↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Солнышко сегодня светит чересчур ярко, мне головку припекло. Но даже несмотря на это, я начну свое повествование именно с этого момента.
В небольшом кресле дрыхнет без задних ног няня, пренебрегая своими обязанностями. Но за малютку, спящую в кроватке, можно не беспокоиться — рядом с ней сидят её ангел-хранитель и демон-искуситель, которые, как обычно, собачатся.
И зачем ругаться в такой чудесный денек?
* * *
*28 июля, 1903 год, особняк Найт, детская*
— Рафаэль, сколько можно следить за ней?
— Михаэлис, отойди от меня! Ты — демон, жаждущий забирать чужие души, уйди от меня, от моей подопечной, недаром я зовусь её ангелом-хранителем!
— Раф! Оставь постановочные истерики для родственников! Ты в скором времени будешь за ней везде ходить! — Демон ухахатывался от заумных слов своего белобрысого собеседника.
— Михаэлис! Не смей называть меня таким именем! — взбунтовался ангел.
— А ты не смей звать меня по фамилии.
Рафаэль вдруг резко стал серьезным.
— Как бы то ни было, я уверен, что совсем скоро произойдёт нечто страшное.
— И это что-то будет связано со мной? — демон закатил глаза.
— Ну конечно! А с кем ещё? Сколько раз я говорил тебе, проклятый демон, чтобы ты ушёл от неё? Что привязался к ней, как банный лист к… — Рафаэль замолк и взглянул на свои крылья. Ангелам запрещалось думать, а уж тем более говорить плохие слова, иначе перья могли потемнеть, и все будут знать, что ты можешь замышлять что-то недоброе.
— У меня есть на то причины. Береги её. До того самого момента… — Михаэлис взмахнул крыльями над маленькой колыбелькой и улетел в открытое окно.
«Что же задумала эта нечисть?..» — подумал Рафаэль, тихо наклонился над еле шевелящимся свёрточком и прошептал:
— Я всегда буду беречь тебя.
Затем он распустил крылья, взлетел и скрылся в маленьких пушистых облачках на небе.
Из свёрточка донеслось тихое бормотание младенца.
* * *
— …у ангелов и демонов суть одна и та же — взаимозаменяемые архетипы, разница лишь в полярности: ангел-хранитель, одолевший твоего врага в битве, побежденному видится демоном-разрушителем.
— Ты говоришь слишком заурядно, — отозвался на мою речь друг, продолжая писать.
Введение В Историю
* * *
Простра́нство-вре́мя (простра́нственно-временно́й конти́нуум) — физическая модель, дополняющая пространство равноправным временны́м измерением и таким образом создающая теоретико-физическую конструкцию, которая называется пространственно-временным континуумом. Пространство-время непрерывно и с математической точки зрения представляет собой многообразие с лоренцевой метрикой.
Но, пожалуй, это может быть довольно сложно. Я вам объясню.
В наше время связь между пространством и временем очень сильна. Это и неудивительно. Но все же, так часто бывает, мы не разбираемся, сколько прошло времени или же теряемся в незнакомом месте. И нам часто нужна помощь: часы или карта. Увы, но дать вам часы, которые в точности бы показывали сколько прошло времени, я не могу. И карту, кстати, тоже. Поэтому прошу понять и простить, а так же запомнить обозначения знаков, которые вам могут помочь сориентироваться в нашей физической модели, дополняющей пространство равноправным временным измерением.
* * *
— три точки посередине означают, что время и место изменено, обычно глобально.
* * *
— просто три точки обозначают, что изменено только время или только место.
*Особняк Найт, три дня назад* — обозначение, где и когда случилось, или случиться или же случается то или иное событие.
Жирным шрифтом выделяется что-то важное, на что стоит обратить внимание.
Цитаты так же выделяются жирным шрифтом, и специально, что бы не запутались, написано:«ЦИТАТА!»
Курсивом могут обозначаться определенные слова или детали, на которые стоит обратить внимание, или же, возможно, изменение тона в голосе персонажа.
Зачеркнуто то, что мне писать не стоило по соображениям «право на личную жизнь» и т.п.
Вы когда-нибудь думали о том, что ваша жизнь вам не подчиняется? Жизнь вообще довольно странная штука: то она принадлежит тебе, то кому-то другому. Странен вообще смысл нашего существования, но мы же как-то живем, верно?
Мэри-Энн*, одна из горничных при особняке Найт, осторожно ступала по красному ковру с длинным ворсом, расшитому по краям золотистыми нитями, и прислушивалась к каждому шороху, доносившемуся из-за деревянных дверей с красивыми табличками «billiard room», «portrait», «music room». Она искала дочь графини* Эклиптии, Элис, недавно вернувшуюся, как доложил один из пажей, вместе со своим дворецким с кладбища.
В ассамблейной комнате, — если говорить проще, то парадной зале, — кипела работа по приготовлению к празднованию дня рождения маленькой виконетессы*, но здесь, в отдаленной от приемных помещений особняка части, было практически ничего не слышно. Только лишь изредка лакей или паж мог неожиданно выпрыгнуть из какой-нибудь комнаты с круглыми от ужаса глазами, что он ничего не успевает. Неудивительно: графиня всегда все оставляет на самый последний момент.
Горничная с трудом верила, что девочке исполняется одиннадцать лет, ведь, кажется, еще совсем недавно она была маленьким милым комочком из одеял, который всех умилял и весело смеялся, если скорчить ей смешную рожицу. «Как же быстро летит время!» — думала женщина, заглядывая в гардеробную в надежде, что там находится предмет её поисков. Но в ней никого не было, поэтому, тяжко вздохнув, Мэри-Энн встала посередине коридора, размышляя о своих дальнейших действиях. Взгляд её остановился на позолоченной надписи на очередной двери, — «library 3» — и горничная фыркнула себе под нос. И как же она сразу же не догадалась?
Помедлив секунду, Мэри-Энн нажала на медную ручку и вошла, с подозрением оглядывая книжные шкафы. Вздохнув запах горелого масла, смешанного с благоуханиями плавленного воска и старых, давно пылящихся на почерневших от времени полках, книг, она поморщилась, так как не любила библиотеки, считая их пыльными и скучными. Но, возможно, её мнение бы изменилось об этих чудесных комнатах тайн, научись наша Мэри читать.
Повсюду: на полу, полках, покосившихся столах — стояли свечи и канделябры, от огня которых исходил мягкий желтовато-оранжевый свет. Шторы огромных окон были задернуты, и их изредка шевелил сквозняк, проникающий сквозь щели в оконной раме. Под ногами валялись одеяла и подушки с вышитыми на них чудными узорами, а шкафы, — ох, какие же это старые шкафы! — буквально трещали от тяжеленных книг.
— Виконтесса Найт! — позвала горничная, скрестив руки на груди. Ей хотелось поскорее вернуться к своей работе и закончить стирку до начала обеда.
— Да? — раздался тоненький голосок из-за соседнего шкафа.
Женщина тут же поспешила туда, стараясь не задеть подолом хлопкового платья стопки бумаг и свитков, стоящих на полу. Завернув за угол, горничная остановилась и её лицо, уже давно покрытое морщинами, мигом озарила улыбка умиления. Девочка, — нет, кажется что ей лет семь, но точно не одиннадцать, — с заплетенными черными пушистыми волосами и прелестном светло-голубом платье сидела на одной из самых больших подушек, держа в руках здоровенный фолиант, обложка которого была расписана разными цветочными орнаментами. (Виконтесса не выглядела на свой возраст, вероятно, из-за очень маленького роста и огромных черных глаз, которые всегда смотрели на мир очень наивно и по-детски.) А рядом с ней, прислонившись спиной к этажерке, сидел, завернувшись в клетчатый плед, её дворецкий, темноволосый парень лет семнадцати, Михаил, который слушал то, как она читает.
— Простите, что отвлекаю вас, — проговорила Мэри-Энн, в который раз удивляясь таким «семейным» отношениям госпожи и её слуги, — вас попросила позвать графиня Эклиптия, позвольте вас сопроводить до неё.
Элис, скорчив недовольное личико — она явно хотела продолжить чтение и никуда не ходить, — отложила книгу и поднялась, отряхивая свое изрядно помявшееся платье. Михаил привстал, собираясь следовать за своей леди, но девочка махнула рукой, как бы показывая, мол, сиди, я без тебя справлюсь. Дворецкий надулся, но остался на своем месте. А виконтесса проследовала за горничной, которая привела её в диванную комнату, где графиня Найт важно распивала чай, который наливала ей камеристка*.
Эклиптия была шикарной женщиной, которую, как многим кажется, старение обошло стороной. Она обожала шик и блеск, любила старинную мебель и платья прошлого века, но при этом графиня считала себя очень современной и передовой: не носила синтетического белья, не пила, не курила, всегда держала окна открытыми, даже зимой, и разрешала своей дочери называть себя только по имени, не отзываясь на простое человеческое «мама».
Элис, опустив голову, чтобы случайно не встретится с матерью взглядом, подошла к ней:
— Здравствуйте, Эклиптия, я пришла. Вы желали меня видеть?
Женщина повернулась к дочери, положив ногу на ногу. Лицо её оставалось безэмоциональным и ничего не выражающим — Эклиптия очень боялась морщин и всегда ходила как будто в маске, что, порой, приводило к недоумению окружающих при общении. А может быть она просто не умела улыбаться.
— Ах, Элис, — томно произнесла графиня, ставя обратно на поднос маленькую фарфоровую чашечку, — соизволь научится сообщать мне, куда ты уезжаешь! Я не знала где ты находишься! — она оглянула свою дочь колючим взглядом.
Девочка еще больше склонила голову, что сделало её похожей на знак вопроса. Мэри-Энн же, которая так и не ушла, оставшись в комнате — ведь её никто не отпускал, — с удивлением смотрела на свою хозяйку: виконтесса уезжает на кладбище каждый день в течении вот уже трех лет, об этом все знают, и никто не беспокоится, потому что к десяти часам она всегда была уже в особняке.
— Такая же, как и отец, — зло произнесла графиня Эклиптия, почти выплевывая слова. — Ступай, не мешай подготовке к празднику, позже я пришлю за тобой кого-нибудь, чтобы тебя переодели, — она сморщила нос, увидев сильно измятое платье и повернулась к только что вошедшему управляющему имением Джону, начав с ним разговор о финансах.
Элис молча стояла и смотрела на резную деревянную ножку дивана. Не то чтобы она ей понравилась или выглядела интересной, но девочке нужно было дождаться, пока мама закончит говорить, что бы кое-что попросить. Мэри-Энн так же стояла и ждала окончания разговора: про неё все еще никто не вспомнил и позволил уйти.
Девочка подняла глаза на управляющего и начала буравить его взглядом, надеясь, что он обратит на неё внимание. Почувствовав неладное, Джон принялся крутить головой, ища того, кто пожирает его глазами, а увидев, с какой надеждой смотрит на него Элис, быстро завершил разговор и ушел искать главного дворецкого Томаса, у которого были ключи от погреба. Графиня Эклиптия же, совсем неудовлетворенная разговором, скрестила руки на груди и уставилась на свою дочь:
— Ты еще не ушла? — женщина перевела взгляд на Мэри-Энн. — Иди, занимайся своей работой.
Горничная поклонилась и выскользнула из комнаты, в глубине души испытывая невероятное облегчение, потому что находится в компании строгой и злой графини было ну очень неприятно. Переведя дыхание, женщина направилась к лестнице в прачечную, но столкнулась с невесть откуда-то взявшейся новенькой горничной, которую Мэри-Энн раньше никогда не видела.
— Ох, извини пожалуйста. Давай я помогу, — Мэри-Энн тут принялась собирать выпавшие из рук девушки полотенца, — тебя когда приняли?..
Элис в это время, скромно потупив глаза, спрашивала у графини, можно ли ей до начала праздника поехать в Лондон, на открытие выставки картин. Девочка с Михаилом уже давно планировали эту поездку, но у мамы виконтесса решилась спросить только сейчас.
— Нет, — графиня снова взяла чашечку с уже немного остывшим чаем, — завтра, все завтра. Не последний день живешь.
