Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— Сейчас-сейчас-сейчас! — протараторил Блейз, едва мы зашли в купе. — Подожди, сядь! А то упадёшь, чего доброго, придётся принца по частям собирать.

— Да в чём дело? — не понял я, но послушно сел у окна. Блейз плюхнулся напротив, положил руки на откидной столик и сообщил:

— История века! Хочешь знать, почему Снейп на меня взъелся?

— Та-ак…

— Не поверишь.

— Говори уже.

— Ни за что не поверишь! Я сам поверить не мог, а потом хохотал целый час как сумасшедший.

— Не тяни уже, сколько можно! От Драко набрался?

— Из-за мамы, — выдохнул Блейз, а я непонимающе нахмурился:

— В смысле?

— Он за ней вроде как, — Блейз слегка прикусил губу, смуглая кожа потемнела ещё сильнее, но он справился со смущением и продолжил нарочито небрежным тоном. — Приударить попытался. Мама сказала, что это напоминало брачные игры ядовитого полоза в тундре. Рептилии, знаешь ли, от холода делаются вялыми и сонными… В общем, пока он разогревался, она вышла замуж за этого Диркшнайдера.

Я, не сдержавшись, прыснул. Блейз прав, я просто не мог поверить своим ушам!

— Я не хотел жаловаться, сам понимаешь, но она сама спросила, как там Снейп. А я возьми — да и ляпни, что он с ума сошёл. Слово за слово…

Совершенно неприлично хрюкнув, Блейз покачал головой. Спросил:

— Нет, ты это представляешь? Моя мама — и Снейп! Фу… Диркшнайдер — нормальный мужик. Просит звать его Отто. Но, — Блейз вдруг слегка приуныл, — мама от него уйдёт. Он скучный… подарит ей виллу в Тоскане, и она его бросит. Одна хорошая новость — Снейп нищий как церковная мышь, вряд ли мама его заметит. Но как теперь слушать его придирки и не ржать, а?

Мы глупо хихикали ещё несколько минут, а потом в купе поскребся Драко. Один. Вошёл с похоронным лицом, уничтожая всё наше веселье, сел рядом со мной и сказал мрачно:

— Папа вцепился в этого проклятого гиппогрифа мёртвой хваткой. Было слушание. Хагрида оправдали, не уволили. Но зверя, папа сказал, он ему не отдаст. Будет повторное слушание, и папа уверен, что гиппогрифа казнят.

Мы с Блейзом переглянулись, и в глазах друга я прочитал такое же изумление, которое испытывал сам.

— Я просил, — сорвавшимся голосом, всхлипнув, добавил Драко, — говорил, что сам виноват, спровоцировал, но… «Никто не смеет пролить кровь Малфоя безнаказанно», — он процитировал слова отца издевательски-манерно, но гнусаво из-за подступающих слёз. Драко плакал некрасиво. При его тонкой бледной коже это было просто запрещено — нос мгновенно распух, глаза превратились в щёлочки.

— Коллопортус, — со вздохом произнёс Блейз, направляя палочку на дверь купе. — Реви, Дракош, тут все свои, — и отвернулся к окну.

Я на мгновение растерялся, как поступить — утешать или сделать вид, что ничего не вижу? В итоге молча протянул Драко чистый носовой платок. Тот высморкался, но ещё какое-то время всхлипывал, пока, наконец, не затих.

— У папы лучшие юристы, — прогнусалив Драко, — а у этого идиота Хагрида… ну, он сам, да? И гиппогрифа убьют… Из-за меня.

— Ты уже сам почти сказал, что тебе надо делать, — заметил Блейз ровным тоном, в котором не слышалось ни капли сочувствия.

— Что? — не понял Драко, да и я как-то не уловил нить рассуждений.

— У твоего папочки толпа юристов, у Хагрида — один Хагрид. Догадайся с трёх раз, кому нужна помощь.

— Мне — помогать этому остолопу?! — вскинулся Драко, а Блейз пожал плечами:

— Можешь не помогать. Мне какое дело. Птичкой больше, птичкой меньше.

— Н-не надо меньше! Слушай, ну… как я ему помогу? Что я сделаю?

