Ангел-хранитель для убийцы (гет)

Итачи подхватил тело девушки и осел на землю вместе с ней. С какой-то нереальной ясностью до него доходила суть происходящего: Сакура спасла его, закрыла собой, приняла удар, предназначавшийся ему. Ками-сама, меньше всего он ожидал, что она оставит раненых и пойдет за ним. Ведь Сакура — ирьенин, а они, следуя негласному правилу, стараются не вступать в бой без лишней на то надобности. Иренины должны выжить любой ценой. Они не жертвуют собой на поле боя.

Сакура, как и любой шиноби, хорошо знала, что такое боль. Пропущенные удары тайдзюцу, сюрикены или кунаи, от которых не успел увернуться, ожоги от взрывных печатей или огненных техник, яды от кукол Сасори Красного Песка — все это куноичи проходила. Но в этот раз все было по-другому. Сакура открыла глаза и увидела склонившегося над ней взволнованного Учиху Итачи. «Он жив», — облегченно вздохнула девушка, и волна боли, к которой, как ей казалось, она уже привыкла, вновь накатила на нее.

— Успела, — едва слышно прошептала Сакура, — я все-таки успела.

Произнеся это, девушка обмякла в руках Учихи, который все это время пытался зажать рану на ее груди. Впервые за много лет мужчина жалел, что никогда не занимался целительством, хотя потенциал, как говорил ему Какаши-семпай, у него был. Девушка, лежащая на его коленях, лишь тихонько постанывала. А он чувствовал, как из ее груди вместе с кровью утекает жизнь, и ничего не мог сделать. Боль и отчаяние, будто цепи, сковали его грудь, не давая произнести ни звука. Когда Итачи услышал тихие, как дуновение ветерка, слова девушки, после которых ее тело ослабло, он почувствовал, как в груди поднимается волна гнева. В нос ударил резкий запах крови, ее крови. Девушка хрипло дышала, чуть вздрагивая от равномерно распределившейся по телу боли. «Как бы мне хотелось забрать эту боль себе! Неужели мне суждено терять всех, кто мне дорог? -билась в голове единственная мысль. Впервые за много лет ненависть, которую Итачи взращивал к самому себе, была обращена на кого-то другого. Казалось, кровь, спокойно текущая в его жилах вот уже двадцать семь лет, взбунтовалась, требуя возмездия. Это было дикое и необузданное чувство, совладать с которым не смог бы даже он сам. В этот момент Итачи казалось, что он смог бы порвать своего противника голыми руками: почти неведомое доселе бешенство тонким, почти осязаемым покровом, облепило его. Маска спокойствия и безразличия, за которой он привык скрывать свои чувства и впервые давшая глубокую трещину в ночь гибели родителей, окончательно разлетелась на мелкие кусочки. Итачи поднял голову и распахнул доселе невидящие глаза, в которых к ужасу его противника и к абсолютной неожиданности самого Учихи, ярким огнем полыхал Мангекью шаринган.

Муи, наблюдавшему со стороны за баюкающим на своих коленях девушку Учихой, даже показалось, что от тела его противника стало исходить необычное свечение. В какой-то степени господин главный надзиратель был растерян: в его планы совершенно не входило убийство. Хотя, когда он понял, кем именно является его противник, то даже слегка испугался. Учиха Итачи, даже в ослабленном состоянии — не тот противник, которого можно проигнорировать. Тем более, что тот был настроен более чем серьезно. Откуда выпрыгнула эта розоволосая девчонка и как она сумела остаться незамеченной, главный надзиратель не знал. Не ожидал ее появления, судя по отразившемуся на аристократически бледном лице удивлению, и сам Учиха. Муи было жаль эту неизвестную куноичи, пожертвовавшую собой ради нукенина. Он видел, что девушка еще жива, но прекрасно понимал, что это ненадолго: с подобными ранами не живут. Понимал это и склонившийся над девушкой Учиха. Судя по его враз изменившемуся выражению лица, начальник тюрьмы понял, что самоотверженная куноичи, скорее всего, умерла.

Затем все резко изменилось. Вокруг тела брюнета стало формироваться какое-то странное жуткое свечение, от которого Муи не мог отвести глаз. Он и сам не знал, почему так пристально смотрит на объятого яростью и горем молодого мужчину, который отведя взгляд от умиравшей, посмотрел на него. Ужас от этого взгляда пробрал начальника тюрьмы до костей, и дело было вовсе не в ледяном бешенстве Учихи, а в том, что в его еще секунду назад блеклых глазах полыхал худший из кошмаров любого шиноби — мангекью шаринган.

