал детальную информацию, но мог послужить неплохой основой. Интересная защита из парсельрун, предназначенная для оглушения грабителей и расхитителей гробниц, привлекла мое внимание. Не совсем суперзапирающие чары, как я надеялся, но все равно интересные. Я записал номер страницы на отдельную страницу и принялся искать другие чары.

Вдруг шквал магии, сильнее, чем я когда-либо чувствовал, обрушился на меня. Абсолютная ярость и презрение, сопровождались ментальным образом атакующей змеи. Пошатываясь от шока, я кое-как сконцентрировал свою магию вокруг себя, образуя защитный пузырь. Чужеродная магия стала ощущаться приглушенно, а затем и вовсе исчезла, да так быстро, что я не успел даже засечь ее источник.

Дверь со скрипом отворилась.

— Гарри? — позвал Барти.

— Я в порядке.

— Позволь мне самому судить об этом, — сказал он, вытаскивая палочку, которую он отобрал у настоящего Аластора Моуди в прямом поединке. Палочка прочертила над моей головой полукруг, прежде чем он, облегченно вздохнув, положил свободную руку мне на плечо, а потом привлек меня к себе и крепко обнял.

— С тобой все нормально настолько, насколько может быть в сложившихся обстоятельствах. Ты меня сильно напугал, малыш.

Я смущенно выскользнул из его объятий, заработав смешок с его стороны.

— Извини, я забыл, что даже дружеское объятие заставляет тебя чувствовать себя не комфортно. Ему следует остыть, прежде чем спуститься к тебе...

— Это был Томас?

— Конечно, не я же. Старый Моуди находится под действием зелий в отключке. А твоя магия по-прежнему борется с ядом акромантула и болезнью сердца. Мой Лорд является единственным магом, кто имеет абсолютную власть в этом доме..

— О! — Я закусил нижнюю губу. Может быть, я не должен об этом спрашивать.

— Спрашивай, — разрешил он.

— Я не уверен, следует ли мне знать.

— Аластор Моуди? — Догадался он.

Я кивнул. Барти уселся в мягкое кресло возле моей кровати и взмахнул палочкой, зажигая свет.

— Сколько раз мне тебе говорить, что не предрассветный мрак, а только дневной свет подходит для занятий?

— Не один раз, по-видимому.

Он ухмыльнулся, затем посерьезнел.

— Ты знаешь, что место учителя ЗОТИ проклято, не так ли?

Мои глаза расширились от удивления. Нет, я слышал, конечно, нечто подобное, но считал это лишь слухом. Ни один из наших профессоров по ЗОТИ не продержался дольше года на своей должности: с ним всегда происходило что-то ужасное или из-за него.

— Если ты подловишь его в хорошем настроении, я уверен, мой Лорд расскажет тебе интересную историю. Среди авроров ходят слухи, что место преподавателя по ЗОТИ проклято. Вот почему Дамблдор вынужден нанимать таких людей, как Локхарт. Никто в здравом уме не согласился бы занимать эту должность.

— Но вы же согласились.

— У меня были смягчающие обстоятельства, кроме того, я никогда не подписывал рабочий контракт на эту должность. Возможно, проклятие падет на Моуди, а не на меня. Единственные люди, которых привлекает эта работа, являются либо некомпетентными мошенниками, либо им попросту нечего терять.

— Но Люпин...

— Жил впроголодь. Должность учителя в Хогвартсе давала ему бесплатный стол и кров, и позволяла экономить свои куцые средства. Без этой работы он бы, наверное, умер от голода к настоящему времени. Волшебники не нанимают оборотней, а те, в свою очередь, не могут долго задерживаться на магловских должностях, потому что не имеют нужных знаний и навыков для этого. Помнишь, мы с тобой изучали, почему некоторые чары считаются незаконными?

— Да, сэр, — ответил я, подозревая, что уже знаю, чем закончится этот разговор.

— Моуди был аврором. Одним из лучших в свое время. Я знаю его всю свою жизнь и не могу вспомнить его без магического глаза или то, как выглядит его лицо без шрамов. Этот человек получил больше проклятий, чем может выдержать любой другой аврор. Около месяца назад ты помог мне сварить лечебные зелья. Я не говорил тебе тогда, кому они предназначены, потому что ты не захотел бы этого знать, но все они были для Моуди. От некоторых проклятий почти невозможно полностью избавиться. Я не целитель, так что могу ошибаться, но насколько я знаю, зелья могут лишь на время приостановить воздействие определенных проклятий, но без них проклятие будет постепенно набирать силу. Моуди не утруждал себя защитой от них, потому что и без того умирал. Если бы он перестал принимать свои зелья и терпел боль, то смог бы прожить еще несколько лет. Но я держал его на зельях.

— Так вы убили его. — Я пожалел о своем тоне сразу, как только произнес эти слова. Это было не так, потому что Моуди и так уже умирал. Это то же самое, как если бы больной раком, отказался от финального курса химиотерапии.

— Нет, мой Лорд дал ему выбор. Меня не было здесь, когда они говорили. Моуди сказал, что мой Лорд показал ему некоторые воспоминания о тебе из Омута памяти, ну, из тех, что я посылал ему. Не знаю, какие из них он видел, но лучше не спрашивать его об этом. Еще я знаю, что Моуди давал Непреложный обет, когда присоединился к Ордену Дамблдора. Он сказал еще ... — Барти сделал паузу и взял себя в руки. — Он сказал, что лучше бы провел то немногое время, что у него осталось, со мной, чем помогая Альбусу с его смехотворными планами.

— Это похоже на того Аластора Моуди, о котором я читал, но вы уверены, что это не обман?

— Гарри, то, что мой Лорд показал ему, сломило его. Я никогда не видел более сломленного человека, а я провел год в Азкабане. — Он быстро скастовал темпус и заторопился. — Сейчас мне нужно идти. Но с тобой точно все будет в порядке или мне попросить Лолли, чтобы она побыла с тобой, пока мой Лорд не успокоится?

— У меня есть Дифи и на мне чары мониторинга Ната. Я буду в порядке.

— Хорошо. Если понадоблюсь, я в комнате для гостей. Вторая дверь по коридору справа.

На следующее утро Лолли показала мне кабинет Томаса. Он оказался внизу, но я едва ли заметил бы его сам. Дверь была открыта, и я зашел первым. Кабинет был обставлен комфортабельно: четыре мягких кресла, сгруппированных вокруг камина на одном конце комнаты, и обеденный стол — на другом. Вместо семейных портретов, стены украшали фотографии массивных водопадов, морских скал, дюн и старых зданий. Большинство из картин были волшебными, но не все.

Лолли дернула меня за рукав, и я оторвался от разглядывания водопада.

— Это водопад Игуасу в Бразилии, — ответила она на невысказанный вопрос. — Проходите. Лучше не заставлять хозяина ждать.

— Да, мэм, — ответил я машинально.

Положив руку на ручку двери, она повернулась ко мне и улыбнулась.

— Уважение к собеседнику. Мне нравится это в людях. — Она приоткрыла дверь и просунула голову внутрь. — Мастер Томас?

— Пропусти его, Лолли. Я вызову тебя, когда мы закончим.

Она впустила меня и закрыла за собой дверь, как только я зашел. По некоторым причинам, я всегда представлял себе кабинет Томаса, — если бы он у него был, — не иначе, как полную противоположность кабинета Дамблдора: черные драпированные стены, вечный полумрак и огромная змея в углу.

Огромная змея действительно была, но вне помещения — я заметил ее через приоткрытую заднюю дверь, она загорала снаружи. Кроме этого факта ничего не совпадало с моим представлением о кабинете Томаса: он оказался большим, просторным и очень светлым; полки были заполнены внушительным количеством книг, напоминая мне хогвартсткую библиотеку. Коллаж из фотографий над камином привлек мое внимание. Это был Вудвальтон Холл на различных этапах реконструкции.

На одной из них груда камней аккуратно укладывалась, восстанавливая стену. На другой картине Томас стоял рядом с гигантской дырой в полу, указывая на нее длинным пальцем.

— Вот здесь кто-то вырвал лестницу, ведущую на третий этаж, — сказал Томас, указывая на скрюченную массу проржавевшего металла и смешанной растительности. — А это место когда-то было зимним садом, прежде чем я восстановил его.

— Похоже, что было много работы.

— Да, но я наслаждался этим. Всего было восстановлено девять спален, кабинет, гостиная и столовая. Да еще осталось много лишнего пространства. Я отремонтировал фасад насколько мог, а потом нанял бригаду магглов, чтобы закончить крышу и повторно отремонтировать фасад. Я же не каменщик, — усмехнулся он. — Хотя, прежде, чем покинуть Бразилию, я провел некоторое время, изучая магические способы строительства. После того, как магглы все отремонтировали, а я возвел защиту, решил сделать перепланировку и переставил все максимально эффективно. — Он махнул рукой на два кресла напротив рабочего стола. — Пожалуйста, присаживайся. Нам есть, что обсудить.

Вместо того чтобы усесться за стол из красного дерева, который располагался в центре комнаты, Томас выбрал кресло ближе к камину и вызвал простой, белый чайный сервиз.

— Чаю?

— Зависит от того, какой.

— Обычный индийский чай. Могу предложить еще молоко и сахар.

— И ничего больше?

— Я сохраню Веритасерум для Хвоста и Северуса.

Я отвернулся, чтобы скрыть свою усмешку.

— Да, пожалуйста.

Чайник поднялся в воздух и налил нам две ароматные чашки чая. Затем беззвучно опустился на поднос. Я взглянул на его руки. В них не было палочки.

— Как? — воскликнул я.

— Практика. Захочешь поэкспериментировать, потренируйся сначала с резиновым мячиком или подушкой, а то случайно уронишь «объект эксперимента» себе на ноги.

— Хорошо. Благодарю за совет.

— Не за что. Как тебе твоя новая комната?

— Она замечательная, но ...

— Смелее, продолжай, — сказал Томас.

— Она немного великовата, — пробормотал я. — Извините, я имею в виду, что не жалуюсь на ее размер, просто моя новая ванная сейчас больше, чем моя старая спальня ...

— Слишком много места заставляет тебя чувствовать себя некомфортно?

— Днем это замечательно, но когда я сплю ...

Я закусил губу. Как бы ему объяснить? Но кажется, Томас сам понял мою проблему.

— Я наколдую полог над твоей кроватью сегодня вечером, — пообещал он. — Если это поможет, я скажу Лолли, заменить твою кровать кроватью с балдахином. Если нет, то могу либо временно уменьшить твою комнату, либо ты можешь поменяться ею с Барти. Гостевая немного меньше, чем у тебя, но не достаточно, чтобы ощущалась большая разница.

— Хорошо.

— На чердаке есть немного старой мебели. Не стесняйся, можешь посмотреть и выбрать что-нибудь для себя. Если тебе понравится что-то, попроси Ната помочь тебе переместить это к себе в комнату. Он знает, какие части нельзя уменьшать.

— Хорошо. Дифи хотела спросить о Нагини...

— Я запретил Нагини преследовать, а тем более есть ее, — прервал он меня.

Потягивая свой чай, я размышлял, стоит ли спрашивать о том, что произошло прошлой ночью. Лучше промолчать, — решил я. Я и так задал слишком много вопросов. Но Томас опередил меня:

— Я хочу извиниться за прошлую ночь. Я должен был поднять защиту по всему периметру дуэльного зала прежде, чем выходить из себя.

— Все в порядке.

— Нет, это не так. — Он вздохнул и поставил свою чашку на небольшой столик по правую руку от себя. — Гарри, я горжусь своим контролем над собственной магией. Поэтому нет абсолютно никакого оправдания тому, что произошло вчера.

— Это ничем не отличается от того, что я сделал в кабинете Дамблдора, или когда Дамблдор бросил нас.

— Разница между нами с тобой, Гарри, в том, что ты еще растешь. Ты еще не имеешь полного контроля над своей магией. А вот Дамблдор и я, мы оба должны контролировать себя. Это не должно было произойти, и я должен извиниться перед тобой и объяснить тебе причину.

— Не надо, — сказал я быстро.

— Надо! — резко сказал он. — Вчера утром, Дедалус Диггл успешно похитил Амелию Боунс.

— Что?

— Действовал под оборотным, конечно, но мои сторонники вычислили Диггла и арестовали его. К сожалению, не раньше, чем тот успел отправить Амелию портключем к себе домой, вместо конспиративной квартиры Ордена. Мы ожидали, что Дамблдор сразу же побежит в Визенгамот, где Фадж поджидал его в своем кабинете. Мы просчитались. Он созвал пресс-конференцию.

Мой мир рухнул.

— Что он сказал?

— Тебе не нужно беспокоиться об этом...

— Что он сказал? — Потребовал я, четко выговаривая каждое слово.

Томас вздохнул.

— Он утверждал, что Я попросил ЕГО — Дамблдора, забрать ТЕБЯ из Мунго и присмотреть за тобой в течение нескольких часов, пока сам был занят в министерстве. Поскольку он был связан правилами МКМ ( п.п. Международная Конфедерация Магов), то послал за тобой Диггла. Последний даже и не подумал, что эта просьба исходила не от меня.

Я опустил голову на руки, и мысленно посмотрел на эту ситуацию с разных точек зрения. Объяснение Дамблдора звучало разумно для того, кто не был осведомлен, что Томас не доверил бы ему даже чешуйку дохлой золотой рыбки.

— А что насчет суда?

— Ты должен понимать, Гарри, Дамблдор в настоящее время является Председателем Визенгамота. Как Палаты лордов* в магловском мире, Визенгамот является и законодательным, и судебным органом. Арестовать Верховного Колдуна Визенгамота, это то же самое, как если бы полиция решила арестовать лорда-канцлера. Найти объективного судью в этом деле почти невозможно. Вместо того чтобы предстать перед мировым судьей, дело Дамблдора было автоматически направлено в Совет по Магическим законам, который действует также, как и Королевский Суд Великобритании. Причина, по которой я был расстроен вчера вечером, — сказал он с тихим шипением, — заключается в том, что Фадж и Амелия взяли слишком многое на себя. Они принимали слишком активное участие в деле, не согласовавшись со мной. И, представь себе, суд над Дамблдором будет под председательством Долорес Амбридж, старшим заместителем Фаджа! — Он протянул руку, осторожно забрал чашку чая из моих рук и отложил ее в сторону. — Гарри, мне нужно, чтобы ты попытался сохранять спокойствие. Если ты чувствуешь, что не можешь, у меня есть успокаивающее зелье на столе, только попроси. Хорошо?

Я приготовился к плохим новостям.

— Расскажите мне уже... — прошептал я, стиснув зубы. У меня в горле пересохло от волнения и чувства грядущей беды.

— Гарри, вполне вероятно, что Дамблдор никогда не увидит тюремную камеру изнутри, — сказал он.

Часть меня хотела прокомментировать, что у того с ним есть кое-что общее. Другая часть меня, та, что хотела выжить любой ценой, ни за что не поступила бы так глупо. К счастью, разумная часть выиграла.

— Но доказательства ... — Томас покачал головой, и я осекся.

— Иногда репутация имеет гораздо больше значения, чем доказательства. К сожалению, его дело отдали Амбридж. Я понимаю, почему они так поступили. Амбридж одна из трех судей, которые не поклоняются земле, по которой ходит Дамблдор, но она нажила себе слишком много врагов в Визенгамоте. Доказательства не будет иметь значения. Как только в Визенгамоте узнают, что Альбуса Дамблдора будет судить Долорес Амбридж, все присяжные сменят свою точку зрения на противоположную. И я сомневаюсь, что это займет у них больше десяти минут.

— Фадж это знает? — прошептал я.

— Конечно, знает. В краткосрочной перспективе, репутация Дамблдора пострадает почти так же, как если бы они посадили его в Азкабан, однако в реальности, скорее всего, его оправдают. Хотя для Дамблдора по настоящему болезненным будет потеря опеки над тобой, а, следовательно, потеря части его политического влияния. Особенно, если ты публично выскажешь свою благодарность за вмешательство Фаджа.

— А это хорошо, не так ли?

— Почему ты думаешь, что это хорошо? — спросил он после небольшой паузы.

— Если политическое влияние Дамблдора ослабнет, возможно, общественность не поддержит его, когда он попытается вернуть опеку надо мной.

— Гарри, ты когда-нибудь изучал Устав Визенгамота?

— Нет, сэр, — ответил я, растерянный резкой сменой темы разговора.

— Убери это выражение со своего лица, — сказал он, нахмурившись. — Это материал, который изучают после сдачи ТРИТОН-ов, так что, не удивительно, что ты еще не изучал его. В уставе четко написана фраза "как магии будет угодно". Там, конечно, написано больше на эту тему, но для нас важно лишь то, что министерство предпочитает доверить опеку над ребенком его ближайшим родственникам-волшебникам. При условии, конечно, что родственник или родственница ближе, чем на пять поколений; подчиняется семейной магии и выполняет все пожелания главы семьи до тех пор, разумеется, пока ребенок не подвергается насилию со стороны главы семьи. Это старый закон магической Британии. Дамблдор позволит вопросу опеки над тобой рассматриваться, пока ему не надоест, а потом «разрешит» присяжным с промытыми мозгами проголосовать в свою пользу. Но не стоит забывать, что завещание твоей матери дает мне, а не Дамблдору, все права на опекунство. Можешь не верить мне на слово, Гарри. У меня в библиотеке полно книг по магической юриспруденции. Почитай там либо попроси у Нортона или Мэтьюза в следующий раз, когда напишешь им.

— Хорошо. — Я смотрел на огонь в камине, удивляясь, почему Томас сразу не отослал меня в библиотеку, а потратил свое время, пытаясь мне все доходчиво объяснить. Барти всегда давал мне книги или указывал, где их можно найти, прежде чем я начинал спорить с ним.

— Мне это не нравится, но я понимаю, что являюсь инструментом пропаганды. Простое лишение опеки Дамблдора надо мной должно перечеркнуть его усилия по привлечению сторонников в краткосрочной перспективе. Разоблачение его и Дурслей преступлений в ходе судебного разбирательства принесет его репутации еще больший ущерб. Это потенциально может лишить его поста директора Хогвартса.

— Судебных разбирательств, — поправил он рассеянно. — Они все еще расследуют, как ты все это время жил в доме тетки и знал ли Дамблдор о последнем завещании твоей матери. Почему ребенок принимал участие в Турнире Трех Волшебников, из-за чьей халатности это произошло, в общем, пытаются ответить на вечный вопрос «кто виноват». — Робкая улыбка появилась на моих губах. — Таким образом, даже если он выкрутится на этот раз, это все равно достаточно навредит его репутации, чтобы повлиять на исход будущих судебных разбирательств.

Он вздохнул, потирая виски.

— Как бы мне хотелось, чтобы все было просто, но не думаю, что ты или Фадж понимаете, как обычно действует Альбус Дамблдор.

— Что вы имеете в виду? — Беспокойство начало снедать меня. Я не знаю, как Дамблдор действовал на политической арене, но я знаю более чем достаточно, как он плетет интриги в Хогвартсе. Хотя я полагал, что он поступал так, чтобы достичь целей, в которые верил беззаветно, — для достижения всеобщего блага, как он говорил, — но его методы, в частности, когда они касались меня, я не одобрял.

— У Дамблдора есть хорошо отработанная схема возвращения строптивых студентов под свою опеку. Ты не первый и, скорее всего, не последний. — Его рот скривился в мрачной ухмылке. — Ты знаешь, как Дамблдор стал директором? Каждые несколько лет, он рассказывает кому-нибудь некую выдуманную историю о том, что совет хочет видеть более молодого директора, — того, кто действительно заботился бы о студентах и имел опыт преподавания. — Он фыркнул. — Они верят ему, потому что верят в его легенду. Имей в виду, это те же самые люди, которые продолжают считать, что Дамблдор убил Гриндевальда в поединке, хотя широко известно, что Гриндевальд, в настоящее время, вполне живой и томится в заключении в Нурменгарде, что говорит о невысоком интеллекте обывателей. Дамблдор стал директором 10 июля 1956 во время экстренного заседания после убийства некого маггла — отца Стефана Уилкокса, одного из гриффиндорцев-полукровок через две недели после окончания им школы. Суд постановил, что Дамблдор не несет ответственности за его смерть, так как то, что он знал о плохом обращении маггловского отца над Стефаном, не обязывало его сообщать кому-либо об этом**. Совет не согласился. Они хотели снять его с должности преподавателя. Поскольку они не могли законным путем отстранить штатного профессора от его должности, то решили поспособствовать его назначению на пост, который носил традиционно символическую роль в Хогвартсе. Т. е. на пост директора Хогвартса, чьи обязанности ограничиваются лишь тем, чтобы делать два выступления в год, подписывать заявления о найме персонала, который выбирают члены совета и встречаться с префектами и преподавателями по их запросу. Этот пост как будто специально создан для беспомощных стариков. Единственная причина, по которой он имеет безграничную власть в Хогвартсе, заключается в том, что Минерва МакГонагалл позволяет ему это.

— Если это правда, то почему никто еще об этом не знает?

— Многие знают, Гарри. Просто не хотят верить в это. Дамблдор возглавляет, созданный им самим, собственный культ личности. Общественность воспринимает его как второго Мерлина. Ежедневный Пророк, его пост директора Хогвартса, а также пост Верховного Чародея Визенгамота, даже его собственная борода и мерцание глаз — все это используется как оружие, чтобы поддерживать идеализированный образ легендарного, мудрого мага. После поражения Гриндевальда, — кстати, Дамблдор даже палочкой не пошевелил, пока австралийцы не перебили оставшихся лейтенантов Гриндевальда, — Дамблдор стал старательно создавать образ мудрого наставника магической Великобритании. Сегодня люди искренне верят, что светлое будущее невозможно без него. Жестокое обращение с детьми и их похищение не свергнет Дамблдора. Я могу перечислить маггловских лидеров Культа личности, которые пережили намного худшие скандалы. Например, Хуан Перон держал тринадцатилетнюю любовницу, но он считался практически политическим полубогом в Аргентине. Иосиф Сталин убил более десяти миллионов своих сограждан, но будь он жив, то сегодня за него проголосовали бы не меньше тридцати пяти процентов населения его страны. В этом плане, большинство волшебников не отличаются от магглов. Они верят легенде, а не реальности. Несколько скандалов не снесут Альбуса Дамблдора с пьедестала. Это невозможно. Мы можем поливать его грязью в нескольких газетных статьях, но, в долгосрочной перспективе, это лишь капля в море. В идеале, его нужно просто убить, но я готов начать с малого, например, с маггловских программ обучения, даже если они включают в себя такие ужасные вехи магловской истории, как мировая война и ядерная бомбардировка Японии. Кроме того, в учебный план магической истории не мешало бы добавить события последних двухсот лет, а не ограничиваться гоблинскими войнами. Сейчас более пятидесяти процентов населения нашей страны знает, что мы вели войны с гоблинами, но они не понимают, что ныне гоблины контролируют всю нашу денежную систему. Черт, они даже не знают, что существует денежная система. Видишь, до чего мы докатились?

Не решаясь встретиться с его пристальным взглядом, я уставился на обивку подлокотника кресла. Он не сказал мне ничего, о чем бы я уже не догадывался, но его слова полностью развеяли любые иллюзии, которые я лелеял: что суд и Рита Скитер могут защитить меня от Дамблдора. А это означало, что я не напрасно согласился жить с убийцей моих родителей.

— Ну? — сказал он.

— Да, сэр. Я понимаю. Почему ... — Нет, я не должен ничего больше спрашивать. Я уже задал ему слишком много вопросов. Лучше ничего не добавлять.

— Спрашивай. — Подтолкнул он меня.

— Это не важно.

— Гарри, наша семейная магия заставляет меня помогать тебе. Это желание появилось сразу, как только я узнал, что мы связаны с тобой. Но я не против такого принуждения. Я знал, что так может случиться, когда приносил Клятву. К сожалению, я не могу помочь, если ты не скажешь мне, что случилось, или в чем твоя проблема. В любом случае, мне придется выяснить это.

Черт, легилименция. Я сделал глубокий вдох.

— Почему вы дали Непреложный обет, что защитите меня, если вы не можете?

— Потому что я знаю, что могу. У меня есть связи по всему миру. Многие из них презирают Дамблдора, а некоторые способны даже победить меня в поединке. В худшем случае, я отведу тебя к Джозефу, и вы двое исчезнете на несколько лет.

— К Джозефу?

— Лидсу.

— Что он может сделать?

Томас рассмеялся.

— В 1943 году, Гриндевальд лично казнил одного из нескольких праправнуков Джозефа. Мальчик был гражданским, ему едва было год от роду. Он просто оказался не в том месте и не в то время. Сомневаюсь, что Гриндевальд даже знал, кем был этот мальчик. Джозеф провел следующий год-полтора, планируя месть. Тогда, 22 января 1945 года, он наложил Империус на несколько тщательно отобранных магглов. 13 февраля* * *

он аппарировал в Дрезден, где Гриндевальд держал свою штаб-квартиру. Затем он лично зачаровал весь город против всех форм магического транспорта, включая метлы, выбрал труднодоступный склон холма, и стал ждать бомбежки. С помощью маггловской бомбежки и тремя заклинаниями Адского пламени, он убил три четверти элиты Гриндевальда, большую часть их семей, в том числе и жену и детей Гриндельвальда. К тому времени, когда Гриндевальд сражался с Дамблдором, его армия насчитывала менее чем пятьдесят волшебников, большинство из которых были желторотыми школьниками. Гриндевальд проиграл войну, потому что разозлил одного старого шамана, который знал о магии больше, чем многие успевают узнать за всю свою жизнь.

_____________________________________________________________________________________

* До Конституционного закона о реформе в 2005-ом году, Палата лордов выполняла функции как судебного, так и законодательного органа. Лорд-канцлер служил в качестве председателя Верховного суда и технически был главой судебной системы. В последнее время они редко используют эти полномочия и предпочитают делегировать большинство вопросов к вице-канцлеру, старшему судье.

** Отвратительно, но верно. В Великобритании, учителя, врачи, медсестры и т.д. не обязаны по закону сообщать о предполагаемых случаях жестокого обращения с детьми. Я нашла документы, доказывающие этот факт, но на сайте правительства мне заявили, что они не обязаны по закону сообщать об этом.

* * *

Бомбардировка Дрездена была темой самых интригующих послевоенных дебатов. Некоторые утверждают, что это была военная необходимость, и взрыв был вполне оправдан. Другие не согласны с этим, утверждая, что это было военное преступление, и этому поступку не может быть оправдания.

Концентрация, внимательность и терпение. В сумме это означало сосредоточиться на обруче, который Барти наколдовал на лужайке. Только на обруче, а не на моем так называемом наставнике с его крестным отцом — настоящим Аластором Моуди, которые бездельничали неподалеку и смеялись как пара гиен.

Представить себя внутри обруча. Изо всех сил захотеть, чтобы тело целиком оказалось внутри него, потому что если потерпишь неудачу, твое тело разорвет на куски или размажет по округе. Я развернулся на каблуках и упал лицом вниз на траву. Поднимаю голову, надеясь, что приземлился хотя бы рядом с обручем.

Не-а, чертов обруч оказался в десяти футах от меня, словно издеваясь надо мной.

— Это оказалось интереснее, чем я думал, — сказал Моуди, задыхаясь от еле сдерживаемого смеха.

Я встал, отряхнулся и похлопал по карманам, чтобы убедиться, что чары сохранности, которые я наложил на коробочку, доверху заполненную кем-то (вероятно Лолли) едой и оставленную на моей тумбочке, все еще действуют. Все было в порядке. Хорошо.

— Я так рад, что вам весело, — процедил я сквозь зубы.

— Вернемся к работе, Гарри, — сказал Барти, все еще ухмыляясь, как гиена.

— Почему я должен научиться этому почти на три года раньше, чем положено?

Барти мгновенно посерьезнел.

— Потому что ты — ходячая мишень. Только представь, что как только освоишь аппарацию, сможешь делать собственные портключи.

Спасибо, но я предпочитаю передвигаться пешком.

— Пешком далеко не убежишь. Попробуй еще раз, — настоял Барти.

Я закрыл глаза и сконцентрировался. Честно говоря, своими уроками я наслаждался. Мне нравилось пристальное внимание Барти. Я был даже не против поделиться этим вниманием с Моуди. Хоть он и сторонник Дамблдора, но производит впечатление порядочного человека. Я знаком с ним всего несколько дней. Большую часть своего времени он либо отсыпался, либо читал книги в зимнем саду. Каждую ночь играл в шахматы с Барти и с натянутой улыбкой принимал участие в обязательных семейных ужинах Томаса. Последний терпел его только ради Барти. Казалось, сам Барти любит проводить с ним свободное время, но иногда я замечал, что тот тайно наблюдает за ним, когда Моуди думал, что никто его не видит. После фиаско с Сириусом, Барти сказал мне, что крестных родителей не выбирают, также как и родных. Но они часть семьи и так же дороги человеку, поэтому часть тебя всегда будет любить их независимо от того, что они делают. Видя, как он беззаботно общается с Моуди, я задумался, какие же у них, на самом деле, отношения?

— Прекрати витать в облаках и сосредоточься!

Закрыв глаза, я представил, что наклоняюсь и хватаю обруч невидимыми руками. В момент максимальной концентрации я повернулся на каблуках и впервые аппарировал. На несколько футов промазал от обруча, но все же успешно аппарировал. Счастливо улыбаясь, я победно посмотрел на Барти.

Тот снисходительно улыбнулся мне в ответ.

— Уже лучше. Отдохни несколько минут, а затем сделай еще одну попытку. Но не слишком переусердствуй, — тебе нельзя переутомляться.

— Я в порядке.

— Ничего не хочу слышать, выполняй предписания целителя ...

— Я знаю, что сказал Алекс. Я слышал это уже тысячу раз.

Я же не виноват, что вчера утром слишком резко встал с постели и, как следствие, упал в обморок. Никто не предупредил меня, что может так случиться после того, как меня перевели на домашнее лечение и велели пить его зелья.

Когда я проснулся, то с удивлением обнаружил, что Алекс и Томас склонились над мной, тревожно разглядывая меня. Алекс вновь продиктовал мне условия домашнего лечения и объяснил, что я могу спокойно колдовать, с тем лишь условием, что не стану чересчур перенапрягаться и не забуду почаще отдыхать. Но поскольку Барти и так обращался со мной как с фарфоровой статуэткой, меня это уже начало раздражать.

— Тогда мне не нужно больше напоминать тебе, чтобы берег себя. — Барти похлопал меня по плечу и потрепал мои и так уже взлахмоченные волосы. — Вы двое позаботьтесь друг о друге. Вернусь через минуту, — сказал он нам с настоящим Моуди и вышел раньше, чем кто-то из нас успел возразить.

Аластор указал на стул, который освободил Барти.

— Присядь. Я хочу поговорить с тобой.

Чувствуя себя неловко, я присел на краешек стула и сконцентрировался на своем дыхании, пытаясь унять неуместный мандраж. Чем скорее я успокоюсь, тем раньше смогу сосредоточиться на разговоре с Моуди, избежав тем самым неудобных вопросов, на которые не хочу отвечать.

— Все еще злишься из-за решения суда?

Конечно, он начал разговор именно с этого.

— Оно несправедливо!

— Если ты собираешься жаловаться, будь более конкретным.

— Я хотел бы присутствовать на заседаниях. Я хотел бы собственными глазами видеть, как его (Дамблдора) осудят. Меня даже не волнует, что позже он отвертится от наказания. Я просто ...

Он вздохнул.

— Сынок, я принимал участие во множестве тяжелейших судебных разбирательств на протяжении многих лет. Свидетельствовал на очень многих из них. В особо удачливый день, когда в Министерстве все спокойно, оно похоже на сумасшедший дом. Во время открытого суда, который освещается в прессе, все становится гораздо хуже. Тебя бы одинаково преследовали и журналисты, и поклонники, и сторонники Дамблдора. Риддл, конечно, хорош в обращении с палочкой — отдаю ему должное за это, но даже если бы он и Дамблдор действовали сообща, они не смогли бы обеспечить тебе безопасность в такой среде. Добавь твои проблемы со здоровьем и твое участие в процессе повлечет за собой либо месяц лечения в Мунго, либо тебя похитят люди Дамблдора. И ты опять же окажешься в Мунго, только на этот раз — на два месяца. Это не игра, сынок. Я не сторонник Риддла, но, в виде исключения, я с ним полностью согласен.

— Я понимаю, но я до сих пор...

— Хочешь увидеть, как Альбуса будут линчевать. Добро пожаловать в клуб его противников — иронично сказал он. — Потом наклонил голову на бок, — зрелище странное без его непрерывно крутящегося волшебного глаза. — Я не знал о методах Альбуса, — добавил он, — но учитывая все, что я узнал о нем здесь, я не удивлен.

— Что?

— Не пойми меня неправильно, сынок. Я ничего плохого тебе не сделал, но и ты не упрекал Барти, когда он держал меня в моем собственном сундуке, а потом не помешал ему передать меня своему хозяину.

— Вы совершенно правы. Вы ничего не сделали, так же, как и все остальные... — начал было я.

— Позволь мне закончить, — рявкнул он. — Мой отец, дед, прадед, десять поколений Моуди были аврорами. Мы были королевской ратью. Мой отец и мои старшие братья погибли, сражаясь с Гриндевальдом. В юности, я дал присягу охранять закон и быть беспристрастным, пообещав выследить всех темных волшебников. Вступление в орден Альбуса было естественным продолжением моей самопровозглашенной миссии. Потребовалось более пятидесяти лет, чтобы я понял, что они с Гриндевальдом воюют, не потому что последний был темным магом. Орден и Пожиратели Смерти по сути оказались одинаковы. Все они утверждали, что защищают Англию. — Он замолчал на несколько минут, а потом продолжил. — Мой отец не смог бы арестовать их всех, поэтому я поставил свою личную вендетту выше своих же клятв и за это я прошу прощения.

Неловкое молчание повисло между нами. Я шевелил пальцами на ногах внутри ботинкок, пытаясь подавить желание заерзать на месте. Где Барти так долго шляется, интересно?

— Я знал, что Томас Риддл был Волдемортом и, что твоя мать была связана с ним кровными узами.

Я вскочил с места.

— Что?

— Альбус сказал мне по секрету еще за несколько месяцев до того, как ты родился. Он поклялся, что твои родители не знают об этом, и это меня несколько напрягало. В волшебном мире все знали, что Волдеморт змееуст, хотя по-английски он говорил с хорошим британским акцентом. Это было единственное, что связывало его с твоей матерью, но учитывая, как редки змееусты в Британии, велика была вероятность того, что они родственниками.

— Вы знали, что она была змееустом?

— Подозревал. Но у меня не было доказательств, пока вчера вечером не услышал, как ты говоришь со своим маленьким другом.

Он сделал паузу и отпил воды из стакана, который Нат предусмотрительно принес для него раньше. Откинув голову назад, он закрыл свой единственный уцелевший глаз. Повязка на месте магического глаза и наколдованная Томасом серебряная нога, с четким предупреждением, что при попытке сбежать она убьет его, были единственными видимыми напоминаниями того, что Моуди не был здесь гостем.

— История пишется победителями, Гарри. Банально, но факт. Загляни во „Флориш и Блоттс”, возьми любую книгу о последней войне, и ты узнаешь о том, как изменилась ситуация после отступления гигантов и того, как Крауч уполномочил Авроров использовать Непростительные. Но все это будет ложь. У нас были потери. Ни Альбус, ни Министерство не могут вернуть людей, которых мы потеряли. Наши сторонники становились все моложе и все менее опытными с каждым последующим месяцем. Тогда Альбус принес нам весть о Пророчестве. Мы сами должны были задать каждый заданный тобою вопрос Альбусу, когда тот поведал нам о содержании Пророчества, плюс еще с десяток, которые ты не знал или не решился спросить. Мы не сделали этого, потому что все мы сильно устали от войны и очень нуждались в хоть какой-то надежде на мир. Мы хотели просто знать, что та существует, что скоро все кончится.... ты не представляешь себе, каково это. Так смешно! Мы никогда не знали, о чем там говорится в пророчестве, но нуждались в чем-то, во что можно верить, чтобы продержаться хоть немного и не сойти с ума, и мы поверили в Пророчество. И тогда, однажды утром, мы проснулись, как вдруг оказалось, что Волдеморт мертв. Т.е., то, во что мы верили, о чем мечтали, наконец-то произошло. Мы так обрадовались этому, были так счастливы, что все ужасы войны остались позади и мы все еще живы, что никто и не подумал расследовать смерть твоих родителей. Мы приняли на веру все, что рассказал нам Дамблдор. Но теперь у меня есть гораздо больше вопросов, чем ответов.

Холодный ветер подул на нас из окна. Я потер руки о светлый свитер, который Лолли меня заставила надеть перед тем, как выйти на улицу.

— Какие вопросы?

— Вопросы, на которые у меня нет времени, чтобы искать ответы. Я не имею права просить ничего у тебя, но хочу, чтобы ты кое-что выяснил для меня.

— И что именно? — спросил я осторожно.

— Просто задавай больше вопросов, по-новому пересмотри все факты. Может быть, ты найдешь новые факты, что пролили бы свет на тайну смерти твоих родителей, но хочу предупредить тебя, что место преступления давно обыскано, и не раз. Так что, сомневаюсь, что ты найдешь новые улики

— Место преступления?

— Слишком много подозрительных событий произошло в конце войны. Да, я знаю, что Петтигрю был шпионом. Риддл с большим удовольствием сообщил мне, что Дамблдор бросил Блэка в тюрьму за преступления, которые он не совершал. — Он посмотрел на мгновение на свои сложенные в замок руки перед тем, как покачать головой. — Сам подумай, парень. Если только Петтигрю как-то не размножился и не стал абсолютно невидимым, чтобы попасть одновременно в дом каждого волшебника из Ордена Феникса, он не мог совершить все то, что мы приписывали ему. Это просто невозможно. Разве что, — сказал он, поворачиваясь ко мне лицом, — мы упускаем кое-какие важные детали, а возможно и не только детали. Кто-то мог манипулировать Петтигрю так, чтобы тот не осознавал, что он делает или, быть может, кому он служит.

Поневоле заинтересовавшись его словами, я наклонился вперед.

— Как, кто?

— Когда Альбус обнаружил книгу о чарах Фиделиуса в библиотеке Хогвартса, мы подумали, что он был послан нам самим Мерлином. Это такое сложное заклинание! Чтобы просто попытаться постичь его, необходимо глубочайшее понимание Чар. Мы с Альбусом провели испытания с Фиделиусом на более мелких предметах, прежде чем пытаться наложить их на дом его брата в Хогсмиде. Они работали лучше, чем ожидалось. Тогда Альбус научил этим чарам тех членов Ордена, которые, по его мнению, были самыми способными в этой области магии, а также велел им наложить новые чары на дома всех остальных орденцев. Со слов нескольких из наших, более половины Орденцев жили с тех пор под Фиделиусом. Сохранился ли Фиделиус на их домах после того, как они умерли? Где они умерли? В своих домах под защитой Фиделиуса или нет? Кто был их хранителем тайны? Кто наложил сами чары? Есть ли у нас какие-нибудь доказательства кроме слов того, кто накладывал защиту и хранителя тайны, что когда-то дома погибших орденцев были под защитой? Известны ли случаи, когда сосед вдруг забывал о существовании дома погибшего? Знай, сынок, что есть способы, проверить такие вещи! — повысил голос Моуди. — Это может занять пятьдесят лет. Возможно, ты не сможешь найти новые улики, но можешь открыть для себя что-то такое, что мы упустили. Как бы там ни было, ты обязан сделать это ради себя, чтобы выяснить, какие шаги твои родители предприняли, чтобы сохранить тебе жизнь, и оценить их действия с объективной точки зрения. Я знаю тебя всего несколько дней, но уже могу сказать, что тебе это необходимо. Столько людей надеется на тебя. Я не могу сказать, что выяснив что-то важное, ты поможешь кому-нибудь. Наоборот, ты можешь даже навредить кому-то. Тем не менее, я думаю, что ты должен выяснить правду для себя. Узнай хотя бы, какие меры твои родители предприняли, чтобы обеспечить твою безопасность. Даже если они были не правы, я думаю, что тебе станет лучше, когда узнаешь, что приключилось с ними.

Когда я размышлял над его просьбой, пустельга* нырнула в высокую траву там, где газон граничил с болотами, которым Томас позволил вернуться к своему естественному состоянию.

— Хорошо здесь. Мирно, — пробормотал Моуди. — Когда я умру, хочу, чтобы меня кремировали. Мой пепел должен быть зачарован заклинаниями антипризыва и развеян над Оркнейскими островами. Будет лучше, если от меня вообще ничего не останется, чтобы никто не водил хороводы вокруг моих останков, словно я какое-то язычное божество. Мой искусственный глаз и нога должны быть полностью уничтожены. Никаких торжественных похорон или длинных некрологов в мою честь. Я уже написал свое завещание. Оно лежит в ящике моей тумбочки. Риддл пообещал, что вскроет его в течение недели после моей смерти. Пожалуйста, напомни ему об этом, если он забудет. Я не смогу отговорить вас от проведения поминок, но не хочу, чтобы куча людей сидела и ревела обо мне. Понял?

Я кивнул, не зная, что сказать.

— Пусть Амелии Боунс, Кингсли Шеклболту и Нимфадоре Тонкс разрешат выбрать каждому по одному сувениру. Кроме того, я оставил набор оранжевых и фиолетовых, в тонкую полоску мантий, сложенных отдельно в шкафу, в моей гостевой спальне, — скривился он. Пожалуйста, пошли их Альбусу. Все остальное отойдет тебе.

— Почему мне?! — Я мог бы понять его решение, если бы и в самом деле был его учеником, но я был учеником фальшивого Моуди — не его.

— Я провел три дня, просматривая все воспоминания, которые дал мне Риддл. Твои, воспоминания Барти и его, Риддла, собственные. Соглашаться посмотреть их уже было дерьмовой идеей, но впечатления от них были еще хуже. Альбус всегда видел мир иначе, чем остальные. Мне нравилось думать, что он видит иные возможности и решения. Раньше я восхищался этой его способностью. Пока не обнаружил, что в своем стремлении к идеальному миру, он позволил ребенку, — сыну своих же сторонников, — расти в проклятом чулане! А затем стравил этого же мальчика с одним из самых опасных, известных ныне в нашем обществе, преступников. Я не доверяю пророчеству, которое требует таких мерзких жертв от ребенка. Если бы у меня было еще несколько лет в запасе, я бы забрал тебя и сбежал, куда глаза глядят. Если бы мечты были гиппогрифами, то ведьмы летали бы на них. Единственное, на что у меня хватит времени, это то, что я должен был сделать еще двадцать лет назад. Помочь своему крестнику Барти. К сожалению, большинство моих активов находятся в волшебном мире. Зная, что мой крестник является беглым преступником, я не могу ничего ему оставить, так как не хочу, чтобы на него открыли охоту. В прошлом году, я, не задумываясь, сделал бы это, но теперь все изменилось. Поскольку я не могу оставить все свое имущество Барти, я оставляю его тебе с некоторыми устными инструкциями. На прошлой неделе Риддл одолжил мне своего адвоката, так что я позаботился о своем завещании. Однако то, что я действительно хочу, не может быть записано на бумаге. Таким образом, я назначил Амелию своим официальным исполнителем, а тебя — неофициальным. Я не знаю тебя достаточно, но доверяю своему крестнику, который считает тебя за члена семьи. Если выбирать между тобой и Риддлом, я бы скорее доверился тебе. После того, как ты получишь мое имущество, закрой мой счет в Гринготтсе и обналичь его в маггловской валюте. С моего дома надо снять все заклинания и продать магглам. Я не хочу, чтобы всякие размазни с хорошими манерами превратили мой дом в святыню. Все имущество, включая мебель, должно быть уменьшено, упаковано, и передано Барти наряду с выручкой от продажи дома и моим счетом в Гринготтсе. Он может положить эти деньги хоть на хранение в маггловский банк, хоть засунуть под матрас, хоть сжечь их к Мордреду. Лично я бы, на его месте, подал заявку на политическом убежище в Нидерландах, но это уже ему решать. — Закатив настоящий глаз, он махнул рукой на окно. — Теперь иди, скажи Барти, чтобы притащил свою задницу сюда и закончил учить тебя, как надо аппарировать. Может быть, мне повезет в следующий раз, и ты приземлишься в озеро.

