Маскарад (джен)

Жоан, присев около массивного сундука в своём апартаменте «Скайлайн» номер 4, рассматривала огнестрельное оружие, собирая коробки с пулями в карманы. Вырезать Шабаш и убить их лидера — ещё месяц назад одно их имя вызывало у неё ужас. Она вспомнила свою первую схватку на заброшенном складе и безумные банды, от коих она пряталась в первые часы после своего перерождения. Они с Джеком искали укрытие, а после Родригес спас её от троих. Жуткие твари, демоны ночи, она никогда не забудет, как ползла от чудовищ из гниющей плоти по канализационным трубам Лос-Анжелеса, вытирая слёзы страха и бессилия, молясь, чтобы в тени чёрных каменных сводов её не нашли, не учуяли. Она боялась вступить с ними в бой, боялась потерять оставшиеся патроны, боялась идти дальше, и дикий, животный ужас охватывал её, когда во мраке она вдруг слышала хриплые вздохи, сопение, чавканье, скрежет когтей, возможно, лишь в нескольких метрах от неё. Она проклинала свою опрометчивость и молилась, чтобы её не заметили. Ведь ещё мгновенье, и гнойные, кровавые глаза обернулись бы к ней, лапы двинулись бы вперёд, и ей оставалось лишь бежать. Она боялась выстрелить, ибо кто мог предвидеть, что ещё копошилось и хрипело во мгле каменных труб, за поворотом и, переваливаясь, оскалившись, хлюпая и рыча, медленно пошло бы на испуганные выстрелы дрожащего пистолета. Она желала лишь исчезнуть, очутиться далеко, нет, не в своём апартаменте, далеко, свернуться калачиком, закрыть глаза и больше не чувствовать этого ужаса. Но никто не пришёл на помощь, а позади были жуткие твари. Она ползла дальше, во мрак, в неизвестность, она шла, она шла… И вот, она здесь, прочищает автомат, чтобы в упор расстрелять их предводителя. Второй раз.

Жоан, слабо улыбнувшись, поднялась, держа в руке ремень со снайперским ружьём.

— А я думал, в твоих апартаментах всё ещё живёт Хезер? Кому не нужен ручной гул? — послышалось шуршание длинного пальто, за ним последовала привычная лёгкая улыбка правым краем губ.

Жоан вздрогнула, быстро обернувшись, держа винтовку в руке, но не целясь на собеседника.

— Мне стало жаль её, Беккет, и я отпустила её.

— Поистине, — гангрел усмехнулся, — а потом развесила по стенам пять плакатов тебе и мне знакомых дочерей Каина, — Беккет поправил очки, отойдя от колонны, к которой прислонился.

— Гэри мне их подарил, — Жоан посмотрела на вампира и усмехнулась в ответ, оправдываться она не хотела.

— Гэри подарил их тебе и…? — улыбка гангреля стала ещё шире.

— Как ты пробрался сюда, Беккет?

— Ну, учитывая, что к тебе как минимум пять раз пробирались разные носферату, то для опытного гангреля один раз просечь путь в твои апартаменты не должно составить невыполнимого труда, — и вампир снова усмехнулся.

— Замечательно, давайте устроим конкурс, кто больше всех проберётся в мою квартиру. Ставлю на малкавианов, они не будут заморачиваться вентиляционной шахтой и просто подорвут дверь, — Жоан засмеялась, потом положила автомат и предложила гангрелю свободное кресло. Беккет улыбнулся, но остался стоять около белой колонны.

— Перестрелять весь Шабаш — это нелёгкое дело, не так ли? Порой мне кажется, что я пропускаю всё веселье. Эта артистичная красно-бордовая эстетика цимисхи по вопросам внутреннего интерьера наверняка достопримечательное зрелище, — Беккет снова улыбнулся и с той замерзшей полуулыбкой стал смотреть на Жоан.

— Ты хочешь пойти со мной? — края губ Жоан тоже немного поднялись. — В прошлый раз, я помню, ты отказался от моего предложения разбить своим визитом тайность тайной организации.

— Насколько мне известно, тебе там было весело именно благодаря моему отсутствию. Знаешь, я гангрел, и порой предпочитаю грубую волчью силу, — Беккет цокнул языком и блеснул клыками.

Жоан хотела улыбнуться, боялась смутиться, но лицо её осталось спокойным. Она закинула за плечи длинные локоны рыжих волос и, не зная, куда деть руки, скрестила их на груди.

— И что же тебе известно?

— То, что один тореадор прошлой ночью пробрался в потёмках в ту самую тайность тайной организации в тайном монастыре на тайном пляже. К удивлению моему, всё произошло как нельзя тише, никто ничего не видел и охотники не бегали с факелами и криками «изыди, нечисть», хотя так активно припаслись чесноком. Ты даже не дала им возможность испробовать свои пистолеты с освещённой водой, а люди старались, — Беккет наигранно покачал головой, — мне всегда представлялось, что ваша раса движется не только плавно и заманчиво, но и быстро, и убежать от серебряных пуль для тебя не составило бы проблем, попутно дав бы им откушать своих, адских, вампирских, — гангрел засмеялся.

— Я думала, что не стоит поднимать шум, — задумчиво и спокойно ответила Жоан, — мне было легче попросить носферату обучить меня хоть немного двигаться бесшумно, чем обрушить на себя весь гнев карателей грешников, — тореадор улыбнулась, — в итоге пуля или свёрнутая шея — одно и то же, хотя часто я просто высасывала их до смерти, мне даже не пришлось носить с собой консервы. Если тебя успокоит, — Жоан заложила руки за голову, опустилась в кресло и перекинула ногу на ногу, — я убила Баха из снайперской винтовки.

