Хонока (джен)

Они обедают. Цунаде и Узумаки Кушина извиняются. Цунаде, потому что ее работа в больнице никого не ждет; и девушка Узумаки, потому что, джинчурики она или нет, она очень способный джонин. Вероятно, у нее была миссия, перед которой она должна была отчитаться до того, как началось все это фиаско.

Они едят в тишине. Он думает о том, что ему нужно внушить своей ученице, чтобы гарантировать, что она не даст себя убить — или еще чего похуже. Но он не представляет себе никаких наихудших сценариев — вероятно, именно это и вызвало ситуацию в первую очередь.

Они заканчивают есть.

“Хонока-кун, как сейчас функционирует твоя сенсорная способность?”

“Здесь нет никаких проблем. Почему ты спрашиваешь?”

“Мы единственные, кто присутствует в радиусе двухсот метров?”

“Да”.

“Триста метров?”

“Только мы и нормальные животные”.

“Определите нормальность”.

“Животные, которые эмоционально не заинтересованы в том, чтобы слушать разговоры людей, или подозрительно неэмоциональны”.

То, что она считает любого ‘неэмоционального’ подозреваемым, является одновременно облегчением и еще одним беспокойством. Почему отсутствие эмоций вызывает у нее подозрение? Неужели Данзо и его Корневой агент произвели на нее такое неизгладимое впечатление? Или…

Ее глаза бегают вверх и вниз, дважды. Она хочет ответить на его незаданный вопрос, но колеблется.

“Вы встречали много подозрительно неэмоциональных людей или животных?”

Она кивает— поднимая вверх четыре пальца. На его взгляд, это по меньшей мере на троих больше, чем нужно.

“Что вы делаете, когда сталкиваетесь с такими людьми?”

“Игнорируй их, в основном. Однажды я был у Цунаде-сан, когда мне показалось, что они пытаются сблизиться.”

Он стискивает зубы.

“Если вы когда-нибудь почувствуете, что за вами следят, немедленно найдите причину пойти либо к Цунаде, либо к Сарутоби-сенсею”.

Она смотрит на него, и он почти чувствует, как она спрашивает его, почему она не может обратиться к нему за такой вещью.

“Если вы не можете или чувствуете, что они могут попытаться вступить в контакт, немедленно сотрите свое присутствие и спрячьтесь любым доступным вам способом”.

“Орочимару-сан... Ты чего-то не договариваешь мне ...?” О Хоноке, он имеет в виду. Минато не знает о Руте, и Орочимару не может ему сказать.

“Он говорит о похитителях детей”.

Три пары глаз привлекают внимание, и Орочимару задается вопросом, как мальчик пришел к такому выводу.

“Какаши, о чем, черт возьми, ты говоришь?” — Спрашивает Минато, без сомнения, весьма встревоженный. “Похитители детей — в деревне? Откуда? Ива? Кумо?”

Какаши качает головой. Он указывает на землю, и по спине Орочимару пробегает холодок. Он на удивление точен. И устрашающе хорош в том, чтобы быть ... пугающим ... для своего возраста.

“Генма рассказал мне о них. Очевидно, что по-настоящему опытных детей из приюта иногда берут на работу рано, но вы никогда не увидите их в Академии или в отрядах позже. И иногда студент в апартаментах генинов ‘умирает’ при необычных обстоятельствах. Это случается достаточно часто, чтобы это считалось фактом среди старших генинов в апартаментах ”.

Хонока сглатывает. Она, должно быть, знакома с этой информацией.

“Вот почему Генма говорит, что иногда полезно пошалить или расслабиться, не так ли?” — спрашивает она. “Я думал, он имел в виду, что это что-то вроде пользы для души или что-то в этомроде”.

Маски для лица Минато. “И поэтому ты внезапно начала подшучивать над всеми, включая Сандайме-саму?”

“Поначалу, да. Теперь я делаю это, потому что это весело. Мы должны все когда-нибудь поработать вместе и сделать что-нибудь безумное ”.

Ни за что в его жизни. У него есть репутация, которую нужно поддерживать, и слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать тем, что Сарутоби-сенсей сократит свой бюджет из-за розыгрыша над его персоной.

“Подождите, просто отойдите все на секунду!” — Восклицает Минато. “Вы хотите сказать мне, что пропадают дети из детских домов и из квартир генинов, и никто ничего с этим не делает? Неужели никто не сказал Сандайме-сама или совету, или преподавателям их Академии?!”