* * *

Спустя два дня, Аластор Муди заснул внизу перед камином, во время игры в шахматы со своим крестником. Через десять минут он сделал свой последний вздох. Томас наколдовал простыню над телом и подождал, пока Барти не удалился в небольшой кабинет в своих апартаментах и не заперся там. А потом велел мне сесть где-нибудь у лестницы и ждать, пока он не вызовет Амелию Боунс. Даже через открытую дверь его кабинета, я слышал только фрагменты фраз. Томас и мадам Боунс о чем-то тихо разговоривали между собой. Я старательно прислушивался к разговору, стараясь уловить хотя бы общий смысл.

Томас позвал меня в свой кабинет через несколько минут.

Избегая смотреть на тело усопшего, я обогнул его стороной. Часть меня чувствовала себя невероятно виноватой, что мое бездействие сократило его жизнь. Другая, более прагматическая сторона, повторила мне собственные слова Моуди. Это был его выбор. Он хотел провести свои последние дни в комфорте, а не с палочкой в руке. Его желание сбылось.

Когда я вошел в кабинет, Томас сидел, сгорбившись за столом с кровавым пером в руке. Он нацарапал что-то на куске пергамента, бросив невербальное заклинание на солонку, которую Лолли передала ему. Через две минуты после того, как Лолли исчезла, Амелия Боунс и высокий чернокожий человек, которого я смутно опознал по воспоминаниям во время своего пребывания в больнице, появились в нашей прихожей.

Лицо мадам Боунс смягчилось, когда она увидела тело старого вояки. Ее глаза замерцали от слез.

— Без суеты, да Аластор? — прошептала она. Ее рука потянулась к простыне, но затем упала. — Томас, я не хочу навязываться, но если я верну его обратно в министерство, они....

— Кто еще вам нужен?

— Целитель, чтобы вынести окончательное заключение и Нимфадора Тонкс. Гарри и Кингсли уже здесь.

— Та самая Тонкс, которая выдала больничный график Гарри Дамблдору?

— К сожалению. Условием ее возвращения на работу стал непреложный обет, что она больше никогда не будет сообщать информацию, связанную с Гарри или его семьей, Альбусу Дамблдору.

— Если она готова дать клятву на крови, что не будет пытаться навредить Гарри или пытаться изъять его из-под моей опеки, она может присутствовать. Алекс подойдет?

— Да.

— Лолли, скажи Алексу, что он нам нужен. — Голос Томаса был тихим, как будто он боялся нарушить покой усопшего. — Нат, подготовь костер в саду. — Домашние эльфы кивнули и,. поклонившись, беззвучно исчезли. — Гарри, поднимись наверх и переоденься в школьную мантию.

— Зачем?

— Затем, что присутствовать на похоронах в пижаме неуважительно по отношению к покойному.

Через час я прибыл на место, одетый в лучшую школьную мантию, которая у меня была. Тело Моуди лежало на небольшом костре в саду, в пределах видимости из окна спальни Барти. Не думаю, что он будет наблюдать. Кто-то вынес искусственную ногу Моуди и положил его возле магического глаза, рядом с его телом. Даже после смерти, его зрачок по-прежнему вращался во все стороны, словно его владелец все еще бдит. Тонкс, которая прибыла в сад портключом, была просто темной фигурой, стоящей между двумя другими аврорами. Она всхлипывала каждые несколько минут, но держалась вполне достойно.

Томас схватил меня за рукав.

— Это простой погребальный обряд, — сказал он на парсельтанге. — Когда будешь колдовать, используй счастливые воспоминания о покойном. Кингсли начнет первым. Затем будет Амелия, Тонкс и Ты. После этого я, Кингсли и Амелия разожжем костер.

Кингсли подошел к телу и поднял палочку.

— Экспекто Патронум! — Крикнул он, и большой ягуар** вылетел из его палочки, обошел костер, прежде чем повернуться к Моуди и коснуться его лба своим носом. Затем ягуар вернулся к своему хозяину и встал рядом с ним как безмолвный страж.

Вскоре дикая кошка и горностай присоединились к ягуару. Затем была моя очередь. Соотносить его образ с той личиной, которую носил Барти в Хогвартсе, было бы неправильно, но я не знал настоящего Аластора-Бешеного глаза-Моуди достаточно долго. Тогда я вспомнил покер, в котором он обманул меня в последнюю ночь и о тузах, которые он спрятал в рукаве. Я поднял палочку, и мой Сохатый присоединился к другим патронусам.

Думаю, что все ожидали змею, когда Томас поднял палочку. Вместо этого, из его палочки вылетел крупный серый волк. Он подошел к костру и посмотрел на тело, прежде чем молча вернуться к Томасу. Потом прикоснулся к руке хозяина и сел возле него.

После этого они зажгли костер.

* * *

С тех пор как сам позволил трем аврорам увидеть его поместье, Томас стал чересчур нервным и раздражительным. Он снова обновил защиту после их ухода, проверил каждый квадратный метр, к которому они имели доступ, включая потолок, и сжег траву на улице, на случай, если одному из них, каким-то чудом, удалось наложить заклинание на травинки. Такое было маловероятно. Но, по крайней мере, Нат знал, как быстро вырастить газон. Лолли поклялась, что Томас допустил только этих четверых в поместье, ввиду того что все остальные люди, увидев, что никто из бывших учеников Моуди не пришли на его похороны, будут задавать слишком много вопросов. Томас не хотел видеть меня рядом с Дамблдором.

Когда в четверг начался суд над Дамблдором, Барти, которому Томас велел не принимать участие в процессе, даже если с него снимут обвинения за все преступления, включая за то, что он сбежал из Азкабана, все еще не был полностью трезвым. Но никому другому Томас не доверял настолько, чтобы оставлять меня с ним. Мне не разрешалось оставаться дома одному, даже в присутствии домашних эльфов.

Таким образом, со мной остался Томас. Но некоторые из его сторонников присутствовали в суде. Люциус Малфой даже говорил от имени всех моих магических родственников, в том числе и от имени Томаса.

Судебное разбирательство разительно отличалось от того, что я навоображал себе за последние шесть месяцев. К тому времени, когда я просматривал воспоминания в Омуте памяти, Визенгамот уже созвал экстренное заседание и отменил приговор, как и предсказывал Томас.

Я не помню, что было после этого. Я взбесился. Возможно, взорвал несколько вещей, пока Нат не наложил на меня успокаивающее чары, и я вырубился.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

*пустельга — Falco cenchroides; Небольшой ястреб; распространён на открытых территориях Австралии и Тасмании; его часто называют воробьиным ястребом и истребляют по подозрению в том, что он ест мелких птиц, но на самом деле он питается насекомыми, мелкими рептилиями и мышами; его основная характеристика — парящий полёт.

**ягуар — С моим бетой приняли решение, что будет правильно изменить патронус Кингсли, поскольку ягуар больше подходит ему.

Краткие примечания автора:

1. До седьмой книги я была под впечатлением того, что сражение с Гриндевальдом закончилось его смертью. Не помню, почему.

2. Описанные Моуди подробности того, как Орден накладывал Фиделиус, совпадает с действиями Уизли в седьмой книге. В то же время, книги молчат о судьбе многих погибших членов Ордена. Для „Стража разума”, родители Гарри были не единственными орденцами, которые использовали Фиделиус.

3. Гарри Поттер был не единственным человеком, которому Моуди поведал свою последнюю Волю. Он рассказал о ней еще нескольким людям, лично или в письменной форме, в том числе и Амелии Боунс, с которой он связался в кратчайшие сроки после того, как услышал свой диагноз.

4. Без Моуди, активно набирающего новых членов для ордена Ордена из рядов Аврората, число желающих вступить туда поубавилось, включая Кингсли Шеклболта, который почитал Моуди как своего кумира. В этом фанфике Тонкс присоединилась к ордену под влиянием Дамблдора.

Леди Кали.

Я изучал два рунических круга, которые раньше аккуратно скопировал на трехфутовый квадратный лист пергамента, барабаня пальцами по столу. Чтобы проверить свою работу по рунам, я взмахнул палочкой над пергаментом и пробормотал то заклинание, которому меня научил Томас после того, как я подпалил себе брови, экспериментируя с заклинанием письма из книги "Методы Исследования и Чары для них". Чары быстро восстановили мне брови, но не гордость.

Я следовал инструкциям до последней буквы, хотя, может я просто так думал. Но на следующий день, Барти указал мне руны, которые я скопировал неправильно. Оказывается, когда работаешь с рунами Старшего Футарка порядок слов важнее, чем в парсельрунах. Поскольку я плохо знаком с этими рунами, просто записывал их по порядку. Это было плохой идеей.

По крайней мере, никто не видел взрыва, только его последствие. Хоть какое-то утешение.

Через неделю после смерти Аластора Моуди, Барти оптимизировал мои практические занятия, разбавив дуэллинг необходимой теорией. Когда я запротестовал против обучения второму рунному языку, аргументируя это тем, что еще не освоил полностью первый, Барти пожал плечами и спросил, что я конкретно хочу: сразу узнать, как грамотно использовать заклинания из книги "Методы Исследования и Чары для них" или потратить ближайшие десять лет на перевод всего материала на другой язык и лишь потом переделать все арифметические уравнения. Прежде чем дать свое согласие, я спросил у Томаса, знал ли он о существовании уже готовой версии на парсельрунах или, может быть, о заготовках рунных кругов или информацию о них. Он засмеялся и сказал, что поскольку он изобрел версию Старшего Футарка и счел ее совершенно пригодной к использованию, то не видит причин переводить ее на другой язык. А если мне так хочется помочь своей подруге с ее исследованиями, это уже мое дело. То есть, он не станет мне помогать в таких элементарных вопросах. И если я не хочу провести следующие шесть месяцев за копированием таблицы данных вручную, то должен найти Барти и попросить его научить меня основам накладывания рунических заклинаний на Старшем Футарке.

Посредством терпеливого наблюдения, я обнаружил, что принцип Барти "не зубри заклинания, пойми их суть " он перенял у Томаса. В Хогвартсе мы ограничивались только тем, что зубрили фонетически правильное произношение заклинания и соответствующее движение палочкой к нему. До сих пор мне этого хватало. Чтобы держать меня в тонусе, Барти иногда первым изучал новое заклинание, по крайней мере, делал этого до тех пор, пока Томас не вмешался в мое обучение. Последний ввел новое правило, согласно которому, пока я не понял, как действует заклинание, мне не разрешалось его использовать.

Хотя само правило меня глубоко возмущало, я понимал его необходимость для лучшего усвоения заклинаний. Частная библиотека Томаса включала в себя более 80 000 книг и свитков. Многие из них были единственными источниками, при том довольно редкими. Некоторые из самых редких книг он купил, по его утверждению, на маггловских аукционах, путешествуя по свету. Должно быть, некоторые волшебные семьи, вымирая, оставляли все свое имущество родственникам из сквибов. Томас не верил в арканы и терзающие воплями слух чары, но, все-таки снимал все проклятия с закупленных книг и свитков перед тем, как пополнить ими свою библиотеку. Ему вовсе не улыбалось, чтобы проклятье прижилось в его доме. Не то чтобы я обвинял его в страсти к чрезмерным знаниям. Проблема заключалась в разнице между Хогвартской и частной академической библиотекой Томаса. Хогвартс был, прежде всего, школой. Книги в нашей библиотеке, как правило, не превышали уровень ТРИТОН. Конечно, и в Хогвартсе имелась более серьезная литература, но ее держали в запретной секции, включая книгу "Самые Мощные Зелья", но такие книги были скорее исключением, чем данностью.

Не считая нескольких полок с книгами, которые тот купил для Барти, когда он был в моем возрасте, большинство книг были выше моего понимания. Барти честно признался, что примерно семьдесят процентов библиотеки Томаса было выше и его понимания. Неписанная часть Истории магии доказывает, что даже самая светлая магия может быть смертельным оружием в чужих руках.

После полутора недель каждодневной практики с рунами и заклинаниями под строгим присмотром Барти, мне, наконец, разрешили колдовать без его надзора. При условии, что я не повторю свою прошлую ошибку, когда поджег собственные брови.

Часть материала была для начинающих, но сложность постепенно увеличивалась, по мере того, как приходилось комбинировать руны и нумерологию с вербальными заклинаниями. Никто не станет утверждать, что в какой-то другой школе первокурсникам дают серьезные знания, тем не менее, по словам Гермионы, в Хогвартсе они не прошли заклинания даже уровня начинающих.

В то же время, с парсельрунами, которые я узнал у Лидса, с помощью уроков Барти, я уже самостоятельно справлялся.

Я положил чернильницу в правый верхний угол простого листа бумаги, который нашел в библотечном шкафу под самой чернильницей, а потом переместил его на очерченный рунный круг справа. Старое перо, которое не жалко потерять, если вдруг «эксперимент» не увенчается успехом, я положил рядом с бумагой. Затем я открыл книгу Локхарта "Год с йети", — отличное топливо для розжига костра, на первой попавшейся странице и поместил ее в центр левого рунного круга. Сделав глубокий вдох, я поднял свою палочку.

— Сконцентрируйся, — прошептал я себе, затем вывел палочкой светящийся прямоугольник вокруг первого абзаца на открытой странице книги. Светящийся прямоугольник опустился на страницу и выделенный текст окрасился в оранжевый цвет. Я вздохнул с облегчением. Поскольку для такого простого действия не использовалось заклинание, все могло быть немного сложнее.

Затем я прикоснулся палочкой пера и сказал:

— Скопировать.

Без разницы, на латинском языке или даже на старогерманском, но заклинание надо произносить вслух, так как современный английский произошел от старо-английского, с которым использовалась расширенная версия Старшего Футарка. Перо ожило, окунуло свой кончик в чернильницу и начало писать. Тридцать секунд спустя оно вернулось на прежнее место, а оранжевый текст вернулся к исходному цвету.

Я выхватил бумагу и бегло прочитал ее. Слово в слово, как у Локхарта. Прекрасно. Затем взял самообновляющуюся копию книги „Справочник по Волшебному миру” — сборник социальной статистики со всего мира, который одолжил в библиотеке, и начал копировать все данные, которые Гермиона попросила у меня.

Несколько часов спустя, я взял большую кучу бумаги со статистикой населения и начал с помощью заклинания сортировать в ней данные. Чтобы не загружать меня ненужными подробностями, Гермиона не сказала мне, почему ей необходима информация из Канады, США, Бразилии, Мексики, Австралии, Японии и Франции, но только не из Великобритании. Мне надоело однообразие действий по сортировке безынтересных для меня данных, и стало чуточку любопытно, зачем Гермионе все это. Когда ничего интересного для меня не обнаружилось, я отложил свою палочку в сторону, откинулся на спинку стула и расслабился. В этот момент кто-то постучался в дверь.

— Входите, — прокричал я, думая, что это, скорее всего, Томас или кто-то из домовых эльфов. После отмены регулярных обучающих программ по утрам, Барти исчез и только Кассандра (Трелони — замечание переводчиков) могла бы угадать, где он находится. Учитывая то, что на прошлой неделе я поймал Барти практикующим перед зеркалом исковерканную анимагическую форму Томаса, я решил, что лучше ничего об этом знать. Тем более что позже ночью видел, как он уходит из дома в одежде, похожей на ту, что носил Томас после ритуала и когда встречался с мистером Нортоном и мистером Мэтсоном в своем кабинете.

В комнату вошел незнакомый мне мужчина. Я сузил глаза, рассматривая его, и позволил своим особым чувствам раскрыться. Технически, я не должен был использовать пассивную легиллименцию вообще, пока не научился ее контролировать, но, учитывая обстоятельства, я сделал исключение. Почувствовав запах кислого лимонного крема, я наклонил голову.

— Оборотное? — спросил я у Барти.

Он закрыл за собой дверь.

— Нечто гораздо более устойчивое, — ответил он, усаживаясь в кресло рядом с моей кроватью.

Я повернулся и начал изучать его более пристально, размышляя над изменениями в его внешности, в то время как он поднял стопку скопированных документов и пролистал них. Его прежние светло-голубые глаза потемнели до чернильно-синего цвета, а волосы — до темно-каштанового. Его подбородок стал квадратнее, губы полнее. Я все еще мог разглядеть черты Барти Крауча в его внимательных глазах и высоких скулах, но в целом, он мало походил на себя прежнего. Как будто он больше не был Бартемиусом Краучем-младшим. Мои глаза расширились.

— Novam vitum? — спросил я, назвав ритуал, который мы изучали на предыдущей неделе. Как пояснил Томас однажды вечером, если бы магические способности, — такие, как парсельтанг, например, — могли передаваться через поколения, то, из-за того, что Гонты уже породнились со всеми своими двоюродными братьями и не только с теми, кто говорил на змеином языке, парсельтанг не был бы таким редким даром в волшебном мире. Это означало, что Ритуальная магия не может изменить магические способности. Тем не менее, она прекрасно справляется с изменениями внешности, настолько, что может сделать это навсегда и даже обеспечить ложные результаты отцовства / материнства.

При условии, что человек готов пожертвовать всем, относящимся к его старой личности, в том числе, — родной семьей и наследством.

Он ухмыльнулся.

— Я знал, что ты поймешь.

— Ну, вы сами дали мне ответ на прошлой неделе.

— Верно.

— И кто же вы на этот раз?

Он лукаво улыбнулся.

— Бартольмью Александр Кроуфорд-Холл. Друзья зовут меня Барти. Большинство волшебников не знают про семью Холл, поэтому не распространяйся об этом.

— Что случилось с Бартимеусом Краучем-младшим? — спросил я, подыгрывая ему.

— Родился 4 сентября 1963 года, умер 2 февраля 1983 года. Я так думаю, хотя не совсем уверен, на самом деле. Никогда не встречал этого парня.

— А вы?

— Родился 10 октября 1956, почти на семь лет раньше Крауча.

Барти вытянул свою левую руку через стол, задирая рукав рубашки вверх. Мои глаза расширились: никакой темной метки!

— Но как?

— Не как, а почему.

— Тогда почему?

— Если кто-то узнает, что я и приемный сын обоих твоих опекунов, и твой наставник, меня подвергнут гораздо более жесткому контролю. — Он указал на крошечные веснушки на середине предплечья. — Мы изменили это.

— Когда принял Метку?

— В мой восемнадцатый день рождения.

— А что насчет заклинаний обнаружения?

— Оно произошло от старого заклинания, которым родители отслеживали своих детей во время охоты на ведьм.

Я задумался над его новой датой рождения. В свои почти тридцать два, Барти выглядел немного старше. Учитывая то, как мы медленно стареем, он должен был выглядеть моложе. Если только ...

— Разве год в Азкабане стоит семи лет на свободе? — спросил я, думая о Сириусе.

— Сорока. Это совкупная стоимость года в Азкабан плюс потеря более чем десяти лет под проклятиеи Imperius, — ответил он. — Не думай слишком много об этом. Мой ПСЖ по-прежнему около ста пятидесяти лет. Я проживу долгую жизнь. Не так долго, как я рассчитывал, но все же достаточно.

— ПСЖ?

— Предполагаемый срок жизни. Ты должен знать свой ПСЖ, потому что знать предполагаемую дату своей смерти чрезвычайно важно. — Он отложил копии в сторону и посмотрел мне в глаза. — Но личный ПСЖ чрезвычайно частная информация. Спрашивать кого-либо о нем — верх невоспитанности. Это является поводом для дуэли до смерти, особенно если ты вытянешь эту информацию из кого-то другого или поделишься ей с другим человеком без разрешения хозяина.

— Я понимаю.

— Хорошо. Скажи, пожалуйста, над чем ты работаешь? — Его рот скривился в усмешке, когда он постучал по копиям указательным пальцем.

— Гермиона попросила меня скопировать кое-какую информацию для нее.

— Ты, кажется, не понимаешь. Позволь мне перефразировать: «почему ты делаешь это за нее»? Насколько я знаю, все, что Грейнджер нужно сделать, это написать в соответствующие посольства. Они пошлют ей ту же информацию бесплатно, и тебе не придется напрягаться.

— Я знаю.

— Это моя точка зрения, Гарри. Почему ты тратишь свое время?

— Может быть, мне любопытно.

— Статистика иммиграции магглорожденных? Гарри, я тебя знаю. Ты корыстный маленький засранец (здесь переводчик в аттасе!). Ты никогда не станешь искать то, что, по твоему же мнению, не смог бы использовать в своих целях. Мне трудно представить, что ты ищешь, казалось бы, случайную статистику населения просто из любопытства или для удовольствия. Мне продолжить?

— В последний раз Гермиона попросила меня просмотреть некоторые данные для нее. Если бы я знал, что именно она ищет, я бы не стал копировать все эти бумаги.

— Тебе скучно?

— Что?

Откинувшись в кресле, он задумчиво посмотрел на меня.

— В прошлом году Грейнджер пыталась, насколько я знаю, вовлечь тебя в четыре отдельных исследовательских проекта. Учитывая ее характер, уверен, что их было гораздо больше. Ты отказывал ей каждый раз. Я лично слышал, как ты говорил ей однажды, что не имеешь ничего против проведения совместного исследования с ней, но у тебя есть свои научные интересы и ты считаешь, что вы оба должны провести свое собственное исследование самостоятельно. Теперь понимаешь, почему меня смущает такое неожиданное изменение твоего решения. Что изменилось? Если тебе скучно, мы можем изменить твой график. Может быть, дать тебе немного меньше свободного времени.

— Мне не скучно, — быстро сказал я.

— Ты уверен? Лично я наслаждаюсь своим послеобеденным временем, но если тебе скучно ...

— Дело совсем не в этом.

— Тогда в чем, скажи мне на милость? Потому что вот это, — он помахал пачкой бумаг в перед моим носом, — не работа для моего ученика. Мой ученик никогда не позволит кому-то другому принимать решения за него. Он никогда не примет на веру даже диагноз личного целителя, не проведя свое собственное исследование и не узнав мнения других. Никогда не позволит своему опекуну встретиться с его личным адвокатом без него. Мой ученик играл в словесные игры с Альбусом Дамблдором в возрасте четырнадцати лет и выиграл. Он никогда не будет пассивным!

Его слова словно резали меня ножом.

— Мне очень жаль.

Барти выдохнул.

— Вот именно об этом я и говорю, Гарри. Я не хочу твоих извинений. Я хочу, чтобы это был настоящий ты. Перестань себя так вести.

— Но ...

— Таким образом, ты признаешь это.

Я опустил голову и сгорбился.

— Вы не понимаете.

Он положил руку мне на плечо и сжал.

— Я видел в твоей голове слишком многое, чтобы не понимать тебя, Гарри. Ты привык с раннего возраста быть пассивным и все принимать на веру. Привык, что о тебе не заботятся. Я все это понимаю, но в течение последних шести месяцев я видел, как ты избавлялся от этой маски и становился самим собой. Теперь ты опять начал сдаваться. — Вздохнув, он встал. — В свой первый месяц пребывания здесь я ходил на цыпочках, как и ты сейчас. Я неукоснительно следовал всем правилам, говорил только тогда, когда со мной заговаривали. Я провел весь первый месяц в ужасе, что я что-то испорчу, и ОН отошлет меня обратно в дом моего отца. Тогда у меня случился взрыв как у Лонгботтома с зельями.

— Что вы сделали?

— Ты знаешь о лаборатории зельеварения на втором этаже дома?

Я кивнул. Комнату на первом этаже Барти использовал только тогда, когда шел дождь. Мы также провели несколько занятий по Зельям в этой небольшой по размерам, но хорошо оборудованной лаборатории.

— Мой Лорд строил свой дом без расчета на проживание в нем детей. Изначально на этом этаже была хозяйская спальня и три гостевые комнаты, которые он держал для своих зарубежных коллег. Однажды, он на самом деле хотел провести здесь мини-конференцию или что-то такое, но ему пришлось изменить свои планы, когда он приютил меня у себя. Раньше, во всяком случае, лаборатория была на чердаке. Пока я не опрокинул пузырек с мгновенно взрывающейся жидкостью в котел с полуготовым противоядием для необычных ядов. Взрыв снес половину крыши.

— Как вы остались живы?

— Спонтанная магия (выброс). Потом я проспал целую неделю. Если он не избавился от меня после того как я снес крышу, разнеся его драгоценную библиотеку на части, значит, не станет избавляться и от тебя. Только, пожалуйста, перестань вести себя так, как, по твоему мнению, хотят этого взрослые, и будь самим собой.

После того, как Барти ушел, я развернул свое рабочее кресло и уставился на огонь. На улице было теплее, чем обычно, да и магический огонь не давал много тепла.

Может быть, он и прав. За последнюю неделю, я искусал себе все губы от напряжения. Я хотел принимать более активное участие в своей жизни, вместо того чтобы предоставлять Томасу делать это за меня. Я хотел бы ... А Мордред с ним! Я не был уверен, что я хотел бы.

Я так долго планировал свою жизнь после эвентуального побега от Дурслей, а позже от Дамблдора. В последний раз, когда я мечтал о том, что именно я сделаю, когда сбегу от Дурслей, мне было десять лет, и о магии я еще ничего не знал. Но теперь ...

Поддавшись внезапному порыву, я взял пачку бумаг, которую раньше скопировал для Гермионы, и рассортировал их по странам. Затем выбрал США и Японию, первые две в пачке, сложил их и засунул в конверт. Написав ей небольшую заметку, я призвал Ната и попросил его поместить письмо в стопку писем, которых следует отправить.

Два дня спустя, во время завтрака, Лолли вручила мне письмо от Невилла. Зная, что в нем может быть ответ Гермионы на мое последнее письмо, я вскрыл конверт с помощью заклинания, левитируя его на расстоянии вытянутой руки. Убедившись, что он не собирается взорваться, я вытряхнул его содержимое на стол и отбросил конверт подальше, заработав выгнутую бровь от Томаса и веселый взгляд от Барти. Я пожал плечами.

— Вы не знаете, на что способна Гермиона, — сказал я, поднимая Левиосой ее письмо, которое было вложено в другой конверт, и наложил заклинание обнаружения на него. Ничего. Слава Мерлину, до сих пор все шло хорошо.

— Осмелюсь предположить, что ты в чем-то провинился, — сказал Томас, и отхлебнул чаю.

— Почему вы так думаете?

Он пожал плечами.

— Судя по твоему поведению, тебе есть чего опасаться, разве нет? С женщинами всегда так: кругом виноват мужчина, даже если, на самом деле, это не совсем так или совсем не так.

Я наколол на вилку кусок яичницы и принялся жевать, обдумывая свой ответ.

— Вы — исследователь, Томас. Как бы вы отреагировали, если бы вы попросили вашего лучшего друга достать информацию, а он отправил вам только половину?

— По-разному. В зависимости от того, есть ли у друга полный доступ к той информации, что я попросил, или нет.

— К сожалению, я имел глупость признаться, что у меня есть полный доступ ко всей информации.

— Ну, тогда ты заслужил все, что она в отместку придумала, — сказал он, отсылая свои письма и документы в кабинет взмахом палочки. Он отлевитировал свои тарелки к раковине, встал и отряхнул брюки.

— У меня встреча сегодня утром с моим издателем. Отправь Лолли, если понадоблюсь, — сказал он и исчез в своем кабинете.

Я осторожно открыл первое письмо.

Дорогой Гарри,

Не помню, говорил ли я тебе, что Гермиона открыла на тебя сезон охоты. На будущее, не рекомендую утаивать от нее драгоценные знания, если хочешь оставаться в добром здравии. Честно говоря, я и подумать не мог, что она знает такие проклятия. Будем надеяться, что ее знания только теоретические. Если нет, то мне жаль Рональда и его братьев, которые, как я понимаю, в настоящее время застряли с ней в одном доме. К счастью, эта ситуация изменится в ближайшее время.

Но в следующий раз предупреждай меня заранее, если захочешь провернуть еще один сумасшедший трюк вроде этого.

Так как я не уверен, что в нынешней ситуации можно навестить тебя и лично подарить твой подарок на день рождения, — тайком выбираться из бабушкиного дома и вызывать Ночного Рыцаря до маггловского Лондона не очень хорошая идея, — я пошлю его своим домашним эльфом Анис. Она передаст его твоему домашнему эльфу. Пожалуйста, сообщи своему опекуну, чтобы он ожидал ее во второй половине дня, 30-го числа.

Невилл

Спасибо огромное Невиллу. Может быть, месть Гермионы не будет такой ужасной, как я боялся. С другой стороны, Невилл придумал несколько действительно ужасных идей, таких как покрыть флакон зельем из гноя клубней бубонтюбера, а затем подбросить его в сумку или подбить Малфоя, украсть его из запасов Снейпа. Невилл никогда не осмелился бы сделать нечто подобное, но его воображение иногда пугает своими «богатыми» идеями.

Я сделал глубокий вдох и вскрыл второй конверт заклинанием. Затем отлевитировал его в сторону и развернул письмо в воздухе, опять же сохраняя безопасную дистанцию. Закрыл глаза и мысленно отсчитал до десяти, тайно надеясь, что она все поймет и простит, не задумав никакой мести. Потом открыл глаза и начал читать.

Дорогой Гарри,

Полагаю, что я должна сказать тебе спасибо за предоставленные тобой «обширные» данные. Я также полагаю, что мне не стоит удивляться, что это все, что ты «смог» мне послать, имея в руках всю информацию. Это так похоже на тебя! Ты же знаешь, что я не люблю делиться своими выводами, пока не рассмотрю все данные. Поскольку ты настаиваешь, я, все же, поделюсь ими с тобой, но не вини меня, если мои текущие выводы будут иметь большие погрешности: сам виноват, что зажимаешь от меня информацию. Но имей в виду, больше я подобного не потерплю. Ладно, вернемся к нашим баранам.

Я уже не помню, упоминала ли об этом в своих предыдущих письмах, поэтому, может быть, я повторюсь. На прошлой неделе, я, наконец, выжала несколько цифр из мистера Уизли. (Честно говоря, думаю, он их выдал, только чтобы отделаться от меня. Это не сработало.) Во всяком случае, он поведал мне, что во время войны погибло 7017 ведьм и колдунов, в том числе 2301 магглорожденных. Отсюда следует, что тогда умерло якобы 10,5% населения волшебного мира!

Я говорю это потому, что твой скептицизм оказался заразным. В прошлом году было зафиксировано 257 студентов, проживающих в башне Гриффиндора. Прости меня за прямоту, но если 10,5% населения умерло, то только на Гриффиндоре было бы гораздо больше сирот, чем один «спаситель мира». Там должно было быть больше людей, которые потеряли на войне хотя бы одного из своих родителей, брата или сестру, дедушку или бабушку. Особенно на нашем потоке. Вместо этого, из гриффиндорцев, погибли только твои родители, дяди Рона и родители Невилла (Хотя я не понимаю, почему их тоже записали в число погибших, если они, по словам Невила, по-прежнему живы). Даже если мы включим в список таких, как Дин, которые не знают личность одного из своих родителей, существует огромное несоответствие в указанных мистером Уизли цифрах, особенно если учитывать учеников со всей школы.

Во всяком случае, я продолжала доставать мистера Уизли, чтобы узнать больше данных. Наконец, он сдался и принес мне из Министерства копию данных по переписи магов за последнее столетие.

Эти документы добавили больше вопросов, чем ответов. Из преписи министерства исчезли данные о магглорожденных. По-видимому, этого никто не замечал до 1980 года, пока какой-то идиот не сверил свои данные с министерскими переписями населения, ожидая найти 2713 магглорожденных, а вместо этого нашел только 209. Я говорю идиот, потому что вместо проверки предыдущих (до 1980 года) министерских переписей, он решил отметить их, как пропавших без вести. Если бы он потрудился сделать это, то понял бы, что британские волшебники вообще не ведут перепись маглорожденных, отчего они побили все существующие рекорды по пропавшим без вести магглорожденным. А это значит, что все данные министерства, над которыми я корпела всю неделю, абсолютно БЕСПОЛЕЗНЫ!

Что касается погибших во время последней войны ... Если сравнить списки наших „погибших” со статистикой иммиграции, которую ты послал мне, то можно увидеть, что случилось с нашими пропавшими ведьмами и волшебниками. Они вовсе не умерли. Они просто не потрудились проинформировать британское министерство магии о своем существовании. (По крайней мере, я предполагаю, что все они уехали, но не могу окончательно доказать это, потому что кое-кто придерживает информацию, которая мне так нужна.)

Естественно, это привело меня к вопросу, почему все эти люди уехали. Я имею в виду, что понимаю, почему уезжали, так как во время первой войны это было естественно из-за Пожирателей Смерти и их ужасных деяний. (Кстати, об этом: невежество не выход из ситуации, Гарри. Я очень надеюсь, что ты перестанешь прятать голову в песок. Как минимум, ты должен прочитать Ежедневный Пророк, чтобы узнать, что люди говорят о тебе.) Но как насчет 20, 30, 50-х годов, 60-х годов? Мы не были тогда в состоянии войны, тогда почему, все-таки, маги уезжали? Они не были мишенями пожирателей даже во время последней войны. Насколько я могу судить, вывод сам напрашивается: Британия всегда подставляла под удар полукровок и магглорожденных ведьм и волшебников. Если бы эти люди остались на родине, наше население увеличилось бы более чем в два раза, по сравнению с настоящим временем. Вместо этого, у нас отрицательные темпы роста населения, тогда как рождаемость волшебников в остальном мире положительная. Магическая Британия умирает, а идиоты в министерстве даже не исследуют эту проблему!

Ты меня знаешь. Я просто не могу оставить это так. Плюс, я застряла в одном доме с Рональдом и близнецами. (Спасибо за информацию о трассировке, кстати). Пришлось обработать миссис Уизли, зато близнецы убедились, что тестирование экспериментальных продуктов и их шуток на мне имеет тяжелые последствия для них.

Такое веселое выдалось лето! Тебе так не кажется?

Во всяком случае, так как у меня есть доступ ко всем этим якобы влиятельным членам Ордена, в том числе и нескольким сотрудникам министерства, я решила задать им несколько более любопытных вопросов. Все они декламировали одну и ту же пропаганду, пока я не спросила Снуффла о карьерной перспективе. Он практически выбежал из комнаты.

Тогда миссис Уизли похлопала меня по руке и сказала мне, что в один прекрасный день я выйду замуж за хорошего человека, — как, например, за одного из ее мальчиков, — заведу детей, и буду вести полноценную жизнь со своей семьей. Она говорила так снисходительно, что я даже не сомневаюсь — она верила каждому своему слову. Но мои родители растили меня не для того, чтобы я стала обыкновенной домохозяйкой!

Мне очень жаль. Я знаю, что я просто разглагольствую ни о чем. Мне так хотелось поговорить с тобой обо всем этом. Все, что я обнаружила ... это просто ужасно. Письма — это хорошо, но они добираются сюда так долго. Ну вот, я начинаю опять нести бессвязный бред.

Однако хватит говорить о моих проблемах. На прошлой неделе, ты упомянул, что ждешь окончательный отчет своего целителя, прежде чем принимать какое-либо решение насчет Хогвартса. Но пока ты еще не принял окончательное решение, я хочу, чтобы ты сделал мне одно одолжение. Спроси себя, является ли Хогвартс действительно лучшим выбором для тебя. Сядь и составь один из твоих сумасшедших списков, которые ты так любишь. Пожалуйста, используй свою голову, а не сердце или другие органы. Невилл и я всегда будем твоими друзьями, независимо от твоего решения.

С Днем Рождения и пришли мне больше данных!

Гермиона

Я вздохнул с облегчением. Похоже, «страшная мстя» отменяется. Тем не менее, я просмотрел всю информацию со второго по последний параграф. Поговорить друг с другом. Может быть ...

— Барти, а есть ли способ отправить письмо прямо сейчас? Как аппарирование, но в меньших масштабах.

Он моргнул.

— Отправить просто текст или письмо?

— В идеале, письмо, — ответил я, думая о стопке документов, которые я должен был отправить.

— Для текста можно использовать Протеевы чары. Я не уверен, что ты сможешь нанести их на всю записную книжку. Это единственный способ, но тебе понадобится, по крайней мере, два блокнота для каждого человека и какая-нибудь защита информации.

— Как защитное заклинание на основе крови, которое Лидс показал мне? — Я задумался. -Но оно защищает только один лист. Помните, как мне пришлось скопировать все из целого свитка на однин лист пергамента?

— Да, действительно. Боюсь, что от меня будет, немного толку в этом деле. Защита места жительства — не то же самое, что и защита информации. Исчезающие шкафы были популярны во время войны. Ужасно привередливые, но для тех, кто не умел аппарировать — всяко лучше, чем ничего. Если шкаф может отправить человека из одного места в другое мгновенно, то отправить письмо мгновенно будет еще проще. Однако я без понятия, как работали эти проклятые вещи. Сожалею, — сказал он, прежде чем я успел спросить его о чем-то еще.

Я плюхнулся в кресло.

— А жаль, хорошая была идея. Возможно, мне следует воспользоваться совами.

— Так, стоп, Гарри. Я не говорил, что тебе не следует искать эти чары. Я сказал, что я их не знаю. Но это не значит, что они не существует. — Он вздохнул и провел пальцами по волосам. — Слушай, я знаю, тебе может показаться, что я знаю все заклинания, но у меня за спиной только один год магического образования после Хогвартса. Да, я знаю чуть больше, чем средний выпускник Хогвартса, но через несколько лет ты будешь знать столько же, а то и больше.

— А как же маггловские вещи?

— Я провел больше десяти лет под проклятием Империуса. Мне не разрешали трогать ничего магического и лишили возможности колдовать. Поэтому я стал изучать философию, право и историю. То есть, те предметы, которые мой отец считал безопасными. Мне даже не разрешали читать книги в их первоначальном латинском или греческом варианте. Поэтому на следующей сессии, я планирую, подать в Салемский Институт повторную заявку для дистанционного обучения волшебству, но даже так, ты все равно догонишь меня раньше, чем успеешь опомниться.

— О.

— Ты же понимаешь, что в этом доме живут три человека. Я не единственный человек, к которому ты можешь обратиться за помощью.

— Но ...

— Он поможет, если ты попросишь.

Свой день рождения я отмечал впервые.

Это был первый раз, когда я вне больницы спал до полудня; в первый раз, когда мне, в качестве подарка, подарили новую одежду, которая соответствует мне по размеру и с еще не срезанными бирками.

Томас утверждал, что эта одежда была необходимостью, а не подарком. Судя по всему, Лолли купила ее после того, как поняла, что я одеваю по очереди одни и те же спортивные костюмы. Так как новая одежда была еще не распакована, и я получил ее на день рождения, то посчитал те две пары джинсов и четыре футболки прекрасным подарком. Томас сказал, что они подходят как для выезда в мир магглов, так и для того, чтобы побродить по болотам. Еще один комплект этой одежды был для нашей предстоящей поездки в Косой переулок, где, как он ожидал, я сам выберу себе одежду по вкусу. Это был также первый раз, когда я вспомнил, как праздновал свой день рождения с другими людьми и моя первая поездка не в больницу Св. Мунго, за пределами дома Томаса.

— Свой подарок на день рождения получишь в Кембридже, — сказал Томас и послал меня наверх с четкими инструкциями, что из новой маггловской одежды следует надевать.

Через час мы с Барти стояли рядом с маггловским книжным магазином и ждали Томаса, который сразу молча куда-то аппарировал, как только мы припарковались на городской парковке. Оттуда мы с Барти сели на городской автобус до Магазина книг семьи Гефферсов на Тринити стрит, где Томас должен был встретиться с нами. Я потрогал амулет в форме змеи, спрятанный под футболкой, который носил по настоянию Томаса, зачарованный им же, чтобы никто не мог снять без его согласия. Если бы кто-то спросил меня, я бы ответил, что змея подозрительно похожа на Дифи. Амулет защищал от надзора с помощью магического шара и от прочих поисковых заклинаний. Так же он временно блокировал мой магический след, закольцовывая его на меня, ломало все портключи кроме того, что был у Томаса, и ограничивал круг людей, которые могли бы аппарировать со мной, опять же, без Томаса и Барти. В нем также содержались отслеживающие чары на основе крови. Томас сделал этот амулет для меня перед тем, как мы покинули Св. Мунго. Вопрос о его ношении за пределами охранных чар поместья не подлежало обсуждению.

Барти похлопал меня по плечу.

— Вот, — сказал он хриплым голосом, больше похожим на голос Моуди, чем на его собственный, и вручил мне конверт. Я взял его и хотел положить в карман, когда Барти велел:

— Открой его сейчас.

Я разорвал бумажный пакетик и обнаружил внутри простую открытку на день рождения с тридцатифунтовой подарочной карточкой.

— Спасибо, — сказал я.

— Образно говоря, я тут подумал, что, выбирая себе материалы для чтения, будешь одновременно наслаждаться процессом, ради разнообразия, — сказал он. — Пойдем. Мо- ... — Он поправил себя. — Томас должен вернуться в ближайшее время. С этой картой ты можешь купить все, что хочешь. Но не стоит тратить ее на учебники. Если захочешь купить что-то в этом роде, в том числе материалы для своих исследований, дай мне знать. В том случае, если ничего подобного в библиотеке не найдется, я распоряжусь об этом отдельно. Ладно?

Я кивнул и последовал за ним в магазин, все еще сжимая в руке подарочную карту. Нас встретил порыв холодного воздуха. Я смаковал это ощущение. Когда Барти хотел наложить охлаждающие чары на мою одежду, Томас остановил его. До тех пор, пока у меня не начнутся проблемы из-за жары, я должен был страдать от нее так же, как и все остальные. Томас сказал, что магглы заметили бы, если бы я не потел при тридцати трех градусах жары по Цельсию ( 90 градусов по Фаренгейту).

Десятью минутами позже я сидел, скрестив ноги на полу, в секции научной фантастики. Из всех романов личной библиотеки Барти мне больше всего понравился "451гр. по Фаренгейту ", поэтому я решил, что научная фантастика была бы хорошей отправной точкой для меня. Я листал первую книгу из серии "Дюна", показавшейся мне интересной, но немного надуманной, когда мне почудилось, что кто-то зовет меня по имени. Я повернул голову и заметил Томаса, стоящего в конце прохода рядом с незнакомой мне девушкой. Нет, не совсем так. Она показалась мне знакомой, просто я не мог вспомнить, кто она. И тут, она улыбнулась.

У меня отвисла челюсть.

— Гермиона? — Прошептал я, потрясенно разглядывая ее.

— Я же говорил, что твой подарок на день рождения будет в Кембридже, — сказал Томас с улыбкой. — Найди меня, когда вы будете готовы уйти.

Стараясь улыбаться максимально непринужденно, я все еще внимательно рассматривал ее, отмечая все незначительные изменения. Ее волосы были заплетены, а на лице было немного косметики, отчего она выглядела старше своих почти шестнадцати лет. Кроме того, я всегда видел ее в мантиях или джинсах. Обычно в мантиях, поскольку миссис Уизли считала, что носить маггловскую одежду не подобает «приличной волшебнице». В то время как белый сарафан Гермионы был довольно скромен по маггловским стандартам, я знал, что миссис Уизли не позволила бы ей носить его на публике. Когда мы отправлялись в Хогвартс в прошлом году, она заставила Гермиону переодеться в джинсовую юбку до колен, потому что иначе было бы «неприлично».

— Как? — спросил я. — Я думал, что они заперли тебя где-то в своем курятнике.

Ее улыбка превратилась в ухмылку, которая заставила бы близнецов Уизли искать укрытие.

— Я налила яду для докси в картофельное пюре с сосисками, а затем спокойно ушла. Я свободна от Ордена на всю остальную часть лета.

Я моргнул.

— Яд для докси?

— Он вызывает сильный понос, рвоту и тошноту. Близнецы стащили его откуда-то для своих экспериментов, а затем попытались проверить свою жалкую продукцию на всех, включая Косолапсуса. Я просто сделала их эксперименты более результативными.

Нет слов. Если бы кто-то решился проводить эксперименты с помощью пакостной продукции над Дифи или Хедвиг, я бы, вероятно, использовал его самого в качестве моей личной мишени для отработки проклятий.

— Где ты остановилась? У Невилла?

Она покачала головой и присела на пол рядом со мной, аккуратно скрестив ноги и распрямив юбку на коленях.