Беккет захохотал.

— Хотел бы я это видеть. Моему взору открывается представление о полном разочаровании великого Инквизитора, когда ему не помог ни огнемёт, ни всякое изучение нашей демонической натуры и даже не годовалые тренировки. Я поистине восхищён твоей находчивостью спрятаться в неприметном углу и человеческим оружием всадить ему пулю прямиком в лоб. Великолепно, ты заслуживаешь моего уважения, Жоан.

— Тореадор до сих пор не понимала причины визита Беккета, но не признавалась себе в этом, а, может, в глубине сердца чувствуя, что ей нравилось общество дикого таинственного и ироничного гангреля. Нравился его юмор, его взгляды на жизнь и на всю Камарилью, как на нечто мимолётное и ненастоящее. Он не боялся своей сущности, он питал неутолимую жажду к загадкам своего существования, он не зависел от правил, предписаний, денег, кланов, банд, даже Геенны. В его улыбке виделись ей дикий пылающий зверь и холодное безразличие к окружающему миру. Он излучал свободу.

— Теперь я иду уничтожать Шабаш. Порой мне кажется, что Геенна уже началась, — Жоан замолчала. — Мы уничтожили общество Леопольда, опозорили клан Джованни, теперь Шабаш, и я верю, я чую, что смогу убить их всех. А в это время анархисты и Камарилья душат друг друга, а квей-джин наблюдают за ними с кинжалом из тени.

— Жоан, Геенны не существует, — лицо Беккета сделалось серьёзным. Люди выдумывают мифы, потом верят в них, потом боятся их. Всё, что ты видишь, что случается, гремит и пылает вокруг — это плод страха детей Каина. Они верят в собственные сказки, которыми запугивают смертных. Я стал археологом, чтобы докопаться до сути древних мифов. Найти их исток, отодвинуть занавес страха, и что за ним окажется? — Беккет усмехнулся. — Геенна наступит, когда ты поверишь в неё, а пока нам стоит жить той нежизнью, что даровали нам вместо смерти.

Беккет прошёл несколько шагов и остановился за креслом Жоан. Он медленно наклонился к ней, вдыхая аромат её волос, держась руками за спинку кресла.

— Знаешь, почему я здесь? — голос его был мягкий, тихий, завораживающий. Её сердце забилось сильней. — Потому что ты самый прекрасный вампир за всю мою нежизнь.

Жоан обернулась к нему, смотря в его огненные глаза. Она медленно провела рукой по его щеке, на её губах играла лёгкая улыбка. Она закрыла глаза, прикоснувшись к нему лбом, перебирая пряди его чёрных волос. Гангрел поднял её с кресла, хищно улыбнувшись, обхватив её за талию. Она прикоснулась к его губам, чувствуя его тёплое дыхание. Разве вампиры могут ощущать тепло? — пронеслось в её голове, она улыбнулась своим мыслям. Гангрел дышал неровно, но лёгкая усмешка ещё была на краю его губ, он в упор смотрел на Жоан, тореадор закрыла глаза, но, почуяв своё бешенное сердцебиение, вновь открыла их. Она улыбнулась и спрыгнула с кресла. Беккет постепенно снял очки, положив их на стол, девушка провела рукой по шерсти на его когтистых пальцах.

— Не думала, что Белый Волк некогда сам придёт сюда.

— А что ты ожидала, что будешь искать моё логово? — Беккет ухмыльнулся и поцеловал её, оставив две капли крови на нижней губе. Она вздрогнула, схватив воздуха, чувствуя стекающую холодную жидкость по своему подбородку. Она ладонью сняла капли, глаза её горели, она коснулась пальцем уголка его губ, приблизившись к его лицу, медленно слизывая кровь. Она смотрела в его огненные, дикие, пылающие глаза, они излучали жар, они приковывали её, хищные, прекрасные. Беккет наслаждено, тихо зарычал, сбросив пальто, схватив девушку, прижав её к колонне. Жоан закатила глаза, Беккет впился в её шею, кровь текла по её лицу, капала на грудь, Жоан провела рукой по его шее, затылку, сжимая чёрные пряди волос. Она чувствовала жар, поднимающийся к её губам, огненная грива её рыжих волос падала на плечи, спускалась до талии. Он поднял голову, она поцеловала его, расстёгивая блузку, ощущая, как кровь тоненькими струйками сползает по её телу, багровыми пятнами растекаясь на одежде. Он отпустил её, наклонив голову, его глаза сверкнули.

— Беги, — прошептал он.

Жоан попятилась от колонны, чувствуя ледяной холод под алой кровью, она смотрела на него и медленно, бесшумно ступала назад, пригнув тело, держа перед собой руки. Беккет зарычал и одним рывком подскочил к ней, прижав к полу. Он провёл когтями по её волосам, затем вновь поцеловал её, она взвыла, улыбнулась, оторвавшись от поцелуя, блеснув клыками, он поднял голову, слизав с её щеки липкую кровь. Он снял рубашку и наклонился над ней, она чувствовала вес его туловища, сладкое, дрожащее чувство стало подниматься из глубин её тела. Он поцеловал её в грудь, она тяжело всхлипнула. Он быстрым движением разорвал её брюки, она вскочила, тяжело дыша, он усмехнулся, дав бросить себя на спину. Он закрыл глаза, чувствуя её запах, её прерывистое дыхание; это тёплое, манящее, бушующее чувство, её зрачки расширились, руки тряслись, он провёл рукой по её обнажённому телу, она впилась зубами в его шею, он взревел, и вдруг одним махом прижал её к полу, волосы его были всклочены, клыки оскалены, глаза вспыхнули, она закричала.

