За северным ветром. Часть II: Мститель (джен)

Проснувшись рано утром, как это было принято у военных, капитан Ведамир провёл ежедневные процедуры и покинул свою комнату. Спустившись в гостиную, он, к своему удивлению, обнаружил там уже бодрствующего Мирослава, развалившегося в кресле, закинув ногу на ногу. Он держал в руках, одетых в те же тонкие чёрные перчатки, раскрытую газету «Ильяградские вести», на страницы которой сквозь полупрозрачные шторы падали первый лучи Яра.

— Вы когда-нибудь спите, господин Любомир? — спросил моряк, присаживаясь в свободное кресло.

— Зовите меня по имени, капитан, — ответил Мирослав, отложив газету на столик. — И не надо относится ко мне, будто я какой-либо монарх. Я вам не господин, поэтому обращайтесь ко мне на «ты». Что насчёт сна, то сплю я очень мало, всего три-четыре часа в сутки, но часто практикую и дневной сон. Восточные табибы говорят, что спать понемногу несколько раз в сутки гораздо полезнее, чем проваляться восемь, а то и все десять часов в кровати. Жизнь и так коротка, а мы половину жизни проводим во сне.

— Полагаю, мудрецы Лемурии многому вас… тебя научили?

— Не всему, увы, но я стремлюсь к знаниям и осваиваю их в кротчайший срок. За что я благодарен Светомиру, так это за то, что мне повезло родиться чародеем, а ведь это даёт некоторые преимущества, если развивать талант, конечно.

Раздался скрип двери, и в гостиную вошел Антон Сергеевич.

— Завтрак готов, судари. Если вы задержитесь за разговором, то я всё повторно разогрею. — доложил он и удалился.

— Прекрасно! — хлопнул в ладоши Мирослав и бодро вскочил с кресла. — Капитан, идёмте, поглядим. Кстати, пожалуйста, прихватите с собой мою газету, она нам ещё пригодится.

Посол и капитан переместились в столовую. Там за длинным столом был приготовлен роскошный завтрак на восемь персон, которому могли бы позавидовать даже в царском дворце, поскольку здесь изобиловали экзотические восточные блюда, будто бы привезённые прямиком из кухонь султана Эмина. От такого разнообразия явств у капитана Ведамира, живущего последние три лета скудной аскетичной жизнью, разбежались глаза и потекли слюни.

— Вот это да! — воскликнул он, смерив ладонями ширину стола. — Последний раз я подобное видел в Джошкунэре на пиру у купца Тургая, когда мы на «Волшебном» посещали порты Северной Лемурии. Значит, вы ждёте много гостей на этот пир во время голода? Такое обилие пищи вряд ли сейчас встретишь даже в богатых боярских домах.

— Ах, — небрежно отмахнулся Мирослав от стола, — это всего лишь остатки от той провизии, которой меня в путь снарядил султан Эмин. Он щедрый человек — это у него не отнять. Вообще-то я в еде неприхотлив, но восточный образ жизни всё равно вносит свои коррективы. Если гость отказывается от пищи в доме любого жителя востока, то он его глубоко оскорбляет. Что касается вашего вопроса, то да, я жду несколько гостей, но они прибудут не сразу, а поочерёдно, каждый в назначенное время. А вот, полагаю, Антон Сергеевич, хочет сообщить о первом госте…

В столовую вошел камердинер и доложил:

— Прибыл Анатолий Шангин.

— Минута в минуту, — с довольным видом произнёс Мирослав, взглянув на свои карманные часы. — Проведите его в кальянную комнату. Мы явимся туда же.

Антон Сергеевич кивнул и вновь удалился.

— Интересно, зачем это ты пригласил журналиста? — спросил Ведамир с усмешкой. — Уж не собираешься ли ты написать об этой тайной встрече в газете?

— Если в будущем у нас всё получится, то это встреча будет достойна исторических хроник. Идём, капитан.

Покинув столовую, они перешли в кальянную — овальную комнату, увешанную лемурийскими узорчатыми коврами и красными полупрозрачными занавесками, обставленную вдоль стен тахтами с мягкими подушками, перед которыми располагались стеклянные столики с кальянами и ароматным кофе. Это был уголок востока, переносящий его посетителя в Оздемирский султанат.

