Наследник (гет)

Я жи­ву в при­думан­ной кар­ти­не,

В чь­ем-то стран­ном не­забы­том сне,

В тус­кло-се­ром не­под­вижном ми­ре,

В ми­ре сне­га, грус­ти и те­ней.

Струй дож­дя хо­лод­ное мгно­венье,

Кап­ли-сле­зы на мо­ем ли­це,

Сум­рачных цве­тов пе­реп­ле­тенье

В ве­лича­вом ле­дяном вен­це.

Вновь хо­лод­но улыб­нутся гу­бы,

И тос­ка зап­ря­чет­ся в гла­зах,

Вос­по­ют се­реб­ря­ные тру­бы

Песнь люб­ви в от­ча­ян­ных сер­дцах.

Я иду сквозь мо­рок и ту­маны

Ко­роле­вой в сне­говом пла­ще,

Мир, как сон, сог­ре­ет и об­ма­нет

Ве­ру ти­хую в мо­ей боль­ной ду­ше.

(с) Lilofeya

______________________________________________

— Ве­лико­леп­но! Изу­митель­но! Чу­дес­но! Я не сом­не­вал­ся в ва­шем мас­терс­тве, юная ле­ди! — приз­рачный ры­царь не жа­ле­ет слов. На ли­це обыч­но уны­лого при­виде­ния вос­хи­щен­ная улыб­ка.

Из­гна­ние «мер­зо­пакос­тно­го» пол­тергей­ста хо­тя и про­изош­ло до­воль­но быс­тро, но не обош­лось без до­сад­ных не­дора­зуме­ний, к огор­че­нию ле­ди Бри­гит­ты, сок­ру­шав­шей­ся по по­воду изящ­но­го сер­ви­за мей­сен­ско­го фар­фо­ра, и оче­вид­но­му удо­воль­ствию сэ­ра Те­офи­луса, вос­торгав­ше­гося вол­шебны­ми уме­ни­ями и бес­па­лоч­ко­вой ма­ги­ей мо­лодой мис­сис Мал­фой.

— Вы мне ль­сти­те, сэр Те­офи­лус, — ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она, — и это все­го лишь приб­лудный пол­тергей­ст, а не неч­то ужас­ное.

— О, как же он из­му­чил нас, до­рогая! — за­ламы­ва­ет ру­ки ле­ди Бри­гит­та, — раз­ри­совал уг­лем мой пор­трет, раз­бил в Ки­тай­ском за­ле ту чуд­ную ва­зу на нож­ках, мою лю­бимую, кста­ти. Эти его пос­то­ян­ные бес­стыд­ные пе­сен­ки и неб­ла­гоп­ристой­ные зву­ки, Мер­лин! И он обоз­вал ме­ня ста­рой дох­лой ко­шел­кой, ме­ня, ле­ди Бри­гит­ту Мон­ми­рай де Ше­лон­со Мал­фой! Ес­ли б вы толь­ко зна­ли, как ис­терза­ны мои бед­ные нер­вы!

— По­ложим, он ис­портил не толь­ко ваш пор­трет, и не толь­ко ва­ши нер­вы в пла­чев­ном сос­то­янии, од­на­ко же сэр Ар­манд, ле­ди Кал­ли­дора, ле­ди Ге­ли­ана, ма­лыш­ка Адол­ли­на и юный Ок­та­ви­ус не роп­щут столь шум­но, — с нес­ме­лым вы­зовом за­меча­ет сэр Те­офи­лус.

Но его дра­жай­шую суп­ру­гу это не ос­та­нав­ли­ва­ет, и сле­ду­ющие пол­ча­са Гер­ми­она вы­нуж­де­на выс­лу­шивать бес­ко­неч­ные жа­лобы приз­ра­ка. Дру­гие фа­миль­ные при­виде­ния, кро­ме ле­ди Бри­гит­ты, к счастью, не склон­ны сте­нать и ныть, ед­ва за­видев на по­роге Дра­вен­дей­ла жи­вых по­том­ков. К то­му же, ле­ди Кал­ли­дора и сэр Ар­манд, и в пос­мертии блю­дущие за­коны чис­токров­ных ма­гов, с не­одоб­ре­ни­ем от­но­сят­ся к маг­ло­рож­денной не­вес­тке и обыч­но не удос­та­ива­ют ее вни­мани­ем. Но с ма­лень­кой Адол­ли­ной Гер­ми­она в доб­рых от­но­шени­ях, и де­воч­ка ис­крен­не ра­ду­ет­ся ее при­ез­дам. Адол­ли­не семь лет, она раз­би­лась нас­мерть при па­дении с ков­ра-са­моле­та из тех, что ког­да-то не­надол­го бы­ли раз­ре­шены для по­летов в Ан­глии, и сох­ра­ня­ет при­сущую де­тям не­посед­ли­вость и жи­вость, лю­бит по­носить­ся по зам­ку, с виз­гом ны­ряя сквозь жи­вых, от­че­го не­кото­рых неп­ри­выч­ных гос­тей слег­ка под­ташни­ва­ет. Адол­ли­на — глав­ная ви­нов­ни­ца штраф­ных сан­кций Ко­мите­та по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания, по­тому что егоз­ли­вое ре­бячье лю­бопытс­тво до сих пор тол­ка­ет ее на встре­чи с маг­ла­ми, пос­ле че­го при­лета­ет со­ва с гроз­ным пре­дуп­режде­ни­ем, и при­ходит­ся слег­ка под­прав­лять вос­по­мина­ния сви­дете­лям, а осо­бо впе­чат­ли­тель­ным и вов­се сти­рать па­мять об ужас­ной встре­че с де­воч­кой-при­виде­ни­ем с раз­мозжен­ной и свер­ну­той на­бок го­ловой.

Ле­ди Ге­ли­ана, ма­лень­кая, ху­день­кая, с от­ре­шен­ным вы­раже­ни­ем ли­ца, вряд ли во­об­ще по­нима­ет, что вок­руг нее про­ис­хо­дит. Она обыч­но дня­ми си­дит в крес­ле у ка­мина, рас­кла­дыва­ет бес­ко­неч­ные пась­ян­сы и что-то бор­мо­чет се­бе под нос, иног­да про­гули­ва­ясь по ко­ридо­рам зам­ка все с тем же от­сутс­тву­ющим ви­дом. Гер­ми­оне ка­жет­ся, что вы­жив­шая из ума ста­руш­ка, как и хог­варт­ский про­фес­сор Бинс, ког­да-то так и не по­няла, что умер­ла, и по при­выч­ке про­дол­жа­ет вес­ти свою обыч­ную жизнь.

Ок­та­ви­ус, пры­щавый юный вол­шебник, по­гиб­ший на ма­гичес­кой ду­эли, за­щищая честь сво­ей воз­люблен­ной, как он сам ут­вер­жда­ет, по­нача­лу по­казал­ся ей за­нос­чи­вым и неп­ри­ят­ным, как Кал­ли­дора и Ар­манд. Но по­том она уз­на­ла его поб­ли­же и по­няла, что под на­пус­кной на­пыщен­ностью скры­ва­ет­ся са­мый обыч­ный роб­кий и сом­не­ва­ющий­ся в се­бе под­росток, нес­мотря на поч­ти две с по­лови­ной сот­ни лет приз­рачно­го су­щес­тво­вания так и не на­учив­ший­ся не сму­щать­ся чуть ли до слез при раз­го­воре с жен­щи­нами. Ок­та­ви­ус при ви­де нее обыч­но на­чина­ет за­икать­ся, по­том от­ча­ян­но крас­не­ет, что выг­ля­дит до­воль­но за­бав­но, ес­ли учесть, что он, как и вся­кое при­виде­ние, се­реб­ристо-се­рого цве­та и по­луп­розра­чен. В кон­це кон­цов, бед­ный юно­ша уле­петы­ва­ет сквозь сте­ну и об­ща­ет­ся с Гер­ми­оной че­рез Адол­ли­ну.

Суп­ру­ги Бри­гит­та и Те­офи­лус всег­да за­бав­ля­ют Гер­ми­ону, хо­тя к ры­царю она от­но­сит­ся с ува­жени­ем. Он умен, мя­гок и нез­ло­бив нас­толь­ко, нас­коль­ко его же­на свар­ли­ва, кап­ризна и нуд­на. Уди­витель­но, что ле­ди Бри­гит­та с ее ще­петиль­ным от­но­шени­ем к ро­довой чес­ти, ус­то­яв­ши­мися по­няти­ями о том, кто яв­ля­ет­ся нас­то­ящим ма­гом, а кто — нет, не при­со­еди­нилась к ла­герю Кал­ли­доры и Ар­манда, а с при­дыха­ни­ем встре­ча­ет мо­лодую мис­сис Мал­фой и го­това вы­валить во­рох спле­тен и жа­лоб, не­от­вязно сле­дуя за ней по все­му зам­ку и не да­вая ни ми­нуты пе­редыш­ки.

Сей­час все приз­ра­ки соб­ра­лись вмес­те и об­сужда­ют выд­во­рение на­до­ев­ше­го бе­зоб­разни­ка-пол­тергей­ста. Адол­ли­на и Ок­та­ви­ус воз­бужде­ны и шум­ны, Бри­гит­та по де­сято­му ра­зу се­ту­ет об ос­квер­не­нии сво­его пор­тре­та, ле­ди Ге­ли­ана отор­ва­лась от сво­его пась­ян­са и слу­ша­ет, в удив­ле­нии изог­нув бе­лесые бро­ви. Да­же Кал­ли­дора и Ар­манд выг­ля­дят до­воль­ны­ми, не пре­минув, впро­чем, ука­зать, что Дра­ко или Лю­ци­ус рас­терли бы это­го пол­тергей­ста в по­рошок, а не прос­то выг­на­ли за пре­делы вла­дений Мал­фо­ев.

Гер­ми­она поч­ти не вслу­шива­ет­ся в бол­товню при­виде­ний, за­нятая пись­ма­ми к рес­тавра­торам кар­тин и го­беле­нов, вит­ражным мас­те­рам, пе­реп­летчи­кам книг, пос­тавщи­кам кол­лекци­он­но­го фар­фо­ра, из­вес­тным ви­ноде­лам. Да­же при бег­лом ос­мотре зам­ка вы­яс­ни­лось, что пол­тергей­ст все­го за нес­коль­ко дней ус­пел при­чинить мас­су неп­ри­ят­ностей, и сво­ими си­лами не обой­тись, как бы ни бы­ла Гер­ми­она ис­кусна в ма­гии. Па­кос­тник раз­нес вин­ный пог­реб, пе­ребив бу­тыл­ки с до­роги­ми ви­нами; рас­ко­лотил поч­ти весь фар­фор, хрус­таль, зер­ка­ла, лишь чу­дом не тро­нув ста­рин­ные вит­ра­жи — гор­дость Дра­вен­дей­ла; ос­но­ватель­но пог­лу­мил­ся над кар­ти­нами; ис­пачкал не­чис­то­тами од­ни го­беле­ны, а дру­гие пор­вал или из­ре­зал; изод­рал по лис­там ог­ромное ко­личес­тво книг, вы­бирая са­мые ста­рые, ра­ритет­ные пер­вые из­да­ния; выд­рал с кор­нем все рас­те­ния в зим­нем са­ду, а зем­лю из гор­шков и теп­лиц раз­бро­сал по все­му зам­ку; за­чем-то ли­шил ру­чек поч­ти все внут­ренние две­ри; раз­гро­мил хо­зяй­ские спаль­ни от по­ла до по­тол­ка. Пух из вспо­ротых по­душек и пе­рин до сих пор ле­та­ет в воз­ду­хе тут и там, сте­ны на са­мых вид­ных мес­тах «ук­ра­шены» неп­ри­лич­ны­ми ри­сун­ка­ми и над­пи­сями, при­чем по­ка это ни­чем не от­мы­ва­ет­ся и не отс­кре­быва­ет­ся. До­мови­ки сби­ва­ют­ся с ног, что­бы лик­ви­диро­вать пос­ледс­твия пог­ро­ма, то и де­ло по­рыва­ясь по­бить­ся го­лова­ми об те же сте­ны в прис­ту­пе глу­бочай­шей, по их мне­нию, ви­ны. Толь­ко зна­ние то­го, что мо­лодая хо­зяй­ка, ко­торую они бе­зум­но обо­жа­ют и ста­ра­ют­ся уго­дить во всем, не вы­носит ви­да этих прис­ту­пов, и удер­жи­ва­ет их от мас­со­вого са­мона­каза­ния.

Гер­ми­она от­ры­ва­ет­ся от пер­га­мен­та. Ров­ные чер­ниль­ные строч­ки, вы­веден­ные собс­твен­ной ру­кой, вы­зыва­ют го­ловок­ру­жение. Бе­зумие, не­лепое и страш­ное в сво­ей ре­аль­нос­ти бе­зумие — си­деть здесь, в мяг­ком крес­ле, за зо­лоче­ным сто­ликом на гну­тых нож­ках, в свет­лой ком­на­те, пи­сать обы­ден­ные пись­ма, под­би­рая изыс­канно-ви­ти­ева­тые обо­роты ре­чи, от­пи­вать из бе­лос­нежной фар­фо­ровой ча­шеч­ки ро­маш­ко­вого чая, при­готов­ленно­го за­бот­ли­выми до­мови­ками… и знать, что в эту са­мую ми­нуту до­рого­го те­бе че­лове­ка пы­та­ет баг­ро­вог­ла­зое чу­дови­ще… знать, что у это­го че­лове­ка ско­ро от­ни­мут не толь­ко вол­шебную си­лу, но и ра­зум, ду­шу, соз­на­ние, жизнь… знать и быть не в сос­то­янии хоть что-то из­ме­нить, бро­сить­ся на по­мощь, выр­вать из лап монс­тра! По­тому что нель­зя! По­тому что Дра­ко… По­тому что, ес­ли шпи­оны Лор­да, ки­шащие вок­руг них, за­подоз­рят что-ни­будь, ес­ли воз­никнет хо­тя бы зыб­кая тень от те­ни по­доз­ре­ния, пусть и ни­чем не под­твержден­но­го, все про­падет, все их тру­ды ока­жут­ся нап­расны­ми, а все жер­твы, да­же те, что бы­ли при­несе­ны кровью, — не­нуж­ны­ми.

Об этом ког­да-то пре­дуп­реждал Грюм, на вто­рой и пос­ледней их встре­че, ко­торую ус­тро­ил он сам и нас­то­ял, что­бы она приш­ла без Дра­ко, пок­лявшись, что обес­пе­чит пол­ную бе­зопас­ность.

«Ду­ма­ешь, что смо­жешь? — спра­шивал он, хму­ря гус­тые се­дые бро­ви, — ты уве­рена? Не так-то это прос­то, де­воч­ка, не так прос­то. Ви­деть, как че­лове­ка, дру­га или да­же прос­то зна­комо­го, пы­та­ют на тво­их гла­зах, уби­ва­ют са­мым изощ­ренным спо­собом, и не сор­вать­ся, не вы­дать се­бя, по­тому что на кон пос­тавле­ны жиз­ни со­тен, ты­сяч нез­на­комых лю­дей — нем­но­гие это вы­дер­жат».

«Дра­ко мо­жет, и я смо­гу» — она во­об­ра­жала се­бя сме­лой и от­ча­ян­ной, а Грюм през­ри­тель­но фыр­кал:

«У это­го па­щен­ка рыбья кровь, и ли­цеме­рие рас­тво­рено в ней с са­мого рож­де­ния. Да, и не ду­май, что я из­ме­нил о нем свое мне­ние. По­могая нам, он по­мога­ет толь­ко се­бе, по­тому что по­нял, в ка­ком дерь­ме увяз по са­мые уши. И де­мен­то­ры ме­ня сож­ри, ес­ли я по­нимаю, за­чем ты за­лез­ла ту­да же».

«Пом­ни, — го­ворил он, и его мор­щи­нис­тое гру­бова­тое ли­цо ста­нови­лось тем­ным и жес­то­ким, — те­перь те­бя бу­дет ок­ру­жать ложь, и ты са­ма ста­нешь ложью, фаль­ши­вой фи­гурой, об­манкой. Ты же по­нима­ешь, как от­ре­аги­ру­ют твои друзья? Я не до­пущу, что­бы Гар­ри Пот­тер от­сту­пил­ся и по­тер­пел по­раже­ние от зме­ино­голо­вого мань­яка толь­ко из-за то­го, что од­на дев­чонка ре­шила, буд­то шпи­он­ские иг­ры — ее сти­хия. Ког­да твои друзья уз­на­ют и неп­ре­мен­но по­пыта­ют­ся выз­во­лить те­бя, как это им бу­дет пред­став­лять­ся, а это толь­ко воп­рос вре­мени, то я сде­лаю все воз­можное, что­бы эта мысль по­кину­ла их го­ловы со ско­ростью снит­ча, и не ска­жу ни од­но­го сло­ва в твою за­щиту. Ты по­нима­ешь ме­ня? И ты все рав­но не от­сту­пишь­ся от сво­ей за­теи?»

Она ка­чала го­ловой, в оче­ред­ной раз под­тверждая — нет, не от­сту­пит­ся, и сер­дце тос­кли­во сжи­малось в гру­ди от чес­тных, но без­жа­лос­тных слов ста­рого ав­ро­ра. Она по­нима­ла и при­нима­ла всю их прав­ду. И слов­но ощу­щала ру­ку Дра­ко на сво­ем пле­че.

Она от­став­ля­ет пе­ро, уже не в си­лах вы­мучи­вать из се­бя веж­ли­вые фра­зы и мно­гос­ложные сло­ва. Пись­ма по­дож­дут, не к спе­ху. За ок­на­ми уже дав­но стем­не­ло, до­мови­ки заж­гли све­чи. В их мяг­ком зыб­ком све­те при­виде­ния ка­жут­ся поч­ти нас­то­ящи­ми людь­ми, вну­шая лож­ное чувс­тво не-оди­ночес­тва, за­пол­неннос­ти по­лупус­той ком­на­ты.

— Гос­по­жа, — над сто­леш­ни­цей по­казы­ва­ют­ся уш­ки до­мови­ка, — эти кни­ги от­нести в биб­ли­оте­ку?

— Да, по­жалуй­ста, — она ки­да­ет взгляд на стоп­ку книг Ре­гулу­са Блэ­ка в ру­ках до­мови­ка, — по­ложи их на ра­бочем сто­ле, я поз­же раз­бе­ру и рас­став­лю по пол­кам.

— А это? — дру­гой до­мовик про­тяги­ва­ет нес­коль­ко за­пис­ных кни­жек.

— То­же ту­да же. Хо­тя нет, пос­той.

Она прос­матри­ва­ет па­ру кни­жек. Кра­сивые ко­жаные пе­реп­ле­ты, шел­ко­вые зак­ладки, пус­тые стра­ницы. Ви­димо, хо­зя­ин не ус­пел за­пол­нить их. О чем он во­об­ще пи­сал? О ве­ликом Тем­ном Лор­де, его ку­мире? О том, как хо­чет стать По­жира­телем Смер­ти? О том, что ему нра­вит­ся уби­вать и му­чить маг­лов?

Ка­ким все-та­ки был Ре­гулус Блэк, РАБ?

Она не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся. Та­лант Нар­циссы как рас­сказ­чи­ка при­водил к то­му, что с людь­ми, о ко­торых она рас­ска­зыва­ла с ду­шев­ностью и сер­дечностью, хо­телось встре­тить­ся са­мой, пос­мотреть на это­го че­лове­ка, по­гово­рить с ним. Осо­бен­но зная, что свек­ровь ред­ко рас­ска­зыва­ла о ком-то с теп­лом, иду­щим от все­го сер­дца. Ча­ще все­го Нар­цисса сдер­жанно из­ла­гала су­хие фак­ты или от­малчи­валась. О Ре­гулу­се она го­вори­ла с грус­тной неж­ностью и со­жале­ни­ем и, как Гер­ми­она под­ме­тила, — о Си­ри­усе то­же, хо­тя не в при­мер ре­же.

