Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

2024-2023 год до н.э. Ур — сердце Шумера

— Ваше Величество, Ваше Величество! — путаясь в своем платье, Цахир догонял владычицу шумерскую — Инанну, неспешно удаляющуюся со слугами в излюбленную часть величественной красоты дворца в центре Ура.

Инанна не сразу расслышала оклик, ей показалось, будто муха прожужжала у нее возле уха. Она обернулась, чтобы увидеть, как нибируанская стража перегородила дорогу налетевшему на скрещенные копья сыну визиря. Вздернув нос, Инанна только кивнула страже, и та опустила копья, повинуясь немому приказу.

— Как смеет смертный появляться перед царицей в подобном виде и нарушать покой Ее Величества Богини Шумерской? — хмуро зыркнул на него евнух — цепной пес, чьей обязанностью было напоминать низшим об их месте. — Ты хочешь остаться без языка? Или, быть может, сразу без головы?

Цахир бросился на Землю, не тревожась за вмиг содранные колени, склонив голову и умоляюще залепетал:

— Простите меня, Ваше Величество! Велите меня казнить, но случилось ужасное!..

— О-хо! Тебе не было дозволено говорить…

— Тише, Арапи, — наконец, подала голос Инанна, и евнух покорно замолчал, с поклоном отойдя на шаг.

Невзирая на строгое и порой даже жестокое обращение со слугами, коими Инанна считала всех, включая наместника аккадских земель Ибби-Суэна, царя в человеческом понимании, и своего любовника, она почувствовала тревогу. Цахир не преувеличивал, он действительно принес дурные вести, нибируанцы в ее окружении наверняка тоже ощутили его эмоциональный фон. Да и потом, насколько знала Инанна, Цахир без повода никогда бы не позволил себе подобного поведения, он был благовоспитанным юношей под стать своему отцу-визирю. Значит, случилось и впрямь что-то серьезное.

— Говори, с чем пришел, — не предложив ему даже поднять головы, сказала она.

— Прошу меня извинить, Ваше Величество. Мой отец сейчас на пути во дворец, гонец прислал дурные вести. Божественный храм в Ниппуре осквернен неверными! Три статуи богов разрушены — ваша, бога Нинурты и верховного бога Энлиля, — запинаясь поведал Цахир. — Статуя Энлиля сдвинута со своего постамента, а вместо нее… — он прокашлялся, не в силах произнести всей новости.

— Сейчас же говори! — вспыхнул евнух, снова принимаясь за работу; его золотой головной убор съехал вперед на выдающиеся черные брови.

— Вместо нее — огромная голова Мардука из уничтоженного вашими сторонниками храма в Борсиппе!

Инанна нахмурилась. Мардук мстил довольно грязными методами. Она самолично уничтожила его главный храм в Борсиппе по приказу Энлиля, когда Мардук осмелился штурмом взять Вавилон и занять его трон. Правда, ненадолго — ему и его престарелому сыну Набу пришлось вскоре покинуть те земли, спасаясь от преследований. Та же участь ждала его и в Но-Амоне. Везде, где бы он не останавливался, его настигала мощь нибируанской армии во главе с Нергалом.

Словно обезумевший, Мардук скитался по городам Шумера и Египта, набирая сторонников. И в этом была его истинная цель. Уходя из одного города, он оставлял после себя верных ему соратников, становился верховным богом, но на деле искушал их, убеждая, что их жизнь может быть иной, далекой от рабства и преклонения. В отличие от Инанны, он остался верен своим идеалам, хотя когда-то именно она позволила этой мысли воплотиться в Вавилоне. И теперь за эту идею поплатилась вся нибируанская раса. Ну неужели он не понимал, что палками и камнями не выиграть эту войну?..

* * *

— Царь собирает совет в Кише по поводу беспорядков в пяти западных городах, Ваше Величество, — сообщил визирь, с трудом склонившись перед ней на дрожащих ногах; визирь был ранен; его кровь капала на пол ее покоев, и Инанна скривилась с отвращением. — Я едва унес ноги из Сигора, люди бесчинствуют. Все памятники богам обезглавлены. Сигор, Адма, Севоим, Содом и Гоморра подняли восстание, они не признают своих создателей. Мардук, по нашим сведениям, находится в одном из этих городов. В Содоме был замечен его сын.

