Потерянная — незнакомая себе (гет)

На следующий день, уже собрав свои вещи, Ева стояла у Хогвартс-экспресса на платформе 9¾, попрощавшись с замком. Больше никаких занятий, зелий и коридоров, наполненных заклинаниями — до следующего года.

— Ну, ты точно напишешь мне? — Невилл смотрел на неё, мял в руках свою шляпу, немного смущённый. — И… если вдруг будет возможность, приходи в гости. Бабушка будет только рада. Правда. Она любит, когда у меня есть друзья.

Ева слабо улыбнулась, ощущая в горле ком.

— Обязательно, — прошептала она и крепко его обняла. — И ты тоже мне пиши. Обещаешь?

— Обещаю! — быстро кивнул он. — Ты же — мой друг. Самый настоящий.

На выходе из станции «Кингс-Кросс» её ждали двое: мистер Дурсль и женщина, в которой Ева сжалась — миссис Дёрсли, смотрительница приюта. Гарри, стоявший с чемоданом в руках, сначала не поверил своим глазам. Он узнал их обоих.

— Ты… её знаешь? — удивился он, подходя ближе.

— Да, — коротко кивнула Ева. — Она из приюта. Смотрительница. Миссис Дёрсли. А ты откуда её знаешь?

— Просто иногда тётя собирает некоторые вещи для благотворительности . И приказывает мне отнести приют к ней. А это мой… дядя, — хмуро буркнул Гарри. — Мистер Дурсль.

Они оба — маглы, и явно недолюбливающие волшебный мир. Смотрели на толпу, словно боялись заразиться от волшебников какой-то болезнью. Взгляды их пересеклись — в них скользнуло узнавание.

— А, вы… — начал мистер Дурсль, — вы ведь… работаете там, в том приюте?

— Да, — резко кивнула миссис Дёрсли. — И, как я понимаю, вы… родственник этого... мальчика? И он тоже из “Этих”...

— К сожалению, да.

— Что стоишь быстрей двигайся — холодно сказала она, бросив взгляд на Еву. Оглядываясь вокруг испуганно. — надо оттуда уходит скорее.

Ева сжала кулаки, но промолчала. Гарри посмотрел на неё и вдруг понял — ей, как и ему, тоже достается в этом мире. И даже слишком похоже.

Они переглянулись. Ни слова не сказали, но поняли друг друга без слов.

Когда Ева с миссис Дёрсли вышли с вокзала на улицу, их окликнул грубый, чуть раздражённый голос:

— Подождите!

Это был мистер Дурсль. Он тяжело шагал вслед за ними, держа в руке ключи от своей машины.

— Раз приют у вас рядом, ближе к церкви, я могу вас подбросить. Всё равно по пути, — сказал он, глядя не на Еву, а на миссис Дёрсли.

— Это… удобно, — нехотя согласилась смотрительница. Её тон был холоден, как всегда. Она бросила на Гарри взгляд, в котором было всё: презрение, раздражение и то самое нескрываемое отвращение, которое Ева видела в ней с самой первой их встречи.

Ева внутренне поёжилась. Гарри всё видел. И это жгло. Она так надеялась, что миссис Дёрсли откажется, что они просто уйдут... Но, как всегда, обстоятельства складывались не в её пользу.

— Ну что ж, идём, — бросила миссис Дёрсли, даже не обернувшись к девочке. Она шагала вперёд, будто тянула за собой тяжелый груз.

Мистер Дурсль шел рядом, ворча что-то себе под нос о "дурацких поездах" и "платформах, которых не существует". Гарри молча плёлся следом. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но особенно ему стало не по себе, когда он услышал, с каким тоном миссис Дёрсли обращается к Еве.

— Поторопись! Не тащи ноги, как всегда! — бросила она через плечо, даже не взглянув на девочку.

Мистер Дурсль скосил глаза в её сторону. Он был невежливым человеком, но даже ему стало неуютно от такого обращения. Хотя виду он, конечно же, не подал.

Они сели в машину и поехали.

Когда они подошли к тихой улочке, на которой стоял дом Дурслей, Гарри показал на их дом:

— Вот наш дом. Номер четыре, Тисовая улица. Если вдруг... ну, если будет желание — можешь как-нибудь зайти. В гости.

Ева удивлённо посмотрела на него. Его приглашение было таким неожиданным и искренним, что у неё защемило в груди.

— Глупость какая то. — проворчал мистер Дурсль, поморщившись. Его лицо скривилось, будто он съел что-то горькое. Но ничего вслух не сказал.

