Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Тишина в гостиной Слизерина снова была взорвана. На этот раз — безмолвным взрывом ярости, исходившим от дневника. Он лежал на столе, и его кожаная обложка была натянута, словно от внутреннего давления.

Он осмеливается! — почерк Тома рвал страницу, буквы впивались в пергамент, как когти. — Этот жалкий выкидыш, эта пародия на меня! Он пытается призвать мой Ближний Круг!

Джинни понимала. Албанский крестраж, лишённый половины магической силы, но всё ещё одержимый манией величия и жаждой мести, начал действовать. Через свою связь с Питером Петтигрю он пытался посылать приказы оставшимся верным Пожирателям — Беллатрисе, Роквуду, другим, скрывавшимся в тени.

Он хочет, чтобы они нашли его. Помогли ему обрести тело. Чтобы он мог возглавить «очищение», — писала Джинни, её ум холодно анализировал угрозу. — Его методы… будут примитивны. Террор. Жестокость ради жестокости.

Именно! — ответ Тома был полон презрения. — Он не видит дальше собственной ненависти. Магглов нет, и он обратил взор на магических существ! На тех, с кем мы могли бы договориться, кого подчинить, использовать! Он хочет вырезать центавров, истребить великанов, обратить в рабство гоблинов! Это варварство! Это уничтожит всю экосистему, которую мы строим!

Джинни мысленно кивнула. Это была классическая ошибка слабого ума — уничтожать то, что нельзя сразу понять или контролировать. Их же стратегия была куда тоньше: «Покорность» для одомашненных существ, изоляция и наблюдение за дикими, переговоры с разумными расами. Албанский крестраж громил бы магазин, который они планировали взять под свой контроль.

Ты можешь заблокировать его приказы? — спросила она.

Я могу… ослабить их, — последовал ответ, и в нём впервые зазвучала nota напряжения. — Наша связь… он всё ещё часть меня. Я не могу разорвать её полностью, не нанеся ущерб себе. Но я могу создать помехи. Сделать его голос приглушённым, невнятным. Словно шум в ушах.

И что тогда?

Тогда сработает сила воли и разум слушающего, — объяснил Том. — Самые слабые, самые преданные фанатики, вроде Беллатрисы, почувствуют зов и подчинятся, несмотря на помехи. Их воля подавлена их же верностью. Но те, кто умнее, кто прагматичнее… они услышат лишь хаос и останутся на местах. Они будут ждать моего приказа.

Так оно и вышло. Через несколько дней пришли новости. Беллатриса Лестрейндж и ещё двое самых одиозных Пожирателей бежали из своих укрытий и исчезли, предположительно, направившись в Албанию. Но основная масса — Малфои, Нотты, Снейп — остались. Они чувствовали смутный зов, но он был слаб, противоречив, и он шёл вразрез с той тихой, методичной работой, которую они вели по плану Лорда.

Том не просто ослабил приказы. Он наложил поверх них свой собственный, тихий, но неотвратимый, как закон природы: Оставаться. Ждать. Не разрушать планов.

Вечером Джинни получила новый отчёт.

Он собрал горстку фанатиков, — писал Том, и в его словах теперь звучало скорее презрение, чем гнев. — Пусть. Пусть они становятся его «армией». Они для него — то же, что гномы для горного тролля. Тупая сила. А мы… мы продолжим нашу работу. Наше влияние растёт не через террор, а через контроль. Скоро у него не останется даже той почвы, на которую он мог бы ступить.

Он — призрак прошлого, — согласилась Джинни. — Он борется с миром, который уже мёртв. А мы строим мир будущего. Его ярость бесполезна против нашего порядка.

И всё же… он раздражает, — мысленно вздохнул Том. — Как заноза. Напоминание о том, кем я мог бы стать, если бы не… эволюционировал. Если бы не ты.

Джинни закрыла дневник. Война с внешним миром была практически выиграна. Но началась новая, более тонкая война — война с призраком собственного прошлого. Албанский крестраж был не просто конкурентом. Он был воплощением всего самого тёмного, иррационального и саморазрушительного, что было в Тёмном Лорде.

И пока этот призрак рыскал по лесам Албании с кучкой безумцев, их истинная сила крепла здесь, в Хогвартсе, в Министерстве, в умах целого поколения волшебников. Они выигрывали войну не сражениями, а переписывая реальность. И никакая ярость уродливого гомункула не могла этому помешать.

Он был последним врагом. И самым жалким. Потому что он сражался не с ними, а с самим собой. А в такой войне, как знала Джинни, победить невозможно. Можно только уничтожить противника. Или быть уничтоженным. И они выбрали первый вариант. Просто делали это медленно, методично и с холодным расчётом.