Стереть твой номер (гет)

Люмин проснулась с чувством легкой тревоги. Вчерашний день был похож на американские горки: утреннее примирение, а затем внезапное появление Моны, которое выбило Скарамуччу из колеи и заставило сбежать из кофейни. Она не знала, что он делал весь вечер. Она надеялась, что он просто был один и приходил в себя. Мысль о том, что он мог искать встречи с Моной, она гнала от себя как яд. Люмин уже почти собралась на пары, когда ее телефон завибрировал. Сообщение от него.

Скарамучча

Доброе утречко ❤ Я уже еду

Люмин несколько раз перечитала сообщение. Утречко? Сердечко? Это было так на него не похоже, так фальшиво, что по спине пробежал холодок. Он будто пытался слишком сильно показать, что вчерашняя паника прошла и что теперь все просто замечательно.

Она встретила его у входа в университет. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и когда увидел ее, на его лице появилась натянутая, неестественная улыбка.

— Привет, — сказал Скарамучча.

— Привет, — ответила Люмин, внимательно вглядываясь в его лицо. Он выглядел так, будто не спал всю ночь. — Ты в порядке? После вчерашнего…

— В полном! — он слишком бодро махнул рукой, избегая ее взгляда. — Забудь. Просто… неожиданная встреча, вот и все. Уже все нормально.

Он шагнул к ней и неловко, почти формально, обнял ее, быстро и как-то по-деревянному похлопав по спине. Объятие длилось не больше секунды. Он тут же отстранился, будто ее прикосновение обжигало его.

— Ладно, я побежал, — сказал Скарамучча, делая шаг назад. — У меня сейчас защита того самого реферата. Помнишь, я говорил в кофейне? Хочу перед выступлением еще раз пробежаться по материалу.

— А, тот реферат… — протянула она.

Ложь, которой он прикрыл свое бегство из кофейни, теперь стала его оправданием для нового бегства. Для Люмин это выглядело так, будто он всё ещё не может прийти в себя после встречи с Моной и ищет любой предлог, чтобы побыть одному.

— Именно, — он кивнул, уже разворачиваясь. — Увидимся после пар! Пожелай мне удачи!

Скарамучча быстро ушёл, не дав ей задать больше ни одного вопроса. Люмин смотрела ему вслед, и чувство тревоги не отпускало её. Он сказал, что всё нормально. Но всё его поведение кричало об обратном. Фальшивое сообщение. Натянутая улыбка. Избегающий взгляд. Формальное объятие. И старая ложь, вытащенная на свет, чтобы снова избежать её общества.

Он вел себя так, словно встреча с Моной не просто выбила его из колеи, а оставила глубокую рану, к которой он не хотел никого подпускать. Даже ее. Люмин пыталась убедить себя, что просто накручивает. Что ему действительно нужно время, чтобы переварить возвращение человека из прошлого. Но это липкое, неприятное чувство, что происходит что-то ещё, что-то, чего она не видит и не понимает, уже поселилось где-то глубоко внутри.

На большой перемене вся их компания — Скарамучча, Люмин, Итто, Тома и Синобу — по традиции, собралась в столовой. Скарамучча сидел рядом с Люмин, но между ними была невидимая стена, которую чувствовала только она. Он участвовал в общем разговоре, но его смех был натянутым, а взгляд — отсутствующим. Люмин же изо всех сил старалась вести себя как обычно, но каждое слово Тартальи эхом звучало у неё в голове: «…первая и единственная настоящая любовь…».

Она смотрела на своего парня и видела не просто уставшего юношу, а человека, столкнувшегося со своим самым болезненным прошлым.

Внезапно гул в столовой стал чуть тише. Люмин подняла глаза и увидела её. Мона.

Она растерянно оглядывалась с подносом в руках, и в её одиночестве было что-то трогательное. Когда её взгляд наткнулся на их столик, он был полон нерешительности. Люмин увидела, как Скарамучча тут же напрягся и уставился в свою тарелку, делая вид, что ужасно увлечен рисом.