Гер­ми­она про­водит паль­цем по вен­зе­лю РАБ, от­тиснён­но­му на ко­жаной об­ложке, и не­лов­ко лок­тем за­дева­ет шан­дал, ко­торый, по­кач­нувшись, па­да­ет пря­мо на рас­кры­тые лис­ты дру­гой книж­ки. Она быс­тро под­хва­тыва­ет тя­желую брон­зу, но тут сры­ва­ет­ся пло­хо зак­реплен­ная све­ча. До­мовик ки­да­ет­ся на по­мощь, лов­ко га­сит пла­мя, но стра­ница ус­пе­ва­ет нем­но­го опа­лить­ся и за­капать­ся вос­ком. Пос­ле то­го, как не­рав­но­мер­но оп­ла­вив­ша­яся све­ча за­мене­на на дру­гую, Гер­ми­она со­бира­ет книж­ки, на­мере­ва­ясь по­ложить их на сек­ре­тере в биб­ли­оте­ке. Мо­жет быть, они при­годят­ся Дра­ко. Пос­ледней она зак­ры­ва­ет книж­ку с ис­порчен­ной стра­ницей и вдруг ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на ней взгля­дом. Ко­рич­не­вое пят­но с тем­ным обож­женным кра­ем, бе­лесые пят­ка вос­ка… и бук­вы! Свет­ло-ко­рич­не­вые бук­вы хо­рошо вид­ны на жел­то­ватой плот­ной бу­маге. Она ос­то­рож­но раз­гля­дыва­ет обор­ванную строч­ку без на­чала и кон­ца, вы­писан­ную мел­ким би­сер­ным по­чер­ком:

«… на­до обя­затель­но по­нять, как…

Так Ре­гулус все-та­ки де­лал за­писи в сво­их книж­ках. Ви­димо, за­чаро­вывал их от чу­жих глаз.

Она ко­леб­лется. Это неп­ри­лич­но, ко­неч­но же, — чи­тать чу­жие от­кро­вения, тем бо­лее, яв­но не пред­назна­чав­ши­еся для пос­то­рон­не­го. Но Ре­гулу­са нет в жи­вых. И пол­ные ти­хой грус­ти нар­цисси­ны вос­по­мина­ния о ку­зене все еще зву­чат в па­мяти, так же, как и злое, жел­чное ши­пение Си­ри­уса. И вер­на ли ее до­гад­ка?

Гер­ми­она не­реши­тель­но пос­ту­кива­ет па­лоч­кой по стра­нице, бо­рясь с собс­твен­ной со­вестью. Спус­тя па­ру ми­нут, все же ре­шив­шись, про­из­но­сит зак­лятье по рас­ча­рова­нию тай­ных за­писей. К ее удив­ле­нию, ни­чего не про­ис­хо­дит, стра­ница ос­та­ет­ся та­кой же — пус­тая, с тем­ным пят­ном и блед­ной стро­кой, к ко­торой не при­бав­ля­ют­ся дру­гие. Она пы­та­ет­ся сно­ва. И сно­ва не­уда­ча. Ми­нут двад­цать она про­бу­ет все из­вес­тные и под­хо­дящие зак­лятья, но стра­ницы ос­та­ют­ся пус­ты­ми. Не­уже­ли эти за­писи бы­ли так важ­ны для Ре­гулу­са, что он так ис­кусно за­чаро­вал их?

Она раз­гля­дыва­ет поч­ти уже не­замет­ные строч­ки, пы­та­ясь про­ник­нуть в тай­ну чар. А как во­об­ще по­яви­лись эти нес­коль­ко слов? Ни­каких зак­ля­тий не бы­ло, прос­то она уро­нила шан­дал, све­ча упа­ла, за­капа­ла го­рячим вос­ком стра­ницу и нем­но­го опа­лила ее. А что, ес­ли…?

Она от­кла­дыва­ет па­лоч­ку, бе­рет книж­ку в ру­ки и ос­то­рож­но прог­ре­ва­ет стра­ницу над све­чой. Кто бы мог по­думать! Ре­гулус Блэк ни­чего не за­чаро­вывал. Он все­го лишь пи­сал в сво­ей книж­ке са­мым обыч­ным мо­локом. Знал ли он, что этот прос­той и в то же вре­мя до­воль­но хит­ро­ум­ный спо­соб тай­но­писи со­дер­жится во всех за­нима­тель­ных дет­ских кни­гах маг­лов? Или же… он спе­ци­аль­но пи­сал так, прек­расно по­нимая, что ма­ги прос­то не до­дума­ют­ся греть стра­ницы над пла­менем, по­тому что им при­дет на ум толь­ко при­менить ка­кое-ни­будь зак­лятье?

Ког­да вся стра­ница ока­зыва­ет­ся пок­ры­та ря­дом строк, она при­нима­ет­ся за чте­ние. И к кон­цу этой стра­ницы, пос­ле проч­те­ния этих нес­коль­ких фраз, ко­торые мно­го лет на­зад бы­ли вы­веде­ны ру­кой По­жира­теля Смер­ти Ре­гулу­са Ар­кту­руса Блэ­ка, она с за­коло­тив­шимся сер­дцем по­нима­ет — ей по­вез­ло.

«Он го­ворил о крес­тра­жах, я под­слу­шал их раз­го­вор с Бел­лой. Она не по­нима­ет все­го ужа­са на­шего по­ложе­ния, ве­рит ему так сле­по и пов­то­ря­ет за ним каж­дое сло­во в свя­той уве­рен­ности, что это не­пог­ре­шимая ис­ти­на. Она со­вер­шенно не по­нима­ет, что крес­траж — это са­мое страш­ное, что мож­но во­об­ра­зить, это вер­ный путь в нич­то!

Се­год­ня он опять пы­тал ко­го-то. К счастью, это­го ма­га я не знаю, на­вер­ное, он из маг­ло­рож­денных. Са­мое чу­довищ­ное — как я уз­нал, Бел­ла то­же при­нима­ла в этом учас­тие! За­чем ей это? Я не по­нимаю. Она так из­ме­нилась, не­выно­симо боль­но ви­деть ее та­кой. Его не­об­хо­димо ос­та­новить. На­до обя­затель­но по­нять, как…»

Гер­ми­она, об­жи­гая паль­цы, гре­ет над све­чой сле­ду­ющую стра­ницу. Ру­ки дро­жат от вол­не­ния, она чуть не опа­лива­ет край лис­та.

Гос­по­ди, это дей­стви­тель­но то, что мож­но наз­вать по­дар­ком кап­ризной Уда­чи! От Грю­ма она зна­ла, что пос­ледний не­из­вес­тный крес­траж, вещь Год­ри­ка Гриф­финдо­ра, так и не най­ден, нет да­же за­цеп­ки, где его нуж­но ис­кать и что он со­бой пред­став­ля­ет. И те­перь вот оно, то, что на­вер­ня­ка по­может им в по­ис­ках. А ес­ли бы она не уро­нила слу­чай­но этот под­свеч­ник? Нет, это дей­стви­тель­но са­мое нас­то­ящее сле­пое ве­зение!

Она гре­ет стра­ницу за стра­ницей, ли­хора­доч­но про­бега­ет гла­зами по строч­кам, за­бывая о вре­мени, при­виде­ни­ях, до­мови­ках, тер­пе­ливо жду­щих ее ука­заний, и ду­мая толь­ко о том, что сей­час она про­ник­нет в тай­ну, ко­торая прос­то бес­ценна. Че­рез па­ру ча­сов она обес­си­лен­но от­ки­дыва­ет­ся в крес­ле, тем не ме­нее, как мож­но ак­ку­рат­нее по­ложив най­ден­ное сок­ро­вище на стол пе­ред со­бой. Ру­ки ус­та­ли от то­го, что на­до бы­ло дер­жать книж­ку на ве­су, в гла­за слов­но на­сыпа­ли пес­ка, све­чи поч­ти про­горе­ли. Но ей прос­то хо­чет­ся кри­чать от ра­дос­ти. На­до сей­час же пос­лать Грю­му Вес­тни­ка с под­робным опи­сани­ем то­го, о чем она вы­чита­ла. Стра­ницы с мо­лоч­ны­ми строч­ка­ми зак­репле­ны зак­ли­нани­ем, и те­перь мож­но уви­деть, что поч­ти все лис­ты ис­пи­саны, толь­ко нес­коль­ко пус­тых в са­мом кон­це. Она сно­ва по­дод­ви­га­ет­ся к сто­лу, бе­реж­но лис­та­ет, сно­ва пе­речи­тывая аб­за­цы и не­воль­но ка­чая го­ловой.

«Се­год­ня ма­туш­ка опять вспо­мина­ла С., кри­чала и прок­ли­нала. По­том дол­го пла­кала тай­ком, гля­дя на его пор­трет в сво­ем ме­даль­оне, единс­твен­ный уце­лев­ший. Иног­да мне ка­жет­ся, что она жа­ле­ет, что от­реклась от не­го, и единс­твен­ный спо­соб унять боль — это вновь об­ви­нять его в том, что он не оп­равдал ее на­дежд. Она слов­но ста­ра­ет­ся убе­дить се­бя. Но это пло­хо ей уда­ет­ся. И все на­чина­ет­ся по кру­гу. Я пы­та­юсь ее ус­по­ко­ить, но она ме­ня не слу­ша­ет. Бо­юсь, она дол­го не вы­дер­жит. Уже сей­час це­лите­ли Ко­сого пе­ре­ул­ка бук­валь­но на­жива­ют­ся на Ус­по­ко­итель­ных зель­ях и сер­дечных мик­сту­рах для нее…»

«Иног­да мне хо­чет­ся вер­нуть­ся в детс­тво, еще до Хог­вар­тса. По­жевать шо­колад­ных ля­гушек, по­бол­тать с Н., под­разнить Б., поб­ро­дить с С. по хол­мам. Прос­то так. Как ког­да-то мы бро­дили це­лыми дня­ми. Ка­кие-то не­лепые мыс­ли в день сем­надца­тиле­тия»

«Эта де­вуш­ка, ко­торая по­мог­ла мне со­ри­ен­ти­ровать­ся на маг­лов­ской ули­це… она стран­ная. Чу­жая. Нет, да­же чуж­дая. Из дру­гого ми­ра. Смеш­ная. За­бав­но го­ворит, так та­рато­рит, что по­лови­ну слов труд­но ра­зоб­рать. И на­до чес­тно соз­нать­ся — ме­ня к ней тя­нет. Я хо­чу с ней встре­тить­ся еще раз. Она да­ла но­мер те-ле-фо-на. Что это та­кое? Я, на­вер­ное, схо­жу с ума?»

«Се­год­ня ров­но три го­да, как С. ушел из до­ма. Я пом­ню тот день — как он кри­вил гу­бы, спус­ка­ясь с лес­тни­цы пос­ле раз­го­вора с ма­туш­кой. Как изо всех сил швар­кнул дверью, на ко­сяке до сих пор есть след от­ко­лов­шей­ся щеп­ки. Как рез­ко и неп­ри­ят­но пах­ло Ус­по­ка­ива­ющи­ми зель­ями и жже­ной шерстью от го­беле­на с фа­миль­ным дре­вом. Как гул­ко от­да­вались в хол­ле зву­ки ма­туш­ки­ных ры­даний впе­ремеш­ку с прок­лять­ями…»

«Н. уди­вила, но я рад за нее и же­лаю счастья. Да­же пред­ста­вить не мог, что у них с Л.М. что-то про­ис­хо­дит. Их семьи враж­ду­ют уже лет трид­цать, А. М. и дя­дя С. уп­ря­мы, как ты­сяча ос­лов. Все по­лага­ют, что они кость­ми ля­гут, но добь­ют­ся рас­торже­ния бра­ка или приз­на­ния его не­дей­стви­тель­ным. И Д. рвут и ме­чут, счи­тая, что опо­зоре­ны по­бегом не­вес­ты из-под вен­ца. Жа­ба-До­ри­ан, да­вая ин­тервью га­зет­чи­кам, толь­ко ма­ло­ос­мыслен­но ква­ка­ет и пу­чит гла­за. Смеш­но. Что-то бу­дет?

NB: по­думать над сва­деб­ным по­дар­ком для Н. и Л.».

«Крес­траж, крес­траж… для ме­ня са­мое страш­ное сло­во на све­те. Страш­нее Неп­рости­тель­ных. Как мож­но по­мыс­лить о том, что­бы рас­ко­лоть свою ду­шу на кус­ки? Он бе­зумен, не ина­че»

«У ме­ня скла­дыва­ет­ся ощу­щение, что кто-то из на­шего ок­ру­жения шпи­онит за все­ми на­ми. Прос­то иног­да всплы­ва­ют на свет та­кие под­робнос­ти, ко­торые хра­нят­ся с ве­личай­шим тща­ни­ем. У всех есть ске­леты в шка­фу, но сей­час чья-то ру­ка без­жа­лос­тно вы­тас­ки­ва­ет эти ста­рые кос­ти. На­до быть ос­то­рож­нее. Не верь ни­кому — вот но­вое пра­вило»

«Да, это свер­ши­лось! Мы с Кри­чером до­были его! Ко­неч­но же, это бы­ла ре­лик­вия, весь­ма зна­чимая для не­го! Ме­даль­он Г.Г. с тем са­мым прок­ля­тым кам­нем, во­шед­шим в ле­ген­ды. Я с ве­личай­шей ос­то­рож­ностью ос­мотрел его. Ви­димо, он су­мел за­точить ос­ко­лок ду­ши в кам­не. Де­мен­тор по­дери, да­же не ве­рит­ся, что уда­лось… Кри­чер со­вер­шенно без сил, ле­жит в сво­ем гнез­де, как во­рох тряпья, и ка­жет­ся, поч­ти не ды­шит. Мне то­же приш­лось ту­го, пе­ред гла­зами сто­ят эти жут­кие ин­ферна­лы. Но на­до соб­рать­ся…»

Она хо­тела уз­нать, ка­ким был Ре­гулус Блэк, и он встал пе­ред ней со стра­ниц сво­ей за­пис­ной книж­ки. Сов­сем юный маль­чик, но уже По­жира­тель Смер­ти.

Сын, ис­крен­не за­ботя­щий­ся о ма­тери и ее чувс­твах.

Млад­ший брат, бро­шен­ный и за­бытый, но сам не за­быв­ший стар­ше­го.

Озор­ной маль­чиш­ка, по-дет­ски об­зы­ва­ющий сво­его нед­ру­га жа­бой.

Юно­ша, роб­ко ув­лекший­ся сим­па­тич­ной де­вуш­кой.

Взрос­лый че­ловек, осоз­нанно сде­лав­ший свой вы­бор.

Она не­воль­но вос­хи­ща­ет­ся им. Ему бы­ло все­го де­вят­надцать, он смог вык­расть крес­траж из-под но­са Вол­де­мор­та и су­мел про­тивос­то­ять ис­кусно­му лег­ги­лимен­ту. Она вспо­мина­ет, что Ре­гулу­са каз­ни­ли по чь­ему-то до­носу — яко­бы за связь с де­вуш­кой-маг­лой и из-за бра­та. Знал ли Тем­ный Лорд, что Ре­гулус еще и вык­рал один из крес­тра­жей? И как на­мере­вал­ся пос­ту­пить даль­ше сам Ре­гулус, ес­ли бы не этот без­вес­тный до­нос­чик, так под­ло обор­вавший его жизнь во­лей Тем­но­го Лор­да?

Вдруг ее ох­ва­тыва­ет бе­зот­четный ужас, но­жом уда­рив­ший в под­ре­берье. Ра­зум без­жа­лос­тно и со­вер­шенно не­зави­симо от нее вы­да­ет фак­ты — Дра­ко то­же бы­ло де­вят­надцать, ког­да он ре­шил­ся на этот бе­зум­ный шаг, свя­зыва­ясь с Грю­мом. Он то­же По­жира­тель Смер­ти. Он так же свя­зан с ней, пусть не маг­лой, но маг­ло­рож­денной. И вок­руг них клу­бит­ся рой шпи­онов Лор­да, го­товых до­ложить о ма­лей­шей ошиб­ке, о нич­тожней­шей оп­лошнос­ти сво­ему Хо­зя­ину.

Она су­дорож­но сгла­тыва­ет, изо всех сил ста­ра­ясь отог­нать на­вяз­чи­вую мысль о том, что все зер­каль­но пов­то­ря­ет­ся, все воз­вра­ща­ет­ся но­вым вит­ком, вос­про­из­во­дя поч­ти та­кую же си­ту­ацию с дру­гим чис­токров­ным ма­гом. Нет, это дей­стви­тель­но глу­по, глу­по и еще раз глу­по! У нее уже бы­ли по­доб­ные прис­ту­пы па­ники, ког­да по­гиб­ли Гре­гори Гойл и Вин­сент Крэбб, и слов­но впер­вые офор­ми­лось осоз­на­ние то­го, что Дра­ко то­же мо­гут убить в ка­кой-ни­будь слу­чай­ной стыч­ке, под­сте­речь в тем­ных нед­рах Лют­но­го пе­ре­ул­ка, на маг­лов­ской ули­це. И это сде­ла­ют те, с кем она ког­да-то учи­лась вмес­те, си­дела на од­них и тех же уро­ках, кол­до­вала, пи­ла сли­воч­ное пи­во в ба­ре ма­дам Роз­мерты, сме­ялась над од­ни­ми и те­ми же шут­ка­ми в Гос­ти­ной. И она ни­ког­да боль­ше не уви­дит Дра­ко…

Она вска­кива­ет с крес­ла, не в си­лах уси­деть на мес­те. Ша­ги гул­ко от­зы­ва­ют­ся в по­лупус­той прос­торной ком­на­те. Не ду­мать, не ду­мать об этом! Она не фа­талис­тка, она не ве­рит в судь­бу. Дра­ко Мал­фой — не Ре­гулус Блэк. У Дра­ко есть она. Вдво­ем у них все по­лучит­ся. Они до­вер­шат то, что на­чал Ре­гулус, да­же не по­доз­ре­вав­ший о том, что че­рез столь­ко лет его дво­юрод­ный пле­мян­ник, сын его ку­зины, ко­торой он же­лал счастья, всту­пит на ту же до­рогу не­покор­ности и тай­но­го про­тес­та.

Она ре­шитель­но воз­вра­ща­ет­ся к сто­лу. Сле­ду­ющие пол­ча­са ухо­дит на то, что про­верить ос­таль­ные за­пис­ные книж­ки. Но ока­зыва­ет­ся, что за­писи бы­ли толь­ко в этой, дру­гие дей­стви­тель­но девс­твен­но чис­ты. Она бе­реж­но за­чаро­выва­ет бес­ценные за­писи, пос­ле не­дол­го­го раз­думья тран­фи­гури­ровав книж­ку во фла­кон ду­хов. По­том быс­тро пи­шет пись­мо Алас­то­ру, под­робно из­ла­гая все све­дения о крес­тра­же. Уже при­выч­ны­ми от­то­чен­ны­ми дви­жени­ями на­кол­до­выва­ет Вес­тни­ка и, дав ему заг­ло­тить пос­ла­ние, по­сыла­ет в ночь. Мо­жет быть, эти све­дения хоть на то­лику, но приб­ли­зят дол­гождан­ный день. Мо­жет быть, это не спа­сет Ним­фа­дору, но спа­сет дру­гих, и му­ки со­вес­ти, боль от бес­силь­ной не­воз­можнос­ти по­мочь нем­но­го при­тупят­ся…

До­мови­ки уго­вари­ва­ют ее по­ужи­нать. Но, к их огор­че­нию, она не мо­жет прог­ло­тить и кус­ка, со­вер­шенно нет ап­пе­тита. Вы­пив еще две чаш­ки ро­маш­ко­вого чая, она ухо­дит в их с Дра­ко спаль­ню и обес­си­лен­но за­бира­ет­ся в кро­вать. За эти два дня столь­ко все­го слу­чилось. Да­же не ве­рит­ся, что еще по­зав­че­ра ут­ром она си­дела на зе­вот­но скуч­ном а­ук­ци­оне, ли­цемер­но улы­балась Фран­ческе Джаг­сон и пы­талась раз­влечь­ся тем, что под­счи­тыва­ла сто­имость всех дра­гоцен­ностей, уве­шивав­ших ле­ди-вол­шебниц, и вы­чис­ля­ла об­ратно про­пор­ци­ональ­ную этим дра­гоцен­ностям сте­пень их ску­пос­ти. На ум при­ходит Ре­гулус. За­чем он пос­ту­пил так? Ка­кая ло­гика бы­ла в его дей­стви­ях? За­чем он вык­рал крес­траж, а за­тем ос­та­вил его этой де­вуш­ке-маг­ле? Раз­ве не по­нимал, что ста­вит ее под удар? Или на­де­ял­ся, что ее все рав­но не най­дут, ко­му при­дет в го­лову, что маг из чис­токров­но­го и бла­город­но­го до­ма Блэк, По­жира­тель Смер­ти, влю­бит­ся в маг­лу? Он был еще по су­ти маль­чиш­кой, от­да­вал ли он пол­ный от­чет в сво­их дей­стви­ях или дей­ство­вал по-юно­шес­ки им­пуль­сив­но? А мо­жет быть, он прос­то ре­шил, что по­том най­дет спо­соб спря­тать опас­ный пред­мет по­луч­ше? Но ведь кто-то ра­зуз­нал, что Ре­гулус свя­зал­ся с маг­лой. Жи­ва ли эта де­вуш­ка? Столь­ко воп­ро­сов и ни од­но­го от­ве­та.