Они лежали на полу, она тяжело хватала воздух и смотрела на него, он повернулся к ней, спокойно и глубоко дыша, она положила голову ему на грудь, он провёл когтистой рукой по её плечу, она слабо усмехнулась.

— Знаешь Беккет, я чувствую себя живой, теперь по-настоящему, — она закрыла глаза, повернув головой, вдыхая его аромат, — когда я была человеком, я опустела и была мертва. Кровь Каина даровала смысл моему бездыханному телу, я ходила, я существовала, но я не жила. Теперь я живу.

Гангрел поцеловал её, она ответила на поцелуй, лёгкая усмешка была на правом краю его губ, и Жоан слабо улыбнулась в ответ.

Жоан стояла перед возвышающимся массивом Башни Вентру. Она держала в руках автомат и, немного улыбаясь, устремила взгляд к тускло мерцающим окнам на самой верхушке мрачного гиганта. В городе стояла жуткая тишина, людей не было на улицах, рыскавшие вампиры исчезли, казалось, она наедине с молчаливым колоссом чуяла холод наступающей ночи. Она вспомнила Беккета, его всегда непоколебимое, спокойное, смеющееся, но вдруг испуганное лицо, когда он просил её оставить Анкарский саркофаг запертым. Беккет не боялся Геенны, что заставило его переменить своё мнение, почему он казался взволнованным, почему он не отправился с ней, чтобы уничтожить ключ? Старинное каменное изделье теперь покоилось в кармане её одежды. Она сделала шаг вперёд, надавив на стеклянную дверь, легко открыв её.

Её шаги были бесшумны, она медленно шла по залу, расправляя руки, одним плавным движением доставая из плаща второй автомат, улыбаясь, нацеливаясь на охранников.

— Прочь с дороги, смертные, — и ярый рёв огнестрельного оружия охватил залу, эхом отбиваясь со стен, яркие вспышки, крики, звон гильз, Жоан кружилась изящно, стреляя в упор в каждого из людей в форме. Они орали, они боялись её, она бросила автомат, исчезнув в тени, последний из них испуганно стоял среди трупов, видя, как кровь сочится из глазниц мёртвых соратников. Она появилась за ним внезапно, выступив из мрака, улыбнувшись, вонзив в него клыки, с наслаждением ощущая вкус горячей, наполненной адреналином, человеческой крови. Его тело в судрогах упало наземь, она перешагнула через трупы, подняв автоматы, разве нельзя иначе веселиться? Поймать ЛаКруа, найти ЛаКруа. Она засмеялась. В холле пахло гарью, горячим железом, палёным мясом, в стенах виднелись чёрные узоры смертельных пуль, алые брызги окропили серый мрамор. Она вызвала лифт, бесконечно медленно ожидая открытия дороги к испуганной добыче, что затесалась на верхушке своей мышеловки. Она уничтожила их всех, стёрла с земли кланы хищников и жертв, убивала монстров из мёртвой плоти и плоти человеческой, убила охотников. Она стала охотником. Жоан засмеялась.

— ЛаКруа, ты меня слышишь? Я иду за тобой, — тихо сказала она в микрофон вахтёра, эти тридцать секунд стоили того, чтобы отойти от лифта, хотя кого она обманывала, ведь ей покровительствовало само время.

Но ЛаКруа слышал её и остановил лифт. Она вышла в тёмном коридоре. И снова охранники. Она выбежала к ним, исчезнув в тени. Человек не успел обернуться, как она вонзила свои когти ему в глотку, медленно, с наслаждением высасывая его кровь. Ещё один? Где? Она исчезла, бесшумно передвигаясь по тёмным комнатам, выслеживая, учуяв запах человеческой плоти. Он шёл быстрее, она засмеялась, и одним щелчком пальцев время остановилось, она помчалась к нему, пригнувшись, она оскалилась, укрываясь в тени, её дыхание участилось, она вылетела из мрака, вгрызаясь в его вздрогнувшую шею, видя, слово в замедленной плёнке, как он оборачивается к ней, его глаза наполнены диким ужасом, он хочет кричать от боли и животного страха, он раскрывает рот, но глаза его вдруг угасают, холодное тело плавно опускается наземь, раздаётся глухой стук, и вот время снова бежит.

Она мчалась по тёмным коридорам, подбегая к следующему охраннику, он стрелял в неё, она смеялась, он истратил патроны, тянулся к следующим, но что же, почему ночной гость не умирает? Почему пули проходят сквозь него? Человек попятился назад, она подошла к нему, схватив за испуганно дёргающийся пустыми щелчками пистолет, она оскалилась, с хрустом, скрежетом, чавканьем оторвав руку, человек закричал от неистовой боли, упав, скорчившись, в безумном ужасе смотря на кровавую конечность и демона, что держал её в пасти. Девушка улыбнулась, чуя аромат капающей обрубка густой жидкости. Она выстрелила в охранника, одной пулей в лоб закончив его жизнь. Тонкая струйка дыма извивалась по бездыханному телу с застывшими от нечеловечного страха глазами.

