Призрак в конце коридора (джен)

They left us alone

The kids in the dark

To burn out forever

Or light up a spark

We come together

State of the art

We'll never surrender

The kids in the dark

«Kids In The Dark» — All Time Law

Фонарей у них было три: один у Ремуса, один у Сириуса, и один на двоих у братьев Уизли. Если бы не эти фонари, дети бы, наверное, плутали кругами до утра. Небо было темное, луну затянуло плотными тучами, а зарево от пожара скрылось, едва они шагнули в лес. Со всех сторон скрипели под порывами ветра невидимые во мраке деревья, и Дора вздрагивала, когда какое-то из них цеплялось сучком за ее куртку.

Она не была трусихой, ни капли — просто раньше ей никогда не прижимали к виску пистолетное дуло и не угрожали убить на глазах у мальчика, который ей… Дора посмотрела на Ремуса, который, с Флер на спине и фонарем в руках, шагал впереди их отряда, и почувствовала, как ее наполняют какие-то странные ощущения. Она не сомневалась, что он бы не думая бросился выручать любого из них. Но словно бы что-то случилось в тот момент, когда Ремус, потрясая мечом, ворвался в Тайную комнату, когда он, вообще-то не любивший драк и ворчавший на Джеймса и Сириуса, если те затевали со Снейпом потасовку, кинулся на Барти, чтобы защитить ее. В лесу было холодно, и пылающие щеки по сравнению с ледяным воздухом, казалось, действительно горели.

Где-то на краю сознания теснились обрывки истеричных мыслей, которые хотели заполнить Дорин мозг истеричными воплями, но она пока держалась. Сейчас было не время трястись и плакать от того, что у них на глазах убили человека, что они оставили двух живых людей в горящем доме — ей было жаль, безумно жаль Чарити, но истерика испортила бы все дело. У нее еще будет ночь, чтобы порыдать вдоволь. Дора поймала себя на мысли, что была бы не против, если бы рядом в этот момент был Ремус. Ремус умел утешать. А в тот единственный раз, когда он попытался ее поддержать, она ответила ему насмешкой…

После того поцелуя зимой ничего особенного не произошло. Они несколько раз еще выбирались вместе погулять, Ремус изредка подсаживался к ней вместе делать уроки (и всегда приносил с собой конфеты), но целоваться больше никто не решался. А еще Дора так и не сказала Ремусу, что она его любит.

Это чувство ее уже почти не пугало — но на смену ему пришло другое. Дора с неожиданным ужасом поняла, что почти ничего не знает о Ремусе. Она не знала, какой его любимый фильм, пробовал ли он настоящее пиво, где научился играть на фортепиано, любит ли животных… И он тоже ничего о ней не знал, потому что она выстроила вокруг себя стену, через которую только он сумел пробиться, и то еще не до конца.

Вокруг Ремуса тоже была стена — только еще толще. Он не особенно охотно рассказывал о своем прошлом, своей семье, школе, будто бы всего стыдился. Путем осторожных расспросов Дора выяснила, что его травили в школе. Во всяком случае, такова была категоричная формулировка Сириуса. Дело становилось немного понятнее. А Доре становилось все грустнее. Ведь она понимала его. Она стала замечать в нем то, чего не видела раньше: сдержанность в жестах, словно порой Ремус пытался заглушить свои порывы и быть тише, яростную нетерпимость к издевательству над слабыми, нервные выражения, мелькавшие на его лице, если его, например, заставали врасплох. Дора все это знала. Она могла бы рассказать Ремусу, что это все неправильно, что ему вовсе не нужно бояться — да только она сама боялась быть настойчивей, боялась спугнуть его. Так они и смотрели друг на друга, не решаясь ничего сказать.

И вот теперь они даже шли в разных концах отряда, будто бы само пространство пыталось разделить их. Дора со вздохом сунула замерзающие руки в карманы своей джинсовой куртки. Они зашли в лес уже порядочное время назад, и она почти успела привыкнуть к окружающему мраку и чавканью мокрых прошлогодних листьев под ботинками. Ноги от долгой ходьбы уже побаливали, лесные холод и сырость пробирались под одежду. Хотелось в тепло — хотя бы к костру. И спать.

Рядом из мрака возник Сириус и похлопал ее по плечу:

— Эй, ну ты как?

— Устала, — честно ответила Дора и прижалась к нему, чтобы немного погреться. — Далеко еще до вашего дома?

— Понятия не имею — это Лунатик у нас следопыт, — тоже честно ответил Сириус. Он немного помолчал и спросил: — Ты как после этого всего?

— Пока держусь, — пожала плечами Дора. — Вероятно, когда мы ляжем спать, у меня начнется истерика — но до этого еще дожить надо… Как ты думаешь, Реддл и Барти?

— После такого не выживают, — сказал Сириус тихо. — Барти был без сознания. И тогда, получается, мы их… — В темноте Дора не видела его лица, но догадывалась примерно, какие на нем отражаются эмоции, и тут же отрезала:

— Мы нет. Мы защищались. Барти тыкал дулом мне в голову, черт возьми, это была самооборона. Мы не виноваты, слышишь? И если я от тебя или от Ремуса услышу еще раз подобный бред, я надеру вам уши, как давно обещала. Смекаешь?

Сириус слабо усмехнулся:

— Смекаю.

Он обнял ее за плечо. Стало ненамного, но теплее. Щурясь он резко вспыхивающих лучах фонариков, Дора пыталась найти остальных. Уизли топали вслед за Ремусом, как цыплята за курицей-наседкой, Лили и Алиса шли вместе, придерживая друг друга, Джеймс, должно быть от нервов, снова что-то болтал на сверхзвуковых скоростях и даже руками успевал махать. Снейп шагал в стороне от всех них, будто не имел к этой компании никакого отношения.

Лес все не кончался. Доре казалось, что они бредут по нему несколько часов. Тяжелая сумка оттягивала плечи, и они страшно ныли. Уже смирившаяся с тем, что ночью они ничего не найдут, Дора хотела предложить плюнуть на все и сделать привал до утра. Хотела — но не успела.

— У меня ощущение, что мы ходим кругами, — громко проворчал Снейп.

— У меня ощущение, что ты впустую тратишь силы, которые мог бы использовать для ходьбы, — не менее громко и крайне грубо ответил Сириус. — В лесу ночью все что угодно может показаться.