Элис кивнула и тихонечко вышла, стараясь не шаркать ногами и не шуршать подолом, — Эклиптия этого не любила. Молча встав посреди коридора, девочка сначала посмотрела налево, затем направо, раздумывая, взять ли Михаила на «слабо», чтобы сбежать, или все же и вправду сходить завтра. Решив, что безопаснее для своего морального здоровья будет поехать на выставку завтра, виконтесса, некрасиво надувшись, потопала по коридору к библиотеке, непонятно зачем несильно стукая по каждой попадающейся колонне. Случайно пропустив одну, Элис вернулась к ней, стукнула и пошла дальше, невнятно пробормотав что-то вроде «Я же не хочу сгореть». Видимо, это у неё такая игра, типа того, когда мы прыгаем по плитке, не наступая на трещины и стыки между ними.
Вернувшись к Михаилу, девочка уселась на свою подушку, дико злясь на весь мир. Она сгорбилась и начала бубнить про «несправедливость» и «гадкое отношение», не обращая внимания ни на что другое. Дворецкий же зевнул и лег прямо на пол, пытаясь, не вставая, дотянутся до книги, которую читала Элис до ухода. Вытянувшись до смешного неестественно, Михаил все же схватил фолиант и, притянув к себе, раскрыл его где-то посередине. Пролистав еще несколько страниц, он принялся читать вслух новый рассказ, изредка поднимая взгляд на свою хозяйку, проверяя её настроение. Элис очень быстро отвлеклась от своих проблем — настолько интересной была история и настолько увлекательно читал Михаил, хоть он и часто прерывался, что бы убрать лезущие в глаза волосы.
Эта глава была о жившем некогда великом добром маге, которого называли Мастером Времени за его способность менять само русло течения жизни. Мастер считался великим, величайшим в своем роде, и его все уважали и любили. Он жил счастливо, пока однажды на его страну не напал страшный дракон, погубивший многие народы. Не побоявшись, Мастер сразился с ним, чтобы защитить тех, кто был ему дорог, свою семью и друзей. Битва была трудной, монстр был могуч и силен, но Мастер смог его победить. Едва стих предсмертный крик дракона, люди в той стране возликовали и устроили пир. Но, нежданно для всех, Мастер на сей пир не явился. Когда же его семья пришла к нему в дом, она обнаружила, что маг исчез, не оставив ни одной, даже самой маленькой, записки. Вместе с Мастером, из мира исчезли и тайны великого Времени, которые никому, кроме этого мага, не удалось разгадать. И люди до сих пор ищут его, в надежде, что Мастер исправит их грехи, повернув время вспять.
— Такая себе история, — Михаил отложил книгу. — Верно, да?
Девочка, уже полностью вернувшаяся в свое прежнее веселое состояние, принялась болтать о своих догадках. Дворецкий с видимым интересом её слушал, — в этом и заключалась задача этого произведения, читать его нужно вдвоем, и рассказывать друг другу о своих вариантах развития событий, а затем узнавать, кто же все-таки был прав. Книга была чудесная, но Михаил не понимал, почему же она хранилась в подвале, где он её и нашел, а не в библиотеке. А еще он не понимал, почему у книги такое мрачное название «Темные территории», ведь в ней не было ничего страшного и темного. Детская книжка со странным названием.
— Тебе когда-нибудь было интересно, почему автор никогда не описывает своих персонажей? — спросила Элис задумчиво, забрав у друга фолиант и принявшись рассматривать картинки по краям страниц, чтобы отыскать портреты героев, но там были лишь расписные цветы и странные пятна, будто автор пролил здесь кофе, а затем, увидев что натворил, прорыдал три дня. Неудивительно, что часть страниц снизу с расплывшимися буквами.
-Ну, может, это у него задумка такая, — дворецкий задумчиво почесал нос и снова принялся заворачиваться в плед. — Но, если подумать, то все персонажи ведь представляются сами собой, да? Например, ты что, дракона не можешь представить? — он улегся на подушки и закрыл глаза.
— Могу. А как выглядит Мастер? Я не знаю… — Элис расстроенно принялась листать «Темные территории», ища ответ, что же стало с Мастером. — Не могу представить.
Михаил пожал плечами и принялся строить свои предположения:
— Я думаю, что раз это маг, значит, это мужчина, иначе она была бы волшебницей. Ну и ещё Мастер же, он же Мастер, а не Мастерица. Он скорее всего мускулистый, ведь ему нужно много сил, чтобы убить дракона, — парень приоткрыл один глаз и взглянул на виконтессу, проверяя, слушает ли она его или нет. Она слушала, — а еще я почти уверен, что у него есть борода и усы, и он ходит и трясет ими, пугая своих соперников.
Элис засмеялась и с улыбкой продолжила искать ответы на свои вопросы, шебурша страницами.
Нежданно-негаданно из-за шкафа появилась молоденькая горничная, которая, как было известно всем, кроме Михаила, была влюблена в личного дворецкого виконтессы. Едва в поле её зрения попал все еще валяющийся на полу парень, она мигом стала красной как помидор и начала заикаться. Кое-как Мэри-Энн все же сообщила, что она была послана, чтобы подготовить Элис к празднику.
Девочка, смешно покачиваясь, поднялась и, едва удерживая книгу, кинула её прямо на ничего не подозревающего друга. Тот вскрикнул и стащил здоровенный фолиант с себя, принявшись ощупывать свои ребра в надежде, что они не сломались. Как выяснилось, сломаться им не удалось, поэтому Михаил с серьезной миной сел и, раскрыв книгу, углубился в чтение, явно обидевшись на виконтессу. А ей, в общем-то, было все равно: хмыкнув, Элис, широко вышагивая, направилась в туалетную комнату. Горничная же, стараясь быть как можно более незаметной, направилась за ней.
Едва девушки скрылись в дверном проеме, как дворецкий скривился так, будто бы проглотил сразу же пять лимонов, причем вместе с кожурой, и нахмурился. Закрыв «Темные территории», Михаил глубоко вздохнул и поднялся, засунув фолиант под мышку.
У дверей библиотеки послышался звон: что-то разбилось. Вздрогнув, парень быстро пихнул книгу под шкаф, куда она едва помещалась, а затем, стуча каблуками неудобных туфель по паркету, подошел ко входу. Там одна из горничных, с красными щеками, со слезами на глазах, собирала осколки разбившейся вдребезги хозяйской чашки.
— Джон будет злиться, — надменно проговорил парень, оглядывая нанесенный дорогому фарфору ущерб. — Такое незаметно не починить.
Эта новенькая горничная работала от силы пару дней, Михаил еще хорошо помнил, как управляющий принимал её, сгорбленную и маленькую ростом. Выглядела она непримечательно — коричневые волосы, темные глаза и смуглая кожа, — дворецкий сомневался, что заметил бы её в толпе. Дрожащими руками бедняга собирала осколки, не прекращая рыдать в три ручья.
— Тебя кто в праздник поставил, если ты еще ничего не умеешь? — парень взял поднос с оставшимся сервизом, стоявший на комоде, и с отвращением посмотрел на девушку, — прибери тут и сходи умойся, смотреть тошно.
Горничная закивала, вытирая тыльной стороной ладони глаза и продолжила уборку. Фыркнув, дворецкий вышел и направился в сторону кабинета графини Эклиптии, где она наверняка сидит вместе с управляющим, как обычно занятая деньгами.
Попасть нищему, бездомному человеку в слуги богатой семьи — это значит начать нормальное существование. Есть нормальную еду, а не огрызки, спать на нормальных кроватях, а не на камнях, мыться в ванной, а не в реке и тому подобное. За это тебе нужно преданно и верно служить тому, кто забрал тебя из грязи и дал надежду на лучшее. Михаил так и попал в семью Найт — Элис его случайно увидела в переулке, когда сыновья торговца фруктами начали избивать тогда еще десятилетнего мальчишку за кражу одного яблока. С позволения отца, девочка спросила у Михаила, не хочет ли он стать её слугой. Слугой и другом. Ничего не умевший кроме воровства, мальчик со странным для Англии именем Михаил, которое все, кроме Элис, коверкали «Майкл», узнал, что, оказывается, он может быть нужным. Когда он разбил свою первую чашку, он тоже плакал, боясь, что его выгонят, а Джон, — тогда он еще был дворецким графа Саймона, — успокаивал его. Кстати, Михаила все же выгнали, потому что Эклиптия возненавидела его до глубины души, но виконтесса закатила такую истерику, что семейство Найт лишилось двух третей стеклянной посуды, поэтому мальчика поспешили вернуть в особняк.
Михаил стал частью семьи. Даже графиня смирилась с его существованием, заметив, что Элис стала куда спокойнее и послушнее, не бегала по особняку, сражаясь со злобными монстрами и не строила из себя пиратку, катаясь на шторах. Но Эклиптия не знала, что её дочь все равно осталась такой же непоседой, просто Михаил, который умел читать, начал рассказывать ей истории. Это оказалось для девочки куда интереснее, чем убегать от озлобленной матери за не выученный урок. Теперь они вдвоем сидели по библиотекам, читая сказки и истории, представляя себя на месте главных героев, и сражаясь длинными деревянными указками. А когда к ним присоединилась Ева, у которой было в запасе невероятное количество интереснейших рассказов, играть стало еще более интересно. Правда, потом…
Опустив поднос на кофейный столик, Михаил поклонился. Эклиптия продолжала сидеть, перебирая бумаги, и не обращала внимание на вошедшего дворецкого.
Так как Джона в кабинете не было, парень бесшумно вышел, — ему позволялось, в отличие от горничных, выходить без разрешения, — и принялся искать управляющего. Он оказался в саду, спрашивал у садовников как обстоят дела с урожаем.
— Джон! — Михаил, пренебрегая правилами, перемахнул через ограду и со всего духу помчался к старику. — Джон!
Управляющий имением отвлекся и замотал головой, а увидев парня, который остановился рядом, переводя дыхание, расплылся в улыбке, подозрительно хорошо сохранившейся. Порой парень спрашивал сам у себя, что же блестит ярче — лысина Джона или его улыбка:
— Майкл? Что-то случилось?
Дворецкий закашлялся от большого количества невесть откуда взявшейся пыльцы полыни — у него была аллергия на это растение. Обмахивая себя ладонью, Михаил наконец начал говорить:
— Почему ты поставил сегодня работать новенькую горничную? Не помню как её зовут, но её приняли вроде дня два назад, такая, с коричневыми волосами, — парень зачем-то начал показывать как выглядит её прическа, видимо забыв, что она одинаковая у всех горничных.
Искренне удивившись, Джон пожал плечами:
— Прости, что? Майкл, ты что-то путаешь, у нас не было пополнения уже с год, с тех пор, как в последний раз приезжал граф Саймон, — дворецкий похлопал парня по плечу, — а теперь извини, мне пора, нужно найти Томаса и узнать как обстоят дела с проведением праздника.
— Н-но Джон… — Михаил выглядел очень ошарашенно, — но я же точно помню…
А управляющий, уже ничего не слыша, направился к хозяйственному крыльцу, что-то считывая с маленького блокнотика и насвистывая.
Дворецкий на мгновение встал в ступор, — он не совсем понимал, что происходит, — а потом, все еще пребывая в недоумении, пошел обратно в библиотеку. Поднявшись по лестнице на третий этаж, Михаил открыл дверь с табличкой «library 3» и огляделся. Горничной уже не было, как и остатков фарфоровой чашки. Решив, что Джон просто по старости забыл про эту новенькую, парень облегченно вздохнул и подошел к шкафу, где спрятал «темные территории», присел на корточки и сунул в отверстие руку, стараясь нащупать корешок. Но его сердце пропустило удар: книги не было. Встав на четвереньки, Михаил принялся обшаривать тайник, но там была только пыль, пока дворецкий неожиданно не наткнулся на что-то острое и тонкое, мгновенно порезав палец. Досадливо цокнув, парень слизал выступившую капельку крови и продолжил поиски, на этот раз того, что его поранило. Пальцы нащупали лист бумаги.
