Мистер Барроу: Закаты над Йоркширом (гет)

Июльский вечер 1923 года нависал над Даунтоном тяжелым, предгрозовым покрывалом. Воздух в Малой гостиной был душным, пропитанным запахом пыльных портьер, воска и легкого напряжения. Леди Мэри, недавно познакомившаяся с лордом Гиллингэмом, предложила устроить небольшой музыкальный вечер. «Чтобы развеять скуку, папа, и показать лорду Гиллингэму наши таланты», — сказала она с легкой улыбкой, которая не полностью скрывала ее собственный интерес к гостю.

Томас, присутствовавший при обсуждении деталей с мистером Карсоном и миссис Хьюз, почувствовал ледяную волну, пробежавшую по спине, когда упомянули фортепиано и возможное участие служанок в подаче прохладительных напитков в перерыве. Концерт. Слово, казалось, зависло в душном воздухе, резонируя с чем-то глубоко спрятанным в его памяти, почти стертым временем, но оставившим холодный след. Картины вспыхнули смутно, обрывками: возбужденная толпа слуг, Анна, спешащая по темному коридору с подносом… и тень. Большая, угрожающая тень. Чувство неминуемой беды, острой и липкой, как смола.

Он не помнил деталей того вечера из канона — знания расплывались, как чернила под дождем. Но осталось ощущение — здесь, сейчас, что-то пойдет ужасно не так. С Анной. Его взгляд непроизвольно скользнул к Грину, новому камердинеру лорда Гиллингэма. Тот стоял чуть позади своего хозяина, с видом напыщенной важности, но в его маленьких, глубоко посаженных глазах Томас уловил скользкий, оценивающий взгляд, брошенный в сторону Анны, скромно стоявшей у двери. Взгляд хищника, высматривающего добычу. Тот же холодок страха сжал горло Томаса.

«…и Анна с Элси смогут подать лимонад и печенье в перерыве, если потребуется?» — доносился голос миссис Хьюз.

«Конечно, миссис Хьюз», — четко ответила Анна.

Томас выпрямился. Его внутреннее предупреждение кричало. Он не мог вспомнить что именно случилось, но знал с абсолютной, инстинктивной ясностью: Грин — угроза. Анна в опасности. Особенно в суматохе такого вечера.

Когда собрание закончилось, и слуги разошлись по своим делам, Томас задержался. Он видел, как Грин, нарочито не спеша, направился в сторону цокольного этажа, где располагались кладовые и служебные коридоры. Тень от его массивной фигуры казалась зловещей в слабом свете коридора. Томас не раздумывал. Он знал, что должен делать. Отбросив усталость после долгого дня с мистером Джеем, он бесшумно последовал за Грином, держась на почтительном, но не теряющем видимости расстоянии. Его сердце колотилось не от страха за себя, а от леденящего предчувствия за Анну. Он должен был быть рядом. История не должна была повториться. Не здесь. Не с ней. Не на его глазах.

Духота в цокольном коридоре была невыносимой. Томас затаился в нише у лестницы, наблюдая. Грин явно кого-то ждал, похаживая туда-сюда у входа в кладовую для чистки серебра. Его поза была напряженной, как у кота у мышиной норы. И вот она появилась — Анна, с пустым подносом в руках, вероятно, возвращаясь на кухню после проверки готовности прохладительных напитков для предстоящего перерыва в гостиной. Она шла быстро, озабоченно, не замечая Грина в темном углу.

Томас уже сделал шаг вперед, когда Грин двинулся. Быстро, неожиданно, как паук, набрасывающийся на муху. Он перегородил Анне путь, схватил за руку выше локтя. Томас услышал ее испуганный вскрик, заглушенный почти сразу — огромная ладонь Грина зажала ей рот. Поднос с грохотом упал на каменный пол.

