Мешать соединенью двух сердец... (джен)

Глава 30

— И что теперь? — спросила Гермиона, когда они вышли из палаты.

— Пока неясно, — вздохнул Аберфорт. — Поцелуя дементора, думаю, избежать удастся, а вот заключения в Азкабан или обмена… Боюсь, последняя идея Робардса, при всей её жестокости, встретит много поддержки.

— Но это же чудовищно!

— Это война, девочка. Война — это всегда кровь, грязь, боль, страдания, смерть и много, очень много несправедливости.

— Если вас это утешит, то менять Лестрейнджа не на кого — Пожиратели неохотно берут в плен наших людей, а наши люди, зная, что их там ждёт, не спешат сдаваться, — включился в беседу Кингсли, уже пославший авроров к Тутсу.

«Слабое утешение," — подумала девочка.

— Почему Родольфус никому не сказал о том, что произошло на самом деле? — спросила она Дамблдора.

— Во-первых, как ты сама видела, его никто ни о чём не спрашивал. Во-вторых, он скорее взял бы на себя вину Беллатрикс, чем попробовал оправдаться за её счёт. В-третьих, он действительно принёс много зла и пролил много крови, так что это мало что изменило бы. И, не забывай, именно он похитил Фрэнка.

— И, тем не менее, ты прилагаешь все усилия, чтобы он избежал наказания, — заметил неслышно подошедший к ним Колдман.

— Четырнадцать лет Азкабана, Уильям, более чем достаточное наказание.

— Не думаю, что жертвы Лестрейнджа согласились бы с тобой. И знаю, что близкие его жертв с тобой не согласны

— И всё же ты не позволил Робардсу его забрать. Не уверен, что в сложившихся обстоятельствах Родольфуса доставили бы в Азкабан живым.

— Робардас мерзавец, его давно пора остановить. Но что касается Лестрейнджа, я до сих пор не уверен, что поступил правильно. Я не хочу, слышите, не хочу ему помогать. Я никогда не смогу простить, никогда не смогу забыть… — голос Колдмана сорвался. — Вы не видели, что там творилось, что он …

— Никто не вправе этого от тебя требовать, Уильям. Но сегодня ты был справедлив с ним. В этом нет оскорбления памяти Марион и её семьи. Если мы не будем справедливы и милосердны к тем, кто перестал творить зло, по-прежнему имея для этого огромные возможности, нам никогда не закончить войну, потому что, даже уничтожив Волдеморта и его сподвижников, мы сами превратимся в таких, как они, и тогда после нашей победы очень скоро кто-то придёт бороться уже с нами. Мы и так сейчас слишком часто переходим грань, отделяющую нас от наших врагов.

Не бессмысленная жестокость Азкабана, с которой я никогда не устану бороться, отвратила Родольфуса от зла, это его сознательный выбор. Немногие в наше время на него способны. Он как может пытается исправить хоть что-то. И, поверь, я не отправил бы детей к нему в руки, если бы не был уверен, что он не причинит им вреда. Да, мой план был очень рискованным, всё могло сорваться из-за тысячи причин, но Родольфусу я верил и, как видишь, не ошибся.

Колдман устало покачал головой.

— Что с ним, Уильям? Кровотечение возобновилось?

— Да, рана снова открылась. Ещё бы, так орать и прыгать. Не думаю, что это серьёзно, полежит пару дней, и укус затянется окончательно. Решайте, что с ним делать, но не забывай, Аберфорт, когда-то ты уже отпустил его, думая, что он больше не станет творить зла. Сам знаешь, чем всё это кончилось.

Один из авроров знаком подозвал Кингсли. Гигант выслушал его кивнул, отдал несколько распоряжений и вернулся к друзьям.

— Колдман, ты был прав. Мои люди подняли записи Тутса. В тот день Фрэнк действительно покупал жёлчь броненосца. Ингредиент не из тех, что легко найти, заказ оформлен авроратом, за личной подписью Робардса. Лестрейндж всё понял правильно, этот мерзавец одним ударом расправился и с ними, и с конкурентом на своё место. Жаль, что мы выяснили это только сейчас. На ближайшем заседании Визенгамота доложу об этом деле. Похоже, быть им с Лестрейнджем в Азкабане соседями.