Парень достал его и отряхнул — лист был не сильно пыльный, скорее всего, его положили туда совсем недавно, он просто испачкался, — но написано ничего не было. Тогда Михаил решил посмотреть, что будет, если поднести лист к огню, не зря же он читал детективы вместе с Элис. Это помогло — начали просвечиваться буквы, но их было трудно разобрать. Перевернув находку, дворецкий ясно понял, что он дурак, и что нужно было сразу же осмотреть лист с двух сторон.
Надпись была нечеткая, сделанная в спешке, но разобрать можно: «Не ложись спать сегодня ночью». Парень тупо уставился на буквы, потом скомкал лист и кинул в мусорное ведро. Теперь он окончательно решил, что это шутка Элис, и что в ближайшие несколько дней нужно устроить ей что-то подобное, но не сейчас, уже поздно и пора идти переодеваться к празднику. Правда, чуть позже он вспомнил, что девочка очень маленькая и хрупкая, и она едва поднимает огромный фолиант, не чтобы куда-то его тащить.
Спустя час, может, чуть меньше, начали прибывать гости. Виконтесса уже умирала от желания что-нибудь съесть, как и Михаил, потому что они оба пропустили обед, засидевшись за книгой, а завтракали в рань-раннюю, еще до того, как проснулась графиня Эклиптия. Но пока все гости — Элис понятия не имела кто они все, потому что гостей приглашала мама, — не прибыли, есть было нельзя, поэтому парочка друзей стояли вдалеке от праздничного шума, в уголке ассамблейной залы, обсуждая загадочное исчезновение «темных территорий», про которое Михаил конечно же (!) рассказал подруге. Не могла же книга исчезнуть неизвестно куда, или превратиться в лист бумаги! Но все варианты свершившихся событий были очень странными, можно сказать фантастическими, и чаще всего связанными с призраками, поэтому ни один из них не подходил.
Наконец, праздник начался. Взрослые веселились и танцевали, и каждый считал своим долгом подойти к девочке и поздравить её с одиннадцатилетием. Гостей было так много, и они говорили такие длинные и пафосные речи, что уже через двадцать минут Элис начала зевать, из-за чего Михаилу приходилось периодически щипать подругу. Но когда нахваливать виконтессу всем надоело, она наконец-таки смогла отойти к столу, где, скрываясь от озлобленных глаз своей мамы, тайком воровала пирожные и кексы. Михаил отошел, потому что его позвал дворецкий Томас, кажется, чтобы помочь принести еще несколько бутылок с вином. Это обычный праздник, такой бывает каждый год. И каждый год девочке было неимоверно скучно находится среди взрослых незнакомых дядей и тетей, которые, кажется, были гораздо более рады празднику, чем она сама.
Уплетая уже -дцатый по счету кекс, Элис вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Секунду она пристально осматривала всех гостей, пока не заметила белые волосы. Это её напрягло. Стараясь не упустить обладателя столь редкого цвета шевелюры, девочка обошла стол и побежала прямо сквозь толпу. Но перед ней буквально из ниоткуда выскочил мальчик-лакей, желая ей что-то сказать, но девочка, на миг потерявшая беловолосого, рассердилась и оттолкнула его, побежав дальше, а тот человек уже исчез. Растерянно стоя среди веселой и пьющей толпы, Элис оглядывалась. Такие волосы она в жизни видела только у одного человека, у Евы Листер. Однако её здесь быть никак не может.
Чуть не плача, девочка все так же продолжала искать белоснежные волосы среди толпы женских разноцветных шляпок и зачесанных назад коротких мужских причесок. Но внезапно она увидела парня лет двадцати трех в белом костюме с черной рубашкой, и у него были неряшливы, зачесанные в хвостик, белые волосы. Элис мигом помчалась к лестнице, где он стоял, разговаривая с каким-то злобно выглядящим мужчиной в красном пиджаке.
— Простите, сэр! — девочка кого-то случайно толкнула и выскочила из толпы. — Мистер!
Парень то ли с испугом, то ли радостно посмотрел на неё — было сложно понять, а мужчина в пиджаке скривился, потому что Элис явно перебила его. Девочка прижала руки к груди, рассматривая беловолосого, мужчину же она словно не заметила.
Впрочем, её можно понять: парень был очень красив. У него было овальное лицо, большие синие глаза и пухлые губы примечательного нежно-красного оттенка, а кожа была очень бледная, какого-то зефирного цвета. Брови такого же цвета, что и волосы, впрочем, они были немного подведены чем-то темным. И взгляд у него был добрый-добрый, как у врачей и учителей биологии.
— Маленькая леди! — парень расплылся в улыбке. — Вам что-то нужно?
Элис замешкалась, решаясь, спросить или все-таки не стоит, но все же отважилась:
— А вы знали Еву Листер?
В глазах беловолосого появилось понимание, по крайней мере так показалось девочке, но он отрицательно покачал головой и ответил «Нет». Тогда виконтесса грустно вздохнула, и уже сделала шажок назад, чтобы уйти, но снова подняла голову:
— А вы тоже альбинос, да? Ева была альбиносом, у неё волосы были белые.
— Да, маленькая леди, я альбинос, — он снова улыбнулся. — Меня зовут Рафаэль, а вас Элис, верно? Вы виновница торжества? — Рафаэль подмигнул Элис, от чего та мигом счастливо заулыбалась и даже покраснела.
Мужчина же в красном пиджаке продолжил стоять мрачнее тучи, явно ненавидя весь мир, но он так буравил своего беловолосого собеседника взглядом, что можно было подумать, что в данный момент вся его ненависть сосредоточена только на Рафаэле. Девочка была немного удивлена настроением этого мужчины: казалось бы, рядом с таким человеком, как Рафаэль просто невозможно оставаться хмурым.
— Эй, Захар, хватит дуться. Если тебе здесь не нравится, то мы скоро уйдем, не волнуйся, — парень хотел сказать что-то еще, но мужчина неожиданно почти прорычал, что ему на все плевать. Рафаэль выглядел очень недовольным, но повернулся к Элис, — извините его, он не в духе. Сердится на меня, увы, увы, — он выглядел немного растерянно и постоянно оглядывался на Захара, — так что мы, верно, скоро пойдем, чтобы не мешать празднику. Но все же, не скажете ли вы мне, маленькая мисс, почему на детском дне рождении совсем нет детей? Где ваши друзья?
Девочка тот час погрустнела и сдвинула брови к переносице, сильно помрачнев:
— У меня нет друзей. Была подруга Ева, это про неё я спрашивала, но она умерла три года назад, её сбил автомобиль. И всё, — Элис перестала смотреть на Рафаэля, а принялась рассматривать узоры резной лестницы. Ей стало очень неудобно, и девочке захотелось поскорее уйти куда-нибудь, лишь бы не видеть такое веселое лицо беловолосого парня.
— Оу, ну, да, — Рафаэль растерялся, — извините, что поднял эту тему. А ваша мать разве не может отправить вас в Лондон, там вроде недавно открылась частная школа для девочек, вы могли бы найти себе новых друзей.?
Захар неожиданно начал что-то бубнить, оглядываясь на окружающих. Беловолосый схватил его за руку и мягко начал поглаживать, пытаясь, видимо, успокоить или что-то в этом роде. Элис была удивлена, насколько же эти двое непохожи между собой, прямо-таки колоссальная разница.
Но, по секрету, я скажу вам, что на самом деле есть то, что их точно связывает даже невооруженным, неопытным глазом обычного человека. И Рафаэль, и Захар — они горячие. Знаете, есть горячая радость, горячая ярость, горячая злость, есть горячая любовь, правда, последнее обычно называют страстью. Любовь не должна приносить боль, я знаю, поэтому она должна быть едва теплой, вечно тлеющей. Ключевое слово — вечно.
— Нет, — виконтесса улыбнулась, — она не хочет. Говорит, что там за мной будет некому приглядывать и я там что-нибудь подожгу. Не знаю, с чего она это взяла, — девочка скорчила наигранно-задумчивую гримаску.
Рафаэль засмеялся:
— Любите баловаться с огнем? — парень выглядел очень довольным, хотя его спутник буквально пожирал его бешеным взглядом холодного убийцы.
— Нет, нет, что вы, — девочка замахала руками. Со стороны это выглядело очень смешно, словно бы она отгоняла мух, — я не знаю, почему она так решила! — Элис задумчиво почесала подбородок, — впрочем, наверное, я бы и сама не уехала отсюда. У меня здесь… — она запнулась, — брат. Я никогда и никуда без него не выезжала. Он приглядывает за мной, что бы ничего плохого не случилось.
Беловолосый понимающе кивнул, но Захар принялся рыкать на мимо проходящих лакеев, из-за чего Рафаэль поспешно попрощался и ушел, буквально заставляя грузного мужчину топать за ним, к слову, довольно тощим, в толпе. Элис с минуту стояла, рассуждая о том, каких же странных людей приглашает в особняк её мама. В глазах у девочки уже рябило от этих платьев всех цветов радуги и сюртуков, которые друг от друга вообще ничем не отличались.
И вдруг, как чертик из коробочки, из толпы, — порядком поредевшей, потому что многие ушли танцевать в центр зала, — выскочил Михаил. Он был немного взъерошенный, похоже, что Томас заставил его носить не только бутылки с вином.
Кое-как пригладив свои лохмы, дворецкий указал на удаляющегося Рафаэля и спросил кто же этот чудик. Элис пожала плечами, — чудиком она его никак не считала, вполне обычный человек, — но ответила:
— Рафаэль. Если честно, я совсем не успела о нем ничего узнать, а все из-за Захара, того странного мужчины, что был с ним.
— Это тот, который в красном пиджаке что ли? — уточнил Михаил, — ну и ну, как же он кисло выглядит. Лучше не подпускать его к столам с едой, а то все прокиснет.
Девочка засмеялась и покрутила пальцем у виска, явно показывая свое отношение к Захару.
— Похоже, мы сделали в этой лавочке все, что смогли, и можно со спокойной душой идти спать, — дворецкий потер глаза. — Мы встали очень рано, так что нужно сегодня лечь пораньше. На нас уже никто не смотрит, так что пойдем.
— Зато мы поздравили Еву с днем рождения, — тихо сказала виконтесса, следуя за своим другом.
В спальне было тихо. Слышалось только тикание часов, да невнятное шебуршание за окном. Парень зажег лампу, а затем и свечи, чтобы было не так темно.
Элис тут же скрылась в туалетной комнате — Михаилу с недавних пор стало туда нельзя, впрочем, по вполне понятным причинам, — но даже трех минут не прошло, как она выскочила обратно жутко растрепанной и в милой белоснежный сорочке и тут же запрыгнула на диван, прячась под одеяло. Дворецкий задернул шторы и присел на край громоздкой кровати, смотря на то, как девочка пытается устроится поудобнее.
— А ты когда спать? — наконец спросила она, натянув одеяло до подбородка. Это выглядело так смешно и так мило, что Михаил не прекращал улыбаться.
— Попозже, когда праздник закончится и все разъедутся, — парень немного покраснел, но в темноте это было плохо видно. — Вдруг что-нибудь случится.
Виконтесса заулыбалась и страшным замогильным голосом с подвываниями начала говорить:
— А может ты боишься призрака горничной? — за что немедленно получила щелбан в нос. — Эй!
— Нет никаких призраков, и ты это знаешь. Не глупи. Я просто не очень сильно хочу спать, — парень поднялся и пошел задувать свечи. Неожиданно раздался страшный вой, отчего Михаил вздрогнул и в страхе обернулся. За какие-то пару секунд с него семь потов сошло, зато Элис начала хохотать, буквально зарываясь в подушку в слезах. — Ах ты маленькая поганка! — дворецкий разозлился и отправил прямо девочке в лицо диванную подушку. Виконтесса успела её поймать и продолжила смеяться, умирая от испуганного выражения лица её друга, которое еще можно было разглядеть при свете свечей.
Но вскоре она успокоилась и снова легла под одеяло:
— Так ты не будешь спать всю ночь из-за той записки, да?
— Да нет же! Что ты за глупый ребенок! — воскликнул Михаил, все еще злясь за дурацкую шутку, — говорю же, закончится праздник и пойду спать! А если ты прямо сейчас не заснешь, то я тебя подушкой задушу, по крайней мере, я точно буду знать, что этой ночью никто не придет ко мне и не начнет выть на ухо!