ЛаКруа пустил к ней бойцов в броне. Знал же, что такую не прокусят даже клыки его африканского Шерифа. Жоан ускорила шаг, перейдя на бег, её тело сливалось с мелькающим светом тусклых ламп, она выхватила револьвер.

Подобно пушечному грому, одним глухим гулом раздалась одновременная стрельба спецназа. Она смотрела, как пули, кружась, сверкающими пчёлами пролетают мимо неё, она запрыгнула на лестницу, сбив первого ногами, увернувшись, вниз головой летя на второго, пустив пулю в лицо третьему, пробежав по стене вверх, плавным изгибом тела уклонившись от снарядов, запрыгнув на перила, с лёгкостью помчавшись вверх, слыша, как голоса становятся громче, отчётливее, шаги быстрее, они бежали за ней, она исчезла в ночи. Люди искали её, крича, бегая по узким коридорам, она забралась на стеклянную крышу, меж её острых осколков наблюдая за копошившимися, стойкими, но напуганными людьми. Она расправила плащ, достав два автомата, засмеялась, закрыла глаза и спиной бросилась, понеслась в открытое пространство. Она замерла в воздухе, охранники подняли ружья, она усмехнулась, справа мелькнула первая огненная вспышка, послышался глухой хлопок, потом ещё и ещё, яркие, багровые, жёлтые, оранжевые, алые фейерверки окружили её, свист пуль рассекал воздух, она смотрела на них, подняв над головой автоматы, закружившись в бешенном вихре, расстреливая людей, украсив пламенные вспышки всплесками кровавых капель. Она была быстрее их, ловчее их, они упали, она ступила на середину залы, подол её плаща плавно опустился наземь, она медленно прошла дальше.

— Ты слышишь это? Тик-так.

Что мог наивный вампир, несколько людей и взрывчатка сотворить с ней? Ничего, — она усмехнулась, это был вопрос времени. Она ринулась к военному, пока тот не схватил пистолет, она свернула ему шею, исчезнув в тени, приблизились другие, она закинула взрывчатку, и алые лепестки разлетелись по каменным стенам, обжигая, пожирая всё на своём пути. Она слышала крики, чуяла сладостный запах палёного мяса, видела, как корчились на земле выжившие среди разорванных трупов. Она не боялась их.

Жоан тихо зашла в устланный белым мрамором зал. Она выключила свет, в полумраке наверх простиралась серая массивная лестница. Десятки решительных взглядов сверкали за хрупким стеклом, бледные руки крепко сжимали автоматы. Жоан улыбнулась. Она медленно поднималась по ступеням, ощущая ладонью приятную прохладу мёртвого камня. Она чувствовала запах своих сородичей, сладостный аромат, нет, это были духи, свойственные вентру. Вампиры искали её во мраке, она отворила дверь, здесь было чисто и спокойно. Её шаги тихим эхом звучали со стен, скоро её сородичи должны были подбежать сюда. Она смотрела на изысканные картины, на красоту убранства, она сбросила пальто, оставив пустые автоматы на земле. Она чувствовала их присутствие, они боялись её, разумеется, боялись. Последняя живая стена ЛаКруа? Он не боялся посылать на смерть себе подобных? Он всех посылал на смерть. Она отбросила за плечи длинные локоны рыжих волос. В серой полутени коридора виднелась первая чёрная фигура, направившая на неё ружьё. Жоан медленно достала из-за спины катану. Звук её шагов тихими щелчками отдавался со стен, становясь всё быстрее, отбивая молниеносный ритм, она вонзила меч вампиру в сердце, вентру раскрыл рот, неестественный хрип вырвался из его глотки, она отрубила ему голову. Жоан улыбнулась, вторая девушка-вентру подлетела к ней, но её усилия, дисциплины — всё было тщетно. Тореадор рассекла её грудь, помчавшись дальше, оставляя на белом камне багровые липкие следы. Она вбежала в серую залу, и вдруг стёкла на стенах завизжали, треснули, сотнями осколков разлетаясь по комнате. Острые куски впились в её тело, покрыв правую сторону сверкающими вкраплениями. Девушка крепче сжимала катану, вентру влетали в комнату один за другим, она подбежала к ним, упав на колени, чувствуя над головой пролетевшее лезвие, она замахнулась мечом, некто схватил её и бросил наземь, она отлетела, вскочив на ноги. И разом время остановилось, она нагнулась, уворачиваясь от пуль, отбивая их белой сталью. Взревев, она запрыгнула на вампира, рассекая его пополам, багровым фонтаном кровь брызнула по зале, глаза Жоан сияли безумным светом, она выхватила пистолет из руки трупа, выстрелив в сородича, перекатившись, мечом отсекая его ступни, вентру упал, она вонзила катану ему в грудь. Она смеялась, кровь текла по её лицу, алыми отсветами сверкая среди впившихся стеклянных осколков. Кто видел вампира, жителя ночи, страха смертных, которого охватил дикий животный ужас? Лишившись ног, падая наземь, видя перед собой оскал истинного зверя, чувствуя, как холодная сталь вгрызается в сердце. Другая, новая противница кинулась к Жоан. Тореадор зашипела, отбросив лезвие, голыми руками схватив горло девушки, сжала когти, раздавив хребет, встав, расправив руки, наблюдая, как красная жидкость струится с её пальцев. В мгновении ока она схватила нож, вонзив в живот иного вампира, распоров его, перекинув лезвие, раздирая лицо противника. Она взревела, сладкий вкус чужой крови чувствовался на её губах, она прыгнула, когтями рассекая глотку, выхватив автомат, в упор расстреливая вампиров. Она смеялась, она хохотала, алый фонтан кровавого месива кружился вокруг неё, она была сильнее бруха, она была дикая, как гангрел, яростная, как приверженец Шабаша, она пряталась в ночи, как носферату, ей двигало прекрасное безумие малкавиана. Не было никого, кто сломит её, и пусть Маскарад и Камарилья горят в аду, её не усмирят, не обратят в оковы, вентру, цимисхи, тремеры — какую разницу это имело, ведь она чувствовала себя свободной.