Какаши пожимает плечами. “Как я уже сказал — все они ‘умерли’ при подозрительных обстоятельствах. Подозрительные они или нет, но в конце концов они мертвы.”

“За исключением того, что они, вероятно, не такие!” — Кричит Минато.

Хонока и Какаши шикнули на Минато, и Минато обратил к нему умоляющий взгляд.

“Орочимару-сан, мы должны что-то с этим сделать!”

Он обдумывает. Как он может ответить Минато, на самом деле ничего не сказав? Знаки руками запрещены — все, что передает сообщение, исключено. Затем его осеняет идея, и он почти хмурится. Приводящие Хоноку в бешенство жесты, в конце концов, чего-то стоят.

Он изображает, что у него связаны руки. Воспринимай это как хочешь, Минато. Воспринимай это как хочешь.

Минато бледнеет — возможно, даже немного позеленел. Орочимару считает это успехом.

“О”.

Они сидят в тишине, пока Хонока не высовывает язык, не надувает щеки и не издает отвратительно громкий малиновый звук.

“Хонока, ” жалуется Какаши, “ мы должны серьезно обдумать наш следующий шаг!”

“Сегодня я больше не могу заниматься серьезными делами. Я могу серьезно снова начать плакать”.

“Очень хорошо”. Орочимару неохотно это делает, но он сомневается, что его ученик сможет сосредоточиться на чем-то другом сегодня в любом случае. “Досрочное увольнение в порядке вещей”.

“Мороженое?” — умоляет она его, губы дрожат. “Колотый лед?”

Он гладит ее по голове.

“Ты можешь взять и то, и другое”.

На следующий день он прибывает на Третью тренировочную площадку примерно на двадцать минут раньше, намереваясь обыскать территорию в поисках бумажных жучков. У Минато такая же идея.

“Ну и что?”

“Только один — на Памятном камне”.

“Оставь это. В любом случае, мы вряд ли обращаем на камень какое-либо внимание ”. И он подозревает, что бумажный жучок на Мемориальном камне предназначен для более ... обобщенного сбора информации. (Что просто показывает, что даже "частные" моменты уязвимости представляют собой риск.)

Минато кивает. Он открывает рот, без сомнения, чтобы задать вопросы, на которые он не может ответить.

“Я не могу, Минато”.

Долгий вздох.

“Почему нет?”

Он ему не отвечает. Еще один вздох.

“Просто ответь мне на это? Хонока-тян… тебе действительно не все равно, что с ней случится, верно? Она не какой-то эксперимент или мимолетный интерес?”

Он свирепо смотрит на Минато, который твердо стоит на своем.

“Хонока-кун — это кандалы, которые Сарутоби-сенсей счел нужным прикрепить ко мне”.

“Орочимару-сан—”

“Несмотря на это, я... благодарен… за ее присутствие в моей жизни”.

“...?” Минато уставился на него, разинув рот. Туповатое выражение не подходит к его лицу.

“Есть еще вопросы, Минато, или это все?”

Он медленно качает головой и закрывает рот.

Затем они ждут появления своих студентов в почти дружелюбном молчании. Значительное улучшение по сравнению с их обычным избеганием ледников.

Какаши появляется ровно в девятьсот.

В девятьсот пятом он выдает свое обычное предупреждение ‘Я жду тебя’. Он все еще не совсем уверен, как и почему это работает, но это так.

Или это обычно происходит. Он слегка сдвигается.

“О, я видел Хоноку с Мадарой в том месте манджу, которое ей нравится. Ишиман? Ичибан Манджу”.

Он кивает в сторону Какаши. Он обладает обычным уровнем наблюдательности, которого вы ожидаете от гениального ребенка. Впечатляющий для своего возраста, но не такой необычный или странный, как Хонока.

Проходит еще десять минут, и его ученица, наконец, появляется, таща с собой того ужасного зверя, которого она называет Мадарой. Он выглядит как обычно в стиле кэрри: разноцветные глаза и возмутительно асимметричные отметины на лице, такие же оскорбительные для глаз, как и всегда.

“П-извини, что опоздал, М-мадара действительно ненавидит шуншин, ты знаешь?”

Он замирает. Минато и Какаши напрягаются. Самозванец останавливается.

Он, Минато и Какаши уже достаточно хорошо знают сигнатуру чакры Хоноки, чтобы распознать любые необычные несоответствия на таком расстоянии. Он и Минато также достаточно знакомы с кошачьим зверем, известным как Мадара, чтобы распознать его характерную черту.