Ева уловила это выражение. Её улыбка чуть дрогнула, и она с вежливостью, которой сама не ожидала от себя, ответила:

— Спасибо, Гарри. Может быть... когда-нибудь.

Наконец, они подъехали к зданию приюта. Оно стояло в полутени старых деревьев, казалось, ещё более мрачным после Хогвартса. Серые стены, маленькие окна, металлические двери. Дом, в котором не было места сказке. И тем более — друзьям.

Ева посмотрела на Гарри.

-Если хочешь, Ты тоже…- Ей тоже хотелось пригласить его в гости, но...

— Подопечным приюта запрещено принимать гостей, — резко оборвала её миссис Дёрсли, даже не обернувшись. — И никаких писем тоже, если только с разрешения руководства.

Ева сжала губы, опустив глаза. Всё, как всегда.

Гарри наклонился ближе и шёпотом произнёс:

— Может… я иногда буду просто проходить мимо. Ну, вдруг увижу тебя в окне. Или во дворе.

Она на мгновение застыла. Потом медленно, почти незаметно, улыбнулась.

— Я бы очень хотела.

— Тогда до встречи, — сказал он тихо.

Она кивнула, не доверяя голосу, и пошла за миссис Дёрсли, не оглядываясь.

Гарри смотрел ей вслед, пока дверь приюта не закрылась за её спиной.

Новый учебный год был ещё далеко. Лето только начиналось.

Но теперь у Евы были друзья. И, впервые за долгое время, у неё была настоящая надежда.

* * *

Когда они вышли из машины и направились к входу в приют, Ева чувствовала, как внутри всё сжимается. Снова эти серые стены, узкие окна, запах пыли и крахмала. Уже через минуту она снова будет там, где каждый день — как серая копия предыдущего. Но вдруг…

— Ева!!!

Кто-то резко подбежал и обхватил её в крепких, до боли знакомых объятиях. Она даже не успела испугаться — сердце сразу узнало. Это была Клэр.

Ева вдохнула знакомый запах — мыла, летней пыли и чего-то родного. Её глаза наполнились слезами ещё до того, как она успела что-то сказать. Она крепко обняла подругу в ответ, зарываясь лицом в её плечо. Обе девочки заплакали — от счастья, от облегчения, от того, что снова рядом.

— Ну что за сцена? — с отвращением фыркнула миссис Дёрсли и прошла мимо, стуча каблуками по полу, направляясь в свой кабинет.

Но они её не слышали. Или не хотели слышать.

— Я скучала… Я так скучала по тебе! — всхлипывала Клэр, не отпуская Еву. — Я думала, ты не вернёшься… или забудешь про меня…

— Никогда, — прошептала Ева, с трудом справляясь со слезами. — Я бы никогда тебя не забыла…

Они стояли так ещё несколько секунд, не в силах разомкнуть объятия.

Клэр была старше Евы на три года. В этом приюте она стала для неё всем: подругой, старшей сестрой, опорой. Когда они впервые встретились, Клэр отнеслась к ней холодно — как и ко всем. Но со временем, сквозь обиды, молчание и ночные разговоры под одеялом, между ними возникла настоящая дружба. Клэр — яркая, упрямая, шумная, с неуправляемым характером. Ева — тише воды, робкая, сдержанная. Они были разными, но именно поэтому идеально дополняли друг друга.

Ева не рассказывала Клэр всей правды. Для неё Клэр оставалась магглом, и она не знала, что Ева учится в Хогвартсе — волшебной школе. Ева говорила, что её забрали в особый пансионат для одарённых детей. И хотя это немного отдалило их, связь не прервалась.

— Ну, рассказывай! Где ты была? Почему пишешь так редко? Что за школа? Почему нельзя приезжать? — Клэр тараторила, не отпуская руки Евы.

— Это… строгая школа. С правилами. Почти монастырь, — слабо улыбнулась Ева. — У нас мало свободного времени.

— Монастырь? Ха! Ты как монахиня не выглядишь! — фыркнула Клэр. — Хотя да, в тебе появилось что-то… странное. В хорошем смысле. Ты словно светишься. А ну, признавайся — у тебя там кто-то появился?

— Нет! — испуганно ответила Ева и тут же покраснела. — Ну… есть друзья. Один особенно…

— Ага! Ага! Вот оно! — засмеялась Клэр, довольная, как кошка, — Ладно, не мучаю. Ты расскажи лучше, ты скучала? Про меня не забыла?