Мона медленно, неуверенно пошла в их сторону. Её путь лежал мимо их стола. Когда она поравнялась с ними, снова остановилась, всего на секунду, и бросила быстрый, почти умоляющий взгляд на Скарамуччу. Он не поднял головы.

Люмин смотрела на эту немую сцену, и её сердце сжималось от сложной смеси чувств. Жалость к этой девушке, которая, очевидно, была растеряна и одинока. Неловкость за Скарамуччу, который вёл себя как грубый, напуганный ребёнок. И необходимость поддерживать его глупую легенду. Она не могла сказать друзьям: «Ребята, это его бывшая, оставьте их в покое». Она не могла выдать Тарталью. Она должна была играть роль ничего не подозревающей девушки.

И ей показалось, что Мона хотела бы к ним присоединиться, но не решается из-за ледяного поведения Скарамуччи. И Люмин, движимая этим странным порывом — то ли сочувствия, то ли желания разрядить обстановку, то ли подсознательного желания взять ситуацию под контроль — сделала то, чего от неё не ожидал никто.

Она подвинулась ближе к Скарамучче, почти прижавшись к нему плечом, и освободила рядом с собой достаточно места. Затем она подняла глаза на Мону и с самой дружелюбной и приветливой улыбкой, на какую была способна, сказала:

— Ты хотела с нами? Присаживайся.

Её голос прозвучал в повисшей за их столом тишине оглушительно громко. Итто, Тома и Синобу замерли с открытыми ртами, не веря своим ушам.

Но самая страшная реакция была у Скарамуччи. Он медленно поднял голову от своей тарелки и посмотрел на Люмин так, словно она только что вонзила ему нож в спину. В его глазах был не просто шок. В них была паника и холодная, ледяная ярость. Он понял, что она только что заперла его в одной клетке с его же собственным призраком.

Мона, застигнутая врасплох этим неожиданным приглашением, растерянно смотрела то на приветливое лицо Люмин, то на убийственный взгляд Скарамуччи.

— Я… нет, спасибо, я просто… — пролепетала она.

— Да ладно, присаживайся, места хватит! — с энтузиазмом подхватил ничего не подозревающий Итто, уже подтаскивая стул с соседнего стола. — Я Аратаки Итто, номер один и будущий король жучиных боев!

Люмин сидела с приветливой улыбкой на лице, но внутри у неё все похолодело от взгляда Скарамуччи. Она хотела как лучше. Хотела проявить вежливость и сыграть свою роль. А вместо этого, кажется, только что своими руками подожгла фитиль у огромной пороховой бочки.

Под неослабевающим энтузиазмом Итто и смущенным, но настойчивым кивком Люмин, Моне ничего не оставалось, кроме как принять приглашение. Она неуверенно поставила свой поднос на стол и села на стул, который притащил Итто, оказавшись между ним и Люмин.

Скарамучча не произнёс ни слова. Он впился взглядом в свою тарелку и с такой силой сжимал вилку, что костяшки его пальцев побелели. Тома и Синобу обменивались паническими взглядами поверх стола, пытаясь придумать, как спасти ситуацию.

Но Итто не чувствовал напряжения. Он был в своей стихии. Новое знакомство!

— Так ты Мона, да? Крутое имя! — начал он, широко улыбаясь. — Скарамучча сказал, что вы дружили в школе. Должно быть, было весело! Он и тогда был таким же невыносимым и вечно недовольным?

Люмин чуть не подавилась. Тома уронил ложку. Синобу прикрыла лицо рукой. Мона растерянно моргнула, бросив быстрый, испуганный взгляд на Скарамуччу, который, казалось, сейчас испепелит Итто одним взглядом.

— Он… он был разным, — уклончиво ответила она, пытаясь улыбнуться. — Ээ... В зависимости от настроения.

