Маскарад (джен)

Жоан медленно зашла в своим апартаменты, закрыв дверь, дойдя до чёрного кресла и сев в него. Голова её болела, словно девушка не спала несколько дней, было чувство усталости, истощённости. Жоан закрыла глаза и несколько минут неподвижно сидела, словно стараясь отдышаться, но дыхание её было ровно. Она бросила оружие в сундук, её руки всё ещё были липкие от крови. Она подошла к кухонной раковине и умылась. В квартире было тихо, наверное, она перед выходом забыла включить радио. Она не любила возвращаться в эту пустую, одинокую квартиру. С голой стены на неё чёрно-серыми красками смотрели четверо жутких портретов, она всё надеялась их перевесить, но неестественное, неприятное чувство охватывало её, она боялась дотронуться до чужих картин. Они в своём безумии смотрели на неё, она закрыла лицо руками, потом встала и поднялась по лестнице в спальню.

На кровати лежал Беккет, запрокинув руки за голову, на его лице была всё та же хитрая улыбка Чеширского кота. Жоан слабо улыбнулась.

— Я думала, ты исчез после того, как предупредил меня не открывать саркофаг.

— Безусловно, Геенна не наступила, — промурлыкал гангрел, смотря на неё сквозь свои янтарно-жёлтые очки.

— Ты снова спросил у носферату, каким путём идти? — девушка хотела взять полотенце и вытереть волосы, но потом поняла, что для этого ей стоит пойти в душ.

— Всё так же обладаешь моим любимым чувством юмора, — ухмыльнулся Беккет, — как вижу, твоё посещение Башни Вентру не было столь скрытно, как в логове Инквизиции.

— Я предпочитаю разнообразие. Не оставаться же всю жизнь одним и тем же?

— Ну да, ну да, иначе это рисует рамки и заковывает в цепи, — гангрел засмеялся.

— Почему ты здесь?

— Тебе не нравится моя компания?

— Нравится, Беккет, но дай мне вымыться, я не ждала гостей в это время.

— Тебя никто не останавливает, милая Жоан, — вампир одним движением руки указал на дверь ванной, — а я пока полежу здесь и поразмышляю об Анкарском саркофаге.

— Ты сам боялся и просил меня не открывать его, — голос девушки бы неспокоен.

— Мало ли, что я просил? — Беккет улыбнулся. — Ну иди, следуй своим человеческим привычкам в соседней комнате.

Жоан подошла к нему, он жестом поманил её лечь около себя.

— Беккет, зачем ты пришёл?

— Мне довелось услышать, что в надёжные руки Штрауса был отдан Анкарский саркофаг, как ты знаешь, ведь ты присутствовала при его торжественном сокрытии. Но, насколько верными являются мои источники, мне стало известно, что сия древняя реликвия попала на склад тремеров не полностью, — правый край губ гангреля замер в той самой улыбке.

— Беккет, всё кончено, я доставила саркофаг на место, как он был у ЛаКруа. Что там внутри, я знать не желаю.

— Даже, если Джек стащил оттуда мумию и наполнил его взрывчаткой? — улыбка Белого Волка стала ещё шире.

— Не говори глупостей. Саркофаг в надёжном месте, и к нему никто не прикоснётся в это и следующее тысячелетие. Делай, что хочешь, — Жоан повернулась и направилась в ванную.

— Погоди, я не имею в виду эту цельность, — Жоан чувствовала его взгляд и знала, что он ухмыляется, — мне верно довелось заметить, что древний артефакт, бережно отбитый тобой у квей-джин, не был отдан в надёжные руки Штрауса, а до сих пор покоится в твоём кармане, — Беккет блеснул клыками.

— Я теперь Правая рука регента, он доверил его мне, нежели ключ будет пылиться в ином месте и снова будет украден.

— Я восхищён твоей убеждённостью, но имею возможность знать, что Штраусу не было доложено о нахождении ключа в твоём наличии.

Девушка вздрогнула.

— Почему ты не сказала ему, что ключ у тебя? — он встал с кровати, смотря на тореадор и наклонив голову.

— Пусть никто не знает, что ключ у меня, так никто не постарается его украсть.

— Это contradictio in adiecto, — засмеялся вампир.

— Что ты хочешь, Беккет? — Жоан обернулась к нему, её голос дрожал.

— Я уже говорил тебе, что хочу, и ты покорно это выполняла, — гангрел улыбнулся.

Жоан упала на колени, сдерживая слёзы. Она схватилась за голову. Беккет подошёл к ней и протянул ей руку. Она поднялась, он обнял её.

