Исключение из правил (гет)

Анфиса тем временем все напористее приводила доводы, по которым ей необходимы были эти тренировки.

— Да ладно тебе, Кир, — полунасмешливо вмешался напарник «спасителя», хлопнув того по плечу, — не видишь, девушка хочет заниматься. Такой красивой не пристало просить, да она и сама должна уметь постоять за себя.

— Миш, у нас правило…

— Да я помню, помню, — отмахнулся Миша, улыбаясь Анфисе. — Но у каждого правила есть свои исключения. Верно?

Анфиса согласно закивала, переводя взгляд с одного парня на другого.

— Я отвечать за эти исключения не собираюсь, — резко бросил напарник.

— Я сам буду отвечать, Кир, — усмехнулся Миша, постреливая глазами в Анфису. — Под мою личную ответственность. Вы согласны, девушка?

— Согласна, — легко согласилась Анфиса. — Мы обе согласны.

— Меня не берите, — тут же среагировала Кира, дергая за рукав подругу. — Я не любитель всех этих… кулакомаханий.

«Спаситель» глянул на нее, но ничего не ответил, неопределенно хмыкнув.

— Ну, если девушек берете, тогда и я тоже запишусь, — решил самоотверженный Леха, махнув рукой.

— По записи девушек — не ко мне, — отрезал «спаситель», в глазах которого, как показалось Кире, снова промелькнула непонятная скрытая неприязнь. — А вот вам, молодой человек, я бы посоветовал для начала бросить курить, а уж потом записываться на тренировки.

— Понял, не дурак, — развел руками Леха, уже успевший достать сигарету из пачки. Он демонстративно сжал кулак с сигаретой. — Так пойдет?

— Начало вроде неплохое, — одобрил его действия «спаситель», поправляя ремень сумки на плече, — возможно, и запишем. — С этими словами он вышел из аудитории, ни с кем не попрощавшись.

«Даже не взглянул на меня, — мучилась Кира позже, вспоминая их неожиданную встречу. — Ведь вспомнил, я уверена! Еще и издевался. Даже не попрощался…» — уныло заключила она, в очередной раз вздыхая над многочисленными портретами «спасителя».

Если бы мать заглянула в заветную папку, то непременно поразилась бы обилию новых ярких портретов молодого человека. Кира дополнила последнюю работу новыми деталями: мелкие морщинки в уголках глаз, легкая усмешка, чуть тронувшая губы. Такая простая и такая…

— … красивая, правда?

Это Анфиса. Все никак не успокоится, обсасывая детали уже с неделю.

— А глаза-то, глаза! Как небо в непогоду.

«Неправда! — так и хочется возразить лучшей подруге. — Не как небо — как дождь утром. Такие же темные, пасмурные. Хотя…»

— По-моему, когда он на тебя смотрел, то у него глаза потемнели.

Анфиса несколько смущенно улыбается и уже в который раз вздыхает, вспоминая.

— Потемнели — от желания, значит, — с видом знатока изрекает она, поудобнее устраиваясь в кресле. — Значит, он меня захотел, хоть и упирался: «Правила, отвечать не буду!». А телефон свой так и не дал, — погрустнев, добавляет она. — Михаил — тот дурачок наивный. Клюнул на меня сразу, уши развесил, рот раззявил, слюнки в три ручья текли.

— Фис, ты мне лучше скажи, долго ты еще будешь тянуть меня на свои тренировки? Ты ведь знаешь, мне это неинтересно.

— Сколько надо — столько и буду! Ты тоже знаешь, как мне нравится Кирилл. Только он какой-то… странноватый. Мной как девушкой не интересуется, на занятия не ходит. Хотя он всегда присутствует в клубе, я знаю.

— Откуда?

— Оттуда. Мишка хоть и корчит из себя крутяшку, да только главный у них — Кирилл. Его все слушаются, и говорит он очень спокойно, уверенно. Ах, ну какой красавец, а!

«Действительно, красавец, — соглашалась Кира, бездумно вычерчивая непонятные узоры. — Даром я, что ли, пачку бумаги на его портреты извожу?».

— А он тебе и вправду нравится, или это так, твоя очередная прихоть? — осторожно спросила она у подруги.

Анфиса задумалась.

— Он мне нравится, — наконец произнесла она. — Я готова на него часами смотреть. И я… хочу его. Очень хочу, Кир! У меня такого еще никогда не было.

— А ты… не думаешь, что, получив свое, просто перебесишься, а потом еще и жалеть будешь?

— Не знаю. Сейчас я знаю только одно: я хочу этого мужчину! Он сопротивляется — но это только вопрос времени. Я тебе обещаю, что очень, очень скоро Кирилл сломается, сдастся и будет моим!

