Кровь Бога Смерти (гет)

Ми­ха­ил чувс­тво­вал се­бя от­вра­титель­но. Во-пер­вых, ему хо­телось спать, а во-вто­рых, он не мог спать, и оба этих сла­га­емых вы­раже­ния не мог­ли быть со­еди­нены меж­ду со­бой, по­это­му бед­ный па­рень си­дел, ту­по ус­та­вив­шись в тем­но­ту. Иног­да ему ка­залось, что от­ту­да вот-вот выс­ко­чит та гор­ничная — приз­рак (или кто она там) и съ­ест его внут­реннос­ти. Дво­рец­кий во­об­ще ве­рил в приз­ра­ков и вся­кую мис­ти­ку, по­тому что час­то чи­тал раз­ные страш­ные и не очень ма­гичес­кие ис­то­рии, но Элис об этом не го­ворил, так как был уве­рен, что она его зас­ме­ет.

«А вдруг из-за то­го, что я не по­мог этой гор­ничной на ме­ня на­ложи­ли прок­ля­тие? И я бу­ду стра­дать, как тот хо­зя­ин обезь­янь­ей лап­ки*» — ду­мал Ми­ха­ил, про­дол­жая си­деть на по­душ­ке и ка­чать­ся из сто­роны в сто­рону. На­конец, дво­рец­ко­му это на­до­ело, и он под­нялся, по­дой­дя к окош­ку. Нем­но­го при­от­крыв што­ру, па­рень пос­мотрел на сто­ящие на тум­бочке ча­сы, ед­ва вид­ные в тус­клом лун­ном све­те, и был воз­му­щен: стрел­ки по­казы­вали де­сять, хо­тя па­рень был уве­рен, что си­дит тут уже боль­ше че­тырех ча­сов. Вер­нув ве­щицу на мес­то, Ми­ха­ил об­ло­котил­ся на по­докон­ник, и под­пе­рев ру­ками го­лову, при­нял­ся пя­лит­ся на чер­ную ули­цу.

Вни­зу, у па­рад­но­го вхо­да, яр­ко го­рели фо­нари, ос­ве­щая до­рогу ухо­дящим гос­тям. Сре­ди них ко­поши­лись маль­чи­ки-па­жи, тас­ка­ющие за со­бой све­тиль­ни­ки, по­хожие на лам­падки, что бы по­мочь бо­гатым гос­по­дам прой­ти до сво­их ав­то­моби­лей или ка­рет. Фыр­кнув, дво­рец­кий сел на по­докон­ник, — он был уве­рен, что в ок­не треть­его эта­жа его ник­то не за­метит, ина­че вле­тело бы за та­кое на­руше­ние пра­вил по пер­вое чис­ло, — и на­чал счи­тать звез­ды. Он пос­то­ян­но сби­вал­ся, по­тому что не был уве­рен, пос­чи­тал ли он од­ну из звезд два ра­за или все-та­ки толь­ко один, из-за че­го пос­то­ян­но при­ходи­лось на­чинать за­ново.

Но вот гос­ти разъ­еха­лись. Все заш­ли в дом и при­нялись за­нимать­ся сво­ими де­лами: кто убор­кой, кто под­го­тов­кой к зав­траш­не­му дню, а кто-то при­нял­ся пи­сать осо­бое пись­мо. Этим пос­ледним кем-то бы­ла Эк­липтия. Си­дя в свой спаль­не с от­кры­тыми нас­тежь ок­на­ми, она вы­води­ла руч­кой кра­сивые бук­вы и не­воль­но улы­балась, рас­смат­ри­вая чер­но-бе­лые фо­тог­ра­фии, на ко­торых бы­ли изоб­ра­жены две сме­ющи­еся мо­лодень­кие де­вуш­ки в кра­сивых на­ряд­ных плать­ях: од­на вы­сокая, с ко­рич­не­выми во­лоса­ми чуть ни­же плеч, а дру­гая ма­лень­кая и чуть пол­нень­кая, точ­ная ко­пия Элис, толь­ко стар­ше лет на пять.

«Здравс­твуй.

Се­год­ня ты мне то­же сни­лась, уди­витель­но, вер­но? Уже ко­торую ночь… Мы ви­делись с то­бой лишь па­ру раз, и, вер­но, ты уже не пом­нишь ме­ня, но ты единс­твен­ная, ко­му я мо­гу все-все рас­ска­зать. Хо­тя я да­же не знаю тво­его име­ни.

Се­год­ня был один­надца­тый день рож­де­ния Элис. Не знаю, что еще ин­те­рес­но­го про­изош­ло за це­лый день, по­тому что я все вре­мя про­вела в сво­ем ка­бине­те — сил нет смот­реть на эти сте­ны, хо­дить по ко­ридо­рам и ви­деть гла­за мо­ей до­чери. Ты же по­нима­ешь ме­ня, вер­но? Как ник­то иной по­нима­ешь…

Се­год­ня я в оче­ред­ной раз ску­чала по те­бе.

Се­год­ня я сно­ва по­няла, что вся моя жизнь — это ошиб­ка. И так как ты ни­ког­да не уви­дишь это пись­мо, я еще раз те­бе ска­жу, что люб­лю те­бя».

Жен­щи­на от­ло­жила руч­ку и пос­мотре­ла на звез­дное не­бо, не ду­мая ни о чем. Она пи­сала та­кого ро­да пись­ма — без име­ни, без ад­ре­са, — каж­дый ве­чер пе­ред сном, за­тем уби­рала их в ма­лень­кую же­лез­ную шка­тулоч­ку, ко­торую зак­ры­вала до сле­ду­юще­го ве­чера и пря­тала под кро­ватью. Она не зна­ла за­чем точ­но пи­шет, прос­то от это­го ей бы­ло лег­че на ду­ше.