Инанна, не выходя из размышлений и не удостоив вниманием раны визиря, негромко приказала ему готовить ее шаттл, а свите — оставить ее одну. Дождавшись, пока слуги вытрут пол и скроются за дверью, она развернула на коммуникаторе трехмерную карту Земли, увеличив изображение района Содома в несколько раз. Пред ее очами предстала полыхающая аллея славы богов. Люди по приказу Мардука или же по собственной воле, наслушавшись его сладких речей, уничтожали наследие, культуру, которую прививала им Инанна с давних времён. Вот уже более тысячи лет длилось это сумасшествие — поначалу незаметными вспышками агрессии, но затем власти нибируанцев стали сопротивляться целые города. Их усмиряли, но восстания вспыхивали вновь — то в Борсиппе, то в Гелиополе и Но-Амон. Недавний инцидент в Ниппуре — осквернение главного храма, похоже, стал для Энлиля последней каплей, и он решил прибыть на Землю, так как его дети, внуки и племянники уже не справлялись с Мардуком. Поначалу казалось, что в одиночку ему не нанести большого урона, но вот, спустя тысячу лет его влияние возросло настолько, что Энлиль решил вмешаться.

— Чего же ты добиваешься, Мардук?.. — задумчиво проговорила Инанна, увеличивая картинку то на Сигоре, то на Содоме, словно пытаясь найти его следы; увидеть его среди дыма и разрухи, среди уродливых, искаженных злобой лиц босоногих мятежников. — Что же ты творишь…

Она уже давно смирилась с его изменой семье и, каждый раз принимая участие в усмирении очередного восстания, внутренне надеялась, что он успокоится. Однако после побега из западных земель, места ссылки, где его не трогали, милосердно позволив доживать свою жизнь в изгнании, Мардук, похоже, сошел с ума. Он и не подозревал о том, сколько раз его пытались убить, и сколько раз ее наемники уничтожали преследователей. Сотню-другую лет назад из Вавилона ему удалось бежать именно благодаря ей. И Инанне было больно оттого, что он вновь и вновь подставляется под удар, не осознавая, что его невероятная удачливость имеет совершенно конкретное объяснение. Сердце чувствовало, что конец его близок, Энлиль уже давно приказал уничтожить племянника без суда и следствия. Когда-то Мардук уже избежал одной казни, будучи заточенным в пирамиде связи…

Инанна не видела его более сотни лет, и последняя их встреча едва не закончилась трагедией. Мардук, зная, на чьей стороне находится Инанна, чуть не убил ее. Хорошо, что вмешался Нингишзида, им обоим тогда чудом удалось унести ноги из Эреха. В глазах Мардука была слепящая ненависть к ней, виновнице гибели Думузи… Лишь Нингишзида сумел достучаться до него, выиграв время на побег. Разве была Инанна повинна во всех его злоключениях? Злоба затуманила разум, и Мардук действительно винил ее во всех своих неудачах, в смерти его наивного влюбленного братца… О, как же горько в тот день плакала Инанна на руках у Нингишзиды, как причитала, не в силах понять, когда же Мардук мог так измениться по отношению к ней, настолько обезуметь в своей ярости… Его слова сочились ядом, не оставалось сомнений, что от светлых чувств, которые они оба когда-то оберегали, как самое ценное сокровище, не осталось и горстки пепла. Инанна только и могла тогда спрашивать в пустоту, за что же он так сильно ее ненавидит…

— Его Величество, царь Ибби-Суэн просит аудиенции, — донесся лишенный эмоций голос из-за двери.

Инанна закатила глаза и цокнула — в последние столетия манерность больше не была игрой на публику. Инанна была надменной даже в одиночестве.

— Агапи, разве моя небесная колесница еще не готова? — усмехнувшись, спросила Инанна, зная, как люди называют золотые нибируанские шаттлы, на которых перемещались боги. — Мне казалось, я приказала приготовить его довольно давно, — повысила голос она, заставляя наместника этих земель ожидать под дверью, словно какую-то собаку.

— Ваша сестра, Ее Светлость Эрешкигаль, отправилась на шаттле в Борсиппу, сейчас шаттл на пути обратно в Ур, Ваше Величество, — объяснил Агапи. — Полагаю, вы сможете отбыть через час.

— Хорошо, Агапи, — ответила Инанна и снова уткнулась в карту, позабыв о госте.

— Ваше Величество, дозволено ли мне будет войти? — осмелел наместник, и Инанна, только фыркнув, соизволила пригласить его, но только после того, как заняла выгодно-соблазнительное положение на кушетке возле сводчатого прохода на балкон.

Ее золотые волосы, длинными волнами спускались по плечам, утопая в декольте и шелковой волной струясь до самого пола. Когда Ибби-Суэн вошел, то замер, увидев, обратив взор на матовое сияние ее кожи в свете горевших по периметру покоев каменных чаш. Инанна так редко баловала его своим обществом, что ему, восхищенному красотой богини смертному, оставалось только надеяться, что она еще не потеряла к нему интерес. Ибби-Суэн знал, что на самом деле приходится своей богине правнуком, но это знание никак не омрачало его искренних чувств. Он знал, что половина народов дальних земель Инды так или иначе была связана кровью со своей богиней. Когда-то Инанна наплодила множество ублюдков, чтобы дать начало хараппской цивилизации и первой династии Инды.