Кира и не сомневалась в этом: Анфиса была из тех девушек, которые умели подчинить себе любого человека. Но все равно ей, лучшей, близкой подруге было тоскливо. Она верила в успех Анфисы и боялась узнать об этом. Понимала, что это неизбежно — и не могла, не хотела этого принять. Ее слабая надежда на то, что Кириллу не нравятся девушки вроде Филатовой, не давала скатиться в пропасть безнадеги. И Кира каждый день мысленно молила своего «спасителя» о том, чтобы он смог устоять перед чарами ее лучшей подруги.

* * *

— Кира? — мать вошла в комнату, предварительно постучав в дверь. Ответа не последовало, и она решила, что дочь уснула либо не слышит. Надо бы ее разбудить и поторопить — вечером их ждут в гости, а Сыроевы не любят ждать, их свекровь просто помешана на пунктуальности! Черт бы побрал всю их семейку — но мужу нужны эти «дружеские отношения», ведь Сыроев — один из влиятельнейших людей в их области, он и только он имеет доступы ко всем кабинетам чиновников. А Андрюша планирует расширяться, открывает новые точки за пределами города. Сейчас автомоечный бизнес становится весьма и весьма прибыльным. Дела мужа идут в гору…

Не так давно Инна разговаривала с мужем о будущем их единственной дочери.

— Иннуля, я пока еще молод, да и ты — тоже. Но Кира уже выросла, скоро ей захочется создать свою семью, и кто знает, какого зятя она нам приведет? Хорошо бы попался настоящий мужчина, который смог бы тащить семейный бизнес. Кира — девушка очень умная, мы это знаем, но у нее все же женский характер. Ей нужен мужчина. Сильное плечо, на которое можно будет опереться. А не то конкуренты в два счета задавят.

— Андрюша, я все понимаю, — со вздохом ответила Инна. — Ну вот дружат они с Лешей, очень давно дружат. Хороший мальчик, воспитанный, умненький, симпатичный — чем не пара? А я спросила как-то у нее про их дружбу, так знаешь, что она ответила? Что они с детства — как брат и сестра, и иначе он не воспринимается.

— Иннуль, а как тебе Сыроев-младший? Давай познакомим их? Кстати, скоро у отца день рождения, он приглашает всю семью. Заодно и Киру пора в свет выводить, а то она, кроме своего универа и английских писателей, ничего не видит.

— Сыроевы? — Инна задумалась, озадаченно хмуря лоб. — Мне не нравится их обстановка в семье. Он ведь недавно завел себе новую пассию — ну что ты на меня так смотришь, Андрюша! — об этом говорят во всех салонах, кстати! И какой пример он подает своему сыну?

— Ну-у… Милая моя, если с этой точки зрения рассматривать кандидатуры для нашей Кирочки, то, думаю, она у нас в старых девах останется.

— Дорогой мой муженек, ну уж лучше пусть в девах, чем абы кого?

Андрей Николаевич тяжело вздохнул.

— Инна Аркадьевна, я ведь не вечен…

Он был намного старше жены: разница в возрасте составляла более десяти лет. И в последнее время стал все чаще жаловаться на внезапные приступы боли с левой стороны груди.

Поэтому сегодня Инна вошла в комнату к дочери с твердым намерением вытащить девочку на «светский раут».

Дочери в комнате не оказалось, и Инна уже хотела выйти, как вдруг увидела на кресле у окна забытую папку для рисования. Вообще-то в их семье отношения строились на доверии, и у каждого было свое личное пространство, нарушать которое не дозволялось никому.

Но в последнее время Кира часто бывала задумчивой — тише, чем обычно, все чаще уединялась в своей комнате, все больше читала, читала… Про рисование — свое хобби, которым увлекалась с детства с завидным фанатизмом — забыла. По крайней мере, мать уже давно не видела новых рисунков.

А сейчас та самая папка лежала на виду, ничем не прикрытая, и было заметно, что в ней все же появляются новые работы.

«Я ничего такого не сделаю, — попыталась уверить себя Инна, — просто посмотрю, что нового у нее есть. К тому же дочь в последнее время стала какой-то скрытной. Я ведь мать все-таки, мне нужно быть в курсе, что происходит в жизни ребенка. На всякий случай… Я только посмотрю!».

Успокоив таким образом свою совесть, Инна воровато оглянулась на дверь, осторожно подошла к креслу и приподняла уголок папки. Внутри оказалось довольно много разных зарисовок, но всех их объединяло одно: на Инну с бумаги смотрел один и тот же человек.