* * *

Глаза — отражение души человека, отражение его сердца. Где-то на краю сознания Итачи отметил, что видит. Эта новость была из разряда тех, перед озвучиванием которых незнающему человеку предлагают сесть. За полгода он настолько привык к полной темноте, что даже в предрассветных сумерках ему было слишком светло. Впервые за это время он мог видеть все, чего был лишен: серое небо с розоватой полоской рассвета, розоволосую куноичи со страшной раной в груди и ошарашенное лицо своего противника. На миг Итачи прислушался к себе и удивился еще больше: к нему вернулось не только способность видеть, но и наследное додзюцу клана в полном объеме. Именно этим и объяснялось неподдельное удивление, отобразившееся на лице Муи. Возможно, именно эта череда удивлений и сыграло с господином начальником тюрьмы злую шутку, иначе как бы можно было объяснить то, что он сумел прокараулить несущихся на него мальчишек с криком:

— Не прощу! Ни за что не прощу! За Сакуру-сенсея!

Даже не смотря на то, что Итачи никогда не видел ни Тору-куна, ни Кагами-куна, спутать этих двоих с кем-либо было очень сложно. Учиха был абсолютно уверен, что, по крайней мере, Такуя остался вместе с остальными пленниками в лесу, а Яманака — под контролем Сая. И сейчас с таким же удивлением наблюдал, как оба его ученика вступают в первую в своей жизни по-настоящему опасную схватку. Мальчишки довольно долго наблюдали за сражением своего сенсея и пришли к выводу, что бой нужно вести с некоторой дистанции.

Атака была молниеносной. Причудливо переплетающиеся ленты двух самых несочетаемых стихий, ярко-оранжевой и сине-голубой, объединить которые в силах был разве что Рикудо-санин, понеслись в сторону противника. Но даже столь необычная техника, даже с эффектом неожиданности, не принесла ожидаемого результата. Удар пришелся по касательной. Но даже в смягченном варианте ее результат выглядел впечатляюще — начальник тюрьмы стал спешно избавляться от одежды, являя на свет обваренную кожу. Не спуская взгляда с тюнинов, мужчина стал складывать печати, готовя ответный удар.

Мысленно он уже праздновал победу. Разве смогут какие-то дети, пусть даже умеющие объединить огненную и водную стихии, выстоять против него, человека с огромным боевым опытом? Тем более что Учихе сейчас явно не до них. Однако господин начальник тюрьмы просчитался — Итачи, хоть и пребывал в шоковом состоянии, но был вполне боеспособен. Миг и перед Муи оказался мастер шарингана, да еще и в глубокой ярости. Тюнины, завидев своего сенесея, поспешили отступить назад, к Саю, который в этот момент пытался остановить кровотечение розоволосой куноичи с помощью сенбонов. Он прекрасно понимал, что в таком состоянии Муи для Итачи не противник.

Начальник тюрьмы как будто со стороны наблюдал, как Учиха нарочито медленно сокращает дистанцию. Плавные, грациозные движения мастера шарингана гипнотизировали не хуже ярко-алых глаз, а болезненная хрупкость тела была обманкой для тех, тех глупцов, что оценивают противника по внешнему виду. Если бы Муи не знал, кто перед ним, то принял бы своего противника за столичного артиста или приближенного даймё, но уж никак не воина. Он смотрел на Учиху, будто кролик на удава, хотя так, в сущности, и было. Смотрел, не отрывая взгляда и не понимая, что попал в ловушку, из которой ему уже не выбраться.

Итачи так же рассматривал своего противника, но в его глазах не было и капли того восхищения, с которым взирал на него Муи. Только лишь презрение и холодная ярость. Он уже успел заметить оплошность начальника тюрьмы, однако предпочитал оставлять того в неведении относительно дальнейшей судьбы, не отпуская, однако и ментального поводка, на котором сидел враг. А сам тем временем размышлял, что делать дальше. Больше всего на свете Итачи хотелось уничтожить, стереть с лица земли этого выродка, посмевшего напасть на страну Огня, на приграничные форты, которые защищали ее, бросить вызов Конохе. Однако все это Учиха бы смог пережить, но то, что этот, этот… то, что он едва не убил Сакуру, Итачи простить не мог. До безумия хотелось сжечь его Аматерасу, до бесконечности пытать в Цукуёми.

— Не надо, Итачи, — как сквозь толстую пелену донесся до него голос разума в лице Сая.

Видимо, каким-то образом тот почувствовал настрой старшего товарища и решил отговорить его от этой затеи.

— Насколько мне известно, начальник тюрьмы не имеет право покидать вверенное ему заведение. Муи здесь, а значит, закон он все-таки нарушил, — продолжил парень, видя, что Учиха решил послушаться его. — Если ты его передашь на суд Каге, от этого будет больше толку. Тем более, что после ему предстоит предстать перед даймё, если выживет, конечно.

Итачи продолжал все также презрительно разглядывать своего противника, обдумывая слова Сая.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему, — согласился, наконец, Учиха.

— Демоническая иллюзия: пленение колами!