— Я никогда не забывала тебя, — прошептала Ева. — Ты… единственный свет в этом месте. Я боялась, что ты уедешь или…

— Нет уж! — перебила Клэр. — Пока ты не вернёшься сюда насовсем или не заберёшь меня с собой, я никуда не денусь! — и тут же, сменив тон, добавила: — Хотя они тут совсем с ума посходили, пока тебя не было. Представляешь, меня наказали — снова! За какую-то ерунду! Я им не дала себя в обиду, конечно. Я Клэр, в конце концов!

— Знаю, — Ева тихо улыбнулась. — Ты самая смелая из всех, кого я знаю.

— А ты — самая настоящая. Не меняйся, ясно?

Ева кивнула.

Пусть стены приюта оставались такими же серыми и холодными, но теперь у неё были воспоминания о Хогвартсе, — и вот это тёплое, живое объятие Клэр. Не всё потеряно. Она не одна.

* * *

Когда Евы не было в приюте, Клэр заметно выросла — не только внешне, но и внутренне. Её характер, который раньше пугал многих, стал только крепче. Отсутствие Евы заставило Клэр стать сильнее духом, более уверенной, и она словно взяла на себя роль неофициального лидера среди детей. Ева догадывалась, как нелегко ей пришлось справляться с этим грузом.

После приезда Евы они часто долго болтали по ночам, крепко обнимались, словно каждая минута, проведённая вместе, была бесценной — словно золото, которого так не хватало в этих серых стенах.

В эти вечера Ева почти забывала о своих приключениях в Хогвартсе и даже о своих больших целях. Она просто была маленькой девочкой, которая скучала и радовалась тому, что рядом — настоящая подруга.

Прошла неделя с её возвращения, но с каждым днём Еве всё больше казалось, что миссис Дёрсли стала ещё безжалостнее в её отсутствие.

Однажды Клэр вернулась в комнату с ногами, покрасневшими и покрытыми синяками — последствия избиений кнутом. Она едва передвигалась, но старалась держаться так, чтобы Ева ничего не заметила. Однако Ева всё равно увидела — глаза её подруги были тусклыми, а движения — болезненными.

«Что же с ней происходит?» — подумала Ева, глубоко вздохнув. Раньше таких суровых наказаний не было, а теперь... что же заставляет Клэр терпеть это?

Постепенно Ева стала замечать, что Клэр постоянно не может молчать — она выражает своё мнение по любому поводу, пытается добиться справедливости для всех детей в приюте. Её упрямство и борьба с несправедливостью только вызывали гнев руководства, и наказания становились всё жестче.

Но несмотря на избиения и угрозы, дух Клэр оставался несгибаемым. Она не собиралась отступать. Ева горько жалела подругу, ведь ничего не могла сделать, кроме как тайно помогать ей.

По ночам, когда все спали, Ева аккуратно доставала из тайника свои зелья — тех, которые научилась готовить в своей «специальной» школе. Она лечила раны Клэр, прикладывала компрессы, заботилась о ней, не задавая лишних вопросов. Клэр же, казалось, понимала, что Еве тяжело говорить обо всём, и поэтому никогда не допытывалась о подробностях.

Зелья действительно помогали — намного лучше, чем обычные мази из приюта.

Но видя все эти издевательства, Ева всё больше понимала: Клэр не сдавалась, наоборот, она будто искала повод для конфликта, намеренно нарушала правила, раздражала руководителей. Казалось, она подталкивала себя к наказаниям, будто бы получая от этого какую-то странную силу. Ева чувствовала, что это не совсем так — подруга страдала, ей было больно, но она не показывала это никому.

Клэр даже хотела убежать из приюта. Это очень тревожило Еву, она боялась за неё. Позже оказалось, что это был не единичный случай, и приют даже не стал искать её долго — словно уже привыкли к тому, что она может исчезнуть навсегда.

Когда Ева тревожилась и просила Клэр не уходить далеко и не пропадать, та лишь усмехалась и рассказывала:

— До того, как ты уехала, я могла пропадать на недели. Никто даже не замечал, что меня нет. И не искал, только ты за меня волнуешься…

Эти слова пугали Еву. Она боялась, что если подруга продолжит в том же духе, это может закончиться очень плохо. Но рядом с Евой Клэр чувствовала себя спокойнее — как будто нашла родное и понимание.