Осторожно, не до конца уверенный в том, что делать, я произнёс:

— Я читал книгу про уголовное преследование животных. Маггловских, обычных, разумеется. Но, может, есть и волшебные прецеденты? Мы могли бы собрать те, которые похожи на дело с гиппогрифом, а Хагрид представил бы их в суде.

— Мы? — невнятно повторил Драко, словно из всего, что я сказал, услышал только одно слово.

— Если хочешь, я помогу. Мне преподавали право с восьми лет. И до сих пор преподают летом, я немного умею читать все эти судебные документы.

Драко поднял голову и посмотрел на меня в странном изумлении. С неловкостью я подумал о том, что он, кажется, и не рассчитывал на помощь, а пришёл к нам, просто чтобы выговориться.

— Отлично, — протянул Блейз, — мне как раз не хватало посиделок в библиотеке.

Но я не сомневался, что он тоже присоединится к спасению гиппогрифа. Пусть даже и не ради его спасения, а чтобы не бросать меня одного. Поезд ехал долго. Драко успокоился, мы сыграли во взрывные карты, обсудили домашние задания и каникулы. Попозже подошли Винсент, Грегори и Теодор. Стало теснее, но и веселее.

За ужином я едва успел помахать Гарри, Рону и Гермионе рукой. Поэтому только на следующее утро узнал о том, что произошло.

Они поругались. Гарри и Рон — с Гермионой.

— Мне подарили «Молнию»! — воскликнул Гарри. — Понимаешь, что это такое? Лучшая метла в мире, профессиональный уровень. И что она сделала? Отдала её МакГонагалл!

— Ей всегда было плевать на квиддич, — поддержал его Рон. Мы встретились возле кабинета трансфигурации. Гермионы не было видно, и у меня закралось смутное подозрение, что она просто избегает встречи с друзьями.

— У меня могла быть лучшая в мире метла. А теперь её разберут на запчасти и…

— Гарри! — прервал я его. — Стой. Можно с начала, а не с конца истории?

С начала всё выглядело следующим образом. Рождественским утром Гарри получил в подарок неизвестно от кого метлу под названием «Молния», мечту любого игрока в квиддич. Гермиона попыталась убедить Гарри, что это может быть ловушка или подстава, а когда Гарри её не послушал, сообщила обо всём декану. Профессор МакГонагалл встревожилась и конфисковала метлу на проверку. Рон сгоряча обозвал Гермиону предательницей, Гарри его поддержал — и вот они не разговаривали уже несколько дней. Я нервно повёл плечами. Влезать в чужие ссоры мне не хотелось, но упрямство Гарри меня изумило. Я аккуратно спросил:

— Сколько стоит «Молния»? Ну, хотя бы примерно?

— Примерно? — вспыхнул Рон. — Как все мётлы вашей команды!

— Дай я переведу… Очень много.

— Ну!

Блейз рядом шумно вздохнул и, будто угадывая мои мысли, уточнил:

— Поттер, у тебя есть богатый дедушка в Штатах?

Гарри напрягся и покачал головой.

— Очень жаль. А богатая тётушка в Ирландии?

— Нет. Что ты?..

— А то, дурья твоя башка, что люди не делают таких подарков анонимно. Понимаешь?

— Если ты завидуешь… — начал Рон, и Блейз рявкнул:

— Не завидую! Я вообще гоночные мётлы терпеть не могу. И идиотов на них — тоже. Но если я решу кому-нибудь дарить метлу, которая стоит состояние, я, наверное, захочу услышать «спасибо» в ответ.

— К чему ты?! — разозлился Гарри. Я вздохнул и негромко пояснил:

— К тому, что Гермиона права. И МакГонагалл права. Прости, но почему-то нам всем твоя голова немного дороже кубка школы по квиддичу. Вот такие мы плохие друзья, что нам не плевать.

Вместо того, чтобы изучать взбешённое лицо Гарри, я пристально посмотрел на Рона и увидел, как он краснеет под моим взглядом.

— Но это же «Молния»… — жалобно протянул он. — Целая «Молния»!

— И тот, кто её послал, догадывался о том, что у нашего Гарри инстинкт самосохранения пребывает в зачаточном состоянии, — подытожил Блейз. — Добрый день, профессор! — он резко обернулся, и мы поняли, что разговор пора сворачивать — МакГонагалл пригласила нас в класс.