— Разным! — обрадовался Итто, будто услышал великое откровение. — Я так и знал! А откуда ты приехала? Наверное, издалека? У тебя такой акцент интересный, не местный.

— Я… мы жили на севере, — тихо ответила Мона.

— Ого, на севере! Там, наверное, холодно и полно снега? А медведи по улицам ходят? Я всегда хотел сразиться с медведем! — Итто был в восторге.

Каждый его простодушный вопрос был как удар молотка по натянутому до предела нерву. Он, сам того не понимая, лез в самое больное, бередил старые раны, заставляя Мону и Скарамуччу вспоминать то, о чём они оба предпочли бы молчать в этой компании.

— Итто, — процедила Синобу сквозь зубы. — Дай человеку поесть.

— Да я же просто знакомлюсь! — искренне возмутился тот. — А как вы познакомились со Скарой? Вы были одноклассниками? А он хорошо учился? А правда, что он в школьной группе на гитаре играл? Тома говорил, но я не верю!

Последний вопрос заставил Скарамуччу наконец поднять голову. Его взгляд был черным.

— Итто, — сказал он тихо, но с такой угрозой в голосе, что даже Итто замолчал. — Если ты сейчас же не заткнешься, я возьму твой поднос и надену его тебе на голову.

Угроза повисла в воздухе. Итто на мгновение замолчал, обиженно глядя на Скарамуччу. Но потом его врожденное чувство справедливости взяло верх.

— А что я такого сказал?! — возмутился он, снова обретая голос и вскакивая со своего места. Он опёрся руками о стол и навис над Скарамуччей. — Я просто пытаюсь быть вежливым! Человек только приехал, никого не знает, а ты сидишь, надулся, как мышь на крупу!

Он обвёл всех присутствующих драматическим жестом.

— Вот если бы сюда приехала МОЯ подруга со школы, я бы ей экскурсию по всему универу провел! Показал бы, где лучшие автоматы с напитками! Познакомил бы со всеми своими друзьями! — он гордо ткнул себя большим пальцем в грудь. — Я бы сказал: «Смотрите все, это моя подруга, она самая крутая, и если кто ее обидит — будет иметь дело со мной, Аратаки Итто!», — он снова уставился на Скарамуччу, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение. — А ТЫ?! Ты что делаешь? Прячешь глаза, хамишь, ведешь себя так, будто она тебе денег должна! Это не по-мужски, Скара! Совсем не по-мужски!

Взрыв хохота, который с трудом сдерживал Тома, наконец-то вырвался наружу. Синобу спрятала лицо в ладонях, ее плечи мелко подрагивали. Даже Мона, несмотря на все напряжение, не смогла сдержать легкой, удивлённой улыбки, глядя на этого искреннего в своем негодовании гиганта.

Все, кроме Скарамуччи. Слова Итто, какими бы глупыми и неуместными они ни были, попали в точку. Он был прав. Со стороны поведение Скарамуччи выглядело именно так: дико, грубо, необъяснимо. Итто, в своей простоте, вынес ему публичный вердикт, под которым подписались бы все присутствующие, не знающие предыстории.

Лицо Скарамуччи окаменело. Он больше не смотрел на Итто. Он медленно перевел свой ледяной взгляд на Люмин. На ту, кто усадила Мону за их стол. На ту, кто стала причиной всего этого фарса.

«Это ты во всем виновата», — беззвучно кричали его глаза.

Люмин почувствовала этот взгляд на себе и съежилась. Ей стало не по себе. Она хотела помочь, а в итоге стала в его глазах главным виновником его унижения. Скарамучча резко встал из-за стола. Он схватил свой поднос, на котором еда была едва тронута.

— С меня хватит этого цирка, — процедил он сквозь зубы, глядя в пустоту. — Приятного аппетита.

И, не сказав больше ни слова, он развернулся и ушел, оставив за собой шлейф ледяного напряжения и недоумевающего Итто.

— Э… а я опять что-то не то сказал? — растерянно спросил он у Синобу.