— Ну, это мы ещё посмотрим, — погладил бороду Аберфорт. — Уильям, я правильно понимаю, что Родольфуса нельзя будет доставить на слушание?

Колдман искоса взглянул на него.

— Я не привык спускать псу под хвост свою работу. Пусть лежит, если тебе так хочется его защищать, то думаю, в его отсутствие это лучше удастся.

«Это уж точно,» — мысленно согласилась с Колдманом Гермиона.

— Извините, но у меня много работы, — попрощался с ними медик. — И так полдня на Лестрейнджа угробил.

— А мне пора побеседовать с Робардсом о делах прошлых и нынешних, — Кингсли махнул рукой ребятам и Аберфорту и аппарировал.

— Невилл, ты как? — Гермиона пытливо взглянула на друга.

— Как Колдман, — хмуро ответил Невилл. — Лестрейндж схватил отца. Лестрейндж спас меня. Он убил авроров. Глава аврората отправил моих родителей прямиком в руки Пожирателей и ждал, чтобы те их замучили. Лестрейндж не пытал моих родителей, зато я применил к нему пыточные заклятия. Кого мне ненавидеть, кого благодарить, что мне теперь думать о самом себе?

Мне сейчас кажется, — добавил он тихо после небольшой паузы, — что Лестрейндж прав, что все одинаковы, и мы, и они.

— Нет, Невилл, это не так, — мягко обнял его Аберфорт. — И Родольфус Лестрейндж, если быть к нему справедливым, сам служит опровержением своих слов. Люди разные, и то, какие они, не всегда определяется стороной, которой они служат. Среди нас встречаются мерзавцы вроде Робардса и Петтигрю, среди сторонников Волдеморта есть достойные люди. Более того, люди меняются. Иногда в худшую сторону. Ни Робардс, ни Петтигрю не родились мерзавцами. Иногда в лучшую, если у них хватает на это сил, как Родольфус и Северус, как Джеймс Поттер, Сириус и Регулус Блэки. В каждом из нас есть и светлая, и тёмная сторона, и лишь сам человек решает, что он выберет.

Жизнь разводит людей по разные стороны, подчас вынуждает их заниматься тем, что им совсем несвойственно. Да, разумеется, каждый отвечает за свои поступки, но иногда просто не понимает, как вырваться из западни, в которую попал. Ему надо лишь немного помочь. И тогда, возможно, завтра он поможет кому-то ещё. Конечно, его можно в эту западню глубже толкнуть, но на кого тогда он завтра выплеснет свою боль, злость и ненависть?

Невилл, внимательно слушавший Аберфорта, вдруг помрачнел ещё больше.

— Мама сказала, что отец что-то сделал Лестрейнджу… что не должен был делать… что ей очень жаль. Что-то с рукой?

— Не знаю, Невилл. Родольфус никому не рассказал, что произошло. На шестом курсе вернулся из Хогвартса на рождественские каникулы и заявил, что больше играть не будет, потому что повредил руку. Как это случилось, от него не добились.

— Папа мог успеть, он уже выхватил палочку, но когда узнал Лестрейнджа, остановился. Я хочу знать...

— Да оставь ты его уже в покое, — возмутилась Гермиона.

— Да, Невилл, — поддержал её Аберфорт. — Я думаю, ты успел убедиться: Родольфуса невозможно заставить говорить, если он говорить не хочет. А об этом он не говорит уже почти тридцать лет.

Невилл неопределённо пожал плечами.

— Ладно, я пошёл. У меня тоже работы полно.

Гермиона и Аберфорт остались вдвоём.

— Аберфорт, а мне обязательно было присутствовать при твоём разговоре с Лестрейнджем? — тут же напустилась на него девушка.

— Робардс мог появиться в любую минуту, и мне было важно, чтобы рядом с Родольфусом оказался хоть кто-то, кто хорошо к нему относится. И ему это тоже было очень важно. Он доверяет тебе, Гермиона. Не знаю, как тебе это удалось, но поверь мне, если бы он не хотел что-то говорить в твоём присутствии, он бы не сказал. Ты же видела, как быстро он способен овладеть собой.