Листов десять законченных портретов карандашом: в кепке, без кепки, с массивной золотой цепью, с расстегнутым воротом, в средневековой шляпе с пером и блестящей пряжкой на застегнутом плаще… Вьющиеся волосы темной волной падают на лоб, черные брови изогнуты «в меру», и взгляд — хмурый, серьезный, проникающий в самое сердце…

На вид мужчине можно было дать около двадцати пяти лет. И только чуть заметная маленькая складочка между бровей да сеть мелких шрамов на подбородке говорили о том, что этому молодому человеку уже пришлось пережить в жизни нечто тяжелое.

Изображения были настолько яркими, детальными, что ей показалось, будто она рассматривает фотографии.

Ни слова не говоря, Инна молча сложила работы назад в папку и вышла из комнаты.

* * *

Перебирая в уме всех знакомых дочери, Инна в конце концов пришла к выводу, что загадочный красавец с рисунков встретился Кире на той вечеринке, куда дочь уходила после закрытия сессии. Почему именно там?

— Да потому, что он не похож на студента — у него слишком взрослое лицо для этого. Слишком серьезное. Можно даже сказать, жесткое. Кира любит рисовать — в особенности, лица, но я что-то не припомню, чтобы она уделяла столько внимания одному человеку. В ее портфолио можно встретить кучу разных лиц — друзей, знакомых, просто встречных прохожих… Но все они изображены один, максимум два раза!

Она посмотрела на мужа.

После своего «открытия» ей понадобилось около двух дней, чтобы переварить добытую информацию, а затем рассказать все мужу.

— И что? — он вздохнул, отложив в сторону книгу, которую до этого держал в руках, и с удовольствием вгляделся в красивое лицо жены. — Ну учится какой-нибудь мальчик в ее универе. На каком-нибудь заочном отделении, появляется раз в полгода на сессии. У него фактурная внешность, а наша Кира это заметила.

— Андрюша, да ты не видел этот… портрет! Это далеко не студент! И даже не преподаватель. Это не просто человек с улицы, это… — она запнулась, вспоминая. — Это такое живое, настоящее лицо! Кира еще никогда и никого так не рисовала. И уж тем более в таких количествах.

— Ну ладно, ладно, уговорила, дорогая, — муж примирительно поднял руки, шурша теплым халатом. — Дочь влюбилась. И что дальше?

— Не знаю, Андрюша. Раньше она мне все-все рассказывала, а теперь? Теперь из нее ни слова не вытянешь. И такой дочь стала после той их студенческой вечеринки.

— Ну что ты так переживаешь, Ин? Вспомни себя в ее возрасте, а?

— В ее возрасте я уже за тебя замуж выскочила, — улыбнувшись, вспомнила Инна. — И маленькую Киру на руках качала.

— Ну вот, видишь. Так что радуйся — дочка не пошла по твоим стопам. Хотя зачать ребенка — дело недолгое, — пошутил он, снимая халат и вытягиваясь под одеялом на шелковой простыне, с наслаждением ощущая мягкую ткань.

— Андрюша, я очень переживаю за нее. Она… слишком идеалистка. Да, она не похожа на меня, да и на тебя — тоже. Но я боюсь, как бы она себе не нафантазировала ничего такого… Витая в облаках, очень легко не заметить происходящее на земле. А потом так больно будет падать оттуда.

— Иннуль, я думаю, Кира — взрослая девочка, с трезвым взглядом и включенными мозгами — когда надо. Давай все же доверять ей. Пусть рисует, если ей это необходимо. Пусть мечтает, если так уж хочется. Все же лучше, чем по клубам шататься.

— А как же Сыроев-младший?

— По-моему, он ей не понравился. По крайней мере, мне так показалось.

— Ну разумеется, не понравился! Она себе незнакомого принца все рисует.

Муж усмехнулся и притянул к себе обеспокоенную жену.

— А что, и вправду так хорош «незнакомый принц»?

— Хорош. Молодые все хороши. Вот только что у них на уме?

* * *

Сегодня ей приснился странный сон: вроде идет она по улице, а навстречу ей — тот самый незнакомец. Жестокий взгляд, которым он одарил Киру, похолодил сердце, а она все равно, несмотря ни на что, тянется к нему. Чувствует его властные губы на своих, его горячий шепот, его сбивчивое дыхание… И вдруг его отбрасывает назад, он ударяется затылком о тротуар, из раны течет кровь… Над ним склоняется… Леха и кровожадно скалит зубы…

Она проснулась от собственного крика. Сердце колотилось, как ненормальное.