С улыб­кой вздох­нув, Эк­липтия под­ня­лась и по­дош­ла к ок­ну. Сжав в паль­цах плот­ные што­ры, жен­щи­на лю­бова­лась звез­да­ми, не прек­ра­щая улы­бать­ся сво­им мыс­лям и вос­по­мина­ни­ям. Ког­да-то, лет де­сять на­зад, та де­вуш­ка с фо­тог­ра­фии ска­зала ей, что са­мыми тем­ны­ми но­чами по­яв­ля­ют­ся са­мые яр­кие звез­ды.

— По­жалуй, ты пра­ва, — про­бор­мо­тала гра­финя, — в ко­торый раз по­нимаю, что все, что ты мне го­вори­ла — чис­тая прав­да.

Ос­та­вив в по­кое из­мя­тую за­навес­ку, Эк­липтия пош­ла спать, на­певая се­бе под нос стран­ный, но ве­селый мо­тив­чик.

Все ок­на в до­ме по­гас­ли. Особ­няк пог­ру­зил­ся в ти­шину, лишь хо­лод­ный ве­тер за­вывал на ули­це, зная о бу­дущем, су­щес­твуя в нас­то­ящем и пом­ня прош­лое, да ча­сы в сво­ем ре­пер­ту­аре ти­кали во всех уг­лах. Ко­ридо­ры ка­зались мрач­ны­ми и жут­ки­ми, как буд­то ть­ма ноч­ных кош­ма­ров выб­ра­лась из снов и ста­ла явью, а с кар­тин чер­ны­ми глаз­ни­цами смот­ре­ли раз­ные из­вес­тные и не очень лю­ди, глу­по ух­мы­ля­ясь мас­ля­ными гу­бами. В об­щем, жут­ко­вато бы­ло хо­дить по этим ко­ридо­рам.

— Ты уве­рена, что все обой­дет­ся? — спро­сила гор­ничная у сво­его от­ра­жения в тем­ном зер­ка­ле, ви­сящем око­ло треть­ей биб­ли­оте­ке, на сте­не, ря­дом с мра­мор­ным бюс­ти­ком ка­кого-то муж­чи­ныс грус­тны­ми гла­зами. — Ты же уве­рена?

От­ра­жение по­жало пле­чами:

— Не-а. Я те­бе да­же боль­ше ска­жу: я во­об­ще ни в чем не уве­рена, — де­вуш­ка в зер­ка­ле соб­ра­ла ко­рот­кие во­лосы в хвос­тик и на­дела на свои гла­за взяв­ши­еся из ни­от­ку­да стран­ные оч­ки со мно­жес­тва­ми линз, при­чем не­кото­рые из них бы­ли при­цеп­ле­ны на ма­лень­ких па­лоч­ках. Ка­жет­ся, что та­кие оч­ки удоб­но ис­поль­зо­вать при ра­боте с мел­ки­ми де­таля­ми, так как лин­зы на па­лоч­ках мож­но ис­поль­зо­вать вмес­то луп. — Лад­но, ты, в об­щем, все по­няла. Я ско­ро при­буду, но сна­чала до­делаю од­ну твою мо­дель. Точ­нее, нуж­но в неё кое-что заг­ру­зить.

— Но ты же уве­рена, что все бу­дет нор­маль­но? — сно­ва спро­сила де­вуш­ка из нас­то­яще­го, с каж­дой се­кун­дой хму­рясь все боль­ше.

— Да не знаю я! Я что, по­хожа на всез­на­юще­го ак­со­лот­ля? — воз­му­тилось от­ра­жение. Точ­нее, те­перь мож­но бы­ло с тру­дом ска­зать, что гор­ничная и та де­вуш­ка в зер­ка­ле по­хожи: у них хоть и бы­ли оди­нако­вого цве­та во­лосы, гла­за и ко­жа, но от­ра­жение выг­ля­дело ку­да бо­лее жи­вым и за­поми­на­ющим­ся, чем её об­лик из пло­ти и кро­ви. — Так, все, иди, от­кры­вай две­ри. И ни­кому не по­казы­вай­ся, те­бя и так уже за приз­ра­ка счи­та­ют.

Гор­ничная мах­ну­ла ру­кой и нап­ра­вилась в сто­рону спаль­ни ма­лень­кой ви­кон­тессы, га­дая, по­чему её соз­да­тель­ни­ца ре­шила, что ак­со­лотль всез­на­ющий.

А от­ра­жение, ко­торое так и не ис­чезло из зер­ка­ла, да­же ког­да де­вуш­ка уш­ла, хмык­ну­ло и по­кача­ло го­ловой. За­тем оно за­ин­те­ресо­ван­но и не­до­умен­но пос­мотре­ло ку­да-то за ра­му, ку­да-то в свой мир, а по­том прон­зи­тель­но за­виз­жа­ло:

— Стой, не тро­гай про­вод! Не тро­гай этот про­вод! Ко­му го­ворят! Ос­тавь про­вод! Вот толь­ко в рот его та­щить не на­до! Вык­лю­чите кто-ни­будь пи­тание тре­тей мо­дели! Твою мать! — по­сыпа­лись ис­кры и все стих­ло. Ми­нут с пять в зер­ка­ле от­ра­жалась лишь тем­но­та, а за­тем пос­лы­шалось нев­нятное бор­мо­тание с не­нор­ма­тив­ной лек­си­кой, и зер­ка­ло сно­ва на­чало от­ра­жать ко­ридор. Ви­димо, третья мо­дель все-та­ки пе­рег­рызла про­вод.