— А откуда ты его так хорошо знаешь?

— Родольфус рос практически на моих глазах. Я дружил с отцом Алисы, а он проводил у Пурсоулов едва ли не больше времени, чем дома, к вящему неудовольствию Корвуса.

— Его отец же был Пожирателем Смерти? — уточнила Гермиона.

— Одним из первых, — кивнул Аберфорт. — Кроме того, деньги Лестрейнджей уже тогда потекли к Тёмному Лорду, которого в то время ещё звали Томом Реддлом. При всех талантах Реддла, его взлёт был бы далеко не таким стремительным, если бы не эти деньги. Да что говорить, нынешняя война была бы далеко не столь кровавой.

— Это отец привёл Родольфуса к Волдеморту? — спросила девушка.

— Нет, — к её огромному удивлению ответил Дамблдор. — Это решение Родольфус принял сам.

— Но ты же говоришь...

— Видишь ли, Гермиона, не стоит видеть Корвуса исключительно в чёрном свете. Человеком он был жёстким, суровым, не особо приятным но, как и все Лестрейнджи, имел тягу к противоположным началам. И если его тяга к Тьме воплотилась в преклонении перед Реддлом, то тяга к светлому началу — в любви к жене. С ней ему повезло гораздо больше, чем Родольфусу. Маргарита Лестрейндж и убедила Корвуса позволить сыновьям выбирать свой жизненный путь самим. Корвус, насколько я знаю, не стеснялся в выражениях, рассказывая старшему сыну, насколько тот не соответствует образу наследника рода Лестрейнджей, и не скрывал своего разочарования, но никогда не пытался заставить его что-то делать силой или шантажом. Родольфус страдал, старался хоть чем-то порадовать отца, но ходил к Пурсоулу на уроки музыки, а не к Реддлу на занятия Тёмными искусствами.

— Всё-таки не понимаю, как его отец с этим смирился, — изумилась Гермиона. — И как смирился Волдеморт.

— Корвус не смешивал свою одержимость Тёмным Лордом с обожанием жены. Его семья стала местом, куда Реддлу хода не было. А Реддлу деньги Лестрейнджа на тот момент были гораздо важнее его сына.

— Аберфорт, а одержимость Родольфуса Беллатрикс — это не чары Волдеморта? Он же понимал, что после смерти Корвуса Лестрейнджа может лишиться этих денег.

— Нет, — засмеялся Дамблдор. — Его мать была категорически против этого брака и можешь быть уверена, уж она-то проверила досконально.

— Но я всё равно не понимаю, что его могло привлечь к ней? Она же ненормальная! И совсем его не любит.

— Беллатрикс не всегда была такой, — вздохнул Аберфорт. — Да, фамильное безумие Блэков проскальзывало в ней, равно как патологическая жестокость. Но в ней бил неиссякаемый фонтан энергии, она была преисполнена жизни, вокруг неё всё кипело, взрывалось и неслось с сумасшедшей скоростью. Родольфус, как ты могла заметить, гораздо спокойнее. Если Беллатрикс — это горная река с порогами и водопадами, то Родольфус — равнинная, глубокая, внешне невозмутимая, что бы ни происходило в глубине. Конечно, если такая река встречает препятствие, она какое-то время собирается с силами, зачастую незаметно для окружающих, и в какой-то момент препятствие сносит, а потом снова течёт спокойно и невозмутимо.

Эта жизненная сила, которую Белла щедро разбрасывала вокруг себя, и привлекла Родольфуса изначально. Ну и, как я уже говорил, Лестрейнджам нужно два начала, светлое и тёмное, только так они могут уравновесить свою натуру и жить полноценной жизнью. Перекос в любую сторону пагубно на них сказывается. Любви к Родольфусу у Беллатрикс не было никогда, но какая-то близость первоначально была, да ты же сама видела, когда они дрались плечом к плечу, они выглядели как близкие люди, понимающие друг друга с полуслова. Родольфус, особенно после того, как утратил музыку, был согласен и на это.