— Предлагаешь и дальше ходить кругами?

— Предлагаю заткнуться и идти за тем, кто помнит дорогу.

— Отличный план, — Снейп всплеснул руками, — надежней не придумаешь! Доверить свои жизни оборотню с дурной памятью!

Сириус застыл как в землю вкопанный. Дора тоже. Она, конечно, понимала, что Снейп редкостная сволочь, но вот так поступать в такой ситуации? Кажется, подобное было слишком даже для него.

— Клянусь, Снейп, еще раз ты такое скажешь про Ремуса… — Дора угрожающе сжала кулаки, но Снейп перебил ее нетерпеливым взмахом руки:

— Да-да, мы все давно поняли, что ты по нему сохнешь, можно к сути?

— Не смей так разговаривать с моей племянницей, Нюниус! — Сириус подскочил к нему и схватил за ворот пальто. — Надо было оставить тебя в доме, чтоб ты сгорел к чертовой матери! Тебя никто на веревке не тащил, ты сам Ремуса упрашивал выпустить тебя, несчастного — а теперь это это мы еще и виноваты?

— Никого я не упрашивал! — огрызнулся Снейп, брыжза слюной. — Не ври!

— Что бы ты там ни делал, — мрачно заявил Джеймс, выросший рядом с ними из темноты, — ты не имеешь права так говорить. Либо ты идешь с нами, чтобы выжить, и тогда ты слушаешься нас, потому что мы в большинстве, либо сваливаешь нахер, умирать где-то под кустом, понял?

— Даже здесь не можете по одному? Надо задавить большинством! Трусы, вот вы кто!

— Я тебе сейчас лично рожу начищу, — предупредил Сириус, едва ли не рыча от злости. — Совершенно один, безо всякого большинства!

— Мальчики, прекратите! — сердито вмешалась Лили. — Здесь не место и не время!

— Не трать дыхание, Эванс, он у нас слишком голубых кровей, чтобы слушать кого-то!

— Ты не лучше, Блэк, выпусти его, ну!

— Слыхал, что говорят, Блэк? — оскалился Снейп. — К ноге давай и не тявкай.

— Да я тебя…

— А ну замолчите все! — вдруг рявкнул на них до этого молчавший Ремус.

Все как по команде обернулись к нему: если Ремус начинал кричать, значит дело было действительно плохо. Он морщась ссадил Флер на землю, сбросил сумку и, потирая плечо, в два шага оказался в самой гуще заварушки.

— Ребята, — голос у него хрипел и срывался, — я знаю, что вам всем мерзко и плохо, но если мы сейчас начнем грызться между собой, мы загубим все дело, неужели вы не понимаете? Мы должны работать сообща — или хотя бы не мешать друг другу! Просто помогите мне — хотя бы ради детей! Я делю все, что могу, клянусь!

— И поэтому ты решил завести нас в чащу? Что, уже и в родном лесу перестал ориентироваться, Барти тебе вконец мозги отшиб?

— Нюниус, последний раз повторяю…

— Да послушайте вы меня! — отчаянно воззвал к ним Ремус. — Нам нельзя ругат…

Он подавился собственной фразой и замер на полуслове. Его охватила дрожь, Ремус застыл, как парализованный — с искаженным от ужаса лицом.

— Б… бегите… — еле выговорил он. — Бегите, сейчас же… бросьте… ме…

Все его тело содрогнулось, точно от разряда. Он попятился ото всех, схватившись за грудь с болезненным стоном.

— Черт! Нет, Ремус, нет! — Сириус забыл про Снейпа и подскочил к нему, схватив за плечи. Ремуса уже всего трясло, он стонал сквозь сжатые зубы и почти рычал.

— Сир…

— Не смей! Ты знаешь, кто ты такой, Ремус! Ты человек! Это все ничего не значит, вот здесь правда! — Сириус прижал руку к его груди. — В сердце! Здесь! Тело — это просто тело!

Ремус вскрикнул, запрокинув голову. Его руки вцепились в Сириуса, сжали так, что того тоже зашатало. Сириус не разжимал пальцы.

— Смотри на меня! Не выпускай его! Ты сильнее! Ты здесь главный!

Он подался вперед, но Ремус резко оттолкнул его и рухнул как подрубленный на колени. Бросившегося к нему Сириуса схватили Джеймс и Алиса и оттащили назад. Тот вырывался:

— Ремус, борись! Борись, черт тебя подери, давай!

Дора не могла и рта раскрыть: ее парализовало от страха и шока. Этого не могло быть, Ремус не был зверем, он был добрым — идиотом, но добрым… Она никогда не задумывалась, почему Снейп зовет его “оборотень”. До этой секунды. Ремус извивался с рыком — низким и глухим, как у разъяренного волка. Слышался треск ткани. В мечущемся свете фонарей Дора увидела на его руке вытянувшиеся когти. К горлу подкатил комок. Это неправда, он не злой, это же Ремус, их Ремус, он не может…

— Уводите детей! — кричал где-то сбоку Регулус. — Уводи детей, Эванс!

Но никто никого не уводил, Лили тоже как к месту приросла. Мальчишки окружили Ремуса кольцом — все, даже побелевший как полотно Питер. Дора преодолела страх и шагнула вперед, оказавшись между ним и Джеймсом. Она видела, как в руках у Снейпа что-то блеснуло.

Ремус замер так же резко, как в первый раз. Стояла ужасающая тишина, и было слышно только хриплое рокочущее дыхание Ремуса. Он медленно поднялся. Плечи его были ссутулены, голова склонена набок. Нечесанные волосы свесились в сторону и открыли желтые нечеловеческие глаза. Ремус скалился, и во рту у него были видны клыки. Он медленно и настороженно оглядывал их всех.

Как зверь, загнанный в ловушку.

Загнанные звери бросаются на врага.

Дора смотрела на него — и даже сейчас не верила. Она знала Ремуса, она знала, что в нем не было жестокости. Это скалящееся, злобное, с присвистом дышащее существо, которое стояло перед ней, не было Ремусом.

Когда он встретился взглядами с Дорой, его вертикальные зрачки неожиданно дрогнули. Замотав головой, он недовольно захрипел и сморщился. Дора не отрывала взгляд — и чем больше она всматривалась, тем лучше видела какую-то странность. Он — она не могла сказать “Ремус” — не нападал. Но… готов был защищаться.