Она смот­рит в по­толок, дер­жа ру­ки на сов­сем еще плос­ком и не­замет­ном жи­воте. Мяг­ко и глу­боко взды­ха­ет. Так стран­но. Так чу­дес­но. И так страш­но…

На­ут­ро ее бу­дит ми­нис­тер­ская со­ва, с по­ис­ти­не чи­нов­ничь­им упорс­твом дол­бя­ща­яся в вит­ражное стек­ло. Она со сто­ном пле­тет­ся к ок­ну, что­бы по­лучить уже тра­дици­он­ное уве­дом­ле­ние о том, что на­рушен Ста­тут сек­ретнос­ти, и что над­ле­жит уп­ла­тить штраф и под­пра­вить па­мять нес­коль­ким маг­лам, пси­хичес­кое здо­ровье ко­торых под­вер­глось не­кото­рому ущер­бу со сто­роны фа­миль­ных при­виде­ний. Со­ва не­одоб­ри­тель­но пок­ле­выва­ет паль­цы и уле­та­ет с очень не­доволь­ным ви­дом сквозь гус­той ут­ренний ту­ман.

— Адол­ли­на!

Де­воч­ка-при­виде­ние про­сачи­ва­ет­ся сквозь сте­ну с са­мым не­вин­ным ви­дом — боль­шие рас­пахну­тые гла­за, пух­лые губ­ки бан­ти­ком.

— Ты опять за свое? Ну за­чем, ми­лая?

Де­воч­ка еще боль­ше на­дува­ет гу­бы в на­иг­ранной оби­де.

— Это не я! Это Ок­та­ви­ус! Он ска­зал, что ему скуч­но, и вы­шел про­гулять­ся и…

Гер­ми­она, не дос­лу­шав, еле ус­пе­ва­ет прик­рыть рот и за­бежать в убор­ную. Опять тош­но­та, опять вы­вора­чива­ет на­из­нанку, хо­тя она вче­ра поч­ти ни­чего не ела. Во рту про­тив­ный горь­ко-кис­лый вкус. Адол­ли­на про­совы­ва­ет го­лову сквозь зер­ка­ло и с удив­ле­ни­ем наб­лю­да­ет, как она по­лощет рот.

— Что с то­бой? Ты за­боле­ла? — со­чувс­твен­но ос­ве­дом­ля­ет­ся при­виде­ние и тут же с хит­ринкой улы­ба­ет­ся, — или у те­бя бу­дет мла­ден­чик? Я пом­ню, Нар­цисса си­дела здесь же на по­лу и бы­ла та­кого же зе­лено­го цве­та. Лю­ци­ус по­чему-то по­думал, что ее от­ра­вили, и чуть не при­душил до­мови­ков, ко­торые го­тови­ли ве­чером ужин. А че­рез нес­коль­ко ме­сяцев ро­дил­ся наш Дра­ко. А я знаю-знаю, как по­яв­ля­ют­ся де­ти! Из жи­вота!

Гер­ми­она обес­си­лен­но спол­за­ет по стен­ке вниз, за­жав в ру­ках зуб­ную щет­ку, и не в сос­то­янии да­же от­ве­тить про­дол­жа­ющей бол­тать де­воч­ке.

Тош­но­та тя­нет си­лы, но­ги как ват­ные, вста­вать во­об­ще не хо­чет­ся. Но на­до. Гер­ми­она пы­та­ет­ся пе­ред­ви­гать­ся как мож­но ос­то­рож­нее, по­тому что та­кое ощу­щение, что внут­ри ко­лышет­ся сколь­зкая ме­дуза, го­товая в лю­бой мо­мент по­кинуть свое убе­жище. И еще она ста­ра­ет­ся не вды­хать глу­боко. Лю­бые за­пахи прос­то бь­ют по обо­нянию, зас­тавляя ис­пы­тывать бу­рю не са­мых при­ят­ных чувств, апо­фе­озом ко­торых выс­ту­па­ет все та же тош­но­та. Зав­трак, ес­тес­твен­но, да­же не пред­по­лага­ет­ся. Че­рез па­ру ча­сов ста­рая до­мови­ха, с жа­лостью смот­ревшая на ее му­чения и блед­ное с про­зеленью ли­цо, при­носит в вы­соком бо­кале буль­ка­ющее и ды­мяще­еся зелье.

— Пусть гос­по­жа выпь­ет это, — со­чувс­твен­но го­ворит она, — Пэт­ти при­гото­вила его спе­ци­аль­но для гос­по­жи, оно не пов­ре­дит. Гос­по­жа Нар­цисса, ког­да но­сила мо­лодо­го хо­зя­ина, то­же пи­ла, ей по­мога­ло.

Гер­ми­она с сом­не­ни­ем смот­рит на ис­хо­дящую дым­ком жид­кость са­мого что ни на есть тош­нотвор­но­го, из­желта-бу­рого цве­та и, ре­шив­шись, де­ла­ет гло­ток. Нес­мотря на цвет, у зелья при­ят­ный ме­довый прив­кус с чуть за­мет­ным мят­ным пос­левку­си­ем. Она прис­лу­шива­ет­ся к се­бе. По край­ней ме­ре, не про­сит­ся на­ружу. Под одоб­ри­тель­ный взгляд Пэт­ти она мед­ленно вы­пива­ет весь бо­кал. Внут­ри по­нем­но­гу ста­новит­ся хо­рошо. Нет, тош­но­та есть, но она не­навяз­чи­вая, так, лег­кая му­тор­ность, поч­ти не ме­ша­ющая, не свя­зыва­ющая бед­ный же­лудок в ко­мок.

— Спа­сибо, Пэт­ти! Твое зелье прос­то чу­до! — Гер­ми­она бла­годар­но жмет смор­щенную руч­ку ста­рой до­мови­хи, ко­торая ис­пу­ган­но пы­та­ет­ся выр­вать ее и пя­тит­ся на­зад.

До­мови­ки про­дол­жа­ют при­водить в по­рядок раз­гром­ленный за­мок, она по­мога­ет им, нес­мотря на бур­ные про­тес­ты. Пос­ле лег­ко­го обе­да, вспом­нив о ми­нис­тер­ском пись­ме, ре­ша­ет от­пра­вить­ся в де­ревуш­ку, с жи­теля­ми ко­торой по­безоб­разни­чали фа­миль­ные при­виде­ния. Кое-как расс­про­сив Ок­та­ви­уса, то и де­ло се­реб­ристо мер­цавше­го от сму­щения, она с тру­дом вы­яс­ня­ет, что это де­ло дей­стви­тель­но его рук. Ему взду­малось под­смот­реть за пар­нем и де­вуш­кой, ко­торые, це­лу­ясь и бол­тая, про­гули­вались по ве­рес­ко­вым пус­то­шам, не до­ходя до раз­ва­лин, под ко­торые за­мас­ки­рован Дра­вен­дейл. Под­рос­тки его уви­дели, на их по­лу-ис­пу­ган­ные, по­лу-вос­торжен­ные воз­гла­сы тут же яви­лась лю­бопыт­ная Адол­ли­на. Ко­неч­но же, уви­дев два приз­ра­ка со сле­дами яв­но на­силь­ствен­ной смер­ти, па­роч­ка бы­ла, мяг­ко ска­зать, удив­ле­на.

Еще раз поп­ро­сив при­виде­ний боль­ше так не де­лать и по­нимая, что это бес­по­лез­но, Гер­ми­она от­прав­ля­ет­ся в де­ревуш­ку на по­ис­ки пос­тра­дав­ших. Дол­го ис­кать не при­ходит­ся, на единс­твен­ной улоч­ке слы­шен го­мон. Оба под­рос­тка, яв­но про­гули­ва­ющие шко­лу и уж точ­но из­ба­вив­ши­еся от ис­пу­га, соб­ра­лись с ро­вес­ни­ками око­ло мес­тно­го су­пер­марке­та и, иг­но­рируя не­доволь­ные взгля­ды хо­зя­ина, с азар­том, кри­ками и ви­де­ока­мера­ми со­бира­ют­ся еще раз от­пра­вить­ся на то мес­то, что­бы зас­нять приз­ра­ков, по­пасть на ка­кое-то шоу и по­лучить пор­цию сла­вы. Ей ни­чего не сто­ит не­замет­но по­дой­ти к тол­пе, пос­лу­шать, по­кивать и лег­ким взма­хом па­лоч­ки и не­вер­баль­ным зак­ли­нани­ем чу­точ­ку под­пра­вить па­мять. Они те­перь так же шу­мят, но со­бира­ют­ся пос­ни­мать по­бережье с вы­соким ка­менис­тым бе­регом и пе­щер­ка­ми, в ко­торых, как го­ворит­ся в мес­тных ле­ген­дах, мож­но отыс­кать пи­рат­ские кла­ды.

Она так­же не­замет­но от­хо­дит от ре­бят, с не­весе­лыми мыс­ля­ми о том, что она про­тив сво­ей во­ли, но поч­ти в со­вер­шенс­тве ов­ла­дела ме­мораль­ны­ми зак­лять­ями, при­над­ле­жащи­ми к од­но­му из са­мых слож­ных раз­де­лов ма­гии и счи­та­ющи­мися пре­дель­но близ­ки­ми к Тем­но­му вол­шебс­тву. К со­жале­нию, че­лове­чес­кая па­мять и соз­на­ние — слиш­ком хруп­кие ве­щи, слиш­ком неп­ред­ска­зу­емы­ми мо­гут быть ча­ры, об­ра­щен­ные к ним. Она не мог­ла пре­дуга­дать, как имен­но по­дей­ству­ет се­год­няшнее зак­лятье на этих ре­бят в бу­дущем. Где-то во­семь­де­сят про­цен­тов уве­рен­ности, что ни­чего не слу­чит­ся, и двад­цать — что оно мо­жет по­коле­бать ка­кие-то тон­кие ду­шев­ные стру­ны, сдви­нуть с мес­та не те эмо­ции и не в то вре­мя, что мо­жет при­вес­ти к неп­ред­ска­зу­емым ре­зуль­та­там. Ве­ками ма­ги гру­бо и бес­це­ремон­но об­ра­щались с па­мятью маг­лов, имев­ших нес­частье стать сви­дете­лями вол­шебс­тва. А пос­ледс­твия при­меня­емых ме­мораль­ных зак­ли­наний, то­го же «Об­ли­ви­эй­та», так до кон­ца и не изу­чены. Те­перь же, во вре­мена прав­ле­ния Ве­лико­го Лор­да Вол­де­мор­та и вов­се ни­кому нет де­ла до здо­ровья и жиз­ней нич­тожных маг­лов.

По­раз­мыслив, она ре­ша­ет от­пра­вить­ся в Лон­дондер­ри, на­ходя­щий­ся в двад­ца­ти двух ми­лях от­сю­да. Вне­зап­ная при­хоть, не­ожи­дан­ное же­лание кое-что ку­пить. Транс­грес­си­ровав в ук­ромный уго­лок не­боль­шо­го, обыч­но не очень люд­но­го из-за сво­ей за­пущен­ности пар­ка, Гер­ми­она бре­дет по чер­не­ющим до­рож­кам, мед­ленно вды­хая и вы­дыхая прох­ладный воз­дух. Се­год­ня до­воль­но хо­лод­но для фев­ра­ля, но не­бо по-ве­сен­не­му го­лубе­ет в прос­ве­тах меж­ду ажур­ным пе­реп­ле­тени­ем чер­ных вет­вей, где-то над го­ловой озор­но тень­ка­ет ка­кая-то пта­ха. И в ду­ше бо­лез­ненно хруп­кий, ос­то­рож­ный по­кой, так не­об­хо­димый, что­бы прий­ти в се­бя, наб­рать­ся сил и при­думать дь­яволь­ски-хит­рый и бе­зуко­риз­ненный план, что­бы спас­ти Тонкс. Она обя­затель­но сде­ла­ет это. Она смо­жет.

Гер­ми­она сво­рачи­ва­ет на ти­хую из­ви­лис­тую улоч­ку — цель сво­его спон­танно­го ви­зита в Лон­дондер­ри. На этой ули­це на­ходит­ся са­мый обыч­ный маг­лов­ский ма­газин­чик иг­ру­шек, дос­тупный и де­мок­ра­тич­ный по це­нам. Она тя­нет на се­бя руч­ку стек­лянной две­ри, под звон ко­локоль­чи­ка де­ла­ет шаг в теп­лое по­меще­ние и…

По­том, мно­го поз­же, она с чет­костью и яс­ностью, как буд­то зим­ний воз­дух прев­ра­тил­ся в лу­пу, вспо­мина­ла тот мо­мент, раз­гля­дыва­ла со всех сто­рон, слов­но за­печат­ленный на­веч­но в хрус­таль­ном ша­ре. Глу­хой звук ша­гов по ас­фаль­ти­рован­ной до­рож­ке, по­щипы­ва­ющие от мо­роза ще­ки, об­лачко па­ра изо рта, блеск глад­ко­го ме­тал­ла ма­газин­ной руч­ки, ме­лодич­ный пе­рез­вон над го­ловой. И вне­зап­но — ог­ненно-ры­жий всплеск во­лос, яр­кие ка­рие гла­за, до бо­ли зна­комое ли­цо. Го­ворят: «как уда­рило мол­ни­ей». Дей­стви­тель­но, их с Джин­ни в тот мо­мент точ­но уда­рило мол­ни­ей. Стек­лянная дверь, зак­ры­ва­ясь, мяг­ко уда­рила сза­ди, а она не мог­ла и по­шеве­лить­ся. Чувс­тво­вала, как за­горе­лись ще­ки от теп­ла по­меще­ния, слы­шала за­туха­ющий звон ко­локоль­чи­ка и не мог­ла от­вести глаз от Джин­ни. Впи­тыва­ла, вби­рала в се­бя весь ее об­раз, от ры­жей ма­куш­ки до шнур­ков теп­лых бо­тинок, так вне­зап­но, ярос­тно и ис­ступ­ленно на­пом­нивший о прош­лом. О сто­роне, ко­торую она НЕ выб­ра­ла. О лю­дях, с ко­торы­ми она НЕ бы­ла.

Джин­ни. Единс­твен­ная под­ру­га. Поч­ти сес­тра. Же­на ее луч­ше­го дру­га. И об этом она уз­на­ла уже пос­тфак­тум, спус­тя нес­коль­ко ме­сяцев. Прос­то ста­рый ав­рор всколь­зь упо­мянул в пись­ме и не­хотя вы­дал па­ру фраз на ее взвол­но­ван­ные и нас­той­чи­вые расс­про­сы в от­ветных пись­мах. А ведь она мог­ла бы… быть той, с кем счас­тли­вая Джин­ни по­дели­лась бы в пер­вую оче­редь. На­вер­ное, ста­ла бы под­ружкой не­вес­ты. И ра­дова­лась бы за нее от все­го сер­дца, ви­дя, как мис­тер У­из­ли с обыч­ной сво­ей доб­рой улыб­кой ве­дет дочь к ал­та­рю...

Она в этот миг обос­трён­ным чуть­ем вос­при­нима­ла си­ту­ацию — рас­ши­рив­ши­еся гла­за Джин­ни, в ко­торых удив­ле­ние сме­нялось рас­те­рян­ностью, па­никой и да­же тенью ис­пу­га, ее ин­стинктив­но мет­нувша­яся прик­рыть за­мет­но ок­руглив­ший­ся жи­вот ру­ка, не­осоз­нанный шаг на­зад и по­ворот го­ловы, ка­кой-то бес­по­мощ­ный и су­ет­ли­вый, как буд­то она со­бира­лась поз­вать на по­мощь. И в тот же мо­мент по­мощь приш­ла — мо­лодой муж­чи­на, так зна­комо рас­тре­пан­но-чер­но­воло­сый, зе­леног­ла­зый, воз­ник ря­дом с ней и схва­тил за ру­ку.

Гар­ри.

Его взгляд, в ко­тором вспых­ну­ло мо­мен­таль­ное уз­на­вание, был ус­трем­лен на Гер­ми­ону и был так си­лен, что она поч­ти фи­зичес­ки чувс­тво­вала, как ее от­талки­ва­ет на­зад. Он был по­лон гне­ва и пре­дос­те­реже­ния. Зад­ви­нутой глу­боко внутрь бо­ли и глу­хого кри­ка. Нес­ка­зан­ных слов и неб­ро­шен­ных об­ви­нений. Гар­ри впи­вал­ся по­тем­невши­ми гла­зами, ло­мал ее од­ним сво­им по­дер­ги­вани­ем сдер­жи­ва­ющих­ся губ, сво­им бес­созна­тель­ным жес­том, ког­да нем­но­го прид­ви­нул­ся к Джин­ни бо­ком, слов­но отод­ви­гая ее за спи­ну. И Гер­ми­она чуть не за­рыда­ла в го­лос, не осе­ла без­воль­но там, на гряз­но­ватом по­лу ма­гази­на. Как ког­да-то в са­ду Пар­кинсо­нов.

«Нет, Гар­ри, ни­ког­да! Ни­ког­да я не при­чиню вре­да ни те­бе, ни Джин­ни, ни ва­шему ма­лышу! Не­уже­ли ты это­го не по­нима­ешь? Как ты мо­жешь это­го не ви­деть? Имен­но ты?!»

Но он не ви­дел. Уп­ря­мо сжав гу­бы и нем­но­го на­бычив­шись, так же сжи­мая ру­ку Джин­ни, он по­шел на нее. В тор­го­вом за­ле что-то го­вори­ли ему в спи­ну, к ним спе­шила про­дав­щи­ца, раз­ма­хивая ка­кой-то иг­рушкой, но он, не об­ра­щая ни­како­го вни­мания, шел впе­ред, точ­но на­мере­ва­ясь нас­ту­пить на нее, пе­решаг­нуть и ид­ти даль­ше. В эти нич­тожные па­ру-трой­ку ша­гов, ко­торые от­де­ляли их друг от дру­га, в го­лове Гер­ми­оны ца­рила пус­то­та, но в ду­ше ос­терве­нело грыз­лась, пле­валась ядом и кор­чи­лась не­выно­симая боль. Она от­сту­пила в сто­рону, бо­рясь с же­лани­ем схва­тить их за ру­ки, об­нять, кри­чать, зах­ле­быва­ясь сло­вами, рас­ска­зывать и расс­пра­шивать. Но… нель­зя! И Гар­ри шел на нее с та­ким ли­цом, что она по­нима­ла — он прос­то ее не ус­лы­шит. Не по­верит. Не здесь. Не сей­час.

Они уже прош­ли ми­мо нее, уже поч­ти тол­кну­ли дверь, как ее дер­ну­ло вспыш­кой-вос­по­мина­ни­ем о вче­раш­ней на­ход­ке. И тут же, как буд­то что-то по­чувс­тво­вав, Джин­ни пос­мотре­ла на нее.