— ЛаКруа, ты слышишь, я сожгу твою Камарилью, — закричала она, упав на колени, заливаясь диким хохотом.

Утирая кровь с губ, она медленно направилась к последнему противнику. С волос её капала алая кровь, она с голодной улыбкой выдирала осколки из своего лица, вплотную подойдя к испуганному вентру. Она наклонилась к нему, поцеловав его, чувствуя стальной вкус его сородичей, видя, как из его глаз капают слёзы. Она застрелила его в голову, багровая звезда осколков костей и ошмётков плоти вспыхнула на серой стене. Бросив пистолет, Жоан взяла огнемёт, пробивая ногой дверь. Ещё стоило проверить, насколько жаркую погоду любят африканцы-вампиры.

Жоан медленно вошла в последнюю залу. Золотой, немного охровый свет приятно ложился на дорогие картины, деревянную мебель, старый паркет. Жоан прошла по комнате, оставляя на ковре алые следы. ЛаКруа смотрел на неё, его белое лицо выражало немой ужас. Он протянул руку, стараясь скрыть слабую дрожь в пальцах.

— Отдай мне ключ.

Девушка улыбнулась, её голос был спокоен.

— Ну что ты, на меня больше не действуют твои трюки. Не старайся применить дисциплины.

ЛаКруа отошёл на шаг, потом его глаза залились бардовым, он ринулся к ней.

— Отдай мне ключ! — Жоан вонзила ему лезвие в грудь. ЛаКруа упал, кашляя кровью. Рана не была смертельной, если так можно было ещё называть нежизнь. Жоан молча смотрела на него.

— Ты убьёшь меня, а потом? Откроешь саркофаг? Разбудишь то, что дремлет там? Станешь править Лос-Анжелесом? — вентру хрипел.

— Долой вашу Камарилью, — голос её был холоден, — долой анархов, долой квей-джин, долой интриги, — девушка крепче сжала лезвие.

— Ты… ты хочешь начать Геенну? Ту самую, против которой ты сама вырезала Шабаш? — ЛаКруа отполз, прислонившись к столу, тяжело дыша.

— Пора мне прекратить это безумие, — Жоан отошла от него, доставая из кармана ключ. Она хотела повернуться, но ЛаКруа протянул к ней руку.

— Подожди. Зачем ты хочешь уничтожить всё? — он задыхался, удар пробил лёгкое. Он сам был ещё не в силах понять, что означало «уничтожить всё».

— Ваша Камарилья сгнила. Посмотри, как вы играете с нашими жизнями. Рассовываете нас по кастам, управляете нами, диктуете законы, которые сами разрушаете. Ваша Камарилья живёт только ради тебя и твоих мёртвых сородичей.

— Никогда не думал, что тореадор будет говорить так, как бруха, ведь это они склонны к анархии, — ЛаКруа улыбнулся и закашлялся. — Постой, дай мне открыть саркофаг. Сейчас и Камарилье и анархам надо объединиться против общего врага, квей-джин, и справившись с ним, мы сможем построить новый мир. И ты будешь моей правой рукой и воздвигнешь его вместе со мной, — ЛаКруа слабо протянул ей руку.

— Я не хочу ни анархов, ни Камарильи, ни нового мира. Я хочу стереть всё это, и пусть Геенна поглотит нас всех.

— Ты… не хочешь жить? — в глазах ЛаКруа вспыхнул незнакомый блеск. — Так почему же ты пробиралась сюда? Ты могла бы бежать, нет, ты могла бы дать растерзать себя каждому из моих вассалов, или почему не самому Грюнфельду Баху? Ты упустила каждую возможность убить себя, начиная с первых шагов твоего кровавого пути и заканчивая моим Шерифом, — ЛаКруа вдруг улыбнулся. — Ты безропотно выполняла мои приказы, чтобы подняться из той грязи, откуда я тебя вытащил, в высшие круги. Ныне ты заслужила уважение всего Лос-Анжелеса, тебя боятся, тебя почитают, может, сегодня провозгласят новой правительницей, — ЛаКруа указал на саркофаг, — и всё ради того, чтобы спустить Геенну? Я не верю тебе. Если теперь ты устала от нынешней жизни, то возьми пистолет и пусти себе пулю в висок. Не стоит обрекать на конец света весь оставшийся мир детей Каина.

— Ваш мир накладывает цепи. Я окончательно разорву их. Если Геенна не начнётся, значит все ваши легенды о нём были мифом. Если она наступит, значит…

— Значит? — улыбнулся ЛаКруа. — Что ты хочешь, доказать всем, что в саркофаге только миф или спустить с небес Геенну? Определись уже, в любом случае для этого тебе понадобится его открыть. Но после этого, — князь медленно поднялся, опираясь на стол, — ты уничтожишь мир, из которого родилась, благодаря которому ты сейчас стоишь на этом самом месте.