Должно было в нем остаться что-то человеческое. Он ведь тоже там… Я должна вытащить его.

Содрогаясь внутри от страха, Дора плавно и медленно протянула к нему руку. Если этот волчонок испуган, его можно успокоить. А выглядел он именно так: напуганным, окруженным, зажатым в угол.

— Ремус? Ремус? Это я. Ты слышишь меня?

Он уставился на нее. Лицо у него было почти… удивленное.

— Это я, Дора. Я не обижу, помнишь? Тебе не надо бояться…

Ремус, пожалуйста, услышь меня, прошу. Я знаю, ты там — вернись к нам. Вернись ко мне, пожалуйста, Ремус, вернись… Ты не можешь вот так пропасть, ты должен вернуться, я ведь, черт возьми, не сказала, что я тебя люблю!

Он снова замотал головой, фыркая и хрипло дыша, словно пытался выкинуть из головы неприятную мысль. Или кто-то другой пытался пробиться наружу. В душе у Доры всколыхнулась надежда, и она шагнула еще ближе.

— Все хорошо, тш-ш, все хорошо, ты в безопасности…

На этот раз зрачки почти округлились до конца. Всего секунду Дора видела за злобной гримасой лицо Ремуса — но теперь она не сомневалась, он правда слышал ее.

— Тонкс! — зашипел Снейп. — Назад!

От его голоса Дора вздрогнула. А в следующую секунду ее свалили на землю и сжали за горло. В лицо ударило горячее дыхание, клыки нависли совсем низко. Дора продолжала смотреть ему в глаза.

— Это я, Рем, я, ты меня знаешь, я не опасна, это же я…

— Хватайте его! — гаркнул Снейп у нее над ухом. — Живо!

Мальчишки, все как один, стремительно навалились на Ремуса, прижали к земле и обездвижили. Тот рычал в землю и пытался стряхнуть их, однако его держали крепко. Снейп подскочил к ним, дернул его воротник и с размаху всадил в голую шею иглу. Ремус яростно взвыл, дернулся раз, другой — и затих.

— Что ты сделал?! — Дора вскочила и сгребла Снейпа за ворот. — Что ты с ним сделал?!

— Он был опасен, я усыпил его! Им всегда…

— Он не был опасен! — выкрикнула Дора ему в лицо. Ее душили слезы. — Он был напуган! Это вы его напугали! Он защищался!

— Он пытался убить тебя!

— У меня почти получилось, это ты все испортил!

— Дора… — Сириус осторожно взял ее за плечи, но она вырвалась:

— Не трогайте меня!

Ремус не шевелился. Он казался мертвым — и это сходство сводило с ума. Упав рядом на колени, Дора с трудом перевернула его и схватила за запястье. Пульс был медленный. Но был. Она почувствовала, как ее всю трясет. Ремус не был зверем — а Снейп всадил в него иглу, как в бешеную собаку. И кто из них после этого большее чудовище?

Где-то над ее головой раздавались голоса остальных, но доносились они глухо и неясно, как сквозь воду. Дора кончиками пальцев провела по краю Ремусовой челюсти. Горячий. Сам горячий — а руки ледяные. Словно нарочно, чтобы никто не подошел близко. В голове из раздерганных, обрывочных мыслей начинало складываться понимание. Но когда Дора уже готова была поймать его, наверху кто-то снова вскрикнул. Питер. Она подняла голову и увидела, как он пялится куда-то в темноту.

— Что ты кричишь? Что ты там уви… — она осеклась на полуслове. С некоторых пор пустота для них перестала быть пустотой. Если ты ничего не видишь, это еще не значит, что там ничего нет.

— К-кто вы? — голос у Питера дрожал еще хуже него самого. Воздух, на который он уставился, вдруг словно бы колыхнулся и пошел рябью.

— Простите, сэр, — к нему пробился сквозь остальных Ксено — спокойный до безумия. — Мы просто заблудились в лесу. Я? Ксенофилиус Лавгуд, это мои друзья. А с кем имею честь?

В воздухе на мгновение показался бледный всполох, как если бы резко собрался и тут же растаял сгусток тумана. Ксено обернулся к остальным:

— Ребята, это мистер Фрэнк Брайс, и он хотел бы знать, что мы забыли в лесу ночью.

— Мистер Брайс? — Дору как пронзило. — Из Реддл-холла? Вы ведь служили там садовником, правильно? — она поднялась и приблизилась к тому месту, где предположительно находился призрак Брайса. — Мы бежим оттуда. Мистер Реддл… Томас Реддл, младший, хотел нас убить.

Ксено вслушался в тишину, последовавшую за словами Доры, кивнул и ответил:

— Мистер Брайс говорит, это было вопросом времени, когда Реддл снова начнет убивать.

Послышалось сдавленное оханье, Лили схватилась за Алису. Дора обхватила себя за плечи: ей было страшно холодно, но ночной мороз был тут не при чем.

— Простите, мистер Брайс… Если мистер Реддл убил и вас тоже, то мы, наверное, на одной стороне? Мы просто хотим спастись, а наш… — она не дала себе оглянуться, — наш товарищ, который знал дорогу, потерял сознание. Мы пытаемся найти старый дом в лесу — может быть, вы видели его?..

Тишина длилась так долго, что Дора чуть не извинилась перед призраком, за то, что отнимает у него время. Наконец Ксено нахмурился, прислушиваясь.

— Да, мистер Брайс знает про этот дом. Он говорит, что если мы враги Реддла, то он готов нам помочь. — Воздух заколыхался еще настойчивее, привлекая его внимание. — Что, простите? он спрашивает, что стало с Реддлом.

— Мы… точно не знаем, — неуверенно проговорила Дора. — Мистер Реддл был в доме, когда тот взорвался. Вероятно… — сказать это оказалось куда сложнее, чем она думала. Словно, произнеся эти слова вслух, она бы утвердила смертный приговор. — Вероятно, он мертв.

Ей показалось, что она услышала довольное хихиканье. Дора содрогнулась. Если смерть Реддла могла вызывать радость, кем же он был на самом деле? И как они с такой легкостью попались в его ловушку?

— Если Реддл мертв, то тем лучше для всех, — перевел слова Брайса Ксено. — Мистер Брайс просит нас следовать за ним.