И именно поэтому Ева не стала слишком допрашивать подругу, не стала нервничать и навязываться. Она решила довериться Клэр и дать ей самой разбираться со всем этим.

* * *

Клэр изменилось. Сначала Ева думала, что это просто радость — может, кто-то заберёт её из приюта? Но всё было не так. В её глазах горел странный блеск, не похожий на счастье. Это был блеск напряжения, огонь, за которым пряталась боль.

— Слушай… — осторожно начала Ева однажды вечером, когда они лежали на старых койках в своей комнате. — Ты ведь чем-то занята? Ты стала... другой.

Клэр отвернулась к стене, притворяясь, что зевает.

— У меня теперь есть человек, — как-то сказала Клэр вечером, лёжа на соседней кровати и уставившись в потолок. — Он понимает меня. Он умный, старше, не такой как все... Он... особенный.

— Кто он? Старше? Насколько старше?— тихо спросила Ева. Она почувствовала, как по коже пробежал холод.

— Томпсон, — ответ был быстрым. — Да какая разница? Он старше, да, но он не такой как все. Он заботится. Он говорит, что я особенная. Он не такой, как эти уроды здесь. Он другой. Он слушает. Говорит, что я не такая, как все. Что я сильная. Умная.

Внутри Евы что-то похолодело. Имя «мистер Томпсон» появилось не сразу. И только потом Ева начала складывать картину. Томпсон. Их новый сторож. Мужчина 25 — 27 лет . Её пальцы сжались в кулаки под одеялом. Голос Клэр звучал с нежностью — той самой, которой никогда не заслуживал взрослый мужчина, решивший воспользоваться девочкой из приюта.

— Он не такой, Ева. — мечтателно проговорила она. — Он сказал, что я взрослая. Он не смотрит на меня, как на девочку. Он сказал, что я женщина. Что я…

Ева побледнела.

— Клэр… он взрослый. Он… не должен говорить такие вещи. Ты не обязана верить ему. Это неправильно.

— Ты просто ничего не понимаешь, — прошептала Клэр, отворачиваясь. — Он — единственный, кто верит в меня. Кто не унижает меня каждый день, как здесь. Он заботится…

— Он заставляет тебя скрывать это? — спросила она сдержанно, почти без выражения.

Клэр отвернулась.

— Ты просто не понимаешь. Он... он мой шанс. Мой выход отсюда. Он сказал, что заберёт меня. Что мы уедем. Подальше от этого ада.

— Он врёт, Он взрослый. Ты ему доверяешь больше, чем мне? — резко перебила Ева, чувствуя, как ей хочется кричать, но голос срывается от страха. — Он использует тебя, Клэр. Это... это не любовь. Это болезнь.

— Нет. Просто… Ты ведь меня понимаешь, да? — Клэр повернулась, её глаза были настойчивыми. — Я же не ребёнок. Я не глупая. Мне хорошо с ним.

И тогда Ева поняла: уговоры не помогут. Клэр слишком привязалась. Слишком верит. А приют? Если они узнают, они обвинят Клэр. Она уже и так была в их списке “неудобных”.

Клэр молчала. В темноте было слышно, как она стискивает простынь. А потом тихо, почти по-детски:

— Я просто... я хочу, чтобы кто-то любил меня. Чтобы кто-то не бил, не кричал, не презирал. Он — единственный, кто говорит, что я достойна лучшего.

* * *

Ева не спала всю ночь. Она понимала: сказать взрослым — значит подписать приговор Клэр. Руководство приюта, зная о «неприятных связях», могло и вовсе отказаться от неё, сдать в интернат для "трудных подростков", или хуже. Это могло сломать её окончательно.

Она начала действовать сама.

Сначала — осторожно. Выясняла, где именно Клэр с ним встречается. Следила. Смотрела издалека. Видела, как он держал её за руку, как что-то нашёптывал ей, наклоняясь слишком близко. Как дарил вещи — шарф, серьги. Как один раз взял её за подбородок, когда она, видимо, сказала что-то не так.

Она не знала, как действовать. Она была просто ребёнком. Но внутри неё кипело отчаяние. Магия не могла помочь — нельзя раскрыться. Но можно было вмешаться.

* * *

Ночью, когда Клэр уснула, Ева достала свою заначку. В маленьком ящике, запертом старой магической защёлкой, лежал пузырёк — мутное вещество в нём тихо пузырилось. Оборотное зелье.

Она собирала ингредиенты весь учебный год, не зная, зачем. Теперь знала.