Ми­ха­ил вздрог­нул и зев­нул: ка­жет­ся, он нем­но­го зад­ре­мал. Про­терев гла­за, дво­рец­кий по­тянул­ся и чуть не грох­нулся с по­докон­ни­ка, ед­ва ус­пев схва­тить­ся за угол сте­ны. Па­рень с до­садой фыр­кнул и слез, от­ря­хивая свой кос­тюм и ста­ра­ясь вер­нуть его в преж­нее, не­мятое сос­то­яние. Сде­лать это не уда­лось, так что Ми­ха­ил ос­та­вил тщет­ные по­пыт­ки и по­дошел к кро­вати Элис, ко­торая уже ус­тро­ила ха­ос, рас­ки­дав вез­де по­душ­ки и оде­яла, и да­же умуд­рившись час­тично стя­нуть по­доде­яль­ник и уку­тать­ся в не­го. Ус­мехнув­шись, слу­га на­чал ис­прав­лять этот ар­ма­гед­дон, но вдруг его от­влек стран­ный тус­клый оран­же­вый свет, сов­сем нем­но­го ос­ве­тив­ший кро­вать. Дво­рец­кий в не­до­уме­нии обер­нулся, — свет так поз­дно ник­то на ули­це не вклю­ча­ет, по­чему же из-за што­ры в ок­не вид­не­ет­ся огонь?

Спи­на пар­ня пок­ры­лась му­раш­ка­ми от дур­но­го пред­чувс­твия. И пись­мо, и эта стран­ная, ни­кому не из­вес­тная гор­ничная, и ис­чезно­вение «Тем­ных тер­ри­торий» — все не спрос­та, а тут еще и свет из ни­от­ку­да! Ми­ха­ил чуть отод­ви­нул за­навес­ку и очень ос­то­рож­но выг­ля­нул на ули­цу.

Там, у па­рад­но­го вхо­да, дер­жа фа­келы и фо­нари в ру­ках, сто­яла груп­па лю­дей. Они бы­ли раз­но­го рос­та, и это все, что смог уви­дел дво­рец­кий, учи­тывая его пор­тя­ще­еся с две­над­ца­ти лет зре­ние и тем­ное вре­мя су­ток. Па­рень нах­му­рил­ся, а на ду­ше у не­го ста­ло сов­сем уж нес­по­кой­но. От­ку­да взя­лись эти лю­ди?

Се­кун­ду Ми­ха­ил так и про­дол­жал бес­смыс­ленно смот­реть в ок­но, по­ка до не­го окон­ча­тель­но не дош­ло, что эти ре­бята приш­ли яв­но не для то­го, что бы по­дарить по­дарок ма­лют­ке-име­нин­ни­це, а зна­чит, нуж­но как-то со­об­щить о них глав­но­му дво­рец­ко­му, что бы он выз­вал по­лицию. Под­бе­жав к две­ри, па­рень уже со­бирал­ся вый­ти в ко­ридор, но по­вер­нув руч­ку, об­на­ружил, что дверь за­пер­та. Он был бук­валь­но в шо­ке: Ми­ха­илу по­каза­лось, что его за­пер­ли, что бы убить, — но по­том он вспом­нил, что сам же дверь и за­пер и его от­пусти­ло. Но ру­ки все рав­но про­дол­жа­ли тряс­тись от стра­ха.

Дво­рец­кий под­ско­чил к Элис и при­нял­ся её тор­мо­шить, пы­та­ясь раз­бу­дить, но де­воч­ка про­дол­жа­ла спать, хо­тя обыч­но спа­ла очень чут­ко и про­сыпа­лась, ед­ва Ми­ха­ил про­из­но­сил «Вста­вай!». Это ужас­но на­пуга­ло пар­ня — еще силь­нее, чем нез­на­комые муж­чи­ны на ули­це. Он при­жал ухо к гру­ди ви­кон­тессы, про­веряя, жи­ва ли она во­об­ще и ды­шит ли. Ока­залось, что ды­шит, но про­дол­жа­ет спать. Дво­рец­кий окон­ча­тель­но впал в па­нику, и, спря­тав ли­цо в ла­донях, сел на пол, со­вер­шенно не по­нимая, что он мо­жет сде­лать.

Элис в это вре­мя сни­лось, что она идет по чер­ной во­де в ка­ком-то тем­ном мес­те, у ко­торо­го, ка­залось бы, не бы­ло по­тол­ка, но от­ку­да-то свер­ху пос­то­ян­но что-то ка­пало. Не ска­зать, что де­воч­ке здесь нра­вилось, но ей бы­ло ин­те­рес­но, что же тут та­кое ин­те­рес­ное есть. К её удив­ле­нию, она прек­расно по­нима­ла, что на­ходит­ся во сне, а рань­ше та­кое слу­чилось ред­ко. Не­ожи­дан­но ви­кон­тесса уви­дела пря­мо пе­ред со­бой боль­шое зер­ка­ло, ра­за в три или да­же че­тыре ши­ре её са­мой, и оно бы­ло нас­толь­ко вы­сокое, что, ви­димо, упи­ралось в не­сущес­тву­ющий по­толок. Со­вер­шенно ни­чему не удив­ля­ясь — сон все-та­ки, ма­ло ли ка­кая ду­рость мо­жет прис­нится, — Элис по­дош­ла к зер­ка­ло и на­чала ос­матри­вать свое от­ра­жение, а ког­да ей ста­ло скуч­но. де­воч­ка по­каза­ла зер­ка­лу язык и от­верну­лась, ре­шив ид­ти даль­ше, ту­да, за зер­ка­ло. И ед­ва она сде­лала шаг, как впе­чата­лась но­сом в ка­мен­ную сте­ну, по­явив­шу­юся из ни­от­ку­да. Гром­ко руг­нувшись (по­ганец Ми­ха­ил, это он её на­учил!) де­воч­ка упа­ла на во­ду, но она вдруг пе­рес­та­ла быть твер­дой, и Элис про­вали­лась и на­чала бул­ты­хать­ся, на­чав лю­тую ис­те­рику, по­тому что не уме­ет пла­вать.