Несколько секунд длилось молчание. Дети переглядывались между собой. Наконец Джеймс прокашлялся:

— Хорошо. Ксено, ступай первым, мы будем за тобой. Бродяга, Хвост, помогите мне.

Они втроем кое-как подняли бесчувственного Ремуса и двинулись за Ксено, уверенно шагавшим через темноту. Чарли и Билл вместе взялись за брошенную в траву сумку и с пыхтением потащили следом. Регулус поглядел в их сторону, потоптался на месте, а потом подошел к Флер, которая сжимала в руках фонарик Ремуса, и протянул ей руку.

— Цепляйся давай. Дорога тяжелая, ты сто раз упадешь, если будешь идти одна. Пока Люпин в отключке, придется терпеть меня.

Длинной цепочкой, один за другим, ребята исчезали в темноте. Нужно было двигаться, но Доре не хватало сил пошевелиться. Она думала, что может справиться со всем, пережить все — но, как оказалось, нет. Даже когда Барти схватил ее, она нутром чувствовала, что Ремус прибежит за ней, потому что иначе он не был бы собой. А теперь он был в отключке, и Дора резко ощутила себя одинокой. Она не могла даже сказать ему что-то, потому что он бы ее не услышал. Некому было поймать ее, если она начнет падать. Кто бы мог подумать, что за эти месяцы она так привыкла к нему, что без него мир словно бы опустел.

Лили и Алиса взяли ее за руки, и Дора позволила им себя увести. В голове упорно зрела страшная мысль, которую она никак не могла отогнать. Если переборщить со снотворным, человек может не проснуться.

— Сколько ты вколол ему? — глухо спросила она, когда поравнялась со Снейпом. Тот пожал плечами:

— Не знаю, сколько было, столько и вколол.

— Ты идиот, — сурово сказала Лили. — Откуда ты вообще взял этот шприц?

— Стащил из медпункта, пока вас ловили копы.

— Дай сюда.

Алиса забрала у него шприц и передала ей; Лили поднесла его к глазам и потрясла. Немного жидкости еще оставалось.

— Судя по такой дозе, Ремус проспит где-то около суток, — сказала она тихо и добавила громче, для Снейпа: — Если это то снотворное, о котором я думаю. Молись, чтобы это было оно, Северус.

— А если не оно? — осторожно спросила Алиса, сняв вопрос у Доры с языка. Лили покачала головой:

— Будем сами его будить. Завтра увидим.

Она погладила Дору по плечу, и та испытала страшное желание разрыдаться. Остановилась в последний момент огромным усилием воли: не до того сейчас было. Ремус был далеко, и не мог ей помочь — но она и раньше жила без него. Она была способна с этим справиться. Он сильный, но он не всегда будет рядом — черт возьми, почему даже это звучит так страшно?! — и она может все пережить сама. А потом… потом, когда, именно когда он очнется, она придет к нему, обнимет и будет долго-долго плакать, и плевать, что скажут другие.

Где-то через десять минут ходьбы лучи фонарей выхватили из мрака огромный дом. Желание рыдать у Доры внутри сменилось желанием придушить Снейпа на месте. Они были так близко, они могли бы этого избежать… Сириус, кажется, чувствовал нечто похожее, потому что она услышала впереди его горький отрывистый смешок.

Возле крыльца они попрощались с Фрэнком Брайсом. Дом оказался очень старый и запущенный, однако на первом этаже, насколько Дора могла увидеть, кто-то пытался создать приемлемые условия для существования. Сириус положил фонарь на каминную доску, кое-как осветив комнату, и тяжело вздохнул.

— Спать будем здесь, — заявил он. — Натягивайте все свои теплые свитера, а не то замерзнете.

У камина стоял грязный полосатый диван; к нему мальчишки прислонили Ремуса, и Джеймс укрыл его своей красной безрукавкой. Вокруг стало образовываться импровизированное гнездо: Алиса достала из рюкзака плед, Лили — большой теплый платок. Малыши уже укутались, остальные вытаскивали из сумок одежду. Дора плотнее замотала горло шарфом, но потом подумала — и обернула его вокруг шеи Ремуса. Они все могли хотя бы свернуться в клубочек или прижаться друг к другу, чтобы согреться, а он был обречен сидеть неподвижно. Краем уха Дора выцепила из общего шума фырканье и сразу за ним — тихое шипение. Когда она обернулась, Сириус с невозмутимым видом потирал кулак, а Снейп морщился. Отложив свою месть Снейпу до утра, Дора с независимым видом устроилась у Ремуса под боком. С другой стороны к ней привалилась Алиса, стало тесно и тепло. Фонари погасили. Дора положила голову на грудь Ремусу и ощутила щекой мягкую, слегка влажную шерсть. Пальцы нащупали неровные края: кажется, он порвал свитер во время своего припадка. Она думала о том, как потом она обязательно будет вот так же сидеть рядом с ним, только он будет в полном порядке и будет гладить ее по спине, а она — ерошить его дурацкие волосы, потому что у них вечно такой смешной нелепый вид, и Ремус так забавно кривится, пытаясь с ними совладать… И она обязательно поцелует его и скажет, как сильно-сильно она его любит, несмотря на то, что он полный дурак, а он, как всегда покраснеет и начнет неловко запинаться, а потом они засмеются от нелепости всего происходящего, и все будет хорошо, непременно хорошо…

Когда она проснулась, за окном уже рассвело, но в комнате стоял полумрак от грязных стекол. Малыши спали, кто-то из ребят тоже, но Лили, Джеймс и Сириус куда-то делись. Дора села, ежась и передергивая плечами: за ночь одежда отсырела и стало еще холодней. Она подняла взгляд на Ремуса и прикусила губу, увидев выражение боли, застывшее в его искаженных чертах. Ночью было не разглядеть, но теперь в глаза ей бросились темные пятна у него на лице. Его бы умыть, конечно… Дора каким-то чудом отыскала во внутреннем кармане куртки (тетка и туда добралась!) платок, послюнявила кончик и, мысленно попросив у Ремуса прощения, принялась оттирать грязь. За этим занятием ее застал ввалившийся в комнату с охапкой веток Сириус. Если бы тетя Вальбурга увидела его сейчас, чумазого не лучше Ремуса, всклокоченного, в свитере, кое-как заправленном в мятые штаны, она, пожалуй, вопреки приличиям, сама бы налила себе коньяку и выпила полную рюмку залпом. (По правилам этикета, женщина не может сама наполнять свой бокал, это всегда делает мужчина.)