— Сняла однокомнатную квартиру в Фулхэме до начала семестра. — Она предупредительно подняла руку, не дав мне вставить реплику. — Выбор был невелик: либо это, либо молодежное общежитие. Я просто не могла оставаться в том доме ни минутой дольше. — Выпростав палец на левой руке, она показала серебряное кольцо с аметистом, которое я не видел на ее пальце. Не то, чтобы я обычно обращал внимание на то, что она носила, если, конечно, это не было радикальным отклонением от ее школьной формы.

— Сириус нашел его среди вещей своей матери. Оно должно защитить от магического надзора с помощью волшебного шара и от отслеживающих заклинаний, кроме тех, что на основе крови. Твой ... Томас проверил его, когда встретил меня на вокзале. Называть его по имени для меня так странно, но он настоял, чтобы в общественных местах мы обращались друг к другу по имени. Он сказал, что я отлично справилась, и я не думаю, что он стал бы рисковать тобой, так что все в порядке.

— Гермиона, — сказал я, все еще улыбаясь, — если кольцо прошло тест Томаса, я уверен, что этого более чем достаточно. — Всплыли далекие воспоминания о моем плане побега из дома Дурслей перед Хогвартсом. Я нахмурился. — Я думал, что большинство гостиниц не сдают комнаты никому младше восемнадцати без поручителя.

— Старящее зелье, косметическое заклинание и мягкий Конфундус, предварительно нанесенный на мой паспорт, делают чудеса.

Я удивленно поднял бровь, но не стал спрашивать.

Она скрестила руки на груди и фыркнула.

— После того трюка, что ты провернул, у тебя просто не нашлось времени и места, чтобы поговорить.

— Какого трюка?

Гермиона приподняла бровь.

— С кузеном Томасом, — сухо сказала она, вытащила книгу с полки и прочла аннотацию. — Я буду честной, Гарри. Я совсем не довольна тобой. Я твой лучший друг. Некоторые вещи мне нужно было услышать лично от тебя, а не из Ежедневного Пророка. Хотя я понимаю твое решение. Если бы я была на твоем месте, я бы тоже не сказала тебе все. Как давно вы знакомы?

— С января.

Она натянуто улыбнулась и протянула мне книгу.

— Тебе это должно понравиться.

Понимая, что эта тема закрыта, я просмотрел ее название: "Игра Эндера". При первоначальном просмотре я отложил эту книгу в сторону потому, что название не звучало интересно. Но, еще не дочитав первый абзац, я был заинтригован. Я отложил ее в сторону до следующего раза и выбрал еще одну книгу с полки.

— Мне очень жаль, — сказал я.

— Мне тоже. Когда ты просил меня прислать еду, я должна была сразу показать твое письмо своим родителям, а не отправлять тебе еду, как ни в чем не бывало.

Я с трудом сглотнул.

— Я не должен говорить это, но Аврорат все еще продолжает расследование этого дела. В службе опеки над детьми нет заведенного на меня дела, ... но файлы были. Кажется, что каждый раз, начиная расследование, они вдруг откладывали его и забывали обо мне. Пожалуйста, ты не должна чувствовать себя виноватой. Отправленная тобой еда помогла мне гораздо больше, чем служба опеки, которая вечно не доводила мое дело до конца.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она через несколько минут.

— Довольно хорошо в последние несколько дней. Алекс говорит, что зелья для сердца помогают. Я все еще не уверен на счет удаления костей, но и не хочу стать горбуном. — Я пожал плечами.

— Достаточно мрачная перспектива. — Она вскочила на ноги и протянула мне руку. Я ухватился за нее и позволил ей помочь мне встать. Перед глазами заплясали черные пятна. Свободной рукой я ухватился за книжную полку, опустил голову и глубоко вздохнул. Приступ головокружения прошел. Я слабо ей улыбнулся.

— Все в порядке?

Я кивнул.

— Не волнуйся. Это происходит время от времени.

— Ну, если ты уверен. — Она потянула меня за руку и привела в другой раздел. — Не правда ли, здания здесь удивительно красивы? Я всегда хотела посетить Кембридж, но мама с папой предпочитают более экзотические места. Однажды я уговорила их взять меня в поход в лес Дин. Я сразу полюбила его, но маме он не очень понравился. После одной ночи в палатке она забронировала номер в отеле и послала папу до ближайшего туристического агентства. Мы полетели во Францию на следующий же день.

За разговором мы провели почти два часа, исследуя книжный магазин. Затем мы присоединились к автобусной экскурсии по городу. Томас набросил заглушающее заклинание и провел весь тур, рассказывая о магической истории Кембриджа, в том числе о необычно высоком числе призраков, которых министерство изгоняло в течение многих лет. Когда-то в университете был волшебный колледж. После ввода Статуса секретности, его закрыли навсегда, но Министерство не снесло здание. Вместо этого они просто накинули магглоотталкивающие чары и оставили его на попечение домовых эльфов. Хотя мы и могли видеть здание, туда никого не пускали, опасаясь, что это заметят магглы. Здание до сих пор обладало достаточным количеством магии, чтобы поддерживать существование призраков. К несчастью для Кембриджского университета.

Думаю, я задремал где-то около ботанических садов. Хотя не совсем уверен. Последнее, что я запомнил, прежде чем уснуть было то, что Барти указывал на цветущую серебряную липу. Гермиона с увлечением рассуждала об ее магических свойствах в зельях, а Томас добавил что-то о палочках, но что именно, я не помню вовсе.

Проснулся уже в своей кровати, по-прежнему одетый в джинсы, с Дифи, развалившейся на моем животе.

Меня охватило разочарование. Гермиона. Я проспал большую часть ее визита. Я хотел поговорить с ней, сказать ей обо всем, что я выучил, и спросить ее мнение, но я упустил свой шанс. Я выругался себе под нос.

Дифи подняла голову и высунула яык.

— Томас сказал, что они оставили для тебя обед.

Замечательно, — подумал я. Вместо короткого отдыха, я снова проспал половину дня. Вздохнув, я погладил ее голову большим пальцем.

— Я спущусь через минуту. Не могу поверить, что заснул!

— Но сегодня же был жаркий летний день.

Конечно, она не поняла сути. Иногда я задумывался, намеренно ли она притворялась глупой или действительно не понимала, в силу своей змеиной природы. Сложно сказать. Когда я впервые встретил ее, я бы скорее поверил во второй вариант. Однако чем дольше мы проводим время вместе, тем больше меняются ее манеры. Теперь она временами кажется мне почти человеком.

— Я просто хочу проводить больше времени с Гермионой. Я только увиделся с ней, а потом ... Это просто невыносимо. Никаких полетов, пробежек или дуэлей. Я даже не могу бодрствовать достаточно долго, чтобы провести время со своим лучшим другом.

Дифи заползла вверх по моей груди и толкнула меня в щеку носом.

— Тогда почему ты здесь стонешь вместо того, чтобы проводить время с ней внизу.

— Она здесь? Но после Моуди, я думал, что Томас никогда бы не ....

— Он пообещал, что твои друзья смогут тебя навещать. Пока он держит свои обещания. Что заставило тебя думать, что он не сдержит его в этот раз? — Я подхватил ее и положил на еще теплую подушку. Заставив себя двигаться медленно, я встал и причесал пальцами волосы. Если бы это Парвати ждала меня внизу, я бы принял душ и переоделся в свежую одежду. К счастью, я никогда не чувствовал потребности произвести впечатление на Гермиону.

— Возьми меня с собой, — потребовала Дифи.

Я протянул руку и позволил ей обвиться вокруг моего запястья на манер египетского браслета.

— Не начинай еще один спор с Нагайной.

— Только до тех пор, пока она не начнет нарезать круги вокруг тебя.

Я закатил глаза, но в глубине души был согласен с ней. Нагайна была с Томасом почти так же долго, как Лолли. Она рассматривала и Дифи, и меня как чужаков, поддерживая некую отчужденность между нами. Как-то Томас признался, что Нагайне потребовалось три года, чтобы принять Барти и почти пять, чтобы принять Ната.

Я открыл дверь. Голоса были слышны даже на лестнице. Я приостановился. Гермиона разговаривала с Томасом. Я прокрался вниз по лестнице. Голоса становились все громче. Может быть, они спорят? Нет, не похоже, что они ругаются. Скорее это дружелюбная перепалка.

— Я согласна, что шаги должны быть последовательными, но все еще настаиваю, что нужен краткий обзор. Независимо от того, насколько логичны и подробны ваши объяснения, людям придется еще раз перечитать некоторые разделы, — вещала Гермиона, — особенно ту часть, где говорится о работе с собственной магией. Вы сами сказали, что там и анимаги с большим потенциалом потерпят неудачу. Кроме того, ваш издатель хочет пересмотреть издание. Лично я была бы очень признательна, если бы было больше теории, но суть вашего убеждения упрощает трансформацию для большинства ведьм и волшебников. К сожалению, большинство волшебников просто закрывают книгу, когда видят много теории.

Она фыркнула, будто смертельно обиделась тому, что большинство волшебников не разделяет ее интересы.

— Кроме того, вам нужно больше упражняться с иллюстрациями. Сириус зарисовал семь дополнительных упражнений карандашом на полях своей копии, которые, по его словам, просто необходимы.

— Может, мне лучше работать с Блеком вместо вас, — сказал Томас, подначивая ее.

— Умоляю, Сириус даже не поздоровается с вами. Хотя он согласится показать вам свои записи, если вы позволите ему увидеться с Гарри.

— Это выбор Гарри. Я не хочу делать его предметом торга.

— Я и не сомневалась в этом.

Томас прочистил горло. Я спускался на цыпочках вниз по лестнице, пока не заглянул в комнату. Барти, свернувшись, сидел с книгой в руках в кресле у камина. Гермиона и Томас сидели на полу, а вокруг них были разбросаны листы бумаги. Я моргнул, но странное видение не пропало.

— Так, значит, нужно много картинок к упражнениям. Они идут в качестве приложения или как часть главы? — Томас взял свое перо и поднял одну из сотен черных тетрадей для записи, которые валялись в его кабинете. Всегда удивлялся, как он может различать их. Должно быть на них наложено заклинание, — решил я.

Гермиона закусила нижнюю губу.

— Вариативно. Если дополнительные упражнения будут полезны для них, то, как часть главы. Но если они уникальны для каждого волшебника по отдельности, то, как приложение.

— Черт возьми, еще один эксперимент. Морис не обрадуется этому.

— Значит, он будет доволен, опубликовав что-то, что даже некорректно?

Томас фыркнул.

— Все, что волнует Мориса, так это, сколько он продаст. Ему все равно, продавать книгу со списком вспомогательных подсказок в приложении или с допольнительными упражнениями к каждой главе в отдельности, лишь бы до первого ноября у него был законченный вариант текста.

— Может быть, включить анекдоты или написать несколько глав от первого лица? Это сделает тему более понятной. Так будет даже лучше и быстрее. Если обучение занимает минимум девять месяцев, то с помощью нового метода... Поэтому я хочу, чтобы вы дали мне прочитать всю рукопись. Если бы я знала, о каких именно усовершенствованиях были ваши последние работы, я могла бы....

— Я скажу вам то же, что сказал бы и Гарри, если бы он спросил меня о том же. — Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Прямо сейчас, вы должны сконцентрироваться на вашем среднем образовании, не отвлекаясь ни на что. После того, как вы сдадите ваши ТРИТОН-ы, мы поговорим об этом. А до этого, забудьте об этом.

— Но я уже прочитала копию Сириуса. Ничего страшного не будет, если вы позволите мне прочитать ваши комментарии к той же книге, — сказала Гермиона с таким же блеском в глазах, как когда-то обманула Локхарта, выпрашивая у него пропуск в запретную секцию.

Томас запрокинул голову и рассмеялся.

— Так какого черта вы двое в конечном итоге оказались на Гриффиндоре? Шляпа уже, должно быть, страдает маразмом больше, чем Дамблдор. Прекрасно. Но если вы хотите прочитать исправленное издание, раньше, чем кто-либо еще, вы должны заработать это право.

— Как? — Осторожно спросила Гермиона.

— Десять страниц критики и незначительная корректура. Никаких исследований на другие темы. Если вы столкнетесь с чем-то, что вы не понимаете, просто пометьте это. Я не хочу, чтобы другие теории искажали ваше мнение, и я не нуждаюсь в дальнейших исследованиях. Мне нужно улучшить то, что я имею, сохраняя при этом уровень примерно шестого курса.

Барти закрыл книгу и одарил меня кривой усмешкой, а Гермиона обдумывала сделку с Томасом. Когда Барти узнал, какие требования во время своего посещения выдвинула Томасу моя подруга, он предположил два варианта: либо Томас и Гермиона убьют друг друга, либо быстро поладят между собой. Все остальные перспективы казались пугающими.

— Договорились, — сказала Гермиона.

Томас взмахнул палочкой. Страницы собрались в стопку и полетели в кабинет.

— Гарри, почему бы тебе не показать своей подруге наш сад? Ужин будет примерно через тридцать минут. Я буду в библиотеке, если понадоблюсь. — С негромким хлопком, он аппарировал на третий этаж.

Барти закатил глаза.

— Похоже, я пропущу ужин. Вернусь немного позже. — Он положил книгу на стол и ушел.

Я робко улыбнулся Гермионе.

— Извини, что я так бестактно заснул.

— Не смущайся, Гарри. Я предполагала, что ты долго на этой жаре не продержишься. Мы отправились на тур автобусом, потому что так у тебя оставалось больше времени на отдых. Никто не ожидал, что ты будешь бодрствовать всю экскурсию.

— О! — Я на секунду опустил взгляд на свои босые ноги. — Как Невилл?

— Трясется, что его бабушка планирует большой семейный ужин в ту же ночь, когда у тебя день рождения. — Она окинула меня понимающим взглядом. — Мы были приглашены две недели назад. Я не знала, куда мы пойдем до этого утра. Все, что он сообщил нам, это то, что мы должны быть в маггловской одежде. Лично я думаю, именно поэтому бабушка Невилла перенесла празднование его дня рождения на ужин. Как сказал Невилл, она была категорически против того, чтобы он "шатался как обычный маггл". Я обещала ему, что поблагодарю тебя от его имени за подарок на день рождения, который ты послал ему. Я понятия не имею, где ты нашел эти растения. Некоторые из них были невероятно редкие.

— Т. е., ты виделась с ним совсем недавно.

— Мы встретились вчера днем. Я не одобряю то, что он должен скрываться, но его бабушка.... Я не могу определиться сумасшедшая ли она или просто чрезмерно опекает его. Честно говоря, думаю, что единственная причина, по которой она позволяет Невиллу посещать Хогвартс, заключается в том, что это делал его отец. А она хочет, чтобы Невилл был точной копией своего отца. Это довольно печально, на самом деле. — Я повел ее в сад, где Барти иногда проводил уроки со мной. По дороге она продолжала говорить без остановки. — Известно ли тебе, например, что у Невилла даже нет своей собственной палочки? Его бабушка заставила его пользоваться палочкой своего отца. Я знаю, что это не мое дело и вообще, обсуждать с тобой его отношения с бабушкой неправильно, но судя по тому, что я видела во время занятий, эта палочка для Невилла ужасный выбор. Она жестко ограничивает возможностей и самообразование Невилла. А без собственной палочки он никогда в жизни не раскроет свой полный потенциал. Я, конечно, за свои СОВ ужасно волнуюсь, но он без нормальной палочки не заработает "П" никогда.

— Гермиона, не все хотят учиться только на "П".

— Я знаю, но это просто ужасно. Невилл умный. Он может быть одним из лучших в школе, если бы она только позволила ему быть самим собой.

— Гермиона, я знаю. Сможет ли он еще раз встретиться с нами в Косом переулке?

— Думаю, что да.

— Тогда, возможно, мы сможем отвлечь его бабушку на достаточно долгое время, чтобы он купил себе другую палочку. — Я тронул ее за руку, чтобы привлечь внимание. — Гермиона, может спустимся к болоту или хочешь просто посидим здесь и поговорим?

— Поговорим, — ответила она. — Томас и Барти устроили мне длительную экскурсию, пока ты спал. Библиотека здесь просто удивительна, а тебя еще и летом обучают. Я очень завидую. Мои родители пообещали нанять мне репетитора по древнегреческому на лето, но потом Орден убедил их отослать меня с ним до конца лета. Предполагалось, что это должно было быть моим большим рождественским подарком.

Так или иначе, это меня не удивило.

— Я сожалею, что втянул тебя во все это.

Она вздохнула.

— Это не твоя вина. Мои родители ... Гарри, есть причина, по которой я провела последние три Рождества в Хогвартсе. Неужели ты никогда не находил это странным?

— Рональд тоже оставался.

— По разным причинам, Гарри. Он остался, потому что боялся, что иначе пропустит «великое приключение», в которое мы были втянуты. Кроме того, Уизли точно не могут позволить себе праздновать Рождество с размахом. Я спросила Джинни об этом сразу. Она заявила, что их родители поощряют их оставаться в Хогвартсе, потому там они проведут Рождество лучше, чем у себя дома. Оно и понятно, ведь Уизли хотят, чтобы их дети имели лучшее, что может им предложить волшебный мир. Это тоже означает, что Рождество в Хогвартсе предпочтительнее для них. Мои родители, — она уронила голову на руки и помассировала виски, — как бы лучше тебе объяснить? Я выросла в Хейле, что около Манчестера. Мои родители специализируются на косметической стоматологии и занимаются частной, высоко прибыльной практикой в двух милях от нашего дома. Они не принимают пациентов из ГСЗ (Государственная служба здравоохранения). Вся их практика является частной. Когда я родилась, моя мать взяла две обязательные недели отпуска. Затем она наняла няню и вернулась к работе. Когда я росла, единственное время, которое я проводила с моими родителями, было во время летних отпусков. Даже тогда, с нами была моя няня. Я оставалась в Хогвартсе во время праздников, потому что альтернативой была бы трехдневная поездка в горы с лыжами, а затем мне пришлось бы провести остаток каникул в одиночестве или с репетитором, которого я едва знаю, потому что я слишком взрослая для няни. Прошлым летом, Уизли забрали меня в первую неделю августа. Мои родители планировали провести еще один отпуск в Париже. У меня был выбор: наблюдать, как они целуются и обнимаются в течение трех недель или пораньше поехать к Уизли. Естественно, я выбрала Уизли.

Пораженный ее откровением, я уставился на нее, разинув рот.

— Мне так жаль. Я не знал. Я....

— Стоп! Я рассказал тебе все это не для того, чтобы ты почувствовал жалость ко мне. А потому, что ты мой лучший друг, и я знаю, что ты не будешь реагировать как ревнивый болван.

— Зачем кому-то ... — Я замер, когда вспомнил завистливый взгляд Рональда каждый раз, когда он видел, что один из нас в чем-то лучше. — Не бери в голову.

— Ты понял все сам, не так ли? Рон был почти невыносим каждый раз, когда мы шли в Косой переулок. Как ты думаешь, как бы он отреагировал, если бы узнал, что ты не единственный из нас, кто богат?

— Плохо.

— Ты думаешь? Дело в том, Гарри, что я на самом деле немного благодарна Ордену, что они уговорили моих родителей дать мне провести лето подальше от них. Иначе я бы провела следующий месяц, скучая, в то время как мои родители играли бы в гольф и околачивались у бассейна на вилле в Тоскане, которую они арендовали только потому, что сочли ее романтической. Ах... Тоскана, пфф... — передразнила она. — Вместо этого, у меня есть хорошая квартира, где я могу обниматься с моим котом и читать столько, сколько я хочу. Кроме того, мне не придется беспокоиться о том, что у меня останется психологическая травма на всю жизнь от лицезрения своей сорокасемилетней матери, загорающей топлесс.

Я фыркнул.

— Все настолько запущено?

— Ты даже не представляешь, насколько. Я очень люблю своих родителей, Гарри, но наша любовь, почему-то, чувствуется только на расстоянии.

— А что, если Орден выследит тебя?

— Я сделала свою домашнюю работу. Моя совиная почта перенаправляется в особую службу в Косом переулке, которая отправляет ее к адресату через домового эльфа. Он создан для волшебников, которые много путешествуют и не имеют постоянного места жительства. Даже Фоукс не сможет меня найти. Со мной все в порядке и у меня есть планы на случай непредвиденных обстоятельств, даже если они выследят меня.

— Могу я спросить какие планы? — сказал я, вспоминив яд для докси.

— Лучше не надо.

— Будь осторожна. Ты играешь в опасную игру и ...

Она заставила меня замолчать, покачав головой

— Гарри, я прошу тебя доверять мне. Если Орден найдет меня до начала учебного года, или похитит тебя, или навредит Невиллу, или решит каким-то образом повлиять на наш разум, они, так или иначе, дорого поплатятся.

— Но ты не знаешь Окклюменцию.

— Тетя Виктора работает в болгарском посольстве в Лондоне. Она мастер-окклюмент и в настоящее время изучает Легилименцию. Она согласилась учить меня. Я сомневаюсь, что стану мастером до начала школы, но хотя бы смогу защитить свой разум.

— Похоже это наследственная черта. Тебе хочется романтики и приключений.

Она ударила меня в плечо.

— Нет же, дурак! Единственная разница между нашими способностями в окклюменции — это парсельтанг.

— Хорошо. Ты в безопасности, не так ли?

Она закатила глаза.

— Да, папа. Что-то еще, папа?

— Эй, я только...

— Я знаю. Это надежное место. Я обещаю.

— Тебе нужны деньги? Я подписался на Ежедневный Пророк наличными (фунтами) из обычного хранилища. Все что мне нужно сделать, это написать им письмо и дать тебе ключ.

— Гарри, у меня есть свои собственные деньги. Я же только что сказала, что богата.

— Я знаю, но жить самостоятельно может быть дорого и....

— Ради Мерлина, Гарри! Это только на месяц. Кроме моих личных сбережений и аварийного фонда, который мои родители создали для меня, когда я только поступила в Хогвартс, у меня достаточно средств, чтобы жить самостоятельно в течение следующих двух лет, если это будет необходимо. В том маловероятном случае, если у меня закончатся деньги до 1 сентября, все, что мне нужно сделать, это отправиться в Манчестер, найти старую фирму моего деда и сообщить его партнеру, что мои родители неосознанно оставили меня на попечение безумно бдительной группировки на все лето, в то время как сами уехали на второй медовый месяц в Тоскану. Мне сразу дадут доступ к большей сумме денег, чем мне, возможно, понадобится. Я буду в порядке. — Она кивнула в сторону дома. — Пойдем. Барти уже должен был вернуться. Надеюсь, тебе нравится пицца.

— Никогда не пробовал ее.

— Ты полюбишь ее. Обещаю.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

Примечание автора (с сокращениями):

Мне действительно хотелось, чтобы Гермиона запинала ногами Гарри за трюк с данными. Несмотря на то, что это было бы вполне в ее духе, в данной ситуации такое не уместно. Она встречается со своим лучшим другом, восстанавливающимся от болезни, впервые за месяц. Она не все о нем знает, но я представила себе поведение ответственного опекуна: скорее всего, Томас заранее предупредил ее о его состоянии, прежде чем позволить видеться с Гарри.

По-моему, моя интерпретация семейной жизни Гермионы и характеристика Молли, как ханжи, придерживающейся некоторых пуританских ценностей, согласуются с каноном. Мы не знаем, насколько близки Гермиона и ее родители. В ГП и ДС мы видим, как она защитила своих родителей. Но защищать кого-то вовсе не значит, что вы с ним близки. Мы знаем только, что ее родители были дантистами. Это оставляет мне много простора для импровизации и для того, чтобы выработать разумное объяснение, почему Гермиона редко выходит из дома. Я бы сказала, что она ребенок, зачатый по обязательству к покойным родителям. Это вовсе не означает, что ее родители не любят ее. Они, безусловно, любят ее, но появление колдовских способностей в дочке не могло оставить их равнодушными, и они не смогут относится к ней как раньше.

Рон провел первые четыре рождества в Хогвартсе. Учитывая, насколько дружна, как все говорят, семья Уизли, это звучит странно. Объяснение, которое Джинни дала Гермионе, звучит более правдоподобно, но даже при таком раскладе, я скорее ожидала бы, что все дети соберутся дома на празднике.

Что интересно, 31-ого июля 1995 года ( на следующий день после вышеупомянутого эпизода), в Кембридже, Кембриджшире, в Великобританиии зарегистрировали рекордный рост температуры в 32,8 градусов по Цельсию (91 градусов по Фаренгейту)! Удивительно, не так ли?

Хедвиг расположилась на перекладине у меня над головой и начала перебирать мои волосы. Я протянул руку и погладил ее по перьям. Иногда я задавался вопросом, почему Хагрид выбрал именно Хедвиг. Он знал, что я не был в хороших отношениях с Дурслями и, вероятно, не ожидал, что я буду писать им. Может быть, он думал, что я нуждался больше в друге, чем в фамилиаре. А может он понял, что белую сову будет легче отслеживать. Я не уверен, но склоняюсь больше к варианту с другом. Нет смысла отслеживать сову, которая редко доставляет почту.

На самом деле, только несколько дней назад я понял разницу между почтовой совой и фамилиаром. Однажды во время вечерней медитации, я обнаружил тонкую ментальную нить, спрятанную глубоко внутри моего разума. Когда я попытался избавиться от нее, Дифи заволновалась и, наконец, объяснила, для чего она нужна.

Все эти годы я думал, что исцелил свою змею стихийной магией, но оказывается, это не так. Я просто дал ей частичку своей магии, тем самым привязав ее к себе ментальными узами. Так и создается истинный фамилиар, согласно книге по Легилименции. Я нашел в библиотеке три книги на эту тему, в том числе одну с использованием подобно нашей связи, но еще не прочел их. К тому времени, как я перешел на третий курс, Дифи уже зависела от моей магии.

— Я все еще не понимаю, — прошипел я змее, обвитой вокруг моей шеи. — Если бы ты раньше сказала, я бы освободил тебя, пока не стало слишком поздно.

Дифи пощекотала мне мочку уха своим языком.

— Не бери в голову. Встреча с тобой была как пробуждение после долгой спячки. Я жила как в тумане раньше. Добыча, вода, теплая нора, яйца, хищники. Простая, но опасная жизнь. Затем появился ты. Яйца стали вдруг неважны. Я знала, что могу рассчитывать на тебя, когда мне понадобятся: добыча, вода, теплое логово и защита от хищников. — Она поколебалась, а затем потерлась макушкой об мой подбородок, — жест почти человеческий. — Ты мой. Я не знаю, как еще объяснить. Кроме того, я не могу оставить своего человека на попечение совы, которая не видит разницы между человеком и совенком.

Глубокий смех прозвучал у меня за спиной. Я обернулся и увидел Томаса с Ксерксом, серым Евразийским филином на его руке.

— Милая змея. Ты должен слушаться ее. — Он взмахнул палочкой над Ксерксом, затем прищурился и кивнул. Удовлетворившись результатом, улыбнулся и погладил птицу по голове. — Бьюсь об заклад, ты видел толстую рукопись на моем столе и решил слинять пораньше. Ах, ладно, Таис будет более чем счастлива, отдохнуть в течение следующего месяца.

— Таис? — Удивленно спросил я.

— Моя очковая сова. Коллега подарил мне ее много лет назад. Тропический подвид, она прилетает сюда только летом. Странно, что ты ее еще не видел.

— Я видел только Ксеркса и сипуху Робин.

— Пойдем. Сегодня ты будешь помогать мне варить зелья.

Заразившись его энтузиазмом, я встал и отряхнул свою одежду, в предвкушении нового урока. Торопливо попрощавшись с Хедвиг, я последовал за ним. Пока мы шли мимо гаража, где на первом этаже находился мой временный класс и зельеварня Томаса на втором, я задумался над резкой сменой моего графика и его поведения. Даже без собственных исследований, новых статей, встреч с моим лечащим врачом и адвокатом, и его более чем сомнительных вечерних мероприятий, у Томаса был плотный график. Обычно он оставался наедине у себя в кабинете после завтрака и не выходил до обеда. А обедал он либо в одиночестве, либо на деловой встрече. Когда Барти уходил по своим делам, за мной присматривала Лолли. Иногда, я видел Томаса в библиотеке, но мы почти не общались, кроме как во время посещения целителя и общих приемов пищи. Я мог бы также пересчитать по пальцам, сколько раз Томас приказал мне сделать что-нибудь, в то время как мы оба были дома одновременно. Я часто задумывался, могу ли я назвать это место своим домом? Или быть может, слишком рано еще говорить об этом.

— Я останусь здесь, — прошипела Дифи. — Не выношу испарений от котлов.

Правой рукой я снял ее с шеи и положил на ее любимый подоконник. Затем последовал за Томасом вверх по лестнице. Когда Барти в первый раз показал мне эту лабораторию, я с отвисшей челюстью смотрел с верхней площадки лестницы на то, что Томас считает своей лабораторией для зельеварения. Тогда я спросил Барти, почему она не находится в подвале, как в Хогвартсе. Он усмехнулся и сказал, что по мнению Томаса, держать зельеварню в подвале, где случайные взрывы в любой момент могут обрушить фундамент дома, вместо хорошо проветриваемой башни, — признак психического заболевания.

Поработав в течение нескольких часов с Томасом, я был склонен согласиться с ним.

Зельеварня Хогвартса с лабораторией Томаса и рядом не стояла. С отличной вентиляцией, морем естественного света, мраморными столешницами вместо деревянных, большой раковиной и целым комплексом чар, направленных на защиту и людей, и ингредиентов, его лаборатория предоставляла не только безопасное, но и приятное и удобное рабочее пространство. Мне стало интересно, какова из себя личная лаборатория Снейпа: похожа ли она на эту или такая же неприятная, как наша школьная.

Томас проверил кипящий котел с Оборотным и другой котел, с прозрачным зельем, которое было мне не знакомо.

— Веритасерум, — ответил Томас на мой невысказанный вопрос. — Мощная сыворотка правды. По крайней мере, будет ей, когда завершится процесс.

— Кто его варит?

— Барти. Если предоставить ему достоверный рецепт, он вполне компетентный зельевар. Не настоящий мастер, но ему осталось уже немного до него.

— А вы?

— Я получил степень мастера по зельям от Escola Magica do Parana (Школы Магии в Паране) в 1960 году. Это не было моим первым титулом мастера, но — последним.

— Сложно было?

— Трудно сказать. Я также преподавал в полный рабочий день и только что получил повышение. Оглядываясь назад, думаю, что моя проблема была в некорректном сочетании рабочего времени и досуга, а не в написании научной работы. — Он взмахнул палочкой и призвал четыре оловянных котла второго размера и медный котел. — Возьми кровь саламандры, коготь грифона, порошкообразный лунный камень, крыло феи, листья боярышника, куркуму и кору белой ивы из шкафа. Но не левитируй коготь грифона, если не хочешь, чтобы он взорвался.

Когда я принес ингредиенты, Томас уже наколдовал маленькую доску и написал на ней рецепт мелом. По памяти, я отметил, как надо положить ингредиенты на лотке, убедившись, что они не соприкасаются.

— Сгруппируй ингредиенты.

— Хорошо. Я вытер доску для нарезки ингредиентов и съежился, вспоминая формулу сыворотки вместо рецепта. Барти начал учить меня формулам перед третьим туром, но я никогда не варил зелье по ним. Поколебавшись, я взглянул на Томаса.

— Не торопись. Ничего страшного, если не знаешь, как интерпретировать ту или иную формулу. Когда будешь готов, расскажи мне, как собираешься варить зелье, прежде чем приступить к работе.

Я стиснул зубы и перевел взгляд обратно на формулу. Десять минут прошло в молчании. Томас проверял зелья Барти, а я изучал формулу. По крайней мере, его почерк, в отличие Снейпа, был разборчивым. Несколько раз я неправильно понял символ или инструкцию. В конце концов, я начал кое-что понимать. Двадцать один. Семь помноженное на три. Семь и три — два самых распространенных магических числа в Арифмантике. Алхимически, вода нейтральна, то есть она не играет роли при расчете качества зелья. Хотя в формуле были перечислены восемь ингредиентов, без воды их было только семь. Я снова стер формулу. Ингредиенты были разбиты в группы по три. Затем они смешиваются с крыльями феи, которых нужно добавить последними. Перемещаем образцы из группы по шесть. Шесть делится на два. Так на самом деле две группы по три. Возвращаемся обратно к трем, еще раз. Так, стоп, а дополнительный ингредиент? Не узнав символ, я нахмурился. Мой взгляд прошелся по рунам, написанным рядом. Ничего?

— Расскажи мне, что ты понял.

Опять приказы. Стараясь держать спокойное выражение лица, я повернулся к нему.

— Надо смешать четыре меры крови саламандры с шестью мерами воды и прокипятить. Остудить. Добавить одну меру коры белой ивы и одну меру листьев боярышника. Прокипятить в течение семи минут. Слить. Законсервировать жидкость. Полагаю, нужно отказаться от коры ивы и листьев боярышника, так как они больше не используются. — Дождавшись, когда он кивнет, я продолжил. — Измельчить три меры когтя грифона в мелкий порошок. Смешать его с одной мерой порошкообразного лунного камня и одной мерой куркумы. — Я закусил губу.

— Продолжай.

— Добавить одну меру воды в смесь из когтя грифона и перемешать до пастообразной массы. Поместить все это в котел и продержать на слабом огне. Кипятить в течение трех минут. Залить в настой кровь саламандры?

-Технически это питательный отвар, но настой в данном случае более правильное определение, — сказал он с улыбкой. — Все правильно. Продолжай.

— Постоянно помешивать пасту. Звучит так, как будто делаешь руту, — пробормотал я про себя.

— Точно.

— Простите.

Он покачал головой.

— Не извиняйся. Если ты, прочитав инструкцию, думаешь, что делаешь руту, то так и скажи.

— Хорошо.

Я перенес вес на другую ногу и качнулся вперед.

— Довести до кипения. Мешать один раз по часовой стрелке каждую минуту ...

Томас покачал головой.

— Снова проверь символ. Обрати внимание на линию, разделяющую песочные часы. Если одна четверть сверху — пятнадцать секунд, то следующая?

— Тридцать секунд?

— Ты спрашиваешь или констатируешь факт?

Я поморщился.

— Констатирую, сэр.

— Хорошо. Заканчивай.

— Мешать один раз по часовой стрелке каждые тридцать секунд в течение шести минут. Убавить огонь. Добавить одну меру крыльев феи. Помешивать против часовой стрелки шесть раз через каждые десять секунд в течение минуты. Затем мешать по часовой стрелке шесть раз через каждые четыре секунды в течение минуты. Потом варить на медленном огне в течение двух минут, не перемешивая.

— И?

Я уставился в пол.

— Я не знаю, — пробормотал я.

Он вздохнул. Его рука сжала мое плечо.

— Гарри, какого уровня по твоему мнению формула этого зелья? СОВА? ТРИТОН? Или выше чем ТРИТОН? Обоснуй свое предположение.

— СОВА.

— Почему?

— Потому что я скоро пойду на пятый курс.

— Это уровень ТРИТОН, — сухо сказал Томас.

— Тогда почему ...

Я умолк. Барти был сверхинициативным. Этим все сказано.

— Ты сделал почти все правильно. Если бы ты знал эту часть, — сказал Томас, обводя пальцем непонятную мне часть формулы, — у меня с Барти была бы длинная дискуссия о том, что ты изучаешь магию, к которой еще не готов. — Он постучал пальцем по нулевому символу. — Это необязательный шаг, о чем свидетельствует этот символ здесь. Кровь. Палочка. Магия. Часто эту комбинацию находят в старых алхимических текстах. Несмотря на то, что он под официальным запретом, этот этап почти утраченное искусство. Ты помнишь, что Алекс говорил о привязке зелий для тебя к твоей крови и магии? Вот это и есть тот самый этап.

Тогда почему палочка вместо ножа? Последний раз, когда Томас принес котел в дом и заставил меня добавить три капли крови, я воспользовался кинжалом гоблинской работы.

— Добавление собственной крови и магии в зелье, которое ты создаешь, требует только палочку. Кинжал — это обходной путь, если кто-то другой варит зелье, но использовать его крайне сложно. Просмотри формулу еще несколько раз. Затем подготовь и приготовь ингредиенты. Используй 40 г/мл за меру.

— Вы не собираетесь мне помогать?

— Собираюсь, но только на последнем этапе. Барти говорит, что ты можешь варить Оборотное с завязанными глазами. Ты также помог ему с целебными зельями для Моуди, которые гораздо сложнее, чем твое зелье для сердца. Я буду здесь, коли тебе понадобится помощь. Если что, только окликни меня. — Он призвал пустой котел и принялся готовить другое зелье.

В день нашего первого занятия по зельям, Снейп сказал, что он может научить нас, „как разлить по флаконам известность, как сварить триумф и даже, как закупорить смерть”*. Может, но не станет. Большая разница. Я и не догадывался, насколько плохое отношение Снейпа повлияло на мою успеваемость в зельях, пока Барти не начал каждое утро в субботу давать мне обязательные уроки по зельям. С Барти зельеварение стало проще и эффективнее. Я больше не беспокоился о Снейпе, моем классе или о том, что кто-то спровоцирует взрыв в котле. Барти научил меня всему, что должен был научить Снейп, и даже больше. Я сделал глубокий вдох и сконцентрировался. Теперь-то я знаю, как правильно варить зелья. Надо только доказать это.

После выбора ступки и пестика в кладовке, я положил коготь грифона в ступку и начал измельчать его вручную. Я целиком сконцентрировался на работе. Магия стекала по пестику, позволяя молоть когти мельче, чем, если бы я пользовался только пестиком. Снейп забыл сказать нам, что просто следовать рецепту недостаточно, чтобы получить по-настоящему качественное зелье. Настоящее зельеварение не в следовании рецепту, когда ты молишься, чтобы оно получилось приличным, — оно сравни медитации. Все твое существо должно быть сосредоточено на создании зелья, которое ты хочешь получить. Настоящее зельеварение — это целый магический ритуал.

— Прекрасно, — пробормотал Томас. Я вздрогнул и вышел из состояния полу-медитации. Он положил руку мне на плечо.

Я кивнул, сделал глубокий вдох, и снова сосредоточился. Затем протолок пестиком когти грифонов еще раз, стараясь не насыщать их своей магией больше, чем необходимо. После того, как я удовлетворился результатом, предварительно измерил остаток своих ингредиентов, сгруппировал их поэтапно и начал варить зелье.

Присутствие Томаса отошло на второй план. Смешать, добавить, скастовать чары времени, подождать, процедить. Этапы смешались. Когда я сделал последнее движение, моя рука сама опустилась. Я быстро заморгал, выходя из транса, и заглянул в котел. Там было нечто мятно зеленое с серебряными вихрями, блестящими от крыльев фейри. Хорошо. Я понюхал. Одуванчики без намека на куркуму. Довольный первым успехом, улыбнулся и посмотрел на Томаса.

Черт, он обманул меня! Томас ничего не готовил. Он стоял, прислонившись к столешнице, рядом с пустым котлом и следил за каждым моим шагом. Заметив мой удивленный взгляд, он ухмыльнулся.

— Неужели ты думал, что я позволю тебе варить новое зелье без присмотра?

Он пересек комнату и заглянул в мой котел.

— Прекрасно сварено, Гарри. Осмелюсь сказать, что ты иногда можешь работать даже лучше, чем я.

Чувствуя себя неловко, но счастливый от его похвалы, я смущенно потупился.

— Нет, до вас мне еще далеко, но я стараюсь.

— Будем надеяться. Теперь возьми палочку и держи ее над краем котла. Будь осторожен, не прикасайся к зелью. Заклинание простое. Называется (Слова заклинания) „Кровью и магией я связываю". Ты должен представить, что добавляешь в котел три капли крови. Я обычно представляю себе туманный контур вокруг каждой капли, предоставляя остальное своей магии, но это не является строго необходимым условием. Готов?

— Но я никогда не делал этого раньше, — сказал я, не желая испортить свою работу.

— Привязка зелья к себе намного проще, когда варишь его сам. Просто попробуй. В худшем случае, у тебя есть все, чтобы сварить еще одну партию.

Я закрыл глаза. Непроизвольно перед глазами появился образ серебряного ножа, которым я пользовался раньше. Три капли крови соскользнули с кончика воображаемого ножа. Усилием воли я заменил нож своей палочкой. Это напомнило мне, как я открывал свой сейф. Безжалостно развеяв и этот образ, я сосредоточился на зелье, стараясь не думать о том, будет ли работать то же самое заклинание на моем сейфе. Я пробормотал заклинание. Ничего не произошло.

Потом я услышал звук собственного сердцебиения в ушах, и почувствовал прилив крови в венах. Красная струйка крови стекала со сгиба локтя по ладони правой руки, но боли я не чувствовал. Я открыл глаза, и в тот же момент котел вспыхнул. Три прекрасных, красных капелек крови плавали на поверхности, не смешиваясь с зельем.

— Мешай по часовой стрелке три раза, — сказал Томас. — Сосредоточься на том, чтобы кровь смешалась с зельем.

Как? — хотел я спросить, но сдержался. Вместо этого я взял палочку-мешалку и окунул ее в зелье.

— Сделай его своим.

Я понял. Когда завершился полный оборот, я молча сообщил зелью, что оно принадлежит мне и никому другому. Затем еще раз перемешал. Я нуждался в нем больше всего. Хотел снова бегать и летать. Финальное помешивание, и я снова посмотрел на зелье. Серебряные вихри превратились в маленькие инициалы: "Г" и "П". Они закрутились вместе как танцоры на балу, перед тем как опять превратиться в вихри.

Взмахом руки Томас призвал стойку со стеклянными флаконами и вытащил палочку из кобуры на левом запястье.

— Считается, что это следующий уровень после СОВ, но на самом деле это не так.

Его движение палочкой было настолько стремительным, что я почти пропустил последний взмах. Идеально круглая сфера поднялась над котлом и переместилась к столу, где превратилась в воронку, из которой зелье перетекло во флакон. У меня отвисла челюсть.

— Не смотри так потрясенно. Это все те же чары левитации, которые ты выучил на первом курсе.

— Да, но я никогда не видел такого раньше.

— А должен был.

Он быстро разлил остаток зелья по флаконам и набросил на них чары сохранения.

— Пойдем, — сказал он, направляясь к лестнице, — Мне нужно тебе кое-что показать.

Озадаченный его предложением, я последовал за ним и обнаружил, что кто-то оставил стопку папок с документами и чайный поднос на большом столе, который мы с Барти использовали вместо парты. Томас вытащил стул Барти, — дубовый стул с прямой спинкой и мягким сиденьем, идентичный моему, — и уселся. Я поколебался, прежде чем сесть напротив него.

Заварив чай, Томас откинулся на спинку стула.

— Я использую один прием, особенно когда исследую что-нибудь новое. К сожалению, издателям обычно не нравится читать несколько десятков статей на одну и ту же тему. Если статья не нужна мне срочно для редакции, я просто выбираю тему и надписываю дату. Если же я решаю написать эту статью, — составляю план и сверяюсь с календарем. Затем использую чары поиска, наложенные на библиотечные стеллажи, и выбираю все, что я просмотрел в течение недели со дня составления плана.

Мой желудок сделал кульбит. Он знал. Черт побери! Я не хотел ничего обсуждать с ним, пока не приму решение. Тогда, я мог бы тонко подвести его к правильному выводу.

Он поставил чашку чая на стол.

— Я немного раздражен тем, что ты решился манипулировать мной так же легко, как и Дамблдором, но я бы сделал то же самое в твоем возрасте.

— Я просто....

— ... хотел контролировать разговор. Я должен спросить тебя: неужели ты стал настолько самоуверенным, что умышленно хотел разозлить меня до такой степени, чтобы я потерял контроль над своей магией?

Я покачал головой. После того, как Дамблдор сам выбросил меня из своего кабинета, я не был готов повторить тот же эксперимент с Томасом.

— Мудрый выбор. Я планировал обсудить это с тобой после обновления твоего скелета. Алекс чувствовал, что тебе необходимо иметь как можно больше свободного от стрессов времени для восстановления, насколько это возможно. Но поскольку ты уже рассматриваешь альтернативы Хогвартсу, нам следует обсудить это сейчас. Надеюсь, прежде чем остановить свой выбор на какой-то «престижной» школе, ты учтешь свое положение.