«Тише, красотка… — прошипел Грин, прижимая Анну к холодной стене. — Никто не услышит. Веселье же наверху…» Его другая рука рванула воротник ее платья. Анна отчаянно дергалась, но ее силы были ничтожны против его грубой мощи. В ее широко распахнутых глазах был чистый, немой ужас.

«Грин! Отойди от нее! Сейчас же!» Голос Томаса, низкий, режущий, как лезвие, разорвал гнетущую тишину. Он вышел из тени, его фигура была прямой, взгляд — ледяным шквалом, устремленным прямо в глаза насильнику. В нем не было страха, только холодная, безоговорочная власть команды.

Грин вздрогнул, обернулся. Удивление на его налитом злобой лице сменилось презрительной усмешкой, но в глазах мелькнул страх. «А, Барроу… Помощник управляющего, — процедил он, не ослабляя хватки. — Не твое собачье дело. Иди своей дорогой. Девица сама напросилась…»

Анна попыталась крикнуть сквозь его ладонь — жалкий, захлебывающийся стон. Ее взгляд, полный мольбы и стыда, впился в Томаса.

Томас сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Он не был так массивен, как Грин, но его уверенность, его статус, сама аура неоспоримого авторитета были грозным оружием. «Я сказал: отпусти. Немедленно. — Каждое слово падало, как молот. — Или я подниму на ноги весь дом. Карсона, лорда Грэнтэма, лорда Гиллингэма… и полицию. Расскажу, как застал тебя за изнасилованием служанки в доме твоего хозяина. Думаешь, Гиллингэм заступится за мразь, которая позорит его имя? Его репутация дороже тебя.»

Слова «полиция» и «лорд Гиллингэм» подействовали как удар хлыста. Трусливая злоба затмила наглость. С силой швырнув Анну в сторону, так что она едва удержалась, прислонившись к стене, Грин плюнул на пол почти у ног Томаса. «Смотри у меня, Барроу… — прошипел он, но в голосе дрожала ярость побежденного. — Это не конец.»

«Убирайся. Сейчас. — Томас не повышал голос, но его тихий тон был страшнее крика. Он не сводил ледяного взгляда с Грина, пока тот, бормоча невнятные угрозы, не скрылся в темноте коридора, как крыса в нору.

Томас тут же бросился к Анне. Она дрожала всем телом, как в лихорадке, платье порвано у плеча, глаза — огромные, застывшие озера ужаса. Он снял свой твидовый пиджак и осторожно, как одеяло для ребенка, накинул ей на плечи.

«Анна… Анна, все кончено. Он ушел. Ты в безопасности. — Его голос смягчился, стал якорем в ее шторме. — Он тебя ранил? Ударил?»

Она бессильно покачала головой, беззвучно шевеля губами. Слезы наконец хлынули, горячие и горькие, оставляя мокрые дорожки на грязных от борьбы щеках. «Н-не надо… никого… — выдохнула она, сжимая края пиджака белыми от напряжения пальцами. — Пожалуйста… Не говорите… мистеру Бейтсу… Он убьет его… Он… он погубит себя…» Ее голос сорвался на рыдании.

Томас понимал. Понимал ее страх, ее стыд, ее отчаянное желание защитить мужа от него самого. Он кивнул, его лицо было суровым, но не осуждающим. «Ладно. Пока не скажу. Но, Анна… — он наклонился, чтобы поймать ее испуганный взгляд, — этот человек — тварь. Он не остановится. Карсона надо предупредить. Хотя бы Карсона. И миссис Хьюз. Тайно. Чтобы у них были глаза и уши повсюду. Ты не должна оставаться одна там, где он может тебя найти. Никогда. Обещай, что сейчас же пойдешь к миссис Хьюз? Она поймет. Она защитит.»