— С добрым утром, спящая красавица, — шепотом поздоровался Сириус. Он свалил ветки возле камина и пошуровал в нем носком ботинка, отпихивая к дальней стенке старые угли. — Как он?

— Пульс… такой же. Лили сказала, доза где-то на сутки, судя по размерам шприца.

— C'est merdique... (фр. “Н-да, дерьмово”) Не нравится мне это все. И кто Снейпа тянул за шприц…

Скорчив гримасу, Сириус забросил несколько веток в камин и попытался сложить их домиком. Затем он вытер руки о штаны и, не оборачиваясь, протянул ладонь к Доре:

— Поищи у Джеймса в сумке зажигалку.

— Ты думаешь, они загорятся? — с сомнением протянула Дора, неохотно выбравшаяся из теплого гнездышка и шарящая в бездонной сумке Джеймса. — Выглядят сырыми.

— Я посмотрю на них, если они посмеют не загореться, — хмыкнул Сириус. Он щелкнул полученной зажигалкой и поднес ее к верхним тонким веточкам. Те сперва шипели, но он упрямо поворачивал зажигалку, подсушивая их то с одного, то с другого бока, пока не послышался треск. — Ну, что я говорил!

— А где Лили и Джеймс?

— Джеймс тоже ветки собирает, Лили нашла кухню и возится там. Толку только от этого ноль — еды у нас нет.

Эта мысль неприятно ошарашила Дору, как холодные брызги в лицо. Вчера ночью они думали только о том, как спрятаться — и никто среди всеобщей паники не подумал о том, как им теперь выживать. У них всех остались какие-то деньги, но это был неприкосновенный запас на попутку до фермы Уизли. И, если раньше план был просто отсидеться недолго в доме и рвать когти к шоссе, то теперь им явно предстояло здесь задержаться. Дора задумчиво нахмурилась, почесывая подбородок. У нее всегда находилась идея, как вывернуться из, казалось бы, безвыходной ситуации, нужно было только ее поискать.

— Ешки-поварешки… — вдруг слабым голосом пробормотал Сириус. — Как ты это сделала?..

— Сделала что? — она удивленно посмотрела на него. Сириус ткнул пальцем ей в голову:

— Твои волосы, Дора! Посмотри на волосы!

Не понимая, о чем он толкует, Дора зацепила одну из прядей и поднесла к глазам. Волосы, которым полагалось быть ярко-розовыми, стали… синими. Дора моргнула. Прядь пошла переливами и стала зеленой. Сириус таращился на нее хуже, чем на Лили, в которую вселился призрак.

— Как ты это?..

— Я не знаю! — всплеснула она руками. — Это само происходит!

Он приблизился к ней и стал хмурясь накручивать прядь на палец. Затем поскреб в затылке и с сосредоточенным видом ущипнул себя за запястье.

— Ай!.. Нет, вроде, не сплю. С ума вроде тоже не сошел. Значит, мне это не мерещится. Дора, мы же с тобой разумные люди?

— Ну я точно, — усмехнулась она, — насчет тебя не уверена, ты Блэк чистокровный.

— Об этом грустном факте мы умолчим. Если мы с тобой разумные люди, давай вместе логически рассуждать. Мы живем в мире, где мой брат а твой второй дядюшка плюется ядом, где у одного моего лучшего друга отрастают волчьи клычки, а нож второго лучшего друга превращается по собственному капризу в полуторафутовый меч. Можем ли мы с тобой после всего вышеупомянутого спокойно отнестись к тому факту, что у тебя начали менять цвет волосы?

Дора посмотрела на него и слабо хихикнула. Все же ей очень повезло, что воспитание тети Вальбурги дало сбой и в благороднейшем и древнейшем семействе Блэков появился Сириус.

— Можем.

— А раз так, не все ли равно, откуда этот дар свалился нам на голову? Может, Барти с Реддлом чего-то нахимичили, и теперь мы будем, как эти… радиоактивные…

— Как люди Икс? — хмыкнула Дора. — Я тебя огорчу, место Росомахи уже занято.

На душе стало немного, но легче. Она была не одна — уж во всяком случае, сириус всегда был на ее стороне, независимо ни от чего. Похлопав его по плечу, Дора рассеянно поглядела на тихо потрескивающее в камине пламя, и идея, которую она все никак не могла найти, вдруг обрисовалась в голове четко и выпукло. Она потрясла головой, отчего волосы снова стали розовыми, и пихнула ногой еще спящую Алису. Та недовольно заворчала сквозь сон:

— Вы там обалдели?.. Дайте поспать…

— Некогда спать, Алиса. Нас ждут великие дела.

— Великие дела — и без меня? — возмутился Джеймс, входя с охапкой веток в три раза больше, чем у Сириуса. — C'est impardonnable! (фр. “Это непростительно!”) Надеюсь, вы посвятите меня в планы?

— Наши планы, Поттер, — вздохнула вышедшая с другой стороны комнаты Лили, — это что-то придумать, чтобы не умереть здесь с голоду.

— И тебе доброе утро, Эванс, — кивнул Джеймс. Все на него уставились — особенно Лили. Джеймс сделал вид, что ничего не заметил. — А способ не умереть с голоду, полагаю, у нас всего один — найти еду в лесу?

— Есть идеи? — приподнял бровь Сириус.

— Насобирайте в лесу кореньев и лягушек… — пробормотала полусонная Алиса и подавила зевок. У Джеймса резко дернулось лицо, и он побелел:

— Ха-ха, точно… лягушки, как я мог забыть. Да, отличный план…

— Ой, да ладно, это же французская кухня, — на этот раз Сириус бровями намекающе поиграл. — Не уважаешь свои корни, а Сохатик?

— То, что я говорю по-французски, еще не означает, что я обязан любить лягушек!

— Да если бы ты говорил, — усмехнулась Дора, — а ты на нем только ругаешься. Послушайте, у меня есть идея. Нужно пробраться в город и украсть еды.

Вот до чего могут довести взрослые — порядочная девочка Дора подбивает друзей на воровство. Чего не сделаешь, чтобы добыть в этой жизни кусок хлеба с маслом.