— Блэк! Крес­траж был у Блэ­ка! — она на­де­ялась, что Джин­ни ус­лы­шала ее. В гор­ле пе­ресох­ло и пер­ши­ло, ше­пот вы­шел сдав­ленно-хрип­лым.

Они уже уда­лялись. Гар­ри шел та­кими раз­ма­шис­ты­ми ша­гами, что Джин­ни за ним поч­ти во­лочи­лась. Гер­ми­она шаг­ну­ла на по­рог ма­гази­на, при­дер­жи­вая дверь, и гу­бы, слов­но за­чаро­ван­ные, про­дол­жа­ли шеп­тать: «Блэк. Блэк. Блэк…». Слов­но в этом ко­рот­ком сло­ве бы­ло ка­кое-то ус­по­ко­ение от бо­ли — дав­ней, зна­комой, но по-преж­не­му ос­трой и нес­терпи­мо го­рячей. Над го­ловой сно­ва за­мол­кал вспуг­ну­тый ко­локоль­чи­ковый звон, что-то бор­мо­тала про­дав­щи­ца, а Гер­ми­она, не от­ры­ва­ясь, смот­ре­ла в спи­ны уда­ляв­шихся дру­зей. Об­тя­нутую тем­ной кур­ткой, пря­мую и нег­ну­щу­юся — Гар­ри, тон­кую, нес­мотря на бе­ремен­ность — Джин­ни. Джин­ни обер­ну­лась и чуть не упа­ла, спот­кнув­шись, но Гар­ри ус­пел пок­репче пе­рех­ва­тить ее за ло­коть. И ког­да она от­верну­лась, это бы­ло так, слов­но они ухо­дили, раз­ма­шис­то зах­лопнув две­ри в ее жизнь. Сно­ва.

Нет, в пер­вый раз, это сде­лала она са­ма, в са­ду Пар­кинсо­нов, от­сту­пив и от­сту­пив­шись от них. А сей­час — друзья са­ми уш­ли, на­пом­нив ей: «Ты сде­лала свой вы­бор».

Но она сде­лала бы его сно­ва. И сно­ва. Раз за ра­зом вы­бира­ла бы дру­гой путь. По­тому что ина­че нель­зя. По­тому что она мо­жет все по­губить. Ей — жить так. И это сей­час единс­твен­но пра­виль­ное.

По­том, мно­го поз­же, ког­да боль ста­ла не та­кой вы­носи­мо кол­кой, сно­ва при­тупи­лась и об­жи­лась, она осоз­на­ла, что, как и рань­ше, они по­няли друг дру­га с по­лувз­гля­да. Это вну­шало на­деж­ду и да­вало чувс­тво уве­рен­ности, пусть по­ка еще шат­кое, в том, что ког­да-ни­будь, пусть че­рез мно­го лет, ког­да все это прой­дет и ста­нет да­же нем­но­го за­бывать­ся, ее друзья смо­гут не прос­то при­нять и прос­тить, но и по­нять ее вы­бор.

А сей­час, ког­да слов­но сод­ра­ли ко­рос­ту с под­жившей ра­ны, и сно­ва за­сочи­лась кровь, она еле на­ходит си­лы, что­бы вый­ти из ма­гази­на, най­ти без­людный пе­ре­улок и транс­грес­си­ровать в за­мок.

Ос­тавший­ся день она про­водит, свер­нувшись клу­боч­ком в кро­вати, дра­гоцен­ны­ми кам­ня­ми пе­реби­рая теп­лые вос­по­мина­ния и сжи­мая зу­бы, что­бы не раз­ры­дать­ся, не за­лить все сле­зами, изо всех сил пы­та­ясь не ду­мать — как бы­ло бы, ес­ли…

До­мови­ка Пэт­ти при­носит свой вол­шебный от­вар, и тош­но­та ос­та­ет­ся в пре­делах пе­рено­симо­го, не му­ча­ет так му­тор­но и не­от­ступ­но. Ей не хо­чет­ся воз­вра­щать­ся в Мал­фой-Ме­нор и да­же не тя­нет в свой дом на по­бережье. Там все рав­но нет Дра­ко, Жи­вог­лот воль­но про­пада­ет в ле­су и на по­бережье, а оди­ночес­тво стра­шит. А здесь бол­тли­вые при­виде­ния, за­бот­ли­вые до­мови­ки. Нар­цисса в чем-то пра­ва — Дра­вен­дейл да­рит по­кой. Пусть да­же раз­не­сён­ный пол­тергей­стом, он все рав­но мяг­ко ба­юка­ет, ти­хо шеп­чет сны, на­вева­ет уди­витель­ную ат­мосфе­ру ми­ра, у­юта, за­щищен­ности. Он точ­но нем­но­го приг­лу­ша­ет ос­тро­ту, лед и огонь тер­за­ющих мыс­лей. Мал­фой-Ме­нор не та­ков — он жес­ток и тверд, об его кам­ни раз­би­ва­ют­ся на­деж­ды и жиз­ни, и воз­дух под его сво­дами про­питан стра­хом, ли­зоб­людс­твом, не­навистью и смертью. Быть мо­жет, это вли­яние Лор­да, она ведь не зна­ет ино­го Мал­фой-Ме­нора. А Дра­ко рас­ска­зывал о зам­ке с теп­ло­той, для не­го все бы­ло по-дру­гому. Для не­го Мал­фой-Ме­нор был до­мом.

К ве­черу че­рез ка­мин свя­зыва­ет­ся Нар­цисса, про­сит отыс­кать и при­вез­ти ка­кой-то се­реб­ря­ный сер­виз на две­над­цать пер­сон. На мно­гоз­на­читель­ный воп­рос «Нет ни­чего но­вого?» спо­кой­но со­об­ща­ет, что все так же, ти­хо и ни­каких но­вос­тей, они ужи­на­ют с Бел­латри­сой, се­ту­ет на то, что Лю­ци­ус с Дра­ко за­дер­жи­ва­ют­ся. И тут же пе­рехо­дит на под­робные разъ­яс­не­ния, в ко­торой из кла­довых она ви­дела этот сер­виз в пос­ледний раз, и как имен­но он выг­ля­дит, и по ка­кой при­чине вдруг не­мед­ленно по­надо­бил­ся. Гер­ми­оне вне­зап­но на до­лю се­кун­ды ка­жет­ся, что за мно­гос­ло­ви­ем свек­ровь что-то скры­ва­ет. Но го­лос ее ме­лоди­чен и прох­ла­ден, как обыч­но, и в нем нет ни­како­го вол­не­ния.

Прось­ба Нар­циссы — как от­вет на ее же­лание не воз­вра­щать­ся по­ка в Мал­фой-Ме­нор. С уче­том то­го, что кла­довые то­же раз­гром­ле­ны пол­тергей­стом, она еще и дол­го вы­пол­ни­ма. И Гер­ми­она с ка­ким-то стран­ным, амор­фным чувс­твом — то ли дро­жаще­го об­легче­ния, то ли трус­ли­вого вы­жида­ния и бегс­тва от не­от­вра­тимо­го — ос­та­ет­ся в Дра­вен­дей­ле.

* * *

Нар­цисса прис­таль­но смот­рит на выз­ванных ею до­мови­ков — ста­рого, уже по­лус­ле­пого Бёр­ти и его пле­мян­ни­ка, нем­но­го ле­ниво­го, но со­об­ра­зитель­но­го Тод­ди. Бёр­ти, нес­мотря на пло­хое зре­ние, с ве­ликим тща­ни­ем уха­жива­ет за зим­ним са­дом. Тод­ди, мож­но ска­зать, тво­рит чу­деса на кух­не, при­думы­ва­ет вос­хи­титель­ные де­сер­ты, чем не­из­менно удив­ля­ет гос­тей хо­зя­ев. Что ж, при­дет­ся все-та­ки за­менить. Они ни­чем не луч­ше дру­гих и не ху­же, но есть то, что от­ли­ча­ет их от всех про­чих до­мови­ков Мал­фой-Ме­нора. Они не при­носи­ли Обе­та вер­ности Мал­фо­ям, они — до­мови­ки Блэ­ков, пе­решед­шие в при­даное Нар­циссе и по­селив­ши­еся в зам­ке пос­ле ее свадь­бы с Лю­ци­усом. И они нап­ря­мую под­чи­ня­ют­ся толь­ко тем, в чь­их жи­лах те­чет кровь ро­да Блэк. И са­мое глав­ное — имен­но эти до­мови­ки ког­да-то бы­ли лич­ны­ми до­мови­ками Ан­дро­меды.

До­мови­ки мнут­ся и смот­рят на нее с неп­рикры­тым стра­хом, не по­нимая при­чину сво­его вы­зова. Бёр­ти уже го­тов вык­ру­чивать уши за со­вер­шенную оп­лошность, ко­торой он не пом­нит. И Нар­цисса на­конец на­чина­ет го­ворить, сло­во за сло­вом, фра­за за фра­зой вкла­дывая им в го­ловы то, что они дол­жны сде­лать. Пов­то­ря­ет и пов­то­ря­ет од­но и то же, зас­тавля­ет пов­то­рять их, по­ка не до­бива­ет­ся то­го, что оба до­мови­ка без за­пин­ки про­гова­рива­ют ска­зан­ное ею.

— Гос­по­жа, нич­тожный до­мовик ос­ме­лива­ет­ся спро­сить — за­чем? — роб­ко пи­щит Тод­ди и тут же на­чина­ет щи­пать се­бя за ще­ки.

Нар­цисса не­кото­рое вре­мя мол­чит, на­бира­ясь ре­шимос­ти. По­том го­ворит мед­ленно и с рас­ста­нов­кой:

— В той жен­щи­не, ко­торая сей­час на­ходит­ся в Апар­та­мен­тах Ан­дро­меды, те­чет кровь Блэ­ков, она при­над­ле­жит на­шему ро­ду. Вы дол­жны спас­ти ее. Вы обя­заны сде­лать все, что в ва­ших си­лах, что­бы ей пе­рес­та­ли при­чинять боль и стра­дания, то есть вы­вес­ти ее из зам­ка.

В круг­лых гла­зах до­мови­ков сом­не­ние впе­ремеш­ку со стра­хом, и Нар­цисса ед­ва сдер­жи­ва­ет вол­не­ние. Да, она лу­кавит. Ним­фа­дора — на­поло­вину Блэк, но по ма­тери, имя ко­торой, к то­му же, бы­ло выж­же­но с го­беле­на с фа­миль­ным дре­вом. У до­мови­ков пат­ри­ар­хат, и они приз­на­ют до­мини­ру­ющим род от­ца.

— Вы при­нес­ли Обет вер­ности семье Блэк. Она — Блэк. Она — дочь гос­по­жи Ан­дро­меды Блэк. Той, ко­торая бы­ла ва­шей хо­зяй­кой, — пов­то­ря­ет Нар­цисса сво­им «осо­бым», по­вели­тель­ным то­ном и креп­че сжи­ма­ет в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку.

Ес­ли они от­ка­жут­ся, не приз­на­ют кро­ви Блэ­ков в де­воч­ке, при­дет­ся при­бег­нуть к зак­лять­ям. А до­мови­ки пло­хо под­да­ют­ся ча­рам, и труд­но пре­дуга­дать, как на них по­дей­ству­ет «Им­пе­ри­ус». Они свя­заны Обе­том и всег­да бес­пре­кос­ловно ис­полня­ют во­лю хо­зя­ев, ру­ководс­тву­ясь толь­ко их ин­те­реса­ми. Она — урож­денная Блэк и ее они пос­лу­ша­ют­ся, но ес­ли не приз­на­ют Ним­фа­дору «дос­та­точ­ной» Блэк, то мо­гут ре­шить, что все, что она ска­зала, мо­жет на­нес­ти вред толь­ко ей, Нар­циссе, ис­тинной хо­зяй­ке, и тог­да и паль­цем не по­шевель­нут ра­ди Ним­фа­доры. Есть опас­ность, что, сог­ласно Обе­ту, и Бел­латри­са мо­жет при­казы­вать им. Но есть и ню­анс — лич­ный хо­зя­ин до­мови­ка и его пря­мые нас­ледни­ки всег­да в при­ори­тете пе­ред все­ми дру­гими, кто но­сит ту же фа­милию, что зву­чит в Обе­те, но не приз­нан как хо­зя­ин. План Нар­циссы хру­пок и в то же вре­мя ос­но­ван на не­зыб­ле­мых за­конах чис­токров­ных вол­шебных се­мей.

Пос­ле не­дол­го­го мол­ча­ния, ког­да Нар­цисса поч­ти ре­шилась на­ложить зак­лятье по­вино­вения, Бёр­ти скло­ня­ет го­лову:

— Да, гос­по­жа. Бёр­ти и Тод­ди — до­мови­ки Блэ­ков и сде­ла­ют все, что ве­лит хо­зяй­ка, ра­ди бла­га мо­лодой гос­по­жи.

Нар­цисса пе­рево­дит ды­хание от об­легче­ния, раз­жи­мая по­белев­шие паль­цы. Сло­новая ру­ко­ят­ка ос­та­вила след, впе­чатав­шись в ла­донь. Сла­ва Мер­ли­ну и Мор­га­не, ка­жет­ся, ее план на­чина­ет ис­полнять­ся.

Она про­дол­жа­ет свои разъ­яс­не­ния, что им сле­ду­ет де­лать, ку­да пой­ти и что го­ворить:

— Ког­да Лорд Вол­де­морт об­на­ружит, что она сбе­жала, Он бу­дет доп­ра­шивать вас. Доп­ра­шивать бу­дет и гос­по­жа Бел­латри­са. И вы не дол­жны го­ворить о том, что в этом за­меша­на я. Ни Лор­ду, ни ей. Вы возь­ме­те ви­ну на се­бя. Вы рас­ска­жете все то, о чем я вам го­вори­ла, что­бы они по­вери­ли. Рас­ска­зав же о мо­ем учас­тии в этом, вы на­несе­те не­поп­ра­вимый вред мне и мо­лодой гос­по­же.

Тод­ди съ­ежи­ва­ет­ся, и в его круг­лых гла­зах она ви­дит ужас. Он от­лично по­нима­ет, что бу­дет им за по­бег плен­ни­цы, что с ни­ми сде­ла­ет Тем­ный Лорд, ког­да уз­на­ет. Бёр­ти, нап­ро­тив, вы­соко под­ни­ма­ет ушас­тую го­лову и тор­жес­твен­но про­из­но­сит сво­им тон­ким го­лосом:

— Бёр­ти и Тод­ди бу­дут ра­ды от­дать жизнь за мо­лодую гос­по­жу Блэк. Это ве­ликая честь для нас.

Нар­цисса ки­ва­ет. Да, Лорд и Бел­ла бу­дут звер­ски пы­тать их, вы­мещая всю ярость и злость от сор­вавших­ся пла­нов. Но ни Ему, ни ей не в си­лах прес­ту­пить Обет вер­ности до­мови­ков на кро­ви и до­бить­ся прав­ды, ко­торая мо­жет сто­ить жиз­ни их хо­зя­ину. Том Реддл, ни­щий по­лук­ровка, с детс­тва не вхо­жий в мир ма­гичес­кой арис­токра­тии, да­же став Лор­дом Вол­де­мор­том, не смог вник­нуть во все пе­рипе­тии от­но­шений ста­рых ма­гичес­ких ро­дов с до­мови­ками. Чи­тать и знать — еще не зна­чит по­нимать. Бел­ла, воз­можно, что-то ура­зуме­ет и при­дет в ис­ступ­ле­ние. Но все рав­но ни­чего не смо­жет по­делать.

— Тог­да сме­ните стра­жу у Апар­та­мен­тов и жди­те ме­ня.

Она ре­шитель­но под­ни­ма­ет­ся с ди­вана и от­пуска­ет до­мови­ков. Итак, на­чалось.

* * *

В боль­шой по­лутем­ной ком­на­те, ос­ве­щен­ной яр­ко го­рящим ка­мином и тре­мя све­чами в шан­да­лах, бь­ют­ся не на жизнь, а на смерть два ко­роля на шах­матной дос­ке. Ря­дом с дос­кой ле­жат ос­колки фи­гурок тем­но­го и свет­ло­го ян­та­ря, за­вер­шивших свой бой. Над ней скло­нились две жен­щи­ны — чер­но­куд­рая, с азар­том в тем­ных гла­зах, и среб­ро­воло­сая, со спо­кой­ным изя­щес­твом пе­ред­ви­га­ющая фи­гур­ки.

— Шах, ми­лая, — с тор­жес­тву­ющей ус­мешкой це­дит Бел­латри­са, от­ки­дыва­ясь на­зад в крес­ле и скре­щивая ру­ки на гру­ди.

Нар­цисса, по­раз­мыслив, лов­ко вы­водит сво­его ко­роля из-под уда­ра и от­ве­ча­ет сес­тре:

— И те­бе.

Бел­латри­са встря­хива­ет куд­ря­ми и од­ним стре­митель­ным брос­ком ки­да­ет сво­его фер­зя на про­рыв. Нар­цисса, пря­ча улыб­ку в угол­ках губ, нес­пешно бе­рет его офи­цером, не за­мечен­ным Бел­лой, и не поз­во­ля­ет то­му сок­ру­шить нес­час­тно­го фер­зя на мел­кие ку­соч­ки.

— Шах и мат.

Ко­роль на дос­ке пе­реми­на­ет­ся, швы­ря­ет свою ко­рону на чер­ную клет­ку и ис­пу­ган­но вжи­ма­ет го­лову в пле­чи. В сле­ду­ющую се­кун­ду вмиг разъ­ярив­ша­яся Бел­латри­са взры­ва­ет его вмес­те с дву­мя пеш­ка­ми и ко­нем. Нар­цисса раз­во­дит ру­ками.

— Это все­го лишь иг­ра, Бел­ла.

— Мне на­до­ело! — за­яв­ля­ет Бел­латри­са, кри­вя гу­бы, — Са­лазар, до че­го же скуч­но! И все­го лишь де­вятый час. Ког­да же на­конец вер­нется наш Гос­по­дин?

Нар­цисса по­жима­ет пле­чами. Иног­да сес­тра на­чина­ет вес­ти се­бя как пре­сыщен­ный кап­ризный ре­бенок, тре­бу­ет не­ведо­мо че­го, при­ходит в бе­шенс­тво от ма­лей­ше­го про­ис­шес­твия, ко­торое ей не по вку­су. Как ей уго­дить?

— По­читай, — со­вету­ет она и са­ма по­да­ет при­мер, взяв­шись за кни­гу, от­ло­жен­ную ра­нее из-за шах­матной пар­тии.

Бел­ла, ни­чего не от­ве­чая, вска­кива­ет, хо­дит по ком­на­те, бор­мо­чет что-то се­бе под нос. Млад­шая сес­тра на­мерен­но не об­ра­ща­ет на нее вни­мания, про­дол­жая сколь­зить взгля­дом по строч­кам.

— Пой­ду к этой дря­ни, хоть там по­раз­вле­кусь, — жес­то­ким го­лосом ки­да­ет Бел­латри­са, и Нар­цисса ед­ва за­мет­но вздра­гива­ет.

— Ми­лая, про­шу, не ув­ле­кай­ся. Лор­ду мо­жет не пон­ра­вить­ся, ес­ли Он най­дет ее в пло­хом сос­то­янии. Я бес­по­ко­юсь за те­бя.

Од­на лишь Мор­га­на зна­ет, как дос­та­ют­ся ей эти нес­коль­ко слов, ска­зан­ных аб­со­лют­но вы­верен­ным то­ном, в ме­ру рав­но­душ­ным и хо­лод­ным, в ме­ру сес­трински-за­бот­ли­вым.

Бел­латри­са за­каты­ва­ет гла­за и стре­митель­ным ша­гом вы­ходит из ком­на­ты. Нар­цисса бес­силь­но ро­ня­ет кни­гу, пред­став­ляя, в ка­ком нас­тро­ении сей­час сес­тра и что она бу­дет де­лать с их пле­мян­ни­цей. Че­рез нес­коль­ко ми­нут она вы­зыва­ет Тод­ди.

— Гос­по­жа Бел­латри­са там?

До­мовик ки­ва­ет, на его ли­це кро­вото­чит све­жая сса­дина. Не ина­че Бел­ла пос­та­ралась.