Жоан отшатнулась.

— Взгляни, именно благодаря Камарилье у тебя появилось место в нашем обществе. Не спорю, по её законам тебя стоило убить, и лишь Родригес заступился за тебя, — ЛаКруа усмехнулся, блеснув клыками, — но, согласись, в обществе дикарей, как того же Шабаша, тебя бы просто разорвали малым птенцом. Я дал тебе путь и предназначение, и ты следовала ему. Однако постоянно подчиняться моим приказам скучно, поэтому и существует такая прекрасная вещь, как анархисты, — ЛаКруа смеялся, — когда перед тобой оказалась развилка дорог, тебе кажется, что у тебя есть выбор, и ты мнишь свою свободу. При ином раскладе на моём месте бы сейчас стоял Родригес, которого бы ты пришла убивать, но что бы это меняло? — князь залился хохотом. — Нет, это наши легенды о Каине и наш саркофаг дали твоей жизни обрести смысл. Благодаря ему, именно той старой мумии, что лежит в нём, ты смогла проявить себя, достигла великих высот и обрела силу, распутывала наши интриги, разрывала наши цепи. И вдруг ты решила, что тебе надо его уничтожить? Зачем? Опровергни легенду о Геенне или развяжи конец света, ты потеряешь всё, благодаря чему ты считаешь себя живой. Если бы не было цепей, ты бы не могла их разорвать и почувствовать этот сладкий вкус свободы.

Жоан резко повернулась, направившись к саркофагу, достав ключ, но, смотря на древние узоры, изображавшие Ламашту, вдруг замерла в своём движении и опустила руки. Глаза её были стеклянными, она слабо улыбнулась, повернувшись к князю.

— Куда бы мы не шли, лишь кровь Каина вершит нашу судьбу, — ЛаКруа закашлялся, вновь спустившись наземь, прислоняясь головой к столу, тяжело дыша и закрыв глаза. Жоан медленно подошла и взяла телефон, на другом конце сразу же подняли трубку.

— Штраус, ЛаКруа и саркофаг у меня, приезжайте.

В мгновении ока тремер оказался в зале, другие маги наложили наручники на князя. Штраус смотрел на девушку, голос его был как всегда спокоен.

— Хорошая работа, дитя. Твоя сила весьма значительна для столь юного существа. Ты станешь ценным приобретением в грядущие годы, а саркофаг будет покоиться в безопасности в руках Камарильи. Я уже говорил, что некоторые силы в этом мире лучше не тревожить. Не знаю, что лежит в данном саркофаге, и полагаю, в наших же интересах не пытаться это выяснить. Если это последние ночи нашего существования, я не стремлюсь принести Геенну ранее, чем ей стоит прийти. Пусть тень времён укроет это сокровище, дабы оно в итоге стёрлось из наших воспоминаний. Иные вещи лучше забыть, новообращённая… Иные вещи лучше забыть.

Жоан медленно зашла в своим апартаменты, закрыв дверь, дойдя до чёрного кресла и сев в него. Голова её болела, словно девушка не спала несколько дней, было чувство усталости, истощённости. Жоан закрыла глаза и несколько минут неподвижно сидела, словно стараясь отдышаться, но дыхание её было ровно. Она бросила оружие в сундук, её руки всё ещё были липкие от крови. Она подошла к кухонной раковине и умылась. В квартире было тихо, наверное, она перед выходом забыла включить радио. Она не любила возвращаться в эту пустую, одинокую квартиру. С голой стены на неё чёрно-серыми красками смотрели четверо жутких портретов, она всё надеялась их перевесить, но неестественное, неприятное чувство охватывало её, она боялась дотронуться до чужих картин. Они в своём безумии смотрели на неё, она закрыла лицо руками, потом встала и поднялась по лестнице в спальню.

На кровати лежал Беккет, запрокинув руки за голову, на его лице была всё та же хитрая улыбка Чеширского кота. Жоан слабо улыбнулась.

— Я думала, ты исчез после того, как предупредил меня не открывать саркофаг.

— Безусловно, Геенна не наступила, — промурлыкал гангрел, смотря на неё сквозь свои янтарно-жёлтые очки.

— Ты снова спросил у носферату, каким путём идти? — девушка хотела взять полотенце и вытереть волосы, но потом поняла, что для этого ей стоит пойти в душ.

— Всё так же обладаешь моим любимым чувством юмора, — ухмыльнулся Беккет, — как вижу, твоё посещение Башни Вентру не было столь скрытно, как в логове Инквизиции.

— Я предпочитаю разнообразие. Не оставаться же всю жизнь одним и тем же?

— Ну да, ну да, иначе это рисует рамки и заковывает в цепи, — гангрел засмеялся.

— Почему ты здесь?

— Тебе не нравится моя компания?

— Нравится, Беккет, но дай мне вымыться, я не ждала гостей в это время.

— Тебя никто не останавливает, милая Жоан, — вампир одним движением руки указал на дверь ванной, — а я пока полежу здесь и поразмышляю об Анкарском саркофаге.

— Ты сам боялся и просил меня не открывать его, — голос девушки бы неспокоен.

— Мало ли, что я просил? — Беккет улыбнулся. — Ну иди, следуй своим человеческим привычкам в соседней комнате.

Жоан подошла к нему, он жестом поманил её лечь около себя.

— Беккет, зачем ты пришёл?