* * *

— Вы знаете про слушание Хагрида? — спросил я, встретившись с друзьями после обеда. Рон, всё ещё красный, видимо, после бурного выяснения отношений с Гермионой, покивал. Но они явно помирились.

— Знаем. Хотим ему помочь, — ответил Гарри. — Да хотим, правда! — тут же добавил он, глядя на Гермиону, которая презрительно хмыкнула. — Ну, отвлеклись на несколько дней.

— Мы тоже хотим, — произнёс я, не давая спору разгореться с новой силой. — Драко…

— А он тут причём? — вскинулся Рон, когда Драко неуверенно подошёл к нам.

— У «него», Уизли, есть имя, — процедил Драко, а Блейз рядом застонал. Я, пожалуй, был с ним согласен — нам предстояли непростые времена.

Они ругались до самой библиотеки и ещё немного — в процессе. Но Драко не сбежал, а Гарри и Рон не пытались выхватить палочки, так что я считал это удачей. К счастью, в обители мадам Пинс продолжать споры не вышло бы, поэтому друзья замолчали. Мы нагрузились книгами по самые уши и расселись вокруг большого стола.

Суды над животными были довольно частым явлением в европейской практике, но почти отсутствовали в британской. Причём, как ни странно, не только в маггловской, но и в магической. К сожалению, прецеденты всё же встречали, поэтому шансов, что суд просто откажется рассматривать дело, не было.

— Надо понимать, — после нескольких минут внимательного чтения произнёс Драко, обращаясь к чему-то на потолке, — что это не будет как таковой суд над животным. Комиссия вынесет решение, представляет ли гиппогриф угрозу для общества. Именно от этого нужно отталкиваться.

— Думаешь? — удивлённо переспросил я, продираясь через описанный на староанглийском процесс над гиппогрифом, убившим двоих человек в парке.

— Уверен. Надо искать доказательства неопасности. И примеры того, как она подтверждалась в судебной практике. И ещё… — он опустил взгляд и теперь разговаривал с пером в руке, — вы не забывайте, что выступать в суде будет ваш Хагрид. Лучше, чтобы доказательства не содержали слов, состоящих более чем из трёх слогов.

— Малфой… — вскинулся Рон, но сдержался. Драко пожал плечами.

Целый месяц почти всё свободное время мы проводили в библиотеке. Постепенно из-под моего пера выходила довольно стройная речь. Как бы там ребята ни защищали своего друга, я всё же прислушался к совету Драко и избегал слов труднее, чем «добрый», «поводок» и «контроль». Мы не были знакомы с лесничим, но в его ораторские способности я не верил. Зато я верил в то, что стоит совершить нечто странное, неожиданное и важное. Почему-то мне казалось необходимым, чтобы Драко лично извинился перед Хагридом. Правда, я понятия не имел, как это сделать.

Мне помог случай. В начале февраля вспыхнула эпидемия гриппа. Половина школы ходила с дымом из ушей, кое-кто остался в больничном крыле, часть уроков отменилась. Мы с Драко остались в спальне вдвоём, и я произнёс, даже не представляя, как он отреагирует:

— Тебе нужно поговорить с… — я на мгновение замялся, — профессором Хагридом.

— С чего это? — вскинулся Драко.

— С того, что своим выступлением ты навредил не только гиппогрифу, но и его хозяину. В таких случаях принято приносить извинения.

Я думал о Драко. Ждал, что он сейчас пошлёт меня к Мордреду с такими идеями, но пытался представить, как может пройти эта встреча. Я не смотрел на Драко, уставился в потолок и сам не понял, почему сказал:

— Тебе нужно понять, что деньги, грамотная речь и хорошие манеры не делают человека хорошим. Тебе нужно поговорить с Хагридом, пока не стало поздно.

Почему поздно? С чего поздно? Зачем я это сказал?

— Поздно? — переспросил Драко, а я, несколько раз моргнув, понял, что слегка задремал.

— Поздно? — повторил я. — Почему…

— Ты сказал — «поздно». Да что с тобой?!

— Я… — осторожно сев на кровати, я прижал пальцы к ноющим вискам, — помню, что сказал, но не знаю, почему…

Переведя взгляд на Драко, я увидел, что он выглядит очень обеспокоенным. Ног, к огромному моему изумлению, он пробормотал:

— Ладно. Да, ладно, пойдём… Ты сходишь со мной?

