Химия (гет)

Дальше Эндрю повел его в кабинет энцефалографии. Эдвард конечно не понимал всех этих сложных слов. Он увидел перед собой новый довольно большой аппарат, состоящий из нескольких частей. Множество толстых проводов выходили из него, соединяя его части или просто свисая. Рядом с ним стояло бежевое кресло с высокой спинкой.

— Присаживайся вот сюда, — без тени спешки сказал Эндрю, подходя к креслу и мягко коснувшись его спинки, — здесь будет удобно.

Эдвард медленно подошёл и осторожно опустился в кресло, стараясь не задеть провода и незнакомый аппарат.

Он чувствовал неимоверное облегчение — после всех направленных на него взглядов — что именно Эндрю будет проводить обследование. Одно его присутствие уже дарило ему спасительное ощущение хоть какой-то защищённости. В глазах Эдварда смешивались любопытство, направленное на этот странный мир, и ощутимая тревога перед предстоящим — он знал, что именно это обследование будет ключевым.

— Как... будет проходить обследование? — тихо спросил он, глядя на провода.

— Не волнуйся, — лицо Эндрю приняло спокойное, сосредоточенное выражение. — Мы просто немного "послушаем", как работает твой мозг. Я хочу быть честным — некоторые моменты могут быть не самыми приятными или вызывать некоторое напряжение. Но я здесь, рядом. — Эндрю задержал на Эдварде взгляд. — Если тебе станет слишком тяжело, или ты почувствуешь, что нужно остановиться, просто скажи мне. Мы сразу же прекратим и сделаем перерыв.

"Только бы было, что слушать", — пронеслось у него в голове.

Эндрю терпеливо объяснял ему каждое свое действие. Эдвард внимательно следил за его движениями, пытаясь хоть немного разобраться, и чувствовал, как постепенно немного расслабляется.

Эндрю начал аккуратно наносить гель на голову Эдварда в определенных точках, мягко отодвигая его волосы. Эдвард немного вздрагивал от прохладного геля — это ощущение напомнило ему другое обследование, тоже с гелем, но тогда гель наносили на его тело.

— Холодно? Извини. Сейчас привыкнешь.

Эндрю подключил провода от электродов к аппарату. Машина ожила, начали двигаться стрелки и мигать лампочки. В этот краткий миг ожидания, пока лента начнет двигаться, Эндрю невольно затаил дыхание. Появится ли вообще хоть какая-то электрическая активность? Это было самым главным вопросом. На бумаге, выходящей из аппарата, начали рисоваться извилистые линии. Активность есть! Напряжение Эндрю спало, уступив место глубокому облегчению. Он наклонился, внимательно вглядываясь в движущуюся ленту.

— Это как… запись "песни" твоего мозга, — спокойно пояснил Эндрю. — Мы посмотрим, как твой мозг работает, когда ты отдыхаешь, когда думаешь, когда ты будешь представлять… Просто посиди спокойно, расслабься, постарайся сейчас ни о чем не думать.

Он посмотрел на Эдварда, ожидая его ответа:

— Ну что, готов?

Эдвард медленно кивнул.

Ему было не по себе от ощущения взгляда внутрь, от того, что его увидят на самом глубоком уровне через этот странный аппарат и провода.

— А теперь подумай о чем-нибудь приятном, — негромко попросил Эндрю.

Подумать о чем-то приятном... Эдвард попытался представить... Ее. Тогда, под снегом, который он создавал, который так ей понравился. Ее лицо, светлое, будто само излучало тепло. Как она кружилась, легкая, сияющая, в белых хлопьях. Но почти мгновенно, как темное пятно на чистом листе, эта мысль вновь ворвалась вспышкой. Неконтролируемая, темная, острая. Лезвия, пронзающие живую плоть, рывок, ощущение своей необузданной силы... Красное. Глаза, в которых застыл последний миг.

Эдвард сглотнул, его тело напряглось, несмотря на попытки расслабиться. Он старался прогнать навязчивый образ, заменить его хотя бы солнцем и цветами, но тщетно. Чем сильнее он боролся, тем настойчивее возвращалась эта мучительная мысль.