— Итто, иногда твоё благородство так же разрушительно, как и твоя глупость. Просто ешь свой рамен.

Но Итто не собирался успокаиваться. Он был в недоумении. Он сделал все правильно, по-мужски, а его друг просто сбежал! Он повернулся к Моне, которая все еще сидела бледная и растерянная.

— Мона, чего он? — искренне спросил он. — Я не понимаю! Между вами в школе что-то случилось? Вы поссорились?

Мона вздрогнула от прямого вопроса.

— Н-нет, мы не ссорились, просто…

— Просто так не бывает! — убежденно заявил Итто. — Он так на тебя смотрел, будто ты у него последнего жука-носорога увела! Ну так это же старые обиды! Прошло сто лет! Дружба важнее! — он решительно стукнул кулаком по столу, отчего подносы подпрыгнули. — Давайте я помогу уладить вопрос! — провозгласил он, и его глаза загорелись новой гениальной идеей. — Я, Аратаки Итто, мастер решения конфликтов! Нам нужно просто создать правильную атмосферу!

— Итто, нет, — устало простонала Синобу, предчувствуя беду.

— Да! — не слушал ее Итто. — Я знаю! Соберём вечеринку! Вечеринку примирения! Прямо сегодня вечером! У меня дома! Будет музыка, еда, напитки! Мы его позовем, тебя позовем, заставим их сесть рядом и поговорить по душам! К утру снова будут лучшими друзьями, вот увидишь! Это стопроцентный план!

Он смотрел на ошарашенную Мону, сияя от собственной гениальности. Тома, который до этого молчал, не выдержал.

— Итто, может, не стоит? — мягко попытался он его остановить. — Кажется, ситуация немного… сложнее.

— Ничего не сложнее! — отмахнулся Итто. — Все проблемы решаются хорошей вечеринкой и душевным разговором! Так что, Мона, ты согласна? Поможешь мне вернуть друга в строй?

Мона растерянно смотрела то на горящего энтузиазмом Итто, то на умоляющие взгляды Томы и Синобу. Она оказалась в ловушке. Отказаться — значило бы обидеть этого простодушного гиганта, который искренне хотел помочь. Согласиться — значило бы подписаться на ещё один вечер неловкости и, скорее всего, гнева Скарамуччи.

— Итто, — начала Люмин так спокойно, как только могла. — Идея хорошая, но… может, нам стоит сначала спросить мнения самого Скары? Судя по тому, как он ушел, он будет не в восторге от этой идеи.

Она надеялась, что апелляция к логике сработает. Она ошиблась. Итто повернулся к ней, и на его лице было искреннее разочарование.

— Люмин, и ты туда же?! — воскликнул он, всплеснув руками. — Я думал, хоть ты меня поймёшь! — он сел рядом с ней и по-дружески положил свою огромную руку ей на плечо. — Да не бойся ты, малышка! — заговорщицки сказал он. — Я же понимаю, чего ты переживаешь. Думаешь, Скара будет злиться? Или что он теперь будет меньше времени с тобой проводить? Ерунда!

Он говорил это с такой уверенностью, будто открывал ей великую тайну мироздания.

— Скара тебя любит! — авторитетно заявил он. — А Мона — его старая подруга! И что с того? Если в его жизни вернется старая подруга, это же не значит, что он перестанет тебе время уделять. Наоборот! Будет ещё круче!

Он обвел всех сияющим взглядом, представляя себе эту идиллическую картину.

— Вы сами станете лучшими подружками!!! Будете вместе ходить по магазинам, обсуждать нас, парней! А потом мы все вместе будем ходить в походы, играть в игры! И наша компания расширится! Это же сплошные плюсы!

Он закончил свою речь и победно посмотрел на Люмин, ожидая, что она сейчас просияет от такой радужной перспективы. Люмин смотрела на него, и у нее не было слов. Он был настолько далек от понимания реальной ситуации, насколько это вообще возможно. Он в своей голове уже нарисовал идеальный финал, где все дружат, любят друг друга, и никаких проблем не существует.