От таких слов девочка расстроилась. Шмыгнув носом, она завернулась как гусеничка в одеяло и затихла, пребывая в оскорбленном состоянии. Дворецкий и сам тут же скуксился, поняв, какую глупость он только что сказал, поэтому, задув последнюю свечу и немного убавив света в лампе, Михаил подошел к кровати и обнял свою подругу.
— Ты злой! — Элис отодвинулась. — Злой и вредный!
— Зато я никогда не говорю твой маме обо всех твоих подленьких свершениях, верно? — хитро спросил дворецкий и продолжил смешным голосом диктора из радио, — госпожа Найт, как вы считаете, куда же исчез Мастер из всеми любимой книги «Темные территории»? Уверен, у вас есть свои догадки!
Парень знал куда бьет. Виконтесса обожала перед сном рассказывать о том, что она думает про концовки историй из книги, поэтому девочка тут же села и принялась балаболить:
— Я думаю, что Мастер ушел в другую страну сражаться с другим драконом! Он же мог узнать о новом нападении и уйти защищать других людей!
— Прекрасная версия! — Михаил вернул себе прежний голос, — а вот я думаю, что дракон перед смертью поделился с Мастером какой-нибудь великой тайной, отчего Мастер ушел в отшельники размышлять о жизни.
— Нет, это слишком неинтересно!..
Дебаты продлились часов до девяти, пока Элис не заснула у друга на руках, случайно закрыв глаза. Дворецкого это порядком повеселило, и он тихо уложил девочку в кровать, накрыв одеялом и поцеловав в лобик. Он с улыбкой затушил лампу и уже подошел к двери, чтобы пойти спать, но вдруг передумал и, закрыв дверь спальни на ключ, сел на валяющуюся на полу подушку, облокотившись на столбик кровати. Михаилу все не давала покоя эта странная записка, и он чувствовал во всем этом какой-то подвох, но не до конца понимал какой именно.
* * *
Темно. Ничего не видно, даже собственных рук.
На ощупь я достала маленький стальной шарик с разными странными значками и нажала на первую попавшуюся кнопку. Шарик мгновенно засветился и показал мне голограмму генеалогического дерева Элис Найт. Здесь был и граф Саймон, ныне покойный, умерший во время кораблекрушения у австралийских берегов, и Эклиптия, правда, здесь её лицо выглядело куда милее и добрее, и все бабушки и дедушки с прабабушками и прадедушками.
— Что ж, да продолжится эта история, — пробормотала я, в неярком свете голограммы рассматривая стену, рядом с которой стояла.
Примечания:
Итак, я вернулась с больницы. Я знаю, что тут уже в меня не особо-то верят, но, все же, смею вас заверить, я не разочарую вас. Новая история пО кРаЙнЕй МеРе не зайдет в тупик. Надеюсь, что я смогу наверстать упущенное и мой навык писательства вернется на прежний уровень.
А теперь сноски:
Мэри-Энн* — горничные раньше не имели своих личных имен, их называли просто "Мэри-Энн".
графини Эклиптии* — Эклиптия является женой графа Саймона, что автоматически сделало её графиней
маленькой виконетессы* — дочь графа является виконтессой, сын — виконтом
камеристка* — личная горничная
Михаил чувствовал себя отвратительно. Во-первых, ему хотелось спать, а во-вторых, он не мог спать, и оба этих слагаемых выражения не могли быть соединены между собой, поэтому бедный парень сидел, тупо уставившись в темноту. Иногда ему казалось, что оттуда вот-вот выскочит та горничная — призрак (или кто она там) и съест его внутренности. Дворецкий вообще верил в призраков и всякую мистику, потому что часто читал разные страшные и не очень магические истории, но Элис об этом не говорил, так как был уверен, что она его засмеет.
«А вдруг из-за того, что я не помог этой горничной на меня наложили проклятие? И я буду страдать, как тот хозяин обезьяньей лапки*» — думал Михаил, продолжая сидеть на подушке и качаться из стороны в сторону. Наконец, дворецкому это надоело, и он поднялся, подойдя к окошку. Немного приоткрыв штору, парень посмотрел на стоящие на тумбочке часы, едва видные в тусклом лунном свете, и был возмущен: стрелки показывали десять, хотя парень был уверен, что сидит тут уже больше четырех часов. Вернув вещицу на место, Михаил облокотился на подоконник, и подперев руками голову, принялся пялится на черную улицу.
Внизу, у парадного входа, ярко горели фонари, освещая дорогу уходящим гостям. Среди них копошились мальчики-пажи, таскающие за собой светильники, похожие на лампадки, что бы помочь богатым господам пройти до своих автомобилей или карет. Фыркнув, дворецкий сел на подоконник, — он был уверен, что в окне третьего этажа его никто не заметит, иначе влетело бы за такое нарушение правил по первое число, — и начал считать звезды. Он постоянно сбивался, потому что не был уверен, посчитал ли он одну из звезд два раза или все-таки только один, из-за чего постоянно приходилось начинать заново.
Но вот гости разъехались. Все зашли в дом и принялись заниматься своими делами: кто уборкой, кто подготовкой к завтрашнему дню, а кто-то принялся писать особое письмо. Этим последним кем-то была Эклиптия. Сидя в свой спальне с открытыми настежь окнами, она выводила ручкой красивые буквы и невольно улыбалась, рассматривая черно-белые фотографии, на которых были изображены две смеющиеся молоденькие девушки в красивых нарядных платьях: одна высокая, с коричневыми волосами чуть ниже плеч, а другая маленькая и чуть полненькая, точная копия Элис, только старше лет на пять.
«Здравствуй.
Сегодня ты мне тоже снилась, удивительно, верно? Уже которую ночь… Мы виделись с тобой лишь пару раз, и, верно, ты уже не помнишь меня, но ты единственная, кому я могу все-все рассказать. Хотя я даже не знаю твоего имени.
Сегодня был одиннадцатый день рождения Элис. Не знаю, что еще интересного произошло за целый день, потому что я все время провела в своем кабинете — сил нет смотреть на эти стены, ходить по коридорам и видеть глаза моей дочери. Ты же понимаешь меня, верно? Как никто иной понимаешь…
Сегодня я в очередной раз скучала по тебе.
Сегодня я снова поняла, что вся моя жизнь — это ошибка. И так как ты никогда не увидишь это письмо, я еще раз тебе скажу, что люблю тебя».
Женщина отложила ручку и посмотрела на звездное небо, не думая ни о чем. Она писала такого рода письма — без имени, без адреса, — каждый вечер перед сном, затем убирала их в маленькую железную шкатулочку, которую закрывала до следующего вечера и прятала под кроватью. Она не знала зачем точно пишет, просто от этого ей было легче на душе.
С улыбкой вздохнув, Эклиптия поднялась и подошла к окну. Сжав в пальцах плотные шторы, женщина любовалась звездами, не прекращая улыбаться своим мыслям и воспоминаниям. Когда-то, лет десять назад, та девушка с фотографии сказала ей, что самыми темными ночами появляются самые яркие звезды.
— Пожалуй, ты права, — пробормотала графиня, — в который раз понимаю, что все, что ты мне говорила — чистая правда.
Оставив в покое измятую занавеску, Эклиптия пошла спать, напевая себе под нос странный, но веселый мотивчик.
Все окна в доме погасли. Особняк погрузился в тишину, лишь холодный ветер завывал на улице, зная о будущем, существуя в настоящем и помня прошлое, да часы в своем репертуаре тикали во всех углах. Коридоры казались мрачными и жуткими, как будто тьма ночных кошмаров выбралась из снов и стала явью, а с картин черными глазницами смотрели разные известные и не очень люди, глупо ухмыляясь масляными губами. В общем, жутковато было ходить по этим коридорам.
— Ты уверена, что все обойдется? — спросила горничная у своего отражения в темном зеркале, висящем около третьей библиотеке, на стене, рядом с мраморным бюстиком какого-то мужчиныс грустными глазами. — Ты же уверена?
Отражение пожало плечами:
— Не-а. Я тебе даже больше скажу: я вообще ни в чем не уверена, — девушка в зеркале собрала короткие волосы в хвостик и надела на свои глаза взявшиеся из ниоткуда странные очки со множествами линз, причем некоторые из них были прицеплены на маленьких палочках. Кажется, что такие очки удобно использовать при работе с мелкими деталями, так как линзы на палочках можно использовать вместо луп. — Ладно, ты, в общем, все поняла. Я скоро прибуду, но сначала доделаю одну твою модель. Точнее, нужно в неё кое-что загрузить.
— Но ты же уверена, что все будет нормально? — снова спросила девушка из настоящего, с каждой секундой хмурясь все больше.
— Да не знаю я! Я что, похожа на всезнающего аксолотля? — возмутилось отражение. Точнее, теперь можно было с трудом сказать, что горничная и та девушка в зеркале похожи: у них хоть и были одинакового цвета волосы, глаза и кожа, но отражение выглядело куда более живым и запоминающимся, чем её облик из плоти и крови. — Так, все, иди, открывай двери. И никому не показывайся, тебя и так уже за призрака считают.
Горничная махнула рукой и направилась в сторону спальни маленькой виконтессы, гадая, почему её создательница решила, что аксолотль всезнающий.
А отражение, которое так и не исчезло из зеркала, даже когда девушка ушла, хмыкнуло и покачало головой. Затем оно заинтересованно и недоуменно посмотрело куда-то за раму, куда-то в свой мир, а потом пронзительно завизжало:
— Стой, не трогай провод! Не трогай этот провод! Кому говорят! Оставь провод! Вот только в рот его тащить не надо! Выключите кто-нибудь питание третей модели! Твою мать! — посыпались искры и все стихло. Минут с пять в зеркале отражалась лишь темнота, а затем послышалось невнятное бормотание с ненормативной лексикой, и зеркало снова начало отражать коридор. Видимо, третья модель все-таки перегрызла провод.
Михаил вздрогнул и зевнул: кажется, он немного задремал. Протерев глаза, дворецкий потянулся и чуть не грохнулся с подоконника, едва успев схватиться за угол стены. Парень с досадой фыркнул и слез, отряхивая свой костюм и стараясь вернуть его в прежнее, немятое состояние. Сделать это не удалось, так что Михаил оставил тщетные попытки и подошел к кровати Элис, которая уже устроила хаос, раскидав везде подушки и одеяла, и даже умудрившись частично стянуть пододеяльник и укутаться в него. Усмехнувшись, слуга начал исправлять этот армагеддон, но вдруг его отвлек странный тусклый оранжевый свет, совсем немного осветивший кровать. Дворецкий в недоумении обернулся, — свет так поздно никто на улице не включает, почему же из-за шторы в окне виднеется огонь?
Спина парня покрылась мурашками от дурного предчувствия. И письмо, и эта странная, никому не известная горничная, и исчезновение «Темных территорий» — все не спроста, а тут еще и свет из ниоткуда! Михаил чуть отодвинул занавеску и очень осторожно выглянул на улицу.
Там, у парадного входа, держа факелы и фонари в руках, стояла группа людей. Они были разного роста, и это все, что смог увидел дворецкий, учитывая его портящееся с двенадцати лет зрение и темное время суток. Парень нахмурился, а на душе у него стало совсем уж неспокойно. Откуда взялись эти люди?
Секунду Михаил так и продолжал бессмысленно смотреть в окно, пока до него окончательно не дошло, что эти ребята пришли явно не для того, что бы подарить подарок малютке-имениннице, а значит, нужно как-то сообщить о них главному дворецкому, что бы он вызвал полицию. Подбежав к двери, парень уже собирался выйти в коридор, но повернув ручку, обнаружил, что дверь заперта. Он был буквально в шоке: Михаилу показалось, что его заперли, что бы убить, — но потом он вспомнил, что сам же дверь и запер и его отпустило. Но руки все равно продолжали трястись от страха.
Дворецкий подскочил к Элис и принялся её тормошить, пытаясь разбудить, но девочка продолжала спать, хотя обычно спала очень чутко и просыпалась, едва Михаил произносил «Вставай!». Это ужасно напугало парня — еще сильнее, чем незнакомые мужчины на улице. Он прижал ухо к груди виконтессы, проверяя, жива ли она вообще и дышит ли. Оказалось, что дышит, но продолжает спать. Дворецкий окончательно впал в панику, и, спрятав лицо в ладонях, сел на пол, совершенно не понимая, что он может сделать.