Я испортил тест. Липкая паника охватила его. Теперь аппарат точно покажет, что он опасен. Сердце заколотилось, подскочило к горлу. Он не мог продолжать так. Он провалил задание.

Эндрю с тревогой наблюдал за ним.

— Можно остановить? — резко выдохнул Эдвард, поднимая на Эндрю жалобный взгляд.

— Конечно. Что случилось? — Эндрю тут же протянул руку к аппарату и нажал кнопку выключения. В тишине раздался лёгкий щелчок.

Эдвард чувствовал жгучий стыд и отчаяние.

— Я... я не смог. Я подумал не о приятном, а... о плохом, — он чувствовал, как слова с трудом выходят из горла. — Можно... начать заново? Я... я постараюсь думать о чем-то хорошем, — он сделал судорожный вздох и отвёл взгляд.

В глубине души он понимал, что это, скорее всего, бесполезно. Понимал, что "плохое" — это неотъемлемая часть его самого, и значит аппарат неизбежно увидит это, даже если он будет думать о самых светлых и невинных вещах. И где-то глубоко внутри, несмотря на охватившее его отчаяние, он чувствовал, что это справедливо.

К этому примешивалась ещё одна мысль... Раз он другой — значит, вообще все его мысли и реакции по умолчанию неправильны, не такие как у людей? Но... Ведь он человек. А значит, выходит, и реакции его — тоже человеческие.

— Ничего страшного не произошло, не переживай, такое бывает, — голос Эндрю звучал ровно и успокаивающе. — Очень часто, когда просят расслабиться или думать о чем-то приятном, мысли наоборот цепляются за то, что тревожит. — он говорил так, словно это было самое обычное дело. — Все в порядке, это часть процесса. Мы сейчас просто начнем заново. Попробуй в этот раз представить... Что-то очень простое и спокойное. Океан. Его тихие волны.

В голосе Эндрю не было ни тени осуждения, и его спокойствие и терпеливое понимание пробивались сквозь смятение Эдварда, принося лёгкое, осторожное успокоение.

Эндрю задумчиво смотрел на его хрупкую фигуру в кресле. Пройдет ли он все тесты как надо?

Эдвард постарался сосредоточиться на умиротворяющем образе океана. Перед его внутренним взором возникла широкая голубая гладь, которую он видел издалека из окон замка — тонкая полоска между небом и землей, обещающая бескрайний простор. Вспомнились и картины из книг: мощь стихии, ощущение покоя и свободы, которое всегда вызывали у него описания этого мирного и величественного образа.

На этот раз попытка оказалась успешной.

Потом Эндрю попросил его закрыть глаза. Эдвард медленно опустил веки, стараясь сохранять перед глазами безмятежный образ океана, его мягких волн.

— Хорошо, это было очень хорошо. Ты отлично справляешься, — Эндрю посмотрел на Эдварда, его голос оставался спокойным и ободряющим. — Это была запись в покое. Теперь мы попробуем кое-что еще. Следующий тест называется гипервентиляцией. Это просто означает, что тебе нужно будет дышать немного глубже и быстрее, чем обычно. Примерно вот так... — Эндрю сделал несколько преувеличенно глубоких вдохов и выдохов. — Может немного закружиться голова, но это быстро пройдет. Я буду тебе говорить, когда начать и когда остановиться. Готов?

Эдвард снова кивнул:

— Готов.

Это напомнило ему технику дыхания Картера — хоть что-то знакомое, такое он уже делал, а значит, должен справиться.

Через минуту или две он ощутил, как голова начинает слегка кружиться, а в кончиках пальцев ног возникло уже знакомое лёгкое покалывание.

Эндрю эти несколько минут внимательно наблюдал за движением стрелок и ленты. Он удовлетворенно кивнул. Затем он затемнил комнату, задвинув шторы.