— Вы — совершенное творение Вселенной, моя богиня. Я мечтаю стать ветром, чтобы играть вашими волосами, или солнцем, согревающим вашу кожу, — его речь вмещала неподдельное восхищение; наместник умел выражаться красноречиво, услаждая ее слух.

— Не говори ерунды, солнце вредно даже для моей кожи, — отмахнулась она, не думая о том, что может ранить его чувства; однако Инанне нравилось его отношение.

Смуглый широкоплечий юноша, ставший царем в свои двадцать земных лет после гибели отца был свидетелем подлинной красоты. И хотя ему в жены пророчили двоюродную сестру, он целиком и полностью был поглощен любовью к своей богине и покровительнице земель Шумера. Она давала людям медицину, благодаря ей в каждом городе имелся собственный шуруппак, и Инанна часто покидала Ур, исследуя и даруя людям новые травы в главном шуруппаке — в городе с одноименным названием. Но самое главное: она воистину заняла подходящее ей место. Инанна, Иштар являлась богиней любви и плодородия, ей молились о благополучии семьи или урожая, к ее изображениям приходили по сердечным делам.

— Зачем ты пришел? — Инанна захватила гроздь винограда, и Ибби-Суэн с шумом вдохнул воздух, когда виноградинка, сорвавшись с ветки, угодила аккурат в аппетитную ложбину.

Инанна прекрасно понимала, о чем он думает, но любила играть, наслаждаясь собственным влиянием на мужчин. Ее красота делала его безвольным рабом, Ибби-Суэн мечтал лишь только о ее благосклонности, о единственном взгляде, но она так редко одаривала его своим вниманием.

— В городе чума, моя богиня, западный квартал стал практически кладбищем.

Она лишь равнодушно приподнялась и облокотившись о спинку кушетки, положила подбородок на ладонь.

— Значит, необходимо отсечь зараженную часть города. Главное — не выпускать оттуда больных.

— Уже сделано, моя богиня, — отчитался Ибби-Суэн.

— Тогда зачем ты мне это рассказываешь? — Инанна совсем не интересовалась людьми, она, как и другие нибируанцы, со временем стала относиться к ним, как к скоту. — Если ты справляешься сам, то мне незачем знать об этом.

И хотя она была зачинательницей медицины в Шумере и Египте, ее мало волновали жертвы, без которых не обходилась ни одна эпидемия.

— Прошу меня простить, я лишь хотел узнать, возможно, вы уже нашли лекарство, способное исцелить страдальцев? Люди гибнут, болезнь унесла уже десятки жизней.

Конечно же, она знала, как бороться с чумой и многими другими болезнями о которых нибируанцы узнали только благодаря слабому иммунитету людей, однако Энлиль не позволял давать людям больше, чем травы. Он называл это естественным отбором. Людей и так стало слишком много.

— Если бы я смогла найти сочетание трав, способных излечить сей страшный недуг, ты бы узнал об этом первым, — бросила она, не собираясь говорить правду.

— Прошу меня простить, я лишь хочу облегчить страдания народа, — он упал на колени, услышав в ее голосе раздражение.

Не поднимая взгляда, он знал, что Инанна поднялась, услышал ее шаги, она подошла вплотную — Ибби-Суэн увидел возле самого носа золотую ткань подола ее платья. Несколько секунд ее молчания приносили ему и душевные муки, и трепетное предвкушение, ведь ее голос, что он так мечтал услышать, был подобен трели птиц.

— Подними взгляд, — приказала Инанна, и перед ней предстали синие глаза сильного и справедливого правителя города-государства Ур, трепетно влюбленного в нее мальчишки.

Синие глаза казались неуместными, ведь кожа его была смугла, но именно эта черта отличала его от простых смертных. У рабов, не связанных кровью со своими богами, могли быть только карие глаза. Какое недоразумение, ведь у Мардука были карие глаза под стать его любимому скоту. Нелепое совпадение. Невзирая на ехидство своих мыслей, Инанна понимала, что в каждом предмете, в каждом человеке, взмахе крыла аиста или шелесте крон пальм находит повод возвращаться к нему в своих думах. И от этого становилось горько. Горько становилось и оттого, что в каждом прикосновении и поцелуе других мужчин она искала сходств с ним, становилась ненасытной, сумасшедшей, мечтая хотя бы приблизиться к тому чувству, которое заполняло ее только от его ласк. Никто так и не смог заменить его…

Инанна ненароком бросила взгляд на коммуникатор, у нее было еще около часа до подачи шаттла. Она протянула руку, которую юноша неуверенно, но благодарно принял. Ибби-Суэн все еще не понимал, когда богиня находится в хорошем расположении духа и когда она готова принять его в свои объятия. Он поравнялся с ней, дыша с Инанной одним воздухом, находясь настолько близко, что дрожали от предвкушения ноги.