Я кивнул, но не шелохнулся. Казалось, что встать с кровати будет очень трудно, тело отяжелело. Глаза закрывались. Было утро, никаких уроков сегодня. Где я успел так чудовищно вымотаться?

— Альберт? Берти!

Оказалось, что Драко сидит на моей кровати и тормошит меня за плечи. Я несколько раз осоловело моргнул и окончательно пришёл в себя. Помотал головой. Спросил:

— Что… случилось?

— Ты пялился в одну точку. После того, как сказал… Слушай, это было жутко. По-настоящему жутко.

Меня слегка потряхивало, но, чем бы ни был этот приступ, он миновал. Драко смотрел широко распахнутыми испуганными глазами, и я не понимал, как его успокоить.

— В любом случае, — буркнул Драко, вставая, — своей цели ты добился. Пошли к этому… к Хагриду. Лучше прямо сейчас, пока я не передумал.

Вообще-то, я собирался попросить Гарри представить меня Хагриду, чтобы потом иметь возможность привести к нему Драко. Но теперь понимал, что лучше обойтись без посредников. Поэтому быстро переоделся в тёплую зимнюю мантию, зашнуровал высокие ботинки, и мы с Драко вышли на улицу. Зима в этом году совершенно не задалась. Снег ложился неохотно, всё обледенело, я не помнил, когда в последний раз из-за низких серых туч пробивалось солнце. Поскальзываясь и спотыкаясь, мы с Драко побрели к опушке леса, где стояла хижина лесника.

Из трубы валил дым. Дорожка была тщательно почищена и посыпана песком. Тыквенные грядки сбоку ощетинились кольями, на которых сидели нахохлившиеся вороны. Преодолевая смущение и неловкость, я постучал. Драко стоял за мной, спрятав руки в карманы. Он не переминался с ноги на ногу, но выглядел так, словно хотел убежать. Желательно — немедленно.

В хижине что-то громыхнуло, заскреблось. Раздался оглушительный собачий лай, и тяжёлая дубовая дверь распахнулась. Я отступил на полшага назад и выдохнул через нос, справляясь с неловкостью. Честно говоря, вблизи профессор Хагрид казался ещё более гигантским и страшным, чем издалека. Оглядев нас под всё тот же оглушительный лай, гигант крикнул:

— Замолчи, Клык! Чего вам? В лес кто убежал, али что?

— Простите за беспокойство, сэр, — торопливо сказал я, запрокидывая голову, но всё равно плохо справляясь с задачей смотреть собеседнику в глаза, — нет, ничего страшного не произошло. Меня зовут Альберт, я…

— Да знаю я, кто ты, — отмахнулся Хагрид. — Не слепой, чай. Так что надо-то в такую холодину?

— Честно говоря, я здесь как группа поддержки, сэр. Драко… хочет вам кое-что сказать.

Широкие чёрные брови Хагрида сошлись к переносице. Огромная косматая борода дёрнулась. Но пожелания проваливать куда подальше не последовало, поэтому Драко, дрожа всем телом, быстро проговорил:

— Простите меня за то, что я полез к гиппогрифу и нажаловался отцу. Я не подумал о последствиях. Мне очень-очень жаль!

На мой взгляд, извинение вышло так себе, но Хагрид, ещё сильнее нахмурившись, уточнил:

— Что ещё за шуточки? Чтоб Малфой передо мной извинялся?

— Сэр… — встрял я, — весь последний месяц Драко вместе с мной, Гермионой, Гарри и Роном проводит всё свободное время в библиотеке, ищет способ защитить вашего гиппогрифа перед комиссией. Ему действительно очень жаль.

Драко мелко закивал.

— Я просил отца не раздувать скандал… — пискнул он после паузы, — правда, просил. Я не хочу, чтобы из-за меня…

— Ну… — протянул гигант, — сопли-то на морозе разводить не годиться. В дом заходите. Ежели, значит, хотите.