— А как она вообще согласилась за него выйти, если не любила?

— А у неё выбора не было. В их кругу распространялись слухи о том, что её сестра Андромеда влюбилась в магглорождённого и собирается вступить с ним в брак, что отвратило от Блэков представителей многих чистокровных семей. С другой стороны, сокурсники Беллатрикс тоже не жаждали связать с ней жизнь, видя, что она вытворяет. Так что внезапно вспыхнувшая страсть Родольфуса была на руку всем. Блэки выдавали замуж старшую дочь за представителя древнейшего рода из списка священных двадцати восьми, Корвус обретал невестку, точно так же боготворившую Волдеморта, как и он сам, Родольфус получал женщину, которую обожал. Её отношение было ему безразлично.

— И Корвус Лестрейндж не побоялся скандала с Андромедой?

— Корвус Лестрейндж ничего не боялся. А надежда, что сын придёт-таки к Тёмному Лорд вслед за женой, заставила его махнуть рукой на скандал и как можно скорее объявить помолвку, а потом и устроить свадьбу. Они поженились сразу после Хогвартса. И Родольфус, к радости отца, действительно стал Пожирателем. Правда, первое время он не проявлял такого уж сильного рвения. Всё изменилось после того, как Робардс попытался сжечь его живьём.

— Родольфус говорил, что если бы Робардс отпустил его тогда, он не вернулся бы к Волдеморту, — вспомнила Гермиона.

— Не вернулся бы, — кивнул Аберфорт.- И Корвус не стал бы его гнать, если бы выжил. Не знаю, правда, чем бы он занимался, и как сложились бы его отношения с Беллой, но зато, хорошо зная самого Родольфуса, уверен — он бы не вернулся. Правда, насколько он зол, как на нём сказалось случившееся и во что это выльется, я тоже не мог предположить. Вернее, догадывался, потому и не хотел его отпускать.

— Но всё-таки отпустил? И не взял с него слова уйти от Волдеморта?

— Нет, — покачал головой Дамблдор. — Он сбежал. С полузажившими ожогами, ещё толком неспособный стоять на ногах. Что было потом, Кингсли тебе рассказал.

Гермиона вздохнула.

— А с рукой, значит, всё-таки Фрэнк постарался, — задумчиво произнёс Аберфорт. — Многие это предполагали, но Родольфус резко обрывал любую попытку разговора на эту тему. Корвус, к его чести, как ни ненавидел он увлечение сына, предлагал ему найти лучших целителей, но Родольфус отказался. Да, вот так нелепо всё сложилось. Глупые мальчишеские стычки, которые откровенно поддерживал мой брат, обернулись реками крови, десятками невинных жертв и поломанными судьбами.

— Неужели Фрэнк действительно так ревновал? — удивилась Гермиона. — Ты говоришь, что Родольфус влюбился в Беллу ещё в Хогвартсе и не скрывал своих чувств.

— Ты видела Августу? — спросил Дамблдор.

Гермиона поёжилась.

— Если Маргарита Лестрейндж считала, что детей надо любить такими, какие они есть, потому что неизвестно, что ждёт их в будущем, а любовь, полученная в детстве, будет поддерживать их всю жизнь, то Августа с ранних лет давала понять сыну, что любить его будут только если он первый и лучший. Фрэнк был первым и лучшим все семь лет обучения в Хогвартсе. Отличник, капитан команды по квиддичу, староста школы. Он очень любил Алису, но впитанная с детства уверенность, что его обязательно бросят, если найдётся кто-то получше, страшно отравляла ему жизнь. И разум был тут бессилен. Родольфус, выросший рядом с Алисой, воспринимал её как младшую сестру, она видела в нём почти что брата, иногда их поведение действительно могло показаться провокативным, особенно мальчику, страшно боявшемуся оказаться вторым. А у Родольфуса было перед Фрэнком колоссальное преимущество — он играл. Алиса тоже играла, в такой семье это было само собой разумеющимся, но у неё не было и десятой доли таланта Родольфуса. Она искренне восхищалась папиным учеником и простодушно говорила об этом Фрэнку. А Фрэнк слышал в этих словах "Ты хуже! Он сильнее, талантливее, удачливее тебя!". Для него оказаться хуже значило потерять любовь. Вот он и решил проблему.