— Отлично, ты молодец, — сказал он с мягкой поддержкой. — Все идёт как надо. Теперь мы проведем следующий тест — фотостимуляция. Я буду использовать вот этот прибор, — Эндрю указал на небольшое устройство с лампой, — он будет мигать ярким светом прямо перед твоими глазами. Свет будет мигать с разной скоростью — сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Тебе нужно будет просто сидеть спокойно. Я попрошу тебя сначала держать глаза закрытыми, а потом открыть их. Свет будет очень ярким и... Да, может показаться немного неприятным. — он встретился взглядом с Эдвардом, его тон стал чуть более серьезным. — Это совершенно нормально при таком тесте, не пугайся. Ты можешь почувствовать небольшое мелькание в глазах или опять же лёгкое головокружение. Многие так чувствуют, это обычная реакция, в этом нет ничего страшного, это быстро пройдет. — произнес Эндрю ровным, но очень уверенным тоном, глядя прямо на Эдварда. — Но если почувствуешь сильный дискомфорт, боль или что-то совсем необычное, сразу скажи мне. Я тут же остановлю тест. Хорошо?

Эдвард кивнул, немного напрягшись при упоминании яркого света, но тут же постарался скрыть это, стараясь выглядеть спокойным. Убеждающим словам Эндрю хотелось верить.

— Хорошо.

И вот — сквозь закрытые веки Эдвард ощутил яркое, навязчивое мигание света, которое превращалось под веками в круговорот разноцветных узоров. Каждая вспышка отдавалась внутри головы странным давлением или вибрацией. Иногда мигало быстро — почти сливаясь в дрожащее мерцание, иногда замедлялось, превращаясь в отчетливые, настойчивые удары. Этот настойчивый свет проникал даже сквозь веки словно прямиком внутрь него. Трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме этого упорного внутреннего мигания, словно все внутри начало двигаться в такт вспышкам.

Дальше Эндрю попросил его открыть глаза. Эдвард, с усилием воли, распахнул веки.

Тут же комната утонула в резких, бьющих прямо в зрачки вспышках света. Яркий, ослепительный белый свет сменялся полной темнотой с быстрой скоростью. Глаза непроизвольно напряглись, голова закружилась, стало дурно. Это не было просто мигание лампочки — это был агрессивный, навязчивый ритм, каждая вспышка словно наносила удар по нервам. С каждым ударом света росло желание зажмуриться, спрятаться, остановить это, но он заставлял себя упрямо удерживать взгляд, не позволяя себе поддаться и снова испортить испытание. Он должен выдержать до конца. Частота менялась: вспышки то следовали так быстро, что мир превращался в дрожащее, пульсирующее месиво света и тьмы, то замедлялись, становясь отчетливыми, настойчивыми ударами. Было трудно дышать ровно, хотелось отвернуться, закрыть лицо. Этот свет был слишком проникающим. Эдвард чувствовал себя абсолютно уязвимым, словно лишенным всякой кожи — свет бил прямо по мозгу, пытаясь сломать его. Было трудно сохранять то спокойствие, к которому он так стремился. Каждая секунда тянулась невероятно долго, и он цеплялся за мысль, что это рано или поздно закончится, отчаянно желая, чтобы этот кошмар скорее оборвался.

Наконец, мигание прекратилось так же резко, как и началось. Внезапная тишина принесла наконец-то пришедшее облегчение — как глубокий, восстанавливающий вдох. Напряжение в глазах и голове начало спадать. Через мгновение, мягко, комната вновь наполнилась дневным светом. В глазах еще стояли остаточные образы вспышек, но они быстро таяли.

Эндрю подошел ближе и спросил с тихим участием:

— Эдвард? Как ты себя чувствуешь?

Эдвард моргнул несколько раз, пытаясь сфокусироваться на лице Эндрю. Его взгляд был немного затуманенным. Он все еще чувствовал легкое головокружение, а мысли путались. Как этот бьющий в глаза свет мог помочь понять, что происходит у него в голове? Это казалось таким... странным и непонятным. А ведь Эндрю говорил ему, что эти тесты будут проще, чем обследования в больнице. Но они... не были проще.

— Нормально, — тихо произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Но по тому, как он прищурился и чуть заметно повел головой, Эндрю было понятно, что это не совсем так.

Эдвард не мог позволить себе жаловаться, после всего пережитого главным было то, что Эндрю добр к нему и поддерживает его.