Элис в это время снилось, что она идет по черной воде в каком-то темном месте, у которого, казалось бы, не было потолка, но откуда-то сверху постоянно что-то капало. Не сказать, что девочке здесь нравилось, но ей было интересно, что же тут такое интересное есть. К её удивлению, она прекрасно понимала, что находится во сне, а раньше такое случилось редко. Неожиданно виконтесса увидела прямо перед собой большое зеркало, раза в три или даже четыре шире её самой, и оно было настолько высокое, что, видимо, упиралось в несуществующий потолок. Совершенно ничему не удивляясь — сон все-таки, мало ли какая дурость может приснится, — Элис подошла к зеркало и начала осматривать свое отражение, а когда ей стало скучно. девочка показала зеркалу язык и отвернулась, решив идти дальше, туда, за зеркало. И едва она сделала шаг, как впечаталась носом в каменную стену, появившуюся из ниоткуда. Громко ругнувшись (поганец Михаил, это он её научил!) девочка упала на воду, но она вдруг перестала быть твердой, и Элис провалилась и начала бултыхаться, начав лютую истерику, потому что не умеет плавать.
Зеркало неярко осветилось ядовито-зеленым светом и оттуда, как будто из дверного проема вышла девочка. Элис уже её не видела — она начинала выдыхаться и погружаться под воду, но не переставала пытаться выбраться, но где же найти берег, если кругом одна вода? Виконтессу схватили за руку и что есть силы потянули наверх, крикнув что-то вроде «Встань на ноги!». Элис ухватилась за девочку и вылезла, с удивлением обнаружив, что если стоять на поверхности воды, то она будет твердой, а если погрузить в неё ногу, то она будет жидкой. Облегченно выдохнув, виконтесса уставилась на свою спасительницу, поняв, что с ней что-то не так.
Обычно люди быстрее соображают, если они только что были на грани утопления, а с Элис почему-то по-другому: она начала необыкновенно тупить, ошарашенно смотря на девочку перед ней. Хотя её можно оправдать, потому что неизвестная из зеленого зеркала выглядела точь-в-точь как маленькая виконтесса! Разве что была немного симпатичнее в целом, да волосы еще короткие, чуть ниже плеч.
— Что?.. — Элис, все еще держа за руки незнакомку, выпала в осадок. А секунду спустя расслабилась, потому что вспомнила, что она все еще во сне. Виконтесса отпустила девочку и спросила, — ты это я, да?
Та пожала плечами и нахмурилась:
— Нет. Не ты, но нечто похожее, — лицо девочки посветлело, будто бы она вспомнила что-то не сравнительно милое и приятное, — в общем, мне нужно с тобой поговорить, — спасительница схватила Элис за плечи и смотря прямо в глаза сказала, — передай Мастеру, что ключ нужно отдать мне, и что ты Мастеру соврала, ладно?
— Что? К-какой Мастер? Кто? Ты о чем вообще? — виконтесса сразу же подумала про Мастера Времени, мужика с бородой из пропавшей книги, но все равно ничего не понимала. Ни с одним Мастером она знакома не была, а ключ имела разве что от собственной шкатулки с секретиками и этот же ключ от кукольного домика, который когда-то ей привез граф Саймон из дальнего плаванья.
— Да ни о чем! — девочка надулась и скрестила руки на груди (которая была явно больше, чем у Элис), — просто, когда момент будет, сделай так, как я прошу! Тебе сейчас ничего не понятно, а потом будет понятно! — она выглядела разозленной и явно совсем не хотела находится в компании виконтессы. — Просто оставь этот разговор в закромах своей памяти и живи, вот и все, — неизвестная обернулась, — мне пора, меня зовут.
В зеркале и вправду кто-то был. Он махал руками, зовя девочку к себе, и еще что-то весело кричал и держал что-то вроде доски в руке. Элис даже прищурилась. что бы получше разглядеть, но все было очень размыто, — даже лица того, кто за зеркалом, не разглядеть, — а тут еще и эта неизвестная грубо оттолкнула виконтессу от зеркала и еще раз схватила её за плечи, приблизив свое лицо так, что их носы почти соприкасались.
— Ты все поняла? Ты должна передать Мастеру! Главное, не забудь, а еслидумаешь, что все же можешь забыть, то передай это послание Мастеру, едва ты его увидишь! — девочка встряхнула Элис и тут же рыбкой прыгнула в зеркало, которое вспыхнуло зеленым и исчезло.
— Ну и что это была за ерунда? — растерянно прошептала виконтесса, оглядывая место, где она находилась в поисках каких-нибудь зацепок. Но темнота осталась темнотой, и Элис призналась самой себе, что на самом деле во всем этом бреде, вероятно, виноват праздник и тот рассказ из книги, вот ей всякие странности и снятся. Это оказалось весьма действенным объяснением, поэтому девочка успокоилась и решила идти обратно, откуда она пришла.
Но вдруг откуда не возьмись появился красный дым. Он окутал виконтессу с ног до головы, застелил глаза, пробрался в нос и уши, заставив Элис чихнуть что есть силы.
Это заставило девочку проснуться и резко сесть, неестественно выпрямившись и тяжело дыша. Ей все еще казалось, что она задыхалась в красном дыме.
Михаил вскочил с пола на кровать и сел рядом с Элис, взяв её лицо в ладони:
— Ты как? — он выглядел очень обеспокоенным и испугавшимся. — Я тебя будил, а ты не просыпалась!
У дворецкого тряслись руки и глаза были красные. Виконтесса с недоумением погладила своего друга по голове, пытаясь успокоить, и рассказала про странный сон, про Мастера, ключ, девочку, которая была удивительно сильно похожа на Элис, но не была ею, и еще про кого-то в зеркале. Михаил слушал, но все время беспокойно оглядывался то на дверь, то на окно, прекрасно помня про незнакомых людей у крыльца.
— Слушай, — дворецкий остановил рассказ, не дослушав до конца, — ты же кладезь всех сплетней особняка, кого-нибудь в гости приглашали сегодня после праздника?
Элис задумчиво почесала подбородок:
— Нет, а что? — девочка совсем не понимала, к чему был вопрос.
— На улице кто-то стоит, какая-то группа людей, уже давно, я про это ничего не слышал, — парень говорил без передышки, стараясь объяснить все как можно скорее, — нужно сообщить кому-нибудь, но если это воры или еще кто, то они могут поймать меня в коридоре, поэтому мне никак нельзя выходить! Как сообщить дворецким? Как сообщить графине?
Ситуация и впрямь была непростая. Возможно, эти люди неопасные, и остальные о них знают, но не сообщили Михаилу и Элис, так как попросту забыли, ведь эта парочка очень редко попадается на глаза, засиживаясь в библиотеках, а может, это как раз воры («Но они не ходят группами, и уж тем более, не стоят у парадного входа!» — вспомнила виконтесса) и они действительно опасны для жителей особняка и о них нужно сообщить, но так, что бы эти неизвестные их не заметили. Оставаться в комнате не вариант — если люди плохие, их рано или поздно найдут, а за драгоценности, что хранятся в кабинетах и портретных, и жизнь заберут. На улицу выглянуть еще раз нельзя — вдруг увидят.
— Давай поступим так, — твердо начала говорить виконтесса, — мы незаметно выйдем в сад через второстепенные коридоры и останемся там, в беседке. Туда все равно никто не ходит. Если что увидим, то вызовем полицию, там старые настенный телефон висит, помнишь?
— А как же остальные? Прислуга и графиня?.. — растерянно протянул Михаил, с опаской оглянувшись на окно, за которым снова виднелся пламенно-оранжевый свет. Кроме этого, в стекло начали бить дождевые капли, сначала редко, а потом все чаще, набирая силу. Беды обрушиваются не дождём, а ливнем.
Внизу, на лестнице между первым и вторым этажом что-то громко упало. Минут с пять ничего не было слышно, затем же началось какое-то неясное шебуршание, совмещенное с хлопаньями дверей и громкими шагами.
— Думаю, если они так продолжат шуметь, то все взрослые сами проснуться и вызовут полицию, — ответила девочка и, схватив дворецкого за рукав, соскочила с кровати и подбежала к двери в гардеробную.
Парень бросился следом, больше ни о чем не раздумывая. Вдвоем они вбежали в темную комнату и одновременно оказались у входа в уборную, тут же Михаил принялся шарить по карманам, в надежде, что ключ у него есть.
— О мой Бог! — с ужасом воскликнул дворецкий. — Я отдал все ключи Томасу!
— Нет, ну ты как всегда! — зло пробурчала виконтесса и рассерженно дернула за ручку двери, впрочем, не надеясь, что она поддастся. Но, вот удивительно (!), дверь с визглявым скрипом открылась. Михаил пожал плечами и пробормотал что-то про свою забывчивость закрывать двери в комнаты.
Друзья взялись за руки и тихо, но быстро, пошли дальше. Без помех прошли туалетную, затем детскую, классную, — двери тоже были открыты, хотя Михаил запирал их еще три дня назад, а больше никто не заходил, — и вышли в маленький коридорчик. Он был спрятан меж нескольких комнат, и часто использовался Михаилом и Элис, чтобы прятаться от озлобленной на весь мир графини. Коридорчик вел к небольшой винтовой лестнице, по которой парочка спустилась до первого этажа.
С парадной лестницы доносился шум и гам, крики и хлопки, которые смешивались с топотом гигантских ног. Виконтесса вжалась в дворецкого, надеясь, что он её защитит, но Михаил сам был, мягко говоря, напуган. Однако он все равно взял девочку на руки и прижал к себе, спрятавшись у входа в минцкабинет*, не прекращая нашептывать, что все будет хорошо. Правда, мне было не совсем понятно: себя он успокаивает или все же Элис.
Гвалт с парадной лестницы не прекращался, а только становился громче, нарастал. Теперь шум был не только на первом этаже, но и на втором, а может, даже, и на третьем. Внизу, на цокольном этаже, где находились спальня горничных, кухня, прачечная и другие подсобные помещения, тоже что-то происходило. Особняк буквально наполнился скрипами, шорохами, стучанием, — звуками, которые издавали неизвестные люди, которые ни с того ни с сего пришли непонятно зачем ночью в сей дом.
С нижнего этажа послышался крик.
Михаил еще крепче прижал к себе маленькую виконтессу, и медленно, скрываясь в тени многочисленных растений, статуй и других украшений, направился к хозяйственному крыльцу. Он постоянно оборачивался, и пару раз ему даже виделось, что в коридоре со стороны ассамблейной комнаты кто-то мелькал при неярком свете, доносившимся откуда-то со входа.
У черного входа никого не было. Дворецкий тихо прикрыл за собой дверь и молча осмотрелся, пытаясь понять, что делать дальше. В сад идти все же не стоит — могут увидеть из окна, лучше пройти к дворовой калитке — через неё было проще добраться до главной дороги, а там уж наверняка на перекрестке дежурит полиция.
— Ведь все будет хорошо? — едва слышно спросила Элис, не поднимая голову. Ей было страшно, и поэтому девочка уткнулась Михаилу в шею, надеясь, что если она никого не увидит, то и её никто не увидит. — Правда же?
— Конечно, — парень уже успокоился, свежий ночной воздух и холодные капли дождя освежили его и помогли посмотреть на ситуацию более трезвым взглядом. — Все будет хорошо, мы сейчас просто пойдем к дороге, а там всегда стоят полицейские… Ты же помнишь? — Дворецкий быстро пошел по направлению к калитке.
Виконтесса тихо согласилась. Слегка приподняв голову, она посмотрела на черные окна особняка Найт, волнуясь за маму и слуг. Элис боялась, что с ними может что-то случится, но прекрасно понимала, что возвращаться за ними нельзя. А полицейский знают что делать. Полицейские взрослые, а взрослые понимают в жизни гораздо больше, чем дети, — виконтессе всю жизнь об этом говорили, значит, это правда. По крайней мере, она так думала. Приопустив веки, девочка глубоко вздохнула, надеясь, что с мамой, Томасом, Джоном и другими будет все хорошо.