— Я хочу открыть саркофаг, — спокойно, тихо сказала она. Жоан чувствовала, что Беккет улыбнулся.

— Превосходно, я покажу тебе самый короткий путь на склад тремеров.

— Разве он не в глубине капеллы и не запечатан магическими заклинаниями?

— Я археолог, — усмехнулся гангрел, — моя задача добираться до самых тайных и скрытых мест.

Склад был огромен. Жоан держала старый фонарь, бросающий тусклый свет на ближайшие пыльные полки, забытые книги, древние статуи, сотни сундуков со старинными надписями. Тихое эхо её шагов улетало вдаль и угасало, не достав краёв мрачной залы. Беккет остановился у саркофага, усмехнувшись, как всегда, указывая на анкарские узоры. Жоан поставила фонарь, в слабом свете разглядывая каменный массив, проведя по нему руками, чувствуя рыхлость тайных рисунков. Артефакт излучал приятную прохладу, нечто неистовое, могучее, благоговейное хранилось в нём. Сбоку, вбитое в старинные иероглифы, виднелось тёмное отверстие. Девушка медленно достала ключ и посмотрела на Беккета.

— Я привёл тебя к искомому, — его лицо замерло в той же улыбке.

Жоан взглянула на саркофаг, сердце её билось, по пальцам пробежала слабая дрожь. Она закрыла глаза и вновь открыла их. Каменный массив исчез и снова открылся перед ней. Она достала ключ, сердце её отбивало бешенный ритм, с рук капал пот, и словно некто сжал её горло. Она слабым движением положила ключ в скважину, в глазах начало темнеть, она улыбнулась, сдерживая быстрое дыхание. Твёрдым, скорым движением она нажала на артефакт, повернув его в отверстии. Раздался щелчок, она чувствовала, что задыхается, отодвинув крышку. Из глаз её потекли слёзы. Саркофаг был пуст.

— Беккет… Беккет, — тихо прошептала она, её голос дрожал, — Беккет, скажи мне, где мы находимся.

— На старом складе археологического музея Лос-Анжелеса.

Жоан обернулась. Действительно, с серых стен висела паутина, взломанная дверь скрипела немного поодаль.

— А что с часовней тремеров? А ведь действительно, никогда не было никаких тремеров, — она вдруг улыбнулась, её слёзы капали в чёрную пустоту каменного саркофага.

— Ты ожидала иной исход?

— Это и есть Геенна, — прошептала девушка. Оно уничтожило всё, не оставив ни вампиров, ни кланов, ни Камарильи. Одна чёрная всепоглощающая пустота.

— Думала, в саркофаге будет взрывчатка? — его голос был серьёзен.

— Я не знаю, — слёзы лились по её щекам, — здесь никогда ничего не было, верно?

— Верно, новорождённая.

— Так выходит, всё… Камарилья, она жива.

— Разумеется, жива. Мир вампиров намного прекрасней, чем ваш, обыденный, людской, поэтому я и предпочитаю быть волком.

— Я тореадор, Беккет, я часть вашего мира.

— Поистине. Прекрасная жизнь ночного бродяги, хотя я одобряю, — он блеснул клыками.

Жоан молчала.

— Саркофаг пуст, — гангрел провёл рукой по каменной крышке, — но, согласись, было неисчерпаемое удовольствие раскрывать его тайны, подслушивать интриги, быть той ключевой пешкой, что доберётся до конца и распутает затянувшийся клубок.

— Джек украл мумию.

— Не было никакого Джека.

— Тремер подменили саркофаг.

— И их тоже не было.

— Носферату…

— Да ну.

Жоан повернулась, руки её словно ослабли. Проведя спиной по холодному камню, она села наземь, устремив взгляд наверх, к тусклой электрической лампе у потолка. Беккет сел рядом с ней.

— Я раскрыл эту легенду и могу поделиться ей с тобой, — его голос был спокоен. Жоан молчала.