— Дашь знать, ког­да она уй­дет.

Тод­ди воз­вра­ща­ет­ся с док­ла­дом толь­ко к по­лови­не две­над­ца­того. Кро­ме сса­дины, у не­го ед­ва от­кры­ва­ет­ся зап­лывший глаз, и кла­ня­ет­ся он с тру­дом.

— Гос­по­жа Бел­ла уто­милась. Она в сво­ей ком­на­те, го­товит­ся ко сну.

— Что Як­сли?

— Гос­по­дин Як­сли ушел в от­ве­ден­ную ему ком­на­ту еще час на­зад и сей­час креп­ко спит.

Нар­цисса от­пуска­ет до­мови­ка, на­пом­нив наз­на­чен­ное вре­мя — час Бы­ка. Ей бы то­же нем­но­го пос­пать, ус­по­ко­ить­ся, нем­но­го наб­рать­ся сил, но сон не идет. Стра­ха нет аб­со­лют­но, в го­лове чет­кое осоз­на­ние то­го, что она со­бира­ет­ся сде­лать, и хо­лод­ный по­шаго­вый рас­чет пред­сто­ящих дей­ствий.

Око­ло пол­четвер­то­го по­полу­ночи она сно­ва вы­зыва­ет до­мови­ка и он уве­ря­ет, что Бел­ла и Як­сли креп­ко спят, а их ком­на­ты до­пол­ни­тель­но за­чаро­ваны Бёр­ти. Она глу­боко взды­ха­ет и пос­ле не­дол­го­го про­мед­ле­ния нак­ла­дыва­ет на се­бя Де­зил­лю­мина­ци­он­ные ча­ры. По те­лу про­бега­ют хо­лод­ные струй­ки, и че­рез ка­кой-то миг она со­вер­шенно не­види­ма. Сло­новая ру­ко­ять вол­шебной па­лоч­ки нем­но­го не­удоб­на, но она лишь креп­че сжи­ма­ет ее. Она нес­лышно и нез­ри­мо идет по ко­ридо­рам вслед за до­мови­ком. Путь от их с Лю­ци­усом кры­ла до Апар­та­мен­тов Ан­дро­меды ка­жет­ся од­новре­мен­но ко­рот­ким и бес­ко­неч­ным. На­конец она ви­дит Бёр­ти на стра­же у двус­твор­ча­тых две­рей, с ве­личай­шей ос­то­рож­ностью тя­нет од­ну створ­ку и прос­каль­зы­ва­ет внутрь, дер­жа па­лоч­ку на­из­го­тове.

В ком­на­те ти­хо и тем­но, она за­жига­ет «Лю­мос». И уви­ден­ное зас­тавля­ет при­жать ла­донь ко рту, что­бы заг­лу­шить не­воль­ный вскрик. И сер­дце бук­валь­но зах­ле­быва­ет­ся жа­лостью к за­мучен­ной плен­ни­це, ле­жащей без соз­на­ния нич­ком на по­лу. Нес­коль­ко ми­нут Нар­цисса не мо­жет взять се­бя в ру­ки и сдви­нуть­ся с мес­та, слов­но в тран­се раз­гля­дывая зна­комое ли­цо. Вер­нее, ви­димую ей по­лови­ну — всю в кро­вопод­те­ках, опух­шую, си­зо-ли­ловую. Не­ес­тес­твен­но вы­вер­ну­тая ле­вая ру­ка, ви­димо, сло­мана в двух мес­тах, паль­цы раз­дроб­ле­ны. Сквозь гряз­ные об­рывки одеж­ды чер­не­ет бес­че­ловеч­но ис­терзан­ное те­ло. Бо­сые ступ­ни слов­но из­ре­заны но­жами.

Нар­цисса с тру­дом втя­гива­ет в се­бя воз­дух, гус­то пах­ну­щий кровью и болью. До­мови­ки, мол­ча по­пере­минав­шись ря­дом, за­жига­ют нес­коль­ко ламп. На­конец она де­ла­ет шаг к нед­вижно­му те­лу, сжи­ма­ет дро­жащие гу­бы и ре­шитель­но под­ни­ма­ет па­лоч­ку. Зна­комые пас­сы и с детс­тва за­учен­ные зак­лятья це­литель­ства — ос­та­нав­ли­ва­ющие кровь, за­жив­ля­ющие нег­лу­бокие по­резы, ле­чащие уши­бы, де­зин­фи­циру­ющие ра­ны, обез­бо­лива­ющие. Ког­да-то их зас­тавля­ла учить Ан­дро­меда, пов­то­ряя, что ра­но или поз­дно они мо­гут при­годить­ся. Вот и при­годи­лись.

Пос­ле пос­ледне­го зак­лятья, по­няв, что мо­лодая жен­щи­на так и не приш­ла в соз­на­ние, она как мож­но бе­реж­нее пе­рево­рачи­ва­ет Ним­фа­дору на спи­ну, очень ос­то­рож­но про­тира­ет ей ли­цо но­совым плат­ком и по­нима­ет, что нуж­но по­торо­пить­ся. Ли­цо, из­ле­чен­ное от си­няков и кро­вопод­те­ков, те­перь бе­ле­ет, нет, за­тяги­ва­ет­ся мер­твен­ной хо­лод­ной бе­лиз­ной, пе­рехо­дящей в си­неву. Внут­реннее кро­воте­чение! А ее сил не хва­тит. Все, что она уме­ет — нес­коль­ко лег­ких це­литель­ских чар. Ог­ромным уси­ли­ем во­ли по­давив на­рас­та­ющую па­нику, Нар­цисса при­казы­ва­ет до­мови­кам за­кутать Ним­фа­дору в теп­лый плащ, нак­ла­дыва­ет Де­зил­лю­мина­ци­он­ные ча­ры.

На­до на хо­ду при­думать что-то дру­гое. Она по­лага­ла, что Ним­фа­дора бу­дет в соз­на­нии. Она хо­тела прос­то ог­лу­шить ее, вы­вес­ти при по­мощи до­мови­ков за пре­делы зам­ка и ос­та­вить, от­дав па­лоч­ку. Даль­ше та са­ма бы раз­би­ралась, ку­да пой­дет. Но сей­час этот ва­ри­ант пла­на со­вер­шенно не­воз­мо­жен.

По ее при­казу, до­мови­ки сво­ими ча­рами ос­то­рож­но под­ни­ма­ют плен­ни­цу в воз­дух, и их про­цес­сия пус­ка­ет­ся в путь по ко­ридо­рам спя­щего зам­ка. Тя­нут­ся бес­ко­неч­ные ка­мен­ные сте­ны, лес­тни­цы, две­ри, пе­рехо­ды, ар­ки и, уже по­теряв счет вре­мени, вы­мотан­ная ли­хора­доч­ны­ми раз­думь­ями Нар­цисса на­конец ви­дит ко­неч­ную цель — ко­нюш­ню. В прос­торном по­меще­нии ос­тался толь­ко один фес­трал, а ког­да-то бы­ло с пол­дю­жины лю­бим­цев Аб­ракса­са Мал­фоя, дер­жавше­го их ра­ди удо­воль­ствия. Но при­сутс­твие Лор­да по­чему-то гу­битель­но для этих жут­ких жи­вот­ных. Фес­трал ог­ля­дыва­ет­ся на нее, ска­лит­ся, пе­рес­ту­па­ет ко­пыта­ми. По ее при­казу он опус­ка­ет­ся на ко­лени. Нар­цисса ре­шитель­но при­казы­ва­ет до­мови­кам уса­дить Ним­фа­дору на не­го и дер­жать ее с двух сто­рон. Ког­да до­мови­кам на­конец уда­ет­ся уса­дить не­види­мую плен­ни­цу, са­мим усесть­ся на фес­тра­ла и ух­ва­тить­ся как мож­но креп­че, она из­ла­га­ет даль­ней­шие дей­ствия, сно­ва пов­то­ряя по нес­коль­ко раз. Окон­чив, она стро­го спра­шива­ет:

— Итак, вы по­няли, что дол­жны де­лать даль­ше?

— Да, гос­по­жа, — пи­щит Бёр­ти, — дос­та­вить мо­лодую гос­по­жу к од­ной из бли­жай­ших маг­лов­ских боль­ниц. Прос­ле­дить, что­бы ее обя­затель­но наш­ли. Вер­нуть­ся об­ратно. Сно­ва встать у две­рей.

Нар­цисса ки­ва­ет, хло­па­ет фес­тра­ла по шее, при­нуж­дая под­нять­ся. Фес­трал с тру­дом под­ни­ма­ет­ся, рас­прав­ля­ет крылья и взмы­ва­ет в чер­но­ту но­чи.

Нар­цисса воз­вра­ща­ет­ся об­ратно, па­лоч­кой уби­рая сле­ды вол­шебс­тва и сво­его при­сутс­твия. По­кон­чив с этим, она ухо­дит в свои по­кои. И пер­вое, что она де­ла­ет, вой­дя в свою ком­на­ту и тща­тель­но за­перев две­ри — за­жига­ет чер­ные све­чи, уже за­ранее под­го­тов­ленные и вы­ложен­ные на по­лу трой­ным кру­гом, ак­ку­рат­но под­жи­га­ет смесь трав в жа­ров­не в цен­тре. Са­ма ста­новит­ся над жа­ров­ней и вды­ха­ет аро­мат­ный дым, под­нявший­ся тон­кой из­ви­лис­той струй­кой и об­вивший ее. И мир на­чина­ет из­ме­нять­ся. Цве­та об­ре­та­ют аро­маты, за­пахи ста­новят­ся объ­ем­ны­ми, а зву­ки рас­кра­шива­ют­ся цве­тами. Она зак­ры­ва­ет гла­за и под­но­сит па­лоч­ку к го­лове. И на­чина­ет ис­кусно пе­реп­ле­тать ни­ти све­жих и ста­рых вос­по­мина­ний, на­вива­ет на них за­путан­ное кру­жево са­мых скуч­ных и прос­тых мыс­лей, фор­ми­ру­ет тол­стый ко­кон об­ра­зов, форм и за­пахов, ту­ман­ных, не­яс­ных и ми­молет­ных, за­тяги­ва­ет па­тиной обы­ден­ности, се­рос­ти и ру­тины. Ру­ки нем­но­го дро­жат, но она до­бива­ет­ся то­го, что­бы все бы­ло бе­зуп­речно.

Ник­то не зна­ет, да­же Лю­ци­ус, что она вла­де­ет по­доб­ны­ми ча­рами — дру­ид­ски­ми, ста­рыми, не­понят­ны­ми и не­из­вес­тны­ми поч­ти ни­кому, кро­ме ред­ких ос­тавших­ся по­том­ков дру­идов. Эти ча­ры от­кры­ла ей пра­бабуш­ка, Ви­олет­та Буллстро­уд Блэк, ко­торая без вся­кой лег­ги­лимен­ции ви­дела всех нас­квозь. Она се­това­ла, что ник­то из ее до­черей и вну­чек не не­сет в ду­ше дос­та­точ­но си­лы, что­бы быть дос­той­ным дру­ид­ско­го да­ра. «Толь­ко в те­бе я ви­жу ее, — го­вори­ла ста­рая кол­дунья, — но и это все­го лишь от­звук, от­го­лосок и тень. На те­бе все за­кон­чится, но быть мо­жет, это и к луч­ше­му». Она пре­дуп­режда­ла, что­бы Нар­цисса бы­ла ос­мотри­тель­на с эти­ми ча­рами, и Нар­цисса бы­ла ос­то­рож­на, лишь из­редка со­вер­шая дру­ид­ские об­ря­ды — ког­да ос­та­вались толь­ко чер­ная про­пасть от­ча­яния и без­на­деж­ная ле­дяная ре­шимость. Это бы­ло, ког­да Лю­ци­уса пос­ле пер­во­го па­дения Лор­да хо­тели осу­дить и ки­нуть в Аз­ка­бан. С по­мощью ее об­ря­да он про­шел Ви­зен­га­мот, и у боль­шинс­тва су­дей слов­но бы­ли зак­ры­ты гла­за и зат­кну­ты уши. Он изум­лялся сво­ей удач­ли­вос­ти, но при­писал ее хит­ро­ум­ным ад­во­катам и щед­рым по­дар­кам на­ибо­лее вли­ятель­ным чле­нам Ви­зен­га­мота и вы­соко­пос­тавлен­ным чи­нам в Ми­нис­терс­тве, вклю­чая са­мого Ми­нис­тра Ма­гии. Ког­да Дра­ко об­ви­нили в убий­стве Дамб­лдо­ра, и он ис­чез со Сней­пом, дру­ид­ские ча­ры за­щища­ли его в ски­тани­ях, обе­рега­ли от не­нуж­но­го вни­мания и от­во­дили неп­ри­ят­ности. Но Дра­ко по­лагал, что выб­рать­ся и бла­гопо­луч­но вер­нуть­ся до­мой ему по­мог толь­ко Снейп, свя­зан­ный Неп­ре­лож­ным Обе­том. Она мол­ча­ла и толь­ко сог­ласно ки­вала. Им не­зачем бы­ло это знать. Дру­ид­ско­го да­ра в ней са­мой бы­ло дей­стви­тель­но так ма­ло, что ча­ры от­кли­кались на при­зыв толь­ко, ког­да на са­мом де­ле ус­коль­за­ла пос­ледняя на­деж­да. И они бы­ли не все­силь­ны, по­мога­ли толь­ко об­ма­нывать, скры­вать, пря­тать за сво­ей пе­леной. И они не мог­ли спас­ти ма­га от чер­но­го кол­довс­тва, по­это­му тог­да, нес­коль­ко лет на­зад, ей приш­лось об­ра­тить­ся к по­кой­ной ны­не Фе­тиде За­бини, что­бы хоть как-то ог­ра­дить Дра­ко от Лор­да.

Го­лова на­чина­ет кру­жить­ся, под­ташни­ва­ет от ды­ма, став­ше­го из аро­мат­но­го че­рес­чур при­тор­ным, но она прек­ра­ща­ет кол­до­вать толь­ко, ког­да ее удов­летво­ря­ет ре­зуль­тат. На­конец она от­ры­ва­ет па­лоч­ку от го­ловы, без­жа­лос­тно ло­ма­ет ее и ки­да­ет в го­рящий ка­мин, га­сит све­чи, очи­ща­ет жа­ров­ню. И толь­ко ког­да све­чи и жа­ров­ня на­деж­но спря­таны, а об­ломки па­лоч­ки до­гора­ют в пла­мени, на­чадив сож­женным дра­коно­вым су­хожи­ли­ем, она поз­во­ля­ет се­бе опус­тить­ся на ка­напе и зак­рыть гла­за. Она чувс­тву­ет, как ее ко­лотит дрожь, слов­но соз­на­ние толь­ко сей­час по­няло, что слу­чилось. ЧТО ОНА СДЕ­ЛАЛА. Она об­хва­тыва­ет се­бя за пле­чи, стис­ки­ва­ет сту­чащие зу­бы.

На­до ус­по­ко­ить­ся. На­до прий­ти в се­бя. Она вы­дер­жит. Она силь­ная. Она — Нар­цисса Блэк. Она — Нар­цисса Мал­фой.

* * *

Ког­да пе­ред гла­зами пе­рес­та­ет вер­теть­ся мут­но­ватая пор­таль­ная мгла, Дра­ко ед­ва удер­жи­ва­ет­ся на но­гах, де­ла­ет нес­коль­ко то­роп­ли­вых ша­гов, ста­ра­ясь удер­жать рав­но­весие, и ощу­ща­ет гро­мад­ное об­легче­ние. На­конец-то он до­ма, в Мал­фой-Ме­норе, а вок­руг зна­комое, при­ят­но бод­ря­щее ощу­щение ро­довой ма­гии. Ря­дом по­яв­ля­ет­ся отец, в от­ли­чие от не­го пол­ностью сос­ре­дото­чен­ный, а по­тому вы­шед­ший из во­дово­рота пор­та­ла пря­мо и не ша­та­ясь.

Лю­ци­ус в не­до­уме­нии под­ни­ма­ет бровь. Нар­цисса ос­ве­дом­ле­на о да­те и вре­мени их воз­вра­щения, но по­чему-то не встре­ча­ет. Дра­ко обес­ку­ражен­но по­жима­ет пле­чами в от­вет на мол­ча­ливый воп­рос. Он то­же со­вер­шенно не в кур­се, по­чему в хол­ле нет ни ма­тери, ни же­ны. Воз­можно, они в сто­ловой. В ка­кой-ни­будь гос­ти­ной. В сво­их ком­на­тах.

Отец и сын, сни­мая на хо­ду до­рож­ные ман­тии и стя­гивая пер­чатки, идут к мра­мор­ной лес­тни­це, на­мере­ва­ясь ра­зой­тись по сво­им ком­на­там. В этот мо­мент в холл рас­тре­пан­ной чер­ной во­роной вры­ва­ет­ся Бел­латри­са. На гу­бах впол­не обы­ден­ная для нее бе­зум­ная улыб­ка, па­лоч­ка тан­цу­ет в паль­цах. Лю­ци­ус неп­ри­яз­ненно ог­ля­дыва­ет ее с ног до го­ловы.

— Чем обя­зан, Бел­латри­са? — су­хо спра­шива­ет он.

Бел­латри­са вих­ля­ющей по­ход­кой под­хо­дит к зя­тю и кри­вит кро­ваво-крас­ные гу­бы в гри­масе фаль­ши­вой улыб­ки.

— Да­же не поз­до­рова­ешь­ся, Лю­ци?

Дра­ко ед­ва за­мет­но ка­ча­ет го­ловой. Отец тер­петь не мо­жет, ког­да сок­ра­ща­ют его имя, тем бо­лее, ког­да это так фа­миль­яр­но де­ла­ет Бел­латри­са.

— От мо­его при­ветс­твия ни­чего не из­ме­нит­ся. Еще раз пов­то­ряю — чем обя­зан сом­ни­тель­ной ра­дос­ти ли­цез­реть те­бя? Нас­коль­ко мне из­вес­тно, ты дол­жна бы­ла от­пра­вить­ся с До­лохо­вым к ве­лика­нам.

— Ох­ра­няла твою же­нуш­ку, Лю-ю-у-ци, — еще бо­лее раз­вязно ух­мы­ля­ет­ся По­жира­тель­ни­ца Смер­ти, — а то, зна­ешь ли, у Гос­по­дина по­яви­лись кое-ка­кие по­доз­ре­ния.

— Ка­кие по­доз­ре­ния?! — в один го­лос вски­дыва­ют­ся отец и сын, об­ме­нива­ясь тре­вож­ны­ми взгля­дами.

Бел­латри­са, слов­но не ус­лы­шав, раз­во­рачи­ва­ет­ся и уда­ля­ет­ся преж­ней вих­ля­ющей по­ход­кой.

— Бел­латри­са, я тре­бую объ­яс­не­ний! Где Нар­цисса? — в го­лосе Лю­ци­уса ле­дяной гром, но Бел­латри­са без­бо­яз­ненно на­пева­ет ка­кую-то пе­сен­ку и да­же не обо­рачи­ва­ет­ся.

Дра­ко бро­са­ет­ся за су­мас­шедшей тет­кой, но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, уви­дев мать, вы­ходя­щую из ароч­но­го про­ема. Нар­цисса спе­шит к ним навс­тре­чу со сво­им обыч­ным счас­тли­вым све­том в гла­зах, це­лу­ет, об­ни­ма­ет, расс­пра­шива­ет, как прош­ла по­ез­дка. На все ее расс­про­сы Лю­ци­ус от­ма­хива­ет­ся и не­тер­пе­ливо ос­ве­дом­ля­ет­ся:

— Что за чушь нес­ла твоя сес­тра? Что за по­доз­ре­ния у Лор­да? Ты не пи­сала об этом!

Нар­цисса ти­хонь­ко взды­ха­ет и пог­ла­жива­ет му­жа по ще­ке, улы­ба­ет­ся сы­ну.

— Бел­ла все пре­уве­личи­ва­ет. Но мы не мо­жем об­суждать это здесь. Нем­но­го при­дите в се­бя с до­роги, встре­тим­ся за ужи­ном, и я все рас­ска­жу.