Анна, все еще содрогаясь от рыданий, кивнула. Слов было не нужно. Безмерная благодарность и слабый проблеск надежды читались в ее мокрых глазах. «С-спасибо… мистер Барроу… — прошептала она, с трудом выговаривая слова. — Вы… вы пришли вовремя…»

«Я просто оказался там, где должен был быть», — сказал Томас просто. Он проводил ее взглядом, пока она, маленькая и сломленная, кутаясь в его большой пиджак, не скрылась в темноте коридора, ведущего к свету и безопасности кухни и миссис Хьюз. Гнетущая тяжесть случившегося легла на его плечи. Он знал — это только начало. Грин был змеей, которую лишь отогнали. И Бейтс… Томас вздохнул. Рано или поздно правда всплывет. Но пока он сдержит слово. Ради Анны. Ради того ужаса в ее глазах, который он предотвратил, последовав за смутным, но неумолимым эхом прошлого.

Недели спустя, осень 1923 года окрасила парк Даунтона в золото и багрянец. Воздух в библиотеке был прохладен, пахнул старыми книгами, дорогим табаком и спокойствием. Лорд Грэнтэм сидел за своим массивным столом, перед ним лежал толстый отчет — итоги сельскохозяйственного года. Мистер Джей стоял чуть поодаль, его обычно скупые на эмоции черты светились редким удовлетворением. Томас, в своем лучшем темно-сером костюме, ждал, стараясь не выдавать внутреннего напряжения.

«Потрясающе, Джей, просто потрясающе, — Роберт отложил отчет, снял очки. — Урожайность выше средней по графству на… восемнадцать процентов? После всех этих экспериментов с викой, туками… И арендные платежи поступили исправнее, чем когда-либо. Брукс даже сам привез лишний мешок овса в знак… как он выразился? «Благодарности за толковый совет»». Лорд Грэнтэм посмотрел на Томаса. В его взгляде не было привычной барской снисходительности или отстраненности. Было глубокое, деловое уважение. «Ваша работа, мистер Барроу. Ваше видение. Ваша настойчивость с этими фермерами. Вы доказали свою правоту с цифрами в руках и терпением святого».

Томас слегка склонил голову. «Спасибо, милорд. Это была командная работа. Мистер Джей дал зеленый свет, агрономы общества консультировали, а фермеры… они поверили и вложили свой труд. Я лишь показал путь».

«Скромность украшает, Барроу, — вступил Джей, но в его сухом тоне слышалась явная похвала. — Но факт остается фактом: ваши реформы спасли поместью значительную сумму и обеспечили стабильность на будущее. Вы не просто помощник управляющего. Вы — экономический стратег Даунтона».

Лорд Грэнтэм кивнул, вставая. Он подошел к окну, глядя на золотые кроны деревьев. «Знаете, Барроу, — начал он, обернувшись, — когда мистер Джей предложил вас на эту должность, были… сомнения. Старые предрассудки, что ли. Но вы… вы выковали это доверие. Каждым грамотным решением, каждым спасенным фунтом, каждым честным разговором с арендатором. Вы не пытались казаться джентльменом. Вы действовали как настоящий хозяин земли. И поместье ответило вам благодарностью». Он сделал паузу, его взгляд стал особенно проницательным. «Отныне я хочу, чтобы вы присутствовали на всех совещаниях, касающихся финансов и управления поместьем. Ваше мнение, ваш анализ — будут решающими. Вы наш ключевой советник, мистер Барроу. Добро пожаловать в самый узкий круг доверенных лиц Даунтона».

Волна тепла, сильнее любого удовлетворения от урожая, прокатилась по Томасу. Это было не просто повышение. Это было окончательное признание. Признание его ума, его ценности не как слуги, но как незаменимого человека, чьи решения определяли будущее великого поместья. Статус, о котором оригинальный Томас Бэрроу мог только мечтать в своих самых дерзких фантазиях о власти. «Благодарю вас, милорд. Выражаю глубокую признательность за доверие. Я приложу все усилия, чтобы его оправдать». Его голос был ровным, но в глубине глаз горел огонь достигнутой вершины.