Зер­ка­ло не­яр­ко ос­ве­тилось ядо­вито-зе­леным све­том и от­ту­да, как буд­то из двер­но­го про­ема выш­ла де­воч­ка. Элис уже её не ви­дела — она на­чина­ла вы­дыхать­ся и пог­ру­жать­ся под во­ду, но не пе­рес­та­вала пы­тать­ся выб­рать­ся, но где же най­ти бе­рег, ес­ли кру­гом од­на во­да? Ви­кон­тессу схва­тили за ру­ку и что есть си­лы по­тяну­ли на­верх, крик­нув что-то вро­де «Встань на но­ги!». Элис ух­ва­тилась за де­воч­ку и вы­лез­ла, с удив­ле­ни­ем об­на­ружив, что ес­ли сто­ять на по­вер­хнос­ти во­ды, то она бу­дет твер­дой, а ес­ли пог­ру­зить в неё но­гу, то она бу­дет жид­кой. Об­легчен­но вы­дох­нув, ви­кон­тесса ус­та­вилась на свою спа­ситель­ни­цу, по­няв, что с ней что-то не так.

Обыч­но лю­ди быс­трее со­об­ра­жа­ют, ес­ли они толь­ко что бы­ли на гра­ни утоп­ле­ния, а с Элис по­чему-то по-дру­гому: она на­чала не­обык­но­вен­но ту­пить, оша­рашен­но смот­ря на де­воч­ку пе­ред ней. Хо­тя её мож­но оп­равдать, по­тому что не­из­вес­тная из зе­лено­го зер­ка­ла выг­ля­дела точь-в-точь как ма­лень­кая ви­кон­тесса! Раз­ве что бы­ла нем­но­го сим­па­тич­нее в це­лом, да во­лосы еще ко­рот­кие, чуть ни­же плеч.

— Что?.. — Элис, все еще дер­жа за ру­ки нез­на­ком­ку, вы­пала в оса­док. А се­кун­ду спус­тя рас­сла­билась, по­тому что вспом­ни­ла, что она все еще во сне. Ви­кон­тесса от­пусти­ла де­воч­ку и спро­сила, — ты это я, да?

Та по­жала пле­чами и нах­му­рилась:

— Нет. Не ты, но неч­то по­хожее, — ли­цо де­воч­ки пос­ветле­ло, буд­то бы она вспом­ни­ла что-то не срав­ни­тель­но ми­лое и при­ят­ное, — в об­щем, мне нуж­но с то­бой по­гово­рить, — спа­ситель­ни­ца схва­тила Элис за пле­чи и смот­ря пря­мо в гла­за ска­зала, — пе­редай Мас­те­ру, что ключ нуж­но от­дать мне, и что ты Мас­те­ру сов­ра­ла, лад­но?

— Что? К-ка­кой Мас­тер? Кто? Ты о чем во­об­ще? — ви­кон­тесса сра­зу же по­дума­ла про Мас­те­ра Вре­мени, му­жика с бо­родой из про­пав­шей кни­ги, но все рав­но ни­чего не по­нима­ла. Ни с од­ним Мас­те­ром она зна­кома не бы­ла, а ключ име­ла раз­ве что от собс­твен­ной шка­тул­ки с сек­ре­тика­ми и этот же ключ от ку­коль­но­го до­мика, ко­торый ког­да-то ей при­вез граф Сай­мон из даль­не­го пла­ванья.

— Да ни о чем! — де­воч­ка на­дулась и скрес­ти­ла ру­ки на гру­ди (ко­торая бы­ла яв­но боль­ше, чем у Элис), — прос­то, ког­да мо­мент бу­дет, сде­лай так, как я про­шу! Те­бе сей­час ни­чего не по­нят­но, а по­том бу­дет по­нят­но! — она выг­ля­дела ра­зоз­ленной и яв­но сов­сем не хо­тела на­ходит­ся в ком­па­нии ви­кон­тессы. — Прос­то ос­тавь этот раз­го­вор в зак­ро­мах сво­ей па­мяти и жи­ви, вот и все, — не­из­вес­тная обер­ну­лась, — мне по­ра, ме­ня зо­вут.

В зер­ка­ле и вправ­ду кто-то был. Он ма­хал ру­ками, зо­вя де­воч­ку к се­бе, и еще что-то ве­село кри­чал и дер­жал что-то вро­де дос­ки в ру­ке. Элис да­же при­щури­лась. что бы по­луч­ше раз­гля­деть, но все бы­ло очень раз­мы­то, — да­же ли­ца то­го, кто за зер­ка­лом, не раз­гля­деть, — а тут еще и эта не­из­вес­тная гру­бо от­тол­кну­ла ви­кон­тессу от зер­ка­ла и еще раз схва­тила её за пле­чи, приб­ли­зив свое ли­цо так, что их но­сы поч­ти соп­ри­каса­лись.

— Ты все по­няла? Ты дол­жна пе­редать Мас­те­ру! Глав­ное, не за­будь, а ес­ли­дума­ешь, что все же мо­жешь за­быть, то пе­редай это пос­ла­ние Мас­те­ру, ед­ва ты его уви­дишь! — де­воч­ка встрях­ну­ла Элис и тут же рыб­кой прыг­ну­ла в зер­ка­ло, ко­торое вспых­ну­ло зе­леным и ис­чезло.

— Ну и что это бы­ла за ерун­да? — рас­те­рян­но про­шеп­та­ла ви­кон­тесса, ог­ля­дывая мес­то, где она на­ходи­лась в по­ис­ках ка­ких-ни­будь за­цепок. Но тем­но­та ос­та­лась тем­но­той, и Элис приз­на­лась са­мой се­бе, что на са­мом де­ле во всем этом бре­де, ве­ро­ят­но, ви­новат праз­дник и тот рас­сказ из кни­ги, вот ей вся­кие стран­ности и снят­ся. Это ока­залось весь­ма дей­ствен­ным объ­яс­не­ни­ем, по­это­му де­воч­ка ус­по­ко­илась и ре­шила ид­ти об­ратно, от­ку­да она приш­ла.

Но вдруг от­ку­да не возь­мись по­явил­ся крас­ный дым. Он оку­тал ви­кон­тессу с ног до го­ловы, зас­те­лил гла­за, проб­рался в нос и уши, зас­та­вив Элис чих­нуть что есть си­лы.

Это зас­та­вило де­воч­ку прос­нуть­ся и рез­ко сесть, не­ес­тес­твен­но вып­ря­мив­шись и тя­жело ды­ша. Ей все еще ка­залось, что она за­дыха­лась в крас­ном ды­ме.