Эндрю кивнул, в его глазах читалось тихое сочувствие.

— Я вижу, — негромко сказал он, положив руку на подлокотник кресла. — Знаю, что было тяжело. Ты хорошо держался. Но эти процедуры позади. Тебе больше не придется проходить через подобное. Больше не будет ничего, что доставит тебе такой физический дискомфорт. Теперь будут совсем другие тесты, мы будем использовать звуки. Я знаю, что и звуки могут быть непростыми для восприятия, возможно, они будут ощущаться довольно отчётливо, но это полностью другое ощущение. Оно не будет болезненным, как со светом. Я просто буду подавать тебе звуки или лёгкие щелчки через наушники. Тебе нужно будет просто слушать.

Эдвард хотел бы верить обещанию Эндрю, но пережитый дискомфорт был слишком сильным, чтобы легко поверить, что следующее испытание действительно будет таким простым. А вдруг и эти звуки будут... невыносимыми, просто иначе?

Эндрю тем временем аккуратно надел наушники на голову Эдварда. Эдвард сразу же узнал этот предмет — он видел похожие у Ким и не просто помнил, а словно и сейчас отчётливо видел, как она в них что-то напевала и плавно пританцовывала, хоть он и не понимал тогда, почему она так делает.

Мгновение спустя внутри головы Эдварда внезапно возникли звуки — не идущие извне, не воспринятые ушами, а звучащие прямо внутри него — резкие щелчки, тягучие гудки, тончайший писк, пронзительный свист. Полностью изолированные от внешнего мира, они словно отрезали и его самого от всего вокруг. Возникая с неровной, порой совершенно непредсказуемой частотой, эти звуки полностью поглотили все его внимание, погружая его сознание в этот странный, внутренний звуковой поток. Каждый внезапный, резкий звук ощущался как маленький удар, и Эдвард невольно вздрагивал от неожиданности.

Наконец, серия и этих звуков прекратилась, знаменуя окончание и этого этапа обследования.

Эдвард прерывисто вздохнул, когда этот внутренний звуковой поток наконец прекратился, и тишина вернулась, оставляя после себя лишь ощущение спадающего напряжения. Звуки и правда дались ему гораздо легче, чем испытание светом.

Эндрю кивнул, глядя на записи на бумажных лентах.

— Так, отлично. Этот блок завершен. Ты молодец! Ты замечательно со всем справился, — в его голосе Эдвард услышал искреннее одобрение. — Думаю, нам обоим не помешает небольшая пауза. — с этими словами он протянул руку и начал аккуратно отсоединять электроды от кожи Эдварда.

Эдвард поднялся с кресла и неторопливо прошёлся по кабинету. Он остановился у окна, глядя на соседние здания, затем повернулся к Эндрю, который в этот момент настраивал аппарат — и по выражению его лица было ясно — он хотел о чем-то спросить.

— Уже... что-то видно? — осторожно спросил он.

Эндрю покачал головой:

— Нет, Эдвард, пока еще нет. Эти записи нужно будет тщательно проанализировать, расшифровать... Это займет время. Думаю, около месяца, пока я все обработаю. Как только у меня будут готовые результаты, я сразу тебе скажу.

Эдвард кивнул с лёгким разочарованием, смешанным с нарастающей тревогой. Месяц. Целый месяц тревоги и неизвестности... Он подошел ближе к столу, слегка согнув руку, чтобы кисть протеза шевельнулась.

— А что будет теперь? — Эдвард с ожиданием поднял глаза на Эндрю.

Эндрю посмотрел на него, поймав его внимательный, чуть напряженный взгляд.

Вот оно. Тот самый рубеж. Эксперимент, который должен был выявить... или не выявить... как именно его мозг реагирует на насилие. Как преподнести ему это? Объяснить все до мельчайших деталей заранее, рискуя исказить результат? Или умолчать, но пойти против своих принципов? Как не спугнуть, не повлиять на естественную реакцию, но при этом не обмануть? Решения, которое совместило бы в себе все сразу, не существовало.