Томительное ожидание было вознаграждено, Инанна коснулась его лица мягкими подушечками пальцев, эти прикосновения распалили в нем всеобъемлющее чувство желания и благодарности. Ему казалось, что она светится изнутри, для Ибби-Суэна было честью и великой радостью снискать ее расположения, и когда она увлекла его за собой в спальню, она сияла ярче света луны, его любовь превозносила ее. Инанна спустила бретели свободного полупрозрачного платья на плечи, и оно соскользнуло на пол, обнажив стройную фигуру. Скольким детям она стала матерью? Это ни капли не испортило ее девичьего стана, упругости бедер и груди. Даже будучи беременной, Инанна наверняка была не менее восхитительна. Абсолютная симметрия, идеальные изгибы — она была совершенством.

Ибби-Суэн, осмелев, стал касаться ее, но, боясь разрушить таинство момента, был осторожен и нежен, хотя иногда мечтал в страсти своей растерзать ее, словно дикий зверь добычу. Его губы обжег ее поцелуй, сначала мягкий, затем все более требовательный, почти насильственный. Она кусала его, вызывая тихие стоны, Ибби-Суэн, осмелев еще больше, увлек ее на кровать и спустился ниже живота, собираясь доставить ей подлинное наслаждение. После нескольких ночей вместе он знал, чего требует ее тело, какие ласки Инанна любит больше всего. И когда с губ ее стали срываться тихие вздохи, он немедля поднялся выше, позволив вцепиться в свою спину ногтями, приступая к главному действу. Она могла принадлежать ему телом, но сердце ее всегда оставалось закрытым. Богиня любви не могла не уметь любить… Как бы он не старался, она, как всегда, была далека от него, не давая ничего взамен… Ибби-Суэн подозревал, но никогда не осмеливался спрашивать, кому же на самом деле принадлежало сердце прекрасной Инанны…

* * *

Инанна прибыла на и без того опоздавший шаттл с задержкой. Перекинувшись парой слов с гостившей в Уре Эрешкигаль, она, наконец, дала приказ к вылету, и, разумеется, не успела к началу совета, однако каково было ее удивление, когда в просторном кабинете Сина, управлявшего бывшей столицей Шумера — Кишем, обнаружился только Нинурта.

— Кажется, дорогая племянница, нашей семье не хватает дисциплины и пунктуальности. Смею заметить, я ожидал тебя в последнюю очередь, — уже давно в его словах просачивался сарказм, отнюдь не безобидная усмешка, как это было прежде. — Даже наш царь опаздывает. Один я удосужился прибыть к назначенному времени.

— Ваше Высочество, возможно, именно поэтому вы, а не кто-то другой, являетесь наследным принцем, — в той же манере вернула она.

Они оба смерили друг друга уничтожающими взглядами. С тех пор, как управление Шумером перешло в руки Инанны, отношение Нинурты к ней резко ухудшилось. Он считал, что женщина не может управлять целой цивилизацией и сильно ревновал к этой миссии. Когда матушка вышла замуж за Энлиля, ей удалось сделать сына наследником престола, и он приступил к своим прямым обязанностям, в основном на Нибиру — в помощь отцу. Однако это не мешало ему злиться, ведь отныне в руках Инанны сосредоточилась огромная власть — власть, некогда принадлежавшая ему. После ее маленькой промашки в Вавилоне более тысячи лет назад, разве смела она рассчитывать на что-то большее, нежели стать женою какого-нибудь влиятельного торговца? Это задевало Нинурту, и он решил, что, возможно, ее возвышение вызвано вовсе не хорошим отношением Энлиля к внучке, вернее, не просто, как к внучке. Инанна только смеялась над подобными слухами и не опровергала их, ведь это, несомненно, раздражало Нинурту еще больше. Она все еще помнила отвратительное поведение Нинурты, как он насиловал ее, неспособную постоять за себя юную девушку. Для него казалось нормальной связь с собственной племянницей, ничего удивительного, что он мог решить, будто та спит с собственным дедом. С тех пор утекло много воды, она изменилась, стала сильнее, и это коробило его еще неистовее, как и ее отвратительно-вызывающее поведение по отношению к нему.

Инанна, пока они были вдвоем, осмелилась подойти ближе и коснуться его груди, скрытой золотыми латами верховного полководца. Нинурта задышал чаще; как бы он ее ни ненавидел, его страсть распалялась еще больше от подобной наглости. Ненависть обращалась в возбуждение, и Инанна в бесстыдстве своем пробежалась пальчиками вниз, практически нежно заключив его достоинство в ладонь. Нинурта вспыхнул:

— Как ты смеешь, змея, вести себя неподобающе с наследным принцем?