Чувствуя, что разговор может дойти до ультиматума, я собрался с силами и встретился с ним взглядом.

— Я не хочу возвращаться в Хогвартс в сентябре. — Возможно, слишком резко, но у меня был только один шанс высказать свою точку зрения.

— Согласен с тобой.

Я был в шоке. Томас всегда говорил о Хогвартсе с благоговением. Он был для него первым домом так же, как и для меня. Томас любил в Хогвартсе все, кроме Дамблдора, или мне так казалось. Я и подумать не мог, что он так легко согласится со мной.

— Гарри, в мае 1974 года, Дамблдор открыл Визенгамот с речью, в которой он пообещал, я цитирую: "лично очистить наше общество от прогнившего рода Салазара Слизерина". Я не могу сказать, имела ли его речь буквальный смысл или он выражался иносказательно. Дамблдор объявил кровную месть между нашими семьями. Роды Певерелл и Слизерин сократились до двух выживших потомков. Оба сидят сейчас в этой комнате. Даже если бы ты был совершенно здоров, я бы не доверил твою безопасность нашему общему врагу.

— Холод исчез из его глаз. Он пролистал папки с файлами, выбрал одну и передал ее мне. — Тем не менее, Дамблдор не главная причина. Я просто не верю, что Хогвартс подходит тебе. Взгляни.

Заголовок гласил: "Результаты экзаменов Г.Дж.П., июль 1995 г.". Я нахмурился. Несколько недель назад, Барти начал давать мне почасовые тесты с несколькими вариантами ответов каждые несколько дней. Ничего нового. Барти часто так поступал. В Хогвартсе он проверял меня так, по крайней мере, один раз в неделю. Очерки, устные опросы, тесты с несколькими вариантами ответов и даже примерная версия экзаменов на СОВ. Когда он начал еще один раунд тестирования, я принял это как норму. Неужели Барти считал, что я не был готов к пятому курсу? Он сказал, что я был одним из самых преуспевающих в своем потоке. Нервничая еще больше, я открыл папку и достал резюме, напечатанное на бланке Салемского Института Ведьм — средней школы при Салемском Институте Магии. Все мои данные были в списке, в том числе и английская литература — единственный маггловский предмет, которому Барти не учил меня наряду с магическими.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* ГП и философский камень

— Я думал, что в Салеме в основном изучают биологию, гербологию и уход за магическими существами, — сказал я, когда заметил, что каждый предмет указан для изучения в индивидуальном порядке.

— Так и есть, но они также предлагают факультативы по каждому предмету.

Напротив каждого предмета стояла оценка. От шести до двенадцати баллов для большинства из них, но в Салеме еще использовали простой зачет/незачет для биологии, химии и физики и еще триста одиннадцать дисциплин, кроме латыни. Рассеянно потирая шрам, я снова просмотрел свои результаты. Значит, у меня зачет по биологии и химии. Наверное, это все благодаря учебникам Дадли, которые он оставлял в моей комнате в конце каждого учебного года и урокам Барти. Незачет по физике — ожидаемо. В начале наших занятий Барти поверхностно занимался со мной по физике, потому что мне нужно было знать больше заклинаний и уметь их грамотно применять, и только потом он включил физику в мой учебный график. Три оценки по одиннадцать баллов по латыни, что бы это значило? И по одиннадцать баллов по всем остальным, кроме астрономии, где я набрал двенадцать, уходу за магическими существами — девять баллов, а по Темным Искусствам ... У меня веко задергалось.

— Я не брал Темные Искусства.

Томас вздохнул. — Джозеф потребовал сдать экзамен по Темным Искусствам в обмен на предоставление этих тестов и их проверку. Надо сказать, я рад, что согласился. Ты ведь пробирался в запретную секцию, не так ли? Конечно, назвать закрытую часть библиотеки «запретной» — все равно, что размахивать красным плащом перед быком.

Я смущенно кивнул.

— Может быть.

— Гарри, любопытство — не порок. Учитывая «приключения», в которые тебя впутывал Дамблдор каждый год, оценкам Барти и твои способности в ЗОТИ, я не удивлен, что ты хорошо показал себя. Барти и Джозеф Лидс, они оба отметили, что ты иногда используешь заклинания, которые не знает обычный студент Хогвартса. Например, твое любимое взрывное проклятие на основе Сonfringo. В Хогвартсе учат Bombarda на уровне СОВ, что вызывает небольшие взрывы, и Еxpulso — на уровне ТРИТОН. Оба заклинания основаны на сжатии воздуха. Из-за высокого риска и небольшой продолжительности классных занятий, единственным огненным заклинанием по учебной программе Хогвартса является Incendio. Заклинание Голубого пламени есть в книге чар для первокурсников, но его не проходят в классе. Это заклинание можно найти только в запретной секции или личной библиотеке профессора. Прибавим к этому твои знания по эзотерической магии, такие, как клятва крови, — и ничего удивительного, что ты оказался на уровне этого курса или выше. Меня беспокоит лишь то, что твои знания могут превысить уровень практического навыка. За последние несколько недель, я наблюдал за несколькими твоими уроками. Ты достаточно образован для своего возраста, но у тебя наблюдается печальная тенденция вкладывать больше сил в свои заклинания, чем необходимо. Скорее всего, это от того, что ты явно перенапрягаешься, и это усиливает заклинание. Это хорошо для уровня СОВ, но опасно для твоего текущего уровня и потенциально смертельно.

— Вот почему вы показали мне чары левитации воды и предложили попрактиковаться в беспалочковом призыве, не так ли?

— Да, — ответил он. — Я изучал Темные Искусства в Escola Magica do Parana (Школа Магии в Паране) в Бразилии с 1951 по 1978. А также работал в качестве ассистента Джозефа в то время, когда посещал Салемский Институт Магии. Я видел последствия плохого управления магией воочию. И не хочу, чтобы ты это испытал на собственной шкуре.

Я оживился, когда услышал, упоминание про Салемский Институт Магии, который возглавлял список учебных заведений, в которые я хотел бы поступить после сдачи ТРИТОНов. Если он работал там, в качестве ассистента, значит, действительно жил там. Интересно, как долго? Знал ли он еще кого-то на факультете, кроме доктора Лидса? Большинство университетских программ по волшебству требуют от британских студентов поступления на двухлетние программы переподготовки, а затем сдачи Международного Расширенного Волшебного Уровня, потому что они не признают британские ТРИТОН-ы и, потому что последние — упрощенная версия старых ТРИТОН-ов по меркам МАК, которые Министерство Магии приняло в 1958. Ничего удивительного, учитывая, что одной из официальных целей Департамента Магического Образования было уменьшить или прекратить использование «нежелательной магии». Я до сих пор не нашел никаких критериев для определения того, какое заклинание считается «нежелательным». Казалось, все зависело от определения самих темных искусств, но каждое заклинание трактовалось по-своему; а это значит, что определение «нежелательное» или «темное» заклинание зависит от решения министерства, точнее, от решения конкретных чиновников в тот или иной момент. Другими словами, «нежелательное» и «темное» были приемлемым оправданием цензуры.

Но Томас сдал свои ТРИТОНы в 1945 году, т.е. на десять лет раньше, чем МАК переименовали свой экзамен СОВ в Международный Расширенный Волшебный Уровень или МРВУ, в попытке устранить путаницу между британскими СОВ-ами и международным стандартом. Может быть, они не потребовали переподготовки. Если это так, то ...

— Сколько лет вы продолжали посещать школу после Хогвартса?

— Если учитывать Оксфорд и мои третий и четвертый курсы, которые я посещал в то же время, как преподавал в Паране, то пятнадцать лет.

Я посмотрел на него так, будто он превратился в хвосторогу.

— Оксфорд?! Я думал, что вы ненавидите магглов.

— Да, — ответил он, наливая себе вторую чашку чая.

— Но почему бы вам ... Я просто не понимаю. Поощрение учиться маггловским предметам это одно, но Оксфорд?!

— Мои родители поженились в мире магглов и моя мать умерла без регистрации своего брака в Министерстве. Я прибыл в Хогвартс как магглорожденный и закончил его так же.

— Но это не так.

— По данным Министерства, это так. С помощью нескольких слухов о моем истинном происхождении, рекордных показателях СОВ и отличных рекомендаций от большинства моих учителей, я получил предложение работы в Отделе Тайн, которого удовлетворили мои баллы по ТРИТОН-ам. А до тех пор, я взялся за летнюю подработку в Борджин и Беркс в Лютном переулке. Затем Дамблдор победил Гриндевальда, и Отдел Тайн стало гораздо больше заботить мнение Дамблдора, чем мои рекордные баллы по СОВ. Они отозвали свое предложение. — Он вздохнул. — Ты знаешь сколько руководителей отделов в Министерстве — магглорожденные? Один. Дирк Крессуэлл, — руководитель Бюро по связям с Гоблинами. Довольно опасная должность, учитывая, что он первый руководитель Бюро этого отдела за три века, который продержался более двух лет без того, чтобы гоблины не накололи его голову на пику. Они назначили на этот пост маглорожденного, чтобы избавиться от него. Когда становление карьеры в качестве Невыразимца провалилось, я продолжал работать в Борджин и Беркс, тогда же я принял необходимые меры, которые включали маггловскую степень, чтобы я мог частично обойти требования к курсовым работам Салема. Затем я сделал то же, что и большинство магглорожденных — уехал. Разница лишь в том, что я остался гражданином Великобритании.

— О.

Я не знал, что еще сказать. Хотя я и не был удивлен. В своем последнем письме, Гермиона сказала, что нашла несколько магглорожденных за рубежом, и спросила их письменно, почему они уехали. Все они отправили один и тот же ответ. После окончания Хогвартса, у них было четыре варианта работы: в Министерстве пожизненно личным помощником/секретарем, продавцом/официанткой в Лютном переулке, домохозяйкой/игрушкой для чистокровного, и проституткой. Хогвартс не является обязательным, если вы не магглорожденный. Как магглорожденная, Гермиона не может на законных основаниях отказаться от Хогвартса до сдачи СОВ, если только она не сочтет Министерство приемлемым или же не найдет чистокровную семью, которая бы ее приняла: бездетную чистокровную пару в возрасте от 40 до 75 с годовым доходом, превышающим 14 тысяч галеонов, которые были бы готовы взять магглорожденную на десять месяцев в году, если только ее новая школа не предлагала пансионат.

Полукровкам не намного легче. Основной причиной, по которой я исследовал зарубежные программы по целительству, было то, что Алекс мягко мне объяснил, что даже с моей славой шансы полукровки получить стажировку в Мунго без уже имеющегося мастерства по целительству минимальны или, если говорить откровенно, никакие. Мой опыт работы с Барти/Моуди не считается, ибо ученичество обычно организуют для вторых и третьих сыновей богатых и чистокровных, и стоит оно целое состояние. Что и объясняет, почему пять из каждых восьми исчезающих ведьм и волшебников — полукровки.

Пока я пил еще одну чашку кофе без кофеина (Нат отказался подавать с кофеином после обеда), добавил информацию к тому немногому, что уже знал об истории Томаса, и заметил бросающееся в глаза несоответствие.

— Подождите, вы сказали, что вернулись в Англию в 72-ом. Как вы могли жить в Англии, преподавая в Бразилии?

— Это называется магия, Гарри, — сказал Томас, закатывая глаза. — Я более чем способен на межконтинентальную аппарацию. Кроме того, после того как я стал начальником отдела в 68-ом, мои обязанности стали по большей части административными. Я до сих пор обучаю несколько выпускных классов, и они не нуждаются в таком большом количестве времени, как мои студенты МСОВ и МРВУ, что позволило мне вернуться в Англию. Но мы отошли от темы. Знаешь ли ты, почему я заставил тебя сегодня варить зелье?

Я покачал головой.

— По той же причине, что я попросил Джозефа об экзаменах. До сих пор у меня были два противоречивых отчета о твоих способностях. Твои отчеты по Хогвартсу показывают посредственного студента, который значительно улучшил свои оценки с частным репетитором. Тем не менее, консенсусом среди сотрудников Хогвартс является то, что ты будешь не в состоянии поддерживать свой текущий уровень без дальнейшего обучения с репетитором.

Стиснув зубы, я хмуро посмотрел на него.

— Я не дурак.

— Конечно, нет, — согласился он. — Имей в виду, что твои преподаватели не знают, что ты учился у Барти и что именно вы с ним изучали. Он сознательно ввел их в заблуждение. Сказал им, что ты отстал на месяцы или даже год, когда на самом деле все было наоборот. Сначала он просто хотел посмотреть, как далеко ты можешь продвинуться с его помощью. Позже, он делал это, чтобы не дать Дамблдору изменить твой график так, чтобы у него было больше возможностей перетянуть тебя на свою сторону после приватного разговора. К сожалению, у меня сложились два конкурирующих мнения. В Хогвартсе считают, что ты в лучшем случае знаешь всю программу до середины пятого курса, но ожидают, что будешь отставать к концу следующего года. Барти утверждает, что твои знания как у среднего шестикурсника, а также, что большинство твоих исследований составлены тобой самостоятельно, а он только предоставлял нужные материалы, и, по мере необходимости, — помощь, а также проводил дискуссии как репетитор. В дополнение к их противоречивым отчетам, я также должен принять во внимание, что в ноябре прошлого года сам приказал Барти учить тебя согласно учебному плану МСЖ, который сложнее Хогвартского.

— Почему? Звучит так, будто я не смогу сдать МСОВ.

Томас фыркнул.

— Конечно, сможешь. Венлокская школа в Ирландии позволяет сдать МСОВ в частном порядке. Они даже предлагают пробные экзамены. Ты также можешь сдать их в испытательном корпусе МАК в Швейцарии или в любой другой из десятка школ. Единственная загвоздка в том, что ты не можешь сдать их в Великобритании.

Интересно. Может быть, я отказался от этой возможности слишком рано. Имея МСОВы и МРВУ можно было бы обойти требования к курсовой работе. В зависимости от тех экзаменов, что я сдам, я бы мог даже получить несколько маггловских удостоверений.

— Последние две недели я наблюдал за твоими практическими занятиями.

Я внимательно посмотрел на него. Когда? — хотелось мне спросить, ведь я никогда не видел его.

— Чары иллюзии, — сказал он, пожимая плечами. — Сегодня, я видел, как ты варишь зелье уровня ТРИТОН, причем правильно, с первой попытки и без помощи наставника.

— Но я все равно сделал ошибку в формуле, а зелье было довольно легким.

— Rhazes Concoction простое только на бумаге, на самом деле оно требует правильного намерения и идеального соблюдения времени. Оно также не взрывается и не выделяет токсичные пары, если зельевар допускает ошибку. Салем распределит тебя на их шестой курс, не на пятый. Это моя дилемма. Хогвартс не рассчитан на экстернат — и точка. Мое личное мнение: если я отправлю тебя в Хогвартс или в любую другую школу, которая заставит тебя посещать занятия, ориентирующиеся на твой возраст вместо твоих способностей, тебе будет скучно. Другими словами, тебе придется либо уйти и начать практиковать более продвинутую магию самостоятельно, прежде чем приобретешь необходимый уровень контроля, либо приложить минимум усилий, необходимых, чтобы добиться этого. Салем, Венлок, Парана и Дурмштранг — все предлагают ускоренную программу. Они все прекрасные варианты для дальнейшего обучения.

Я зажмурился.

— Скажите все как есть, — прошептал я. Я знаю, что неполноценный.

Вздох Томаса отразился эхом по маленькой комнате. Он дал мне легкий подзатыльник. Я скорее удивленно, чем обиженно посмотрел на него.

— Ты не неполноценный. Ты болен. Есть разница. Я знаю, ты хотел перевестись в этом году.

Я прерывисто вздохнул.

— Хотел.

— Подумай только, ты избавишься от риска быть проклятым своими же одноклассниками, вдыхания испарений в не проветриваемом помещении или риска подхватить грипп каждую зиму, только потому, что в Хогвартсе нет современной системы отопления. В любом случае, с учетом назначенных целителем процедур, тебе придется пропустить больше месяца учебы в первом семестре. Это не считая дней, когда ты будешь чувствовать себя нехорошо. Помнишь, каким уставшим ты был на следующий день после своего дня рождения? Барти просто отменил свои утренние уроки и позволил тебе спать. Ты немного поработал после того, как проснулся, но не более часа или около того. Я знаю, что будет еще много таких дней, прежде чем ты полностью исцелишься. Традиционная школа просто не может предложить гибкий график учебы, который понадобится тебе в течение следующих шести месяцев.

— Так Барти застрял бы со мной еще на шесть месяцев, если бы...

Уголок его рта приподнялся, в намеке на улыбку.

— Все не совсем так, просто у меня еще много заданий для него. Ты знаешь, когда я согласился подать на опекунство, у меня был грандиозный план. Я хотел позволить тебе и Барти провести несколько месяцев здесь, затем отправить тебя в Парану с телохранителем и начать собирать свой отряд, тренировать его и все такое. Вместо этого, я провожу больше времени, встречаясь с Амелией и Министром Магии, чем со своими собственными вассалами.

Я поежился. Вассалами? Разве он не мог придумать более современный термин, чтобы от него не веяло средневековьем?

— Тогда зачем вам вообще беспокоиться? И не говорите мне, что мы семья. Ни один из нас не знал, что мы связаны кровно, когда Барти взял меня в ученики. Я знаю Барти. Дамблдор мог бы создать подходящую ситуацию, но Барти ни за что не принял бы меня, не получив ваше одобрение. Черт, вы даже предоставили мне некоторые из своих учебников. Я, конечно, понимаю, почему вы заботитесь обо мне сейчас. Семейная магия может быть реальной сукой, исходя из того, что я читал, особенно если у вас нет наследника. Признав наследника, в теории, вы развязываете себе руки. Ну, спасибо вам, — съязвил я, — я всегда хотел жениться и завести детей до тридцати лет!

— Магию не волнует, женат ты или нет, и она не может это контролировать, если только ты и твоя партнерша не решите сами контролировать рождаемостью ваших потомков. Все, что она может сделать, это обеспечить здоровое половое влечение. Признаешь ли ты это или нет, ничего не изменится. Наша семейная магия всегда предпочитала иметь запасного наследника, кроме традиционного. Кроме того, почему ты должен отказываться от того, что я расцениваю как приятный побочный эффект?

Я захотел побиться головой об стол.

— Томас, я действительно не хочу знать об этом.

— Тебе придется.

Самодовольная ухмылка скользнула по его лицу. Он задумался.

— Ты был моим экспериментом. Я хотел посмотреть, может ли типичный студент Хогвартса перейти на международный стандарт.

Конечно, так он все и сделал, — с горечью подумал я.

— Но почему?

— Потому что магическое население Великобритания вымирает, и государственная учебная программа является частью проблемы.

У меня перехватило дыхание, когда я мгновенно связал претензии Томаса с недавними исследованиями Гермионы.

— Почему это так вас волнует? — Прошептал я. — Вы уехали. Зачем было возвращаться? Почему вы просто не остались в Бразилии и не продолжили преподавать?

— Потому что здесь мой дом. Я отказываюсь сидеть сложа руки, когда группа инбредных, плохо образованных идиотов уничтожает мой народ, когда я могу что-то сделать с этим.

— Все, что вы могли сделать, так это убить любого, кто не согласен с вами. От вас слишком много проблем. Не говоря уже о том, что ваши последователи являются теми же инбредными, малообразованными идиотами.

Томас уперся открытыми ладонями об стол и сделал глубокий вдох.

— Я не стану извиняться за свои действия. Иначе получится, что я сожалею о них. Но это не так. Я делал и буду делать то, что считаю необходимым для защиты «своих» людей и гарантировать существование Хогвартса и Косого переулка для будущих поколений. Если же меня будут поносить за это, то — пусть.

Я открыл рот, чтобы ответить, но он предостерегающе поднял палец.

— После всех твоих исследований и попыток сохранить объективность, ты ни разу не поинтересовался своими источниками информации. Скажи мне, Гарри, что общего у законодательства и Ежедневного Пророка? Не можешь ответить? Министерское письменное законодательство и государственная газета. Твоим единственным источником информации было Министерство магии, которое, как ты сам признал, практикует постоянную цензуру, пропаганду и дезинформацию. Я понимаю, ты был под пристальным наблюдением. Я могу понять, почему ты не подходил к кому-либо как молодой Нотт и не спрашивал его, что он знает о войне. Но ты был учеником Барти, ради Мерлина! Ты жил в его обезопасенных апартаментах. Почему ты не спросил его, за что он воевал? Я не делал этого, Гарри. Не воевал. Черт, я был против этого в первую очередь. Научись проверять свои источники, Гарри. Затем задай несколько проклятых вопросов вместо голословных утверждений. Уверяю тебя, Блэк не присоединился к Ордену по тем же причинам, что и твой отец. Я также точно знаю, что Барти присоединился ко мне по другим причинам, нежели Люциус Малфой. Аргументация может быть вариацией на тему, но у всех был повод. Это было намного сложнее, чем мое противостояние с Дамблдором или любая другая причина, которую ты себе напридумывал на основании нескольких газетных статей, напечатанных контролируемыми государством СМИ!

Я почувствовал, что что-то во мне сломалось: какой-то барьер, сдерживающий меня, исчез. Мои глаза сузились.

-Хорошо. За что вы боретесь? Что заставило вас принять такое решение: превратить политическое движение в террористическую кампанию?

У него явно кончился запал.

— А с чего ты решил, что я создал террористическую организацию? Посмотри на Дилана Розье, когда у тебя будет шанс. Спроси себя, если люди будут следовать за мной, повысится ли риск смерти в Азкабане или от поцелуя Дементора у нескольких сотен магглорожденных, большинство из которых покинули Великобританию в течение двух лет после окончания школы. Узнай больше о том, как министерство работает, и какой минимум необходим, чтобы защитить собственную задницу. Изучи хроники семьи, фамильное древо и кто есть кто. Затем прочти информацию в файлах. Есть четыре варианта, которые я уже изложил тебе. Выбери один к концу недели, и дай мне знать о своем решении.

Он встал, левитируя чайный сервиз перед собой, и вышел из комнаты, оставив стопку файлов на столе.

В ту ночь я так и ворочался в постели, обвинение Томаса еще звенело в ушах. В глубине души я знал, что он прав. Однажды, когда я думал, что у меня вырисовывается неплохая картина действительности, я перестал анализировать любую полученную информацию. И хотя Барти никогда бы не признался сам, я знал, почему он был приговорен к Азкабану. Я ни разу не спросил его, почему. После интервью Риты, терзаемая виной МакГонагалл ответила бы мне, если бы я спросил ее о моих родителях или даже о себе. Наверно. А Снейп, возможно, уже не просто издевательски ткнул бы меня носом в то, что я не знал. Я встретил Сириуса в Хогсмиде, писал ему каждые несколько недель. Почему я не расспросил его? Всего два предложения, написанные на листе пергамента.

Мой взгляд упал на стойку с флаконами, покоящимися на моем столе. Серебристые струйки светились в темной комнате. Сорок флаконов, сорок воспоминаний, которых я не просил и не был уверен, что хочу посмотреть. Был и тот неожиданный подарок на день рождения от Питера Петтигрю. Короткое письмо поясняло, что он выполнял обещание моей матери. Какое обещание, он не сказал.

Я хотел выбросить воспоминания, но не смог. Независимо от источника, они представляли собой шанс встретиться с ней, с мамой. Шанс, который я не был уверен, что готов принять. Что, если я разрушил ее брак? Что, если она ненавидела меня? Я встряхнулся. Она любила меня. Я чувствовал это всеми фибрами души. Она любила меня.

Задай себе несколько проклятых вопросов, — сказал Томас. Может быть, я должен начать с того, почему мои родители вступили в Орден? А Сириус? Я протянул руку и щелкнул пальцами. Моя магия мягко подхватила серебряное карманное зеркало, оно пролетело через всю комнату и приземлилось мне в руку. Я перевернул его и потер пальцами розы, выгравированные на обратной стороне. Перед отъездом, Гермиона сжала зеркало в моих руках и сказала: «Пожалуйста, поговори с ним. Я знаю, что тебе больно, но ты уже потерял Моуди. Не теряй Сириуса, только потому, что ты упрям. Он действительно беспокоится о тебе. Когда будешь готов, просто назови его имя».

Легко ей говорить. Сириус ведь не ее предавал. Я задумался, а действительно ли он предал меня или он так поступил, потому что недавно сбежал из-за Азкабана? Барти не любил вспоминать об этом, но как-то признался, что длительное воздействие дементоров здорово калечит психику. Перед смертью Моуди предложил Барти получить политическое убежище. Если Барти мог, то сможет и Сириус. Значит ли это, что другие страны отказались бы депортировать людей, которые были приговорены к Азкабану? Если да, то почему? Из-за дементоров или вообще из-за нечеловеческих условий в Азкабане?

Мне нужно было знать наверняка.

Я поднял свою палочку и зажег люмос. Затем перевернул зеркало.

— Сириус Блэк, — сказал я.

Скошенный край зеркала засветился синим светом. Прошло несколько минут. Ничего. Я упал лицом на свою подушку. А такая хорошая была идея.

— Гарри? — Голос звучал сонно, но было ясно, что это Сириус.

— Привет, Сириус. Извини, что я разбудил тебя. Не мог заснуть.

Глаза в зеркале моргнули. Лицо Сириуса появились полностью.

— Это действительно ты. Нажми на правый угол зеркала палочкой, чтобы я мог видеть твое лицо.

Я быстро отрегулировал свое зеркало и появился образ слабо улыбающегося Сириуса.

— Как дела?

— Разве я не должен спросить у тебя то же самое? Мерлин, Гарри, я был таким дураком. Мне так жаль. Я должен был прислушаться к тебе. Я должен был забрать тебя и бежать. Не слушать Альбуса. Все звучало так убедительно, когда я говорил с ним, но я ... Ты в порядке? Он не причиняет тебе боль, нет?

— Если не считать трижды проклятого целителя желающего вынуть из меня скелет и заново отрастить его, никто не причинил мне вреда. Во всяком случае, он нянчится со мной. Это бесит. Я даже не могу выйти на прогулку из дома без проверяющего меня каждые тридцать минут эльфа. — Я поднял свою правую руку, чтобы он мог увидеть кожаный ремешок, завязанный вокруг запястья. — Заклинание медицинского слежения. У Томаса второй, отображающий мое состояние.

Сириус окончательно проснулся.

— Это действительно серьезно.

— Все очень плохо, но еще поправимо. Гермиона сказала, что видела мои медицинские документы.

Он кивнул.

— Мне так невероятно жаль, Гарри. Я знал, что ты не был счастлив там (с Дурслями). Как я мог не замечать? Какой счастливый ребенок добровольно захочет жить с беглым преступником, с которым он только что познакомился? Я думал, что поиск твоего кузена, — он поморщился, — был вполне логичным шагом.

— Это не совсем твоя вина. У тебя не было полной картины. Я планировал сказать тебе, но тогда ты заявил, что Дамблдор все сделал правильно.

— Я не виню тебя за недоверие ко мне, Гарри. Знай бы я тогда то, что знаю сейчас, тоже не доверял бы себе. После того, как я узнал о легилименции, постоянно защищаюсь от Дамблдора. Я был в нескольких шагах от похищения и побега с тобой из страны, когда он сказал, что сделал это только, чтобы помочь тебе. «Расстройство реактивной привязанности», — так он назвал это. Дамблдор утверждал, что это произошло из-за того, что ты был сиротой, но с несколькими незначительными изменениями ты мог бы прожить жизнь как нормальный ребенок. Я честно верил, что он сделал это, чтобы помочь тебе. Может быть, по-своему он и хотел. Я не знаю. Через несколько дней после установки твоего диагноза, Гермиона взяла меня в маггловскую библиотеку и помогла найти кучу доказательств. Дамблдор лгал мне. Я не хотел в это верить, но он действительно лгал. Я доверял ему с одиннадцати лет, но ...

Он вздохнул и откинул волосы с лица.

— Я все испортил. Если бы я не ринулся тогда за Питером, ничего из этого не случилось бы.

Я сделал глубокий вдох.

— Ты ошибаешься, — сказал я и принялся рассказывать ему о потерянном завещании моей матери и, как заключение в тюрьму Сириуса заставило общественность сосредоточиться на завещании отца, а не моей матери, в то время как Дамблдор спокойно получил опеку надо мной и оставил меня с «семьей». С глаз долой, из сердца вон. К тому времени, даже если бы кто-то надумал искать документы моей матери, они уже исчезли.

Я заснул с зеркалом Сириуса, лежащим на подушке рядом со мной.

7 августа меня приняли в больницу Св. Мунго для, как мы надеялись, последней процедуры моего лечения, и с тех пор я не покидал его до 13 августа. Из своего пребывания в больнице многого я не помню, потому что Алекс дал мне дозу настойки живой смерти. Проснулся я пять дней спустя с иголками на руках и ногах и ватными шариками во рту. Томас сказал, что во вторник утром они дали мне противоядие к настойке и даже поклялся, что во время сего действия я садился и говорил в течение нескольких часов. Даже если и так, я ничего не помню.

Прошла целая неделя, а мое тело все еще вялое и неповоротливое; о былой гибкости конечностей и ловкости ловца и говорить нечего. Скорее всего, все это связано с тем, что обновленные кости таза и ребра добавили несколько фунтов к общей костной массе моего тела, которых ему явно не хватало. По крайней мере, я мог не беспокоиться, что оно развалится на части или мои кости не растают как желе. Кроме того, противоядие благотворно повлияло на клетки мозга. Я больше не засыпал, где попало и когда попало, что очень радует. В конце концов, Томас дал добро на давно обещанную поездку в Косой переулок, при условии, что сначала я проведу несколько, заранее уговоренных им, встреч.

Стоя в Атриуме Министерства Магии, я вертел чужую палочку между пальцами. Бамбук и жила из сердца дракона, в соответствии с данными бюро проверки палочек Министерства Магии. Она ощущалась мной, скорее мертвой, чем волшебной палочкой. Наверное, я не смог бы наколдовать ею даже простой Люмос. Я еще раз подумал, насколько глупыми могут быть волшебники. Данные о моей палочке были напечатаны на первой странице Ежедневного Пророка, и я просто не могу себе представить, что охранник, в здравом уме, позволит мне пройти на территорию Министерства с предоставленной мне, совершенно неподходящей палочкой! Не то, чтобы я бы доверил Министерству Магии свою настоящую палочку, но все же!

Вернув, со своей стороны, купленную в той же лавке старьевщика в Косом переулке палочку из дуба и волос келпи, где мы приобрели и мою нынешнюю палку-копалку, в пустую кобуру на левой руке, Томас строго посмотрел на меня.

— Перестань витать в облаках и сосредоточься, — сказал он, хватая меня за локоть и ведя через Атриум Министерства Магии. — Плечи назад, голову подними вверх и держи прямо, и не сутулься. И даже не думай сидеть всю встречу, разглядывая свою обувь. Будь вежлив и веди себя достойно. Приветствуй Фаджа как министра. Позже обращайся к нему: «сэр» или «господин министр», если, конечно, он не разрешит тебе обращаться к нему по-другому. Кроме того, с этого момента и пока мы не покинем помещение, ты — мистер Поттер. Понял?

— Да, сэр.

— Хорошее поведение в волшебном мире значит гораздо больше, чем в мире магглов. Тебе повезло, что за последние несколько лет ты не обидел серьезно никого более-менее авторитетного. Тебе просто очень повезло, но сегодняшний день очень важен.

— Я понимаю, — сказал я. Он прочитал мне ту же лекцию в машине по пути в Лондон, прежде чем мы вышли из кабинета Ральмута в Гринготтсе и еще раз — в идиотской телефонной будке, которую министерство использует в качестве входа для посетителей.

— Не думай, что ты должен все время молчать. Тебя пригласили на эту встречу в качестве участника, но никто не ожидает от тебя активного участия. И ради Мехен*, не доставай Фаджа вопросами, как ты это делал с Ральмутом.

— Ну, уж простите, что я не знал, кто такой валютный брокер.

Томас закрыл глаза. Его губы несколько секунд молча шевелились, прежде чем он стиснул зубы.

— Гарри, твоими расспросами Ральмут был польщен. Мы оба с ним хотим, чтобы ты разобрался со своими счетами и понял причины принятых нами финансовых решений. Тем не менее, министра не волнует, разбираешься ли ты в теме разговора или нет. Один или два вопроса с твоей стороны — как раз в порядке нормы, но не более того. По крайней мере, не на такой важной встрече. Понял?

— Да, сэр.

— Хорошо, — сказал он, вынимая свою настоящую палочку и нажимая на стеклянную панель с выгравированным словом «лифт». Пока мы ждали кабину лифта, он вернулся к прежней теме.

— Это будет небольшой, рабочий завтрак. Только мы, Нортон, министр и его старший заместитель. Министр может разрешить тебе обращаться к нему неформально. Мадам Амбридж, скорее всего, не станет. Она не любит детей, и я знаю несколько помилованных Пожирателей Смерти с меньшими, чем у нее экстремистскими взглядами. — Он схватил меня за плечо, поскольку лифт с грохотом поехал вниз. — Меня не волнует, даже если она скажет, что все магглорожденные должны быть повешены, выпотрошены и четвертованы в центре Хогсмида, — прошипел он тихо, делая вид, что поправляет мне одежду. — Ты, все равно, не будешь спорить с ней, ясно?

Я кивнул. Не спорить. Министр Фадж. Мадам Амбридж. Адвокат Нортон, или мистер Нортон. Понял. Я подумал, что мне также не следует упоминать, что я скорее предпочел бы вернуться в Мунго, чем иметь поздний завтрак с министром.

Старинные двери лифта с лязгом открылись. Я взглянул на Томаса потом на лифт. Он же не хочет, на самом деле, чтобы я поехал в этой смертельной ловушке, не так ли?

— Он надежнее, чем, кажется, — сказал он, словно услышал мои мысли, и вошел-таки в кабину лифта. Я с содроганием последовал за ним.

Томас назвал дежурному наш этаж, посмотрев на стайки бумажных самолетиков, которые зависли над нашими головами. Я старался изо всех сил не таращиться открыто. Представить себе, что уже видел все это раньше, было еще одним правилом Томаса, которому он учил меня во время нашей поездки сюда. Не стоит вести себя как неотесанный маггл.

— Не говори на парсельтанге при них. Говорить на языке, которого остальные не понимают, — это очень грубо, — прошипел Томас. Поскольку лифт спускался достаточно быстро, через несколько минут мы уже были на первом этаже, иначе известном как Пентхаус Министерства. Двери открылись. Томас вышел. Перси Уизли поклонился Томасу, не обратив на меня внимания, затем развернулся на пятках и повел нас в кабинет министра, не говоря ни слова.

Я прикусил язык. И до, и после Рождественского бала, Барти муштровал меня в том, что он считал хорошими манерами. Я знал, какой вилкой пользоваться во время еды, как приветствовать своих сверстников и учителей, основные заклинания личной гигиены, в том числе мгновенного удаления пятен и чары глажки. То есть, все, что нужно знать, чтобы выжить в Хогвартсе, не выставив себя полным дураком. Ну, с этим он немного запоздал, на мой взгляд.

Из этих уроков я узнал достаточно, чтобы понять: префектом Перси был довольно невежественным. Министерским работником — тоже.

Краем глаза, я заметил натянутую улыбку Томаса. Наверное, заметил раньше меня невежество Перси, но вызывать на дуэль из-за подобной грубости было не в стиле Томаса. Нет, он дождался бы присутствия хотя бы одного или двух свидетелей, и тогда так унизил бы Перси, что он сам бы повесился.

Перси постучал в дверь и просунул голову внутрь. Прошептав несколько слов, он вальяжно махнул нам на открытую дверь, повернулся и ушел по коридору.

— Глупый, маленький, никчемный человечишка, — пробормотал Томас себе под нос. Затем натянул фальшивую улыбку и поприветствовал Министра Фаджа, который тут же представил своего старшего заместителя, мадам Долорес Амбридж. После взаимных расшаркиваний, я обнаружил, что сижу за круглым конференц-столом рядом с мадам Амбридж, слева от меня и Томасом — справа. Нортон сидел напротив Томаса.

За легким завтраком из свежих ягод, булочки, йогурта и вареных яиц, Фадж улыбался и болтал о том, что согласовал меню с моим целителем, затем мы обсуждали результаты моей заключительной операции в стационаре Св. Мунго и расписание амбулаторных процедур. Я быстро понял, что Фадж верил, что мне, возможно, в какой-то момент придется давать показания и хотел свести к минимуму возможные конфликты. Я задавался вопросом, какую выгоду он извлечет из моих показаний, но отложил эту проблему на потом, потому что мадам Амбридж попросила меня передать ей сахарницу. Задумываться за столом было невежливо.

— Мистер Поттер, — сказала она, посыпая сахаром ягоды, — Я понимаю, что вы уйдете из Хогвартса. Вы окончательно покинете школу или планируете в следующем году вернуться?

Я вопросительно взглянул на Томаса. На прошлой неделе, когда я лежал в беспамятстве от зелий Алекса, Рита сообщила в Пророке о моем уходе. Я читал ее статью и короткое письмо, которое она написала мне, но не знал, как отреагировали на это широкая общественность и министерство. Томас кивнул.

— Скорее всего, навсегда, мэм.

— Да? Так вы уходите не только по состоянию здоровья, — сказала она, глядя на Томаса.

— Аластор Моуди составил свое очень нелестное мнение о текущей, скудной учебной программе Хогвартса, — сказал Томас. Он сделал паузу и отпил чай. Опять он начал играть на публику — подумал я, борясь с желанием закатить глаза. — Он подготовил Гарри по всем его нынешним предметам и еще сверх того. Кроме того, он успел подготовить Гарри к международному стандарту.

Ее глаза расширились.

— В самом деле? Я правильно предположила, что он будет сдавать международные экзамены?

— В Венлоке, на декабрьские МСОВы. Но, даже если Гарри готов к академическим экзаменам уже сейчас, целитель Гринграсс обеспокоен, что практические экзамены могут быть слишком тяжелыми для состояния его здоровья, и посоветовал подождать до ноября.

— Интересно. Мистер Поттер, я с удовольствием обсудила бы ваши впечатления о более высоком стандарте магического обучения и об экзаменах. — Она слегка поклонилась Томасу. — С разрешения вашего опекуна, конечно.

В ответ последовал еще более легкий поклон от Томаса.

— Конечно, мадам, — сказал я. — Когда будет вам угодно?

— Я бы предпочла время после экзаменов, но если у вас есть документы, подтверждающие различия между образованием мистера Поттера в Хогвартсе и его обучением у Моуди, я была бы признательна.

— Долорес будет возглавлять Инспекцию в Хогвартсе, — сказал Фадж в перерыве между глотками чая, — и, возможно, преподавать. Хотя я не верю, что она должна распылять свои силы между обучением и инспекцией, но учитывая недавнюю позицию Дамблдора, преподавание может быть для нее единственным способом получить доступ к школьной программе.

В это время она поморщилась, что сделало ее еще больше похожей на жабу, чем когда-либо. Я подумал, что, возможно, Томас был не единственным волшебником, который экспериментировал с преобразованием своей анимагической формы. Может быть, она просто частично застряла в этой форме.

— Надеюсь, что не дойдет до этого, но я сделаю все, что нужно, — продолжил Фадж. — Я уже переписывался с несколькими студентами и говорил с некоторыми недавними выпускниками, но ни у одного из них нет вашего опыта учебы по международным стандартам. Учитывая ваш недавний опыт, как бы вы оценили Хогвартс по шкале от одного до десяти, где десятка — это "превосходно"?

— Образование и проживание или только образование? — спросил я.

Она поджала губы.

— Образование, затем проживание. — Нахмурившись, она наклонилась вперед, как будто ей не терпелось услышать мой ответ.

— Образование — шестерка, — сказал я, подумав несколько минут. — Двойка за проживание.

Она моргнула. На другом краю стола, Фадж уставился на меня с недоверием, прежде чем опомниться.

— Двойка? — прошептал он.

— Кровати удобны, а еда превосходна, — сказал я, пожав плечами.

— Самая низкая оценка, которую кто-либо еще давал проживанию в Хогвартсе, была семерка, — сказала она.

Я откусил от булочки, прежде чем ответить. Вкусно.

— Простите, что спрашиваю, мадам, но с какого факультета они были?

— Трое слизеринцев, двое рейвенкловцев и один хаффлпаффец.

Подарив ей натянутую улыбку, я тщательно обдумал свои слова. С тех пор, как меня «спасли» от Дурслей на летающем автомобиле, я начал симпатизировать близнецам Уизли. Тем не менее, последнее письмо Гермионы подтверждало ее подозрения, что МакГонагалл опекала ее в течение учебного года. МакГонагалл была строгой преподавательницей и хорошей деканшей, добрым по природе человеком, но она всегда прислушивалась к «советам» Дамблдора. Если она чудом не обрела стержень в течение лета, ее участие ставило безопасность Гермионы под угрозу. Я хотел, чтобы ее отвлекли от моей подруги, а не лишили должности.

— Может быть, на других факультетах все по-другому, но на факультете Гриффиндор нет контроля за студентами. Гостиная больше похожа на вольер с обезьянами в Лондонском зоопарке. У главы нашего факультета три должности, тогда как максимум их должно быть две. Ей просто некогда выполнять обязанности двух должностей, не говоря уже о трех. Таким образом, она перекладывает контроль над Гриффиндором на плечи префектов, а те проводят большую часть своего времени в библиотеке, потому что только глухой может учиться в башне. — Впрочем, это не остановило Гермиону от тщетных попыток. — Каждый день на Гриффиндоре кто-то подсовывает студентам экспериментальные зелья, безнаказанно издеваясь над ними; а те, вместо того, чтобы нажаловаться, куда надо, предпочитают и дальше играть в подрывного дурака ... И все это безобразие продолжается даже после официального отбоя. За четыре года я могу по пальцам посчитать, сколько раз видел взрослых внутри башни.

Брови мадам Амбридж полезли на лоб.

— Я слышала, что на Слизерине и Рейвенкло было несколько проблем, но ничего подобного до меня не доходило. А вы уверены, что зелья были экспериментальными?

— Я действительно не хочу никого обличать, мадам Амбридж, но в прошлом году, в башне Гриффиндора был студент, который изобрел конфету, назвав ее «канареечной помадкой». Когда вы едите ее, она преображает вас в гигантскую канарейку. Через несколько минут перья выпадают, и вы трансформируетесь обратно. Никакого вреда. Беда в том, что этот продукт был протестирован на студентах факультета без надзора преподавателей. Хотя я считаю, что это причинило мало вреда, изобретатели никогда не публиковали список ингредиентов и студенты, которые часто их потребляли, не понимали, что они ели, пока не становилось слишком поздно. В некоторых случаях, которым я был свидетелем, они просто покрывались перьями на несколько часов, но что, если у кого-нибудь из пострадавших была бы аллергия на один из ингредиентов или горе-изобретатели просто сделали бы некачественную партию? Они могли серьезно навредить или убить кого-то. Я не ручаюсь за то, что руководство школы могло бы сделать в такой ситуации....

— Насколько я знаю Северуса, — сказал Нортон, — если бы один из слизеринцев провернул такой трюк, он бы не проснулся на следующее утро.

— То же самое касается и Помоны, — сказал Фадж. — Великий Мерлин, я никогда не думал.... Мистер Поттер, есть ли шанс, что некоторые из ваших друзей подтвердят этот факт? Может ли быть, что все изменилось в лучшую сторону после того, как вы переехали из общежития.

— Корнелиус, я предпочла бы проверить все сама, — сказала мадам Амбридж. — Это поможет прояснить ситуацию, в том случае, если находящийся здесь мистер Поттер, привел ложные доводы или в чем-то ошибся. Не то, чтобы я вам не верю, мистер Поттер, — сказала она, одарив меня до тошноты милой улыбкой.

— Возможно, так будет лучше. Кого вы могли бы предложить в качестве свидетеля?

— Перси Уизли, в то время, был префектом, а затем стал старшим префектом, и не возражал против тестирования Канареечной помадки, — ответил я, не собираясь давать ненавистному болвану еще одну возможность раздуть свое эго. — Он знал лучше остальных, что уровень надзора профессора МакГонагалл намного ниже допустимого, но я не уверен, что он признается в этом. Он мог замять любой вопрос о плохой дисциплине внутри общежития, так как сомневался в своей способности поддержать порядок. Последнее не было его прямой обязанностью, но я уверен, что такой бардак ему тоже не нравился.