Ми­ха­ил вско­чил с по­ла на кро­вать и сел ря­дом с Элис, взяв её ли­цо в ла­дони:

— Ты как? — он выг­ля­дел очень обес­по­ко­ен­ным и ис­пу­гав­шимся. — Я те­бя бу­дил, а ты не про­сыпа­лась!

У дво­рец­ко­го тряс­лись ру­ки и гла­за бы­ли крас­ные. Ви­кон­тесса с не­до­уме­ни­ем пог­ла­дила сво­его дру­га по го­лове, пы­та­ясь ус­по­ко­ить, и рас­ска­зала про стран­ный сон, про Мас­те­ра, ключ, де­воч­ку, ко­торая бы­ла уди­витель­но силь­но по­хожа на Элис, но не бы­ла ею, и еще про ко­го-то в зер­ка­ле. Ми­ха­ил слу­шал, но все вре­мя бес­по­кой­но ог­ля­дывал­ся то на дверь, то на ок­но, прек­расно пом­ня про нез­на­комых лю­дей у крыль­ца.

— Слу­шай, — дво­рец­кий ос­та­новил рас­сказ, не дос­лу­шав до кон­ца, — ты же кла­дезь всех сплет­ней особ­ня­ка, ко­го-ни­будь в гос­ти приг­ла­шали се­год­ня пос­ле праз­дни­ка?

Элис за­дум­чи­во по­чеса­ла под­бо­родок:

— Нет, а что? — де­воч­ка сов­сем не по­нима­ла, к че­му был воп­рос.

— На ули­це кто-то сто­ит, ка­кая-то груп­па лю­дей, уже дав­но, я про это ни­чего не слы­шал, — па­рень го­ворил без пе­редыш­ки, ста­ра­ясь объ­яс­нить все как мож­но ско­рее, — нуж­но со­об­щить ко­му-ни­будь, но ес­ли это во­ры или еще кто, то они мо­гут пой­мать ме­ня в ко­ридо­ре, по­это­му мне ни­как нель­зя вы­ходить! Как со­об­щить дво­рец­ким? Как со­об­щить гра­фине?

Си­ту­ация и впрямь бы­ла неп­ростая. Воз­можно, эти лю­ди не­опас­ные, и ос­таль­ные о них зна­ют, но не со­об­щи­ли Ми­ха­илу и Элис, так как поп­росту за­были, ведь эта па­роч­ка очень ред­ко по­пада­ет­ся на гла­за, за­сижи­ва­ясь в биб­ли­оте­ках, а мо­жет, это как раз во­ры («Но они не хо­дят груп­па­ми, и уж тем бо­лее, не сто­ят у па­рад­но­го вхо­да!» — вспом­ни­ла ви­кон­тесса) и они дей­стви­тель­но опас­ны для жи­телей особ­ня­ка и о них нуж­но со­об­щить, но так, что бы эти не­из­вес­тные их не за­мети­ли. Ос­та­вать­ся в ком­на­те не ва­ри­ант — ес­ли лю­ди пло­хие, их ра­но или поз­дно най­дут, а за дра­гоцен­ности, что хра­нят­ся в ка­бине­тах и пор­трет­ных, и жизнь за­берут. На ули­цу выг­ля­нуть еще раз нель­зя — вдруг уви­дят.

— Да­вай пос­ту­пим так, — твер­до на­чала го­ворить ви­кон­тесса, — мы не­замет­но вый­дем в сад че­рез вто­рос­те­пен­ные ко­ридо­ры и ос­та­нем­ся там, в бе­сед­ке. Ту­да все рав­но ник­то не хо­дит. Ес­ли что уви­дим, то вы­зовем по­лицию, там ста­рые нас­тенный те­лефон ви­сит, пом­нишь?

— А как же ос­таль­ные? Прис­лу­га и гра­финя?.. — рас­те­рян­но про­тянул Ми­ха­ил, с опас­кой ог­ля­нув­шись на ок­но, за ко­торым сно­ва вид­нелся пла­мен­но-оран­же­вый свет. Кро­ме это­го, в стек­ло на­чали бить дож­де­вые кап­ли, сна­чала ред­ко, а по­том все ча­ще, на­бирая си­лу. Бе­ды об­ру­шива­ют­ся не дож­дём, а лив­нем.

Вни­зу, на лес­тни­це меж­ду пер­вым и вто­рым эта­жом что-то гром­ко упа­ло. Ми­нут с пять ни­чего не бы­ло слыш­но, за­тем же на­чалось ка­кое-то не­яс­ное ше­бур­ша­ние, сов­ме­щен­ное с хло­пань­ями две­рей и гром­ки­ми ша­гами.

— Ду­маю, ес­ли они так про­дол­жат шу­меть, то все взрос­лые са­ми прос­нуть­ся и вы­зовут по­лицию, — от­ве­тила де­воч­ка и, схва­тив дво­рец­ко­го за ру­кав, сос­ко­чила с кро­вати и под­бе­жала к две­ри в гар­де­роб­ную.

Па­рень бро­сил­ся сле­дом, боль­ше ни о чем не раз­ду­мывая. Вдво­ем они вбе­жали в тем­ную ком­на­ту и од­новре­мен­но ока­зались у вхо­да в убор­ную, тут же Ми­ха­ил при­нял­ся ша­рить по кар­ма­нам, в на­деж­де, что ключ у не­го есть.

— О мой Бог! — с ужа­сом вос­клик­нул дво­рец­кий. — Я от­дал все клю­чи То­масу!

— Нет, ну ты как всег­да! — зло про­бур­ча­ла ви­кон­тесса и рас­сержен­но дер­ну­ла за руч­ку две­ри, впро­чем, не на­де­ясь, что она под­дас­тся. Но, вот уди­витель­но (!), дверь с виз­гля­вым скри­пом от­кры­лась. Ми­ха­ил по­жал пле­чами и про­бор­мо­тал что-то про свою за­быв­чи­вость зак­ры­вать две­ри в ком­на­ты.