Ребята от такого предложения мягко говоря растерялись. Первой опомнилась Лили. Она закусила щеку, пожевала ее и спросила:

— Оставляя в стороне моральную и законную сторону вопроса — как сделать так, чтобы нас не поймали? Ведь нас помнят в городе.

Как же я люблю своих друзей.

— Мы возьмем Питера, — с энтузиазмом излагала свои мысли Дора, — потому что он незаметный, и Регулуса, потому что его почти никто не знает в лицо. Да и потом, городок, конечно, маленький, но вряд ли все горожане помнят друг друга…

— Солнышко, я всегда на твоей стороне, — зевнула Алиса, — но тебе не кажется, что твой энтузиазм немного… не оправдан?

— Ага, — Дора бодро кивнула, ощущая себя как никогда близкой к истерике. — Но либо мы попробуем, либо нам придется есть лягушек, а я всецело на стороне Джеймса, лягушки — отстой. Поэтому я собираюсь украсть столько хлеба и бекона, сколько смогу унести.

— Но ты же не можешь просто зайти в магазин, схватить с прилавка батон и убежать с ним.

— У каждого магазина, Сириус, есть черный ход. Каждый черный ход ведет на склад. Все продумано вот тут! — она многозначительно постучала себя пальцем по голове. — К тому же, я могу делать во-о-от так!

Зажмурясь, Дора наморщила лоб и понадеялась, что усилий ее мысли хватит. Лили потрясенно ахнула. Ага, сработало. И действительно, волосы у Доры стали теперь светлыми, почти такими же, как у Флер. Она гордо выпятила грудь:

— Видали? Да никто ничего и не поймет!

Ребята переглянулись. В конце концов Алиса пожала плечами:

— Ну, на самом деле Дора права, у нас не особенно богатый выбор. Ладно, буди свою команду мечты, а мы пойдем на всякий случай корешки собирать — хоть супу какого-никакого из них сварим.

— А может, мы лучше рыбы наловим? — оживился Джеймс. — Из озера!

— А ты умеешь, рыболов?

— Спрашиваешь!

— А снасти припас?

— А мы их сейчас сварганим!

Дора смотрела на эту дружескую, почти непринужденную пикировку и чувствовала за ней ту же гору боли и ужаса, которые скрывала сама. Они все делали вид, что все в порядке — но они были ничерта не в порядке. На глазах у Доры застрелили человека, ее саму пытались убить вместе с ее друзьями… И все же она вела себя так,словно вчерашнего вечера и не было. Ну, не убили — и уже хорошо. Запоздалой паникой делу не поможешь. Нарыдаться она еще успеет. И уж, во всяком случае, будет это делать тогда, когда никто не видит.

— Что тут мучаться, — продолжал Джеймс. — Если кто-то из дам пожертвует ради такого дела своей булавкой…

— У меня есть булавка, — кивнула Лили, едва не перебив его, и нахмурилась, будто бы сама от себя не ожидала. — В общем… могу дать тебе.

— А нитку подлиннее не дашь?

— Джеймс, а ты уверен, что в такое время года что-то вообще ловится? — Алиса нашарила трость и с кряхтением поднялась. — Или ты уже сделал какое-то жертвоприношение богам и воскурил фимиамы, пока я спала?

— Ну, если в лесу водится один призрак, почему бы не водиться другим? Сейчас мы их позовем на помощь, не откажут же они умирающим от голода детям!

Алиса закатила глаза, но, кажется, совладать с Джеймсом ей было по силам, так что Дора предоставила их друг другу и занялась своим делом. Втолковать полусонным Питеру и особенно Регулусу, чего она от них хочет, оказалось непросто, и если Питер почти послушно согласился участвовать в разбойном налете на продуктовые магазины Литтл-Хэнглтона, то Регулус попытался встать в позу.

— Блэки не унижаются до воровства, — сопел он, игнорируя Сириуса, который закатывал глаза и выглядел так решительно, что, не засветись он уже в городе, Дора не колеблясь позвала бы его в напарники.

— Если ты думаешь, что матушка узнает и расстроится, то расслабься, это же ты всегда ей жалуешься, я своих не сдаю. Все, — Сириус сунул грязные руки в карманы и уставился на Регулуса сверху вниз, — не хочешь умирать с голоду — слушайся Дору и не спорь.

Регулус собирался, бубня себе под нос, что ему приходится подчиняться грубой силе. То же самое он бубнил по дороге до города (шли по узкой, петляющей среди деревьев тропинке, вдоль которой ребятам изредка попадались пустые бутылки — собственно, так они ее и нашли), и Доре периодически приходилось напоминать себе, что убивать его до удачного завершения дела будет невыгодно. Зато Питер плелся рядом с выражением полной покорности на своем круглом лице. Он выглядел совершенно раздавленным — вот уж кто не пытался скрыть свое состояние. Наверное, из всех них он поступал честнее всего, хотя бы перед собой. Во всяком случае, Питер не задавливал эмоции, а позволял себе переживать.

Шагая мимо кустов и отпихивая бутылки с дороги, Дора все думала и думала о Реддле. Страшно было даже не столько то, что Реддл хотел их убить, мало ли на свете маньяков, сколько то, как легко они ему поверили. И неудивительно, почему. Одна большая ложь — “Я хочу вам помочь” — и они купились на нее, потому что все остальное было правдой. Реддл говорил правильные вещи про работу с эмоциями, про доверие к друзьям, преодоление страхов — а они развесили уши от этих красивых правильных слов и даже не подумали, что что-то тут не то. Ведь это все выглядело как дерьмовый ужастик, сейчас Доре было это очевидно. Не бывает чудо-таблеток и волшебных методик, бывают только шарлатаны… и, как оказалось, еще психопаты-оккультисты. Но они все дети так подавлены, так хотели сделать с болезнью хоть что-нибудь, что ухватились за самую эфемерную надежду. Которой Реддл умело пользовался, загоняя их в ловушку и управляя ими, как своими марионетками.

Жутковато это было — пробираться обходными путями в место, к которому почти за год успел прикипеть, красться, прячась за каждым углом, слушать, как заходится и частит сердце, когда на горизонте появлялась человеческая фигура. Точно они беглые преступники. По правде сказать, именно преступницей Дора себя и ощущала. Ей не хотелось думать о словах Сириуса, но она не могла и просто отмахнуться от них. Они были причиной пожара. Ремус вырубил Барти, борясь с ним. Как ни раскладывай. как ни прикидывай, а шансов выбраться из очага пожара до взрыва у него не было ни единого. Насколько это можно считать убийством? Они ведь защищались. А что решит полиция?