— Мы должны проверить безопасность, — рассеянно прокомментировал это Фадж.

Ответная ухмылка Амбридж напомнила мне Барти, когда я показал ему завещание своей матери, — зловещая.

— Я позабочусь об этом. Кто еще, мистер Поттер?

— Невилл Лонгботтом, Гермиона Грейнджер, Парвати Патил, и Лаванда Браун с моего курса. Может быть, Салли Энн Перкс, но она была категорически против свидетельствовать. Деннис Криви и Найджел Вольперт, — они оба были первокурсниками в прошлом году и любимыми подопытными кроликами для канареечной помадки, но опять же, они могут слишком бояться говорить. Я уверен, что есть и другие, но это все, что я могу вспомнить так сразу. Все остальные либо находят эти инциденты очень смешными, либо дружат с виновниками этого безобразия, либо боятся их.

— В том числе и вы?

Я пожал плечами.

— Об их создателях у меня есть лишь подозрения, но никаких доказательств.

— Что-то еще?

Вздохнув, я помешал ложечкой свой чай. Как бы объяснить?

— Поскольку учиться внутри башни почти невозможно, многие из нас используют библиотеку. Библиотека — чуть хуже, чем идеальное место для учебы, так как создана для индивидуального обучения, а не группового. Однако, поскольку каждый использует ее также.... — Я сделал паузу достаточно долгую для нее, чтобы она сделала правильный вывод.

— Уровень шума делает обучение трудным для всех сторон, а также нарушает правила библиотеки, — сказала она.

Я кивнул.

— Даже если бы в башне было тише, в нашей гостиной всего несколько столов и только два из них достаточно большие для группового изучения. Они больше подходят для вечеринок, а не учебы.

— Я понимаю. — Она отпила чай и посмотрела на стол на мгновение. — Были ли у вас другие проблемы с проживанием?

— Нагрузка. — Взрослые усмехнулись. Я покраснел. — Мне очень жаль. Я вовсе не имел в виду ...

Она махнула рукой.

— Не стоит, мистер Поттер. Вы, кажется, много думали об этом. Мне любопытно, а задумывались ли вы, как можно решить эти проблемы?

Томас и Нортон посмотрели на меня пронзительно, в то время как Фадж — с любопытством. Я понял, что взрослые решили, что я уже рассматривал и этот вопрос.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* Мехен — Змея-защитница бога Ра.

— Летом, перед вторым курсом, — начал я, поняв, что Томас не собирается менять тему, — я спросил местного библиотекаря, контролирует ли правительство школы-интернаты. Я плохо понимаю, как работает Министерство магии, но у магглов есть национальные минимальные стандарты для школ-интернатов. Хогвартс выглядит на их фоне плачевно. В нем даже не предоставляют сбалансированное питание, если только вы лично не попросите об этом. И уж точно не следят за графиками тренировок по квиддичу и не предоставляют отдельную комнату для старшекурсников. Посещение Хогсмида вообще не контролируется. Я ожидал, что условия в Хогвартсе отвечают хотя бы минимальным стандартам.

Ее нос все время морщился, словно она ощущала что-то неприятное каждый раз, когда я произносил слово «маггл». Поразительно.

— Хогвартс является нашим основным учебным институтом. Он должен быть выше маггловских минимальных стандартов, а не падать так низко, чтобы отставать по уровню развития даже от магловских школ. Если посмотреть на это с другой точки зрения, в прошлом году я заплатил четыре тысячи пятьсот галеонов за обучение в Хогвартсе. На сто галеонов меньше, чем в Салеме, где у меня был бы двухместный номер с личным письменным столом, комодом, книжным шкафом, кроватью, с обеспечением неприкосновенности частной жизни и заглушающими чарами. Ко всему этому в Салеме прилагаются доступ к курируемым студенческим зельеварческим лабораториям, личная лаборатория с минимальным набором необходимых инструментов и ингредиентов, обязательные ежемесячные встречи с деканом факультета и индивидуальная программа обучения. Они также предлагают более широкий спектр предметов, лучших по рейтингу профессоров и классы меньших размеров. Если будет нужно, я также могу связаться с несколькими студентами из Бобатона и Дурмстранга. — Собственно, как Барти и настаивал, но ей не нужно знать об этом. — Может быть, вы спросите у них о том, что они видели в Хогвартсе. Томас преподавал в Паране в течение многих лет. Я уверен, что он знает больше о школьной политике и всем остальном, чем я.

Щека Томаса дернулась. Мне стало смешно. Амбридж удержала непроницаемую маску на лице, но я же не слепой. Я заметил, как она коровьими глазами смотрела на Томаса во время представления друг другу и взгляды, которые она украдкой бросала на него. Я бы хорошо заплатил, чтобы его заперли где-нибудь с этой жабой. Ну, да ладно! И так вышло неплохо.

После того, как Томас согласился встретиться с ней за обедом на следующей неделе, разговор зашел о Визенгамоте и последней выходке Дамблдора перед МКМ (п.п. Международная Конфедерация Колдунов). Я напряженно слушал, как Фадж описывал речь Дамблдора, объявившего о возвращении Волдеморта. Его речь не была санкционирована Визенгамотом, который назначил Дамблдора в качестве своего представителя перед МАК. Разговор затянулся. Кожаный наруч на моем запястье, контролирующий состояние здоровья, нагрелся. Десять часов, ровно.

Томас покопался в полах своей мантии и достал три флакона с зельями, которые передал мне. Я быстро и последовательно выпил все, каждый раз борясь с рвотным рефлексом. До недавнего времени я даже не подозревал, что какое-то иное зелье может быть хуже на вкус, чем костерост. Может, поверьте. Костерост, смешанный с зельем для сердца, получается на вкус и запах как грязные портки тролля.

Я следил за разговором как мог. Но большая его часть уже проходила мимо моего сознания. Когда они начали подсчитывать количество возможных голосов в Визенгамоте для предстоящего импичмента Дамблдора, я понял, что некоторых членов Визенгамота я знаю недостаточно хорошо, чтобы с уверенностью предсказать, как они будут голосовать. Кроме Огдена. Он голосовал против импичмента.

Домашний эльф появился бесшумно, очистил стол и так же исчез. Томас поменялся местами с Нортоном и тот начал расскладывать пергаменты перед собой. С каждым отмеченным членом Визенгамота, с кем он лично связывался, список кандидатов, поддерживающих импичмент, рос, но мы все еще оставались в меньшинстве. Слишком много оппозиционеров.

Разочарованный результатом подсчетов, Фадж хлопнул ладонью по столу.

— Это ни к чему не приведет. Мы должны начать судебный процесс к концу следующей недели. Первое, что команда Дамблдора сделает, это вызовет мистера Поттера в суд для дачи показания. Они потребуют использовать Веритасерум, который он недостаточно хорошо переносит. Неважно, что это была халатность Дамблдора, которая привела к тому, что парень не в состоянии принять Веритасерум, его показания можно не брать в расчет, потому что даже с вашего согласия Визенгамот не позволит пятнадцатилетнему давать Непреложный обет вместо Сыворотки правды. Без гарантии они никогда не примут его показания, а значит, все это не имеет смысла. Вместо импичмента, мы должны объявить вотум недоверия, что позволит достаточно снизить его власть, чтобы перенести суд на более поздний срок.

У меня перехватило дыхание. Мне хотелось кричать. Нет, не может быть. Вотум недоверия просто снимет Дамблдора с поста Верховного чародея, но оставит его в качестве члена Визенгамота. Это позволит ему восстановиться, собрать необходимые голоса и вернуть себе прежнюю позицию. А вот импичмент отстранит его от Визенгамота. Если правильно преподнести все, это может даже помешать ему, в будущем занять еще одну государственную должность. Я наклонился и тронул Нортона за локоть.

— А разве лжесвидетельствования не достаточно для импичмента?

В комнате воцарилась тишина.

— Вы имеете в виду его утверждение, что Волдеморт вернулся? — спросил Нортон.

Я кивнул.

— К сожалению, выступающие перед Визенгамотом и МКМ не клянутся перед заявлениями во время судебного разбирательства. Если бы он был обычным волшебником, Визенгамот мог бы обвинить его в неуважении к суду, но это все, что можно сделать.

— Я не имел в виду его речь в 1981. Я имел в виду его показания на суде Северуса Снейпа в январе 1982 года. В Хогвартсе нет полной стенограммы, но в Ежедневном Пророке был напечатан отрывок. Если не ошибаюсь, Дамблдор использовал фразу «смерть Волдеморта» во время дачи показаний. — На всякий случай, я пересмотрел отрывок заново вчера вечером. — Если он сейчас кричит на каждом углу, что всегда знал, что Волдеморт, — двое вздрогнули, а двое фальшиво передернулись секундой позже, — выжил, тогда он давал под присягой в ходе судебного разбирательства Снейпа ложные показания.

— Что опять возвращает нас к теме Сами-Знаете-Кого, — проворчал Фадж.

Амбридж покрутила перо между пальцами.

— Может быть, а может, и нет. Авроры и Невыразимцы исследовали место преступления, и пришли к тому же выводу. У нас достаточно доказательств, что Сами-Знаете-Кто умер. Пожалуй, организую собрание в Атриуме с последующей пресс-конференцией. Я знаю, это омерзительно, но демонстрация наших улик наряду с несколькими заявлениями экспертов должно быть достаточным доводом, чтобы убедить всех. Возможно еще одно заявление от вас, — сказала она мне. — Хотя я сомневаюсь, что вы в состоянии выступать на публике, своевременного интервью должно быть достаточно.

Томас посмотрел на меня задумчиво. Я знал, что он хотел спросить: как далеко я был готов зайти, чтобы отстранить Дамблдора от власти? Я ответил на этот вопрос во время третьего тура. Назад пути нет.

— Конечно, если Томас разрешит, — утвердительно кивнул я.

— Я сегодня же свяжусь с Ритой Скитер, — сказал он.

Ухмылка на лице Амбридж на секунду напомнила мне об Арагоге, прежде чем он сообщил своим детям, что они могут съесть нас.

— Замечательно. Лорд Уичвуд, мистер Поттер, было приятно встретиться с вами обоими. Надеюсь, вы будете на связи. Не забывайте, мистер Поттер, я свяжусь с Вами в течение следующих нескольких месяцев по поводу Ваших исследований. Выздоравливайте и учитесь. Если вы вспомните что-нибудь еще о Хогвартсе, что, по вашему мнению, я должна знать, пожалуйста, пришлите мне сову. Лорд Уичвуд, увидимся на следующей неделе. Корнелиус, могу ли я позаимствовать у вас Уэзерби? Я планирую покопаться во всех старых стенограммах. Если Дамблдор сказал что-то обличительное в одном деле, возможно, он допустил такую же ошибку где-то еще.

— Ну, хорошо, но начни с суда над Снейпом. Я, конечно, не сомневаюсь в словах мистера Поттера, но нам нужен лучший источник, чем «Ежедневный Пророк». После обмена улыбками и взаимных расшаркиваний, Амбридж вышла из кабинета. Фадж повернулся к Томасу. — Прошу прощения, что мы прерываем встречу, но я действительно должен получить ответ на этот вопрос как можно быстрее. Мы никогда не проводили расследование в этом направлении! Мистер Поттер, если вы когда-нибудь будете заинтересованы стать членом Визенгамота или войти в круг прокуроров министерства, я буду более чем счастлив, написать рекомендательное письмо.

— Я буду иметь это в виду, — сказал я, сохраняя нейтральный тон. На самом деле, меня это не интересовало, но я знал, что лучше промолчать, чем бросить отказ ему в лицо. — Спасибо, министр.

Он показал Нортону выход из своего кабинета, но не сделал никаких намеков, что нам тоже пора уходить. Странно. Фадж закрыл дверь и поднял палочку. Пропев слова заклинания под нос, он воздвиг столько анти-подслушивающих чар и чар защиты, что впечатлило даже Томаса, тоже накинувшего несколько заклинаний поверх них, прежде чем тихо присвистнуть.

— Прошу прощения, господа. Я обычно не столь параноидален, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Честно говоря, я почти не хочу задавать эти вопросы, но боюсь, что должен.

Мой пульс ускорился. Дерьмо. Похоже, он все понял. Теперь вопрос лишь в том, собирается ли Фадж держать язык за зубами и не бросит ли меня в тюрьму.

— Независимо от вашего ответа, мистер Поттер, у вас не будет проблем. Невыразимцы закончили анализ Кубка Трех Волшебников несколько дней назад. Они не могли определить, кто превратил его в портключ, но нашли следы тех же заклинаний, которыми наши старшие Авроры обычно стирают магические подписи. Основываясь на нашем расследовании и ваших действиях в последнем туре, я предполагаю, что вы знали, что Кубок был портключом. Кроме того, я выяснил, что он был создан Аластором Моуди. Я правильно предполагаю, что он перенес вас к Уичвуду?

Я взглянул на Томаса. Интересно, что я должен ответить.

— Да, — ответил за меня Томас. — Гарри принес непреложный обет, прежде чем я взял над ним опеку.

— Понятно, учитывая то, что Скримджер узнал о тех маггловских свиньях, с которыми его оставил Дамблдор, — дружелюбно сказал Фадж.

— Верно. Как его колено кстати?

— Прекрасно. Мунго исцелил его в течение часа. Он немного смущен, что был ранен магглом.

— Ранен? — спросил я.

— Подстрелен коротким ружьем, — Фадж тщательно проговорил магловское слово, как будто только недавно узнал о нем, но, по крайней мере, произносил его правильно, — любезным Верноном Дурслем, который в настоящее время содержится в маггловской тюремной камере. Я предполагаю, что Дамблдор запретил вам двоим встречаться в нормальных условиях, так что вы просто нашли еще один способ освободиться от опеки маглов.

Томас кивнул. Я быстро повторил за ним, не желая чувствовать себя виноватым.

— Так как у Моуди была лицензия на создание чрезвычайных портключей, его действия не считаются преступлением. Если бы мистер Поттер вернулся в Хогвартс, к нему могли быть применены дисциплинарные меры из-за исчезновения со школьной территории таким экстравагантным образом. Насколько министерству известно, когда Хогвартс не смог обеспечить безопасность чемпионов на должном уровне, во время третьего тура, Аластор Моуди вмешался и создал портключ для третьей стороны — для вас, милорд. Этим объясняется стандартное противоядие в организме мистера Поттера. Мне стало любопытно. Разве Аластор не предоставлял вам полный список существ, которыми населили лабиринт?

— Список он предоставил, включая недавно вылупившихся акромантулов. Ничего подобного, что укусило Гарри, там не было. Эти огненные мантикрабы не упоминались вообще.

Откашлявшись, Фадж взмахнул палочкой и призвал свернутый пергамент со стола.

— Это ваша официальная копия нашего расследования. Она обеляет вас и Аластора. Насколько министерству известно, вы просто делали то, что было необходимо для защиты студентов, в том числе вашего наследника, после того, как узнали, что Дамблдор не предпринимает необходимых мер предосторожности. Тем не менее, мы все знаем, что это не вся правда. Могу я называть вас Гарри? — спросил он меня.

Я кивнул.

— Да, конечно, сэр.

— В приватных беседах, Корнелиус. Я настаиваю, — сказал Томас с улыбкой. — В третьем туре, Аластор превратил Кубок в портключ, а затем лично поместил его в центр лабиринта. Все это было ради одной цели — вывести Гарри из-под надзора Дамблдора на достаточно долгий промежуток времени, чтобы обезопасить его Нерушимую клятву. Противоядие было просто неожиданным бонусом.

Я взглянул на Томаса, тот утвердительно кивнул.

— Да, сэр, — подтердил его слова я.

— Это значит, вы были уверены, что придете первым. Поскольку Аластор стоял рядом со мной на протяжении всего задания, я знаю, он не помогал вам в состязании. Но с его глазом, ему и не надо было. Я предполагаю, что вы просто запомнили карту.

Я снова кивнул.

— Уверен, что в Св. Мунго оценят анонимное пожертвование Гарри на, скажем, — он взглянул на Томаса, — девятьсот галеонов.

Ну, Фадж оставил мне сто галеонов из приза за турнир Трех Волшебников, все-таки. Не то, чтобы я нуждался в них, учитывая обстоятельства. Кроме того, потеря денежного приза за Турнир окупается пятьюдесятью тысячами** галеонов с интервью Ежедневному Пророку.

— Я понимаю, сэр.

— Отлично. — Он повернулся к Томасу. Улыбка увяла на его лице. Глаза Фаджа закрылись. Он глубоко вздохнул, как будто собираясь с силами для следующего вопроса. Фадж оказался гораздо умнее, чем я предполагал. Теперь я задавался вопросом, действительно ли он поверил в мою ложь или понял, что Дамблдор говорит правду о Волдеморте? Если нет — почему решил придерживаться нашей позиции?

— Сэр Уичвуд, после нашей первой встречи, я немного покопался в семейных архивах. Еще мальчиком, я был очарован историей. Вильгельм Завоеватель был моим фаворитом. Простите, что спрашиваю, но вы действительно «тот» граф Уичвуд или ваш титул просто фикция? Есть несколько пробелов в наших записях.

Томас ухватился пальцами за подбородок и задумался на несколько минут. Затем он склонил голову.

— Пусть это остается между нами и не выходит за пределы этой комнаты. Вопреки тому, что некоторые утверждают, я не желаю кровавой гражданской войны. — Слово «Кровавой» он подчеркнул интонацией. — Несколько смертей еще приемлемы, но не половина волшебного населения.

— Значит не фикция, — прошептал Фадж. Он сжал пальцы на подлокотниках кресла и явно заставил себя ровно задышать. — Знает ли Дамблдор?

— Учитывая то, что он лично выступал против моей просьбы о формальном признании Визенгамота в 1948, уверен, что да.

— А королевская власть? — спросил он.

— Я был первым претендентом в списке на Кольцо Лорда в 1948 году, как в магическом, так и в маггловском мирах.

Риддл уронил голову на руки.

— Да поможет нам всем Мерлин.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

* Мехен был богом-защитником и изображался в виде змеи, извивающейся вокруг бога солнца Ра, во время его ночного путешествия по Дуату. В немецко-египетском словаре Р.Ханнинга говорится, что Мехен или Мехенет — это змея, представляющая собой аналог Уробороса.

** ОМГ! За победу в Турнире — только тысяча! — зам. перев.

— Десять галеонов за каждый, — сказал чопорный лавочник.

Я скептически осмотрел груду подержанных чемоданов и смерил лавочника тяжелым взглядом. Он меня за идиота принимает, что ли? Провел пальцем по крышке чемодана, собрав толстый слой пыли.

— Грабеж! Все это барахло не стоит и шести галеонов.

— Хорошо, — сказал он с тяжелым вздохом, как будто делает мне одолжение. — Если вы купите всю партию, я сделаю вам скидку. Сорок галеонов за четыре чемодана.

Я фыркнул.

— Может большинство волшебников и купились бы на ваше «выгодное предложение», сэр, но только не я. Эти саквояжи были подержанными, еще, когда вы их закупили. Чары расширения пространства внутри выветрились много лет назад. — Я поковырял потертые края саквояжа. — Полотняное покрытие гнилое. Полагаю, вы купили их оптом в большом количестве с намерением перепродавать студентам Хогвартса, но в настоящее время школьники пользуются большими сундуками. Судя по приличному слою пыли, вы не продали ни один из этих саквояжей за последние двадцать лет. Я великодушно даю вам шанс избавиться от залежалого товара. Скажем, по цене пять сиклей за один саквояж. Это весьма щедрое предложение, сэр.

Позади меня, Гермиона закашлялась, но промолчала, не решаясь комментировать мои реплики. А все потому, что с самого утра, в каждом магазине, который мы посещали, за исключением Олливандера, повторялась одна и та же история. Хотя Оливандеру все равно, кто покупает его палочки. Как только лавочник замечал магловские джинсы Гермионы, цена любого товара повышалась в пять раз.

Если бы Барти в свое время не заставил меня выучить стоимость товаров в Косом переулке и дополнительные наценки за совиную доставку, я не заметил бы разницы в ценах. Когда я спросил его, почему за заказы совиной почтой волшебники платят больше, он ответил, что большинство чистокровных и полукровок за свой заказ либо посылают домового эльфа, либо пользуются торговым сервисом. А вот магглорожденные часто используют сов, потому что считают, что это дешевле и удобнее. Что привело к длительной дискуссии о разнице ценообразования между Косым и Лютным переулками, «ловушках для туристов», а также о неофициальном налоге для маглорожденных.

Магглорожденные привыкли расплачиваться фунтами, а не галеонами. Даже узнав курс обмена валют, одиннадцатилетнему маглорожденному волшебнику трудно переключиться на галеоны. Например, двадцать фунтов за рюкзак. Магглорожденный приравнивает один фунт к одному галеону, несмотря на то, что галеон стоит в пять раз дороже. Правда некоторые магазины честно указывают цены. Однако на рынке ингредиентов зелий, например, в связи с большой конкуренцией, можно немного сбить цену. Чистокровные с полукровками об этом знают, а магглорожденные — нет. Следовательно, в магазине саквояжей цена одного и того же рюкзака для ребенка из волшебной семьи составляет четыре галеона, тогда как для маглорожденного ребенка — двадцать. Даже если маглорожденный заметит разницу, кому он пожалуется? Чистокровному министру магии?

Так что, я легко отделался. И хотя меня воспитали магглы, я «великий» Гарри Поттер, поэтому, обычно, для меня они не завышают цены. Иногда даже делают скидки, как случилось при покупке моего безумно дорогого, заказного, со специальной блокировкой, ящика в Магазине для VIP товаров мастера Германа.

Однако прежде чем мы встретились в Дырявом Котле с Невиллом, его двоюродной тетей Каллидорой и Гермионой, Томас наложил на меня отвлекающие чары, чтобы «фанаты» не узнали меня. Поэтому, из-за джинсов Гермионы, владельцы магазинов причислили меня к магглорожденным и пытаются обложить налогом.

Оглянувшись на Гермиону, я заметил страдальческое выражение на ее лице. Конечно, она поняла, что это наглый грабеж. Представив себе, что так происходило всякий раз, когда она пыталась закупаться в волшебном мире, я понял, почему в прошлом году Гермиона предпочла, чтобы школьные покупки делала за нее миссис Уизли. И почему летом позапрошлого года она настояла, чтобы ее родители не заходили за ней в магазин. Я молча пообещал себе, что прежде чем начнется новый учебный, поговорю с ней об этом. Возможно, она возненавидит меня за это, вероятно, в течение нескольких месяцев, будет причитать о том, как в волшебном мире плохо относятся к магглорожденным, но пусть! Пусть лучше узнает правду сейчас и спустит пар на мне, чем остается в блаженном неведении. Ей это не понравится, но есть способы обойти доставку совиной почтой и наценки для маглорожденных в магазинах.

Я требовательно уставился на лавочника. Ни в коем случае я не стал бы платить десять галеонов за саквояж, когда на магловском блошином рынке могу купить аналогичную партию товаров за пятнадцать фунтов. Взглянув на ржавые застежки и гнилые ремни из драконьей шкуры, я пересмотрел свою оценку. Уж лучше за десять фунтов.

— Пять сиклей, — предложил я.

— Вы хотите обанкротить меня! — воскликнул лавочник. — Пять галеонов за штуку.

— Пять сиклей, — ответил я, не собираясь сбавлять цену. — Если вы не хотите избавиться от убыточного товара, я уверен, что в «Поддержанном багаже» Толдриджа будут более чем счастливы принять мое предложение.

Как я и думал, он сразу ощетинился.

— Но это же в Лютном. Конечно, такой господин, как вы, — он бросил многозначительный взгляд на наряд Гермионы, — не стал бы посещать сомнительные заведения в Лютном.

Я пожал плечами.

— Меня вообще не волнует, где находится магазин, лишь бы товар предлагали по выгодной цене.

— Ладно, — страдальчески вздохнул торгаш, — три галеона за штуку. — Тем не менее, он оставил один галеон по налогу на маглорожденных.

Вздохнув, я переключился на нагромождение старых потрепанных сундуков. Присев на корточки, я коснулся самого нижнего палочкой, посылая по его поверхности невербальное заклинание. За двумя исключениями, все они оказались на удивление в приличном состоянии. В основном, у них были косметические дефекты и сломанные замки. Ни один из этих дефектов, с учетом того, что я планировал сделать с сундуками, не имел значения. Я склонил голову, и начал прикидывать, сколько мне понадобится. Технически, мне нужно только четыре сундука. Я планировал добавить в каждый из них по одному дополнительному отсеку для одежды, книг и для всякой мелочи, как-то моя метла или принадлежности для зельеварения. Я хотел сундук с простым, но практичным дизайном, с несколькими дополнительными отсеками. С соответствующей документацией, это станет, по моему мнению, подходящим проектом для IOWL. Хотя ICW считался необязательным в других школах, Салем и Парана были исключениями. Я мог бы представить этот сундук как часть своей заявки на экзаменах IOWL.

Четвертый сундук был нужен мне про запас, на случай, если я накосячу с дизайном или зачарованием, испортив его. Это, конечно, маловероятно, учитывая, сколько времени я экспериментировал с картонными коробками, прежде чем начал делать успехи. Короче, я давно серьезно не лажал в этом деле, но и мастером зачарования не стал, поэтому лучше иметь резервный саквояж или два, на всякий случай.

Не стоит забывать и традиции.

Каждый студент Хогвартса должен приобрести за свой первый год обучения большой ученический сундук. Это стартовый сундук. Изменять в дальнейшем свой саквояж, чтобы тот удовлетворял все новые потребности или покупать каждый раз новый, не заморачиваясь больше переделкой старого — традиционный метод хранения имущества для большинства волшебников. Я решил начать все с нуля. Сундук истинных волшебников растет вместе с их мастерством. Он развивается вместе с ними также по мере необходимости. Некоторые волшебники, в конечном итоге, полностью отказывались от традиционных сундуков и переходили на зачарованные мешки, но британские волшебники все так же предпочитали старые добрые, прочные сундуки. Три внутренних отделения может быть слишком много для студента уровня OWL, но для начинающего изучать мастерство зачарования волшебника — наоборот, недостаточно.

Увидев сундук размером с гроб, в котором Барти держал в заключении настоящего Аластора Моуди, мой ученический сундук показался мне крошечным кошельком. Нет, я определенно хотел для себя саквояж поменьше этого. Он должен быть не выше двенадцати дюймов, так чтобы легко помещался под кроватью, но с большим количеством встроенных в него отсеков, полок и стеллажей с пространственным расширением. Я ни в коем случае не хотел повторять ошибку Моуди.

Я снова посмотрел на нагромождение старых сундуков. В отличие от современных студенческих сундуков из сосны, эти были из массивного дуба. Идеально для моей цели, но, если я не справлюсь с задуманной мною аферой, их приобретение будет мне колоссальным убытком.

— А таких же, как эти, — я указал рукой на сундуки, — но небольших, подержанных, у вас на складе есть в наличии?

Лавочник напрягся.

— Как я уже говорил раньше, сэр, у нас широкий выбор нового товара. Однако наш ассортимент подержанного товара в основном ограничивается стандартными ученическими сундуками. Мы также можем предложить вам несколько хорошо отреставрированных экземпляров. Все они прилагаются с чарами огнезащиты и гидроизоляции.

Временные чары, которые сойдут в течение трех лет? Нет уж, мне это не интересно.

— Я спрашиваю только потому, что два из них не подлежат восстановлению. Остальным восьми требуются новые замки и ручки. А это — дополнительные расходы с моей стороны. Я готов заплатить два галеона за всю партию, в том числе за те два, что годятся только на дрова.

— 5.

— Два.

Он поморщился.

— Четыре галеона девять сиклей.

— Два.

— Четыре и ни сикля меньше.

Я пожал плечами и тронул Гермиону за плечо.

— Пошли отсюда.

— Но…

— Я отправил сову Толдриджу несколько дней назад, — сказал я, задавив протест Гермионы в зародыше. — У них есть запас на складе. Я просто подумал, что должен попробовать сперва здесь, раз уж мы уже в Косом переулке. Прошу прощения за то, что потратил твое время.

Это была полуправда. В Толдридже я нашел только два сундука в достаточно хорошем состоянии, что годились для моей задумки. Либо владелец магазина пойдет на уступки, либо я куплю их у Толдриджа и переделаю на свой вкус, что я с самого начала и планировал сделать. Это займет больше времени, но вполне выполнимо.

Невилл закатил глаза на мою выходку, но помог мне увести Гермиону из магазина. Лавочник догнал нас, едва мы вышли за дверь.

— Подождите. Три галеона за все наличными, если вы купите их прямо сейчас.

Я задумался. Семнадцатью три будет пятьдесят один. Таким образом, пять сиклей и два или три кната за сундук. Фунт и пятьдесят пенсов за штуку. Какая заманчивая сделка. Дураку-лавочнику следовало бы продавать их на маггловском блошином рынке в качестве столиков.

— По рукам, — сказал я.

Прежде чем он успел передумать, я вернулся в магазин и бросил три галеона на прилавок. Затем я наложил на сундуки заклинание очищения от пыли и достал из полов своей мантии бутылку сжимающей смеси. Нечего рисковать целостностью моего имущества, прежде чем я доставлю его домой. Эта смесь действует гораздо безопаснее, чем уменьшающие чары, особенно когда речь идет о подержанных сундуках. Я бы предпочел не прославиться еще и как Мальчик-Который-взорвал половину Косого Переулка. Действуя осторожно, я отсчитал по четыре капли на крышку каждого сундука. Дождался, когда они сжались до размеров спичечной коробки. Затем собрал их и рассовал по карманам. Довольный проделанной работой, я кивнул продавцу и покинул, наконец, магазин.

Томас поднялся со скамейки и галантно подал руку кузине моей бабушки, леди Каллидоре Лонгботтом, которая при нашем знакомстве настояла, чтобы я называл ее тетей Каллидорой. Пожилая ведьма, поднимаясь на ноги, пошатнулась и покрепче схватилась за руку Томаса, чтобы не упасть. Затем она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Так нечестно, — пробормотала она. — Разница между нами лишь одиннадцать лет, но вы по-прежнему выглядите таким молодым, а я ...

-Вы не такая уж и старая.

Она хмуро посмотрела на Томаса.

— Старая, -мрачно припечатала она. — Блэки не стареют изящно. Уж точно не после сотни ... Джеймс и мой Кольбер, благослови их души Мерлин, могли бы сломать то проклятие, но не судьба ... Может быть, юный Поттер, — она повернулась и с надеждой посмотрела на меня, — справится с ним. Увы, сын Нарциссы не сможет. Малфои почти так же не долгоживущи, как и Блэки. Раньше не были, но сейчас ... — сказала она с отсутствующим взглядом. — Чаю или вам нужно сопроводить этого молодого человека домой? — спросила она Томаса, быстро сменив неприятную тему.

— Пожалуй, еще чаю. Почему бы вам, парни, не отправиться в Апиций. А мы с мисс Грейнджер позже присоединимся к вам там.

На лице Геримоны промелькнуло выражение едва сдерживаемой паники. Несколько недель назад, она призналась мне, что не имеет ничего против Томаса. Иногда она даже находила его общество приятным, если конечно они не оставались с ним наедине. А их совместной перепиской Гермиона наслаждалась, когда она касалось ее обожаемых книг. Возможно, зная характер Томаса, он намеренно провоцировал ее.

— Иди, — прошипел мне Томас. — Мы немного поболтаем с мисс Грейнджер, а затем нанесем быстрый визит мадам Малкин. Мы не заставим вас долго ждать.

„Сожалею!”- сказал я одними губами подруге, прежде чем кивнуть Томасу.

— Да, сэр, — сказал я и последовал за тетей Каллидорой и Невиллом.

После того, как мы слились с толпой покупателей на Косой Аллее, Невилл требовательно потянул меня за рукав.

— Что он тебе сказал? — спросил он.

Я перевел слова Томаса. Невилл поморщился. Он хотел было повернуть назад, но тетя Каллидора схватила его за руку и покачала головой.

— Так будет лучше. Ваша подруга талантливая девушка, такая многообещающая ... Хм, почему бы и нет? Через несколько лет она будет... — Она вдруг запнулась. — Неважно. Минерва должна была позаботиться об этом много лет назад. Но она этого не сделала. Ведь молодая женщина не должна оставаться наедине с чужим мужчиной. Кстати, это касается и вас тоже. Но, в данном случае, компания Томаса для нее предпочтительнее вас троих. Они оба маггловоспитанны — сказала она Невиллу. — Поэтому он лучше всех понимает, с чем она может столкнуться в нашем мире.

Тридцать минут спустя, к нам в ресторане присоединились Гермиона с опухшими глазами и мрачный Томас.

Медленно потягивая чашку чая, я украдкой бросал на нее взгляды. Глаза опухшие, но не красные, и даже без красных прожилок. Кажется, недавно она недолго плакала. Ее руки не тряслись, когда она наливала себе чай, а глаза не выглядели затуманенными. На ней не было никаких проклятий, значит, можно считать, что все в порядке.

Теперь я принялся изучать ее наряд. Она была одета в голубую мантию с короткими рукавами. Судя по лёгкому мерцанию на правом предплечье, там у нее скрыта кобура для ношения палочки. Не знаю, как Томасу это удалось, но Гермиона поменяла свою старую добрую резинку для волос на само-сжимающуюся завязку.

— Локти со стола, — строго сказала тетя Каллидора. Тяжко вздохнув, я повиновался. По крайней мере, она заметила мою оплошность прежде, чем Томас скастовал на мне свое фирменное Жалящее проклятие, которое по ощущению похоже на удар локтем о косяк двери. — Ты выглядишь прекрасно, дорогая, — сказала она Гермионе. Тон ее голоса внезапно стал властным. — В следующую среду мы с тобой и моей дочерью отправимся по магазинам. И нарядим тебя так, как подобает приличной юной ведьме. Больше не носи в общественных местах маггловскую мужскую одежду. Если навести на тебя немного лоска, уверена, к Белтейну мы найдем хорошую семью, готовую тебя принять. Гермиона вымученно улыбнулась.

— Звучит неплохо. Спасибо, леди Лонгботтом.

— Всегда пожалуйста. Я также договорюсь с Минервой, чтобы она разрешила открыть жиросчет* * *

на твое имя в Гринготтсе.

— Но я думала, что у меня нет права открывать счет на свое имя, пока мне не исполнилось семнадцать лет, — сказала Гермиона.

— Это так, но с жиросчетом нет связанного хранилища. Вся информация хранится на бумаге в учетных книгах. Некоторые семьи используют жиросчет для получения кредита... — Судя по интонации на словосочетании «некоторые семьи», она имела в виду чистокровные семьи.

Гермиона возмущенно посмотрела на нее.

— Но это позволит им с легкостью обкрадывать таких, как я!

Томас фыркнул.

— Вряд ли. Гоблины в банковском бизнесе только для того, чтобы зарабатывать деньги и, простите за грубость, держать волшебников за яйца. Но они не станут воровать у магглорожденного больше, чем у чистокровных волшебников. Просто надо внимательно читать мелкий шрифт снизу, прежде чем подписывать контракты и помнить, что все можно оспорить.

— Гермиона смутилась, но быстро вернула себе невозмутимый вид. Чашка Томаса чокнулась о блюдце, когда он испустил долгий страдальческий вздох. — Забудьте о гоблинских войнах хотя бы на минуту, мисс Грейнджер, и постарайтесь думать о них как о бизнесменах. А бизнесмена не волнует, какого цвета у вас кровь. Все, что его заботит, это рынок и прибыль.

Гермиона смотрела на Томаса с таким удивлением, будто он отрастил себе вторую голову. Она опустила чашку и сделала глубокий вдох, как будто собиралась мужеством перед битвой.

— Почему гоблинов волнует рынок? У них же монополия в банковской сфере волшебного мира.

— Все не так просто, как кажется, — сказал Томас. — Монетный двор Гринготтса выпускает галеоны, сикли и кнаты, привязав их к весовой стоимости 9-ти каратного золотого галеона на товарном рынке золота. С юридической точки зрения это, — оставив галеон на столе, Томас продолжил, — является банковской валютой. Другими словами, банкнотой. В настоящее время в Соединенном Королевстве, есть восемь * * *

банков с полномочиями печатать свои собственные деньги, в том числе и Гринготтс. Скажите, мисс Грейнджер, когда был основан банк Гринготтс?

— В 1616-ом году, в рамках договора после гоблинских восстаний, — неуверенно ответила Гермиона через несколько минут.

— Если сомневаетесь, лучше не отвечайте, — ответил ей Томас. — В 410 от н.э (410 AD). Тогда, в период после независимости британцев от римского владычества, гоблины захватили контроль над римской банковской системой. Да, Гринготтс старше Хогвартса. Большинство волшебников не только не знают об этом факте, но даже не понимают, что это значит. И все это потому, что на Истории магии вам рассказывают только о гоблинских восстаниях и о некоторых бесполезных мелочах.

Ощетинившись на секунду как Косолапсус, перед тем, как поцарапать кого-то, Гермиона стиснула зубы.

— Нет бесполезных знаний.

Я подавил стон. Даже не сомневался, что Гермиона встанет на защиту худшего предмета в Хогвартсе. Хотя нет, Прорицание еще хуже.

— Венделин Долбанутый? Мисс Грейнджер, разве вы не согласны с тем, что лучше было бы изучать причины конфликта с Гриндевальдом или роль, которую колдуны сыграли в смерти Генриха VI?

— Генриха VI?

— „Меланхолия” была, когда-то, маггловским эвфемизмом для Смертельного проклятия. Но, хватит говорить о ваших неадекватных уроках истории. Это, — сказал он, указав на галеон, -также является примером местной валюты. Поскольку наша валюта имеет силу внутри исключительно небольшого сообщества волшебников, она служит также и в качестве не тарифного торгового барьера. Она, наряду с правилами Министерства, запрещающими зачаровывать маггловские объекты — основа, на котором держится бизнес многих магазинов в Косом переулке. Совмещение этих двух ограничений означает, что у них очень малая конкуренция со стороны нескольких магазинов в Лютном и Хогсмиде или домашнего бизнеса отдельных волшебников. Это также одна из главных причин, почему в течение последних двухсот лет ни одно из магических достижений британских ведьм и волшебников, не было реализовано на британской земле.

— Но профессор Дамблдор...

— ... проводил свои исследования с Николя Фламелем в его лаборатории, в Люксембурге. Если не верите мне, спросите у него сами.

— Давайте не будем путать этот вопрос с уроками истории, — сказала тетя Каллидора. Она ласково улыбнулась Гермионе. — Гоблины предоставляют превосходные услуги, дорогая, пока вы вежливы с ними и помните о гоблинских восстаниях. Но только дурак станет держать все свои сбережения в Гринготтсе. Им прекрасно известно, что богатые семьи также имеют дела с маггловскими банками, и они справедливо считают последних своими конкурентами.

Я вспомнил свои собственные сделки с Гринготтсом. Отличные услуги. Квалифицированный персонал. И с момента нашей первой встречи с Ралмутом, он сказал, что для людей с правильным образом мышления любая война чрезвычайно выгодна. Его не волновало, что люди будут убивать друг друга, пока обе стороны брали взаймы только у него. Я хотел уже рассказать о том, что поведал мне тогда Ральмут, но, взглянув в глаза Гермионе, передумал. У нее уже было достаточно потрясений за один день.

Вместо этого я вынул из кармана журнал и открыл его на закладке с голубой скрепкой.

— Ты спрашивала, почему мне нужно столько саквояжей. Вот почему, — сказал я и протянул ей журнал. Затем наклонился вперед и указал на простую руническую цепочку, которую ранее вывел на нижней части страницы. — Ты помнишь, что говорил профессор Моуди о своем сундуке?

Дождавшись ее кивка, я вытащил один из своих миниатюрных сундучков из сумки и поставил его на стол.

— Каждый из этих сундучков является потенциальным отсеком большого саквояжа. Я поставил его ребром. — Это позволяет мне наложить Чары расширения пространства, как на внутреннюю полость каждого сундучков, так и на их крышки.

Затем я начал рассказывать о достоинствах применения кратных (секторных) Чар расширения пространства для выдвижных ящиков и встроенных стеллажей, перед созданием одного большого пространственного кармана, как у настоящего Моуди.

В течение пяти минут, Гермиона выпала из реальности, погрузившись в изучение моих заметок, и вносила „необходимые“ поправки новым пером. Я молча поблагодарил Барти за то, что он в свое время настоял, чтобы я показал Гермионе копию, а не оригинал своих наработок. Я очень любил Гермиону, но я провел последний месяц, усердно работая над объединением обувных коробок в многокамерные экспериментальные саквояжи, и только я точно знал, что хотел сделать и как это сделать. Чего я конкретно хотел добиться, сообщать Гермионе даже не собирался. Как знать? Быть может, в своей непредубежденности она наткнется на то, что я пропустил. Мерлин мне свидетель, Барти и Томас не очень-то горели желанием мне помочь, когда я просил у них совета; они лишь пожали плечами и сказали, что каждый многокамерный саквояж по-своему уникален.

— Сделай его самостоятельно, но ни за что не экспериментируй дома, а то мало ли, — сказал тогда Барти.

Невилл наклонился вперед и посмотрел через плечо Гермионы. Пока он изучал страницу, посвященную библиотеке, между его бровями залегла складка сосредоточенности. Моя библиотека, была не очень большой, по сравнению с таковой у Томаса, в которой Барти иногда проводил наши уроки по Рунам, чтобы мы могли изучать ее паркетный пол. Даже с помощью магии, для вырезания рун на отдельных фрагментах паркета, а затем для соединения их в идеальной последовательности и закрепления единым заклинанием, потребовалось, вероятно, не меньше шести месяцев. Добавьте к этому еще и необходимую последовательность из шести рун в письменной форме, которая позволяет сканировать, индексировать, каталогизировать весь массив книг на полках и напоследок укладывать каждую книгу в правильном порядке, и вы поймете, что вам понадобится три-четыре года только для настройки библиотеки. Интересно, как это сделал Томас? Проект начал он, а закончила за него Лолли, или как ...

Я одернул себя. Лучше не думать сейчас об этом. Или о реакции Томаса, когда я спросил у него, почему Фадж так испугался его маггловского титула. „Это и к тебе относится, тоже, — сказал он. - После меня на этот титул можешь претендовать и ты.” Какой у меня заботливый опекун, правда?

— Что это? — спросил Невилл, указывая на красную линию, похожую на поля страницы.

— Конвейерная лента, — ответил я. — Смотрите сюда. — Я перевернул страницу назад и указал на трехмерный эскиз книжной полки. Закрытые с боков и фронта полки не позволяли книгам выпадать, но, на всякий случай, я бы хотел добавить автоматическое заклинание прилипания. Барти сказал, что ничего подобного не знает, но я думаю, что он просто не искал, как следует. Если чары расширения пространства, разработанные для сумок, позволяли мне пронести в школу четыре бутылки сливочного пива в конвертере авторучки (это был мой январский проект), быть может, я должен исследовать чары безопасности детских метел. Что-то, предназначенное для того, чтобы юные ведьмы и волшебники не падали с метлы, сможет удержать мои книги от выпадения с полки.

— Внутреннее пространство багажника растянуто на четыре фута по горизонтали и на десять футов по вертикали.

Томас вырвал записную книжку из рук Гермионы и перевернул ее до более ранней страницы, на которой была изображена простая книжная полка той же высоты, что и багажник. Однако в длину она была около пяти футов, оборудованная деревянными выдвижными ящичками, на нескольких колесах.

— Пока не узнаешь, как выстроить конвейерную ленту и как заставить ее двигаться с помощью магии, даже и не думай замахиваться на что-то более сложное.

— Я знаю, как это сделать. Она сделана точно так же, как и старая цепная помпа, что я обнаружил за сараем. Единственное отличие состоит в том, что вместо ковшей, у меня полки. Заклинание для бесконечного вращения волчка заставит его двигаться. Мне просто нужно выяснить, как отключать заклинание.

— Перестань говорить как маггл. Волшебник не отключает заклинание.

Я скрестил руки на груди.

— Ну, вы же поняли, что я имел в виду.