Друзья взя­лись за ру­ки и ти­хо, но быс­тро, пош­ли даль­ше. Без по­мех прош­ли ту­алет­ную, за­тем дет­скую, клас­сную, — две­ри то­же бы­ли от­кры­ты, хо­тя Ми­ха­ил за­пирал их еще три дня на­зад, а боль­ше ник­то не за­ходил, — и выш­ли в ма­лень­кий ко­ридор­чик. Он был спря­тан меж нес­коль­ких ком­нат, и час­то ис­поль­зо­вал­ся Ми­ха­илом и Элис, что­бы пря­тать­ся от оз­лоблен­ной на весь мир гра­фини. Ко­ридор­чик вел к не­боль­шой вин­то­вой лес­тни­це, по ко­торой па­роч­ка спус­ти­лась до пер­во­го эта­жа.

С па­рад­ной лес­тни­цы до­носил­ся шум и гам, кри­ки и хлоп­ки, ко­торые сме­шива­лись с то­потом ги­гант­ских ног. Ви­кон­тесса вжа­лась в дво­рец­ко­го, на­де­ясь, что он её за­щитит, но Ми­ха­ил сам был, мяг­ко го­воря, на­пуган. Од­на­ко он все рав­но взял де­воч­ку на ру­ки и при­жал к се­бе, спря­тав­шись у вхо­да в мин­цка­бинет*, не прек­ра­щая на­шеп­ты­вать, что все бу­дет хо­рошо. Прав­да, мне бы­ло не сов­сем по­нят­но: се­бя он ус­по­ка­ива­ет или все же Элис.

Гвалт с па­рад­ной лес­тни­цы не прек­ра­щал­ся, а толь­ко ста­новил­ся гром­че, на­рас­тал. Те­перь шум был не толь­ко на пер­вом эта­же, но и на вто­ром, а мо­жет, да­же, и на треть­ем. Вни­зу, на цо­коль­ном эта­же, где на­ходи­лись спаль­ня гор­ничных, кух­ня, пра­чеч­ная и дру­гие под­собные по­меще­ния, то­же что-то про­ис­хо­дило. Особ­няк бук­валь­но на­пол­нился скри­пами, шо­роха­ми, сту­чани­ем, — зву­ками, ко­торые из­да­вали не­из­вес­тные лю­ди, ко­торые ни с то­го ни с се­го приш­ли не­понят­но за­чем ночью в сей дом.

С ниж­не­го эта­жа пос­лы­шал­ся крик.

Ми­ха­ил еще креп­че при­жал к се­бе ма­лень­кую ви­кон­тессу, и мед­ленно, скры­ва­ясь в те­ни мно­гочис­ленных рас­те­ний, ста­туй и дру­гих ук­ра­шений, нап­ра­вил­ся к хо­зяй­ствен­но­му крыль­цу. Он пос­то­ян­но обо­рачи­вал­ся, и па­ру раз ему да­же ви­делось, что в ко­ридо­ре со сто­роны ас­сам­блей­ной ком­на­ты кто-то мель­кал при не­яр­ком све­те, до­носив­шимся от­ку­да-то со вхо­да.

У чер­но­го вхо­да ни­кого не бы­ло. Дво­рец­кий ти­хо прик­рыл за со­бой дверь и мол­ча ос­мотрел­ся, пы­та­ясь по­нять, что де­лать даль­ше. В сад ид­ти все же не сто­ит — мо­гут уви­деть из ок­на, луч­ше прой­ти к дво­ровой ка­лит­ке — че­рез неё бы­ло про­ще доб­рать­ся до глав­ной до­роги, а там уж на­вер­ня­ка на пе­рек­рес­тке де­журит по­лиция.

— Ведь все бу­дет хо­рошо? — ед­ва слыш­но спро­сила Элис, не под­ни­мая го­лову. Ей бы­ло страш­но, и по­это­му де­воч­ка ут­кну­лась Ми­ха­илу в шею, на­де­ясь, что ес­ли она ни­кого не уви­дит, то и её ник­то не уви­дит. — Прав­да же?

— Ко­неч­но, — па­рень уже ус­по­ко­ил­ся, све­жий ноч­ной воз­дух и хо­лод­ные кап­ли дож­дя ос­ве­жили его и по­мог­ли пос­мотреть на си­ту­ацию бо­лее трез­вым взгля­дом. — Все бу­дет хо­рошо, мы сей­час прос­то пой­дем к до­роге, а там всег­да сто­ят по­лицей­ские… Ты же пом­нишь? — Дво­рец­кий быс­тро по­шел по нап­равле­нию к ка­лит­ке.

Ви­кон­тесса ти­хо сог­ла­силась. Слег­ка при­под­няв го­лову, она пос­мотре­ла на чер­ные ок­на особ­ня­ка Найт, вол­ну­ясь за ма­му и слуг. Элис бо­ялась, что с ни­ми мо­жет что-то слу­чит­ся, но прек­расно по­нима­ла, что воз­вра­щать­ся за ни­ми нель­зя. А по­лицей­ский зна­ют что де­лать. По­лицей­ские взрос­лые, а взрос­лые по­нима­ют в жиз­ни го­раз­до боль­ше, чем де­ти, — ви­кон­тессе всю жизнь об этом го­вори­ли, зна­чит, это прав­да. По край­ней ме­ре, она так ду­мала. При­опус­тив ве­ки, де­воч­ка глу­боко вздох­ну­ла, на­де­ясь, что с ма­мой, То­масом, Джо­ном и дру­гими бу­дет все хо­рошо.