На следующее утро Клэр проснулась одна в комнате. Ева исчезла.

Но в то время, когда в приюте царила обычная суета, на улицах города появилась миссис Дёрсли. Её походка была чопорной, голос — холодным, лицо — точь-в-точь как у настоящей. Она вошла в участок полиции, уверенно стуча каблуками, и, холодным голосом произнесла:

— Один из ваших жителей, некий мистер Томпсон, ведёт отношения с девочкой из приюта. Ей 15. Она несовершеннолетняя. Он встречается с ней тайком, зовёт особенной. У него есть фотографии. Доказательства хранятся у него в квартире, в нижнем ящике письменного стола. Проверьте.

Она вышла не оглядываясь.

Полицейские сначала удивились, обращение от "уважаемой смотрительницы" с точной информацией и прямая наводка на улики привели к немедленному обыску. Всё подтвердилось.

* * *

Прошла всего неделя с тех пор, как Томпсона арестовали. Всё произошло быстро, даже слишком. Полиция неожиданно появилась в приюте, забрала его прямо с улицы. Никаких предупреждений, никаких объяснений. Просто — исчез.

Клэр не узнала сразу, кто сообщил. Она была растеряна, будто у неё выдернули почву из-под ног. А потом пришла миссис Дёрсли. Гневная, багровая от ярости, она ворвалась в приют, хлопнув дверью так, что стёкла дрожали. Не говоря ни слова, она прошла мимо ошарашенных детей и направилась прямо к Еве, будто что-то знала.

— Ты! — рявкнула она, входя в комнату, где Ева сидела, склонившись над своими записями. Одна.— Не знаю, что ты сделала, как ты это сделала, но ты использовала моё имя! Ты устроила это!

Ева не пыталась защищаться. Она просто сидела, выпрямившись, с прямой спиной, будто готовилась принять удар.

— Вы бы не стали слушать, — тихо сказала она, глядя в сторону. — Никто бы не стал.

Миссис Дёрсли закричала. Так громко, что, казалось, стены задрожали. Её унизили. Её поставили в центр полицейского допроса, хотя она ни о чём не знала. Репутация, гордость, власть — всё оказалось под угрозой. И она знала, кто виноват.

— Ты переезжаешь. Сейчас же. Одна. Подальше от остальных.

* * *

Еву перевели в одиночную комнату в дальнем крыле. Маленькая, холодная, с узким окном и облупленными стенами. Даже её вещи сначала не отдали — только через два дня ей принесли пару книг и смену одежды.

Но хуже было не это.

Хуже было, когда Клэр зашла в комнату и в первый раз посмотрела на неё не с любовью, не с озорством, а с холодом. Необъятным, жгущим холодом.

— Это ты, да? — её голос был тихим, но в нём пряталась буря. — Ты наябедничала?

Ева не сразу ответила. В горле стоял ком. Она боялась сказать "да", но ещё сильнее боялась лжи.

— Да… Это была я.

Клэр вскочила, будто её ударили.

— Как ты могла?! — она дрожала, как дерево под ветром. — Он… он единственный говорил, что я — не мусор! Единственный!

— Он… он тебя использовал, Клэр. Он был взрослым. Он…

— Он был единственным взрослым, кто… кто видел меня! Кто не бил меня, кто не делал вид, что я просто мусор на заднем дворе! — её голос дрогнул, но она продолжала. — Ты не имела права…

Ева не плакала. Только смотрела. Она не жалела о сделанном — нет. Но боль оттого, как Клэр смотрела на неё, от этой злости, этой обиды… была хуже любого наказания.

— Ты не понимаешь, — продолжала Клэр. — Это не было просто. Это… это была надежда. И ты забрала её. Даже если он был плохим — ты забрала её. Как будто мне нельзя было надеяться. Как будто ты снова решила за меня.

— Он тебе врал, Клэр, — голос Евы сорвался. — Он… Он использовал тебя. Это не была любовь.

— А что ты знаешь о любви?! Ты! С твоими мыслями, выводами, с твоей специальной школой, с твоим “я всё понимаю”!

Ева сжалась. Не от слов, от боли в Клэр. От того, как сильно ей было плохо.

— Я сделала это не ради себя. Я… я не могла иначе. Он бы сломал тебя.

— А ты уже сломала. — Клэр развернулась к двери.

Она вышла. Не хлопнув дверью, не обернувшись. Просто исчезла.

Если честно я не поняло этот сайт потому кому интересно продолжение в Фикбуке...