Она покачала головой, словно журя его за недогадливость.

— Ваше Высочество все так же слаб перед моими чарами, иное, признаться, могло бы меня разочаровать.

Тотчас она оказалась прижата вплотную к столешнице. Раньше бы он мог просто взять ее грубо, прямо на столе, но с тех пор, как она начала откровенно его провоцировать, Нинурта не смел более доставлять ей подобного удовольствия. Она только ахнула, едва не поддавшись искушению в кровь искусать его губы в страстном поцелуе. Ее коварный взгляд всегда приковывал мужчин к месту.

— Ты так и не излечилась от своего недуга, даже встреча с Саргоном ни капли тебя не усмирила, — он грубо поднял ее подбородок вверх. — Ты возвела мальчишку из простого народа на трон Аккада, но нет, все это была игра, и мы все практически поверили в искренность твоих чувств. Вот только стоило нам увидеть его лицо…

— Позволь, я действительно любила его, отчасти, он был восхитительным любовником и мужем мне. Жаль, что он был простым человеком и быстро пришел в негодность, — сказала она, не кривя душой, ведь Саргон и впрямь оставил отпечаток на ее сердце.

— Если бы он не был точной копией Мардука, Инанна, я бы мог принять это за чистую монету. Но ты все еще больна моим кузеном, — незамедлительно поставил Нинурта диагноз. — Энлиль смотрит на твои шалости сквозь пальцы, но от меня не утаить, дрянь, что на самом деле творится у тебя на душе. Тебе не место на сегодняшнем совете, думаешь, я не знаю, что именно ты помогла Мардуку бежать из Вавилона? Одна лишь Вселенная свидетель, сколько раз ты еще предавала свою семью ради этого ублюдка!

Он ужалил ее в самое сердце, ведь Саргон действительно был не только удивительно схож с Мардуком, но напоминал его и характером. Во время разговора на повышенных тонах она продолжала ласкать Нинурту, чувствуя как он крепнет в ее ладони. И ее это безумно заводило. Тысячу лет назад она бы потеряла сознание, узнай, что будет вытворяет со своим растлителем. Сейчас же это доставляло ей наслаждение… В особенности его угрозы, ведь Нинурта прознал о многих ее попытках спасти Мардука.

— Ты ведь знаешь, дядя, — мурлыкая от удовольствия, начала Инанна, — что если бы не мои козыри, ты бы уже давно растрепал все Энлилю. Но ты этого никогда не сделаешь, ведь у меня есть неоспоримые доказательства, каким образом твоя матушка заняла место прежней царицы и сделала тебя наследным принцем! Энлилю не придется по вкусу подобное вероломство, ведь она убила…

— Заткнись! — захват пальцев на ее подбородке стал болезненным, но Инанна не осталась в долгу и стиснула пальцы на субъекте своих ласк.

— Если ты еще раз попробуешь меня убить или если тебе это все же удастся, все сведения попадут прямиком к царю, и вас с Нинхурсаг в лучшем случае низложат, — она говорила это как-то удивительно нежно, тон совершенно не совпадал со смыслом её слов, содержащих в себе открытую угрозу. — Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю…

Он заткнул ее поцелуем — грубым, неистовым, жестоким, но таким страстным, что у нее вмиг ослабели ноги, и Нинурте пришлось удержать ее на весу.

— Ты больна, Инанна, и твой недуг неизлечим, — повторил он, тяжело дыша, на миг прервав необходимый обоим акт страсти.

— О, я вижу, что-то в этом мире остается неизменным, — раздался посторонний голос, нарушая праздник обоюдного унижения и сочащейся сквозь страсть ненависти. — Надеюсь, я вам не помешал, но смею заметить, что шаттл Энлиля только что приземлился в зиккурате, и он вот-вот войдет в эти двери.

Они обернулись, чтобы увидеть облокотившегося на дверь Нергала; тот с видом зрителя, что не по воле своей видел один и тот же спектакль в который раз, усмехнулся. Нинурта нехотя отпустил Инанну, она лишь только с деланным равнодушием поправила перекосившийся пояс платья и утерла раскрасневшиеся губы пальцем, намеренно сделав жест медленным и вызывающим. Нергал сглотнул; он, как и остальные, смотрел на нее, как на добычу, однако цепной пес Нинурты все же старался держаться подальше от ее безумия.