Друзья уже поч­ти скры­лись в чер­ных, не­рас­пустив­шихся кус­тах роз, как вдруг Элис сколь­зну­ла по­мут­невшим взгля­дом по хо­зяй­ствен­но­му крыль­цу, за­метив, что дверь от­кры­лась и кто-то вы­шел. Она уже от­кры­ла рот, что­бы ти­хо ска­зать об этом Ми­ха­илу, как вдруг раз­дался гром­кий хло­пок. Дво­рец­кий не ус­то­ял на но­гах и вы­ронил де­воч­ку на до­рож­ную плит­ку, упав ря­дом с ней вниз ли­цом и боль­ше не дви­га­ясь.

— Honeybunch? — рас­те­рян­но поз­ва­ла ви­кон­тесса, под­ни­ма­ясь на чет­ве­рень­ки. — Ми­ха­ил?

Но он не от­зы­вал­ся.

Элис ос­то­рож­но пе­ревер­ну­ла его на спи­ну и пох­ло­пала по ще­кам — ког­да она в детс­тве па­дала в об­мо­роки, Ми­ха­ил так при­водил её в чувс­тво. На лбу у дво­рец­ко­го бы­ла ог­ромная сса­дина, а нос нем­но­го по­синел. Все ли­цо пар­ня бы­ло мок­рым и хо­лод­ным от дож­де­вых ка­пель. Де­воч­ка по­ложи­ла го­лову дру­га се­бе на ко­лени, не на­де­ясь, что это по­может. Не­ожи­дан­но её паль­цы на­щупа­ли что-то тя­гучее у дру­га на за­тыл­ке, при­лип­шее к каш­та­новым во­лосам, и сте­ка­ющее к его шее. Под­не­ся ру­ку к гла­зам, Элис в не­яр­ком све­те уви­дела, что её ла­дони бы­ли пок­ры­ты крас­ной жи­жей, сколь­зкой и го­рячей.

— Honeybunch? — еще раз поз­ва­ла ви­кон­тесса тон­ким го­лосом, сов­сем не чувс­твуя, как сле­зы те­кут по её ще­кам. — Ми­ха­ил! — Элис за­дох­ну­лась в собс­твен­ном кри­ке, сжи­мая дво­рец­ко­го в объ­яти­ях, — Ми­ха­ил!

Сза­ди от­четли­во раз­дался то­пот мно­жес­тва ног. Кто-то что-то крик­нул вда­леке, свер­кну­ла мол­ния, тут же раз­дался гром. Дождь по­шел с уд­во­ен­ной си­лой.

А де­воч­ка про­дол­жа­ла звать сво­его дру­га. Она не ви­дела ни­чего и ни­кого, она да­же не по­чувс­тво­вала, что кто-то схва­тил её за ру­ку и по­тащил ку­да-то. Она вык­ри­кива­ла имя Ми­ха­ила сно­ва и сно­ва, об­ра­ща­ясь уже не к его хо­лод­но­му те­лу, а к дож­дю, не­бу, ту­чам — все­му, что ус­лы­шит её, но ес­ли её и слы­шали, то нич­то не от­зы­валось.

Мол­ния сно­ва раз­ре­зала не­бо, как свер­ка­ющие сталь­ные нож­ни­цы раз­ре­за­ют чер­ное шел­ко­вое по­лот­но. Гро­хот гро­ма отоз­вался ей, но тут же ис­чез, спря­тав­шись за трес­ком де­рева и скре­жетом. Воз­дух пот­ряс страш­ный рев, — Элис зак­ры­ла уши ру­ками и заж­му­рилась, а её все рав­но про­дол­жа­ли ку­да-то во­лочь, толь­ко с уд­во­ен­ной си­лой. Сквозь шум бы­ли слыш­ны кри­ки, кто-то ма­терил­ся, кто-то ис­те­ричес­ки виз­жал. Да­же сквозь плот­ное зак­ры­тые ве­ки ви­кон­тесса раз­ли­чила ог­ромное оран­же­вое пят­но сре­ди ноч­ной мглы, и тут же от­кры­ла гла­за, не по­нимая, что про­ис­хо­дит.

И луч­ше бы она это­го не де­лала, чес­тное сло­во.

Ед­ва де­воч­ка уви­дела ог­ромный по­жар, по­жира­ющий особ­няк, как теп­лый крик на­пол­нил её гор­ло. Элис выр­ва­лась из рук че­лове­ка, что дер­жал её и ки­нулась по по­коре­жен­ной и гряз­ной плит­ке к па­рад­но­му вхо­ду, но из ни­от­ку­да по­яви­лась вы­сокая фи­гура в чер­ном пла­ще, ус­певшая схва­тить её за пле­чо и ос­та­новить. Род­ной дом ды­шал жа­ром и пла­менем, вби­рая в се­бя все, что в нем бы­ло: ис­то­рии, прик­лю­чения, эмо­ции, смех и, са­мое-са­мое глав­ное, то, че­го ви­кон­тесса сов­сем не хо­тела ли­шать­ся пря­мо сей­час, — детс­тво, ко­торое про­вали­валось ку­да-то вниз, к под­ва­лу, вмес­те с об­ва­лив­шей­ся пы­ла­ющей кры­шей. Не удер­жавшись на но­гах под на­тис­ком эмо­ций, де­воч­ка рух­ну­ла на ко­лени, впи­ва­ясь ног­тя­ми в ру­ку то­го, кто дер­жал её. Элис ед­ва мог­ла ды­шать — ей ка­залось, что она все еще спит, по­тому что лес в ноч­ной ть­ме был не ви­ден, так же как и сте­ны той пе­щеры с зер­ка­лом. Бор­мо­ча, что все, что с ней про­ис­хо­дит — не­ре­аль­но, ви­кон­тесса обес­си­лен­но упа­ла на до­рогу, по­теряв соз­на­ние.

А явив­ши­еся из ноч­ной ть­мы лю­ди про­дол­жа­ли не­до­умен­но и зло пе­рего­вари­вать­ся меж­ду со­бой, са­ми ни­чего не по­нимая.