Друзья уже почти скрылись в черных, нераспустившихся кустах роз, как вдруг Элис скользнула помутневшим взглядом по хозяйственному крыльцу, заметив, что дверь открылась и кто-то вышел. Она уже открыла рот, чтобы тихо сказать об этом Михаилу, как вдруг раздался громкий хлопок. Дворецкий не устоял на ногах и выронил девочку на дорожную плитку, упав рядом с ней вниз лицом и больше не двигаясь.
— Honeybunch? — растерянно позвала виконтесса, поднимаясь на четвереньки. — Михаил?
Но он не отзывался.
Элис осторожно перевернула его на спину и похлопала по щекам — когда она в детстве падала в обмороки, Михаил так приводил её в чувство. На лбу у дворецкого была огромная ссадина, а нос немного посинел. Все лицо парня было мокрым и холодным от дождевых капель. Девочка положила голову друга себе на колени, не надеясь, что это поможет. Неожиданно её пальцы нащупали что-то тягучее у друга на затылке, прилипшее к каштановым волосам, и стекающее к его шее. Поднеся руку к глазам, Элис в неярком свете увидела, что её ладони были покрыты красной жижей, скользкой и горячей.
— Honeybunch? — еще раз позвала виконтесса тонким голосом, совсем не чувствуя, как слезы текут по её щекам. — Михаил! — Элис задохнулась в собственном крике, сжимая дворецкого в объятиях, — Михаил!
Сзади отчетливо раздался топот множества ног. Кто-то что-то крикнул вдалеке, сверкнула молния, тут же раздался гром. Дождь пошел с удвоенной силой.
А девочка продолжала звать своего друга. Она не видела ничего и никого, она даже не почувствовала, что кто-то схватил её за руку и потащил куда-то. Она выкрикивала имя Михаила снова и снова, обращаясь уже не к его холодному телу, а к дождю, небу, тучам — всему, что услышит её, но если её и слышали, то ничто не отзывалось.
Молния снова разрезала небо, как сверкающие стальные ножницы разрезают черное шелковое полотно. Грохот грома отозвался ей, но тут же исчез, спрятавшись за треском дерева и скрежетом. Воздух потряс страшный рев, — Элис закрыла уши руками и зажмурилась, а её все равно продолжали куда-то волочь, только с удвоенной силой. Сквозь шум были слышны крики, кто-то матерился, кто-то истерически визжал. Даже сквозь плотное закрытые веки виконтесса различила огромное оранжевое пятно среди ночной мглы, и тут же открыла глаза, не понимая, что происходит.
И лучше бы она этого не делала, честное слово.
Едва девочка увидела огромный пожар, пожирающий особняк, как теплый крик наполнил её горло. Элис вырвалась из рук человека, что держал её и кинулась по покореженной и грязной плитке к парадному входу, но из ниоткуда появилась высокая фигура в черном плаще, успевшая схватить её за плечо и остановить. Родной дом дышал жаром и пламенем, вбирая в себя все, что в нем было: истории, приключения, эмоции, смех и, самое-самое главное, то, чего виконтесса совсем не хотела лишаться прямо сейчас, — детство, которое проваливалось куда-то вниз, к подвалу, вместе с обвалившейся пылающей крышей. Не удержавшись на ногах под натиском эмоций, девочка рухнула на колени, впиваясь ногтями в руку того, кто держал её. Элис едва могла дышать — ей казалось, что она все еще спит, потому что лес в ночной тьме был не виден, так же как и стены той пещеры с зеркалом. Бормоча, что все, что с ней происходит — нереально, виконтесса обессиленно упала на дорогу, потеряв сознание.
А явившиеся из ночной тьмы люди продолжали недоуменно и зло переговариваться между собой, сами ничего не понимая.
* * *
Зажатая меж обломков стен Эклиптия молила Бога о спасении. Страх и боль полностью поглотили её, рыдающую, сжимающую в ослабших руках железную шкатулку с письмами, в которых хранилась вся её жизнь. Огонь пылал вокруг неё, но не подходил ближе, любуясь страданиями графини с грубой ухмылкой. Женщину оглушал рокот пламени, давил по ушам, обжигая тело.
Среди этого гула ниоткуда послышались шаркающие шаги. Эклиптия подняла залитое слезами лицо, которое блестело в ярком сиянии зарева и в ужасе открыла рот, издавая немой крик.
— Так ты сама смерть? — воскликнула графиня, протягивая ко мне руки, — сама смерть?
Я присела на корточки пред прекрасным лицом не изменившейся за долгие года женщины:
— Вовсе нет. Я не смерть, хотя меня часто сравнивают, — я улыбнулась, глядя на то, как графиня тянет ко мне руку, чтобы коснуться, не замечая, что её боль исчезла. — Я не смерть, но нечто похожее.
Эклиптия казалась мне раздавленной, повергнутой среди осколков головоломки осознания, отчаяния и удивления. С уничтоженным в осколки сердцем, с убитым навеки доверием к людям и отбитыми под камнями легкими.
— Там, там есть что-нибудь? Там, потом? — спросила графиня, прижимая к себе шкатулку, царапая её ногтями.
— А ты поднимись, да посмотри, — я коснулась её руки ладонью, — хочешь? Или останешься? Сейчас у тебя, несомненно, есть выбор. Иногда выбора нет, иногда есть. Какого твое желание?
Эклиптия протянула мне свой ларчик, с улыбкой спросив «А как же она?». Как ни крути, даже осколки сердца у женщины порой способны чувствовать материнскую любовь, какой бы ребенок не родился и при каких бы обстоятельствах он не был зачат.
— О ней позаботятся хорошие люди. И я в том числе, — улыбка графини меня радовала.
Она взяла меня за руку и с легкостью поднялась, пройдя сквозь камни как сквозь масло. Фигура Эклиптии была полупрозрачной, а тело, обездвиженное, осталось лежать зажатым меж камней. Кажется, ей нравилось это ощущение, быть легкой и парить в воздухе, подобно дыму, подобно облакам, что устраивают гонки на перегонки в вышине. Ей нравилось не существовать.
— Приглядывай за ней, хорошо? — попросила женщина, глядя мне прямо в глаза. Вдруг в её сознании словно что-то прояснилось, и Эклиптия, не переставая улыбаться, вдруг спросила, — Люси?
— Для тебя я Люси, — подтвердила я, наблюдая за тем, как сознание графини становится прозрачнее с каждым мгновением, — прощай. В этой жизни нам больше не встретится, но я всегда скучаю.
Эклиптия что-то беззвучно сказала мне, но поняв, что я её уже не слышу, легким движением руки указала на шкатулку, а затем сложила ладони в молитвенном жесте. Я кивнула и подняла её, прошептав, что обязательно все прочитаю. Неслышно засмеявшись, графиня развела руки, видимо, желая обнять меня, и я уже шагнула к ней, чтобы исполнить её желание, как Эклиптия исчезла, не оставив после себя ничего.
— Всему свое время, и время всякой вещи под небом*, — расстроенно пробурчала я, с легкостью взмыв ввысь, навстречу ледяному дождю и черным, словно волнующееся море во время шторма, тучам.
А на полу, обсыпанном каменной крошкой, песком и черепицей, догорала фотография с двумя веселыми девушками, хранящая в себе последнее воспоминание о том, что когда-то я была в этом доме.
Примечания:
Сноски:
хозяин обезьяньей лапки* — речь идет о криминальном романе "Обезьянья лапка"
минцкабинет* — что-то типа комнаты, где лежат коллекции монет
Honeybunch* — уменьшительно-ласкательное слово в английском языке. Михаил и Элис часто называют друг друга так, когда рядом нет других людей.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом* — Ветхий Завет, Книга Екклезиаста или Проповедника, глава третья.
Если ты осознанно делаешь выбор, который сделает больно человеку, то это точно не любовь.
Элис приоткрыла глаза, совсем не понимая, где она находится. Было темно, пахло засохшей кровью, пылью и временем, проведенным в боли. Девочка на секунду испугалась, что она умерла и подскочила на ноги, тут же ударившись об железную крышу клетки. Взвыв от боли, виконтесса вернулась в прежнее полу-сидячее положение, сжимая в руках пострадавшую голову и ненавидя весь мир. Но с другой стороны, она осознала, что вполне себе живая, раз способная чувствовать боль, что, в какой-то мере, успокаивало.
Немного придя в себя, Элис начала осматриваться, но глазами в такой тьме многого не увидишь, поэтому девочка на ощупь пробралась к прутьям решетки, давай немного времени своему зрению, чтобы оно привыкло к темноте. Неосторожно схватившись за шероховатые железные штыри, виконтесса поранила себе пальцы, отчего зашипела, словно змея.
Откуда-то потянула холодом. Девочка поежилась — она все еще была в своей ночной летней сорочке, которая почти не согревала, — и продолжила всматриваться в темноту. Тени с каждой минутой виднелись все отчетливей, и спустя некоторое время Элис все же смогла различить стены странной залы, где она находилась, посередине которой стоял прямоугольный ящик или камень. В какой-то момент виконтесса даже подумала, что это может быть гроб, от чего по её спине снова пробежали мурашки и она захотела выбраться из непонятного места как можно скорее. К этому ящику со всех сторон вели ступеньки, по краям которых, вместо перил, стояли высокие подсвечники, но сейчас они не горели. Сама зала была небольшая, средних размеров, пожалуй, даже меньше диванной комнаты Эклиптии. Потолок был совсем низкий, если человек ростом в два метра встанет на то возвышение с ящиком, то точно чиркнет головой об потолочные балки, а стены, если присмотреться, странно колыхались. Сначала Элис подумала, что около стен молча стоят люди в длинных одеяниях, от этого ей стало совсем нехорошо, но потом вдруг сообразила, что на стенах просто висят портьеры, которые трепетали от холодного сквозняка.
Виконтесса, впрочем, решила долго не рассматривать окружающую обстановку и попытаться выбраться из клетки. Она сделала несколько попыток протиснуться сквозь прутья, но они были расположены так близко друг другу, что едва кошка бы пролезла, что уж тут говорить про человека, даже одиннадцатилетнего. Тогда Элис решила поискать дверцу или замок, но здесь снова её ожидало разочарование — ничего не было. Девочка отодвинулась в самый угол клетки, обняв свои колени, и тихо заплакала. Совсем не зная что делать, виконтесса отчаялась. Ей было больно и страшно, темнота наступала со всех сторон, поглощая все, что стояло на пути.
Откуда-то сверху, глухо и тихо, послышались удары. Элис подняла голову, но ничего, кроме железной крышки собственной западни не увидела.
А в это время…
* * *
Себастьян сидел на крыше невысокого здания, совсем рядом с водосточным желобом, уставившись на то, как группа людей в ярко-желтых одеждах что-то делают на поляне рядом с тропинкой, ведущей к входной двери. Рафаэль сидел рядом, прислонившись к дымоходу, с закрытыми глазами. Они оба выглядели потерянными: ангел — потому что винил себя в том. что редко бывал у своей подопечной и сейчас ничем не смог ей помочь, а демон — потому что был в полном шоке от происходящего. Хотя что именно происходит в этой ситуации не понимал никто.
— По третьему кругу? — глухо спросил Рафаэль, устало откидывая белые волосы назад. Он с демоном пытался пробить невесть откуда взявшуюся защиту, которая не давала двум хранителям пробраться в здание и освободить свою девочку. Или хотя бы помочь ей освободится — между прочим, большая разница.
Себастьян отрицательно мотнул головой. Его магический опыт был больше, чем у ангела, так как он с древних времен участвовал в битвах, и эту защиту за те два подхода её преодоления, изучил почти досконально. Например, демон уже осознал, что ни с воздуха, ни с земли, и даже под землей в дом не пробраться — заслон был везде однородным, как сфера, без углов. Такую так просто не пробьешь, видно, что постарался мастер. И пока этот же человек (или не человек) её не снимет, хранители, да и все другие, кроме обычных людей, внутрь не пройдут. «Но кому нужно делать такой заслон здесь? Что охраняют?» — гадал Себастьян. Его мучила совесть — хотя часто говорят, что у демонов совести нет, это неправда, — и, наверное, она это делала, потому что Себастьян был сегодня за главного. А может и не из-за этого.
