Тысяча признаний (гет)

Звук пощечины гулко отразился от стен полупустого коридора. Немногочисленные студенты замерли и обернулись, упираясь взглядами в пару, что стояла чуть поодаль от самого центра помещения, и, как ни в чем не бывало, отправились дальше по своим делам. Это давно перестало кого-то удивлять, разве что профессора по-прежнему удивленно вскидывали брови, замечая на бледной щеке Снейпа след женской ладошки или обнаруживая Лили в несвойственном ей эмоциональном состоянии. Все превратилось в настолько обыденную картину, что даже главные сплетники потеряли интерес к воюющим слизеринцу и гриффиндорке.

Северус чувствовал, как боль распространяется по всей правой стороне лица, отдает в нижнюю челюсть и висок. Или она настолько зла, что совсем себя не контролирует, или она только что намеренно врезала ему со всей дури. Снейп сглотнул. Он не собирался отвечать на это ни попыткой оправдаться, ни оскорблением, ни уж тем более ответным ударом. Пусть срывается. Пусть злиться. Пусть бьет и кричит. Только бы не молчала, не уходила в себя, не избегала.

Лили задыхалась в попытках сдержать слезы. Разбитая, растрепанная и помятая. Вероятно, опять проплакала полночи и поднялась слишком поздно, чтобы успеть привести в порядок себя и одежду. На что она рассчитывала в этот раз? Что он опровергнет очередную порцию слухов? Сходу упадет на колени выпрашивать прощение? Все ведь уже не единожды проходили, в том числе и публичные пощечины. Ее раскрасневшееся лицо, наполненные слезами глаза, дрожащая нижняя губа, пульсирующая венка на шее, побелевшие пальцы — все это он уже видел столько раз, что смог бы с закрытыми глазами нарисовать ее в гневе с точностью до мельчайших деталей.

Снейпу уже не хотелось на это реагировать. В конце концов, виноват ли он в том, что Лили выбрала его? Разве он заставлял ее быть с ним? Заставлял читать морали, ходить везде за ним хвостом, заниматься вместе учебой? Заставлял жалеть себя и лить слезы от несправедливости, к которой Эванс, всю жизнь прожившая как будто в каком-то параллельном мире, где такого понятия вообще не существовало, не привыкла?

Северус сквозь нависшие на лицо волосы посмотрел на нее, через боль растягивая губы в какой-то равнодушной и чуть безумной улыбке.

Он ее не держал.

Лили всегда могла сделать выбор в пользу нормальной жизни, а не приносить себя в жертву во имя условного чувства любви, которое могло исчезнуть в любой момент. И больше никогда не смотреть на него этим невероятным, полным гнева и такой искренней ненависти взглядом, какого удостаивался лишь он один. Куда там Джеймсу Поттеру с его детскими выходками, разбитыми окнами и десятками снятых факультетских очков, из-за которых Лили всякий раз, стиснув зубы, отчитывала Мародеров. Нет, ему никогда не увидеть, насколько чувственной и прекрасной была Лили в своей ярости.

Ее настоящие эмоции здесь — в этой слепой злобе. На него, такого отвратительного, мерзкого, грязного, пытающегося стать другим, но неспособного на это, и просто смотрящего, на ее безрезультатные попытки изменить хоть что-нибудь. На себя, абсолютно беспомощную и беззащитную. На судьбу, подсунувшую ей конченного идиота в качестве лучшего друга.

Только на него она злилась так сильно, так особенно горячо и сладко, позволяя себе упиваться этим чувством. Он знал, как это надоедает — пытаться быть хорошим для всех, а Эванс только и делала, что косила под святую. Северус давал ей возможность выплеснуть лишний негатив.

— Да за что же я такую сволочь, как ты, люблю вообще, — выдавила шепотом Лили, развернулась на каблуках и стремительно направилась к повороту.

Северус вздохнул и пошел следом за ней.

Он хотел бы взять всю вину на одного себя, но Лили и сама понимала, что вверила свое сердце в руки человека, который в любой момент мог неосознанно раздавить его, от того злилась еще больше. Они были не в состоянии отказаться друг от друга, и все скатывалось в нелепый сюр. Она умоляла его остановиться, не делать ей больше больно, а он хотел бы, но не мог, и просто наблюдал за происходящим. Он не давал ее в обиду никому, он обижал ее сам.

— Не иди за мной! — рявкнула Лили. — Видеть тебя не хочу, слышишь? Не хочу! Проваливай!