* * *

За­жатая меж об­ломков стен Эк­липтия мо­лила Бо­га о спа­сении. Страх и боль пол­ностью пог­ло­тили её, ры­да­ющую, сжи­ма­ющую в ос­лабших ру­ках же­лез­ную шка­тул­ку с пись­ма­ми, в ко­торых хра­нилась вся её жизнь. Огонь пы­лал вок­руг неё, но не под­хо­дил бли­же, лю­бу­ясь стра­дани­ями гра­фини с гру­бой ух­мылкой. Жен­щи­ну ог­лу­шал ро­кот пла­мени, да­вил по ушам, об­жи­гая те­ло.

Сре­ди это­го гу­ла ни­от­ку­да пос­лы­шались шар­ка­ющие ша­ги. Эк­липтия под­ня­ла за­литое сле­зами ли­цо, ко­торое блес­те­ло в яр­ком си­янии за­рева и в ужа­се от­кры­ла рот, из­да­вая не­мой крик.

— Так ты са­ма смерть? — вос­клик­ну­ла гра­финя, про­тяги­вая ко мне ру­ки, — са­ма смерть?

Я при­села на кор­точки пред прек­расным ли­цом не из­ме­нив­шей­ся за дол­гие го­да жен­щи­ны:

— Вов­се нет. Я не смерть, хо­тя ме­ня час­то срав­ни­ва­ют, — я улыб­ну­лась, гля­дя на то, как гра­финя тя­нет ко мне ру­ку, что­бы кос­нуть­ся, не за­мечая, что её боль ис­чезла. — Я не смерть, но неч­то по­хожее.

Эк­липтия ка­залась мне раз­давлен­ной, по­вер­гну­той сре­ди ос­колков го­лово­лом­ки осоз­на­ния, от­ча­яния и удив­ле­ния. С унич­то­жен­ным в ос­колки сер­дцем, с уби­тым на­веки до­вери­ем к лю­дям и от­би­тыми под кам­ня­ми лег­ки­ми.

— Там, там есть что-ни­будь? Там, по­том? — спро­сила гра­финя, при­жимая к се­бе шка­тул­ку, ца­рапая её ног­тя­ми.

— А ты под­ни­мись, да пос­мотри, — я кос­ну­лась её ру­ки ла­донью, — хо­чешь? Или ос­та­нешь­ся? Сей­час у те­бя, не­сом­ненно, есть вы­бор. Иног­да вы­бора нет, иног­да есть. Ка­кого твое же­лание?

Эк­липтия про­тяну­ла мне свой лар­чик, с улыб­кой спро­сив «А как же она?». Как ни кру­ти, да­же ос­колки сер­дца у жен­щи­ны по­рой спо­соб­ны чувс­тво­вать ма­терин­скую лю­бовь, ка­кой бы ре­бенок не ро­дил­ся и при ка­ких бы об­сто­ятель­ствах он не был за­чат.

— О ней по­забо­тят­ся хо­рошие лю­ди. И я в том чис­ле, — улыб­ка гра­фини ме­ня ра­дова­ла.

Она взя­ла ме­ня за ру­ку и с лег­костью под­ня­лась, прой­дя сквозь кам­ни как сквозь мас­ло. Фи­гура Эк­липтии бы­ла по­луп­розрач­ной, а те­ло, обез­дви­жен­ное, ос­та­лось ле­жать за­жатым меж кам­ней. Ка­жет­ся, ей нра­вилось это ощу­щение, быть лег­кой и па­рить в воз­ду­хе, по­доб­но ды­му, по­доб­но об­ла­кам, что ус­тра­ива­ют гон­ки на пе­регон­ки в вы­шине. Ей нра­вилось не су­щес­тво­вать.

— Приг­ля­дывай за ней, хо­рошо? — поп­ро­сила жен­щи­на, гля­дя мне пря­мо в гла­за. Вдруг в её соз­на­нии слов­но что-то про­яс­ни­лось, и Эк­липтия, не пе­рес­та­вая улы­бать­ся, вдруг спро­сила, — Лю­си?

— Для те­бя я Лю­си, — под­твер­ди­ла я, наб­лю­дая за тем, как соз­на­ние гра­фини ста­новит­ся проз­рачнее с каж­дым мгно­вени­ем, — про­щай. В этой жиз­ни нам боль­ше не встре­тит­ся, но я всег­да ску­чаю.

Эк­липтия что-то без­звуч­но ска­зала мне, но по­няв, что я её уже не слы­шу, лег­ким дви­жени­ем ру­ки ука­зала на шка­тул­ку, а за­тем сло­жила ла­дони в мо­лит­венном жес­те. Я кив­ну­ла и под­ня­ла её, про­шеп­тав, что обя­затель­но все про­читаю. Нес­лышно зас­ме­яв­шись, гра­финя раз­ве­ла ру­ки, ви­димо, же­лая об­нять ме­ня, и я уже шаг­ну­ла к ней, что­бы ис­полнить её же­лание, как Эк­липтия ис­чезла, не ос­та­вив пос­ле се­бя ни­чего.

— Все­му свое вре­мя, и вре­мя вся­кой ве­щи под не­бом*, — расс­тро­ен­но про­бур­ча­ла я, с лег­костью взмыв ввысь, навс­тре­чу ле­дяно­му дож­дю и чер­ным, слов­но вол­ну­юще­еся мо­ре во вре­мя штор­ма, ту­чам.

А на по­лу, об­сы­пан­ном ка­мен­ной крош­кой, пес­ком и че­репи­цей, до­гора­ла фо­тог­ра­фия с дву­мя ве­селы­ми де­вуш­ка­ми, хра­нящая в се­бе пос­леднее вос­по­мина­ние о том, что ког­да-то я бы­ла в этом до­ме.

Примечания:

Сноски:

хозяин обезьяньей лапки* — речь идет о криминальном романе "Обезьянья лапка"

минцкабинет* — что-то типа комнаты, где лежат коллекции монет

Honeybunch* — уменьшительно-ласкательное слово в английском языке. Михаил и Элис часто называют друг друга так, когда рядом нет других людей.

Всему свое время, и время всякой вещи под небом* — Ветхий Завет, Книга Екклезиаста или Проповедника, глава третья.