— Это не имеет значения. Я уже говорил тебе, что саквояж волшебника развивается вместе с ним. Весьма вероятно, что ты несколько раз будешь все разбирать и переделывать заново. Он не должен быть идеальным или совершенным с самого начала. Я очень рад, что тебе нужно достаточно большое пространство именно для хранения библиотеки, но сейчас это не твоя первостепенная задача. Сосредоточься на решении своих насущных проблем, а все остальное подождет еще два или три года. Как только закончишь с этим, можешь заняться своими бредовыми проектами. И ни днем раньше! — рявкнул Томас.

Невилл вздрогнул от его крика. Нервно сглотнув, он переводил взгляд с него на меня, как будто боялся, что Томас меня побьет. Я нахмурился, увидев знакомую реакцию. Невилл напомнил мне меня самого, когда я жил с Верноном.

— Гарри, ты бы не отправился в Лютный, на самом деле, не так ли? — спросила Гермиона. Я не знал, почему она задала этот вопрос: из любопытства или чтобы разрядить обстановку и «спасти» Невилла.

— Ну, да, а почему бы и нет? — ответил я.

— Но там живут Темные маги. Ты слышал Хагрида и мистера Уизли. Почему бы тебе ... — Она осеклась и бросила взгляд на Томаса, как бы обвиняя его в моей готовности закупаться в магазинах Лютного.

— Скажите мне, мисс Грейнджер, — заговорил Томас, откинувшись на спинку стула, — вы когда-нибудь посещали Лютный Переулок?

— Конечно нет!

— Тогда откуда вы можете знать что-нибудь о нем? Вы же не ребенок. Прекратите повторять за другими как попугай и составьте, наконец, свое собственное мнение. Для справки, если Косой Переулок является элитной улицей волшебной Британии, Лютный можно назвать ее трущобой. В волшебном обществе назвать Лютный Переулок «темным» проще, чем признать, что высокий уровень бедности и такие же показатели предумышленных убийств обычно идут рука об руку. Назвав его «темным», Министерство не решило настоящие проблемы Лютного. Обратите внимание, одна и та же искаженная логика заставила их снизить уровень СОВ и ТРИТОН-ов, вместо того, чтобы внедрить практику обязательного начального образования. Конечно, это только мое мнение, но, по крайней мере, я жил и работал в Лютном Переулке, в отличие от Хагрида и Уизли.

Вздрогнув, Гермиона отвернулась от него. Она поджала губы и стала раскачиваться в своем кресле, напомнив мне о том, как она прикусывала язык на уроке зелий. Я сказал ей, что Томас — не Снейп. И пока она задает «правильные» вопросы, Томас будет ей отвечать. Однако я не давал никаких гарантий, что его ответы всегда будут ей по нраву. Да и невозможно постоянно угождать кому-либо. Потом я заметил, что Томас скрипит зубами и понял, что он в ярости. Сегодня он в первый и последний раз посетил Косой переулок с далеких семидесятых годов. А, может быть и не последний, но, надеюсь, в следующий раз все пройдет в более приятной обстановке.

** Римская коллекция рецептов составлена в конце 4-го или в начале 5-го века нашей эры. Также это может быть Марк Габий Апиций, римский гурман, живущий в первом веке нашей эры.

* * *

В зависимости от того, где вы живете, рано или поздно услышите термин «жиро». В Великобритании, «жиро» или «жирочек» не является непременным аналогом кредита. Жиросчет Гринготтса, упомянутый в этой истории, это не чековый счет. Это настоящая система жиро как в Египте в эпоху Птолемея. Я не собираюсь писать расширенную лекцию об истории банковского дела. Банки, как система, древние подобно Хаммурапи. Просто если ваша экономика основана на золотом стандарте, это еще не значит, что люди ходят с золотыми монетами в кармане (или зернами, в Египте). Гарри купил сундуки на карманные деньги.

* * *

На самом деле, семь банков в Великобритании имеют законное право печатать свои собственные банкноты в дополнение к Банку Англии. Я подняла их число до восьми, потому что Гринготтс либо не известен в мире магглов либо известен под другим именем.

Напряжение отпустило Невилла лишь после того, как Томас откинувшись на спинке стула начал обсуждать поправку к закону о совиной почте, предложенную Эльфиасом Дожем в ходе последней встречи Визенгамота. Мой однокурсник коснулся кобуры своей новой палочки на предплечье, словно искал поддержку у оружия, сделал глубокий вдох и взял записную книжку, который оставил Томас на столе перед Гермионой.

— Что такое ленточный конвейер? — спросил он.

— Честно говоря, Невилл, — сказала Гермиона, фыркнув, — ты нуждаешься в изучении маггловедения почти так же сильно, как и Рональд. Конвейер представляет собой непрерывно вращающуюся цепь или резиновую ленту, растянутую между двумя колесами, которые и заставляют ее двигаться, — добавила она, видя его замешательство. — Колеса вращаются и тянут за собой конвейерную ленту, — сказала она, закатив глаза, вырвала мои записи из его рук и указала на мой эскиз. — Считай, что это что-то вроде лестницы мистера Филча. Каждая ступенька лестницы, как полочка шкафа. Ты можешь видеть одновременно только две такие полочки. Чтобы увидеть несколько, тебе придется повернуть колеса в багажнике. Понял?

— Да. Не стоит так снисходительно разговаривать со мной, будто с маленьким.

— Ничего подобного! — воскликнула она.

— А вот и да! — возразил Невилл, после чего обратился ко мне. — Гарри, я вспомнил, что несколько дней назад, в письме, ты спрашивал меня, почему миссис Петрова, учитель Окклюменции Гермионы, приглашает нас, студентов Хогвартса, на ранний осенний праздник равноденствия в посольстве. — Потом он снова обернулся к нашей подруге. — Гермиона, я вырос в волшебном мире, поэтому хорошо разбираюсь в законах и традициях этого мира. Но, по той же самой причине, мне нужно, чтобы ты иногда объясняла мне значение некоторых маггловских терминов. Но ты ведешь себя так, будто задавать мне вопросы о волшебном мире для тебя естественно и правильно, а для меня задавать аналогичные вопросы о твоем мире — нет.

Томас и тетя Каллидора перестали разговаривать, и стали с интересом наблюдать за намечающимся противостоянием между моими друзьями. Конечно, бабуля Невилла разрешила ему встретиться со мной в Косом переулке и даже пригласить меня к себе домой на чай. Но, на данный момент, я искал достойную причину для отказа, намекая Невиллу взглядом, что я не могу принять его приглашение. Надеюсь, его бабуля больше не пригласит меня к себе, иначе она может испортить отношения Невилла с его родственником из Блэков, Сириусом.

Каллидора Лонгботтом была настоящей Блэк. А во время последней войны, Сириус был единственным Блэком, который встал на сторону Дамблдора и Министерства. Остальные члены этой семьи выбрали либо сторону Томаса, либо придерживались нейтралитета. Каллидора и Харфранг Лонгботтом решили сохранять нейтралитет, что по сути означало неодобрение политики Дамблдора. Но им не хватало влияния, чтобы противостоять самому «Светлейшему» на политической арене. Я был искренне поражен поступком леди Августы, ведь она разрешила Невиллу остаться с этими двумя на целых шесть недель, пока сама консультировалась с целителем из Японии. Невилл сказал, что новый лекарь не сможет сделать больше, чем предыдущие тридцать целителей, но его бабуля настояла на своем. Она слишком сильно хотела, чтобы сын вернулся к полноценной жизни. Я по секрету спросил у Невилла, не станет ли она лепить из него подобие своего сына, если окажется, что вернуть разум его отцу невозможно. Он ответил, что бабушка никогда не стала бы так поступать. Мы с Невиллом никогда не будем нашими отцами, как бы ни старались остальные сделать из нас их подобие.

— Нет твоего и моего мира, Невилл. Мы живем в одноми том же... — попыталась возразить Гермиона, но ее перебили.

— До тех пор, пока ты думаешь, что ведьма должна работать на полную рабочую ставку, это не так. — Расстроенный, Невилл нервно провел пальцами по волосам, поправляя непокорные кудри. — Гермиона, ты хоть представляешь, насколько обидела меня, когда спросила, почему я не праздную Рождество, как все остальные?

— Я не хотела тебя обижать. Я просто думала, что...

— Если бы я был склонен к маггловским религиям, — а я не склонен, — я бы выбрал ту, которая требует меньше кровавых обрядов или жертвоприношений. Йольские обряды, в которых, как я понимаю, ты никогда не принимала участие, ибо в Хогвартсе они не проводятся, можно устраивать только в канун зимнего солнцестояния. В прошлом году его провели 22 декабря, а не 25 декабря. Разве похоже на то, что я нехотя участвовал в праздновании вашего Рождества, потому что в Хогвартсе Йольских подарков не раздают до 25 декабря.

Шокированная его отповедью, Гермиона отшатнулась назад в кресле. Она украдкой бросала взгляды на остальных, нервно покусывая губы. Сочувственно посмотрев на Гермиону, тетя Каллидора вяло улыбнулась. Она потянулась через стол и погладила ей руку.

— Не волнуйся, дорогая, Рим не построили за один день, ты тоже со временем приспособишься, — сказала она. Лицо Тома было подозрительно безэмоциональным. Интересно, как он относится к большим праздникам.

В Хогвартсе за Йолем, за весенним равноденствием и Белтаном следил Барти, но проводили мы их всегда в медитации и размышлениях, — никаких праздников. Он никогда не совершал обрядов и никогда не рассказывал мне больше, чем я смог бы узнать сам из детских книжек, потому что Аластор Моуди-настоящий не отмечал эти праздники с тех пор, как окончил Хогвартс.

— Прости, Невилл, я не должна была считать тебя априори христианином. Я думала, что большинство волшебников и ведьм такие же, как и профессор Дамблдор, — она опустила взгляд. — Пожалуйста, не сердись, Гарри, но я слышала, что он рассказывал тебе в больничном крыле о загробной жизни, в конце третьего года. Это звучит очень похоже на ... ты сам понимаешь.

С трясущимися руками Невилл взялся за подлокотники кресла, резко встал и поклонился.

— С вашего позволения, дамы, я выйду. Мне нужен свежий воздух.

Он повернулся на каблуках и вышел из ресторана, не оборачиваясь назад. Тетя Каллидора деликатно фыркнула.

— Моя бабушка всегда говорила, что штаны из всех Дамблдоров носила только Кендра. Персиваль раньше дурачился, что женился на грязнокровной золотодобытчице. Посмотрите, куда она отправила своего мужа — прямо в Азкабан. Оставил ее одну тратить те немногие средства, которыми распологала его семья.

— Кто? — не понял я.

— Кендра и Персиваль Дамблдор, родители Альбуса. Говорить о таких вещах не очень вежливо, но вы должны знать, что в шкафу директора хранится несколько скелетов размером с Азкабан.

Я посмотрел в окно и увидел Невилла. Он сидел на скамейке, положив голову на руки. Вздохнув, я отложил салфетку в сторону.

— Можно мне тоже выйти? — спросил я.

Тетя Каллидора склонила голову в знак согласия. Я посмотрел на Томаса.

— Можешь идти, — сказал он, махнув своим средним и безымянным пальцем на левой руке. Что это было, сигнал? Слишком обеспокоенный поведением Невилла, чтобы расшифровывать жесты Томаса, я выскользнул из ресторана.

Легкий ветерок пронесся через аллею, унося августовскую жару. Люди толпились у магазинов, сравнивая свои покупки с товарами, выставленными на витрине. Маленький мальчик прошел мимо меня, топая рядом с матерью, тянув ее за мантию. Я улыбнулся, когда до меня дошло, что на самом деле он пытается освободить свою руку от чар прилипания. Какое творческое использование чар прилипания. Должно быть, малыш раньше часто терялся.

Я шагнул к скамье, на которой сидел Невилл, как вдруг почувствовал, что наступил на чью-то ногу.

— Кто здесь! — крикнул я.

Я удивился, когда из воздуха появился Барти.

— Барти? — воскликнул я. — Я думал, ты в Салеме.

— Помнишь о пятичасовой разнице во времени? Время медицинского осмотра я проспал, так что решил сразу после ланча аппарировать сюда.

— А почему не присоединился к нам?

— Потому что тебе нужно было провести время с друзьями, без меня. — Он сделал паузу, пытаясь бороться с отцовским стремлением опекать „ребенка“. Присутствие невидимого телохранителя, который постоянно стоит за спиной, поверьте — не самое приятное ощущение. Но как донести это до некоторых сумасшедших опекунов, которые ничего о перемещениях портключем или сердечных зельях никогда не слышали. Они вечно повторяют, что лучше перебдеть, чем недобдеть. — Ты сердишься, что мы не предупредили тебя о нем?

Я почувствовал спиной сверлящий взгляд Невилла, когда прятал глаза, делая вид, что сильно задумался. Как бы мне не хотелось признавать, но посещение Диагон-Аллеи и в правду было немного рискованной идеей. Ну, ладно — очень рискованной идеей. Принимая во внимание все мои проблемы со здоровьем, я был искренне удивлен, что Томас вообще допустил это. Не удивлюсь, если вокруг прячутся и другие невидимые охранники.

— Нет, я все понимаю, — ответил я. — Мне это не нравится, но здесь нет твоей вины. Спасибо, что отказался от своего отпуска ради меня.

— Нет проблем. — Он протянул руку Невиллу. — Бартоломью Кроуфорд, я учитель и названный брат Гарри. Друзья зовут меня Барти.

Невилл нервно облизнул губы, прежде чем пожать ему руку.

— Не возражаете, если я буду обращаться к вам: «мистер Кроуфорд или Бартоломью»?, Барти ... — Невилл запнулся, не сумев до конца выразить свои мысль, но и так все было понятно. Он не решался называть моего наставника Барти по тем же причинам, по которым и сам Барти называл Томаса «мой лорд» вместо простого «отец». Один из предложенных вариантов имени вызывал у Невилла плохие воспоминания, а другой — нет.

— Можно и Бартоломью, — согласился Барти. — Я оставлю вас наедине, чтобы вы спокойно поговорили, но, на всякий случай, наложу чары конфиденциальности, — добавил он, вытаскивая палочку. Сделав несколько взмахов и пробормотав заклинания под носом, он окружил нас с Невиллом туманным, звуконепроницаемым куполом. Невилл сгорбился и уставился на брусчатку.

— Мне жаль, что я так поступил. Это было грубо с моей стороны, но понимаешь, я просто не мог больше терпеть ее наставления. — Ага, понятно, он заговорил о нашей мисс Всезнайке. — Я знаю, Гермиона хорошая и очень умная. Если бы вы с ней не помогали мне, я бы не понял сути и половины всех занятий в прошлом году. Она надежный друг, но...

— Но немного приставучая. Поверь мне, я знаю это. Тем не менее, я немного обеспокоен тем, что оставил ее наедине с ними. Не знаю, что взбредет ей в голову.

— Что бы это ни было, надеюсь, что она сделает это достаточно тактично, — выпалил он, затем покраснел. — Извини, но иногда она такая ... — Он замялся и закусил губу.

— Что ты собирался сказать?

— То, из-за чего ты мог бы наброситься на меня с кулаками.

— Случайно не «грязнокровка» ли? — спросил я. Невилл кивнул, а я присел на скамейку рядом с ним и ушел в себя на несколько минут. — Знаешь, Моуди называл меня так несколько раз, — признался я. Он резко взглянул на меня, — наверно удивился, что кто-то может назвать самого Гарри Поттера грязнокровкой. — Он называл меня так обычно, когда я делал что-то глупое, например, когда забывал, что у меня есть волшебная палочка. Самые обычные для меня вещи почему-то расстраивали его. — Помолчав немного, я добавил. — Или вот например, как я обуваюсь утром. Какая польза от шнурков, которые никогда утром не развязаны. Утром они всегда крепко завязаны просто потому, что каждую ночь я забываю развязать их. Но Моуди был абсолютно уверен, что однажды я научусь быть волшебником и осознаю, что мое истинное место в волшебном, а не в маггловском мире.

— Ты думал о возвращении в маггловский мир, да? — спросил Невилл, угадав мои скрытые помыслы, о которых Рональд даже не догадывался или беспечно игнорировал. — Не могу сказать, что обвиняю тебя. Я сам думал об этом пару раз. Могу ли я из любопытства спросить, насколько вы с профессором Моуди были близки?

— Достаточно близки, чтобы распросить его о маггловских учебниках. — Вспоминая первую студенческую лекцию Барти по Истории, я усмехнулся. — Когда у меня получалось не так хорошо, как ему бы хотелось, он увеличил нагрузку, затем прочитал длинную лекцию о том, что маггловские предметы на самом деле и не маггловские вовсе.

— Что ты имешь в виду?

— Кто такой Птолемей?

— Имеешь в виду того, кто был на карточке шоколадной лягушки?

— Да.

— Первопроходец.

— Клавдий Птолемей был не просто первопроходцем, он был математиком, астрономом, астрологом и географом. Магглы по-прежнему считают его одним из самых гениальных астрономов и географов своего времени. А как насчет Исаака Ньютона?

— Алхимик * * *

. Я верю, что он учился у Николаса Фламеля.

— Понимаешь, биология преподавалась когда-то наряду с Гербологией. Математика с Арифмантикой. Языки с Рунами. Все было связано.

— Понимаю, — сказал Невилл, прерывая мою напыщенную речь. — Хотя, мне бы хотелось сказать все это Гермионе, когда она пыталась доказать, что тебе будет полезнее изучать маггловские науки вместо того, чтобы вникать в премудрости магии.

— Не обращай внимания. Кстати, Моуди не изучал маггловские науки и математику до того, как уволился из Аврората. — Правда. Когда мадам Боунс прислала мне, как единственному наследнику Аластора Моуди, все вещи из его дома, Барти обнаружил там стопки магловских книг. Однажды ночью, читая заметки Mоуди, что он оставил карандашом на полях учебника по физике, Барти сказал, что у него с его крестным, наконец, нашлось что-то общее.

Аластор Моуди не хотел, чтобы волшебники прознали о его слабости к магловским наукам. Я имею в виду то, что даже мадам Боунс, которая была одним из его близких друзей, никогда не видела его с магловской книгой в руках. То же самое сказал на погребении и его последний стажер в аврорате. Он заставил меня пообещать, что я никому не расскажу об этом.

— Все это казалось тебе слишком сложно, да? — спросил Невилл.

— Иногда.

— И он действительно называл тебя грязнокровкой?

— Да. Он обвинял меня в том, что в волшебном мире я ориентируюсь как турист. Говорил, что я поступаю как настоящая грязнокровка — даже не пытаюсь разобраться в культуре магмира.

— Оу.

— Правда, правда! — закивал я.

Невилл кивнул.

— Я никогда не думал об этом в таком ключе. Всегда считал, что ты такой же, как и Уизли — нетрадиционалист.

Когда представителям семьи Уизли указывают на их незнание традиций волшебного мира, в котором они выросли, те принимают такую критику в штыки, и тут же обвиняют всех в принадлежности к темным магам. А в сочетании с их „маленькими“ финансовыми проблемами, это дает повод таким чистокровным семьям, как Лонгботтомы, подвергать семью Уизли остракизму.

И все-таки, ярлык «грязнокровка», по-прежнему оставался больной темой для меня. Всякий раз, когда Малфой так обзывал Гермиону, я замечал мимолетное выражение стыда и досады на ее лице и задавался вопросом, было ли такое же выражение на лице моей матери, когда ее так обзывали. Однако я не мог отрицать и того, что в этой гадкой кличке скрывалась некая доля правды. Все магглорожденные дети приходят в волшебный мир как туристы, как верно заметил Моуди. Они приходят, смотрят на достопримечательности, а затем на каникулах вновь возвращаются в маггловский мир, к родным. А там волшебство под запретом. Вернувшись на следующий год в Хогвартс, они начинают заблуждаться в том, что магическая культура не так уж сильно отличается от маггловской. Ведь в Хогвартсе отмечают те же праздники, что и у магглов: Хэллоуин, Рождество, Пасху. Они думают, что маги одеваются нелепо и предпочитают писать перьями просто потому, что немного отсталые. Мало кто из магглорожденных понимает и принимает истинную причину такого выбора волшебников, не приписывая им сумасшествие. В моем случае, я искренне так считал и очень долго.

Слово грязнокровка означает больше, чем носитель грязной крови. Так называют еще и тех, кто не хочет или не может понять и принять культуру магмира, в который они попадают. Вместо этого, такие, как мисс Грейнджер, ожидают, что волшебный мир приспособится к их маггловским законам и культурным нормам.

Поэтому в том, что нас так называют, есть и наша вина. Нам нужно серьезнее относиться к культуре и обычаям магмира, попытаться лучше понять их, а не просто играть в квиддич и плюй-камни. Тогда, после окончания учебы, даже самый консервативный представитель так называемых чистокровных не найдет, к чему придраться.

Кампания Гермионы по освобождению всех домашних эльфов „из рабства” оскорбляла волшебников и угрожала жизни самих эльфов. Многие волшебники даже насмехались над ее невежеством. Более „толерантные“ терпеливо объясняли ей, что освободить домашнего эльфа — значит, прогнать его, лишив подпитки магией, но она не желала ничего слушать, считая, что те просто эксплуатируют своих эльфов и наживаются на „рабском“ труде. А это совершенно неприемлемо в нашем просвещенном веке.

Но признание истины, лежащей в основе этой клички, не оправдывало ее. Поэтому я тоже не оправдал ожидания своей подруги — не поддержал ее безумную затею с освобождением домашних эльфов, но, вместе с тем, я не смог переубедить ее. Один Томас смог доказать ей, что она ошибается.

— Гарри, насчет заговоренных пергаментов, которые ты сделал для нас, — сказал Невилл, меняя тему. Как я и изначально предполагал, эти три пергамента были способом мгновенной коммуникации и работали достаточно эффективно, учитывая ограничения, присущие Протеевым чарам. — Думаешь, ты сможешь сделать еще два экземпляра? Я бы хотел писать тебе, не беспокоясь о том, что мои письма подвергнутся цензуре со стороны Гермионы или нечаянно расстроят ее.

Почувствовав, что от обычных приятелей по переписке и случайных партнеров по обучению, мы стали на шаг ближе к тому, чтобы стать настоящими друзьями, я широко улыбнулся ему.

— Конечно.

________________________________________

* * *

Исаак Ньютон изучал и экспериментировал с алхимией, включая исследования философского камня. Серьезно, я это не выдумала. Он также воображал себя пророком, который получает откровения от самого Бога.

(Переводчик согласна с этим замечанием.)

На следующий день после нашей поездки в Косой переулок, я проснулся с лихорадкой, и Алексу, который не хотел назначать мне дополнительные зелья, пришлось назначить вместо них постельный режим, а еще он велел употреблять побольше жидкости. Первые несколько дней я провел в постели за чтением и «переговариваясь» с друзьями через зачарованные пергаменты, а когда утомлялся — просто спал. Пергаменты на удивление хорошо себя показали. Невилл сказал, что я должен запатентовать свою идею и изготовить несколько экземпляров на продажу. Гермиона возразила, что Министерство арестует меня, если я начну продавать нелицензированное средство связи и предложила воспользоваться «процветающим в магической Британии черным рынком» — это ее слова, не мои.

Общаться с друзьями было весело, пока Гермиона не спросила, когда я, наконец, просмотрю воспоминания Петтигрю. Должен отметить, что этот вопрос мы обсуждали между собой несколько раз. Она до сих пор никогда не спрашивала меня, что было в тех воспоминаниях, а это, на мой взгляд, достаточно взрослое поведение для нее. Она сдерживалась до тех пор, пока Невилл не попрощался с нами, сообщив, что ему пора спать.

Однако я сам уже думал об этом и решил: с глаз долой — из сердца вон. Вот почему я держу всю коллекцию с его воспоминаниями на верхней полке в шкафу. Когда я многозначительно ответил «угу», она уронила свой пергамент. К сожалению, привыкшие к частным письмам, мы с ней оба забыли стереть текст на своих пергаментах. Невилл прочитал весь наш с Гермионой разговор, но я не знал, когда именно он это сделал. Быть может, он сделал это в то же самое время, когда мы с Гермионой переписывались; а может и позже, когда, проснувшись посреди ночи, решил продолжить переписку на случай, если я тоже не сплю. Как бы то ни было, он прочитал все, что мы тогда написали.

Никогда бы не подумал, что Невилл станет так сильно, — больше всех остальных моих знакомых, — переживать о той проблеме, пока я, проснувшись рано утром, не нашел толстый конверт на своей тумбочке.

В отличие от большинства волшебников маг-Британии, Невилл не разменял свои мозги на палочку. В пояснениях к запискам, которые я дал ему в поезде, фигурировало имя Сириуса. Хотя в них и не упоминался конкретно Питер Петтигрю, Невилл был достаточно умен, чтобы сделать кое-какие выводы:

1. Петтигрю подделал свою смерть;

2. У Петтигрю были веские причины, притворяться погибшим.

3. В качестве предполагаемого члена победившей стороны у Петтигрю не было никаких оснований фальсифицировать свою смерть.

В первом абзаце своего шестистраничного письма Невилл высказал мнение, что Петтигрю предал мою семью. Затем он прямо изложил все причины, по которым, как он думал, я все равно должен следить за ним.

По словам Невилла, его родители сузили список возможных опекунов своего сына до минимума. В случае их безвременной кончины, временной или постоянной недееспособности, все их имущество, вплоть до опеки над единственным сыном, переходило к бабушке Невилла — леди Августе. Все, что они оставили сынышке в память о себе, было несколько фотографий, сделанных на Йоль и в день его рождения.

Бабушка Невилла рассказывала, что ее невестка была молодой и глупой — считала себя бессмертной, как и все ее сверстники. Вопреки военному времени и частым смертям товарищей, Алиса Лонгботтом была свято уверена в том, что уж с ее то семьей ничего плохого не случится и «Свет» восторжествует. По крайней мере, так рассказывали самому Невиллу. Забавно, что его бабушка никогда не упоминала, разделял ли отец Невилла убеждения своей жены. Невилл предполагал, что да. А вот Лили Поттер сделала то, чего Невилл ожидал бы скорее от своего собственного отца.

В заключение, мой друг написал, что даже если эти воспоминания предоставила Беллатрикс Лестрейндж, он все равно хочет их просмотреть. Т.е., его не волнует, чьи эти воспоминания.

Я перечитывал его письмо раз пять, обращая каждый раз внимание на новые нюансы. Постепенно я изменил свое мнение насчет того, почему мама доверила опеку надо мной своему убийце, хотя в начале я был категорически с ней не согласен. Конечно, по причине, которой я тогда не до конца понимал, она сделала лучший выбор, чем мой отец.

Сейчас то я уже понимаю, что уж лучше жить под опекой ее убийцы, чем Дамблдора. Томас выигрывал по сравнению с Дамблдором по всем пунктам.

Воспоминания Петтигрю давали мне шанс встретиться хотя бы с одним из моих родителей. Независимо от того, что я увижу там, такой шанс нельзя упускать.

* * *

После того как я закончил завтракать, Лолли принесла мне небольшой омут памяти, в его недрах уже крутился серебряный туман воспоминаний. Как пользоваться омутом памяти меня научил Томас во время первого урока Легиллименции. Это было частью его лекции «десять причин, почему я должен научиться контролировать свою Легиллименцию, прежде чем она начнет контролировать меня». К каждой причине прилагался пример. Некоторые из этих примеров были ужасны, как та девочка, которая умерла от аневризмы головного мозга, потому что никто не догадался, что она все время пользовалась пассивной Легиллименцией, пока не стало слишком поздно. На его уроках я всегда имел хотя бы примерное представление о содержании воспоминания, прежде чем просматривать его. Но на этот раз все будет по другому.

Склянки с воспоминаниями Петтигрю были пронумерованы, начиная с цифры один, но не датированы. Единственный способ выяснить, о чем будет воспоминание, это просмотреть его.

Дрожа от нетерпения, я наклонился над омутом с закрытыми глазами и глубоко вдохнул. Затем погрузил лицо в омут. Перед глазами завертелся вихрь тумана, и я очутился в незнакомой комнате, в зоне боевых действий.

Штукатурка сыпалась с потолка в гостиной. Стены украшали свежие подпалины. Перья из разорванных диванных подушек валялись на полу. Зеркало рядом с вешалкой для мантий было покрыто паутиной трещин. Даже кушетка была переломана, как если бы ею пользовались в качестве импровизированной баррикады. Быстрый топот ног вывел меня из раздумий и я обернулся. Петтигрю, моложе и не такой пухлый, неверующе смотрел на этот бедлам.

Меня заинтриговало выражение удивления на его лице. Что здесь случилось? — Задавался я вопросом, пока на цыпочках кружил по комнате, разглядывая останки того, что когда-то было уютной гостиной. Окно у камина внезапно разбилось. Я отпрыгнул в сторону и замер, услышав громкие голоса из другой комнаты, а затем — заклинание огня.

Черноволосый малыш, — в нем я узнал самого себя, — прошел через открытую дверь без посторонней помощи. Петтигрю прыгнул через комнату и поймал маленького «меня», прежде чем тот упал. Малыш одарил его торжествующим взглядом, но ни чуточки не испугался. Мертвой хваткой пухлых ручонок он схватил его за воротник. Потом сунул пальцы правой руки себе в рот, положил голову ему на плечо и всхлипнул.

Петтигрю похлопал маленького Гарри по спине.

— Это хорошо, малыш, — прошептал он. — Мама и папа просто защищают свои маленькие аргументы.

Из соседней комнаты раздался громкий треск сломавшейся мебели.

— Ну, хорошо, большие аргументы, — поправился он, отойдя подальше от проема двери.

Мои глаза расширились. Сириус упоминал про некий „громкий“ скандал между родителями сразу после моего первого дня рождения. Его описание не совсем соответствовало воспоминаниям Питера, но было достаточно близко. Сириус, должно быть, был тогда в той комнате, пытаясь помирить своих друзей. Интересно, был ли он тем, кто левитировал меня из комнаты. Я расправил плечи и подошел к двери. Моя мать подала на развод из-за этого «скандала». Я был уверен в этом, но Сириус не подтвердил мое предположение. Мне нужно было узнать больше. Я повернул ручку двери, но дверь оказалась заперта.

Я хотел увидеть их, хотя и отсюда прекрасно слышал, о чем они там спорят. Даже глухой услышал бы их яростные крики.

— Ты спала с...

— ... тобой, Джеймс. Он твой сын, твоя кровь. Ты знаешь это так же, как и я.

— Мой сын не может быть гребаным змееустом.

— Но твоя жена может. Serpensortia , — прошипела моя мать. — Свяжи его, милая, — а затем продолжила на английском. — Этого достаточно для доказательства, Джеймс? Наш сын, наш милый, красивый маленький мальчик змееуст, потому что я такая же, как и моя бабушка.

Бормотание у меня за спиной отвлекло мое внимание от ссоры между родителями. Я повернулся и заметил Петтигрю, умело поддерживающего маленького меня одной рукой, а свободной воздвигая Щитовые чары перед нами. Я тупо пялился на него, раскрыв рот. И об этом человеке Сириус говорил, что он в магии профан?! Я только сейчас вспомнил, что Питер освоил анимагию в одно и то же время с моим отцом и Сириусом. Конечно, Петтигрю был немного трусоват. А, исходя из разговора между Барти и Томасом, что я подслушал, можно также утверждать, что ему не хватало грубой физической силы. Тем не менее, бесполезным его не назовешь.

Еле отдышавшись, он наложил на малыша защитные чары. Потом щелкнул его по носу. Моя младшая версия в своей наивности попыталась поймать его палец и хихикнула.

Он вздохнул.

— Чем же нам поужинать? — вздохнул он. — Как вы считаете, маленький господин, китайская еда или пицца?

Я хлопнул ручонками. Петтигрю рассмеялся.

— Пицца однозначно. — Он прислушался и прижал палец к губам малыша, чтобы тот его не отвлекал.

В соседней комнате ссора продолжалась в том же духе.

— Но твоя бабушка была обычной магглой!

— Она была сквибкой, владеющей парсельтангом. Ты знал, когда мы поженились, что есть шанс унаследовать змеиный язык, Джеймс. Я не скрывала ничего от тебя.

— Лгунья! Ты сказала, что шансы ничтожны. Ты знала, что я никогда бы не стал пачкать кровь своего рода связью с темной ведьмой.

— Это Дамблдор так сказал, а меня ты никогда не спрашивал. Никто меня об этом не спрашивал. Змеиный язык делает нас темными не больше, чем умение говорить по-немецки. Это ты сейчас похож на темного мага.

— Я и не должен был спрашивать. Тебя, мою жену, черт побери! Ты не должна была хранить это в тайне от меня.

Она усмехнулась.

— Как и ты от меня. Да здравствуют Дары Смерти, правда Джеймс?

— В этом нет ничего...

— ...это то же самое. Ты врал мне в лицо о плаще-невидимке, но я никогда не лгала о том, что я змееуст. Все, что тебе нужно было сделать, это спросить меня, но — нет. Вместо этого, ты предпочел спросить у человека, который даже не слышал обо мне до школы. Я признаю, что не афишировала свои способности, но я бы сказала тебе, если бы ты спросил. Убирайся, — устало сказала она, — пока наш сын не потерял обоих родителей. — Последовала пауза затем послышались шаги. Скрипнула дверь. — И Джеймс, — прозвучал снова голос мамы, — если ты еще раз в гневе наставишь палочку на моего сына, клянусь, Волдеморт в сравнении со мной покажется тебе невинным школьником. А теперь прочь с глаз моих, я отправлю твои вещи совой.

Дверь захлопнулась.

Через несколько минут появилась моя мама, с несколькими кровоточащими порезами и пятнами сажи на лице, в разорванной одежде. Она обошла взглядом свою разрушенную гостиную и нежно улыбнулась, увидев меня на руках у Петтигрю.

— Спасибо, что позаботился о нем, Питер. Сириус, — она вздохнула и заправила выбившуюся прядь волос себе за ухо, — ты же знаешь Сириуса...

— Не совсем соответствует званию «Крестный отец года», — язвительно сказал Петтигрю.

— Мягко сказано. Он говорит складно, но бессмысленно. Иногда я думаю, что в блеянии козлов Аберфорта больше смысла, чем в словах Сириуса. Не возражаешь посидеть еще с Гарри, пока я здесь убираюсь?

— Не торопись.

— Мне очень жаль, что ужин испортился. Мы не часто собираемся вместе, а теперь еще и ужин испортился, а соус капает с потолка.

— Все в порядке, Лили. Честное слово, твоя готовка превосходна, но ты знаешь, что я прихожу сюда за общением с друзьями. Я закажу нам пиццу и посмотрю, что еще можно сделать.

Мама отправилась наверх. Петтигрю остался ждать, пока она включила душ и, взломав дверь на кухню, зашел внутрь.

Я вздрогнул. Ужин не просто прилип к потолку. Вся комната была заляпана кусочками мяса, подливки, и тем, что вероятно, когда-то было овощами. Повсюду лежала разбитая посуда и осколки стекла. Палочка Петтигрю выписывала в воздухе замысловатые узоры, пока он словесно накладывал Репаро, очищающие чары и Эванеско. Блюда, тарелки и стеклянная посуда собрались вместе и уложились в раковину. Разбросанные ошметки пищи исчезли. Наложив еще несколько заклинаний, предназначенных для обнаружения битого стекла и других острых предметов, он запер дверь заклинанием и поставил меня на пол. Затем вытащил телефон с диском из шкафа и набрал номер ближайшего ресторана.

Я никогда не думал, что у моих родителей был телефон. Я знал, что Томас держит один такой в маленьком сарае за пределами защитного купола своего дома, потому что его заклинания портили все, что работало на электричестве. Наличие рабочего телефона в доме говорило о том, что защита на нем не очень сильная.

Я подкрался поближе. Глупо на самом деле. Никто не мог меня сейчас видеть, но я чувствовал себя виноватым — как будто подслушиваю чужой разговор. Тем не менее, я внимал каждой детали, разглядывал все мелочи, которые хотел запомнить... Лучше не думать об этом прямо сейчас.

Петтигрю трансфигурировал несколько игрушек из подушек, разбросанных вокруг, и поиграл со мной, пока пиццу не доставили. Затем он накрыл на стол. Когда мама вернулась, Петтигрю уже посадил меня на мой высокий стул, играя в игру «поймай снитч», и тогда я вспомнил, что у меня было дежавю во время моей первой игры в квиддич. Теперь я вспомнил, когда играл впервые в эту игру.

— Ты такой добрый с ним, — сказала мама, улыбаясь. Поцеловав меня в лоб, она села рядом со мной, поглаживая меня по голове, а Петтигрю кормил меня кусочками пиццы.

— Ты хочешь поговорить со мной о ссоре между вами? — спросил он.

— Нет, но ... это просто талант, Питер. Невинный маленький талант моей семьи. Почему Джеймс не видит этого?

— Ты о парсельтанге?

— Да, но разве Джеймс раньше никогда не слышал, как я говорю на нем. Я пользуюсь парсельтангом почти каждую ночь, когда укладываю Гарри в кроватку.

Петтигрю вздохнул.

— Лили, ты же знаешь Джеймса. Когда он находит то, что противоречит его мировозрению, он притворяется, что этого не существует. Я уверен, что он слышал тебя, но, вероятно, убедил себя, что ты просто шепчешь Гарри или напеваешь ему. И полагаю, убедился в обратном, когда услышал, как Гарри шипит тебе в ответ.

— Гарри не сделал ничего плохого.

Малыш взял кусочек пиццы, вылизал соус, а затем протянул Петтигрю. Петтигрю выдавил улыбку на губах, взял кусок, и быстро проглотил его.

— Спасибо, Гарри.

Моя мать подавила смешок.

— Конечно, Гарри не сделал ничего плохого, Лили. Я не сомневаюсь в этом, — сказал Петтигрю, взяв еще один кусочек пиццы. Он накормил им малыша. — На самом деле я сам догадался об этом.

Она резко посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я держал его на прошлой неделе, он пролил сок на своего плюшевого дракончика, тогда я забрал его, чтобы почистить. Гарри продолжал указывать на игрушку и шипеть, пока я не отдал ее обратно. Я узнаю парсельтанг, когда слышу его, Лили.

Она замерла. Ужас промелькнул на ее лице.

— Питер, засучи рукав мантии, сейчас же!

— Пожалуйста, не заставляй меня.

Мгновением позже она указала палочкой на него и сказала:

— Imperio. Засучи свой рукав.

Петтигрю не стал бороться с проклятием или спрашивать, какой рукав. Он просто выдал ей грустную улыбку и закатал левый рукав, обнажив темную метку. Она откинулась на спинку стула и отменила проклятие взмахом палочки.

— Пожалуйста, позволь мне все объяснить, — сказал он.

— Не надо.

— Лили, я никогда не предавал тебя или Гарри. Я бы никогда. — Знакомые слова, — подумал я с горечью. — Позволь мне объяснить...

— Твоя семья присягала на верность к старшей ветви его рода; он призвал — вы ответили. У тебя просто не было выбора. Твои предки давно сделали это за тебя...

— Как давно ты подозревала об этом? — голос Петтигрю перешел в хриплый шепот.

— Чуть больше года назад. Дамблдор попросил меня исследовать родословную Графа Уичвуда и их потомков, во время моей беременности.

Что она имела в виду под родословной Графа? Было ли это каким-то образом связано с Томасом, т.е., с чем-то, чего я до сих пор не знаю? Если да, то Дамблдор узнал об этом в конце сороковых годов. Почему он ждал тридцать лет, чтобы посмотреть на него?

— И что теперь?

Она задумчиво смотрела на пятно на стене, гладя маленького меня по головке. Малыш прижался к ее теплой руке. Я грустно улыбнулся, мечтая вновь почувствовать прикосновение ее руки.

— Ты знаешь, почему Джеймс присоединился к Ордену? — Она горько рассмеялась. — Он сказал, что они (УПС-ы) всего лишь кучка слизистых скользких змей. Что мы не можем позволить им победить. Этот бардак просто продолжение его школьных шалостей, и Сириус ничуть не лучше Джеймса. Это вендетта такая у них ... Ты знаешь, это обеспокоило меня, когда мы были еще в школе. Я отказалась встречаться с Джеймсом, пока он не остановится.

— Но он этого не сделал. — Голос Петтигрю звучал глухо. — Ты знаешь, что ты мой лучший друг, не так ли?

Вздрогнув, она бросила на него хмурый взгляд и отвернулась обратно.

— А я-то думала, что это Джеймс...

— Я подружился с ними из необходимости. Я видел, что случилось со Снейпом в Хогвартс-Экспрессе. Когда меня рассортировали на Гриффиндор, я понял, что нужно либо присоединяться к ним, либо провести следующие семь лет как в аду. Я знаю, тебе неприятно слышать такое, но это правда. Темный Лорд и Дамблдор не были заинтересованы в Мародерах, они были заинтересованы в нас самих, потому что мы хорошие кадры. Дамблдор завербовал Джеймса за те же черты, что и привели Темного Лорда к вашей двери. Они завербовали и тебя, потому что из-за тебя мы и все остальные смотримся, как будто мы на своем месте. У тебя аналитический склад ума, тебе нравится проводить исследования и разрабатывать стратегии.

— Питер, ты меня пугаешь.

— Мне очень жаль, но ты должна понимать, Лили. Это единственный способ, которым я могу тебе все это объяснить. Инцидент со Снейпом на шестом курсе не был несчастным случаем. Это было покушение на убийство. Снейп всегда искал компромат на мародеров, чтобы нас исключили. Сириус и Джеймс решили использовать его любопытство против него самого. Я струсил и остался в гостиной, но Джеймс с Сириусом отправились к Дракучей иве, уверенные в том, что ночью вне башни их никто не застукает. И потому что они хотели убедиться, что дело сделано. Джеймс изменил свое мнение в последнюю минуту. Думаю, он боялся, что ты возненавидишь его. Они любят на словах кричать, что ненавидят темную магию, но магия не добрая и не злая...

— ...она просто такая, как вы ее используете. Только это имеет значение. Это мои слова, ты помнишь?

— Моя точка зрения такова, Лили, что некоторые из наших так называемых шалостей, были далеко за гранью допустимости. Как минимум, нас должны были отчислить раз сто. Если бы мы не находились под протекцией Дамблдора, скорее всего оказались бы в Азкабане еще до своего семнадцатилетия. Мы никогда не прекращали свои шалости. Мы просто перешли к политически более приемлемым целям.

— Мой сын не является приемлемой целью!

— Я знаю, — сказал он, предварительно протянув руку через стол. Когда моя мама не отстранилась от него, он похлопал ее по руке. — Я знаю. Лучше расскажи, из-за чего вообще весь сыр-бор.

Она с трудом сглотнула.

— Джеймс пришел домой рано с собрания Ордена. Я знаю, что мы должны скрываться, и все такое, но он ненавидит сидеть в четырех стенах. Кроме того, мы не совсем удачно спрятаны. Между Батильдой и Орденом, да полстраны знает, где мы живем. Как-то не похоже на то, что мы находимся под Фиделиусом.

— Фиделиус не помог Маккиннонам, — тихо сказал Питер. Он повернул голову, невольно показывая мне преждевременные морщинки в уголках глаз. Питер казался таким печальным, сломаным и разбитым. Интересно, что же такого случилось с Маккиннонами, что так опечалило его.

Мама закрыла глаза и сжала кулаки, слегка запрокинув глову назад. После того, как она немного успокоилась, открыла глаза.

— Во всяком случае, он, наконец, поговорил с Дамблдором, и тот позволил ему вернуться обратно на поле боя, воевать с УПС-ами. Я сидела с Гарри в гостиной и пересказывала ему одну из сказок бабушки, когда Джеймс ворвался внутрь. Гарри посмотрел прямо на него и улыбнулся. Затем он сказал «папа», он произнес это так ясно. О, как я гордилась им, но у Джеймса был такой забавный и смешной вид. Потом Гарри повторил слово «папа» еще раз. Когда Джеймс ничего не ответил, он начал плакать. Именно тогда я осознала, что Гарри говорил на парсельтанге и Джеймс ... Я думала, что он знал. Честно, Питер. Я думала, что он знал, и даже не предполагала, что он так отреагирует. — Ее слезы превратились в истерический смех. — Представляешь, он обвинил меня в том, что я спала с Сам-Знаешь-Кем. Ты можешь в это поверить? Гарри выглядит как точная копия Джеймса. Как он мог подумать ... Знаешь, мне даже противно об этом говорить, но именно это он и сказал. Обвинил меня в измене без всяких доказательств. Затем он направил палочку на Гарри, и, — она прикусила нижнюю губу, чем напомнила мне смущенную Гермиону. — Думаю, это я распотрошила гостиную в ярости на него.