— Господи! — пробормотала потрясённая Гермиона. — Родольфус упомянул, что Фрэнк был не один, что их было четверо, — вспомнила она.

— Он рассказал тебе и об этом?! — изумился Аберфорт.

— Нет. Он, видимо, начинал бредить от кровопотери, от боли, у него смешалось прошлое и настоящее, он назвал Невилла Фрэнком и сказал "давай, а друзья пусть помогут, вас же снова четверо".

— Что ж, это многое объясняет, — вздохнул старик. — Родольфус был старше, крупнее, драться не любил, но умел. У Фрэнка было не так много шансов справиться с ним в одиночку. Да и реакция Лестрейнджа, его категорический отказ говорить о случившемся указывает на то, что очень уж неприглядная вышла история.

— Маргарита догадывалась, что произошло. Как-то они с Августой столкнулись в больнице святого Мунго, и когда Августа, со свойственной ей прямотой заявила леди Лестрейндж, что та воспитала монстров, особенно Родольфуса, та ей ответила, что да, её мальчики не ангелы, особенно Родольфус, но если Фрэнк когда-то придёт в себя, то пусть мать поинтересуется у него, как Родольфус повредил руку.

— Они не подрались? — спросила Гермиона, представив себе эту картину.

— Нет, — усмехнулся Дамблдор. — Хотя Августа порывалась.

— А вы были там? — догадалась Гермиона.

— Да, я пытался поддержать Маргариту как мог. От неё все отвернулись. Для неё это было страшным ударом. Оба сына, пожизненно. Знаешь, она, как и мать Барти Крауча, хотела уговорить сыновей поменяться с ними местами с помощью Оборотного зелья. Сначала предложила Родольфусу, в надежде, что тот, оказавшись на свободе, найдёт способ и брата освободить. Родольфус пообещал ей разбить голову о камни у неё на глазах, если она ещё раз упомянет эту идею. Маргарита знала трепетное отношение старшего сына к слову и больше не пыталась. Рабастан пообещал уморить себя голодом, если мать будет ему такое предлагать. — Аберфорт вздохнул. — Маргарита воспитала достойных сыновей. И сильных. Четырнадцать лет Азкабана, без надежды на освобождение, — а они выдержали. Причём не только Родольфус, тот всегда был стойким, но и Басти, который там и полугода не должен был протянуть, по общему мнению. А Фрэнк, видишь, сломался. Вот тебе и ответ на вопрос, как надо воспитывать детей, в строгости или в любви.

"И мучили Родольфуса не меньше", — подумала Гермиона, невольно представив ужасные сцены из воспоминания Лестрейнджа, вспомнив историю с Конфринго и страшные шрамы по всему телу.

— Маргарита приходила в Азкабан при каждой возможности. Обивала пороги аврората, унижалась перед Робардсом, умоляя о свиданиях. Сыновья просили её не приходить, они видели, как тяжело даётся ей каждый визит, но тут она осталась непреклонной. Её смерть стала для них тяжёлым ударом, особенно для Родольфуса. Она любила обоих сыновей, но со старшим у неё была удивительная, мистическая связь. Потрясающая была женщина, — вздохнул Аберфорт. — Не думай, я не был в неё влюблён, — улыбнулся он Гермионе, — но очень её ценил и глубоко уважал.

Гермиона вспомнила как Лестрейндж смотрел на женщину на портрете и как она отвечала ему взглядом, полным любви и грустного понимания

— Гермиона, — обратился к ней Дамблдор, — я могу рассчитывать на тебя на заседании Визенгамота? Ты умеешь быть очень убедительной.

— Конечно! — кивнула девочка. — Лестрейндж так нам помог, я бы хотела хоть чем-то помочь ему в ответ.

— Я зайду за тобой перед ближайшим заседанием, — кивнул Дамблдор.

Девушка и старик расстались. Каждого ждала работа.