Его мысли переключились на изнанку их работы, на то, как они проводят исследования с участием людей. Этика была... Неоднозначной, скажем так. Чего стоит только трагедия Таскиги... Обман, элементы неожиданности — все это считалось необходимым для "чистоты" данных. Эндрю всегда претило это. Его душа стремилась к более высоким, прозрачным стандартам. Но Эдвард... Он уже прошел через такое, видел и делал... крайнее, страшное. Да, предстоящий тест может стать травмирующим, всколыхнуть старые раны. И все же, после всего, что он уже пережил... иногда казалось, что ничего нельзя сделать, чтобы полностью оградить его. Данные были критически важны, и сделать этот шаг было необходимо, как бы тяжело это ни было.

Его взгляд на Эдварда стал чуть более сосредоточенным, но тон оставался спокойным.

— Следующим этапом... Мы посмотрим несколько коротких видео, — Эндрю старался, чтобы его голос звучал ровно. — Это поможет понять, как ты воспринимаешь разные визуальные образы и... ситуации. Тебе не нужно ничего говорить, просто нужно будет все время... внимательно смотреть на экран.

Эдвард вернулся в кресло, знакомое легкое давление на виски обозначило подключение к аппаратуре. Видео... Это наверное будет проще, чем свет и звуки. Видео он раньше видел по телевизору. И правда, его нужно просто смотреть.

Эндрю подошел к монитору, его палец завис над кнопкой воспроизведения.

— Готов?

В его груди нарастало напряжение. Он сделал едва заметный вдох, и нажал.

Экран вспыхнул светом, рассеивая полумрак комнаты. Первые кадры были зернистыми, грубыми и нечёткими. Мрачный, плохо освещенный коридор, облупившиеся стены которого были покрыты грязными разводами. По коридору медленно шел человек. Его сгорбленная фигура двигалась тяжело, а черты лица совершенно терялись в глубокой тени. Эдвард, попытавшийся было расслабиться, приготовившись к просмотру, почувствовал, что что-то в атмосфере кадра удерживает его на грани. Затем неожиданно, из-за угла резко выскочила другая фигура. Быстрым, хищным рывком руки схватили движущегося человека за грудки, резко дернули назад. Звук удара тела о кирпичную стену оглушительно раздался в тишине комнаты. Холодный блеск металла. Лицо схваченного человека на мгновение осветилось, и в нем застыл чистый, животный ужас — широко раскрытые глаза, рот, готовый к крику, вместо которого вырвался лишь приглушенный стон. Кровь. Неподвижное тело. Шорох быстро удаляющихся шагов.

Эдвард дернулся. Он почувствовал, как перехватило дыхание, словно ему самому нанесли удар. Сердце пропустило такт, а затем заколотилось с удвоенной силой. Чувство всепоглощающего страха и боли захлестнули его, став почти физическими, словно он сам переживал это. Его душа отторгала эту жестокость, чувствуя чужую боль так остро, как свою. Каждое движение на экране отзывалось в нем, словно он сам был там. Эта боль проникала в него, заставляя его собственное тело сжиматься от ужаса, который он ощущал до боли реальным.

Дальше хлынули другие сцены, наскакивая друг на друга — наполненные ещё большей дикостью.

Он усилием воли старался оставаться неподвижным, не отвернуться, не отвести глаз, под напором насилия, обрушевшегося на него, просто смотреть, как ему было велено. Но внутри него все переворачивалось от нечеловеческой жестокости. Нет, человеческой.

Эндрю, стоя у монитора, не отводил взгляда от Эдварда — на лице которого читалось... В его расширившихся глазах стоял не просто шок, а глубокая, пронзительная боль, которую Эндрю воспринял как отражение увиденного страдания.

Потом, на мгновение... что-то новое промелькнуло в его потемневших глазах. Не просто ужас жертвы, а... узнавание? Легкий тремор пробежал по рукам Эдварда, едва заметный, но Эндрю его увидел. Это была не только реакция на чужое насилие. Это было то, что связывало увиденное с ним самим. Возможность увидеть... со стороны.