— Думаешь?

— Ну, он по-прежнему привязан к своему дому, — оправдывалась она.

Они долго смотрели друг на друга, а потом расхохотались одновременно. Она потянулась через стол и дала пять.

— Хоть какая-то отдушина.

— Если не против промокнуть, когда пойдет дождь. Сиськи Цирцеи, Лили, ты пробила дыру в крыше.

Она скрестила руки на груди.

— Я дыру в крыше не делала! Я пробила отверстие на второй этаж. Любое повреждение крыши случайно и вызвано исключительно низкими строительными навыками Джеймса.

— За исключением того, что Дамблдор заменил крышу, прежде чем вы сюда переехали, в качестве свадебного подарка.

Она покраснела.

— К сожалению.

— Ураган Лили снова наносит удар?! По крайней мере, дом все еще стоит. — Он посерьезнел. — И что теперь?

— Я позволю Джеймсу дуться несколько дней, а потом мы поговорим, но его нога не переступит порог этого дома до двадцать девятого числа месяца.

Петтигрю резко выдохнул.

— Новолуние? Лили, не делай того, что ты собиралась сделать, пожалуйста, нет! Есть и другие способы. Более безопасные способы, которые не требуют силы новой луны. Я помогу тебе. Мы убежим, если нужно. Прошу! Прошу тебя, не делай этого.

— Я сделаю все, что нужно, Питер, как сделаешь и ты, когда придет время. — Холодок прошелся по моей спине. Она практически дала ему разрешение предать нас.

И тут они застыли на месте, а потом картина размылась и превратилась обратно в серебряный туман, чтобы собраться вновь.

Это было другое воспоминание.

Моя мать умоляла Волдеморта взять ее жизнь вместо меня. Подняла ли она палочку на Томаса? Я не мог вспомнить точно.

Затем вернулось прежнее воспоминание.

— Но сейчас я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня, — сказала она. — Держу пари, что мы с Джеймсом не переживем эту войну, но у Гарри есть шанс. Я хочу, чтобы ты сохранил на время воспоминания о нас. Я не хочу, чтобы история моей семьи умерла вместе со мной.

— Я сделаю это.

— Не торопись так с ответом, Питер. Об этом не следует говорить с кем-то посторонним, никогда. Даже Петуния не знает. Моя бабушка относилась к ней, как к родной внучке, но она не родная нам по крови. Мы должны дать обет, чтобы защитить историю моей семьи, и ты будешь ее хранителем.

— Согласен.

— Питер, когда я уйду, попроси Гарри не думать слишком плохо обо мне. Я люблю его больше, чем кого-либо еще в этом мире, включая саму себя, — помедлив, добавила она. — Не давай ему эти воспоминания, если будет велика вероятность того, что они попадут в чужие руки. Они предназначены только для членов моей семьи. Только для магически кровной семьи.

Он облизнул губы.

— Я понимаю.

Затем картина вновь размылась и завертелась в серебряном вихре.

Потрясенный, я вынырнул из думосбора. Я хотел получить ответы на свои вопросы, но воспоминание Петтигрю вызвало еще больше вопросов. Или, возможно, ответы, которые я получил, не понравились мне. Я тут же одернул себя. Нет! У меня просто разыгралось воображение. Я не должен так думать. Она не должна была... Она не могла. Сделав глубокий вдох, я постарался усмирить свои эмоции, чтобы они не мешали мне думать объективно. Пока память об увиденном в омуте еще свежа, я должен проанализировать все, а для этого нужно отринуть эмоции и лишние мысли на время.

Мои родители погибли в одном и том же доме. Очевидно, что мама почему-то разрешила отцу вернуться домой. Петтигрю сказал, что двадцать девятого было Новолуние. Циклы Луны влияют на некоторые ритуалы и зелья. Я не знаю ни одного из них, настолько опасного, но в таких вопросах я новичок, так что это не показатель. Вот Томас, наверное, хорошо разбирается в этом. Но вернемся к моей матери. Итак, она сделала что-то необычное двадцать девятого числа и после этого почувствовала себя настолько защищенной и уверенной в себе, что позволила отцу вернуться домой. Быть может именно то, что она сделала, и позволило мне пережить смертельное проклятие. Все возможно, но если это так, почему тогда этот метод не получил распространение? Моя прабабушка Майя, тетка Томаса, жила достаточно долго, чтобы передать свою семейную историю моей матери. Mайя была змееустом, что подтверждает верность теории д-ра Лийдса про то, что некоторые сквибы генетически не являются сквибами. Инбридинг, в общем-то, уменьшает магическую мощь их древней крови, ведь магия всегда защищает своего хозяина, насколько это возможно, конечно. Таким образом волшебнику может не хватать магической энергии, чтобы колдовать.

Я сглотнул. Пора переходить к одному из тех пунктов, что я хотел бы рассматривать в последнюю очередь. Моя мать знала, что Петтигрю присоединился к Пожирателям за месяц до того, как мы скрылись под Фиделиусом. Она знала это, но все равно назначила его хранителем тайны Фиделиуса. Индуцированные дементором воспоминания не всегда были точны. Между прочим, учитывая, в каком возрасте я был в то время, не могу сказать, так ли это наверняка. Тем не менее, я не видел, чтобы мама ссорилась с Волдемортом, и не слышал ничего об этом. Я слышал лишь, как она просила его пощадить меня, но никакой потасовки не было. Она просто стояла там и ждала своей участи. Я тяжело задышал, пытаясь соединить кусочки головоломки, но они складывались в совершенно неприемлемую картину. Нет. Ни в коем случае. Я не стал бы даже в шутку делать подобные выводы. Моя мама не сделала бы этого. Но она знала о Петтигрю, — прошептал ехидный внутренний голос. Она практически дала ему свое благословение на предательство своей семьи. Затем вместо того, чтобы сражаться насмерть со своим несговорчивым кузеном (Томасом), она начала умолять его пощадить жизнь своего ребенка и не попыталась заблокировать или уклониться от смертельного проклятия.

Собравшись с духом, я нырнул обратно в омут памяти. Я хотел просмотреть это воспоминание снова и снова, если это будет необходимо. Я хотел доказать себе, что я не прав. Тысячу раз не прав и вообще это все игра моего воображения, ничего более. Я хотел удостовериться, что моя мать не совершила самоубийство руками Волдеморта.

* * *

Никто не предупреждал меня, что собираясь доказывать ложность той или иной теории, лучше быть готовым к тому, что она вдруг окажется верной. Может быть, это было очевидно для кого-то с самого начала, но я до последнего надеялся, ведь надежда умирает последней. Видимо зря надеялся.

После повторного просмотра первого воспоминания Петтигрю, я повторял первые несколько минут несколько раз, в поисках противоречивой информации. Я знал, когда минуло двадцать девятое число месяца, потому что Петтигрю, вовсю проклиная Новолуние, просил мою изможденную и бледную маму позволить ему отвезти ее в Мунго или, по крайней мере, вызвать мадам Помфри домой. Но мама отказывалась от любой помощи, бормотала что-то себе под нос, да при том настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать хоть что-нибудь. Помимо этого я услышал несколько интересных историй о людях, которых никогда не знал. Все остальное не заслуживало внимания — так, семейные истории и разные забавные случаи из жизни родителей. Затем я вызвал ручку и бумагу и начал изучать первое воспоминание Петтигрю, которое, по моему мнению, было единственным, заслуживающим пристального изучения. Чтобы лучше разобраться в событиях прошлого, я разделил воспоминание на временные промежутки по пять минут. Через каждые пять минут я выходил из омута, делал некоторые заметки и входил обратно.

Вот моя мать заходит в кухню, ее волосы еще мокрые после душа, на ее правой щеке я вижу синяк, которого раньше не замечал. Если приглядеться, наши глаза не так уж похожи цветом. Даже в младенчестве мои были на несколько оттенков темнее. Интересно, почему я раньше не видел разницы? Было ли освещение тому причиной?

— Вот бы у омута памяти была опция быстрой перемотки и паузы, как у маггловского видеомагнитофона, — думал я, шагая по кухне за ней и внимательно рассматривая ее.

Мама склонила голову на бок. Я подошел ближе, чтобы получше рассмотреть синяк на ее лице. Не похож на отпечаток руки, — подумал я, и сузив глаза, стал рассматривать его необычную форму. Чем-то он был похож на головастика. Интересно, что могло оставить синяк такой формы?

Внезапно чьи-то тонкие пальцы схватили меня за запястье и потянули на себя. Контуры воспоминания размылись и исчезли, я вынырнул из омута и увидел Лолли. Она стояла на моей кровати, крепко ухватив меня за запястье, и неодобрительно хмурилась.

— Когда вы в последний раз что-нибудь пили? — Cтрого спросила она.

— Я ... — я запнулся, когда она указала на полупустой кувшин сока. Я знал, что должен был вылить его в унитаз, но зачем переводить такой вкусный сок. Это было бы просто преступлением. — Но если выпью столько, сколько хочет Алекс, я просто лопну.

Она склонила голову на бок и хмуро посмотрела на меня, напоминая мне МакГонагалл, когда та смотрела на Фреда и Джорджа поверх своих очков.

— Мистер Поттер, — сказала Лолли, снова напомнив мне МакГонагалл, — в следующий раз, когда целитель прикажет вам пить, вы будете пить. Единственная причина, по которой вы сейчас не в Мунго, состоит в том, что там закрыли половину детского отделения. — Щелчком пальцев она наполнила высокий стакан соком и наколдовала соломинку. Затем протянула стакан мне и принялась буравить взглядом, пока я не сдался и не принял его. Она не успокоилась, пока я не выпил его до дна. — Уже лучше. Клянусь, иногда вы хуже, чем мастер Томас.

— А что сделал Томас?

Фыркнув, она снова наполнила стакан.

— Лучше спросите, что он не сделал. Я не родилась в этой семье, вы знали?

Я отрицательно покачал головой, поскольку никогда об этом не слышал. Честно говоря, я считал, что Томас унаследовал ее от какого-то дальнего родственника.

Вернув воспоминание Петтигрю обратно в склянку, а Омут памяти — в предназначенную для него нишу, она разгладила простыню и постелила одеяло, затем уселась в кресло, скрестив ноги.

— Моя первая хозяйка, Эмили Гамп, была при жизни известным журналистом-коментатором. Ее наследницей стала родная племянница, сквиб, уже переехавшей жить в маггловский мир.

— Она освободила тебя, — полувопросительно сказал я.

Лолли покачала головой.

— Все не совсем так, как вы себе представляете. Мы, эльфы, получаем значительную часть нашей магии от семейства, с которым связаны. Для нас быть освобожденным — все равно, что для волшебника сломать его палочку и изгнать из Волшебного мира. Ваш друг Добби — особый случай.

— Как так? — Cпросил я.

— Позвольте мне задать вам встречный вопрос, — сказала она, — кто стирает белье в Хогвартсе?

Я удивленно посмотрел на нее.

— Домовые эльфы, конечно.

— Точно. Прикосновение к одежде хозяина не освобождает домового эльфа, если только волшебник, с которым он связан, не делает это намеренно. Судя по тому, что я слышала, Добби обманом заставил Люциуса Малфоя освободить его, — сказала она, сморщив нос от отвращения. — Этот человек попался на уловку дурака-эльфа, а воображает себя хитрым интриганом. У него могут быть огромные счета в банке, как и у его отца, но мозги-то за деньги не купишь, увы. Добби не был освобожден, получив носок, потому что Малфой не собирался освобождать его. Он просто притворился освобожденным, а Малфой принял его заявление за чистую монету.

— Я знал, что Добби блестящий домовой.

Лолли заржала.

— Если полировать его несколько часов подряд, может быть. Я не похожа на вашего друга Добби. Меня не освободили с позором. Нет, мы с племянницей мисс Эмили обсуждали этот вопрос и решили, что я должна поискать себе новую семью через агентство размещения домовых. После того, как я найду новую семью, мы могли бы перенаправить мою связь через ритуал… — Она вздрогнула. — Поиски новой семьи оказались гораздо сложнее, чем я ожидала, потому что большинство эльфов воспитывали иначе, чем меня. Некоторых обучают как служанок для светских дам или как мужскую прислугу. Я считаю, что ваш друг Добби был обучен как слуга. Других эльфов, как моего Нэта, могут научить паре диагностических заклинаний и варке медицинских зелий, но обычно они ограничиваются просто готовкой пищи, уборкой и садоводством.

— Но не ты, — сказал я, думая об обязанностях, что возложены на Лолли в этом доме.

— Не я, — согласилась она. — На седьмом курсе обучения в Хогвартсе мисс Эмили упала вниз по лестнице. Никто никогда не узнал точно, как это случилось, но лестницы в то время часто менялись. Пока она падала, пересчитала двигающиеся лестницы четыре раза, отскакивая каждый раз от одной к другой. Она выжила, но сломала спину. Магия — великая и могущественная сила, но не всемогущая, к сожалению. Со временем она научилась ходить, но больше никогда не стала прежней. Я была обучена с самого детства быть ее глазами, ушами и ... прочими частями тела. Я научилась читать, писать, говорить правильно и даже пользоваться нелегальной палочкой. Когда моя хозяйка вошла в возраст, она потеряла подвижность. Поскольку она боялась того, как люди отреагируют, увидев ее немощность, она поручила Мастеру зелий сварить для нее новый вариант Оборотного зелья для межвидовых преобразований. И вот, таким образом я заняла свое место в обществе. — Она хихикнула. — Это было действительно настоящей мистикой.

— Могу себе представить, — сказал я, вспомнив, как Барти использовал Оборотку, чтобы выдавать себя за Моуди, и нахмурился. — Я думал, что Оборотное переносит даже старые травмы реципиента.

— Вы рассуждаете так, потому что не учитываете, что я не человек. Наши тела похожи, но есть достаточно различий, так что ее травмы не перенеслись на меня.

— Выходит, что Томас выбрал тебя, потому что ты можешь выдавать себя за человека? — Спросил я, выпив последний глоток сока.

Покачав головой, она наложила Чистящие чары на мой пустой стакан и вернула его в лоток.

— Можно было бы и так подумать, но он не пользовался моими «талантами», — невозмутимо сказала Лолли. — У мастера Томаса имеется один явный бзик. Когда он начинает работать над каким-нибудь интересным, с его точки зрения, проектом, он ни о чем больше не в состоянии думать. Я не знаю точно, в каком состоянии мистер Мариус нашел его, но предполагаю, что все было очень плохо.

— Кто?

— Мариус Эйвери, редактор мастера Томаса. Они со школьных лет были близкими друзьями. После того, как мы купили этот дом, я потратила много времени, чтобы обустроить его со всем возможным комфортом. Иногда, когда я перемещалась обратно, находила его в своей комнате, не евшим весь день или не спавшим по несколько суток, с того момента, как его озарило «новой, блестящей идеей...» — Ее тон подразумевал, что она, мягко говоря, не разделяет энтузиазма Томаса. — Мариус послал в мое агентство список с требованиями. Я была шестым эльфом на интервью.

Я нахмурился, подумав, что с такими талантами она должна была быть выше в списке претендентов.

Она заговорщически мне подмигнула.

— Есть веская причина того, что мне не дозволено появляться на кухне. В прошлом я обожглась кипятком. Верите или нет, но мастер Томас стал сам готовить еду для нас обоих, пока я не обручилась с Нэтом. Мариус купил мой контракт с условием, что меня вернут в агентство, если мы с мастером Томасом не поладим. Потом меня “сдали в аренду” мастеру Томасу сроком в три месяца. В первое время мы бодались с ним по пустякам, но в конечном итоге мастер Томас понял, что я хотела для него, как лучше. — Зная ее, у Томаса наверняка не было особого выбора. — Г-н Мариус подарил Мастеру Томасу мой контракт на день его рождения. А уже на следующем Йоль я была связана с его семьей. — Она похлопала меня по руке. — Теперь, почему бы вам не рассказать мне, что вас беспокоит, пока я прибираюсь в вашей комнате.

— Я в порядке, — машинально ответил я.

— Знаете сколько упрямых мальчиков уже пробовало эту отмазку на мне? Если бы вы были в порядке, то не просматривали бы одно и то же воспоминание целых шесть часов подряд.

Я пожал плечами, но ничего не ответил. Мне не хотелось делиться с ней горькими мыслями о маме.

Хлопоча вокруг меня, она схватила одну из моих подушек.

— Привстаньте, — приказала она, и я послушно выполнил ее требование. Она взбила все подушки и набросила на них Чары охлаждения, затем жестом показала, что я могу лечь обратно. Прохладная ткань приятно холодила мою кожу.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Наслаждайтесь. Г-н Барти был против того, чтобы вы просматривали эти воспоминания в одиночку, но мастер Томас сказал, что это память о вашей матери. Он считает, что не имеет права просматривать их без вашего разрешения, а г-н Барти вообще не имеет к вашей семье никакого отношения. — Подергивая ушами, она сделала паузу и скрестила руки. — Я знаю, что вы с мастером Томасом оба твердолобые и решительно не хотите говорить о прошлом, но это явно причиняет вам боль.

В горле у меня внезапно пересохло, я сжал пальцы в кулак.

— Моя мама покончила с собой. Неужели я оказался настолько тяжким бременем для нее? Она даже не сражалась с ним, Лолли, она просто стояла там опустив руки и позволила ему убить себя. И Хвост ... она узнала, что он предатель за несколько месяцев до того, как они с папой спрятались под Фиделиусом.

Тонкие ручонки обвились вокруг моей шеи. Когда я напрягся, собираясь вырваться, она немного усилила хватку и прижалась ко мне щекой.

— Я не знаю как, но уверена, что ваша мать защищала вас, как могла. Вы и мастер Томас должны сесть и поговорить об этом не позже, чем до конца недели. Мне все равно, если придется обездвижить вас обоих и залить зельями по самую макушку. Это зашло уже слишком далеко. Лучше обсудите свои разногласия сейчас, чем медленно сходить с ума, делая вид, что все в порядке. — Обхватив мое лицо руками, она внимательно посмотрела мне в глаза. — И вы привыкнете к тому, что если кто-то касается вас, он не причинит вам боли. Если понадобится, я буду обнимать вас каждый час.

У меня вырвался невеселый смешок.

— Прав был Барти. Ты действительно злой маленький диктатор.

Услышав мои слова, Лолли ослепительно улыбнулась и потрепала меня по волосам.

— Все мои мальчики говорят мне это рано или поздно. Это означает, что я хорошо выполняю свою работу.

Потом она поцеловала меня в лоб и выскочила из комнаты прежде, чем я успел ей возразить.

________________________________________

Примечание автора: В этой главе я попыталась выговориться. Другими словами, я задвинула свои планы подальше и просто писала, что придет в голову. Этот метод творит чудеса для некоторых людей, но я не из таких. В качестве готового продукта „выговориться”оказалось эпическим провалом. Тем не менее, в тексте из 9000 слов я обнаружила несколько самородков, которые действительно стоили того, чтобы пересмотреть свои планы. Это также заставило меня вернуться и пересмотреть некоторые другие проекты, над которыми я работаю. Для меня это было причиной номер один того, что я пишу этот фанфик. Однако есть еще одна причина, почему эта глава заняла так много времени. Некоторые из основных тем посвящены дому и семье.

Война меняет людей. Когда видишь собственными глазами смерть людей, это меняет тебя самого. Потеря друзей и любимых меняет людей еще больше. Когда заканчивается война и муж-солдат возвращается домой, тебе иногда кажется, что он стал совсем другим человеком. Некоторые пары выходят из этого испытания, становясь только сильнее. Но другие — распадаются, чувствуя, что их мысли и чувства больше не гармонируют друг с другом, и прошлые отношения уже не вернуть. Это правда, какой ее вижу я.

Если рассматривать последние дни Лили и Джеймса, проведенные вместе, я не вижу счастливую семью не осознающую грядущей беды, не смотря на то, что они фактически были в бегах. Если Роулинг изображает их именно такими, это ее право. Но я слишком цинична, чтобы поверить в образ счастливой беззаботной семьи. Таким образом, линзы на моих очках жестче и не такие розовые.

Джеймс и Лили были заперты в небольшом доме с ребенком на руках в то время, как их друзья снаружи сражались и умирали. Несмотря на то, что Снейп далеко не надежный источник информации, мы достаточно подробно узнаем от него о Джеймсе на всем протяжении книги, чтобы твердо сказать, что „войну“ со Снейпом начал именно Джеймс, и утверждение Снейпа, что Джеймс был высокомерным ханжой и хулиганом было правдой. (Это не делает Снейпа ангелом во плоти или непонятым героем. Это просто означает, что шалости мародеров были предназначены для того, чтобы унизить своих жертв.) Он также был бойцом.

Мы знаем о Лили гораздо меньше, чем о Джеймсе. Но возьмите любого бойца и прикажите ему целый год жить в бегах, скрываясь вместе с женой и ребенком, и вы гарантированно получите катастрофу. Если вы задумаетесь над этим, поймете, что Джеймс поступает так же, как Сириус в Отделе Тайн. В разгар войны Дамблдор просит их обоих (Дж. и Л.) сидеть с ребенком на руках в то время, как их друзья сражаются и умирают на поле боя. И молодые Поттеры сидели под угрозой пророчества, что нависло над ними, ничего не делая. Они жили как в кипящем котелке с закрытой крышкой. И вот, наконец, котел взорвался.

Действие пишется от первого лица, и я не могу читать мысли Джеймса или Лили. В то же время я не думаю, что Джеймс мог намерено причинить вред своему сыну Гарри. Джеймс был солдатом на войне, где во главе оппозиции стоял единственный в Великобритании известный змееуст. Когда он услышал змеиную речь в своем доме, среагировал на инстинктах. На мгновение Джеймс подумал: «что, если Гарри не мой сын, а Волдеморта». Лили, в свою очередь, отреагировала на угрозу со стороны Джеймса, и вот уже разгорелась “Третья мировая”.

Я действительно считаю действия Лили в ту ночь, когда она погибла, самоубийством. Она не подняла палочку для своей защиты, не заблокировала дверь мебелью, не вылезла из окна; она даже не спряталась за дверью с метлой Джеймса в руках, чтобы ударить Волдеморта по голове, и вообще ... ничего не предприняла. На самом деле она даже не пыталась спасти свою жизнь, лишь умоляла. Она была матерью, которая защищала своего ребенка, но не сражалась с врагом. Почему? У меня есть теория, которую я буду развивать в следующих главах.

В каноне, если один волшебник дает другому Нерушимую клятву, ее обязательно должен скрепить третий волшебник своей палочкой. Тогда, как Гарри оказался спасен естественно возникшей Нерушимой клятвой?! Это объяснение противоречит канону. Оно всегда казалось мне жалкой попыткой сделать Снейпа скрытым положительным героем. Я не признаю это, потому что для меня действия Лили имеют смысл лишь в том случае, если она знала, что ее смерть спасет жизнь ее сына.

Ну, теперь вы знаете о моих безумных мыслях больше, чем вы когда-либо хотели знать.

Леди Кали

Однажды утром, через пять дней после того, как я понял, что моя мама покончила жизнь самоубийством, я сидел накрытый через голову одеялом, в обнимку с подушкой и с зеркалом Сириуса в руках. Это положение странным образом напомнило мне о том, как я ухитрялся готовить уроки в доме Дурслей, но их дом с домом Томаса отличались как небо и земля. Дурслей не волновало насколько хорошо я выспался ночью. Они предпочитали держать меня голодным и измученным. Кроме того, они не хотели, чтобы я читал всякие умные книги, особенно волшебные. Правила там существовали лишь для их собственного удобства и чтобы помучить меня. Здесь же, под крышей кузена Томаса, правила существовали только для моего блага.

Одно из правил было лечь в постель к 9:30, потому что в десять часов свет выключали. Для пятнадцатилетнего парня ложиться спать так рано было чересчур, но после приема вечерних зелий я отключался уже к девяти часам. Все верно, эти зелья действовали на меня как снотворное. Я закрыл глаза и, глубоко вздохнув, сосчитал до десяти, чтобы успокоить сердцебиение без нужных зелий. Но отказываться от зелий — все равно, что играть в русскую рулетку, особенно когда у меня на запястье этот «браслет крови» для медицинского контроля. Если Томас узнает ... я содрогнулся. Мне придется потом выпить все зелья на тумбочке, лечь спать и надеяться, что утром никто ничего не заметит.

— Сириус Блэк, — сказал я, глядя на свое отражение в зеркале.

Целая минута прошла, прежде чем по зеркалу прошла рябь и появилось его улыбающееся лицо.

— Слава Мерлину! Я как раз собирался позвонить тебе. Послушай, мне нужно твое мнение, — сказал он, а я, глядя на него, пытался понять, что с ним не так.

Лицо Сириуса было чистым, гладко выбритым и в целом он выглядел более здоровым, чем прежде. Но не это заставило меня пристально разглядывать его. В его внешности было что-то новое, но я все никак не мог понять, что именно. И вдруг меня озарило.

— Что с твоими глазами?

— Цветные контактные линзы, — сказал он, затем повернулся так, чтобы я мог видеть его в профиль. — Как ты думаешь, мне идет? Я не был уверен в выборе карих линз, но Гермиона говорит, что с ними я похож на ее мать. Мои волосы немного светлее, но я хочу выглядеть не как брат ее матери, а как ее двоюродный брат. Думаешь, это сработает?

— Двоюродный брат? — Спросил я с любопытством. Гермиона давно говорила, что Сириусу нужна новая личность, но тогда я не расспросил ее подробно, так как даже с Лолли, которая постоянно проверяет наши письма, это могло быть опасно.

— Малькольм Блейк, — «представился» он, слегка поклонившись, — двоюродный кузен-маггл Гермионы. — Он повернул зеркало, чтобы я мог рассмотреть всю комнату за его спиной. Затем Сириус показал мне крупным планом маггловскую фотографию человека с блестящей улыбкой на лице, которым, как я сразу понял, был сам Сириус в молодости. Он был одет в темносерые джинсы и темно-бордовую рубашку в стиле семидесятых, которая выглядела бы уместно даже в гардеробе Дамблдора. На руках у Сириуса-Малькольма сидел румяный младенец. Сначала я подумал, что этот ребеночек и есть я, но присмотревшись, заметил, что на заднем плане палата в маггловской больнице. Он снова повернул зеркало, чтобы показать мне семейную фотографию с тем же мужчиной, но на этот раз рядом стояла семейная пара постарше него. На коленях у женщины сидел кудрявый малыш. Тогда я понял: это были семейные фотографии Гермионы, и каким-то образом на всех них оказался и молодой Сириус.

— Как?

— Небольшая склянка «особого» зелья и некий, знающий все о фотографиях дед Гермионы. Человек этот, если спросишь у меня, — самая настоящая темная лошадка, но в фотографии он настоящий гений. Эта затея заняла немного больше времени, чем мы изначально планировали, потому что ей пришлось доставать негативы из семейного архива. Гермиона удостоверилась, что у нас есть все негативы и копии фотографий, после чего пришлось обливиейтить ее деда. Это не по-джентльменски, я знаю, но нам надо думать о тех, кто придет искать меня. Надеюсь, Обливиейта будет достаточно, чтобы обмануть любого сыщика. Я не могу долго колдовать, — сказал он, пожав плечами, — но это небольшая цена за то, чтобы гулять на свободе.

Понятно. Я когда-то был готов полностью отказаться от магии, лишь бы сбежать от Дурслей и Дамблдора.

— Ты сказал, что тебе нужно мое мнение, — напомнил я ему, прежде чем мы снова отвлеклись на посторонние темы.

Задумавшись, он отвернулся от зеркала. Зашуршали бумаги, затем он откинулся назад с журналом в руках. Он открыл его на какой-то странице с изображением собаки в правом верхнем углу и поднес его поближе к зеркалу, указывая мне на фотку кровати. Я моргнул, пытаясь понять, зачем он мне это показывает. Собачья кроватка? Снова посмотрев на указанную фотографию, я попытался проанализировать увиденное: кроватка совсем простая — высокое изголовье, довольно низкая доска в ногах; посередине всего две доски, — достаточно, чтобы удержать матрас и простыню на месте. Все сделано из темной древесины.

— Для Гермионы, — сказал он ошарашив меня. Я думал, что он выбирал кровать под себя. — Я арендовал место на пляже ... Ладно, я планирую сказать ей, что это для моей гостевой комнаты, но это действительно для нее. Ей будет нужно куда-то отправиться следующим летом отдыхать. — Он пожал плечами. — Я знаю, что это странно, ведь мы с ней никак не связаны. Я имею в виду, что мы могли бы быть, учитывая то, как моя семья обошлась со мной, но я, вероятней всего, ничего не буду предпринимать. — Он состроил задумчивое выражение на лице. — Пятнадцатилетней девушке не придется снимать себе квартиру. Я не говорю, что она не сможет. Она справилась бы с этим и одна, но это как-то неправильно. И я подумал, почему бы не купить для нее простую кровать и поставить в гостевой комнате, добавить пару книжных полок, может быть, еще письменный стол. Я прочитал закон о домашних животных, прежде чем арендовать то место. Косолапсус ( в ориг. — Крукшанкс) не будет проблемой. У Гермионы будет своя ванная комната. Есть даже частный пляж. Она говорила, что хотела бы следующим летом быть ближе к Кембриджу. — Я старался скрыть свой шок, делая безразличную мину. Гермиона никогда не упоминала, что хочет быть рядом со мной следующим летом. Она говорила Сириусу что-то о том, что планирует следующим летом жить вместе со своей семьей. — Это немного далеко, но есть регулярное железнодорожное сообщение. Лично я не вижу разницы между здешними библиотеками и теми, что в Кембридже, но если она не прочь потратить целый день на поездку, это не так уж далеко.

— Звучит здорово, Сириус. — У меня заболело в груди, как будто Хагрид сжал меня в своих объятиях. Я закрыл глаза, пытаясь размеренно дышать и продержаться еще немного без зелья.

— Гарри!

Я открыл глаза из-за тревожного голоса Сириуса.

— Я в порядке.

— Нет, ты не в порядке. По правде говоря, ты должен был провести весь последний месяц в Сент-Мунго. Твоего лечения там было недостаточно, чтобы так поспешно покидать больницу. Но и оставаться там было бы большим риском для твоего здоровья, чем альтернатива отправиться к ... твоему кузену. Я слышал также, что ты все еще борешься с лихорадкой.

— Это просто побочный эффект от зелий, — сказал я.

Сириус поджал губы.

— Может быть.

— Кто тебе рассказал о лихорадке? Гермиона?

— Твой опекун. Кажется, мы с ним, наконец-то, пришли к обоюдному согласию: ты должен выздороветь и остаться здоровым навсегда. Кстати об этом, разве ты не должен уже спать?

— Не могу, — пробормотал я, хотя хотел сказать „не хочу”. Не для того я звонил ему.

— Не можешь или не хочешь?

Раскусил.

— И то и другое. — Маска, которую я всегда носил, когда разговаривал с Сириусом, соскользнула с моего лица, раскрыв ему мою внутреннюю суматоху. — Почему ты не сказал мне, что мой отец пытался убить меня? — Смог лишь прошептать я.

Сириус отшатнулся от неожиданности и чуть не упал со стула.

— Хвост? — Спросил он, смирившись с неизбежным фактом.

Я кивнул.

— Я все еще не могу поверить, что ты швырнул ребенка через дверь. Ты мог убить меня тогда, Сириус!

— Вряд ли. К тому времени ты левитировал все, что тебе попадало в поле зрения, в том числе и самого себя. Впервые ты отлевитировал себя, поплыв вверх ногами и посасывая пальчики ножек. Ты натыкался на все вокруг, а бедная Лили в панике разбрасывала мягкие подушечки на полу.

Нахмурившись, я обдумал эту новую информацию.

— А я думал, что детская стихийная магия не проявляется до пяти или шести лет.

— Это в среднем, — сказал он мягко. — У некоторых она проявляется позже, у других — раньше. А ты сделал это в первый раз, когда тебе было около шести недель. Лили так волновалась. Целители рассказали ей всю эту чушь о недоношенных младенцах и сквибах. Когда ты родился, был таким маленьким, что ей пришлось подогнать под тебя детскую одежду чарами. Я помню все это так хорошо, как будто все случилось вчера. Лили сняла погремушку с ножки твоего единорога, чтобы искупать тебя. Она оставила погремушку на кухонном столе. Но к нашему удивлению, погремушка прилетела к тебе прямо в раковину, — сказал он с тоской. — Лили и Джеймс так гордились тобой, мы все гордились.

Он сделал паузу.

— Я думал, что был доношенным ребенком, — пробормотал я.

Он покачал головой.

— Ты должен был родиться шестого сентября. Я помню, как Лили поглаживала свой живот и шептала, что тебе нужно родиться пораньше, иначе будешь самым старшим среди своих однокурсников.

Может быть, я внимал слишком хорошо.

— Мы все отправились в Сент-Мунго к Алисе Лонгботтом, чтобы увидеть ее сына, что родился накануне. Алиса окинула Лили загадочным взглядом и тут же позвала целителя. Ты родился незадолго до полуночи. — Его голос дрогнул. — Джеймс не находил себе места от волнения, говорил, что должен быть рядом с вами и попытался войти в операционную. Неожиданно вечно стеснительный Ремус проявил инициативу и позвал Альбуса, чтобы вразумить его. Оглядываясь назад, я понимаю, что он должен был позвать Минерву, а не директора. Джеймс не слишком хорошо воспринял присутствие Альбуса. Они чуть не подрались прямо в холле. Тут как нельзя кстати пришел целитель и объявил, что вы с матерью в порядке. Не настолько, как все надеялись, и тебе нужны были некоторые зелья, но в целом ничего страшного.

Сириус сделал паузу, а я в это время переваривал его рассказ. Часть меня задавалась вопросом, почему мать родила меня преждевременно. Это произошло по естественным причинам или было кем-то инициировано? Учитывая, что гласит пророчество, кто-то мог подстроить все это, потому что 30-е нельзя было точно интерпретировать как «на исходе седьмого месяца». Если они поверили в бред, что изрекла Трелони и убедились, что она в своем «пророчестве» использовала Грегорианский календарь, то это вполне возможно. Однако раз мою маму в Сен-Мунго не проверяли на наличии посторонных заклинаниий и зелий, мы об этот никогда не узнаем. Тем не менее, я удивлен. Очень удобно, что мы с Невиллом родились 30-ого и 31-ого, соответственно. Слишком удобно.

— Невилл тоже родился преждевременно?

Рассеянно почесав подбородок, Сириус наклонил голову и закрыл глаза.

— Не думай так плохо обо мне, — сказал он несколько минут спустя. — Моя память, конечно, немного дырявая, но я помню, как Фрэнк стонал, что ребенок не торопится родиться.

— Ты все еще не ответил на мой вопрос, — тихо сказал я. — Мой отец пытался убить меня?

— Я знаю, что Лили так думала, но мы не знаем, с чего началась ссора, только ее результат.

Он сделал паузу.

— И ты не можешь мне больше ничего рассказать из-за этой идиотской клятвы, — сказал я, прежде чем он снова начал оправдываться.

— Не приписывай на мой счет того, что я не говорил, — сказал он мягко. — Есть много фактов, которых я просто не знаю. Потому что я был слишком труслив, чтобы спросить. Ты когда-нибудь спрашивал своего кузена Томаса, — он поморщился, как будто мысль о моем опекуне причиняет ему боль, — почему он рассказал мне, как избавиться от портрета моей матери?

— Он сказал, что это компенсация, — ответил я, с содроганием вспоминая, каким тоном это было сказано.

Сириус наморщил лоб и кивнул.

— В детстве, когда вся семья Блэк собиралась на каникулы, мои дядюшки рассказывали нам перед сном истории о Хогвартсе. — На его губах появилась задумчивая улыбка. — Оглядываясь назад, я думаю, что это был единственный раз, когда мы могли быть семьей. Дядя Шарлюс, твой дедушка, выпросил у моего дедушки через камин наши спальные мешки. Я помню, что мы все забегали, стараясь занять мешок, который ближе к камину. Для младших это было невозможно, потому что место рядом с камином всегда было занято старшими. Младшим приходилось спать рядом с дверью, а остальным — между ними. Что-то было связано с ванной, — он вздрогнул, — не могу вспомнить. Там или нет? — Пробормотал он, вызвав у меня тревогу за состояние его здоровья.

Интересно, кто в этом виноват? Дементоры или то, что Барти называл «безумием Блэков»?

— Не дави на себя.

— Воспоминания всплывают и блекнут, — сказал он, пожав плечами. — На чем я остановился?

— Почему Томас ненавидел твою маму, — подсказал я.

— Все ненавидели мою маму. Даже ее родственники. Дядя Сиг рассказывал нам истории о Хогвартсе. Голос отца звучал как-то по-другому, когда он говорил о школе. Счастливее, веселее. — Его взгляд стал мечтательным. — Живее, — прошептал он. — Я помню, как однажды мы с Регом играли в гоблинов. Я не уверен сколько нам было тогда, но это было до Хогвартса. Я был все еще маленьким, но говорил всем, что уже большой мальчик, потому что был выше Кричера ростом, или это было раньше? Не помню. Во всяком случае, мы сидели там и внезапно мой отец закричал. Похоже, он умирал. Кричер появился в комнате, схватил Рега и исчез. Затем объявился дядя Сиг. С ним было несколько человек. Кто, я не помню точно. Они отослали меня в спешке к дяде Сигу домой. Следующие несколько месяцев мы с Регом провели, «кочуя» между семьями — грязный маленький секрет Блэков. И я навсегда возненавидел Кричера за то, что он оставил меня, забрав только моего брата.

Я прикусил язык. Домовик не мог сделать этого, хотел сказать я.

Однажды я спросил у Добби, могут ли они аппарировать с „пассажиром“. Вопрос озадачил его на несколько минут, он ответил, что это возможно, но большинство эльфов не могут забрать с собой больше одного человека. Добби никогда не отвечал мне, когда я спрашивал его, сколько человек может перенести он.

Вместо этого я сменил тему.

— Почему кто-то из Поттеров встречался с семьей Блэк? — Спросил я с искренним любопытством.

— Потому что к тому времени дядя Шарлюс и Джеймс были последними Поттерами.

Ой. Вернемся к началу.

— Что, неужели ты не спрашивал у моих родителей? Если не хочешь, можешь не говорить, — поспешно добавил я. Я знаю, это личное.

Он вздохнул.

— Гарри, тебе не надо никого просить рассказать о твоих родителях. Мне жаль, если я заставил тебя почувствовать себя неловко. Я знаю, что и я, и Ремус поступили не так, как следовало друзьям твоих родителей. Мне трудно выразить словами свои чувства. Я был ближе к Джеймсу, чем к собственному брату, но ты имеешь право знать правду. Клятва, которую я давал, была лишь для того, чтобы скрыть ... — он пытался договорить несколько раз, прежде чем нашел лазейку в условиях обета, — твои проблемы с неким языком.

— Только мои, не моей матери?

— У Лили тоже были эти проблемы?

Поджав губы, я подумал, а стоит ли мне рассказывать ему о воспоминаниях Хвоста. Он уже знает, что Петтигрю был моим единственным источником информации о родителях, но, вероятно, думал, что я получил от него письмо или Хвост как-то рассказал мне о них лично. После дементоров Сириуса нельзя было назвать полностью разумным человеком. Сможет ли он справиться, узнав о том, что она была змееустом кроме всего прочего? Нет, — решил я.

— Змея Снейпа рассказала мне о ней.

Моргнув, он откинул голову назад и захохотал.

— Это так несправедливо.

— Его зовут Франклин, его первый владелец бросил его в парке. Мама нашла его и отдала Снейпу.

— Так похоже на Лили. Ты действительно хочешь узнать, Гарри?

Когда я утвердительно кивнул, он встал. Изображение на зеркале задрожало, когда он пресек маленькую квартиру и отправился на кухню. Интересно, где он проживает сейчас? Гермиона говорила, что где-то рядом с морем. С ограниченной магией он казался мне счастливее. Гермиона сказала, что зачислила его на курсы кулинарии. Когда он включил газовую плиту и наполнил чайник водой из крана, я понял, что все это помогло ему арендовать прекрасную квартиру рядом с пляжем. И, что поблизости есть много ресторанов, поэтому он не голодает.

Капли воды упали на зеркало. Он положил его на прилавок и отвернулся. Чайник вздрогнул, когда он поставил его на плиту. Затем взял зеркало и нахмурился, увидев на нем капли воды.

— Извини, — пробормотал он и вытер его об штанину. Затем Сириус приподнял зеркало и сел за небольшим двухместным столом.

— Ты когда-нибудь был влюблен, Гарри? — Спросил он. Должно быть, ответ был написан на моем лице, потому что он улыбнулся. — В кого?

— В Чо и в Парвати.

Представил себе Гермиону в белом сарафане у меня на коленях, и мои уши загорелись.

Сириус поднял бровью.

— Кто-нибудь еще?

Я строго посмотрел на него.

— Не смей говорить ей.

— Гермиона!

Он выглядел так, словно Рождество и его день рождения наступили одновременно.

— Не надо, — я сделал паузу, пытаясь найти правдоподобную угрозу. К сожалению, ничего не приходило в голову. — Конечно, я думаю, что она хорошенькая, но это Гермиона, она друг, и я на самом деле не думаю о ней как о девушке. Она выглядит очень красиво и все такое, но я знаю ее настоящую.

Он рассмеялся.

— Я все время пытаюсь сказать ей, что она не такая же привлекательная, когда ее нос вымазан чернилами. — Он протрезвел. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Есть разница между „заценить девушку” и „начать встречаться с ней”. И так, два раза влюблен и один раз заценил своего друга.

Технически я был три раза влюблен, но не стал поправлять его.

Чайник засвистел. Оставив зеркало на столе, Сириус встал и пересек комнату. Он вытащил из шкафа кружку с крючком, насыпал в сетчатый фильтр чайные листья. Затем снял чайник с огня и вылил кипяток на них. Выключив плиту, он вернулся к столу с кружкой в руках.

— Прости, — сказал он, зевая. — Чо и Парвати. Они нравились тебе одновременно?

— Не совсем. Чо мне нравилась с ноября, а затем я начал замечать Парвати прямо перед Балом.

— Они были скоротечными незначительными увлечениями: всего на несколько месяцев, и все было кончено. Это нормально. Когда Джеймс запал на Лили, это было навсегда. В те времена, все в нашем общежитии меняли подружек чаще, чем носки, но не Джеймс. Он немного флиртовал с девочками, но как только в поле зрения попадалась Лили, не отрывал от нее взгляда, а она открыто презирала его в течение шести лет. Лили была его одержимостью.

— Выходит, что отец был навязчивым ухажером мамы?

— Не совсем. — Его кружка опустиласьна стол. — Мои воспоминания отрывочны в лучшем случае, я не всегда могу отличить свои реальные воспоминания от кошмаров. Многие из них едва держатся в моей памяти несколько дней. У Гермионы были книги по психологии. Думаю, она верит, что если у меня будет достаточно информации, я смогу все исправить. — Он вздохнул. — Иногда я думаю, что Джеймс был одержим. А иногда считаю, что его влюбленность естественным образом превратилась с течением времени в настоящую любовь. Я хотел бы сказать тебе точно, как все было на самом деле, но не могу, потому что, честно говоря, я сам не знаю. Оглядываясь назад, я понимаю, что их отношения я воспринимал как символ всего того, за что мы боролись. Магглорожденная и чистокровный любят друг друга и счастливо живут в любви, как говорят магглы. Я никогда не спрашивал, почему Джеймс отменил свадьбу или почему он передумал. Я видел их счастливыми и влюбленными и это было все, что мне хотелось знать.

Когда я заметил страдальческое выражение на лице Сириуса, то понял, как дорого обошлось ему рассказать мне правду. Ему нужна была ложь так же, как Гигантскому Кальмару вода. Ложь держала его мир в равновесии, а его разум стабильным. Я, тем временем, хотел правду. После четырнадцати лет лжи о моей семье, я чувствовал, что заслужил правду, но не такой ценой.