Рассердившись на самого себя, демон вскочил, — Рафаэль от неожиданности на три метра подпрыгнул, — и, выставив руку, что есть силы ударил по крыше белой кривой линией, чем-то похожей на плеть, из которой по всей длине вылетали небольшие синие молнии. Крыше было на это как-то плевать: она осталась такой же, как и прежде, хотя такой удар Себастьяна способен разломать весь этот домишко до основания. Злясь на себя еще сильнее, демон уселся на самый край крыши, почти пылая гневом, и принялся сверлить взглядом ничего не замечавших людей в желтых одеждах, которые, похоже, уже собирались внутрь строения.
— Все хуже, чем можно себе представить, — сказал ангел, наблюдая за своим коллегой. Снаружи он выглядел более чем спокойным, — хотя он всегда так выглядел, кажется, урони его в лаву вулкана, он будет падать с каменным лицом, — но внутри так же полыхал, как и Себастьян. И ангел тоже был зол: на себя, на демона, на защиту, на свою работу и вообще на весь мир в целом. И он бы тоже собрал бы сейчас все свои силы и как следует ударил бы по ненавистной крыше, или по стенам, или по окнам, в целом, по дому, но понимал, что смысла в этом нет. Себастьян был физически сильнее, и если уж он не разбил этот заслон, то беловолосый ангел и подавно не сможет.
— Да что же это за?!.. — дальше пошли странные древние ругательства на разных языках, которым тысяча лет есть точно. Демон снова подскочил, и на этот раз принялся расхаживать по крыше туда-сюда, матеря всех и вся. По правде, говорил он с сильным акцентом, и часто даже не осознавал, как именно можно перевести это все. Поэтому Рафаэлю, как переводчику, немного — совсем чуть-чуть — подняла настроение сложно переводимая фраза «гигантская кукуруза, сосущая у енота при кузнице, имеет меньше лоших (плохих) проблем».
— Не оскорбляй мой нежный слух грязной бранью, — проговорил ангел, наблюдая с высоты крыши, как люди заходят в дом. — Лучше придумай, что можно сделать.
Себастьян, который благодаря своему матершинному поносу, немного успокоился, снова вспыхнул, как вязка сухого хвороста:
— Да что тут придумаешь?! Ничего тут не придумаешь! Даже проникни я в тело какого-нибудь здешнего человека, меня эта заслонка все равно не впустит, потому что я имею магию! Кто её тут мог поставить?! Зачем?! — так и не исчерпав свой запас ругательств, демон принялся по новой материть весь мир. На этот раз самым смешным каламбуром был микс «одноногая лесбиянка дует в ржавый тромбон, а я дно болотистой реки».
Ему нужно было успокоится, что бы еще раз попробовать решить проблему с заслонкой.
* * *
Сидя на дереве рядом с сим домиком, я то открывала, то закрывала крышку карманных часов, слушая щелчки. Мои мозги были полностью заняты сегодняшней датой, а так же дикими проблемами, которые происходят в мире. Все было мало того, что плохо — все было очень плохо, настолько, что, кажется, хуже просто некуда. Хотя это и наглая ложь — если прямо сейчас ситуация на уровне пола, то спустя пару десятилетий, она упадет под плинтус и там пробудет довольно долгое время.
— Двадцать восьмое июля… — протянула я разочарованно, — интересно, очень интересно. Надеюсь, что шофер не наедет на Гаврило, ох как я надеюсь. Иначе Фердинанд умрет куда более страшной смертью, — я зевнула, — а вот Софью действительно жаль.* И желтый этим монахам не идет.
Часы показывали пять утра. До начала мировых действий около шести часов. До начала семейных — если их можно таковыми назвать — не больше пятнадцати минут. И ни в какие мне влезать пока не стоит — опасно, да и не нужно. Единственно…
* * *
Элис слушала тишину. Она совсем не знала, что можно делать, поэтому не делала ничего, только сидела, боясь каждого шороха. У неё и в мыслях не было, что кто-то хочет ей помочь, пусть даже и не может. Порой, чтобы не отчаиваться, нужно лишь знание того, что ты кому-то нужен и кто-то тобою дорожит. Но, увы, виконтесса не знала ни о своих хранителях, ни обо мне. Прямо перед собой она видела смерть родных — не близких, но родных, — людей, и, что самое главное, Михаила, который казался ей чуть ли не братом. Её мир рухнул, но осознать это девочка еще не успела, как и понять, что теперь жизнь должна либо полностью изменится, либо прекратится вовсе.
Голова Элис была пуста. Едва ли она осознавала, что находится в очень опасной, страшной и вообще в целом отвратительной ситуации. Как минимум, о ней можно судить по тому, что виконтесса сидит в клетке, как загнанный на убой зверек. Но зверьки часто доверяют людям, так же, впрочем, как и сами люди доверяют окружающим. И Элис доверяла, хотя даже и не знала кому именно.
Внезапно одна из штор дернулась, — виконтесса машинально подняла голову, что бы посмотреть что случилось, — и из-за неё начали появляться люди в длинных золотых одеждах, держащие в руках свечи. Они передвигались медленно и странно, как будто плыли или летели над полом, и почему-то даже не смотрели, куда идут, держа глаза закрытыми. Спустя несколько минут у стен зала не осталась свободного места — все выстроились в одну сплошную линию. Все, кроме нескольких человек, которые поднялись к ящику, зажгли свечи на канделябрах и стали что-то бормотать себе под нос, делая странные движения руками.
Элис подобралась чуть ближе к прутьям решетки, чтобы все увидеть. Она не знала, что происходит, и ей было интересно. Девочка еще ни разу в жизни не видела ничего подобного, и даже не читала о таком. Только Михаил ей рассказывал когда-то историю о том, как люди в желтом собрались в круг, чтобы призвать солнце, стать очищенными и попасть в Рай, но виконтесса уже забыла её. Да и солнце никто призывать не собирался.
Сжимая оцарапанными пальцами решетку, Элис осматривалась, борясь с охватившим её смятением и страхом. Что она здесь делает? Почему эти люди здесь стоят? Как она вообще здесь оказалась?! На эти вопросы не было ответа, и виконтесса, испытывая панический страх от неизвестности, судорожно пыталась решить, что делать.
Но это уже решили за неё.
Люди, стоявшие на возвышении, наконец перестали что-то нашептывать и опустили руки. Минуту они стояли так в полном молчании, а затем одновременно повернулись лицом к девочке. Та в испуге отодвинулась к другому краю маленькой клетки, мгновенно покрывшись испариной. Двое, — те, что стояли ближе всего к виконтессе, — медленно начали спускаться по ступенькам к клетке под негромкий густой шепот людей, стоящих у стен. Элис спиной прижалась к решетке, поджав ноги, и стараясь быть как можно более незаметной. Пара в желтых одеяниях важно подошла к клетке, одновременно одной и той же рукой поправили капюшоны, надвинутые на лицо так, что его нельзя было увидеть, и чем-то щелкнули. Вся передняя стена решетки тут же вздрогнула и рухнула на пол с жутким треском.
Виконтесса вскрикнула и еще сильнее прижалась к решетке, не в силах сделать больше нечего — ни сказать что-то осмысленное, ни подняться и убежать. Мужчины, — по фигуре можно было решить, что это все-таки мужчины, — одновременно нагнулись и шепча странные слова на странном языке схватили девочку за руки и с силой вытянули из клетки, грубо потащив к ящику. Крикнув, чтобы от неё отстали, Элис заупрямилась и постаралась выкрутится, упершись ногами в первую ступеньку. Монахи выругались и жёстко дернули бедняжку, вывихнув ей левую ногу и ударив коленки об теплый каменный пол. Девочка не могла сопротивляться, ведь была слишком слаба, но все равно что есть силы старалась выкрутиться из цепких рук, моля о помощи. Однако помощь не пришла: виконтессу затащили на возвышение, закинули на камень — все же это оказался коричневый в полосках камень, а не ящик, и даже не гроб, — и принялись привязывать её веревками к палкам, торчавшим из-под земли, которые Элис раньше не заметила.
Едва двое мужчин закончили свое дело, как третий, который все время стоял неподвижно невдалеке, достал из-под ярко-желтого плаща нож. Он был красивый, белоснежный, на его лезвии была гравировка, но виконтесса не успела её разглядеть. Испугавшись ножа, девочка еще громче закричала и случайно очень сильно даже для своих слабого тела дернулась. Правую руку Элис пронзила резкая боль, она с ужасом вскрикнула и тут же упала без сознания.
— Эм, и что это с ней? — пораженно спросил один из мужчин, который привязывал маленькую виконтессу к палкам.
— Верно, от страха, — другой развел руками, но его голос оставался совершенно безэмоциональным, — правилам это не противоречит, не так ли, Господин?
Тот, кто держал в руках нож, молча кивнул головой и замахнулся над безжизненным телом девочки.
* * *
— Черт! — взвыли оба хранителя, схватившись за грудь и закашлявшись. Демон свалился с ног и едва успел схватится за черепицу, чтобы не свалиться с крыши и не грохнуться на защищенную магией землю, что закончилось бы вполне себе летально даже для магического существа такого типа. Рафаэль же от боли весь вжался в кирпичную трубу, едва дыша. Но вдруг их обоих отпустило.
С трудом переводя дыхание, коллеги по несчастью переглянулись. В их взгляде читался ужас и паника.
С давних пор существует правило, что если человеку причиняют боль, то это в облегченной форме чувствуют его хранители. Если человек причиняет себе боль сам, то они ничего не чувствует. Правда, если уж даже облегченная боль сбила с ног двух представителей сильнейших магически способных рас Земли, то какую боль чувствует сейчас маленькая одиннадцатилетняя девочка Элис?
* * *
— Здесь… Здесь есть кто-нибудь? Помогите! — громко спросила девочка, оглядывая темное место, где она оказалась. Единственно, как можно было описать здешний пейзаж: мрак. Ни пола, ни потолка, ни стен, только лишь тьма, но при этом какая-то светлая, настолько, что без проблем можно было разглядеть маленькие заусенцы на пальцах и чуть вздувшиеся вены на запястьях.
Прошло не больше одной секунды, и прямо перед малюткой появился странный и пугающий монстр, с такими зубами, которых виконтесса в жизни даже в музее не видела, и с такими глазами, что их с легкостью можно было назвать «пустыми». Элис взвизгнула и покачнулась, монстр зарычал и кинулся на неё, злобно скалясь. Закрыв глаза, виконтесса рухнула на то место, где в теории должен быть пол, и завопила от ужаса, а тварь нависла над ней, свирепо рыча и скребя когтями.
Но вдруг он зашипел, заскулил и, пригнувшись к полу, пополз куда-то назад, во тьму. Прижав руки к груди, девочка перевела дыхание и вытерла пот со лба — она так испугалась, что и словами не передать, — а потом приподнялась, сильно дрожа.
— Так-так-так, в следующий раз он так себя не поведет. Надеюсь. Совет на будущее: если оказываешься в темном незнакомом месте после того, как оказалась жертвой в обряде, то не зови «кого-нибудь». Раз уж на то пошло, зови своих знакомых, лучше всего тех, кто недавно умер. Увы, на слова «помогите кто-нибудь» на помощь приходят те, кто совсем не помочь хочет, а даже наоборот
Элис обернулась. Прямо за ней стоял густой сгусток красного, в белых блестках, дыма, который искрился, когда говорил. Если, конечно, можно сказать, что дым говорящий. Выглядело это на столько странно, что даже для какого-нибудь фантастического романа было через чур.
— Кто ты? — спросила виконтесса, думая, что она либо очень очень сильно заболела, либо ей что-то подсыпали, чтобы ей снились такие вот странные сны. Я бы тоже так думала на её месте.
— Кто я? Я являюсь красным дымом, ты что, не видишь? Что за дурацкие вопросы? — дым стал бордовым, словно злился, а потом вдруг порозовел, — ну да ладно. Ты же поняла, что больше никого звать не стоит? — его голос был довольно дружелюбным. Может, немного нахальным и задорным, но лучше такой, чем замогильный.