В комнате их уже ждал невысокий зеленоглазый мужчина средних лет с причёсанными тёмно-русыми волосами и заостренной веттонской бородкой. Это был наш старый знакомый журналист и писатель, три лета назад укрывавший Славия в своём доме в Ильяграде, где произошла трагедия с семейством Буревых.

— Добро пожаловать в поместье Лютавор, господин Шангин! — поприветствовал гостя Мирослав.

— Прошу, не величать меня господином, — в развязной манере попросил Анатолий, отвечая на рукопожатие. — Я всего лишь обычный человек, стремящийся нести народу правду. Собственно, поэтому я и провёл целое лето за решеткой, но тюрьма не сломала меня, а наоборот придала больше сил бороться с этой прогнившей системой. Поэтому я здесь. А вы, как я полагаю, хозяин этого дома, пригласивший меня сюда?

— Всё верно, я Мирослав Любомир, которому вы дали письменную клятву прибыть сюда и сохранить в тайне всё, что вам предстоит здесь увидеть и услышать. А это…

— Полагаю, легендарный капитан Ведамир вряд ли нуждается в представлении, — перебил посла журналист и без лишних церемоний пожал руку моряку.

— Я читал ваши статьи о процветающей коррупции в адмиралтействе, -сказал Ведамир, слегка улыбнувшись. — Очень познавательно.

— Правда? Тогда вы знаете, какие негодяи дорвались до власти и всячески пытаются уничтожить наш военно-морской флот. Мало того, что никто из них не заинтересован в восстановлении остоградских верфей, чему я смог наглядно убедиться сегодня, так они ещё остановили работы над строительством двух современных линейных кораблей в Старограде, которые вот-вот должны были быть спущены на воду, не говоря о тех, что были уничтожены здесь на стапелях три лета назад. Это возмутительно, я считаю! Валерий Велеславский, осмеливающийся именовать себя царём, продолжает унижать Лукоморье. Я не успокоюсь, пока все эти дорвавшиеся до власти лжецы не окажутся на вилах народного гнева.

— Вот именно для этого я вас и пригласил, Анатолий, — сказал Мирослав, когда они присели на тахту и раскурили кальян, — для того чтобы обсудить деяния Валерия и его сподвижников, которые, ослеплённые собственной властью и безнаказанностью, тянут страну в бездну мрака. Скажите, что вы думаете о происходящем в нашем царстве?

— Вы уже знаете, — ответил Шангин, эмоционально жестикулируя, — что я думаю об этих мерзавцах, которые сидят в правительстве, если читали мои статьи в газетах, но если вы хотите услышать всё лично из моих уст, то пожалуйста, слушайте. Засуха и неурожай прошлого лета привели к тому, что крестьяне не смогли получить достаточно зерна для собственного пропитания, не говоря уже о том, чтобы его продавать. Дефицит зерна можно было возместить из гигантских запасов, которые многие лета накапливались по приказу Дмитрия Александровича на случай голода или войны, но огромная часть зерна оказалась уже потраченной на оплату роскошных пиршеств и игр, прошедших после коронации Валерия. Корона не скупилась, чтобы впечатлить многочисленных заморских гостей, но никто не задумывался о будущем. И что теперь? Голод! Голод в стране, которая когда-то могла прокормить всю Гиперборею. В деревнях жалуются на нехватку пищи, скоро волна дойдёт до городов, когда местные амбары иссякнут. И что вы думаете предпринимает наш новоявленный государь? Отнимает последнее у крестьян и продаёт по грошовым ценам остатки запасов зерна соседним царствам, которые тоже пострадали от засухи, но предприняли меры для предотвращения голода. После этого я не знаю, как назвать этого человека. Он враг самому себе, если осознанно принимает такие решения либо чья-то безвольная марионетка.

— Я понимаю ваше негодование и целиком его разделяю. У меня личные счёты с Валерием, но о благополучии нашей страны я не забываю, как и не забывают о ней те люди, которых я сегодня пригласил вместе с вами, Анатолий. А вот, я полагаю, прибыл новый гость.