— И я бы предложил тебе присесть, Нинурта, не думаю, что царь спишет твое возбуждение на радость встречи с отцом, — не смог не поддеть Нергал; Инанна прыснула, одобрительно сверкнув глазами в сторону Нергала; порой он бывал весьма недурён…

Нинурта, фыркнув, ругнулся на развеселившегося кузена, однако совету внял, заняв место по правую руку от центрального кресла длинного стола. Ему все же пришлось встать, ненавязчиво прикрывшись ножнами с кинжалом, когда в кабинет вошли остальные члены совета — Нинхурсаг, Нингишзида, Энлиль и, конечно же, наместник Киша — Син. Инанна забыла об улыбке, понимая, что совет в таком составе собран не просто так. Энки по вполне объяснимым причинам отсутствовал, все, что касалось Мардука, вершилось без его участия. Нингишзида, конечно, был умнее отца, в его глазах не читалось волнения за старшего брата, но Инанна прекрасно знала, что и он не слишком доволен положением дел. Нингишзида поддерживал решения царской семьи, пытаясь сохранить остатки власти в упадочном Египте. Но еще она понимала, что он лишь хороший актер. Энки же не мог скрыть откровенной печали за своего старшего сына-предателя.

— Инанна, милая, не могла бы ты носить менее открытые наряды хотя бы на семейном совете? Мы не в доме терпимости, проявляй уважение, — не преминула отчитать ее Нинхурсаг, что звучало вполне безобидно. — Разве присутствующие здесь мужчины смогут сосредоточиться на чем-то более важном, нежели твои торчащие соски?

Присутствующие мужчины немедленно устремили взгляды на грудь Инанны, укрытую тончайшей полупрозрачной тканью, и Нинхурсаг осталось только досадливо закатить глаза.

— Прошу меня извинить, Ваше Величество, — с потупленным взором сказала Инанна, прикрыв постыдство руками и тут же соврала, не моргнув глазом: — Вызов на совет застал меня во время одного божественного ритуала, посвященного укреплению семейных уз. Я не успела переодеться. Более того, я даже не подумала об этом, решив, что случилось что-то серьезное. Особенно после новостей из Ниппура.

— Хотел бы я посмотреть на один из этих ритуалов… — тихонько пробормотал себе под нос Нергал.

— Что ты себе позволяешь? — одёрнула Нинхурсаг, зыркнув на него, словно на шкодливого ребенка; тот только улыбнулся, но тут же нацепил привычную надменную маску. — Не веди себя, как маленький…

— Дорогая, ты сама обратила на это внимание, — спокойно остановил Энлиль ее, положив ладонь на ее запястье. — Инанна объяснилась, этого достаточно. Однако давайте перейдем к более важной теме, нежели обсуждение торчащих сосков моей внучки.

На этот раз не сдержал смешка Нинурта, под недовольный взгляд матери замаскировав его кашлем. Инанна ничуть не смутилась, однако ей все равно пришлось изобразить виноватый вид. Для Энлиля. В отличие от Нинхурсаг он так и не научился распознавать ее игру.

— Нинурта, начнем с тебя, повтори то, что донесли твои разведчики и то, что ты рассказал мне, — спокойно перешел царь к обсуждению серьезных вопросов.

Наследный принц вновь прокашлялся, паузой подчеркивая важность следующих вестей:

— Осквернение храма в Ниппуре было лишь отводом глаз. Набу был замечен в Содоме, я более чем уверен, что Мардук с ним, а не в Ниппуре, как все наверняка предположили. Набу уже слишком стар, чтобы находиться далеко от своего отца.

— Верно, — подтвердил Нингишзида, — связь брата с ним весьма крепка, особенно после кончины Сарпанит. Мардук бы никогда не дозволил ему доживать последние годы в одиночестве.

Нергал фыркнул, сложив руки на груди и откинувшись в кресле, тем самым показывая свое отношение к подобной близости.

— Наш брат растрачивается на людей и полукровок, как это на него похоже, — ядовито выплюнул он, посмотрев на Нигишзиду.

— Однако перейдем к сути дела, — Энлиль пресек на корню зачинающееся пустое сквернословие; он поправил ворот царской рубахи, невольно взглянув на прелести Инанны, возможно, думая о том, что стоит провести с ней серьезный разговор на тему ее поведения и странных эротических ритуалов, которые особой пользы не приносили, хотя, несомненно, доставляли ей удовольствие. — Ввиду событий последних сотен лет и неудачных попыток выследить Мардука, мною принято решение не гнаться за одной целью, я принимаю показательные меру: мы ударим локально по месту, где он скрывается, ядерным ударом…

В кабинете повисло тягучее молчание, все, кто не был в курсе решения до его озвучивания, потеряли дар речи.

— Но, мой царь, в одном только Содоме более полумиллиона человек… В Гоморре и того больше, — осмелившись начать первым, сказал Нингишзида, шмыгнув длинным носом.

— Мой царь, — не смогла не добавить Инанна, — в остальных городах близ Содома и Гоморры еще больше людей. Разве это гуманно? Почему по вине Мардука должны гибнуть верные нам рабы? Это расточительство.