Я подумал, что это своего рода проверка, поэтому не спешил первым, позволил зайти Драко и последовал за ним. Вся хижина состояла из одной просторной комнаты. Здесь были и кровать, накрытая стёганым одеялом, и массивный стол с большими, мне по пояс, стульями, и каменная печка. В очаге на крюке подрагивал, закипая, закопченный медный чайник, по стенам были развешаны пучки трав, каких-то белых светящихся волос, рога неведомых животных. Пахло почти как на псарне — тяжело, душно, животными и по́том.

В углу что-то шевельнулось, и я с трепетом разглядел гиппогрифа, лежащего на подстилке. Он оказался страшнее, чем мне представлялось, с громадной птичьей головой, тяжёлым клювом и круглыми жёлтыми глазами. Из-под стола вылез чёрно-серый волкодав.

— Вот, значит, Клык это, — сказал Хагрид, — не боись, не укусит. Трусливая псина.

— Я не боюсь собак, сэр, — улыбнулся я, протягивая псу ладонь, которую он одновременно обнюхал и обслюнявил. Решив, что одежду всё равно теперь в стирку целиком, я погладил Клыка по твёрдому бугристому затылку и почесал за ушами. Драко стоял в стороне истуканом.

— Чай вам, что ль, предложить…

— Спасибо, сэр, — вместо меня промямлил Драко, и я понял, что он косит в сторону гиппогрифа. Хагрид поймал его взгляд и сказал раздражённо:

— Приручился он, не улетает, как ни гоню. А там на улице холодина такая, дементоры шастают. Жалко.

— Дементоры не действуют на животных, — заметил Драко. — Но холодно, правда.

Неловкость, казалось, можно было пощупать, такая она висела плотная и тяжёлая. Хагрид подошёл к очагу, снял чайник, поставил кружки не менее чем литрового объёма, налил нам чаю и велел садиться. Притянув к себе кружку, возможно, не очень чистую, я храбро отпил и заговорил о том, какая ужасная выдалась зима. И ладно нам грустно, что толком ни крепость не построишь, ни в снежки не сыграешь. А лесу-то как тяжело!

— Считать боюсь, сколько зверья всякого помрёт, — согласился Хагрид, в один глоток ополовинивая свою кружку, — растений там, птиц. Птиц-то я хоть прикормить могу слегка, а зверью как поможешь?

Драко молча пил чай, пока мы обсуждали зимовку обитателей Запретного леса — от кабанов до единорогов, оттуда перешли на повадку гиппогрифов. И вдруг Драко спросил:

— Можно я его поглажу?

— Кого? — удивился Хагрид.

— Ну… его, — и Драко выразительно кивнул в сторону угла.

— Мало от тебя неприятностей было! — проворчал Хагрид. — Опять тяпнет!

— Я аккуратно, обещаю! Пожалуйста… сэр?

У Драко на щеках выступили красные некрасивые пятна, глаза горели, руки ходили ходуном. Я замер, боясь лишним звуком или жестом нарушить что-то очень важное. А Хагрид всё тем же недовольным тоном сказал:

— Что делать будешь, повтори.

— Встану сейчас, повернусь к нему и поклонюсь, — как на уроке, послушно ответил Драко. — Буду ждать, не моргая и глядя в глаза. Если он поклонится в ответ, подойду. Если нет…

— Если нет, то дверь вон там, выскочишь, — закончил за него Хагрид. — Ну, валяй.

Я вцепился в кружку так, что пальцы начало сводить, а Драко неуклюже сполз с высокого стула, замер метрах в двух от гиппогрифа и медленно ему поклонился. Я прикусил щёку. Зверь смотрел на Драко, гордо подняв голову, передние когтистые лапы были скрещены. Спина и круп терялись в полутьме, но я подозревал, что гиппогриф крупнее лошади. Приоткрыв клюв, он издал клекочущий звук. Хагрид, тоже поднявшийся на ноги, дёрнулся было вперёд, но остановился. Драко так и ждал, согнув спину. А потом зверь медленно опустил голову. Не было никаких сомнений, что это — поклон. Драко громко выдохнул, обернулся к Хагриду и уточнил:

— Можно, да?

— Давай. Медленно только.

Не знаю, что мне должно было угрожать, чтобы я отважился прикоснуться к гиппогрифу. Но Драко, на удивление, довольно улыбаясь, гладил его по клюву и по покрытой короткими беловато-серыми перьями голове.