Лю­ци­ус по­рыва­ет­ся нас­то­ять на сво­ем, но Нар­цисса уме­ет мяг­ко и не­замет­но скло­нить его к при­нятию имен­но ее ре­шения. Дра­ко с за­та­ен­ной ус­мешкой наб­лю­да­ет за от­цом, по­нимая — Гер­ми­она зап­росто про­делы­ва­ет то же са­мое и с ним. Нар­цисса, слов­но ус­лы­шав в ка­ком нап­равле­нии идут мыс­ли сы­на, ки­ва­ет ему:

— Гер­ми­она в Дра­вен­дей­ле, до­рогой. Там слу­чил­ся неп­ри­ят­ный ин­ци­дент с пол­тергей­стом, — она мор­щится, — сэр Те­офи­лус поп­ро­сил о по­мощи. Но ни­чего серь­ез­но­го, уве­ряю. Я поп­ро­сила приг­ля­деть ее за всем и нем­но­го от­дохнуть от на­шей су­еты. Все хо­рошо.

В го­лосе ма­тери зве­нят тон­кие, по­луп­розрач­ные нот­ки ка­кого-то чувс­тва, Дра­ко не мо­жет оп­ре­делить. Лег­кое бес­по­кой­ство на­рас­та­ет, прев­ра­ща­ясь в ос­трое же­лание тут же транс­грес­си­ровать в Дра­вен­дейл и убе­дить­ся, что с же­ной все в по­ряд­ке.

— Все хо­рошо, — с на­жимом пов­то­ря­ет Нар­цисса и, об­ра­ща­ясь уже к обо­им, го­ворит на­рочи­то стро­гим го­лосом, — жду вас к обе­ду, гос­по­да Мал­фои, и про­шу не опаз­ды­вать, как у вас при­нято.

Че­рез час, ос­ве­жив­шись и нем­но­го от­дохнув, но не из­ба­вив­шись от тре­воги, Дра­ко спус­ка­ет­ся к ужи­ну. Отец с ма­терью уже си­дят за круг­лым сто­лом в Зим­ней ком­на­те, о чем-то нег­ромко пе­рего­вари­ва­ясь. Дра­ко при­со­еди­ня­ет­ся с ним, ис­пы­тывая не­весо­мое де­жавю. Зи­мой они всег­да ужи­нали в этой сто­ловой — не­боль­шой, у­ют­но об­ши­той зо­лотис­то-ме­довы­ми де­ревян­ны­ми па­неля­ми. Это бы­ло и до шко­лы, и по­том, ког­да он учил­ся в Хог­вар­тсе и при­ез­жал до­мой на рож­дес­твенские ка­нику­лы, тра­диция бы­ла не­из­менна. Ка­мин ве­село пот­рески­вал, в ок­на заг­ля­дыва­ли яр­кие зим­ние звез­ды, мать с от­цом раз­го­вари­вали о чем-то обы­ден­ном, не­серь­ез­ном, мно­го сме­ялись и шу­тили, вов­ле­кали его в пус­тячные спо­ры, иног­да вов­се на­чина­ли со­рев­но­вать­ся в шу­точ­ных зак­лять­ях, и ужин прев­ра­щал­ся в иг­ру. Ему тог­да ка­залось, что так бу­дет всег­да. Бу­дет всег­да так же лег­ко и теп­ло, ма­ма и па­па всег­да бу­дут мо­лоды­ми и все­силь­ны­ми, и ник­то не пос­ме­ет втор­гнуть­ся в их мир. Но уже к пя­тому кур­су это убеж­де­ние ока­залось ил­лю­зи­ей и осы­палось ос­колка­ми зер­ка­ла под уда­ром без­жа­лос­тной ре­аль­нос­ти. В пос­ледние го­ды они семь­ей ред­ко со­бира­лись здесь в зим­ние ме­сяцы, эта теп­лая ком­на­та ока­залась за­бытой и не­нуж­ной. Впро­чем, как и мно­гое…

Он уса­жива­ет­ся за стол, воп­ро­ситель­но взгля­дыва­ет на ро­дите­лей. Нар­цисса под­би­ра­ет­ся и на­чина­ет свой рас­сказ. К его окон­ча­нию, к пос­ледним ти­хим сло­вам, от­зву­чав­шим к воз­ду­хе, Дра­ко чувс­тву­ет, как во­лосы не­воль­но под­ни­ма­ют­ся ды­бом от ус­лы­шан­но­го. Он ви­дит, что и отец в та­ком же шо­ке, не мо­жет да­же ска­зать что-ни­будь.

Как, по­чему ма­ма так без­мя­теж­на и спо­кой­на?! Уже от­го­рело, ут­ра­тило свою ос­тро­ту? Но это бы­ло все­го лишь три дня на­зад. Или это все­го лишь ре­ак­ция на про­изо­шед­шее? Что же ей приш­лось пе­режить?! А их с от­цом не бы­ло ря­дом, как наз­ло. Прок­лятье! Эти де­мен­то­ровы гре­баные кро­восо­сы, за­тянув­шие все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые сро­ки по кон­трак­там! Приш­лось за­дер­жать­ся на семь дней, а не три, как пла­ниро­валось. Уго­вари­вать, ль­стить, об­на­дежи­вать, за­верять в веч­ной друж­бе и Са­лазар зна­ет в чем еще, лишь бы их пос­тавки не за­моро­зили даль­ней­шую ра­боту с дру­гими инос­тран­ны­ми пар­тне­рами. Да и за­дание Лор­да ока­залось труд­но­выпол­ни­мым. Вам­пи­ры не то­ропи­лись ог­ла­сить свое ре­шение, толь­ко лю­без­но ска­лили клы­ки и тя­нули ви­ти­ева­тые сло­веса, за ко­торы­ми та­илось не пой­ми что. Дь­явол бы поб­рал эту дох­лую гра­финю со все­ми ее сгнив­ши­ми пот­ро­хами! Хо­тя, на­вер­ное, ее и дь­явол по­ба­ива­ет­ся и по­тому не спе­шит за­вес­ти лич­ное зна­комс­тво.

Дра­ко сжи­ма­ет ку­лаки, пе­рево­дя ды­хание от ох­ва­тив­ше­го гне­ва и за­поз­да­лого стра­ха за мать. Отец на­конец спра­шива­ет со­вер­шенно неп­ри­выч­ным для не­го под­ра­гива­ющим го­лосом:

— Как она умуд­ри­лась сбе­жать? Это же Мал­фой-Ме­нор. От­сю­да еще ни­кому…

Нар­цисса его пе­реби­ва­ет слег­ка раз­дра­жен­но:

— Ты ме­ня слу­шал? Ей по­мог­ли до­мови­ки. Стыд­но приз­нать, но де­воч­ка ока­залась ум­нее нас всех. Она су­мела под­чи­нить се­бе ста­рого до­мови­ка Ан­дро­меды. Ты же зна­ешь, Обет на чис­той кро­ви — это не нес­коль­ко бес­смыс­ленных слов и фраз.

Лю­ци­ус ки­ва­ет слег­ка за­моро­жен­но:

— Ты из­бегла страш­ной опас­ности. По­чему ты ни­чего не пи­сала об этом?

— До­рогой мой, ка­кой опас­ности? — крот­ко го­ворит Нар­цисса, пог­ла­живая его по ру­ке, — я ни­чего не де­лала, моя со­весть чис­та. Ми­лорд сам лич­но про­верил мое соз­на­ние и мою па­лоч­ку и убе­дил­ся в мо­ей не­винов­ности. А не пи­сала вам, по­тому что не хо­тела от­вле­кать от важ­ной мис­сии Гос­по­дина.

— А Гер­ми­она? — над­трес­ну­тым го­лосом хри­пит Дра­ко, ко­торо­го в один мо­мент ох­ва­тыва­ет ле­деня­щий ужас от осоз­на­ния — вто­рой по­доз­ре­ва­емой мог­ла стать имен­но его же­на.

— Ее не бы­ло в зам­ке, — по­жима­ет пле­чами мать, — за день до это­го она от­пра­вилась в Дра­вен­дейл. Бел­ла пы­талась об­ви­нить ее, Ми­лорд вы­зывал ее на та­кую же про­вер­ку, но так же и убе­дил­ся, что она аб­со­лют­но не при­час­тна и да­же по­нятия не име­ет о про­ис­шес­твии. Это сде­лали до­мови­ки, бе­зус­ловно. Все ука­зыва­ет на это, и в пер­вую оче­редь их приз­на­ние.

Мать про­дол­жа­ет что-то го­ворить, но Дра­ко уже не слы­шит. В го­лове шу­мит от од­ной мыс­ли о том, что мог­ло слу­чить­ся с Гер­ми­оной. Де­мен­то­ры бы сож­ра­ли и этих до­мови­ков, и эту чёр­то­ву ку­зину! Ка­кого хре­на лы­сого это­му обо­рот­ню взбре­ло в го­лову вы­лезать на фен­ри­ров­ское сбо­рище во­нючих тва­рей, на ко­тором его и сца­пали? Ка­ким на­до быть иди­отом, что­бы под­вергать опас­ности свою семью, при­тащив их ту­да же? В Хог­вар­тсе Дра­ко про­ник­ся к Лю­пину чем-то по­хожим на ува­жение, ви­дя его не­из­менное спо­кой­ствие и про­фес­си­ональ­ную кор­рек­тную вы­дер­жку на уро­ках, бес­пристрас­тность и спра­вед­ли­вость при раз­бо­ре каж­доднев­ных меж­фа­куль­тет­ских склок. Ку­да все это сги­нуло?

Но ярая, жгу­чая злость тут же тух­нет под ле­дяной во­дой вне­зап­но­го вос­по­мина­ния — как от­ле­тело те­ло Лю­пина от зак­лятья, выр­вавше­гося из его па­лоч­ки.... И это сра­зу ру­шит в нем ба­шен­ные сте­ны оз­лобле­ния на обо­рот­ня и его же­ну. Да, вы­бора не бы­ло. На­вер­ное, и у это­го обо­рот­ня то­же его не бы­ло, как у всех них в этой прок­ля­той вой­не. И по су­ти, Дра­ко да­же был ми­лосер­ден, по­дарив быс­трую смерть. Дру­гой По­жира­тель Смер­ти про­дол­жил бы пыт­ку, убив не с пер­во­го ра­за, а вдо­воль по­кура­жив­шись под на­иг­ранные улыб­ки и одоб­ри­тель­ные взгля­ды Лор­да.

Не в си­лах уси­деть на мес­те и прог­ло­тить хо­тя бы ку­сок, он вста­ет из-за сто­ла, ки­ва­ет ро­дите­лям.

— Про­шу из­ви­нить.

Нар­цисса по­нима­юще улы­ба­ет­ся.

— Иди, сы­нок, иди.

Он ша­га­ет в зе­леное гу­дящее пла­мя с единс­твен­ной мыслью в го­лове — ско­ро, бук­валь­но че­рез нес­коль­ко се­кунд он на­конец-то уви­дит Гер­ми­ону.

* * *

— Ведь это ты!

Нар­цисса не от­ры­ва­ет глаз от свит­ка с че­редой имен — приг­ла­шен­ных на оче­ред­ной при­ем. Длин­ное бе­лос­нежное пе­ро тан­цу­юще ле­та­ет по хрус­тко­му пер­га­мен­ту, ос­тавляя за со­бой вязь стро­чек. Нар­цисса всег­да ак­ку­рат­на, до­тош­на и ще­петиль­на, до ме­лочей про­думы­ва­ет де­тали и не упус­ка­ет ни­чего, хоть сколь­ко-ни­будь зна­чаще­го — сколь­ко бу­тылок ви­на, ог­не­вис­ки, шам­пан­ско­го пот­ре­бу­ет­ся, ка­кие хо­лод­ные за­кус­ки дол­жны по­дой­ти к выб­ранным на­пит­кам, как де­кори­ровать зал для при­ема, ка­ким до­мови­кам по­ручить от­ветс­твен­ное де­ло встре­чи гос­тей, где рас­ста­вить до­пол­ни­тель­ные крес­ла и ку­шет­ки, да­бы по­дус­тавшие гос­ти мог­ли от­дохнуть па­ру ми­нут от шу­ма и су­еты. Нар­цисса всег­да крот­ка, сдер­жа­на и веж­ли­ва. Вот и сей­час на вор­вавший­ся вихрь в ли­це стар­шей сес­тры все­го лишь чуть при­под­ни­ма­ет­ся бе­зуко­риз­ненная бровь.

— Беллз? Ты се­год­ня у нас? Ру­дольф ис­кал те­бя се­год­ня.

Бел­латри­са не об­ра­ща­ет вни­мания ни на воп­рос, ни на упо­мина­ние о му­же, ни на мир­ное до­маш­нее имя. Она при­щури­ва­ет­ся, на­цели­ва­ет на млад­шую сес­тру ука­зу­ющий перст, и в го­лосе ее ши­пят змеи Тем­но­го Лор­да:

— Соз­най­ся, это все-та­ки ты!

Те­перь дви­жение бро­вей за­мет­нее, се­рые гла­за с лег­ким не­до­уме­ни­ем встре­ча­ют свер­ка­ющий ог­ненно-чер­ный взгляд.

— Из­ви­ни, не пой­му, о чем идет речь.

— Не ве­рю, до сих пор в го­лове не ук­ла­дыва­ет­ся, что эта мер­завка су­мела сбе­жать из Мал­фой-Ме­нора! Ты по­мог­ла ей! Ка­ким-то об­ра­зом ты су­мела об­вести Ми­лор­да вок­руг паль­ца, но ме­ня не про­ведешь!

— Ах, ты об этом.

— Об этой! Об этой по­ганой гряз­нокров­ной дря­ни, ко­торая од­ним сво­им по­яв­ле­ни­ем на свет опо­зори­ла наш род!

— И ты все-та­ки по­лага­ешь, что имен­но я по­мог­ла ей уй­ти из зам­ка, хо­тя этот воп­рос мы уже об­су­дили и зак­ры­ли?

Бел­латри­са го­рит не­годо­вани­ем и яростью, а Нар­цисса спо­кой­на, да­же без­мя­теж­на, в ме­лодич­ном го­лосе ль­ет­ся прох­ладный по­ток во­ды, га­сящий жа­лящие ис­кры, слов­но от­ска­кива­ющие от сес­тры.

— Она не мог­ла выб­рать­ся са­ма, это прос­то не­воз­можно! Всем из­вес­тно, что Мал­фой-Ме­нор за­щищен ча­рами не ху­же Хог­вар­тса.

— Лорд вы­яс­нил, что ей по­мога­ли до­мови­ки. Он собс­твен­но­руч­но пы­тал их и по­лучил приз­на­ние. Бел­ла, ты са­ма при­сутс­тво­вала при этом и да­же учас­тво­вала в эк­зе­куции.

— Эти тва­ри — все­го лишь ис­полни­тели. Кто-то сто­ял за ни­ми, — щу­рит гла­за Бел­латри­са и с вы­зовом скре­щива­ет ру­ки на гру­ди.

— Я, Лю­ци­ус или Дра­ко? — уже с от­тенком ос­кор­блен­но­го не­дове­рия вски­дыва­ет го­лову Нар­цисса и от­кла­дыва­ет пе­ро, — Бел­ла, ты пря­мо об­ви­ня­ешь ко­го-то из нас? Поз­воль на­пом­нить, Лю­ци­ус с Дра­ко бы­ли в Ев­ро­пе, а я бы­ла с то­бой.

— По­ка толь­ко по­доз­ре­ваю. И толь­ко те­бя, ми­лая сес­трич­ка. Лю­ци­усу это бы и в го­лову не приш­ло, к то­му же ему нап­ле­вать на мер­завку, жи­вую или мер­твую. Дра­ко не хва­тило бы храб­рости, он у те­бя как был без­воль­ным ма­мень­ки­ным сын­ком, так им и ос­тался. Ос­та­ешь­ся толь­ко ты. Ты всег­да пы­талась свя­зать­ся с Ан­дро­медой и ее от­родь­ем. Ты ни­чего тог­да не рас­ска­зала о том, как дрянь к те­бе от­неслась. Она те­бя не приз­на­ла, не прав­да ли? Об­ви­нила во всех гре­хах, прог­на­ла с по­рога и прок­ли­нала Блэ­ков?

— Прош­ло слиш­ком мно­го лет, что­бы я дер­жа­ла в па­мяти все под­робнос­ти, — по­жима­ет пле­чами Нар­цисса, — но при­поми­наю, что дочь Ан­дро­меды на са­мом де­ле не слиш­ком теп­ло ме­ня при­няла. Впро­чем, ее мож­но по­нять, учи­тывая все об­сто­ятель­ства.

— Вот имен­но, Нар­цисса, вот имен­но! Ты не за­щити­ла честь на­шей семьи, не про­учи­ла дев­чонку, что­бы дать ей по­нятие о ве­личии и мо­гущес­тве Блэ­ков!

— Те­перь я не по­нимаю те­бя, Бел­латри­са. Ты об­ви­ня­ешь ме­ня лишь на том ос­но­вании, что ког­да-то я не прев­ра­тила вспыль­чи­вого и оби­жен­но­го на весь мир под­рос­тка в ля­гуш­ку за па­ру не­лицеп­ри­ят­ных слов о лю­дях, не про­тянув­ших ру­ку по­мощи ее ма­тери в тя­желую ми­нуту? Об­ви­ня­ешь ме­ня в на­шей об­щей оп­лошнос­ти — что прис­та­вили к ней быв­ше­го до­мови­ка Ан­дро­меды, и она су­мела вос­поль­зо­вать­ся си­ту­аци­ей? Я не ос­та­лась со­вер­шенно бесс­трас­тной во вре­мя ва­шей эк­зе­куции над этим обо­рот­нем, но ме­ня боль­ше вол­но­вал мой сын, а не нез­на­комая жен­щи­на, ко­торую я пом­ни­ла очень смут­но. Зов кро­ви си­лен, и ты зна­ешь это не ху­же ме­ня, Бел­ла, од­на­ко дочь Ан­дро­меды пош­ла по сво­ему пу­ти, она бы­ла ав­ро­ром, а зна­чит, вра­гом мо­их му­жа и сы­на. Она мог­ла убить их при стол­кно­вении, и я бла­года­рю Мер­ли­на, что это­го не слу­чилось. Мне жаль, и я не скры­ваю сво­их чувств, что ее му­жа-обо­рот­ня и дочь уби­ли, но боль­ше я со­жалею, что это про­изош­ло здесь. Слиш­ком мно­го смер­тей и убий­ств в Мал­фой-Ме­норе, бо­юсь, он ско­ро бу­дет пе­репол­нен приз­ра­ками. Да, он за­щищен силь­ны­ми ча­рами, но ты пом­нишь, что это — осо­бый за­мок? Не удив­люсь, ес­ли он ка­ким-то об­ра­зом по­мог Ним­фа­доре выб­рать­ся, по­тому что ему не слиш­ком нра­вит­ся про­ис­хо­дящее. Как и те­бе не пон­ра­вилось бы, ес­ли бы в на­шем фа­миль­ном по­местье ед­ва ли не каж­дую не­делю до­мови­ки за­мыва­ли сле­ды кро­ви на по­лу или хо­рони­ли каз­ненных. Ты ведь тре­пет­но ох­ра­ня­ешь Блэк-Холл, не да­ешь раз­ре­шения про­водить там все эти ва­ши сбо­рища, да­же нес­мотря на впол­не по­нят­ное не­доволь­ство Лор­да, не прав­да ли? Ког­да Ему тре­бу­ет­ся при­бежи­ще, ла­бора­тория, зал, ты всег­да рас­па­хива­ешь две­ри Лей­нстрендж-Пар­ка или, опе­режая Лю­ци­уса, ус­лужли­во на­поми­на­ешь о Мал­фой-Ме­норе, но ни­ког­да не Блэк-Холл! Раз­ве я ког­да-ни­будь уко­ряла те­бя за это?