— Мне довелось услышать, что в надёжные руки Штрауса был отдан Анкарский саркофаг, как ты знаешь, ведь ты присутствовала при его торжественном сокрытии. Но, насколько верными являются мои источники, мне стало известно, что сия древняя реликвия попала на склад тремеров не полностью, — правый край губ гангреля замер в той самой улыбке.

— Беккет, всё кончено, я доставила саркофаг на место, как он был у ЛаКруа. Что там внутри, я знать не желаю.

— Даже, если Джек стащил оттуда мумию и наполнил его взрывчаткой? — улыбка Белого Волка стала ещё шире.

— Не говори глупостей. Саркофаг в надёжном месте, и к нему никто не прикоснётся в это и следующее тысячелетие. Делай, что хочешь, — Жоан повернулась и направилась в ванную.

— Погоди, я не имею в виду эту цельность, — Жоан чувствовала его взгляд и знала, что он ухмыляется, — мне верно довелось заметить, что древний артефакт, бережно отбитый тобой у квей-джин, не был отдан в надёжные руки Штрауса, а до сих пор покоится в твоём кармане, — Беккет блеснул клыками.

— Я теперь Правая рука регента, он доверил его мне, нежели ключ будет пылиться в ином месте и снова будет украден.

— Я восхищён твоей убеждённостью, но имею возможность знать, что Штраусу не было доложено о нахождении ключа в твоём наличии.

Девушка вздрогнула.

— Почему ты не сказала ему, что ключ у тебя? — он встал с кровати, смотря на тореадор и наклонив голову.

— Пусть никто не знает, что ключ у меня, так никто не постарается его украсть.

— Это contradictio in adiecto, — засмеялся вампир.

— Что ты хочешь, Беккет? — Жоан обернулась к нему, её голос дрожал.

— Я уже говорил тебе, что хочу, и ты покорно это выполняла, — гангрел улыбнулся.

Жоан упала на колени, сдерживая слёзы. Она схватилась за голову. Беккет подошёл к ней и протянул ей руку. Она поднялась, он обнял её.

— Я хочу открыть саркофаг, — спокойно, тихо сказала она. Жоан чувствовала, что Беккет улыбнулся.

— Превосходно, я покажу тебе самый короткий путь на склад тремеров.

— Разве он не в глубине капеллы и не запечатан магическими заклинаниями?

— Я археолог, — усмехнулся гангрел, — моя задача добираться до самых тайных и скрытых мест.

Склад был огромен. Жоан держала старый фонарь, бросающий тусклый свет на ближайшие пыльные полки, забытые книги, древние статуи, сотни сундуков со старинными надписями. Тихое эхо её шагов улетало вдаль и угасало, не достав краёв мрачной залы. Беккет остановился у саркофага, усмехнувшись, как всегда, указывая на анкарские узоры. Жоан поставила фонарь, в слабом свете разглядывая каменный массив, проведя по нему руками, чувствуя рыхлость тайных рисунков. Артефакт излучал приятную прохладу, нечто неистовое, могучее, благоговейное хранилось в нём. Сбоку, вбитое в старинные иероглифы, виднелось тёмное отверстие. Девушка медленно достала ключ и посмотрела на Беккета.

— Я привёл тебя к искомому, — его лицо замерло в той же улыбке.

Жоан взглянула на саркофаг, сердце её билось, по пальцам пробежала слабая дрожь. Она закрыла глаза и вновь открыла их. Каменный массив исчез и снова открылся перед ней. Она достала ключ, сердце её отбивало бешенный ритм, с рук капал пот, и словно некто сжал её горло. Она слабым движением положила ключ в скважину, в глазах начало темнеть, она улыбнулась, сдерживая быстрое дыхание. Твёрдым, скорым движением она нажала на артефакт, повернув его в отверстии. Раздался щелчок, она чувствовала, что задыхается, отодвинув крышку. Из глаз её потекли слёзы. Саркофаг был пуст.

— Беккет… Беккет, — тихо прошептала она, её голос дрожал, — Беккет, скажи мне, где мы находимся.

— На старом складе археологического музея Лос-Анжелеса.

Жоан обернулась. Действительно, с серых стен висела паутина, взломанная дверь скрипела немного поодаль.

— А что с часовней тремеров? А ведь действительно, никогда не было никаких тремеров, — она вдруг улыбнулась, её слёзы капали в чёрную пустоту каменного саркофага.

— Ты ожидала иной исход?

— Это и есть Геенна, — прошептала девушка. Оно уничтожило всё, не оставив ни вампиров, ни кланов, ни Камарильи. Одна чёрная всепоглощающая пустота.

— Думала, в саркофаге будет взрывчатка? — его голос был серьёзен.

— Я не знаю, — слёзы лились по её щекам, — здесь никогда ничего не было, верно?

— Верно, новорождённая.

— Так выходит, всё… Камарилья, она жива.

— Разумеется, жива. Мир вампиров намного прекрасней, чем ваш, обыденный, людской, поэтому я и предпочитаю быть волком.

— Я тореадор, Беккет, я часть вашего мира.

— Поистине. Прекрасная жизнь ночного бродяги, хотя я одобряю, — он блеснул клыками.

Жоан молчала.

— Саркофаг пуст, — гангрел провёл рукой по каменной крышке, — но, согласись, было неисчерпаемое удовольствие раскрывать его тайны, подслушивать интриги, быть той ключевой пешкой, что доберётся до конца и распутает затянувшийся клубок.

— Джек украл мумию.

— Не было никакого Джека.

— Тремер подменили саркофаг.