Ей было страшно — впереди ждала неизвестность. У них был план: добраться до фермы семьи Уизли, но что потом? Куда деться кучке неприкаянных подростков, которым пришлось силой защищать свои жизни? Дора не знала. Единственное, что утешало ее — мысль, что это она пройдет не в одиночку. Она могла рассчитывать на ребят в той же мере, в какой они могли рассчитывать на нее.

Главное, чтобы Ремус скорей очнулся, и тогда мы сбежим отсюда.

А если теперь всю оставшуюся жизнь нам так и придется бегать?

Ну… Тогда он был бы тем, с кем я готова скрываться хоть всю оставшуюся жизнь.

В воздухе запахло хлебом, и Дора поняла, что они совсем рядом с булочной. Морщась до того сильно, что у нее заболело лицо, она сумела сменить цвет своих волос на черный. Ну, хоть что-то хорошее среди всего этого безумия. Что-то подсказывало ей, что эта способность еще не раз их выручит. Жаль, что черты лица так просто не поменяешь…

— Питер, ты стой на стреме, — распорядилась Дора шепотом. — Если что — поднимай панику и дуй отсюда, будто за тобой черти гонятся, понял?

Питер понял ее, кажется, слишком хорошо: он изрядно побледнел и кое-как через силу кивнул. Дора похлопала его по плечу для успокоения нервов и решительно взяла Регулуса за запястье:

— А мы с тобой, дорогой дядюшка, идем воровать свежие булки. Твоя задача, — она выудила из кармана куртки пластиковый пакет, — складывать то, что я тебе дам, сюда. И не путаться под ногами, ясно? — В ответ раздалось недовольное бурчание. — Я спрашиваю, все ясно?

— Ясно, ясно…

— Молодец, хороший дядюшка. Все, пошли.

Оставив Питера сторожить на углу переулка, Дора и Регулус прокрались к черному ходу булочной, выходившему в маленький дворик. Задняя дверь была приоткрыта, словно бы нарочно для них. Регулус был оставлен на пороге, Дора сунула нос в щель и осмотрелась. Дверь вела сразу в подсобные помещения, где в тепле, идущем от огромной печки, на противнях лежали булочки, булки, пирожки — и, конечно, хлеб. За другой приоткрытой дверью виднелась массивная фигура пекаря, стоящего за кассой. Он переговаривался с кем-то невидимым, чей голос шел из-под пола, видимо, из подвала. Это был шанс.

Ну, должно же у нас хоть раз все получиться. Мы так сказочно облажались при побеге, дважды — можно хоть в этот раз нам повезет? Пожалуйста, вселенная, пусть нам повезет…

Дора на цыпочках прокралась внутрь и приблизилась к самому дальнему и неприметному противню, на котором лежали свежие батоны. Совать хлеб за пазуху было в высшей степени неприлично и негигиенично, но звать Регулуса с его шуршащим пакетом она бы не рискнула. Расстегнув куртку, она принялась пихать батоны за ворот. Те были еще горячие; от первых двух Дора тихо зашипела. Наверное, будут ожоги… Она набила хлебом все пространство между телом и курткой и уже собиралась уходить, когда снизу раздались приближающиеся шаги. Все мысли парализовало паникой, Дора растерялась и застыла, чувствуя, что не успеет добраться до выхода. Ее взгляд зацепился за низкий засыпанный мукой стол, на котором лежал противень. Она скользнула туда, обхватила колени и задержала дыхание. Только бы Регулус не вздумал проверить, как она, только бы ему хватило мозгов…

Шаги прошуршали совсем рядом; Дора видела пыльные белесые от муки ботинки и подвернутые мешковатые штанины и могла бы дотронуться до них, если бы захотела. Они приблизились к двери в булочную и уже почти переступили порог, когда первый пекарь не оборачиваясь бросил:

— Прихвати там из кухни рогалики.

Белесые ботинки повернулись и направились прямо к тому столу, под которым пряталась Дора. Дора мысленно услышала щелканье закрывающихся наручников. Собрав в кулак все свои силы, она приготовилась давать улепетывать именно так, как советовала Питеру — будто черти по пятам гонятся.

— А где рогалики? — ботинки замерли на середине. Голос был спокойный, а значит, пропажу почти половины противня еще не обнаружили.

— Да возле печи были, глянь там.

Рогалики лежали у самой печи. Их немедленно уволокли в булочную, а Дора, на коленях, чтобы не заметили, выползла на крыльцо и без разговоров рванула Регулуса за собой. Тот начинал преисполняться такой же терпеливой покорности, что и Питер, и даже не ворчал больше.

Им удалось украсть шесть приличных по размеру батонов (вот когда пришла пора Доре в очередной раз порадоваться, что у нее такая маленькая грудь), которые они сложили в пакет и, все так же тайком, отправились грабить бакалейные прилавки. Один раз их чуть не засекли, но Питер крайне вовремя наступил на хвост какой-то кошке — или крайне натурально эту несчастную кошку изобразил. Пока все искали источник воплей, Дора не только стащила все, что собиралась, но и прихватила под шумок несколько банок сгущенки. В лес они возвращались, груженые хлебом, консервами, сухарями и несколькими пакетами макарон и круп — каша лишней не бывает. Даже на воде. По настоянию Регулуса украли заодно пять или шесть пачек мыла; хоть Дора и подтрунивала над его аристократическими замашками и неприспособленностью к суровой лесной жизни, но смотрела на него с возросшим уважением.

Лили встретила их с распростертыми объятиями и чуть не зацеловала до смерти. Она готова была уже вскрыть первую пачку крупы и наварить каши, однако Дора ее остановила, предложив подождать, пока вернется Джеймс со своим уловом. Рыба всегда была лучшим, что можно добыть в лесу без охотничьего ружья — а украденных запасов, при всей их кажущейся обильности, было не так уж много, в расчете на тринадцать ртов-то. До того, как они попадут на ферму, необходима была жесткая экономия.