Бел­латри­са не­воль­но от­сту­па­ет под прон­за­ющим нас­квозь сталью и ль­дом взгля­дом сес­тры, оше­лом­ленная столь не­ожи­дан­ной вспыш­кой гне­ва. Под­ра­гива­ют огонь­ки све­чей, пря­чет­ся в уг­лах и под сво­дами вы­соко­го по­тол­ка вспуг­ну­тая ти­шина. А Нар­цисса про­дол­жа­ет, не за­мечая, как жа­лоб­но хрус­тну­ло под ру­кой пе­ро:

— Блэк-Холл был мо­им до­мом, и я пом­ню об этом. Но те­перь мой дом — Мал­фой-Ме­нор. Как бы ни чу­довищ­но зву­чало, но я поч­ти при­вык­ла к то­му, что в мо­ем до­ме то и де­ло ко­го-то уби­ва­ют! Став хо­зяй­кой это­го зам­ка, я да­же не пред­по­лага­ла, что ког­да-ни­будь бу­ду без сод­ро­гания ве­леть до­мови­кам приб­рать­ся пос­ле оче­ред­ной пыт­ки или каз­ни. И все же мне бы и в го­лову не приш­ло бы то, в чем ты ме­ня об­ви­ня­ешь! Да­же Лорд не усом­нился. Сом­не­ва­ешь­ся ты — моя сес­тра! Что же, в от­вет на не­обос­но­ван­ные об­ви­нения мо­гу ска­зать толь­ко од­но — до­кажи. До­кажи, что имен­но я по­мог­ла Ним­фа­доре сбе­жать, пред­ставь все ули­ки и по­каза­ния сви­дете­лей. Еще раз про­верь мою вол­шебную па­лоч­ку зак­лять­ем Пос­ледних чар, про­ник­ни в каж­дый уго­лок мо­ей па­мяти и вы­вер­ни ее на­из­нанку. И ес­ли на этот раз воз­никнет хоть тень по­доз­ре­ния, я без ма­лей­ше­го ко­леба­ния пред­ста­ну пе­ред су­дом Лор­да, — Нар­цисса не­ожи­дан­но ус­по­ка­ива­ет­ся, в угол­ке губ прос­каль­зы­ва­ет хо­лод­ная ус­мешка уве­рен­но­го в сво­ей пра­воте че­лове­ка, — или же ты не до­веря­ешь про­вер­ке на­шего Гос­по­дина? Ведь все это Он про­делал в тво­ем при­сутс­твии и не на­шел ни­чего.

— Ты че­рес­чур близ­ко при­нима­ла к сер­дцу не­удав­шу­юся жизнь этой пре­датель­ни­цы Ан­дро­меды! — пы­та­ет­ся още­тинить­ся и вновь за­нять по­зицию на­паде­ния Бел­латри­са, сби­тая с тол­ку по­веде­ни­ем сес­тры, — ни­ког­да не осуж­да­ла ее, за­щища­ла пе­ред от­цом, ни­ког­да не по­нима­ла — ЧТО имен­но она нат­во­рила, сбе­жав к ка­кому-то дерь­мо­вому гряз­нокров­ке, не име­юще­му ни­како­го по­нятия о ма­гии. Ты ед­ва ли не вслух на­зыва­ла ее дев­чонку пле­мян­ни­цей, как это тер­пел Лю­ци­ус, не по­нимаю!

— Ты мно­гого не по­нима­ешь, до­рогая сес­тра, хо­тя счи­та­ешь се­бя ум­нее мно­гих, — гу­бы Нар­циссы на этот раз из­ги­ба­ют­ся в обид­ной гри­масе снис­хожде­ния, а взгляд смяг­ча­ет­ся, — в те­бе, увы, нет ни­чего от мо­ей сес­тры Беллз, от же­ны Ру­доль­фа Бел­лы Лей­нстрендж. Пом­нишь ва­шу свадь­бу? Как Ру­дольф це­ловал те­бе кон­чи­ки паль­цев, а на вас сы­пались на­кол­до­ван­ные им звез­ды? Как зас­ло­нял те­бя от па­ляще­го сол­нца, а по­том нес на ру­ках к ка­рете и сме­ял­ся? Он лю­бил те­бя и лю­бит до сих пор.

— Ру­ди? Лю­бит? — Бел­латри­са хо­хочет с ис­те­рич­ным над­ры­вом, кар­тинно зап­ро­киды­вая на­зад го­лову и при­жимая к гру­ди ру­ку, — не сме­ши ме­ня сво­ей на­ив­ностью, в на­ши го­ды это уже не уми­ля­ет. У нас с Ру­ди был брак по рас­че­ту — по трез­во­му су­хому рас­че­ту, с брач­ным кон­трак­том, про­писы­ва­ющим все ас­пекты се­мей­ной жиз­ни, раз­дель­ны­ми сче­тами, клят­венной до­гово­рен­ностью поль­зо­вать­ся лич­ной сво­бодой, не вы­ходя за рам­ки при­личий, и по воз­можнос­ти из­бе­гать по­пада­ния в ко­лон­ку свет­ских спле­тен. Он был все­го лишь бо­лее или ме­нее под­хо­дящей кан­ди­дату­рой для бра­ка, так же как и я — для не­го. Не пе­рево­ди раз­го­вор, Нар­цисса!

— Ты пре­дала его, — слов­но не слы­ша, с ис­крен­ней жа­лостью ка­ча­ет го­ловой Нар­цисса, — рас­топта­ла, пог­лу­милась над его чувс­тва­ми и, пе­рес­ту­пив че­рез них, пре­под­несла се­бя Лор­ду. За­чем? Не­уже­ли Он дал те­бе, че­го не мог дать Ру­дольф?

Бел­ла на­тяги­ва­ет­ся, как стру­на. Она од­ним рыв­ком нак­ло­ня­ет­ся к сес­тре так близ­ко, что та мо­жет раз­гля­деть да­же поч­ти не­замет­ный обо­док рас­ши­рив­шихся тем­ных зрач­ков в ее гла­зах, по­дер­ну­тых ту­маном без­рассуд­но­го обо­жания, не­ес­тес­твен­но­го прек­ло­нения, поч­ти обо­жест­вле­ния.

— Лорд и Ру­ди? Раз­ве их мож­но срав­ни­вать? Ты да­же не по­нима­ешь, о чем го­воришь! Как со­пос­та­вить, пусть да­же на миг, мо­гучий дуб и нич­тожно­го тра­вяно­го кло­па под ним? Го­ру и пы­лин­ку у ее под­ножья? Звез­ду и кро­хот­ный ме­те­ор? Что мо­гут дать клоп, пыль и жал­кая ис­кра? У ме­ня не хва­та­ет слов и по­нятий для то­го, что­бы вы­разить то, что я чувс­твую по от­но­шению к Лор­ду. Он от­крыл пе­редо мной то, о чем я и не пред­по­лага­ла, на­учил то­му, о чем и не сме­ла меч­тать. Он да­рит мне вы­сочай­шее, вос­хи­титель­ное нас­лажде­ние, не при­каса­ясь да­же паль­цем, все­го лишь взгля­дом, при­сутс­тви­ем, ощу­щени­ем сво­ей си­лы.

Нар­циссу пе­редер­ги­ва­ет от бе­зот­четно­го от­вра­щения, но Бел­латри­са не за­меча­ет.

— Он — це­лый мир, мой мир! А Ру­ди… Ру­ди слаб, жа­лок, слом­лен Аз­ка­баном.

— Он по­пал ту­да из-за те­бя.

— Оши­ба­ешь­ся, из-за се­бя. Из-за сво­ей сла­бос­ти. Да­же та­кие без­моз­глые иди­оты, как Крэбб и Гойл, вы­вер­ну­лись. Я уже не го­ворю о тво­ем Лю­ци­усе, бы­ло бы по мень­шей ме­ре стран­но, ес­ли он не су­мел ус­коль­знуть тог­да. А Ру­ди не смог.

— Он ведь до пос­ледне­го за­щищал те­бя, раз­ве ты за­была?

— Не­разум­но, не­логич­но, бес­смыс­ленно. Ос­тавшись на сво­боде, он мог бы по­мочь Лор­ду. Ли­бо, ес­ли вер­ность на­шему бра­ку пе­реве­сила его пре­дан­ность Гос­по­дину, на­нял бы луч­ших ад­во­катов, рас­сы­пал в прах все об­ви­нения Ви­зен­га­мота и вы­тащил ме­ня из Аз­ка­бана!

— Лю­бовь не зна­ет ло­гики, — ти­хо за­меча­ет Нар­цисса, от­во­рачи­ва­ясь. Ей боль­но ви­деть «эту» Бел­лу, она так и не при­вык­ла к ней, все бо­лее от­да­ля­ясь за все эти го­ды. — Ты на са­мом де­ле так мно­го не по­нима­ешь и так мно­го по­теря­ла, да­же не по­няв тя­жес­ти по­терь.

— И че­го же, по-тво­ему, я не по­нимаю? Что по­теря­ла? Прос­ве­ти ме­ня, ми­лая сес­трич­ка.

— Ты не смог­ла по­нять, что са­мое важ­ное в на­шей жиз­ни — вов­се не не­нависть к гряз­нокров­кам и маг­лам. Что им до те­бя и что те­бе до них? Но ты ли­шила се­бя воз­можнос­ти стать ма­терью и поз­во­лить Ру­ди ощу­тить ра­дость от­цовс­тва. Ты всег­да сме­ялась над мо­ими стра­хами по по­воду Дра­ко, но те­бе ни­ког­да не по­чувс­тво­вать, что чувс­тву­ем мы с Лю­ци­усом. Во что прев­ра­тилась твоя жизнь? Что в ней есть, кро­ме Лор­да и не­навис­ти?

— До­воль­но, хва­тит, за­мол­чи, Нар­цисса!

Бел­латри­са сжи­ма­ет вис­ки, ее ко­лотит дрожь, и го­лос сес­тры рас­сы­па­ет­ся по ком­на­те ос­тры­ми ос­колка­ми ль­да. Эти ос­колки впи­ва­ют­ся в нее, ра­нят, про­калы­ва­ют ко­кон ее за­щиты, и вне­зап­но вспыш­кой нак­ры­ва­ют дав­ным-дав­но за­бытые, аб­со­лют­но не­умес­тные чувс­тва пят­надца­тилет­не­го под­рос­тка — жгу­чая оби­да, же­лание на­дер­зить со­вер­шенно не­доз­во­литель­ным об­ра­зом, по­дав­ленность, сом­не­ние, не­уве­рен­ность. В этот мо­мент Нар­цисса, млад­шая, из­не­жен­ная, сла­бая, слиш­ком утон­ченная и хруп­кая, не бле­щущая ни осо­бым умом, ни ка­кими-то спо­соб­ностя­ми, кро­ме сво­ей кра­соты (а ведь Бел­латри­са всю жизнь так ду­мала и да­же снис­хо­дитель­но пре­зира­ла ее за это, с гор­достью и не без ос­но­вания по­лагая имен­но се­бя ис­тинной Блэк, в жи­лах ко­торой бур­лит кровь древ­не­го ро­да и ста­рой чис­той ма­гии) ка­жет­ся стар­ше, муд­рее и силь­нее. И до го­ловок­ру­жения, до дур­но­ты по­хожа на Ан­дро­меду. На ту Ан­дро­меду, ко­торая от­чи­тыва­ла пят­надца­тилет­нюю Беллз, пы­талась вну­шить смеш­ные и пре­тен­ци­оз­ные мо­рали­те, на­до­еда­ла сво­ими не­лепы­ми но­таци­ями о доб­ро­те к гряз­нокров­кам и скви­бам, о снис­хожде­нии к до­мови­кам. На ту Ан­дро­меду, ко­торая си­дела ря­дом дня­ми и но­чами в дни бо­лез­ни, про­гоняя ли­хорад­ку и жар при­кос­но­вени­ями за­бот­ли­вых рук, ко­торая тер­пе­ливо выс­лу­шива­ла все ско­ропа­литель­ные глу­пос­ти и толь­ко улы­балась, не оби­жа­ясь, ко­торая за­мени­ла мать, хо­тя бы­ла стар­ше все­го лишь на пять лет. Дочь ко­торой она жаж­да­ла убить. Внуч­ку ко­торой без со­жале­ния уби­ла, гор­дясь сво­им пос­тупком под одоб­ри­тель­ным взгля­дом сво­его Гос­по­дина.

Она мно­го лет выт­равли­вала из се­бя па­мять о той Ан­дро­меде, Аз­ка­бан вы­жег ос­татки, Лорд за­менил ей все, на­пол­нил ее ду­шу тай­ным глу­бин­ным смыс­лом, единс­твен­но вер­ным, как она по­лага­ла. Но сло­ва пус­то­голо­вой Нар­циссы, ко­торая год­на толь­ко на то, что­бы мра­мор­ной ста­ту­ей ук­ра­шать гос­ти­ную или тряс­тись над сы­ноч­ком и му­жем, ее ни­чего не зна­чащие для Бел­латри­сы сло­ва ле­тят ле­дяны­ми стре­лами, пус­то­та внут­ри схва­тыва­ет­ся мо­розом. И жа­лость Нар­циссы при­чиня­ет злую, не­имо­вер­но лю­тую боль, что труд­но, поч­ти не­воз­можно ды­шать и при­выч­но вски­нуть го­лову в гор­дом през­ре­нии.

Бел­латри­са выс­тавля­ет пе­ред со­бой ла­донь, как буд­то ин­стинктив­но за­щища­ясь. Пя­тит­ся, от­сту­па­ет и спи­ной на­ходит дверь. И убе­га­ет прочь от жен­щи­ны, ко­торую всег­да счи­тала все­го лишь пос­лушной сес­трой, без­ро­пот­ной по­кор­ной же­ной и глу­пой ма­терью.

* * *

Нар­цисса ед­ва ли не па­да­ет в крес­ло, утом­ленно зак­ры­ва­ет гла­за, чувс­твуя, как кру­жит­ся вок­руг ком­на­та, плав­но и раз­ме­рен­но, слов­но ги­гант­ская ка­русель. Стол­кно­вение с сес­трой от­ня­ло все си­лы, те­ло ка­жет­ся ка­ким-то мяг­ким, бес­кос­тным, а го­лова, на­обо­рот, тя­жела и го­ряча. Она цеп­ля­ет­ся за под­ло­кот­ни­ки не­вер­ны­ми ру­ками в на­деж­де ос­та­новить ка­русель, ис­пы­тать хо­тя бы по­добие ус­той­чи­вос­ти в кру­жащем­ся ми­ре, но по опы­ту зна­ет, что, по мень­шей ме­ре, пол­ча­са при­дет­ся про­вес­ти в этом крес­ле, пре­одо­левая опус­то­ша­ющую ус­та­лость. Как же сла­ба она ста­ла… Лю­бой всплеск эмо­ций, чрез­мерное фи­зичес­кое уси­лие по­рож­да­ют по­доб­ное сос­то­яние. Как дол­го еще ос­та­лось? Один Мер­лин зна­ет…

— Гос­по­жа, — из­да­лека до­носит­ся зна­комый тон­кий го­лос, и она не­хотя под­ни­ма­ет тя­желые ве­ки, — Бер­нард при­нес по­дог­ре­того ви­на с пря­нос­тя­ми.

— Пос­тавь на стол. Боль­ше ни­чего не на­до. Ве­ли не бес­по­ко­ить.

Нар­цисса еле за­мет­ным кив­ком от­пуска­ет ста­рого до­мови­ка. В глу­бине ду­ши она ему бла­годар­на — за не­навяз­чи­вую за­боту, за поч­ти уга­дыва­ние же­ланий. Иног­да он луч­ше нее са­мой по­нима­ет, что ей нуж­но. Сколь­ко ему лет? Ког­да она впер­вые пе­рес­ту­пила по­рог зам­ка на пра­вах мис­сис Лю­ци­ус Мал­фой, Бер­нард уже тог­да был стар. С тех пор он, ка­жет­ся, сов­сем не из­ме­нил­ся. Так же пре­дуп­ре­дите­лен, ус­лужлив, лов­ко уп­равля­ет­ся со шта­том до­мови­ков и уме­ет сде­лать так, что­бы все шло глад­ко и без хо­зяй­ско­го прис­мотра.

Го­рячее ви­но в се­реб­ря­ном куб­ке гре­ет хо­лод­ные паль­цы, и она нес­пешно от­пи­ва­ет кро­хот­ный гло­ток. Жи­вой и го­рячий вкус тон­кой плен­кой об­во­лаки­ва­ет нё­бо, пе­река­тыва­ет­ся по язы­ку. Она вды­ха­ет пря­ный аро­мат и с об­легче­ни­ем от­ки­дыва­ет­ся на мяг­кую спин­ку.

Ка­бинет на­пол­нен тор­жес­твен­ным ти­кань­ем ста­рин­ных на­поль­ных ча­сов, пот­рески­вани­ем ог­ня в ка­мине, зыб­ки­ми огонь­ка­ми све­чей в под­свеч­ни­ках, от­зву­ками слов, нес­пешно та­ющи­ми в воз­ду­хе. У ок­на пись­мен­ный стол с ак­ку­рат­но раз­ло­жен­ны­ми при­бора­ми для пись­ма, брон­зо­вым пресс-папье и стоп­кой пер­га­мен­та. Нар­цисса за­думы­ва­ет­ся — по­чему она ни­ког­да не са­дит­ся за не­го, не за­нима­ет глу­бокое, оби­тое блес­тя­щей чер­ной ко­жей крес­ло у ок­на? Ес­ли ей не­об­хо­димо на­писать пись­мо, сос­та­вить спис­ки, сде­лать ка­кие-то хо­зяй­ствен­ные за­писи, она всег­да са­дит­ся за не­удоб­ный уз­кий сек­ре­тер в тем­ном уг­лу ря­дом с книж­ны­ми шка­фами, вот как сей­час. А за стол — ни­ког­да. Та­кое да­же не при­ходи­ло ей в го­лову. Стол по­дав­ля­ет сво­ей блес­тя­щей сто­леш­ни­цей, сво­ими мас­сивны­ми нож­ка­ми в ви­де змей, встав­ших на хвос­ты, сво­ей не­объ­ят­ной ширью. Под стать ему ко­жаное крес­ло, по­хожее на трон, тре­бова­тель­ное, вы­нуж­да­ющее дер­жать спи­ну так пря­мо, что все­го лишь че­рез па­ру ми­нут она на­чина­ет ус­та­ло ныть. Впро­чем, весь Ка­бинет, об­став­ленный ме­белью чер­но­го де­рева, строг, взыс­ка­телен и влас­тен, в нем нет мес­та жен­ским сла­бос­тям и де­лам, сколь бы серь­ез­ны и важ­ны они ни бы­ли. Стол, крес­ло, ка­бинет всег­да при­над­ле­жали муж­чи­нам-хо­зя­евам. На­вер­ное, в этом все де­ло.

А вот крес­ло у ка­мина, мяг­кое и у­ют­ное, лю­бимое крес­ло Лю­ци­уса, уже дваж­ды оби­тое за­ново, со­вер­шенно не впи­сыва­ет­ся в об­ста­нов­ку. Лю­ци­ус рас­по­рядил­ся, что­бы до­мови­ки пе­ренес­ли его из од­ной ма­лой гос­ти­ной, сам собс­твен­но­руч­но прид­ви­нул к ка­мину и пе­рета­щил поб­ли­же не­боль­шой круг­лый сто­лик. Она да­же пом­нит, ког­да это бы­ло — спус­тя пять ме­сяцев пос­ле рож­де­ния Дра­ко, в один из сы­рых осен­них ве­черов, зяб­ких и тос­кли­вых. У Дра­ко бы­ли ко­лики, и он пла­кал, не пе­рес­та­вая. Она поч­ти от­ча­ялась, го­това бы­ла выз­вать кол­до­меди­ка из Мун­го, но Лю­ци­ус ус­по­ко­ил сы­на, усы­пил, а по­том си­дел в этом крес­ле с ним на ру­ках. На сто­ле пла­мене­ли офи­ци­аль­ны­ми пе­чатя­ми уве­дом­ле­ния о пред­сто­ящих обыс­ках, ки­пой ле­жали сче­та от ад­во­катов впе­ремеш­ку с га­зета­ми, зах­ле­быва­ющи­мися от опи­саний су­дов над По­жира­теля­ми Смер­ти, а муж прос­то си­дел в крес­ле, вре­мя от вре­мени ше­веля пле­чами, за­немев­ши­ми от не­под­вижной по­зы, смот­рел в огонь и из­редка улы­бал­ся, гля­дя на спя­щего сы­на, хму­рив­ше­го во сне свет­лые бров­ки. Она роб­ко заг­ля­дыва­ла че­рез его пле­чо, ло­вила улыб­ку и нес­лышно ос­тавля­ла сво­их муж­чин в ти­ши ком­на­ты, чем-то глу­бин­ным в се­бе по­нимая — так на­до, так пра­виль­но.