И ... это похоже на Хоноку, и это похоже на Мадару. Тем не менее, кто бы ни был замаскирован под его ученицу, он проделывает ужасную работу, притворяясь ею. Он развязывает сенбон в рукаве, готовый к броску.

“Обито! Я так не заикаюсь!” Мадара жалуется голосом Хоноки.

“Ты делаешь, чтобы!”

“Только иногда!”

Какаши фыркает, напряжение заметно спадает. “Хонока, какое дзюцу ты нарушила на этот раз?”

Хонока-как-Мадара отталкивается задними лапами от Обито-как-Хоноки и отскакивает. Трансформация проваливается, и появляется мальчик Учиха, одетый в то, что кажется его постельным бельем. Его подпись в чакре больше не имитирует подпись его ученика.

“Я ничего не ломал! Я наконец-то понял, как манипулировать сигнатурами чакры!”

Минато стонет и трет лицо. “И ты сразу же решил подшутить над нами с этим? Это не смешно, Хонока-тян. У меня чуть не случился сердечный приступ!”

“Теперь я могу идти?” — спрашивает мальчик, Обито. “Я уже выспался — Рин убьет меня, если я снова пропущу тренировку”.

“О, так ты действительно сейчас изучаешь тайцзицюань?” Даже будучи кошкой, она выглядит самодовольной.

“С-заткнись, Хонока! Ты победил меня, а проигрыш есть проигрыш. Не кажись таким уж счастливым по этому поводу ...”

Она снова превращается в саму себя — или, скорее, снова становится самой собой. Он не думает, что то, что она делает, можно считать классическим хенге-но-дзюцу.

“Ты можешь идти. Спасибо, что помогли мне! Однако нам следует поработать над твоими актерскими способностями. Сенсей чуть не всадил тебе сенбон между глаз.”

Мальчик ворчит и топает прочь, не сказав больше ни слова. Хонока весело машет ему рукой. Он не совсем уверен, хороши ли их отношения — или плохи.

Когда мальчик ушел, Какаши поворачивается к нему и невозмутимо спрашивает: “Итак, что она сломала?”

Между ними проходит камень, на который ни он, ни Какаши не реагируют. Она никогда не попадает в то, во что или в кого она целится.

“Ой, Хонока-тян! Что я такого сделал?”

Показательный пример.

“Извините, Минато-сенсей. Я целился в Какаши, но моя рука соскользнула.” Она продолжает свирепо смотреть на Какаши. “И, как я уже сказал, я ничего не ломал”.

Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает через нос. Она не знает, что то, что она делает по прихоти, плюет в лицо современной теории ниндзюцу. Возможно, именно ее гражданское прошлое позволяет ей так безошибочно бросать вызов тому, что считается законом для прирожденных шиноби.

Она неортодоксальный вундеркинд.

“С чего начать”, — размышляет он. “Во-первых, вы освоили имитацию сигнатур чакры других людей и существ. Как бы вы описали свою технику?”

“Я не мог изменить то, как я звучал, поэтому я приглушил звук и начал с нуля”.

Минато садится и вздыхает. Он поднимает руку.

“Могу я задавать вопросы?”

“Конечно!” Хонока щебечет. “Я был бы рад ответить”.

“Ты ‘приглушил’ свою сигнатуру чакры—Секе?”

Она усмехается. Это было бы слегка тревожно, если бы не нынешнее отсутствие переднего зуба.

“Неа! У меня появилась эта идея после встречи с Кушиной-сан и Тенко-сама.”

“О, боги...” — Тихо бормочет Минато. “Разъяснение, пожалуйста?”

“Итак, я посмотрел на чакру Кушины-сан, и она была действительно большой и красивой, и ее нижний даньтянь был, типа, действительно идеальным, так что я тоже посмотрел на это. Вот тогда я и попал к Тенко-сама… логово? Нет. Я думаю, это было больше похоже на ... клетку. В любом случае! Я вообще не мог чувствовать Тенко-саму, пока это не случилось.”

Рука Минато снова ползет вверх.

“Да, Минато-сан?”

“Мне очень жаль. Я думаю, что, возможно, слышал, как вы использовали этот термин раньше, но что такое нижний даньтянь?”

“А? Это как пустота? Вся твоя чакра вращается вокруг него, так что это довольно круто ”.

“А у Кушины все было идеально? Что делает его совершенным? И где он расположен?”

“Идеально, типа, круглое. У Кушины был почти идеальный круг. Большинство людей имеют форму овала или шаткого яйца. Он расположен чуть ниже и немного позади пупка.”

“Разве это не седьмые врата?”