Энлиль снисходительно посмотрел на внучку, Син тоже не сводил с нее бдительного взгляда. Ему казалось, что в такие моменты, во время важных совещаний, с нее слетает маска безумия, которую она удерживает уже долгие столетия, дуря окружающих.

— Моя дорогая, гуманность — это понятие, придуманное Мардуком. А рабов у нас в достатке, и они быстро размножаются. Чтобы усмирить остальных мятежников эта мера просто необходима. Что последует за уничтожением статуй? — он дождался проблеска понимания в глазах семьи. — Верно, они начнут преследовать и убивать тех, кому посвящены эти статуи. Кара небесная — именно то, что ждет каждого, кто попытается пойти против своих богов. Люди должны об этом помнить и в будущем, они должны помнить о том, кем являемся мы, и где их место.

Энлиль указал на стену кабинета, на которой в виде пирамиды был изображен божественный пантеон Аккада, поддерживаемый руками людей со счастливыми лицами. Энлиль, на самом наверху, ниже его сыновья: Нинурта занимал центральное место, Син находился чуть левее, а под ними остальные ответвления семьи. Ветвь Энки уходила правее, оканчиваясь его сыновьями — всеми, кроме Мардука. Ему было отведено особое место — под людьми, низложенный бог был оплетен витиеватым орнаментом, словно плющем, в его руках — трезубец, который впивался в ноги неверным, изможденным страданиями людям, находящимся у ног счастливых рабов. Карикатура. Настоящая пищевая цепочка.

— Отец, я согласен с мерой, но в Содоме действительно обитают верные нам полукровки, — задумчиво сказал Нинурта; Инанна удивилась подобному милосердию. — Лот и его дети долгое время были моими разведчиками, они мои потомки, и я прошу разрешения предупредить их о грядущем. Они и дальше должны нести мое слово людям, спасенные из огня, они станут пророками.

Инанна прекрасно знала, что все они, боги, наплодили множество ублюдков за последние столетия, но так открыто о них еще никто не заявлял. Нинурта не изменился в лице под тяжелым взглядом отца. Кто знает, почему сердце Нинурты, бога, ассоциируемого с победами в войнах, тянулось к Лоту и его семье — была ли в его роду некая особа, сумевшая растопить лед его души, или же в нем и впрямь были отголоски той самой гуманности, так порицаемой Энлилем?

— Нергал, — обратился Энлиль к смиренно вникающему в его слова племяннику. — Когда ты сможешь поднять спрятанную Алау бомбу со дна Великого моря? — спросил Энлиль.

— Еще пара дней, Ваше Величество.

— Та самая бомба?.. — ахнула Нинхурсаг. — Разве это не россказни несогласных с твоей властью нибируанцев?

Все прекрасно знали эту историю. Якобы последним «подарком» узурпатору Ану царь Алау оставил на Земле пятисотмегатонный заряд, способный уничтожить всю планету. Ходили слухи, что эта бомба стояла на таймере, готовая взорваться, когда придет время. Однако по прошествии сотен тысяч лет стало ясно, что это был всего лишь миф, попытка запугать Ану, чтобы тот, так сказать, не расслаблялся.

— И что же, дорогой, — позабыв о субординации, продолжила Нинхурсаг; Инанна едва сдержала смешок, ей всегда казалось, что Нинхурсаг любит одного лишь Энки, — никакого таймера не было? — не сдержала она любопытства.

Нергал и Энлиль переглянулись, Нинурта лишь без удивления рассматривал свои неухоженные ногти и чему-то незаметно улыбался, о чем свидетельствовали подрагивающие уголки губ.

— Я думаю, это не достойно того, чтобы стать большой тайной, — Нергал получил согласие на продолжение кивком царя. — Таймер вышел из строя, как и все системы, полагаю, во время Великого Потопа. Возможно, Алау не рассчитал силу давления поднявшейся воды. Тогда он не мог знать, что климатическая катастрофа расстроит его планы.

— Потоп, который должен был уничтожить все живое, и нас в том числе, похоже, стал нашим спасением, — Энлиль едва ли сам мог поверить в эту правду, однако повёл ладонью в сторону Нергала, предлагая ему продолжить.

— Со времени изготовления бомбы прошло более восьмисот тысяч лет, ингибитор распада урана потерял эффективность. И по математическим расчетам от прежней мощи в этой бомбе могла остаться лишь двадцать пятая часть, думаю, даже меньше. Этого с натяжкой должно хватить, чтобы уничтожить пять городов, если бить по центральному.

— Мне казалось, весть о находке вызовет у меня куда больший трепет, — поделился мыслями Син. — Если бомба не представляет прежней опасности, то действительно разумнее использовать ее в данной миссии, и забыть о ней, как о страшном сне.