Синобу, которая до этого молчала, не выдержала. Она встала, подошла к Итто и без лишних слов взяла его за ухо.

— Ай! Ай-ай-ай! Синобу, ты чего?! — взвыл он.

— Аратаки Итто, — ледяным тоном произнесла она, оттаскивая его от стола. — Твоя миссия по «улучшению атмосферы» на сегодня окончена. С треском. Мы уходим.

— Но я же почти всех убедил!

— Именно, — отрезала она.

Она утащила его, продолжающего возмущаться, к выходу. Тома, извиняюще улыбнувшись Люмин и Моне, поспешил за ними.

За столом остались только Люмин и Мона. Две девушки, оказавшиеся в эпицентре урагана по имени Скарамучча, который только что усугубил ураган по имени Итто. Они посмотрели друг на друга, и в их взглядах была одинаковая смесь усталости, неловкости и полного недоумения.

— Кажется, — тихо сказала Люмин, — и нам пора на пары.

Она тут же засобиралась, отнесла свой поднос и выдавила из себя последнюю улыбку Моне, дабы та не думала, что сбегает Люмин от неё, а ей действительно уже срочно нужно бежать на пару. Даже если на самом деле было совсем не так.

Мона смотрела ей вслед — растерянная, одинокая и совершенно неуместная в этом гудящем улье университетской жизни. На секунду Люмин показалось, что она хочет что-то сказать, но девушка лишь плотнее сжала губы и опустила взгляд на свой почти нетронутый обед. Чувство вины неприятно кольнуло Люмин. Она бросила Мону одну за столом. Но оставаться там было выше её сил.

Ей казалось, что взгляд Скарамуччи, полный холодной ярости, до сих пор прожигает ей спину, хотя он уже давно ушел. Этот взгляд был страшнее любой критики, любого упрека. Он не просто злился. Он был в ярости. И вся эта ярость была направлена на неё.

Следующая пара прошла как в тумане. Люмин сидела, механически перелистывая страницы учебника, но буквы расплывались перед глазами. В голове снова и снова прокручивалась сцена в столовой. Её собственная глупая инициатива. Ошеломлённые лица друзей. И его лицо. Окаменевшее, чужое, полное презрения.

Люмин ждала. Ждала гневного сообщения, полного восклицательных знаков и обвинений. Ждала звонка. Ждала хоть какой-то реакции. Но телефон молчал. И эта тишина была оглушительной. Она была хуже крика, потому что оставляла место для самых страшных догадок. Может, Скара решил, что с него хватит? Что она перешла черту, и это конец?

* * *

В это же самое время Скарамучча стоял в узком проулке за зданием факультета искусств, с силой выпуская в морозный воздух струйку сигаретного дыма. Он редко курил, только когда нервы были натянуты до предела. Сегодня они лопнули.

Он с силой ударил кулаком по кирпичной стене, не обращая внимания на тупую боль в костяшках. Идиот! Он вел себя как конченый идиот! Слова Итто, глупые, прямолинейные, как он сам, били по самому больному. «Не по-мужски, Скара!»

И ведь он был прав. Этот дуболом Аратаки был прав.

А Люмин… Мысль о ней вызывала в нем бурю противоречивых чувств. Как она могла? Как она могла усадить Мону за их стол? Она что, не видит, в каком он состоянии? Хотела проверить его? Вывести на чистую воду? Эта мысль была спасительной, потому что позволяла злиться на неё, а не на себя.

Но эта спасительная злость таяла, оставляя после себя липкий, тошнотворный стыд.

Скарамучча закрыл глаза, и перед ним тут же встала картина вчерашнего вечера. Скамейка. Журчание фонтана. И вкус её губ. Забытый, но до боли знакомый. Он ответил на поцелуй. Всего на мгновение, но ответил. А потом — осознание. Ледяное, отрезвляющее. Образ Люмин, её доверчивый, теплый взгляд. И чувство, будто он только что своими руками растоптал что-то чистое и хрупкое.