Лешка, ее друг, ее близкая душа, человек, которого она знала с детства — и в таком «амплуа»?

— Это сон… это сон… — облегченно выдохнула она, снова закрывая глаза. — Надо бы поменьше думать о… И вообще выбросить его из своих мыслей. Фу! Совсем с головой все плохо.

Она встала, потянулась у зеркала и решительным жестом вытянула из папки стопку рисунков. Перебрала их снова, уже в который раз, и…

И в дверь постучали.

— Дочь?

Мама. Некстати — впрочем, как всегда в последнее время. Кира аккуратно сложила рисунки обратно, вдохнула воздуха и:

— Да, ма?

Дверь приоткрылась, в нее просунулась голова Инны:

— Можно?

— Конечно, почему ты спрашиваешь? — улыбнулась Кира.

— Ну, вдруг ты слишком занята и не хочешь никого видеть.

— Я всегда рада тебя видеть, ма, — снова улыбнулась Кира, откладывая в сторону папку как можно небрежнее. — Ты просто так или что-то хотела?

— Нет. То есть да. У тебя найдется несколько минут для разговора по душам?

— Да хоть целый час.

— Отлично, — сказала мать, входя в комнату и присаживаясь на кровать напротив дочери. — Я по поводу недавней вечеринки.

Кира удивленно подняла брови.

— Хочу тебя пожурить, дочь. Ты почему была так неприветлива с сыном отцовского друга?

— С Никитой?

— Ну да. Сыроевы — вообще хорошая семья, и…

— Мам, эта семья, может быть, и хорошая, только их сынок придурочный какой-то. Ему сколько лет? Двадцать шесть? Он даже старше меня. А ведет себя, как пятнадцатилетка. Шуточки у него плоские. Он, наверное, думал, что я глупая наивная девчонка, да? Как все его окружение из этих силиконовых барби-кукол?

— Кир, ну что ты, в самом деле?

— Потому что «Кира — это же сокращенно от Кирилл, а полное имя у тебя какое? Гы-гы-гы!» — ну совершенно не смешно!

Инна хмыкнула и покачала головой.

— Ты слишком придираешься, дорогая моя. Ну о чем он мог с тобой говорить, если он тебя впервые видит?

— Ну уж не о том, что я скучная.

— Он сказал это тебе?

— Нет, он сказал это обо мне. Кому-то там, в трубку. Думал, что я не слышу, а я почти за его спиной стояла.

— Кира, ты действительно слишком придираешься.

— Может, это вы слишком придираетесь? Я не могу физически общаться с людьми, которые не знают, кто такой Белый Клык! — вспылила Кира. — Представляешь, он думает, что Белый Клык — это что-то про первобытных людей! О чем можно дальше с ним говорить?!

— Зря ты так, Никита Сыроев — очень образован…

— Кто тебе сказал эту глупость?

— Ну… его родители. Наверное, он не знал, как начать с тобой разговор.

— Ты общалась с его родителями, один из которых — стареющий папашка, а вторая — моделька с размером бюста «мегаплюс»? Которая знает, как спросить дорогу к отелю на пяти языках? Причем эта мамочка — ненамного старше «сыночка».

«Она ведь права, — подумала Инна. — Она озвучивает мои мысли. Да ведь у меня такое же отношение к этой семье…».

— Дочь, я понимаю, что ты чувствуешь, когда общаешься с ему подобными. Но ты слишком избирательна. Мы с отцом переживаем за тебя, в твоем возрасте девочки гуляют в клубах, налаживают личную жизнь, а…

— А мне неинтересны клубы, ма, — пожала плечами Кира. — Ну неинтересны, и все. Там люди — они такие… примитивные.

— Все ли? — Инна бросила быстрый взгляд на папку. Кира перехватила его, смутилась.

— Нет. Да. Не знаю.

— А что там с твоим проектом? Продвигается?

— Нет, — Кира виновато посмотрела на мать. — Не получается. Вдохновения нет.

— Почему же? Может быть, хватит уже взаперти сидеть? Вышла бы, проветрилась… С Анфисой, Лешей…

«Спасибо, я уже один раз развеялась», — хотела сказать Кира, но промолчала. Инна расценила это молчание как согласие и воодушевилась:

— Ты же никуда не ходишь, дочь. Тебе не скучно с книжкой весь день сидеть?

— Не скучно, ма, я же не только… — Кира запнулась, спохватившись, но тут же рассмеялась: — Ну ладно, ты меня поймала. Я рисую, да.

Инна понимающе улыбнулась.

— Можно посмотреть? — осторожно спросила она.

Кира вместо ответа протянула ей папку.