— И их тоже не было.

— Носферату…

— Да ну.

Жоан повернулась, руки её словно ослабли. Проведя спиной по холодному камню, она села наземь, устремив взгляд наверх, к тусклой электрической лампе у потолка. Беккет сел рядом с ней.

— Я раскрыл эту легенду и могу поделиться ей с тобой, — его голос был спокоен. Жоан молчала.

— Однажды жила девушка, и ей было страшно. Мир Лос-Анджелеса жесток и уродлив, а девушка хотела сказки и лучшей жизни, она любила искусство и мечтала стать актрисой, настоящей, чтобы сниматься в Голливуде. Но ничтожная зарплата и гнилая квартира в Санта-Монике сделали своё дело, и однажды девушка проснулась и поняла, что обратилась в вампира. Из тех самых фильмов, с клыками и пьющие кровь. Знакомые её тут же записали в местную психиатрию, что она именовала клубом, но, научившись прятать истинную сущность, девушка скоро дала понять, что выздоровела. Она днём спокойно ходила на работу, видела знакомых — друзей у неё не было — но с заходом солнца тайно от всех превращалась в ночного зверя. Поэтому ей было очень важно, чтобы к восходу солнца она всегда возвращалась домой, ведь её вампир мог сгореть, и осталась бы унылая человеческая сущность. Маскарад был прекрасен, ведь вампиры чтили свою скрытность. Запрещено было использовать дисциплины в людных местах, так никто бы их не увидел и не догадался, что способностей вовсе не было. Под прикрытием ночи каждая из миссий была в старых зданиях или заброшенных складах. В этих дальних местах запросто можно представить, что заброшенный дом на окраине впитал в себя кровавые заросли цимисхи и был населён жуткими тварями. Или отряд врагов, который можно было расстрелять из автомата или, скажем, из пальца. Пить кровь? Понятие растяжимое, но за кровь можно принять всё, что угодно, а поцеловать человека в шею в клубе не так уж и жутко для местного населения. Но в её голове было тысяча образов, и она становилась каждым из них. Были и сильные бруха, и страшные носферату, и загадочные тремеры, и злобный Шабаш, та тёмная жуткая часть её души, что стремилась к разрушению. Ещё были вентру, что же было делать без вентру, ведь именно они давали ей указания как поступить и куда идти дальше. Не обошлось и без малкавианов, ведь когда тобой правит безумие, у тебя всегда найдётся место в твоём разуме для клана родных умалишённых. Это была дружная семья. Девушка — в этой жизни настоящий тореадор — значила что-то в мире, своим умом, силой и харизмой завоёвывала уважение в обществе, любовь поклонников, наводила страх на врагов. Но её маленький мир стал меняться. Уже не было понятно, кому верить, кто плетёт интриги, кто зло и кто её друг? Меркурио действительно был человеком и иногда продавал ей то, что помогало лучше представить вампиров, и был я, Белый Волк — им она доверяла, но остальные? Снова интриги из внешнего мира, пробивающиеся в её прекрасную сказку, снова касты, бароны, князья, предводители, каждый знал своё место и каждый не просто хотел, он обязан был подчиняться. Эта сказка, подобно реальному миру, заковывала в цепи. Только она не хотела отпускать в реальный мир затерявшуюся гостью. И здесь на помощь пришёл миф о саркофаге. Древней реликвии, что обрушит на мир Геенну и уничтожит вампиров. Девушка хотела выбраться из когтистых лап разума, но она боялась правды, она боялась уничтожения любимого и родного вымышленного мира. Гордые вентру и тремеры твердили ей, что лучше отдаться забвению. Мир вампиров был страшен, но она знала его, знала его правила и цели, а вот мир людей, жуткий, непредсказуемый, был для неё за мрачным занавесом, что она не решалась отодвинуть. Но вот, мы здесь.

Беккет повернулся к ней, её взгляд был устремлён в одну точку, из глаз текли слёзы.

— Значит я буду жить в новом человеческом мире. Я открыла саркофаг, я отодвинула занавес, я вернусь к своей прежней жизни.

— Ты уверена? — гангрел усмехнулся. — Ты будешь в этом холодном мире, от которого старалась бежать? Ты едва не погибла в нём, только будучи вампиром ты ощущала себя живой, настоящим полноценным человеком. Этот мир сожрёт тебя, он ещё более циничен и беспощаден, чем когти цимисхи, ложь ЛаКруа или страх перед Допотопными. Куда бы мы не шли, лишь кровь Каина вершит нашу судьбу.

Жоан медленно взглянула на него. Она слабо улыбнулась.

— Не было никогда никакого Каина, никто не вершит нашу судьбу, — глаза её блеснули. Беккет молча смотрел на неё. Её сердце билось, она смеялась и плакала.

— Не было Каина, не было оков и цепей, которые надо разорвать. Все оковы существовали лишь в моём воображении, в моей голове, оковы вашего мира и моего мира. Люди выдумывают мифы, потом верят в них, потом боятся их. Мой страх и был тем самым мифом. — Жоан встала. Она зажмурилась, потом открыла глаза. Её улыбка была свободной.

— Вот теперь ты знаешь, зачем я пришёл, — гангрел улыбнулся в ответ, подошёл к ней и поцеловал в губы, затем обратился в Белого Волка и исчез в тени тремерской часовни. Жоан медленно подошла к двери археологического музея Лос-Анджелеса, открыла её и ступила в лучи мягкого золотистого утреннего солнца.