Дора сидела и отогревалась у пылающего камина, возле которого уже сушились толстые сучья, почти настоящие поленья. Все дырки и щели в комнате как могли заткнули мусором, и теперь почти не дуло, а от огня стало намного теплее и суше. Малыши сгрудились, завернувшись в плед, по другую сторону камина, и листали книжки Чарли. Ксено, несмотря на пыль и грязь, устроился по-турецки на старом диване и увлеченно плел фенечку, похожую на те, что покрывали его запястья. У Доры была одна такая — Ксено подарил ей на Рождество. И единственный не хихикал, желая удачи в любви. Она посмотрела на свою фенечку, розовую с черным. Сейчас Ксено плел зеленую с серым. Знакомые цвета, подумала Дора, а Ксено затянул последний узелок, наклонился и обвязал фенечку вокруг запястья Ремуса.

— Давно пора было сделать, — усмехнулся он. — Ну, будем надеяться, что теперь вам наконец повезет.

Щеки Доры вспыхнули, но она не успела ничего ответить: в комнату ввалились Алиса и насквозь мокрый Джеймс. Вода бежала с него ручьями, и он, полуослепший, шарил руками в пространства. Алиса с тяжелым вздохом поставила на пол ржавое ведро, сдернула у Джеймса с носа очки и протерла их футболкой.

— На рыбалку я с ним больше не пойду, — сообщила она безмолвствующим зрителям.

— Зато какой улов, какой улов! — Джеймс радостно потряс очками. — Готовьте соль, у нас будет жареная рыбка!

Ведро, принесенное Алисой, он ткнул под нос каждому, сияя от гордости как начищенный дайм (десятицентовик). В ведре плескала еще живая рыба. Алиса пробралась к камину и только посмеивалась.

— Вы просто не знаете, каким трудом она нам досталась, — хмыкала она. — Джеймс чуть не распугал всю рыбу, потому что свалился в озеро, крича: “О великие духи леса, помогите, я не хочу есть лягушек!”

— Алиса, вот не надо при детях о том, чего не было, и к тому же было совсем не так! Давайте лучше рыбу жарить.

— Давай ты лучше переоденешься в сухое, — закатила глаза Лили. — Нам не хватало еще воспаления легких.

Совместными усилиями мальчишек Джеймсу собрали сухой комплект одежды, в который его запихали едва ли не силой. Потом закутали во все пледы и платки и усадили к самому огню — греться. Джеймс ворчал и порывался сам разобраться с обедом, но, разумеется, никто не дал ему этого сделать, и она мог лишь командовать, сколько класть соли да на каком расстоянии от огня лучше держать прутики с нанизанной рыбой. Пока они с Алисой препирались, причем Алиса ругала его на чем свет стоит, Лили отыскала где-то на кухне старый щербатый чайник, ополоснула его в натасканной из озера воде и пристроила в камине. Тут всех снова поразил своей находчивостью Регулус, вытащивший на свет огромную банку чая. Его похвалил даже Сириус. Он сам, пока все беспокоились о пропитании, продолжал рыскать по лесу и собирать сучья для камина. Еще более чумазый и растрепанный, чем утром, он разложил новую порцию перед огнем взамен старой, плюхнулся на пол рядом с Дорой и вытянул ноги к огню.

— Дожили, да? Радуемся огню в камине.

— В вашей Шотландии слишком холодно, — проворчала Дора, грея о стенку камина руки. Сириус отрывисто хохотнул, но не ответил. Он бросил взгляд в сторону Ремуса: тот был по-прежнему неподвижен, только побелел, как восковая кукла.

— Сколько, говоришь, Лили ему дала?

— Сутки. Сириус… — Дора почувствовала, как ее ломает, и нащупала его ладонь, уцепившись за нее двумя руками, — мне страшно. Я не хочу, чтобы он у…

Она не смогла договорить: в горле стоял ком, и его было не сглотнуть. Сириус погладил ее ладонь своим обветрившимися грязными пальцами.

— Я тоже не хочу, никто не хочет. И он не умрет, — почти строго прибавил он, — Лунатик не из таких людей. А пусть попробует, так я его с того света достану и с Эванс на пару уши ему оторву. Не бойся, маленькая, все будет хорошо. Веришь?

Сказано было с непривычной для Сириуса мягкостью, и Дора кивнула. Что еще ей оставалось, кроме как верить ему? Он обнял ее и прижал к себе. Сжавшаяся в комочек Дора положила голову на его плечо и закрыла глаза. Она хотела верить. Вера — все, что у нее осталось. Вера в то, что однажды ледяные руки Ремуса перестанут только придерживать ее на опасном вираже, и она узнает, умеют ли они быть нежными. Ей хотелось узнать Ремуса с этой стороны, отчаянно хотелось забраться к нему в душу, исследовать каждый ее израненный уголок и понять его настолько, насколько вообще один влюбленный может понять другого. И плевать ей было, что Ремус отгораживается от мира, словно боится кого-то подпускать — она сама уже забралась донельзя близко. Дора понимала, что он напуган, и после минувшей ночи до нее наконец дошло, почему. Вся его неловкость, нерешительность обрели для нее еще одно значение. Она мысленно пообещала себе, когда Ремус очнется, сперва расцеловать его в обе чумазые щеки, а потом дать по голове за придурковатость.

Тем временем Джеймс наконец удовлетворил свою жажду раздавать приказы и теперь осматривал комнату. Взгляд его тоже задержался на Ремусе, и брови сошлись в хмурую линию.

— Эванс? Сколько, ты сказала, будет действовать снотворное?

— Если это несильное, на которое я надеюсь, — почти спокойно ответила Лили, поворачивая рыбу над огнем, — то где-то сутки.

— Сутки! — Джеймс с досадой ударил себя по колену. — Черт побери!

— А если сильное? — мрачно спросил Регулус. Сириус скривился:

— Регги, не лезь. Не надо об этом. Нюниус просто придурок, вколол Ремус лошадиную дозу…

— Ну… тогда уж волчью, Бродяга, — вдруг раздался слабый хриплый голос.

Флер испуганно пискнула. Сириус застыл с открытым ртом, Джеймс тоже. Дора ощутила, как слезы неумолимо наворачиваются на глаза.

Ремус — всклокоченный, все еще грязный и потрепанный, с осунувшимся побледневшим лицом — смотрел на нее своими зеленющими глазами. Он больше не спал. Он улыбался. И улыбался ей.