Вместо того чтобы надавить на Сириуса, я решил сменить тему и улыбнулся ему.

— Спасибо, что рассказал. Кстати, как тебе жить на пляже? Я никогда не бывал сам, но слышал, что там очень весело.

Улыбка промелькнула на его губах.

— Здесь замечательно. Тепло и солнечно, — ну, по сравнению с Британией. И девочки... — он замолчал с мечтательным выражением лица. В течение следующих десяти минут Сириус думал о маггловских девушках в бикини, о теплой погоде и о кафешках на пляже. Затем он взглянул на настенные часы. — Прими свои зелья и ложись спать.

— Ты говоришь как Томас, — проворчал я, уже нашарив рукой первую склянку.

— Не могу поверить, что я это говорю, но это хорошо, — сказал он, когда я вынул пробку. Откинув голову назад, я выпил зелье, поморщился и потянулся ко второй склянке. Голубые глаза Сириуса проследили, как я проглотил его, и он улыбнулся. — Спокойной ночи, Гарри, — сказал крестный, подходя к зеркалу. Его большой палец прижался к стеклу. — И Гарри, я могу закрыть глаза на этот раз, но если ты еще раз перестанешь принимать вовремя свои зелья, чтобы поговорить со мной, я все расскажу Томасу. Даже если мне придется похитить Малфоя и использовать его в качестве совы, я это сделаю. Понял?

— Да, сэр, — пробормотал я, когда почувствовал, как тяжелеют мои веки. Зеркало выскользнуло из моих пальцев и меня затянуло в царство Морфея.

За день до того, как Хогвартс-Экспресс покинул Кингс-Кросс без меня и через семь дней после того, как я узнал, что моя мама знала о том, что Петтигрю — УПС, я сидел у себя в гостиной, с блокнотом и шариковой ручкой в руке. После долгой недели, проведенной за исследованием фамилий Трех Графов Магии и пересмотра своей старой теории, я выяснил, что титул Томаса не мог быть новосозданным и, что Дамблдор сознательно лгал об этом Визенгамоту. Впрочем, он не в первый раз лгал, и я сомневался, что это отпугнет Фаджа. Перебрав гору информации, я получил больше вопросов, чем ответов. Тем не менее, я кое-что понял: если мой кузен не вникнет в образ мышления Дамблдора, очень маловероятно, что он сможет грамотно предостеречься от новых ловушек, учитывая, во сколько из них Томас угодил во время последней войны.

Как бы заманчиво ни было, я не стал тратить все свое время на изучение прошлого. Вместо этого я взял несколько книг о деревообрабатывающей и мебельной промышленности, которые Барти оставил на моей тумбочке. Потом переоценил свой проект IOWL и заполнил нужные для декабрьских сессий Wenlock-документы, которые Томас и Барти должны были подписать. Также я поговорил с Дайфи о воспоминаниях, причем надоел ей настолько, что она просто отползла от меня. Попробовал поговорить о них с Хедвигой, но она игнорировала каждое мое слово, ухаживая за моими волосами, напоминая мне назойливую миссис Уизли. Потом я допрашивал Сириуса и записывал все магические упражнения, которым меня обучали Томас с Барти, и даже упражнения по обработке бобов, которых я презирал с такой же страстью, как и Драко Малфоя с Дамблдором. Кстати, мне бы очень хотелось увидеть выражение лица дяди Невилла — Алджи, если бы он «случайно» сжег его хохолок. Этот „мужественный“ человек думает, что имеет полное право бросать своего племянника в окно. Хотя я отвлекся от темы, но между тем нашел даже возможное решение для моего аляповатого вывода.

С логической точки зрения я понял причину, по которой Томас принципиально не экспериментировал дома: все дело в Барти. Но я-то не Барти. После диагноза, что поставил Алекс, мне нужно было как-то отвлечься, чтобы не думать о травмах, которые сократили мою жизнь почти вдвое. Тренировка с превращением коробок из-под обуви в восковую дощечку для письма с острой палочкой была забавной: она не позволяла мне слишком много думать о диагнозе, кроме того это было лучше, чем просто сидеть и набивать свою и так трещащую от избытка информации голову, особенно, если мне не разрешали использовать ее. Мне сейчас как никогда были нужны мои проекты, ибо они — единственное, что удерживало меня в здравом уме.

Я также знал, что Алекс не планировал назначать мне постельный режим для следующего этапа моего лечения, который он перенес со второго сентября на шестнадцатое. Но это не имело особого значения. Он сказал, что категорически запрещает мне подниматься по лестнице в течении как минимум недели после каждой сессии лечения, что уже было проблемой, поскольку я работал над своими проектами не только в школьной комнате, но и в лаборатории зелий, а также в сарае с садом. К счастью, я нашел выход из ситуации. Первой мыслю было подсыпать Томасу в чай не обнаружимое зелье, которое заставит его забыть, что его драгоценная библиотека находится выше моей спальни, и быстро выложить свой план действий. Но я быстро отмел этот безумный вариант и решил, что лучше давить на жалость к бедному сиротке, чем вынашивать идею обмануть крайне параноидального человека, который сперва проклинает, а затем уже спрашивает.

Я нервно взглянул на часы над мантией: без пяти два. Лолли дала мне их через два часа после того, как я позволил ей просмотреть воспоминания Петтигрю и передал ей короткую записку для Томаса. Может быть, я должен был попросить что-то другое, кроме «часов», но я не знал, что еще можно попросить. Воспоминания сказали более чем достаточно.

Глубоко вздохнув, я сосредоточился. Это обещало быть самым трудным разговором в моей жизни, но и самым необходимым. Лолли была права: нам нужно было поговорить, но это не значит, что мне нужно начать разговор с самой сложной темы. Может быть, если бы я предварительно готовился к этому разговору, все было бы не так уж плохо. Я собрал свое мужество и сделал шаг вперед. Расправив плечи я постучал пальцами в дверь.

— Войди, — сказал Томас, прежде чем дверь распахнулась. — Подожди перед камином, — приказал он, когда я пересек порог.

Страх, накопившийся у меня в желудке, ледянымы пальцами подкрался к моим рукам. Чувствовалось это в десять раз сильней присутствия дементора, заставляя меня задаться вопросом, неужели я себя настолько сильно накручиваю или мои ощущения вполне реальные. Закрыв глаза, я погрузился в медитацию, вызвав в сознании образ теплого очага и поднял свои окклюментивные щиты. Стремление убежать исчезло, и мои худшие воспоминания остались прочно запертыми за щитами. Когда я удостоверился, что могу держать щиты, не распыляя внимание, открыл глаза.

Я осмотрел комнату в поисках дементора, но его здесь не было. Вместо этого я обнаружил Томаса, что сидел, сгорбившись за маленьким столиком в дальнем конце комнаты, у двери, ведущей в застекленную консерваторию.

Он поднял палец в знак предупреждения и слегка повернулся, перестав загораживать собой висящий над столом маленький обсидиановый обелиск высотой с мою руку. Взмахом своей палочки он активировал руны вокруг его основания. Еще один взмах — и в воздухе над обелиском появились новые руны, а затем они переставились местами.

Очевидно довольный результатом, Томас кивнул.

— Лолли, когда закончишь запись данных, верни это в хранилище и запри там. Используй свою кровь, — сказал он, бросая на меня предостерегающий взгляд.

— Конечно. — Она нацарапала что-то на длинном рулоне пергамента, затем телепортировала обелиск щелчком пальцев. Чувство присутствия дементора тут же исчезло. Она проницательно посмотрела на Томаса. — Я пошлю Нэта с едой, попробуйте что-нибудь съесть. — Когда Томас начал протестовать, она подняла руку. — Я знаю, хозяин. Проведя последние четыре часа с этой штукой, мне тоже не хочется есть, но мы оба использовали много волшебства. Если мы не будем питаться, завтра будем не дееспособны. — Она взглянула на меня. — И вы тоже должны поесть, прежде чем принимать свои дневные зелья, а не после, как вы сделали вчера.

Я покраснел.

— Извини, я забыл.

— Понимаешь, это не должно повториться, — сказала она с приторной улыбкой, которая обещала мне большие проблемы, если я не последую ее указаниям.

— Да, мэм.

— Позовите меня, если понадобится, — сказала она и исчезла.

— Что это было? — выпалил я. — Эти чувства, которые я ощутил рядом с тем обелиском, напомнили мне ту ночь у озера, когда я спасал Сириуса. — Что может вызвать их, кроме дементора?

Томас пересек комнату и опустился в кресло. Он откинул свою голову назад и закрыл глаза.

— Полагаю, — сказал он после короткой медитации, которая длилась несколько минут, — он смертелен для дементоров.

Он шевельнул пальцами. Рулон пергамента, что принесла Лолли, молнией перелетел через комнату и приземлился у него на коленях. Томас развернул его и поманил меня ближе. — Эти руны здесь, — сказал он, указывая на последовательность, которую Лолли скопировала с объекта, — говорят, что это их дело, но ты никогда не должен доверять чему-либо, написанному на волшебном объекте. — Мы волшебники — большие параноики, причем все до единого. Чаще всего надпись представляет собою ловушку, побуждающую тебя использовать объект именно таким образом, который, вероятно, приведет к твоей кончине.

Запомнив эту информацию на будущее, я спросил:

— Вы у Борджина и Беркса учились или делали это во время подготовки для мастерской степени?

Он прочел заклинание Патронуса, и когда серебристый волк свернулся за стулом, успокоился. Большинство людей полагали, что единственным средством лечения от влияния дементора был шоколад, но правильно скастованный Патронус действовал точно так же, если не лучше. По крайней мере, так говорилось в записке, которую я нашел на краю одной из настоящих книг Аластора Муди. Наблюдая за тем, как напряжение уходит из Томаса, пока он протирает ногой волка-патронуса, как будто он был настоящим, я задался вопросом, что лучше: патронус или шоколад. Первый, в конце концов, работал безусловно быстрее.

— Сядь, — сказал Томас, указывая на стул напротив себя. После того, как я сел с записной книжкой у себя на коленях, патронус сместился, и его хвост свернулся вокруг моей лодыжки. Теплота охватила меня. В некотором смысле это ощущение напомнило мне, каково быть защищенным впервые в жизни. — Прошу прощения, — сказал Томас. — Я должен был предупредить тебя, прежде чем подвергать тебя такому испытанию.

Мои глаза сузились, когда я понял скрытый смысл в егословах.

— Зачем ты сделал это?

Он пристально посмотрел на меня.

— Мне нужно было увидеть твою реакцию.

— Вам было любопытно, — обвиняюще сказал я.

— И это тоже. — Мне нужно было знать, думал ли ты над тем, когда нужно использовать Окклюменцию, до или после того, как призвал Патронус.

— Зачем?

— Прежде всего, это означало бы, что ты научился думать, перед тем, как действовать. Это также означает, что ты уверено пользуешься Окклюменцией.

— Но я не так уверен.

Однако Томас покачал головой, печально улыбаясь.

— Твои инстинкты говорят иначе. Ты даже не подумал скастовать Патронус, не так ли?

Я стиснул зубы, разозлившись на всех в тот момент: на себя — за то, что не среагировал так, как было нужно; на Барти — за то, что он приучил меня „сначала изучить заклинание как следует, а потом уже колдовать”; и на Томаса — за этот идиотский тест, который вывел меня из себя.

— Я все еще не понимаю, почему вам нужно знать, как бы я отреагировал, — сказал я.

— Северус Снейп покинул Орден через несколько дней после того, как тебя госпитализировали. — У него бессрочный контракт с Хогвартсом, поэтому он все еще числится профессором Зелеварения, но я потерял своего информатора в стане Дамблдора. Держать Северуса в Хогвартсе важнее, чем в Ордене, Гарри. Мы все еще находимся в состоянии «холодной войны», но это в конечном итоге изменится. Когда это произойдет, любой, кто связан с моими известными последователями, не исключая и тебя, может попасть под удар.

Мои глаза расширились от ужаса. В глубине души я знал, что такая вероятность существует, когда пошел на сделку с Томасом, но искренне считал, что члены ордена Феникса не зайдут так далеко. Они защищали таких людей, как Гермиона. Они не причинят ей вреда, особенно, если я останусь нейтральным.

— Но я же в нейтралитете.

-Ты также мой наследник. Ненависть не меняет твою кровь, Гарри. Выбирая между нами двумя, ты более уязвимая цель, слабое место, которое я все равно не могу себе не позволить. Если этот конфликт обострится, они могут нацелиться на тебя, чтобы добраться до меня. Ты в безопасности под моей Защитой, но твои друзья — нет. Хотя у меня есть серьезные сомнения в твоей дружбе с Невиллом, — я пристально смотрел на него, — я боюсь, что если что-нибудь случится с Гермионой, ты будешь действовать по своему плану.

— И чья это вина? Вы поклялись, что поможете мне, но все, что вы делаете, это заставляете читать книги и слушать лекции. Мне нужно ...

— Исцеление твоего разума может занять годы, ты знал это прежде, чем связываться со мной. Нет легкого пути. Нет таких целительных ритуалов или зелий, которые могли бы обратить вспять все твои травмы. Твои исследования в области Окклюменции прогрессируют с удивительной скоростью для того, кто не учится у мастера-легилимента.

Закатив глаза, я сухо сказал:

— Я живу с мастером-легилиментом. Я должен прогрессировать быстрее.

Томас устало посмотрел на меня, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Магия разума может быть чрезвычайно напряженной для организма. С первого дня ты был магически и умственно готов к более интенсивным занятиям, но мы также должны учитывать твое слабое физическое здоровье. Например, один сердечный приступ может заставить твой прогресс в лечении откатиться назад на месяцы, если не годы. А если будешь загонять себя, это может кончиться летально для тебя. Я хотел дать тебе как можно больше времени, чтобы исцелиться, насколько это возможно. Я также почувствовал, что научить тебя более глубокой ментальной магии было бы легче, если бы мы оба жили комфортно в одном доме. Это одна из причин, которая вынудила меня остаться с тобой в Сент-Мунго, даже после того, как Барти использовал novam vitum. Однако у нас нет так много времени. Я соединил твой разум воедино, но это временное решение, поэтому мы должны повторять процедуру каждые шесть месяцев до тех пор, пока ты полностью не исцелишься. В случае эскалации войны, в чем я твердо уверен, есть шанс, что, если временное соединение осколков твоей личности обратится вспять, я не смогу быть рядом вовремя.

Я чуть не прокусил свой язык. Конечно, противостояние обострится. Дамблдор и Томас давно отказались от мирного разрешения конфликта, и произошло это за несколько лет до моего рождения. Я хотел показать пальцем на зачинщика конфликта и громко прокричать его имя, но не стал. Если бы я потерял контроль над своими эмоциями, Томас никогда не ответил бы на мои вопросы.

— Я показал тебе этот обелиск по двум причинам: во-первых, это позволило мне смоделировать атаку Легилименцией, контролируя твои жизненные показатели. Сердечный ритм и кровяное давление остались в пределах нормы, а это значит, что ты готов к более интенсивным занятиям. В худшем случае здесь могут появиться дементоры, охраняющие периметр. Использование дементоров в качестве персональных охранников — это крайняя мера, которую я не считаю нужным предпринимать, но я предпочел бы быть готовым даже к такой ситуации, чем быть пойманным, не зная последствий.

— Как насчет Барти? — спросил я, внимательно посмотрев на него. Томаса сжал губы в тонкую линию и отвел взгляд. Я округлил глаза от ужаса, когда понял его молчаливый ответ. Если Томасу понадобятся дементоры для охраны своего дома, значит, Томас, скорее всего, серьезно ранен, а Барти уже мертв. Сжав кулаки, я мрачно кивнул. — Я понимаю, вы никогда не отвечали на мои вопросы, — начал говорить я, чтобы отвлечься от горьких мыслей, — но кто сообщил вам, что руны могут лгать?

— Дамблдор, на самом деле. — Когда я приехал в Хогвартс, я стал грязнокровкой Слизерина. Некоторые из моих соседей поверили в обратное, после нескольких демонстраций парсельтанга, но другие ... Они дошли до того, что стали уважать мою силу. Сейчас они даже принимают меня в свой социальный круг, хотя я не скрываю от них свое смешанное происхождение. — Но в начале они меня ненавидели .

— Как Малфой ненавидит Гермиону? — спросил я с любопытством.

— Может быть. — Скажи мне, Гарри, молодой Малфой цепляется к каждому магглорожденному в Хогвартсе или только к ней?

Я хотел выпалить: „конечно, к каждому магглорожденному“, но быстро понял, что это не так. Дин никогда не знал своего отца, но он называет себя магглорожденным.

— Я не видел его с кем-нибудь из других магглорожденных в одиночку, — сказал я, давая себе некоторое пространство для маневра. Это же Малфой! Конечно, он должен цепляться ко всем магглорожденным. Но он этого не делал. — По правде говоря, молодой Малфой слишком ревнив. Еще первогодкой, магглорожденная Гермиона, абсолютный новичок в волшебном мире, била его по успеваемости в каждом предмете. В мизинце у этой девушки больше таланта, чем у Драко Малфоя во всем теле. Она также является могущественной ведьмой. Через несколько десятилетий она будет в состоянии соответствовать мне по мощи заклятий, если я не воспользуюсь парсельтангом. То же самое касается вас. Вы с ней оба особенные, а молодой Малфой — просто посредственность. Его отец, в ошибочной попытке мотивировать мальчика, убедил его, что он выше других по праву крови. И как будто всего этого мало, Гермиона также довольно привлекательна, в то время как большинство девушек из более старых семей, к которым его родители поощряют свататься, мягко говоря, дурнушки.

— Значит, выходит, что Малфой ненавидит Гермиону, потому что она красивая? Это же глупо.

— Я говорю, что он бы ненавидел ее меньше, если бы она была похожа на Паркинсон. Даже если бы она не была магглорожденной, он все равно ненавидел бы ее. Однако магглорожденная лучше него, при этом она даже не полукровка. А что еще хуже, в его глазах, так это то, что она еще и девушка.

— Теперь представь себе, что твоя Гермиона делит комнату в общежитии с четырьмя Малфоями, и у тебя будет схожая с моим первым курсом ситуация. Сначала они презирали меня, но при этом они также оставались слизеринцами. На кануне моего первого Рождества в Хогвартсе один из моих соседей по спальне подарил мне якобы защитный амулет. Мой декан сразу конфисковал его и отдал Дамблдору для анализа. Несколько недель спустя, Дамблдор попросил меня остаться после урока и объяснил, что на самом деле делает амулет. Он защищал всех от меня.

— Значит, тот обелиск фактически не тюрьма для дементоров?

Он облизнул губы.

— Нет, в данном случае, я считаю, что он работает именно так, и в конечном итоге убивает дементоров. Мне нужно сделать хотя бы один такой же и удостовериться, что он работает исправно. Если мне это удастся, я смогу решить несколько проблем.

— Какие именно проблемы?

— Я не должен говорить тебе об этом, Гарри, но полагаю, что знать побольше никому не навредит. Дементоры были созданы для битвы. Они — оружие, которое в настоящее время контролируется министерством. Они могут быть полезными, но не перестают быть от этого чрезвычайно опасными. Если конфликт снова обострится, дементоров буду использовать либо я, либо министерство. Однако независимо от того, чьи приказы они будут выполнять, в конечном итоге дементоры будут освобождены от несения стражи Азкабана и, возможно, их количество увеличится. Но наступит время, когда они должны будут снова вернуться в клетку. Министерство может довольствоваться тем, что ограничивает их Азкабаном, но я не настолько доверяю им.

Нэт появился с подносом, поставил его на стол и исчез. Не вставая с места, Томас вызвал небольшую тарелку с тушеной фасолью на тосте и высокий стакан малинового лимонада. Он отхлебнул напиток и мурлыкнул от удовольствия.

— Как мне недоставало это, — сказал он с улыбкой. — Подумать только, я почти отказал Нэту, когда он попросил разрешения посадить малину. Ешь, пока Лолли не обезглавила нас обоих, чтобы не расстроить своего муженька.

После того, как я забрал себе закуску, сел напротив Томаса и положил тетрадь на пол. Я надкусил тост и отметил, что хлеб свежий, а тушеная фасоль домашняя.

— Итак, что привело тебя сюда, Гарри? Я не против перерыва, но ты обычно не ищешь мою компанию.

Обдумывая, с чего начать разговор, я потягивал малиновый лимонад.

— Я не знал, что лимоны уже созрели, — пробормотал я. Это было глупо. Лимонные деревья при должном уходе дают пригодные в пищу плоды круглый год.

— Это не так, посаженные Нэтом деревья не имеют себе равных и отлично подходят для хранения урожая, но ты вряд ли пришел сюда, чтобы обсуждать со мной лимоны.

Вспомнив, что мне нужна безопасная тема для начала разговора, я призвал свою записную книжку без палочки. На губах Томаса промелькнула улыбка.

— Ты практиковался, — сказал он.

— Чтение о ежедневных бедствиях Невилла на уроках дает мне много стимулов, тренироваться, — сказал я, удаляя сложенные формы IOWL, которые я набивал между страницами своего ноутбука, прежде чем спустился вниз. Их я передал Томасу. — Я уже все обсуждал с Барти, но он сказал, что последнее слово за вами.

Бумага изогнулась, когда он развернул формы. Пока он доедал свой последний кусок тоста и перелистывал бланки, его брови поднималисьвсе выше и выше.

— Четыре экзамены-плюс?* Это амбициозно. — Я проглотил свой протест, когда он поднял руку. — Я видел твой рабочий график, Гарри, как и твои результаты теста. Я считаю, что ты способен сдать эти экзамены и преуспеть. Я просто хочу убедиться, что ты понимаешь, каковы будут последствия. Плюс-экзамены в зельях, чарах и гербологии такие же, как экзамены по химии, физике и биологии, соответственно. Таким образом, они рассматриваются как научные дисциплины. И ты уже знаешь требования к экзаменам-плюс.

Я готовился. Шесть предметов минимум, десять — максимум, в том числе и один экзамен по гуманитарным предметам, точным наукам и языку, а также два экзамена по магическим предметам. Это была очень странная система, в которой экзамен по чарам-плюс считался научным, потому что в него включали физику, но простой экзамен по чарам считался волшебством. Они также переименовали некоторые курсы и изменили другие, пока те не стали почти неузнаваемыми. Например, вместо того, чтобы предлагать экзамен по «Уходу за магическими существами», у них были просто «Магические существа». Экзамен теоретически охватывал все волшебные существа и предполагал необязательный „Уход“ для тех студентов, которые хотели взять IAWL для одного конкретного существа или для больше существ. Они даже не предложили DADA, мой любимый предмет. Вместо этого каждая школа требовала от первого до третьего года базовой магической защиты, которая охватывала оглушители, щиты, чары разоружения, и волшебные существа, такие как боггарт и гриндилоу. Неофициальные дуэльные клубы обеспечивали более продвинутые знания и умения, но для участия в них от учеников, а также от их родителей требовалось подписать магический контракт, в котором любой ученик, по какой-либо причине применивший против другого ученика магию, изученную во время занятий в дуэльном клубе, — неважно, был он пойман или нет, — автоматически исключается. Барти сказал, что Геллерт Гриндельвальд был самым известным волшебником, изгнанным по этому контракту.

— Да, сэр, — ответил я.

— Ты ведь совсем недавно, а точнее, в прошлом месяце, начал изучать физику. Так что сдашь дополнительный экзамен в следующем году.

— Я знаю. — Я сделал паузу и прикусил губу. — Я видел свой учет успеваемости в Хогвартсе, Томас. — Слух о том, что все профессора моей школы думают, что я провалю экзамены, не так уж далек от истины, поскольку Барти ушел из школы. Но Дамблдор выразил надежду, что я потерплю неудачу, как только Моуди перестанет смотреть через мое плечо на мой учет успеваемости. Я знаю, что другие школы действительно не заботит его мнение, или даже большинство моих оценок. Учитывая разницу между разными системами образования и тем, что наше собственное министерство говорит о наших оценках по Зельям и Истории магии, шансы на то, что они сразу отправят меня на экзамены, на практику и собеседование, даже не открывая мой учет успеваемости в Хогвартсе, очень велик. Я могу это сделать, я справлюсь.

— Я знаю, что ты можешь. — Я спрашиваю, рассчитывал ли ты возможные последствия своих действий полностью. — Мадам Амбридж попросила опубликовать в Пророке твои IOWL результаты и, возможно, даже интервью о твоих экзаменах. — Парсельруны и Темные искусства с дополнительной практикой парсельтанга удивят многих.

— Арифмантика-плюс считается моей математикой. Чары-плюс, гербология-плюс и Зелья-плюс, все они относятся к науке. История — это мой единственный гуманитарный предмет, поэтому она мне необходима. Руны считаются отдельным, обособленным, чужим языком. Я мог бы отбросить английскую литературу, которая тоже относится к языку, но думаю, все-таки, стоит взять ее. Трансфигурация — это чистая магия, а магия мне более понятна, когда я знаю, как она взаимодействует с физическим миром. Я знаю, что большинство не все воспринимает ее как науку, но — не я. Я знаю, что тогда у меня будет больше предметов для изучения, но не хочу отказываться ни от одного из моих предметов-плюс. В конечной счете, мне нужен еще один магический предмет: либо Прорицание, либо Темные искусства. Но мне не нужно гадание на кофейной гуще, на чайных листьях или на хрустальном шаре, чтобы узнать об отрицательном результате экзаменов по Прорицанию. Кроме того, на уровне IOWL экзамен по Темным искусствам — просто теория. Это делается в основном из-за того, чтобы ученик не покалечил себя или еще кого-нибудь, используя неизвестные заклинания. Практическая часть — это просто изучение неизвестного заклинания. В прошлом году они учили студентов, как плевком очистить свои ботинки. Годом раньше было, как обрезать волоски в носу. Глупые, безобидные чары.

— Хорошо.

________________________________________

Я нашла в Гугле вот это для экзаменов-плюс.

*https://owltutors.co.uk/prepare-child-4-plus-exam-without-tutor/

В комнате воцарилась тишина. Кусок льда звякнул в стакане, когда Томас встряхнул его, покачивая в руке.

— Нервы? — подумал я. Стакан тут же перестал покачиваться.

— Я просмотрел воспоминания Питера, — сказал Томас. Ни тон его голоса, ни даже выражение его лица не выдавали его истинные чувства.

— Ну, и? — спросил я после долгой паузы.

— Это ничего не меняет.

— Она позволила тебе убить себя.

Искры вылетели из кончиков пальцев Томаса, когда тот махнул рукой.

— Она все равно мертва! — он стиснул зубы и сделал глубокий вдох, заметно успокоившись. — Твоя мать уже мертва, Гарри, — сказал он более мягко. — Я ее убил. — То, что я узнал, почему она тогда не сопротивлялась, не меняет сути произошедшего. — В тот день я принял столько же решений, сколько и она.

— Но если бы вы знали ...

Он горько рассмеялся.

— Что делать, если дар прорицания доступен только детям или дуракам. Я не отступил бы, Гарри, даже если бы знал.

— Но она ...

— Стоп! — Он закрыл глаза и тяжело вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. — Гарри, до тех пор, пока ты не послал мне то дополнительное распоряжение к завещанию своей матери, я не знал, что мы кровные родственники. — Честно говоря, с шестнадцатилетнего возраста я перестал искать родственников среди волшебников, поэтому и не думал, что у меня могут объявиться новые родичи. — Он зашипел, неосознанно переходя на парсельтанг. — Но я рад, что у меня остались еще родственники-волшебники, даже если это один единственный мальчик. — Тем не менее, в тот день были и другие факторы.

Я расправил плечи.

— Какие, например?

Вместо того, чтобы ответить, Томас постучал пальцами по шкафу с документами. Щелкнул замочек. Ящик с грохотом открылся, папка толщиной в два дюйма вылетела из нее, проплыла по комнате и приземлилась на вытянутую руку Томаса.

Серебряная посуда звякнула, когда он уронил папку на стол. Одним пальцем он повернул ее ко мне, показав красный ярлык, на котором была выведена надпись в идеальном курсиве Лолли: „ОТР Финансы Поттеров”. Холодок пробежался по моей спине.

На мгновение я почувствовал себя снова в ловушке гостиной Барти, где Сириус сидел напротив меня, а шахматная доска — единственное, что разделяло нас. Тогда я вслух обвинил отца в том, что он поступил глупо. Судя по толщине папки на столе передо мной, он совершил не одну, а НЕСКОЛЬКО глупостей. Либо мой отец в то время уже верил, что руководствуется твердыми идеологическими принципами. Я догадывался, что Дамблдор поощрял в своих последователях верность его идеям.

Конечно, Томас был таким же. Хотя он не оправдывал себя и не утверждал, что не такой, но как он мог быть лидером оппозиции в противостоянии с Дамблдором и не являться при этом таким же приверженцем идеи.

Возможно, он собрал эту папку после того, как я отправил ему воспоминания Петтигрю, и это был еще один способ, сделать меня более сговорчивым. Тем не менее, он сказал, что все равно бы не отступил, даже зная причину самопожертвования мамы, а это не вяжется с его предпологаемым стремлением перетянуть меня на свою сторону.

Бумаги зашуршали, когда Томас вскрыл папку.

— Ммм, это забавно. — Как бы мне не хотелось заявить, что все эти данные являются неопровержимыми фактами и проверены тремя независимыми источниками, большая часть этих документов — слухи, домыслы и еще раз слухи. — Однако записи об изъятии средств из сейфа твоего отца в Гринготтсе точны, хотя гоблины не следят за фининсовым оборотом галеонов после того, как те покидают хранилище банка. — Они просто записывают, сколько изымается из сейфа и сколько остается на счету.

У меня пересохло во рту, я потянулся за стаканом с малиновым лимонадом и сделал глоток.

— И они продали вам ЭТО? — сказал я.

— Гоблины продадут эту информацию каждому, кто достаточно заплатит. — Он откинулся на спинку стула и побарабанил пальцамипо столу. — Гоблины не друзья волшебникам, а враги.

— Ралмут не такой.

— Ралмут, конкретно, нет. — Но не стоит забывать, что нация гоблинов находится на другой стороне баррикад, — он пожал плечами. — От наших внутренних конфликтов они только выигрывают.

— Вы говорите о гоблинах, как о торговцах оружием.

— И это тоже верно.

Бумага опять зашелестела, пока он поворачивал документы в папке. Его палец скользнул по страницам. Я увидел на листах длинные рукописные таблицы, — волшебная версия электронных таблиц Вернона, разбросанных им по гостиной дома на Тисовой. Разворачивая новую страницу, Томас задержал дыхание. Его длинный палец постучал по ней, привлекая мое внимание к колонке расходов.

1 319 699 галеонов, 9 сиклей, 3 кната.

Мое сердце снова забилось в ускоренном ритме, когда десятки мимолетных комментариев Снейпа, Рона или Барти внезапно приобрели смысл. Я по-любому не отказался бы принять только скромное наследство от своих дедушек и бабушек, чтобы выкупить обратно коттедж своих родителей и сэкономил бы достаточно средств, чтобы жить в течение нескольких лет, не работая. К тому же моя мама сняла свою часть наследства и положила их в мой Доверительный траст. Это была бы обычная ситуация для человека выше среднего класса, живущего на Тисовой.

Но мой отец был гораздо богаче, чем я мог бы себе представить. Мой взгляд скользнул вниз. 28 октября 1981 года. Менее чем за неделю до того, как Томас убил их.

Я сглотнул.

— Он финансировал Орден, — прошептал я про себя.

— С какого-то момента, да. — Я резко посмотрел на него. Он поднял руку, предупреждая мои вопросы. — Начиная с февраля 1979 года, Джеймс Поттер стал жертвовать по 15 000 галеонов в месяц Ордену Феникса. — Золото перемещали напрямую в хранилище Альбуса Дамблдора, что упростило сверку. — Это изъятие ... — он поколебался. — Я не знаю, на что тратилось это золото. — Когда в тот день я отправился в Годриковую Лощину, я знал только, что через неделю после того, как Джеймс Поттер снял со своего счета более миллиона галеонов, из черного рынка исчезли все перья джобернолля (jobberknoll feathers*) и жидкость взрывопотама (эрумпента)**. — Я предположил, и мои аналитики со мной согласились, что золото Поттера финансировало массовое производство Веритасерума и взрывного порошка.

— Дамблдор никогда не пользовался бомбами.

— Значит, ты не отрицаешь покупку Веритасерума. — Что касается бомб, Дамблдор любит держать свои руки чистыми. — То же самое относится и к его Ордену. — 30-ого числа Петтигрю сообщил о неком заговоре, который возглавляли Джеймс Поттер и Сириус Блэк для контрабандного ввоза взрывчатки на территорию Малфой-мэнора. Драко Малфой на несколько месяцев старше тебя. — Он был невинным ребенком. — Он и его мать оба были дома и могли взлететь на воздух.

Желчь подступила к горлу, и с моих губ чуть не сорвалось отрицание всего этого. Я закрыл глаза, тяжело сглотнул и задавил свои эмоции. Будь объективным, — сказал я себе. — Будь разумным, чтобы не потерять свой единственный шанс получить ответы от Томаса.

Я не стал бы обманывать самого себя. Если бы я отреагировал как-нибудь иначе, чем трезво, жестко и логично, Томас никогда не стал бы обсуждать со мной такие дела, а Лолли не заступилась бы за меня. Стал бы Сириус, настаивающий на том, что пророчество Дамблдора является абсолютно истинным, отправлять в дом своей кузины бомбу? Я не мог ответить на этот вопрос наверняка. Мой отец, с другой стороны ... Когда я спросил у Сириуса, пытался ли мой отец меня убить, он ответил только, что не видел начала стычки между моими родителями. Но он и не отметал категорически такую возможность.

— Хотя бы моя мама не участвовала, — сказал я.

— Подложить бомбу, это в духе магглов, — ответил Томас. — Кроме всего прочего, история с бомбой касалась меня лишь постольку, поскольку. — Больше всего, однако, меня беспокоят другие способы использования Орденом твоих денег. — Мне нужно было, чтобы галеоны Поттеров не попадали в лапы Ордена.

— Но развод ...

— Я не знал о нем, пока ты не отправил мне свои документы. — Но даже в случае развода, ты остаешься наследником Поттеров. — Когда Джеймс погиб, ты стал единственным наследником рода Поттер, а значит, ты унаследуешь все. — В то время я верил, что твоя мать будет контролировать полностью все имущество семьи, пока ты не достигнешь совершеннолетия. — У меня не было оснований полагать, что она не поддерживала добровольные пожертвования Джеймса и у меня не было сомнения, что она продолжит их. -

Если бы она тоже умерла, я полагал, что твоим будущим опекуном по умолчанию станет Сириус Блэк, который, в свою очередь, тоже поддерживал финансовые пожертвования Джеймса, да и сам делал подобные взносы. — Также, он был замешан в деле со ввозом взрывчатки. — В любом случае, твоя опека, как я думал, была бы на ком-то из членов Ордена, а это означало, что тот миллион галеонов продолжал бы поступать на их счет. -

Единственным способом остановить этот золотой поток, было убить и Джеймса, и Лили ... — он сделал паузу, — ... и тебя.

— Если бы они были настолько укоренены в своих убеждениях, как вы думаете, они просто отдали бы сразу всю сумму Ордену .

— Первое правило магического чистокровного общества, Гарри: чистокровные волшебники похожи на династию Габсбургов, — все они связаны друг с другом. — В последний раз судебное разбирательство над тем, кто будет Наследником Чистокровного рода, длилось девять лет. — А мне нужно было хотя бы шесть месяцев.

— А если бы у Ордена уже были средства? — с вызовом спросил я.

— Все равно, это лишнее влияние. — Его губы скривились в сардонической улыбке. — По иронии судьбы, я был бы лучшим выбором в качестве твоего опекуна, чем некоторые из случайных чистокровных волшебников, которых Джеймс Поттер мог или не мог бы хорошо знать. — Но не забывай, что мне на тот момент было необходимо остановить дальнейшее финансирование Ордена. — Мне нужно было выиграть достаточно времени, чтобы это уже не имело значения.

Я проворачивал в голове его слова, пытаясь приспособить их к разным ситуациям как в кубике-рубике Дадли, который он разбил, когда не смог его решить. Я не знал, что думать. Все, что сказал Томас, сводилось к предыдущим действиям и к тому, что он подозревал, но подтвердить не мог. Типа, вещи, которые Томас «не знает». Так что, если он убил мою семью ДО ИЗЪЯТИЯ всей суммы со счета, что на самом деле произошло с деньгами?

— Если бы мой отец действительно снял более миллиона галеонов, на что бы их потратили?

Томас пожал плечами.

— Я не знаю. — С той ночи Лолли контролирует каждый известный счет Ордена, как и Люциус Малфой. — Она даже наняла бухгалтера. — Каждый депозит прослеживается до соответствующего работодателя, до члена семьи или изъятия из банка. — Нет следов золота Джеймса Поттера.

Мое сердце громко стучало у меня в груди и я задал Томасу тот вопрос, который раньше задавал десятки раз друзьям, преподавателям и даже профессору Дамблдору, но не получал ни у кого прямого ответа.

— Почему я выжил? Профессор Дамблдор сказал, что любовь моей матери защитила меня, но если любовь может заблокировать смертельное проклятие ... — я замолчал, не договорив.

— Дамблдор не ошибается. — Я не знаю, из-за любви ли она так поступила, или из-за отчаяния. — Возможно, она действительно была самоубийцей и считала, что ее самопожертвование придаст ее поступку большую значимость. — Кстати, тебе известно, что у тебя на ногах вырезаны руны?

Я моргнул.

— Это не руны. — Много лет тому назад я порезал себе ноги осколком стекла.

— Тогда, почему сканирование Алекса выявило их, как неактивные руны? После того, как он привлек мое внимание к ним, я провел кое-какие исследования, но результаты были неубедительными. — Затем ты передал мне воспоминания Питера. — Существует только один ритуал, который связывает эти руны со шрамом на твоем лбу и Новолунием, — Проклятие Клитемнестры* * *

.

— Если у проклятия есть имя, почему Дамблдор не сообщил его мне?

— Я сомневаюсь, что Лунные ритуалы, связанные с Новолунием, известны ему. — Это мощная, но опасная и запрещенная магия. — Как только раны заживают, не остается никаких физических признаков того, что был проведен какой-либо запрещенный ритуал. -

Руны на твоих ногах, в частности, не соответствуют известным мне девятнадцати ритуалам защиты. — Они оказались рунами для Проклятия Клитемнестры. — Оно не было в моем списке, пока я не услышал о Новолунии.

— Для чего нужно это проклятие? Что сделала мама?

Книга скользнула по столу в мою сторону. Я затаил дыхание. Ни во время бесконечных прогулок между полками в библиотеке Хогвартса, ни просматривая книги из библиотеки Томаса, я не сталкивалься с книгой такой ценности. Женщины с обнаженной грудью танцевали вокруг огня на алтаре из чистого золота. Жемчуги венчали головы красавиц, изумруды покрывали землю как трава. Стоимость драгоценных камней и золота на обложке книги была достойна королей. Посмотрев на Томаса за разрешением, я нерешительно потянулся к ней. Кончики моих пальцев заскользили по защитному заклинанию, наложенному на книгу, как по твердому, но прозрачному щиту.

— Где?

— Правильный вопрос „когда”, — поправил он меня. — Судя по чарам, пергамент относится к 389 году н.э. — Эта книга относится к женскому колдовству, я нашел ее в катакомбах Рима. -

Для мужчин не очень полезна, наверное. — Что-то связанное с родами, с воспитанием детей и с прочими неясными ритуалами, которые подвластны только женщинам. — Я не знаю, как она попала к Лили Поттер, но подозреваю, что руны перевела она сама или нашла более современный вариант ритуала, потому что оригинальный вариант содержит и фонетику, — архаичный латинский язык, но ты должен понимать, что и это большое достижение.

— И вы просто позволите мне прочитать книгу, которая стоит больше, чем ваш дом?

Томас фыркнул.

— Учитывая защиту, наложенную на книгу ее автором и в довесок еще и мной, эта книга, вероятно, выдержит даже Адский огонь. — Тем не менее, пока читаешь ее, никаких напитков, никакой еды! Если у тебя появятся вопросы по переводу, спрашивай у Барти. — У Лолли есть мои заметки по руническим переводам. — Если хочешь, попроси их у нее.

Почувствовав, что он хочет закончить разговор, я сжал книгу в руках и выскользнул из кабинета. Десятки новых вопросов роились в моей голове, смешиваясь со старыми, но я не знал, с чего начать свое исследование. Возможно, книга в моих руках была недостающим ключем. А может быть, если я узнаю, что за проклятия использовала мама, то смогу выяснить, знала ли она сама об этом. Если да, то использовала ли она конкретно это заклинание и почему. Кого же спросить? Те несколько ее знакомых, которые могли бы знать об этом, и чьи имена я знал, были мертвы. Воспоминания Сириуса, с другой стороны, были скомпрометированы дементорами. Петтигрю, вероятно, не знал больше, чем предоставил в своих воспоминаниях. Прежде чем покинуть Хогвартс, Барти был почти уверен, что во всем этом замешан Снейп.

Когда я поднимался по лестнице, Лолли выскочила передо мной на площадку. Она ждала меня с записной книжкой, сжатой в одной руке и сочувственной улыбкой на лице. Когда я подошел достаточно близко, она потянулась и сжала мою руку.

— Если тебе нужна помощь разобраться в этом, — указала она на книгу, — позови меня в любое время дня и ночи. — Ее глаза затуманились, прежде чем кивнуть своим мыслям головой. — Когда будешь готов посетить ее могилу, скажи мне, и я договорюсь с кем-нибудь.

Я сглотнул.

— Я не хочу брать Томаса с собой на ее могилу.

Она похлопала меня по руке.

— И не думала приглашать его, — согласилась она. — Я найду кого-то компетентного и заслуживающего доверия. — Даже если мне придется уговорить Лидса, сопровождать тебя, я приведу его.

________________________________________

* Джобернолл (Jobberknoll) — это маленькая, синяя пестроперая птичка, которая не производит никакого звука до самого момента своей смерти, когда испускает длинный крик, состоящий из каждого звука, который она когда-либо слышала в своей жизни. Живет в Северной Европе и Северной Америке.

Перья джобернолля используются в Веритасеруме и в Зелье памяти. Его основной пищей являются маленькие насекомые.

**Эрумпент — это огромный африканский магический зверь. Он напоминает носорога с округлым туловищем. Это мощное существо покрыто толстой шкурой, способной отражать большинство проклятий и заклятий. У него имеется один длинный рог и пушистый хвост. Эрумпент не агрессивен, если его не провоцировать, но атака его, как правило, заканчивается фатально для жертвы. Рог пробивает любую преграду, от кожи до металла, а еще в нем содержится смертоносная жидкость, которая взрывает все, на что попадает. Бывали случаи, когда пострадавший волшебник или существо не взрывалось, как случилось с Уилфредом Эльфиком, первым волшебником, увидевшим Эрумпента. Поскольку на карте из шоколадной лягушки он изображен в бинтах, но вполне себе живым, можно предположить, что он пережил атаку Эрумпента и не взорвался.

* * *

В древнегреческой мифологии, дочь спартанского царя Тиндарея и Леды. По одной из версий, первоначально была женой Тантала. Клитемнестру выдали замуж за микенского царя Агамемнона, который возглавлял греческое войско в походе на Трою.

В отсутствие мужа, Клитемнестра изменила ему с его двоюродным братом Эгисфом, по наущению Навплия. По возвращению Агамемнона она убила его и его любовницу Кассандру.

Впоследствии Клитемнестра вместе с Эгисфом была убита собственным сыном Орестом, отомстившим ей за гибель отца. В ночь перед смертью ей приснилось, что к ней ползет змей и кусает за темя. Согласно Эсхилу, ей снилось, что она родила змея, который укусил её за грудь. По другой версии, ей приснилось, что царский посох Агамемнона вырос и превратился в дерево.

Считается, что Гомер милосердно описывает Клитемнестру слабой женщиной, что сбилась с пути.

________________________________________

В конце главы Леди Кали написала:

Вы можете найти меня наТвиттере (см. Профиль), где я чирикаю о своей зависимости от книги и пытаюсь потрошить своего щенка Dex, иначе The Draft Stealing Niffler. Я также скрываюсь на Wattpad, ссылаясь на свою учетную запись Twitter.