Инанна незаметно сжимала ткань подола под столом, скрывая истинные переживания за заинтересованностью. Ей было плевать, что легенда о ядерной бомбе Алау окажется правдой, ей было плевать на рабов, которые даже не успеют осознать своей смерти. Инанна думала лишь о том, что в этот крематорий попадет Мардук…

— Что ж, Нинурта, полагаю, у тебя еще есть время завтра и послезавтра, чтобы помочь нужным полукровкам избежать зловещей участи быть сожженными дотла, — рассудил Энлиль, поднимаясь из-за стола. — Я отбуду на Нибиру, как только дело свершится. Нергал, я жду от тебя вестей. Завтра с Нибиру вышлют авианосец для перемещения бомбы, не думаю, что обычный бомбардировщик ее потянет. Уже очень поздно, за сим всем предлагаю остаться на ночлег в Кише и разделить со мной утреннюю трапезу. Мы так редко стали собираться вместе…

Вот так просто решив судьбу двух миллионов человек, Энлиль говорил о завтраке в семейном кругу, не находя свое решение жестоким. Син был хмур, он вышел из кабинета первым, сообщив, что намеревается приказать слугам подготовить гостевые покои. Следом отправилась и Инанна, но она, отпустив свиту, осталась неподалеку от кабинета, ожидая того, с кем вместе может не скрывать своих переживаний. Нингишзида не заставил себя долго ждать, и, последовав за Инанной, уединился с ней в саду под раскидистым фикусом, укрывающим их от света луны.

— Что случилось, Инанна? — спросил он, делая вид, что не понимает, почему удостоился такой чести, как разговор с ней; Нингишзида в последнее время редко виделся с Инанной, до него лишь доходили обрывки слухов о ее неблагоразумном поведении.

— Ты должен вывести его, Тот, — по старой памяти обратилась она к нему египетским именем; он только вскинул бесцветные брови, изображая подлинное удивление. — Не делай вид, что не понимаешь, о чем я. Он же твой брат!

— С каких это пор ты, Инанна, готова пойти против семьи? Более того, с чего ты решила, что я смогу помочь в твоем безумстве?

Она моментально вскипела, но сумела взять себя в руки вперед опрометчивых слов. Пробарабанив пальцами по подлокотнику позолоченной скамьи, Инанна думала, что сказать, как снискать расположение Нингишзиды. С каких пор он так скептично настроен по отношению к ней?

— Тот, не заставляй меня говорить это вслух! — едва слышно проговорила она сквозь зубы. — Я прекрасно знаю, что ты единственный, с кем он поддерживает связь. Никогда не поверю, что ты желаешь его гибели.

— Инанна, я не желаю гибели кому бы то ни было, — расплывчато ответил он. — Представим… Допустим, что даже если бы я имел с ним какую-то связь, то, поверь, на моем месте я бы не стал об этом распространяться, так как именно за мною, как за самым ненадежным членом совета, по мнению Энлиля и Нинурты, ведется круглосуточное наблюдение. Не знаю, заметила ли ты, но и от тебя не отходят ни на шаг стражи, подосланные царем. Мы оба не вызываем доверия.

— Дедушка бы никогда так не поступил со мной! — Инанна только ахнула, играя удивление.

— Не будь дурой, Инанна, именно с тебя все началось! — Нингишзида еще никогда не позволял себе подобной резкости; более того, он не имел на нее права, так как ветвь Энки была ниже рангом ветви Энлиля.

Разговор закончился ничем, но Инанна и не ожидала другого. Обидевшись, она удалилась в свои покои, приказав верному ей стражу, который уж точно не был приставлен следить за ней Энлилем, присматривать за Нингишзидой. Если тот и не собирался связаться с Мардуком, то зерно сомнения было посажено. Они всегда были близки.

— Я заждался, где же ты была, Инанна? — встретил знакомый голос из темноты спальни.

Она закатила глаза, но, входя в спальню, уже ощущала удовольствие от присутствия Нинурты. Он лежал обнаженный в расстеленной постели с кубком вина в руках. В первое мгновение замерев в дверях, словно его появление было неожиданностью, Инанна только хмыкнула:

— Вижу, Ваше Высочество, вы, невзирая на свое высокомерие, жаждете меня все так же сильно, как и прежде.

Он отставил кубок и раскрыл приглашающие объятия, пропустив мимо ушей издевку.

— Не заставляй меня долго ждать, я намерен выспаться, с утра у меня дела в Содоме, — сообщил он и без того известное.

— Так может быть, вы выспитесь в своих покоях? — невинно уточнила она, подходя ближе.

— Инанна, прекрати ерничать и раздевайся!

— Я не ерничаю, Ваше Высочество, я просто вряд ли дам вам уснуть сегодняшней ночью…