В комнату вновь походкой живой статуи вошел Антон Сергеевич и доложил:

— Прибыл князь Эраст Матвеевич Медников.

— Бывший министр финансов и председатель боярской думы?! — воскликнул с возмущением Анатолий, едва не вскочив с места. — Великие предки! Вы пригласили главного мошенника, который всё правление царя Дмитрия заботился только о собственном обогащении, но никак не о процветании страны. Признаться, я разочарован!

— У нас общие цели, — сказал Мирослав, встав с дивана и направившись к двери, — а о прошлых грехах можно забыть.

Анатолий в ответ лишь недовольно фыркнул, скрестил руки на груди и отвернулся в другую сторону, чтобы не видеть входящего.

В комнату вошел полноватый старик семидесяти лет, одетый в фиолетовый сюртук из дорогого сукна с вышитыми золотой нитью цветочными узорами. За прошедшие лета с момента трагичного ужина, на котором был смертельно проклят государь Дмитрий Александрович, министр финансов практически внешне не изменился, разве что стало на пару морщин больше на его широком открытом лбу, а в остальном это был всё тот же князь Медников со своими примечательными обвислыми щеками и молочно-белыми бакенбардами.

— Рад приветствовать вас в поместье Лютавор, ваше сиятельство! — с широкой улыбкой встретил гостя посол. — Меня зовут Мирослав Любомир. Вы прибыли сюда по моему приглашению.

— Надеюсь, вы не зря оторвали меня от важных дел? — произнёс князь хриплым голосом, смерив хозяина дома оценивающим взглядом. — Признаюсь, ваше письмо заинтриговало меня, и я ещё больше был удивлён, когда узнал, что написано оно было вами в Оздемирском султанате несколько месяцев назад. Я в ответном письме дал вам клятву, что сохраню всё в тайне. Чем могу быть вам полезен?

— Если вы читали моё письмо, то знаете, что я некоторым образом недолюбливаю царя Валерия, который отправил вас в отставку…

— Не говорите мне об этом выродке! — резко выпалил Медников, и глаза его загорелись огнём презрения. — Я ненавижу этого человека всеми фибрами души. В своё время Валерий валялся у меня в ногах, умоляя, чтобы я скрыл от государя многочисленные траты его расточительной жены, а теперь он практически разорил меня и вышвырнул из правительства, как какого-то помойного пса.

— Ага, конечно, — громом раздался язвительный голос Анатолия Шангина, — а золотой перстень с огромным изумрудом он оставил вам на память о прежнем богатстве.

Князь в недоумении уставился на журналиста и машинально спрятал за спиной большой перстень, красовавшийся на безымянном пальце его правой руки. Затем недоумение перешло в гнев и он, нахмурив густые седые брови, задал вопрос:

— А вы, собственно, кто такой?

— Анатолий Шангин, — самодовольно ответил журналист, прекрасно зная, что его имя произведёт неприятное впечатление на князя. Так и произошло.

Челюсть старика передёрнулась, а верхняя губа презрительно приподнялась.

— Проклятый писака, — прошипел он, — если бы Дмитрий Александрович не благоволил свободе мысли, то я бы вас всех отправил на каторгу, где от вас было бы больше пользы, чем от всей той грязи, что вы льёте в своих паршивых газетёнках.

— Уж благороднее на каторге гнить, — вновь вставил язвительно Анатолий, — чем запускать руки в государственную казну и считать её собственным кошельком. А ведь когда-то во времена старой империи чиновникам-казнокрадам мечом отрубали руки и раскалённым железом ставили клеймо на лбу. Славные были времена!

— И отрезали языки лгунам! — парировал Медников, закипая от гнева. — А ещё особенно болтливым личностям заливали глотку расплавленным свинцом. Этот способ до сих пор практикуют на Востоке…

— Как и отрубание конечностей ворам.

Эта перепалка продолжалась бы и дальше, если бы её не прервал Мирослав:

— Господа, я пригласил вас сюда не для того, чтобы вы выясняли отношения, а для того чтобы объединить вас, людей с разными взглядами и мировоззрениями, в одну группу, которая будет взаимодействовать, как одно целое. Поэтому оставьте прошлое за дверью, откройтесь настоящему и создавайте будущее.