Хонока пожимает плечами. “Я думаю, что мы с тобой, вероятно, не думаем об одних и тех же седьмых вратах, но уверен”.

Минато вздыхает.

“Итак, Тенко-сама была в нижнем даньтяне Кушины-сама, э-э, сана, и это заставило меня задуматься прошлой ночью”.

“Это действительно ужасающая вещь”, — съязвил он, скривив рот.

“Сэнсэй! Я пытаюсь здесь кое-что объяснить!”

Какаши садится рядом с Минато и жестом просит ее продолжать, закатывая глаза.

“Как я уже говорил — это заставило меня задуматься: почему бы не поставить там подпись моей чакры? Я почти уверена, что именно там я заставляю свой вес исчезнуть! Итак, я попробовал это, и это было похоже: ого! Полная тишина.”

Минато закрывает лицо руками.

“Хонока-тян, мне жаль. В этом нет никакого смысла, и я думаю, что это действительно может быть невозможно. Ты не можешь просто заставить свою чакру исчезнуть — я почти уверен, что это убило бы тебя, если бы ты попытался. Ты, должно быть, делаешь что-то еще”.

Хонока хмуро смотрит на него.

“Ты упускаешь очевидный вывод! На самом деле я не заставлял его исчезнуть — я поместил его в слепую зону!”

Теперь они чего-то добиваются. Он скрещивает руки на груди и готовится уловить любые дальнейшие скачки в логике.

“Подожди ... Слепое пятно?” — Спрашивает Минато.

Минато теперь сидит, скрестив ноги, положив один локоть на колено, а прикрепленную руку — на макушку головы. Орочимару испытывает искушение сказать ему, чтобы он не причинял себе вреда, учитывая, как искривленно он выглядит.

“Да. Я думал, что нижний даньтянь подобен вихрю с пустым центром—пустоте. Но это вовсе не пустота; она только выглядит так со стороны ”.

“Итак, что же это такое на самом деле?” — Спрашивает Какаши.

“Хм, я действительно не знаю?”

Должно быть, их раздражение усиливается одновременно, потому что она быстро успокаивающе поднимает руки.

“У меня есть теория!” — говорит она, шикнув на них.

“О, хорошо. На мгновение я забеспокоился, ” говорит Минато совершенно серьезно. Он не узнал бы сарказма, даже если бы тот держал его на острие ножа.

“Нижний даньтянь нельзя увидеть ни под каким углом или каким-либо методом. Потому что это связующее звено с более высоким планом существования”.

Какаши фыркает. “Хонока, будь серьезна!”

Минато теперь дергает его за волосы.

“Какаши, она говорит серьезно.И самое неприятное, что она, возможно, что-то заподозрила. Поверь мне, я специализируюсь на пространственно-временных ниндзюцу, я бы знал.”

“Итак, ты не смог понять, как манипулировать своей сигнатурой чакры, и отправил ее в альтернативное и почти незаметное пространство. Чего это дает? Конечно, ты не можешь формировать чакру, пока она отделена от твоего тела?” Ему хочется сказать ей, что есть гораздо более простой способ сделать это, но он ожидает, что она все равно предпочтет любое новое безумие, которое только что придумала.

“На самом деле это не отдельно — это просто за дверью. Конечно, всякий раз, когда я захочу использовать какие-либо излучающие техники, такие как Техника Водяной Пули, станет очевидно, что откуда-то течет чакра. Но теперь я могу трансформироваться бесшумно — и если я хочу имитировать сигнатуру чакры другого человека или маленького животного, я просто выпускаю нужное количество чакры, и это звучит так, как я хочу, без того, чтобы все остальное мешало этому ”.

“А как насчет Обито?” — Спрашивает Какаши. “Ты его тоже научил, как это делать?”

“Что? Нет?” Говорит Хонока. “Я просто засунул шумные части его сигнатуры чакры внутрь его нексуса, пока он не зазвучал как я”.

Минато морщится. Орочимару воображает, что метод, который она описывает, на ощупь так же груб, как и звучит.

“Я думаю, мне нужно быть в прямом контакте, чтобы отработать этот трюк, но я открыт для экспериментов, если кто-нибудь захочет стать добровольцем?”

Здесь она протягивает маленькие цепкие ручки к Минато и Какаши, которые оба отскакивают от нее.

“Неа! У меня все хорошо, у нас все хорошо — верно, Какаши?”

“Я бы предпочел обезвредить метки с живой взрывчаткой ...!”

Хонока надувает губы.

“О боги, Орочимару-сан улыбается. Круги Какаши? Я думаю, нам нужно бежать!”