Он предал её. Он, который требовал от нее абсолютной верности, который взрывался от ревности, сам оказался жалким лжецом.

И сегодня, в столовой, он смотрел не просто на свою бывшую. Он смотрел на живое напоминание о своем предательстве. И когда Люмин, ничего не подозревающая, такая правильная и добрая, с улыбкой усадила Мону рядом, это было невыносимо. Это было так, словно его преступление и его наказание посадили за один стол. И он сорвался. Не на себя — на них. Как трус.

Он достал телефон. Нашел ее контакт. «Люмин❤️». Это дурацкое сердечко, которое он поставил сегодня утром, пытаясь обмануть и её, и себя, теперь выглядело как издевательство. Он начал печатать сообщение: «Какого черта ты устроила?» Стер. «Ты сделала это специально?» Стер. «Мы расстаемся». Палец замер над кнопкой «отправить». Нет. Не так. Он не мог потерять её из-за собственной слабости и глупости.

Он выдохнул, затушил сигарету о стену и бросил ее в урну. Гнев окончательно отступил, оставив после себя лишь выжженную пустоту и ледяную решимость. Он не мог позволить этому разрушить то, что у него было сейчас. Но и делать вид, что ничего не случилось, он больше не мог. Ему нужно было перехватить инициативу. Замять это. Как-то объяснить свое поведение, не раскрывая главной, грязной тайны.

* * *

Когда прозвенел звонок, Люмин медленно собрала вещи, мысленно готовясь к тяжелому вечеру в одиночестве. И в этот момент телефон в ее руке все-таки ожил.

Скарамучча

Нам нужно поговорить. После пар. У меня.

Люмин смотрела на короткое сообщение, и по её спине пробежал холодок. Это не было приглашением. Это был вызов на ковер. Она сглотнула вставший в горле ком и почувствовала, как дрожат пальцы. Он хотел поговорить. О том, как она его унизила перед всеми. О том, какая она бесчувственная и глупая. Люмин медленно набрала ответ.

Люмин

Хорошо. Скоро буду

* * *

Когда Люмин вошла в его квартиру, он не встретил её у двери. Скарамучча стоял у окна, спиной к ней, и молча смотрел на неоновые огни ночного города. В комнате царил идеальный, почти стерильный порядок, который казался неживым и холодным. Атмосфера была такой же. Ледяной.

— Привет… — тихо произнесла она, и её голос прозвучал неуверенно и чужеродно в этой гнетущей тишине.

— Заходи. Закрой дверь, — ответил Скарамучча, не оборачиваясь. Его голос был ровным, лишенным каких-либо эмоций, и от этого становилось только страшнее.

Люмин подчинилась. Замок щёлкнул с оглушительной громкостью. Она сделала несколько нерешительных шагов в его сторону, сжимая в руке ремешок своей сумки.

— Скара, я… прости, — начала она, торопясь выплеснуть все свои извинения, пока еще не поздно. — Я не хотела… Я правда не подумала. Я просто увидела, что она одна, и мне стало её жалко, и я…

Он медленно повернулся. На его лице не было той ярости, что в столовой. Его сменило нечто худшее — холодное, отстраненное разочарование. Так смотрят на вещь, которая сломалась и не оправдала ожиданий.

— Ты не подумала, — повторил Скарамучча. В уголках его губ промелькнула горькая, злая усмешка. — Конечно. Это же так в твоем стиле — сначала сделать, потом думать.

Её сердце ухнуло вниз. Он не собирался её слушать. Он собирался судить.

— Ты вообще понимаешь, что ты сделала? — Скарамучча начал говорить, и его тихий, давящий голос заставлял воздух в комнате вибрировать. — Думаешь, я просто так сбежал из кофейни? Просто так вёл себя, как придурок, в столовой?