— Однажды жила девушка, и ей было страшно. Мир Лос-Анджелеса жесток и уродлив, а девушка хотела сказки и лучшей жизни, она любила искусство и мечтала стать актрисой, настоящей, чтобы сниматься в Голливуде. Но ничтожная зарплата и гнилая квартира в Санта-Монике сделали своё дело, и однажды девушка проснулась и поняла, что обратилась в вампира. Из тех самых фильмов, с клыками и пьющие кровь. Знакомые её тут же записали в местную психиатрию, что она именовала клубом, но, научившись прятать истинную сущность, девушка скоро дала понять, что выздоровела. Она днём спокойно ходила на работу, видела знакомых — друзей у неё не было — но с заходом солнца тайно от всех превращалась в ночного зверя. Поэтому ей было очень важно, чтобы к восходу солнца она всегда возвращалась домой, ведь её вампир мог сгореть, и осталась бы унылая человеческая сущность. Маскарад был прекрасен, ведь вампиры чтили свою скрытность. Запрещено было использовать дисциплины в людных местах, так никто бы их не увидел и не догадался, что способностей вовсе не было. Под прикрытием ночи каждая из миссий была в старых зданиях или заброшенных складах. В этих дальних местах запросто можно представить, что заброшенный дом на окраине впитал в себя кровавые заросли цимисхи и был населён жуткими тварями. Или отряд врагов, который можно было расстрелять из автомата или, скажем, из пальца. Пить кровь? Понятие растяжимое, но за кровь можно принять всё, что угодно, а поцеловать человека в шею в клубе не так уж и жутко для местного населения. Но в её голове было тысяча образов, и она становилась каждым из них. Были и сильные бруха, и страшные носферату, и загадочные тремеры, и злобный Шабаш, та тёмная жуткая часть её души, что стремилась к разрушению. Ещё были вентру, что же было делать без вентру, ведь именно они давали ей указания как поступить и куда идти дальше. Не обошлось и без малкавианов, ведь когда тобой правит безумие, у тебя всегда найдётся место в твоём разуме для клана родных умалишённых. Это была дружная семья. Девушка — в этой жизни настоящий тореадор — значила что-то в мире, своим умом, силой и харизмой завоёвывала уважение в обществе, любовь поклонников, наводила страх на врагов. Но её маленький мир стал меняться. Уже не было понятно, кому верить, кто плетёт интриги, кто зло и кто её друг? Меркурио действительно был человеком и иногда продавал ей то, что помогало лучше представить вампиров, и был я, Белый Волк — им она доверяла, но остальные? Снова интриги из внешнего мира, пробивающиеся в её прекрасную сказку, снова касты, бароны, князья, предводители, каждый знал своё место и каждый не просто хотел, он обязан был подчиняться. Эта сказка, подобно реальному миру, заковывала в цепи. Только она не хотела отпускать в реальный мир затерявшуюся гостью. И здесь на помощь пришёл миф о саркофаге. Древней реликвии, что обрушит на мир Геенну и уничтожит вампиров. Девушка хотела выбраться из когтистых лап разума, но она боялась правды, она боялась уничтожения любимого и родного вымышленного мира. Гордые вентру и тремеры твердили ей, что лучше отдаться забвению. Мир вампиров был страшен, но она знала его, знала его правила и цели, а вот мир людей, жуткий, непредсказуемый, был для неё за мрачным занавесом, что она не решалась отодвинуть. Но вот, мы здесь.

Беккет повернулся к ней, её взгляд был устремлён в одну точку, из глаз текли слёзы.

— Значит я буду жить в новом человеческом мире. Я открыла саркофаг, я отодвинула занавес, я вернусь к своей прежней жизни.

— Ты уверена? — гангрел усмехнулся. — Ты будешь в этом холодном мире, от которого старалась бежать? Ты едва не погибла в нём, только будучи вампиром ты ощущала себя живой, настоящим полноценным человеком. Этот мир сожрёт тебя, он ещё более циничен и беспощаден, чем когти цимисхи, ложь ЛаКруа или страх перед Допотопными. Куда бы мы не шли, лишь кровь Каина вершит нашу судьбу.

Жоан медленно взглянула на него. Она слабо улыбнулась.

— Не было никогда никакого Каина, никто не вершит нашу судьбу, — глаза её блеснули. Беккет молча смотрел на неё. Её сердце билось, она смеялась и плакала.

— Не было Каина, не было оков и цепей, которые надо разорвать. Все оковы существовали лишь в моём воображении, в моей голове, оковы вашего мира и моего мира. Люди выдумывают мифы, потом верят в них, потом боятся их. Мой страх и был тем самым мифом. — Жоан встала. Она зажмурилась, потом открыла глаза. Её улыбка была свободной.

— Вот теперь ты знаешь, зачем я пришёл, — гангрел улыбнулся в ответ, подошёл к ней и поцеловал в губы, затем обратился в Белого Волка и исчез в тени тремерской часовни. Жоан медленно подошла к двери археологического музея Лос-Анджелеса, открыла её и ступила в лучи мягкого золотистого утреннего солнца.