И Эндрю, несмотря на всю свою эмпатию к Эдварду, знал — тот удар был чрезмерным. Они с Джоном обсуждали это, списывая на ярость в моменте, на то, что Эдвард плохо знает свои чувства и реакции, однако факт оставался фактом — неким скрытым фоном под поверхностью их постепенного сближения с Эдвардом, которое теперь... было под угрозой.

Наконец, экран погас, и комната погрузилась в прежний полумрак. Тяжелая, давящая тишина повисла в комнате. Эдвард оставался в том же положении, его дыхание все еще было неровным. Эндрю осторожно подошёл к нему.

— Все, Эдвард. Все закончилось. Как ты?

Как я? Мысль обожгла его. Его взгляд не отрывался от темного экрана, он избегал смотреть на Эндрю. Который не сказал ему ни слова. Ни единого предупреждения. Почему? Почему он позволил ему окунуться в этот ужас без подготовки? И тогда пришло болезненное понимание, от которого стало невыносимо холодно. Эндрю просто такой же, как они все. Эдвард не зря держал с ним дистанцию. Но главное... У Эдварда все похолодело внутри. Эндрю показал ему это намеренно, чтобы он понял... чтобы сам убедился... насколько он опасен. Чтобы подтвердить, что вот это — именно то, что живет внутри него самого. И чтобы... тест это показал. Странно, но даже сейчас, когда он понял всю жестокую расчетливость Эндрю, обиды не было. Только привычное, до боли знакомое горькое разочарование в людях.

— Послушай меня... — голос Эндрю был тихим, почти извиняющимся. — Я знаю, что это было... очень тяжело. Возможно, самое тяжелое, что тебе приходилось видеть, — он сделал паузу, ожидая хоть какой-то реакции, но ее не последовало. — Но мне нужно было, чтобы ты увидел это именно так. Без... предупреждения о том, что там будет. Чтобы реакция твоего мозга была... чистой. Не искаженной ожиданиями или страхом. Это был самый важный тест.

Эндрю сделал шаг ближе, склонился немного, пытаясь поймать взгляд Эдварда:

— Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это, — искренность прозвучала в его словах. — Но другого пути пройти этот тест у нас не было.

— Откуда эти кадры? — вдруг тихо спросил Эдвард, не отрывая взгляда от своих неподвижных протезов.

— Это постановочные кадры. Все это не по-настоящему. Не бойся. Никто на самом деле не пострадал. Это просто... Изображения. Созданные, чтобы... Показать.

Тяжелая тишина повисла между ними, наполненная отголосками увиденного, неловкость и напряжение ощущались буквально физически. Над Эндрю навис страх, что теперь рухнет и без того хрупкое доверие, которое ему удалось шаг за шагом выстроить за это время. Его опасение шло рука об руку с надеждой, что Эдвард сможет понять, почему это было нужно.

Эндрю кивнул, его собственное лицо было напряжено:

— Все, Эдвард, мы закончили. Мы... — он сделал небольшую паузу, его голос стал тише, — можем поговорить об этом позже, если ты захочешь.

Эдвард все так же упорно избегал встречаться с ним взглядом. Сеанс завершился, но его невидимая, ощутимая тяжесть так и оставалась в воздухе. Эндрю не стал настаивать прямо сейчас на дальнейшем разговоре, понимая, что Эдварду нужно время. Сейчас они выйдут из кабинета, формальная обстановка перестанет давить, и напряжение хотя бы ослабнет.

* * *

Эндрю прикидывал, как теперь отвлечь Эдварда, как помочь снять напряжение, вернуть его к чему-то простому и хорошему, и чем вообще можно его занять. Хотелось чем-то его угостить, но... до этого было ещё далеко. Фильм? Нет, слишком много, слишком ярко. А вот музыка... Да, музыка была бы очень кстати. В этих условиях постоянного напряжения и изоляции, когда Джон нагружал их задачами с утра до вечера... Радио — это же целое окно в мир! Оно привнесет звуки извне, наполнит тишину его комнаты музыкой, давая возможность познакомиться с ней и найти любимые мелодии, будет напоминать, что есть совсем другая жизнь, не только обследования и тесты. Это было бы маленькое, но важное дополнение. Эндрю решил завтра же принести в комнату Эдварда радио.