— Да успокойся ты уже, — Северус схватил ее за запястье и затащил в кладовку для метел. — Не кричи, — он прижал ее к стене. — Опять голос сорвешь.

— Да пошел ты к черту! — всхлипнула девушка и разрыдалась, ударяя его кулаками в грудь.

— Я только от него, милая, закончил все свои дела, выполнил дневную норму злодейств и сразу к тебе, а ты меня так встречаешь, — фыркнул Снейп. — Предупреждали тебя сколько раз, наслаждайся теперь.

— Ты мог этого не делать!

— Не мог, Лили. Ты понимаешь, что стоит на кону? Зато посмотри, как натурально мы ссоримся, все верят, что я так с тобой и не помирился, ты в полной безопасности. Я могу быть спокоен.

— Сука ты бессердечная, ты ведь даже не ищешь альтернатив!

— Да если бы они были, — истерически хохотнул парень. — Нет у меня другого выхода, Лили, слышишь? Нет. Ты — одна из причин, по которой нет.

— Не делай меня корнем своих проблем! Что за дурацкая привычка винить всех, кроме себя?!

— Ну да, я опять забыл, что я, в отличии от всех остальных, не заслуживаю снисхождения, да. Я курить, — небрежно бросил он, четко ощущая, как внутри все болезненно неприятно сжалось.

Так уж получилось, что Северус по умолчанию не имел права на какое-либо оправдание, даже самое дерьмовое и неустойчивое. Он родился таким: с детства причина чьих-то проблем, всегда неосознанно причиняющий боль другим. Нельзя было попросить о помощи, потому что в ней в любом случае отказывали, ведь разве достоин кто-то подобный помощи? Только вечно обязанный, как будто это он пренебрег добротой мира, а не мир с момента появления на свет вытирал об него ноги.

И никто никогда не хотел его услышать, никто не хотел быть рядом, даже люди, по воле которых он вообще появился. Только она неизменно стояла рядом. С осуждением в глазах и этой треклятой бьющейся венкой, что пульсировала на светлой шее всякий раз, когда она злилась. Но и она не хотела понять, на что он жалуется. Никто не услышит молитвы того, кому запрещено молиться.

Снег приятно обжигал холодом кожу. Щека все еще болела. Северус надеялся, что сейчас он замерзнет и боль поутихнет. В месте, где собирались студенты на перекур, никого не было. Хотелось самому разреветься. Неужели она правда считает, что ему это не встает поперек горла? Ха, вот, что он получил, решив в кой-то веке позаботиться о ком-то, кроме самого себя. Хотя… главное, ведь, чтобы в конце концов с Лили все было хорошо. А что она об этом думает — вторичное. Просто обидно. Даже бесчувственному телу вроде него бывает больно.

— В школу пошли, — Эванс запахнула пальто. — Заболеешь, что делать потом с тобой? Помфри и так гавкает на всех, что по улице носятся, потом из больничного крыла по неделе не вылезают, а тебе она вообще житья не даст, если заболеешь.

— Не прекратишь реветь сейчас — щеки обветрит, — затягиваясь сигаретой, Северус вытер с ее горячей краснеющей кожи влагу. — Мне не холодно.

— В одном свитере тебе не холодно? Нет, я, конечно, знаю, что змеи холоднокровные, но чтоб настолько…

— Не язви. Тебе не к лицу.

— О, ну прости, забыла, что у тебя монополия на язвительность, — Лили подступила к нему, взяла за руку и задрала рукав свитера. При виде метки в ее глазах на мгновение проскользнул страх. — Болит?

— Нет. Больше нет. А вот щека болит. В челюсть сильно отдает, — Северус стряхнул пепел на снег, ядовито ухмыляясь, но только левой стороной рта. — Долго злиться планируешь? Или встретимся после отбоя за теплицей?

— Встретимся, но я буду злиться, — пробурчала девушка, поднимая воротник пальто. — Неужели у нас правда нет другого выхода?

— Есть. В окно астрономической башни. Чем тебе не альтернатива?

Эванс, кажется, была готова врезать ему по другой щеке.

— Я не знаю, Лили. У меня никогда не было права выбора. Я не умею искать обходные пути.

— Не правда. У нас всегда есть выбор.

— Как скажешь, — Снейп обреченно тряхнул волосами, выдыхая облако серого дыма в сторону. — Как найдешь другой вариант — просвети обязательно, а то так и буду как дурак на побегушках у этих двоих.