Она так яс­но пом­нит со­бытия поч­ти чет­верть­ве­ковой дав­ности, пом­нит ли­чико Дра­ко, его кро­хот­ные паль­чи­ки, хва­та­ющи­еся за ее паль­цы, его хны­канье… И до че­го же стран­но вдруг ста­новит­ся, ког­да в па­мяти встре­ча­ют­ся тот бес­по­мощ­ный ре­бенок и ны­неш­ний взрос­лый муж­чи­на. На­вер­ное, неч­то по­доб­ное ис­пы­тыва­ют все ро­дите­ли, од­нажды об­на­ружив­шие, что их ре­бенок — уже не ди­тя, а са­мос­то­ятель­ный, уве­рен­ный в се­бе маг или не­зави­симая вол­шебни­ца.

Сер­дце под­ра­гива­ет от вне­зап­ной ре­жущей бо­ли. Ан­дро­меде, ее Ан­дро­меде не суж­де­но бы­ло уви­деть, как взрос­ле­ет ее дочь, как из ер­шисто­го под­рос­тка ста­новит­ся взрос­лой де­вуш­кой, мо­лодой жен­щи­ной. А Ним­фа­доре слов­но дос­та­лась от­ра­жен­ная в кри­вом зер­ка­ле жиз­ненная нить ма­тери. Она то­же не уви­дит свою дочь взрос­лой, не ку­пит ей пер­вую вол­шебную па­лоч­ку, не на­учит все­му то­му, что зна­ет са­ма. Чу­довищ­ный ос­кал бе­зум­но нес­пра­вед­ли­вой судь­бы. И ка­кая изу­вер­ская роль па­лача дос­та­лась Бел­латри­се, и как же она упи­валась ею…

Нар­цисса стис­ки­ва­ет в паль­цах бо­кал, при­кусы­ва­ет гу­бу до кро­ви.

Бел­латри­са, Бел­ла, Беллз... Как же труд­но ста­ло вы­носить ее, тер­петь ее нас­мешки, кап­ри­зы, кри­ки, пре­тен­зии, уг­ро­зы. Она слов­но ко­мок сплош­ных нер­вов, на­тяну­тая стру­на. Она пос­то­ян­но при­дира­ет­ся к Лю­ци­усу и Дра­ко, тре­бу­ет от них че­го-то не­понят­но­го. Вот и се­год­ня на­гово­рила им глу­пос­тей, ед­ва они вер­ну­лись до­мой. Лю­ци­ус был в бе­шенс­тве.

Без­жа­лос­тная, жес­то­кая, поч­ти не ис­пы­тыва­ющая обыч­ных че­лове­чес­ких чувств. Ос­леплен­ная Лор­дом, боль­ная этой одер­жи­мостью Им, жи­вущая толь­ко Его иде­ями, Его жизнью и не за­меча­ющая, как впус­тую уте­ка­ет ее собс­твен­ная жизнь. Уже столь­ко лет она раз­би­вала се­бя на кус­ки и со­бира­ла из них дру­гого че­лове­ка. Ущер­бная. Нес­час­тная. Ког­да она ста­ла та­кой? Она ведь еще пом­нится той, преж­ней — уме­ющей лю­бить сес­тер и от­ца, гор­дой, кра­сивой, улыб­ка ко­торой оза­ряла ли­цо и зас­тавля­ла Ру­доль­фа рас­прав­лять пле­чи и выс­ту­пать из те­ни Лю­ци­уса. Раз­ве их брак был по рас­че­ту? Нар­циссе всег­да ка­залось, что Ру­дольф еще с Хог­вар­тса не мог отор­вать глаз от Бел­лы, изо всех сил пы­тал­ся сде­лать так, что­бы она его за­мети­ла. Он пред­ла­гал ей ру­ку и сер­дце триж­ды, и она сог­ла­силась толь­ко на тре­тий раз. Он на са­мом де­ле лю­бил свою сво­ен­равную же­ну, по­такал ей во всем. Хо­тя на сход­ках То­го, Кто на­зывал Се­бя Лор­дом Вол­де­мор­том, он на­чал бы­вать рань­ше нее, но под­тол­кну­ла его при­нять Знак и на­деть мас­ку По­жира­теля Смер­ти имен­но Бел­ла.

Нар­цисса сно­ва от­пи­ва­ет гло­ток теп­ло­го ви­на. При­кушен­ная гу­ба сад­нит, и это да­же ра­ду­ет — ощу­щение бо­ли, до­казы­ва­ющее, что она еще не бес­плот­ный приз­рак. По­нем­но­гу воз­вра­ща­ют­ся си­лы, и ком­на­та не вра­ща­ет­ся бе­шеной ка­руселью. Мяг­кое теп­ло ог­ня об­во­лаки­ва­ет те­ло, гла­дит по ли­цу. Она ки­да­ет взгляд на ча­сы. Уже поз­дно, по­ра ло­жить­ся. Лю­ци­ус, на­вер­ное, дав­но ждет ее. Но мыс­ли все кру­жат и кру­жат вок­руг тех со­бытий, что про­изош­ли не­дав­но в Мал­фой-Ме­нор.

Бел­латри­се не до­гадать­ся. Она мо­жет по­доз­ре­вать, но в лю­бом слу­чае Лорд уже убе­дил­ся — Нар­цисса не­винов­на. Ли­бо они с Бел­лой, быв­шие обе в Мал­фой-Ме­нор в ночь по­бега и ни­чего не ус­лы­шав­шие, ви­нов­ны в рав­ной сте­пени, как про­шипел Он, вы­веден­ный из се­бя бес­прес­танны­ми кри­ками и прок­лять­ями сво­ей лю­бимой По­жира­тель­ни­цы Смер­ти.

Нар­цисса поз­во­ля­ет се­бе по­бед­но улыб­нуть­ся. Эту схват­ку ве­ла она и вы­иг­ра­ла она. Са­мос­то­ятель­но, не при­бегая к по­мощи му­жа или сы­на, не под­во­дя их под удар. Она су­мела изящ­но уб­рать с по­ля бит­вы и не­вес­тку, пос­коль­ку прек­расно по­нима­ла, что по­доз­ре­ния па­дут на нее. И уда­ча бы­ла все­цело на ее сто­роне.

Она не мог­ла до­пус­тить, что­бы уби­ли дочь Эн­ди. Да, бе­зум­но рис­ко­вала, но по­лага­ла, что риск то­го сто­ил. Она не смог­ла бы жить даль­ше, зная, что Ним­фа­доры боль­ше нет на све­те. Это бы­ла ее по­пыт­ка вер­нуть долг па­мяти сес­тре, пусть хо­тя бы так, спус­тя столь­ко лет.

Как же удач­но она сох­ра­нила ве­щи ку­зена Ре­гулу­са и не сде­лала ни­чего с его па­лоч­кой! Это очень ей по­мог­ло — поз­во­лило не поль­зо­вать­ся сво­ей па­лоч­кой, что­бы не воз­никло ни­каких сом­не­ний при при­мене­нии чар Пос­ледне­го зак­лятья. А Лорд неп­ре­мен­но и в пер­вую оче­редь про­верит ее, бы­ла уве­рена она. Так и слу­чилось. Под зло­вещим баг­ро­вым взгля­дом она спо­кой­но про­тяну­ла свою па­лоч­ку, прек­расно зная, что пос­ледни­ми бы­ло мно­жес­тво хо­зяй­ствен­ных и са­мых обыч­ных бы­товых зак­ля­тий. И так­же без лиш­них эмо­ций она под­вер­глась лег­ги­лимен­ции, осоз­на­вая, что ком­про­мети­ру­ющие вос­по­мина­ния на­деж­но ук­ры­ты дру­ид­ски­ми ча­рами. К то­му же, Лорд сам не лю­бил под­вергать ее лег­ги­лимен­ции. По ка­кой-то не­ведо­мой при­чине Он не мог до­тош­но и ак­ку­рат­но прос­матри­вать ее па­мять или как-то вли­ять на нее. Воз­можно, де­ло бы­ло в нич­тожных до­лях вей­лов­ской и фей­ской кро­ви в ее жи­лах, но бы­ли ли они на са­мом де­ле, а не в ту­ман­ных по­луза­бытых се­мей­ных пре­дани­ях? Как бы то ни бы­ло, фак­том бы­ло то, что пос­ле взла­мыва­ния ее соз­на­ния (а ина­че и не ска­жешь) Ему дос­тавля­ла неп­ри­ят­ность но­ющая ло­мота в вис­ках. По­тому, ког­да па­ру раз де­ло до­ходи­ло до нее, Он об­хо­дил­ся нес­коль­ки­ми се­кун­да­ми. Там выш­ло и сей­час.

Под фыр­канье Бел­лы Он уч­ти­во из­ви­нил­ся, за­верил в том, что не сом­не­ва­ет­ся в ней, вер­нул па­лоч­ку и при­казал дос­та­вить тех до­мови­ков, ко­торые вхо­дили в Апар­та­мен­ты в ту ночь и поз­вать Як­сли. Уве­ряя Его в том, что сей­час же все вы­пол­нит, она дер­жа­ла ли­цо — хо­лод­ное и неп­ро­ница­емое, прек­расно зная, что Он сле­дит за каж­дым дви­жени­ем так же, как и Бел­ла. Уже тог­да она зна­ла, что пе­ре­иг­ра­ла Его, по­тому что сло­ман­ная па­лоч­ка Ре­гулу­са уже дав­но бес­след­но сго­рела в ка­мине, и Ним­фа­дора бы­ла да­леко от Мал­фой-Ме­нора. Зна­ла, что Он бу­дет пы­тать до­мови­ков, выр­вет приз­на­ние и, вдо­воль нас­ла­див­шись их му­чени­ями, кри­ками и болью, убь­ет. Но она ни­чуть не жа­лела. Жиз­ни двух убо­гих су­ществ за жизнь до­чери Ан­дро­меды — это нич­тожная пла­та.

* * *

Ког­да Дра­ко вы­бира­ет­ся из ка­мина, стря­хивая пе­пел с ру­кавов, он ед­ва мо­жет уз­нать Ка­мин­ный зал Дра­вен­дей­ла. Он прис­висты­ва­ет, ози­рая ком­на­ту, не­ког­да об­ли­цован­ную ма­лахи­товы­ми и яш­мо­выми па­неля­ми. Мд-а-а, вот о ка­ком не­боль­шом про­ис­шес­твии го­вори­ла ма­ма. Прав­да, не­боль­шим его на­зовешь с на­тяж­кой, пол­тергей­ст по­весе­лил­ся на сла­ву. Па­нели со стен час­тично сод­ра­ны, раз­би­ты и те­перь куч­ка­ми ле­жат на по­лу, а на го­лом кам­не од­ной сте­ны, пря­мо нап­ро­тив ка­мина, яр­ко-крас­ны­ми бук­ва­ми вы­веде­но по­хаб­ное сло­во, тут же под­креп­ленное весь­ма на­тура­лис­тичным ри­сун­ком. Что же тво­рит­ся во всем ос­таль­ном зам­ке?

Дра­ко ша­га­ет к вы­ходу из за­ла. За дверью об­на­ружи­ва­ет­ся усер­дно скре­бущий сте­ну с оче­ред­ным неп­ристой­ным ше­дев­ром до­мовик.

— Хо­зя­ин! Хо­зя­ин Дра­ко! — гром­ко пи­щит он, и Дра­ко ши­ка­ет:

— Ти­хо, не во­пи! Где моя же­на?

— Гос­по­жа в биб­ли­оте­ке. Мар­ти сей­час же до­ложит ей о при­бытии мо­лодо­го хо­зя­ина.

Дра­ко ед­ва ус­пе­ва­ет прик­рикнуть:

— Стой! Не на­до ей ни­чего го­ворить, про­дол­жай даль­ше за­нимать­ся сво­им де­лом.

До­мовик, уже поч­ти ис­чезнув­ший, сно­ва ста­новит­ся ви­димым, скло­ня­ет­ся в пок­ло­не, под­ме­тая уша­ми пол, но Дра­ко его уже не ви­дит. Он спе­шит даль­ше, че­рез ан­фи­ладу ком­нат, уже не за­мечая ца­ряще­го бес­по­ряд­ка, под­го­ня­емый единс­твен­ным же­лани­ем — пос­ко­рее уви­деть Гер­ми­ону, об­нять ее, оку­нуть­ся ли­цом в пыш­ное об­ла­ко во­лос, вдох­нуть ее аро­мат.

Он ти­хо тя­нет на се­бя вы­сокие две­ри биб­ли­оте­ки, как мож­но нес­лышнее сту­па­ет по ка­мен­но­му по­лу и на­конец вот он, центр его при­тяже­ния и стрем­ле­ний — Гер­ми­она, скло­нив­ша­яся над ка­кой-то кни­гой за сек­ре­тером у ок­на. Сос­ре­дото­чен­ная, не за­меча­ющая ни­чего вок­руг, как обыч­но. Пла­мя све­чей об­во­лаки­ва­ет ее теп­лым си­яни­ем, мяг­ко оза­ря­ет ли­цо, она вся слов­но све­тит­ся, как жи­вой ого­нек, сре­ди се­рых стен, тем­ных книж­ных шка­фов, тя­жело­го тем­но­го бар­ха­та штор. Дра­ко на миг ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, вби­рая в се­бя весь ее ми­лый об­раз, лю­бу­ясь им, и ощу­ща­ет, как сер­дце сжи­ма­ет­ся от ог­ромней­шей люб­ви, от неж­ности, ощу­щения то­го, что толь­ко ря­дом с ней он чувс­тву­ет се­бя по­кой­но и на­деж­но, чувс­тву­ет се­бя нас­то­ящим, пол­ным жиз­ни, а не по­лумер­твой ма­ри­онет­кой в ру­ках бе­зум­ца или раз­менной фаль­ши­вой мо­нетой в ла­пах хит­ро­го и жес­то­кого ли­са.

Слов­но по­чувс­тво­вав его при­сутс­твие, Гер­ми­она под­ни­ма­ет го­лову, и вмиг ее гла­за вспы­хива­ют ра­достью.

— Дра­ко! — она вска­кива­ет и мчит­ся к не­му, в нес­коль­ко стре­митель­ных ша­гов пре­одо­левая рас­сто­яние меж­ду ни­ми. Об­ни­ма­ет, уты­ка­ет­ся в пле­чо. И Дра­ко с та­кой си­лой в от­вет об­ни­ма­ет ее, что она неп­ро­из­воль­но оха­ет.

— Я сос­ку­чил­ся! — шеп­чет он, це­луя ее в гла­за, ви­сок, жад­но до­бира­ясь до губ.

По ее дрог­нувшим гу­бам он по­нима­ет, что она улыб­ну­лась.

— Я то­же. Бе­зум­но, — шеп­чет она, от­ве­чая на его по­целуи, за­пус­кая паль­цы в пря­ди во­лос, при­жима­ясь всем те­лом, как буд­то врас­тая, вцеп­ля­ясь.

— Ты бу­дешь так же встре­чать ме­ня лет че­рез пять­де­сят, ког­да мы оба бу­дем скрю­чены рев­ма­тиз­мом и по­биты стар­ческим ма­раз­мом? — спра­шива­ет он с лег­кой улыб­кой, на­конец най­дя в се­бе си­лы отор­вать­ся от нее.

— Всег­да, — прос­то от­ве­ча­ет она, под­ни­мая го­лову, и в ее гла­зах он ви­дит горь­кую неж­ность по­полам с за­та­ен­ной пе­чалью.

Он с тре­вогой об­хва­тыва­ет ла­доня­ми ли­цо, сно­ва це­лу­ет мяг­кие гу­бы.

— Что? Это из-за по­бега? Ма­ма мне все рас­ска­зала.

Гер­ми­она от­во­дит взгляд, по­том сно­ва при­жима­ет­ся к не­му и приг­лу­шен­но про­сит:

— Об­ни­ми ме­ня.

Он об­ни­ма­ет ее, изо всех сил пы­та­ясь влить в лю­бимую хоть нем­но­го си­лы, вы­дер­жки, уве­рен­ности. На­вер­ня­ка, пос­ле той но­вос­ти и вы­зова Лор­да ей бы­ло пло­хо, как всег­да. Да­же не под­вергая ее соз­на­ние пы­точ­ной лег­ги­лимен­ции, Лорд слов­но спе­ци­аль­но удос­та­ива­ет Сво­ей тя­желей­шей ми­лос­ти, срав­ни­мой с «Кру­ци­ату­сом» в пси­холо­гичес­ком пла­не. Она всег­да дер­жится с не­обы­чай­ной стой­костью, ни­ког­да не по­казы­ва­ет сво­их ис­тинных чувств, ве­дет се­бя бе­зуко­риз­ненно по-свет­ски. И это в гла­зах чис­токров­ных ли­зоб­лю­дов выг­ля­дит как аб­со­лют­ная бес­чувс­твен­ность и ни­чем не обос­но­ван­ное, с их точ­ки зре­ния, вы­соко­мерие. И тог­да на­чина­ют плес­тись глу­пые сплет­ни и кур­си­ровать гряз­ные слу­хи. Но Дра­ко уже дав­но пле­вать на всех, кро­ме сво­ей семьи.

Он бе­реж­но ука­чива­ет же­ну в объ­ять­ях, ти­хо ду­ет в пу­шис­тые куд­ри, точ­но ста­ра­ясь отог­нать все дур­ное и злоб­ное. Она ще­кот­но ды­шит в шею, по­том лег­ким по­целу­ем тро­га­ет моч­ку уха и ед­ва слыш­но шеп­чет:

— У нас бу­дет ре­бенок.

Спер­ва Дра­ко не по­нима­ет. Эти сло­ва слов­но за­лете­ли сю­да, под тем­ные, пыль­ные, шур­ша­щие сквоз­ня­ками ка­мен­ные сво­ды из дру­гого ми­ра, заз­ве­нели неж­ны­ми ко­локоль­чи­ками, раз­ле­телись рос­сыпью свет­лячко­вых ис­ко­рок. По­том он сам отс­тра­ня­ет Гер­ми­ону, что­бы ви­деть ее ли­цо, креп­ко дер­жит ее за пле­чи и пе­рес­пра­шива­ет:

— Ре­бенок?

Она улы­ба­ет­ся ка­кой-то осо­бой улыб­кой — ти­хой, свет­лой, зат­ме­ва­ющей огонь све­чей и да­же, на­вер­ное, сол­нце, ес­ли бы сей­час был день. Ки­ва­ет и раз­во­дит ру­ками в за­бав­ном сму­щении.

Дра­ко ед­ва не за­дыха­ет­ся от… Че­го? Счастья — это он точ­но мо­жет ска­зать. Ог­лу­ша­юще­го, хруп­ко­го в сво­ей зыб­кости, ос­ле­питель­но­го в сво­ей не­ожи­дан­ности. От люб­ви — столь же не­воз­можной, су­мас­шедшей, кол­ко-звез­дной и жар­ко-сол­нечной, как и тог­да, в ту ночь, ког­да он и Гер­ми­она сто­яли в пен­таграм­ме, и она смот­ре­ла на не­го, да­ря весь мир и се­бя. От вне­зап­но­го ок­ры­лив­ше­го чувс­тва — слов­но пер­вый по­лет на мет­ле, та­кой же зах­ва­тыва­ющий, не­замут­ненный ни­чем вос­торг.

— У нас бу­дет ре­бенок! — пов­то­ря­ет он, все еще не до кон­ца ве­ря, — у нас бу­дет ре­бенок!