Тон посла был таким повелительным и даже слегка угрожающим, что журналист и бывший министр финансов мгновенно прекратили свою словесную дуэль. Бурча себе что-то под нос, князь присел на свободную тахту и развалился на шелковых подушках.

— Может, уже приступим к обсуждению дальнейших действий? — предложил Ведамир, прервав своё молчание.

— Рано, капитан, пока рано, — ответил Мирослав, щёлкнув пальцами.

Как по зову, в очередной раз появился Антон Сергеевич и доложил с беспристрастным выражением лица:

— Прибыли Томислав Салманов и Яков Делилец.

В комнату вошли двое мужчин, в чём-то похожих друг на друга и в чём-то совершенно разных.

Первый, одетый в длинный чёрный плащ, был красивым, мужественным голубоглазым брюнетом тридцати лет. Короткие усы и борода на овальном лице придавали ему вид солидного купца, а небольшие морщины на лбу и шрам на подбородке говорили о нелёгком жизненном пути, который ему пришлось пройти. Физически он был крепок и этим выделялся на фоне второго гостя.

Второй, облачённый в светло-коричный клетчатый сюртук, был сорокалетним мужчиной худощавого телосложения с тёмно-русыми волосами и гладко выбритым лицом. Его внешность с впалыми щеками и широкой челюстью для кого-то была пугающей и отталкивающей, а для кого-то привлекательной, особенно это касалось его выразительных голубых глаз. Про таких как он говорят: «Чертовски красив».

У обоих на голове была вошедшая в моду у моряков причёска, скопированная у аборигенов Пацифиды, — удлинённая чёлка, гладко выбритые виски и связанный лентой хвост на затылке.

Первым был Яков Делилец, сын купца, владельца небольшой торговой компании, а вторым — Томислав Салманов, глава купеческого семейства Салмановых, владеющих множеством предприятий и заведений в Антейграде.

— С прибытием в поместье Лютавор! — вновь первым поприветствовал гостей Мирослав. — Вы здесь по моему приглашению.

Но позади вновь раздался язвительный комментарий Анатолия Шангина:

— Вот так люди! Глава преступного семейства Салмановых, занимающихся контрабандой из Беримирского царства, и сын казнённого купца Делилеца, пробывший три лета каторжником на острове Керук и перенявший обычаи у пацифийских эльфов-аборигенов. Да, интересная у нас компания вырисовывается: журналист, герой войны, казнокрад, преступник и дикарь. Для меня остаётесь загадкой только вы, Мирослав, сколько я не пытался заглянуть в ваше прошлое. Получив ваше письмо, я решил навести справки и выяснил только то, что на протяжении многих лет вы, словно призрак, то появляйтесь, то снова исчезаете, проводя большую часть времени за границей. Проясните, наконец, зачем вы нас собрали и заставили дать клятву?

Оба вошедших гостя устремили грозные взгляды на хамоватого журналиста и хотели одновременно высказать ему своё недовольство в ругательной манере, но тут вновь вмешался Мирослав.

— Господа, — сказал он, — не обижайтесь на замечание уважаемого Анатолия. Его проницательность и знание людей послужит нам благом в грядущих событиях. Он умеет заглядывать в души.

— Ему бы следовало заткнуть пасть, — произнёс Яков, гневно топнув ногой, — иначе я загляну в его душу, вырвав ему кадык.

— Я бы предпочёл скормить его рыбам, — сказал Томислав в полушутливой манере. — Никто не смеет касаться моей семьи, — добавил он, резко сменив тон на угрожающий.

Эта волна гнева вызвала лишь саркастическую ухмылку на лице Шангина.

— Браво! — похлопал он иронично в ладоши. — Вы производите именно те впечатления, какие я и ожидал. Полагаю, теперь мы все в сборе?

— Есть ещё один человек, которого мы ждём, — ответил Мирослав с волнением. — Присаживайтесь, господа.

Яков и Томислав разместились на ещё одной свободной тахте и закурили кальян.