Вечером в коттедже у мельницы царила непривычная картина. Томас стоял у плиты, закатав рукава рубашки, ловко управляясь со сковородой, на которой шипели стейки из свежего речного окуня, подаренного благодарным рыбаком из деревни. Воздух был напоен аппетитными запахами: сливочно-лимонного соуса, которым он поливал рыбу, подрумяненного картофеля и свежего хлеба, который Гвен купила у булочника по дороге домой. Стол был накрыт их лучшей скатертью, горели свечи, отбрасывая теплые блики на медную кастрюлю и лицо Томаса, сосредоточенное на кулинарном таинстве.

Гвен вошла, сняв пальто, ее лицо светилось от усталости и хороших новостей дня — крупный заказ от гостиницы в Йорке. Она замерла на пороге кухни, пораженная.

— Томас? Ты… у плиты? — Ее брови удивленно взлетели вверх. Картина мужа, уверенно командующего сковородой, была неожиданной и бесконечно уютной.

— Праздничный ужин требует жертв, — он улыбнулся ей через плечо, ловко перевернув рыбу. Капли золотистого соуса брызнули, весело зашипев. — В честь нового статуса ключевого советника. И в честь тебя, покорившей сегодня Йорк. Садись, капитан. Скоро швартуемся.

Гвен рассмеялась, скинув туфли. Она подошла к нему, обняла сзади за талию, прижавшись щекой к его спине. Чувствовала тепло его тела, запах рыбы, лимона и его собственный, знакомый, надежный запах.

— Рассказывай, — потребовала она, вдыхая ароматы праздника и дома. — «Ключевой советник»… Звучит как ключ от королевской сокровищницы.

Он переложил рыбу на теплые тарелки, щедро полил соусом, украсил долькой лимона и веточкой петрушки. Движения были уверенными, хозяйскими. Он рассказал. О словах лорда, о взгляде Джея — редком зеркале одобрения, о невероятном чувстве… принадлежности к судьбе Даунтона. Не к сословию, а к делу. К земле, которую он помогал лечить и кормить.

Они сели ужинать. Свечи мерцали, рисую танцующие тени на их лицах. Томас поднял бокал с яблочным сидром, его домашним, прошлогодним.

— За нас, Гвен. За «Барроу». За наш дом у мельницы. За то, что ты тогда, в самом начале, не списала сумасшедшего лакея с его кремом для рук в утиль.

Гвен коснулась своего бокала о его. Ее глаза сияли в мягком свете, как драгоценные камни.

— За тебя, Томас. За твою смелость менять то, что кажется высеченным в камне. За то, что ты всегда оказываешься именно там, где нужен. Даже в самых темных закоулках прошлого. — Ее взгляд стал серьезным, глубоко благодарным. Она знала. Миссис Хьюз, осторожно и конфиденциально, поделилась сутью произошедшего в коридоре. Томас не вдавался в кошмарные подробности, но Гвен поняла все. И поняла, почему он там оказался.

Он взял ее руку, поцеловал ладонь — место, где смешивались запахи эфирных масел и тепла ее кожи. Никаких слов о мрачной тени Грина не было нужно. Они понимали друг друга без них. Их связь была сильнее любых ужасов.

— Дом там, где пахнет твоим мылом, твоими духами… и где тебя ждут, чтобы разделить ужин, — прошептал он, его палец легонько провел по ее костяшкам.

Они доели ужин под тихий треск свечей и шепот дождя, начавшегося за окном. В их маленьком коттедже пахло окунем, лимоном, свежим хлебом, лавандой из сада и абсолютным, заслуженным счастьем. Он — ключевой советник лорда Грэнтэма. Она — хозяйка процветающего «Барроу». Они — мистер и миссис Барроу. И их дом, их нерушимая крепость, пахла будущим, которое они выковали вместе, шаг за шагом, отвоёвывая свет у тьмы прошлого силой своего союза. Томас встал, чтобы собрать тарелки, а Гвен, улыбаясь, наполнила раковину теплой водой. Их слаженный танец — в делах, в любви, в простых вечерних ритуалах — продолжался.