Скарамучча подошел ближе, и Люмин инстинктивно съёжилась, отступая на шаг.

— Я не знаю… — прошептала она. — Я думала, тебе просто неловко…

— Неловко? — он почти рассмеялся, но смех вышел удушенным и полным яда. — Люмин, эта история… Мона — это не «подруга», это школьный роман, который закончился, но не просто… Это была ампутация без анестезии. Это мир, который я сжёг дотла и засыпал солью, чтобы там больше никогда ничего не выросло.

Скарамучча намеренно использовал жестокие, сильные образы, чтобы она почувствовала масштаб его «боли». Чтобы она поняла, в какое пекло сунула свою наивную руку.

— Я потратил годы, чтобы похоронить это. Чтобы построить вокруг себя стену и больше никогда, слышишь, никогда никого не подпускать так близко. А ты… — он остановился в шаге от нее, и его темные глаза впились в её лицо. — Ты берёшь этого призрака, отряхиваешь с него могильную пыль и с милой, наивной улыбкой сажаешь его за наш стол. И устраиваешь цирк для всей компании. Ты выставила меня на посмешище. Ты заставила меня снова пережить то, что я выжигал из себя годами. И все потому, что тебе «стало её жалко».

Он выплевывал слова, и каждое из них было ударом. Теперь он нанёс решающий, самый жестокий.

— Или, может, ты сделала это специально? — его голос стал тише, опаснее, проникая под кожу. — Решила проверить меня? Посмотреть, как я отреагирую? Устроить мне проверку на прочность?

— Нет! — вырвалось у Люмин вместе со всхлипом. Этот ужасный, несправедливый вопрос сломал последнюю плотину. — Скара, нет, клянусь! Я бы никогда…

— Тогда почему ты это сделала?! — Скарамучча не повысил голоса, но в его тихом вопросе было больше ярости, чем в любом крике. — Ты же видела мою реакцию! Видела, что я ищу любой предлог, чтобы держаться от нее подальше! Любой другой на твоем месте понял бы, что эту тему лучше не трогать. Но не ты. Ты решила, что лучше знаешь.

Все. Он добился своего. Люмин была полностью сломлена, раздавлена чувством вины, которое он так искусно на неё повесил. Слёзы текли по её щекам, и она уже не пыталась их остановить. Она верила каждому его слову. Верила, что это она — причина всей этой боли, всего этого унижения. Она — чудовище.

Увидев её состояние, Скарамучча на мгновение замолчал, давая своим словам впитаться. Затем он тяжело вздохнул, будто вся эта сцена его неимоверно утомила, и провел рукой по волосам. Маска гнева спала, сменившись маской вселенской усталости.

— Ладно, — сказал он уже другим тоном. Он подошел и неловко, почти снисходительно, обнял её.

Его объятие не было теплым или утешающим. Оно было собственническим, утверждающим его власть. Скарамучча сломал её, а теперь великодушно собирал осколки.

— Прости… прости, я такая дура… — всхлипывала Люмин ему в плечо, цепляясь за него, как за единственное спасение.

— Да, дура, — подтвердил он уже без злости, почти равнодушно. — Но теперь, я надеюсь, ты поняла.

Он мягко отстранил ее и взял за плечи, заставляя посмотреть на себя. Его глаза были серьёзными и требовательными.

— Давай договоримся. Раз и навсегда. Мы больше никогда не говорим о ней. Ты не подходишь к ней. Не смотришь в её сторону. Не отвечаешь, если она с тобой заговорит. Для тебя её не существует. И для меня тоже. Поняла?

Люмин судорожно кивнула, готовая на все, лишь бы вернуть его расположение, лишь бы этот кошмар закончился.

— Да. Поняла. Прости.

— Хорошо. Тогда проехали, — сказал он и большим пальцем стёр мокрую дорожку с её щеки.

Люмин думала, что кризис миновал. Они помирились. Снова, как и всегда. Но на самом деле, отношения не были спасены. Они перешли на более токсичный уровень.