Со стороны Муи раздался громкий вскрик, после чего он замер, как статуя. Итачи бросил взгляд в сторону своего пленника, после чего вернулся к Сакуре, около которой тихонько сидели его ученики.

— Как она?

— Я сделал все, что смог, — откликнулся АНБУ. — кровотечение остановлено, но с учетом того, сколько этой крови она потеряла… Если по-хорошему, то нужен ирёнин, или тот, кто владеет техникой вливания чакры. Нам нужно как можно скорее оказаться у Хокаге.

— Хорошо. Тогда идем за остальными и летим в Коноху. Ты сможешь организовать «транспорт»? — спросил Учиха и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжил. — Тогда я беру Сакуру, а ты — его.

Итачи бережно поднял девушку с земли и, не оглядываясь, пошел в сторону леса. За ним, словно два хвостика, последовали Тору-кун и Кагами-кун. Сай тяжело вздохнул, глядя вслед своему старшему товарищу, после чего подошел к Муи и, взвалив того на плечо, пошагал в лес.

Не успел Итачи дойти до того места, где ждал их разведотряд и Саске со своей командой, как столкнулся нос к носу с весьма и весьма недовольной главой деревни в сопровождении неизменной Шизуне, Какаши, капитана Ямато, Гая с Роком Ли и Кибы.

То, что Хранительница воли Огня зла было видно невооруженным глазом. За то время, что прошлось потратить на сбор новой команды, на обдумывание самого быстрого способа перемещения, Хокаге-сама не переставала костерить, на чем свет стоит мастера шарингана. О, как она хотела высказать ему, все, что думает обо всех Учиха и о нем в частности, о том, что она сделает с ним и с Саем по прибытии домой, но все слова выветрились из головы Цунаде-сама при виде едва живой ученицы, которую нес на руках Учиха.

— Потом поговорим,- процедила женщина, забирая Сакуру и укладывая ее на Кацую. — Кстати, кто из вас остановил кровотечение?

— Я, Цунаде-сама, — откликнулся Сай, поправляя на плече пленника иллюзий. — Цунаде-сама, у всех, кто входил в команду Шикамару, перекрыт доступ к чакре. А вот, — парень показал на свою ношу, — виновник всего этого, начальник тюрьмы…

— Я знаю, — резко оборвала его целительница. — Не отвлекай меня. Иди лучше птиц нарисуй для переправки раненных домой.

Сай не стал спорить с начальством и занялся выполнением приказа, предварительно передав тело пленника Какаши. Итачи же, рискуя получить нагоняй от главы деревни, предпочел остаться рядом с любимой куноичи, изрядно нервируя и без того злую Хокаге. Цунаде хоть и несколько мешало присутствие Учихи в непосредственной близости от пациентки, но прогонять несчастного парня она не посмела — слишком хорошо Хранительница воли Огня понимала чувства Итачи, слишком свежа еще была рана от потери Джирайи, чье тело ей так и не суждено было увидеть. Правда, в случае Сакуры, первая помощь была оказана вовремя и довольно качественно, иначе девушка бы не дожила до прихода специалиста. Цунаде-сама удалось стабилизировать состояние ученицы, но рана была слишком серьезной, к тому же нужно было как-то снять эту технику, блокирующую чакру. Кроме того, были и другие раненные, нуждающиеся в незамедлительном лечении.

Обернувшись к ждущим ее приказа шиноби, женщина дала отмашку и черно-белые птицы, нарисованные на свитке Сая, обрели жизнь. Каждый транспорт предполагал двух летунов — раненного и здорового. Хокаге лично следила за посадкой своих подчиненных, где надо давая советы, как лучше расположить пострадавших. Для перевозки Муи была выбрана птица Хатаке, который, приняв преступника у Сая, перебросил его через нарисованное седло. Когда погрузка закончилась, Хокаге с удивлением обнаружила, что птица, предназначенная для перевозки Сакуры нигде нет. Женщина многозначительно посмотрела на АНБУ. Тот спокойно ответил на взгляд главы деревни, чем еще больше разнервировал Хокаге.

— Цунаде-сама, чем больше птиц я использую, тем сложнее мне их контролировать. Итачи-сан вызовет для Вас ястреба, тем более что летает он быстрее, чем моя стая. А насколько я понял, Сакуре-сан помощь нужна безотлагательно, — произнес Сай. — Хорошо контролировать я могу лишь девять птиц за раз.

— Хорошо, Сай. Тогда лети вместе с тюнинами, а мы за вами следом, — ответила женщина.

АНБУ кивнул, и громко предупредив всех о начале полета, приказал своим птицам взлетать. Пока Хокаге наблюдала за полетом черно-белой стаи, Итачи вызвал Ястреба. Первой на птице оказалась Хранительница Воли Огня, после чего ей на колени была бережно передана розоволосая куноичи. Последним на Ястреба заскочил Учиха, и, ухватив того за перья одной рукой, а другой, придерживая главу деревни, приказал птице взлетать.