Элис кивнула и еще раз огляделась, уже выпрямившись в полный рост и прекратив дрожать от страха:
— Я умерла?
— Рано тебе еще, — девочка от этих слов посветлела, — думаю, минут через тридцать будет самое время. — Дым хохотнул, его явно забавляла реакция его новой знакомой.
У виконтессы вытянулось лицо от ужаса. Страх смерти очень часто пугает людей до кирпичей, до зато порой помогает их мозгам думать лучше:
— Это место, где люди находятся при смерти? Да? Вроде комы? — девочка растерянно рассматривала свои руки, пытаясь понять, умерла она или нет.
— Не «вроде комы», а «комы», и еще особо тяжелые обмороки, — ответил дым ехидно, переливаясь оранжевыми блестками, и летая вокруг черноволосой бедняжки, — легкие обмороки не по моей части, они в сером мире. — Он снова хохотнул, а потом голос газообразного существа стал серьезным и грубоватым. — Ты догадываешься, почему мир живых называют «белый»?
— Да, — протянула Элис беспомощно. — Мне страшно, — она была готова заплакать от той непонятицы, что происходит вокруг неё, отчего говорила очень тонким и срывающимся голосом. -Я не хочу умирать, — виконтесса всхлипнула. — Я хочу жить.
— Зачем? — красный дым щелкнул пальцами (точнее, раздался звук, словно щелчок пальцев, не думаю, что у сгустка газа есть пальцы), и невесть откуда появились удобные кожаные кресла с подушками и маленький кофейным столик, на котором стоял поднос с дымящимися чашками чего-то ароматного и вкусного. — Смысл жизни еще не найден, так к чему спешка? Не волнуйся, смерть еще никому не навредила.
— Просто, — тихо ответила девочка, вытирая тыльной стороной ладони катившиеся слезы. Она была напугана, ошарашена и совсем ничего не понимала. И она боялась того, что она ничего не понимает.
— «Просто» никогда не бывает, это я тебе гарантирую. Ты у меня не первая и, к счастью, даже не последняя. А в скором времени у меня будет куча народу, так что давай пока посидим, отдохнем. Хочу прилечь на ближайшие несколько лет, а то потом не присяду, — дым перелетел к креслу и навис где-то над подушками, заискрясь от удовольствия. — Присаживайся! Спрашивай у меня что хочешь, я все знаю в этом, другом и еще одном другом мире. Иногда полезно чувствовать себя всезнающим, не поверишь! Ощущение, будто ты всесилен!..
Виконтесса осторожно присела на краешек кресла, растерянно оглядываясь. Её, мягко говоря, смущал говорящий красный дым, но даже с его существованием можно было смириться и сослаться на предсмертный психоз, но черное место, на удивление, пугало даже больше, чем этот дым. Элис казалось, что из глубины мрака на неё продолжает смотреть черное злобное чудовище, которое напало на неё несколько минут назад.
— Не разглядывай. Ничего интересного ты там не увидишь, — дым поднял чашку и понюхал её содержимое, — разве что одних монстров. Но не волнуйся, даже из-за твоей оплошности на нас не нападут, мы под защитой. Ну же! — вдруг нетерпеливо воскликнул дым, ведя себя, как маленький и очень самоуверенный ребенок, — спроси меня о чем-нибудь! Мне скучно!
«Какой-то слишком болтливый даже для подземного мира дым…» — подумала Элис, а потом задумалась. Когда прямо перед тобой есть всезнающее существо, трудно решить какой вопрос самый важный и нужный для того, чтобы задать его именно сейчас.
— Да ладно тебе, я не говорила, что ты можешь задать лишь один вопрос. Спроси несколько, — дым издал звук, будто он отхлебнул из чашки, — возьми, — как будто щупальцем, дым указал на вторую чашку, — не кипятись, в этом мире ты не останешься, если съешь здешней еды. Это все сказки для глупых экзорцистов, чтобы они не ели все подряд! В здешнем мире слишком много всего вкусного! А еще иногда человеческий организм не может справится со «слишком загробной» пищей темного мира, ага, но это просто горячий шоколад, попробуй.
Виконтесса выпила немного и тут же улыбнулась. Напиток оказался очень вкусным, сладким и тягучим, он улучшал настроение, не зависимо от того, насколько паршивым оно было, прибавлял сил и уверенности. Легкая горечь слегка щекотала язык, а изумительный запах ласкал ноздри.
— А что с моей семьей? — девочка подняла голову и озадаченно посмотрела на дым, решив, что сейчас лучше всего спросить именно об этом.
Тот немного побелел, видимо, расстроившись от такого элементарного вопроса:
— Фи, как банально! Ничего с ней не случилось такого особенного, — дым зевнул (или сделал вид, что зевнул), — Михаил, его ведь Михаил звали, а не Майкл? — Элис кивнула, — Михаил умер от выстрела в голову из револьвера системы Веблей-Грин, не мучился. К счастью, в этом мире это его не последняя жизнь, так что, возможно, вы еще встретитесь, — газ говорил скучающе, без интереса, — Эклиптия Оллфорд, по фамилии мужа Найт, умерла под обломками, жаль, я её не забрала, другие позаботились, — ревниво кашлянув, дым развалился в кресле, — все остальные умерли в огне, или тебе каждую смерть детально описывать?
— Нет, спасибо, — поникнув, виконтесса уставилась в содержимое своей чашки. Она с трудом верила, что все умерли, ведь еще только несколько часов назад был праздник, люди веселились и танцевали, был банкет, а сейчас там лишь пепелище, на котором валяются каменные обломки. Элис очень хотелось поверить, что это все дурацкий сон, как тот сон с зеркалом, и той девочкой, которая говорила ей про Мастера и ключи, но почему-то в это совсем не верилось, ведь настолько долгих и ужасных снов не бывает. Именно этим жизнь и отличается от сна: жизнь может быть долгой и ужасной, а сон — нет. Во сне что-то одно.
Отпив из чашки еще немного, девочка села поудобнее, облокотившись на спинку кресла, и с тяжелым грузом грусти на сердце решила продолжить разговор:
— Вы читали книгу «Темные территории»?
Дым поперхнулся, а потом засмеялся, — или забулькал, понять можно было с трудом:
— Хах, конечно! Это очень популярная книга… Была, пару тысяч лет назад. Заставляла людей шевелить мозгами, а что? Разве она не исчезла в шестнадцатом веке? — голос газа казался удивленным. — Я слышал, что автор забрал её из всех миров.
— Почему вы так странно говорите? — заметила Элис, выпрямившись, — то как мальчик, то как девочка.
— Ты видишь у меня половые органы, а? — раздраженно ответил вопросом на вопрос дым, багровея, — если нет, то я могу быть кем захочу, и говорить о себе как захочу, — потом он (или она, нет, лучше оно) вдруг забубнило что-то невнятное, но вскоре посветлело, видимо вспомнив, что девочка не знает здешних порядков. — Ай, ладно, ничего страшного. А при чем тут книга?
Виконтесса, которая сначала даже немного пригнулась от страха, уж слишком гневно говорил этот странный сгусток газа, расслабленно расправила плечи и немного отхлебнула шоколада, а затем начала говорить:
— Я читала её, незадолго до своей смерти и…
— Хей! — перебил её дым, — ты еще не умерла! И, скорее всего, даже не умрешь, так что не надо так о себе говорить! Говори так, будто бы ты жива, но находишься у черта на куличках! Это всегда срабатывает!
— А в таких местах разве можно поминать черта? — удивилась Элис, ведь во всех книжках было написано, что поминать чёрта в темных местах с монстрами не самая лучшая идея. И, кстати, большинство этих книжек правы, но нужно отличать хорошие темные места с монстрами от плохих темных мест с монстрами.
— А почему нет? Они разные бывают, и большинство из них классные, мама не горюй! И такие симпатичные и милые! А еще любят сыпать комплиментами и вешать лапшу на уши, но все равно они ужас какие симпатичные, особенно, если они закончили школу Хранителей! Мозги очень красивы и сексуальны, — дым зарделся и стал ярко-красным, но тут же успокоился, — так что с книгой-то?
— А, — девочка опомнилась от проникновенной речи по поводу великолепия демонов, — я её читала, но не дочитала до конца. Там был рассказ про Мастера Времени, который сражался с драконом, чтобы спасти свою страну, а потом исчез, и в конце книги не было написано куда именно. Я думаю, что он ушел сражаться с другим драконом в другую страну, а мой друг думает, что Мастер ушел в отшельники, потому что дракон поделился с ним тайной жизни перед смертью, — Элис склонила голову, — думал.
— А, Мастер-то? Так он умер, — дым явно не заметил сильного изменения в настроении своей собеседницы. — И…
— Умер? — воскликнула девочка пораженно. О таком развитии событий она совсем не думала!
— Ну да. Это даже сам автор подтвердил, четное слово тебе говорю. Чтобы убить дракона, нужно много сил. У него очень прочная чешуя по всему телу, так просто не доберешься. Да и «сложно» тоже не добраться. Потому Мастер пошел на хитрость: он в пылу схватки пролетел прямо в горло монстру и разрезал его внутренности. Дракон умер, а Мастер задохнулся в его крови. Жуткая история, но это был самый странный исход из всех. Зато самый возможный, — газ поставил пустую, но еще дымящуюся чашку на поднос и замолк, размышляя о странности решений этого и других миров.
Элис за раз выпила весь оставшийся горячий шоколад и принялась задумчиво, но с явной грустью, рассматривать то, что осталось на дне. Она выглядела очень несчастной, сложно представить, что одиннадцатилетний ребенок так может выглядеть. Лишь на мгновение оставшись со своими мыслями, девочка поняла, что не хочет возвращаться в «белый свет», как называл мир живых красный дым. Зачем? Её там никто не ждет, а дальше, судя по всему, что-то есть. «Если бы после смерти ничего не было, то навряд ли существовал настоящий говорящий дым, с которым я сейчас пью шоколад,» — так рассудила виконтесса. По сути, кстати, она права.
— А что дальше? — спросила Элис, отставляя чашку. — Я не знаю. Там дальше есть что-нибудь? После смерти, я имею ввиду. Должно же быть.
— Хах, дальше? — дым опять хохотнул и разлегся в кресле. — Зачем тебе дальше? Я думаю, ты и в этом мире пока неплохо сможешь пожить. Ну, так. Для большей четкости определения хочу сказать, что у некоторых нет выбора, идти ли дальше или остаться. А у вас возможность сделать выбор — это семейное, — сгусток красного газа стал игривого красновато-белого оттенка, а голос смешливым.
— Я там никому не нужна, — просто ответила девочка, не отрываясь от лицезрения своих босых ног. На самом деле ей было очень больно говорить такое, но дети редко скрывают правду от самих себя, в отличие же от большинства взрослых.
— Во-первых, — дым стал серьезным, — я не думаю, что ты и дальше там кому-нибудь нужна. Это я тебе гарантирую. А во-вторых, ты жутко ошибаешься. Тебя там очень даже много существ ждет, представляешь? — дым хмыкнул, щелкнул пальцами (если у него есть пальцы) и заставил тем самым кофейный столик исчезнуть. — У каждого человека там, в белом свете, есть те, кто его ждут.
— У меня все семья погибла. Абсолютно все, — виконтесса поудобнее пристроилась меж подушек и запрокинула голову, на этот раз решив изучить черный потолок, если он там, конечно, был. — И у меня нет неизвестного близнеца, который появится из ниоткуда и поможет мне в трудную минуту. И тетушек отдаленного родства у меня нет, как и других родственников. Нет семьи, нет фамилии, нет дома, нет друзей, нет средств к существованию. И смысл не идти дальше?
Дым замешкался, видимо, подбирая слова. Не легко говорить на такие сложные темы с ребенком:
— Рассуждаешь слишком по-взрослому. Это скучно и глупо, тем более, что этот мир придумывала кучка не самых однотипных людей, а значит, мир точно не такой скучный, как ты его описываешь, — похоже, это существо и впрямь всезнающее, — посему повелеваю, чтоб ты перестала пялиться на монстров за защитным барьером и посмотрела на меня.
Элис удивленно перевела взгляд на соседнее кресло, потому что не видела никаких монстров. На черном черное не видно, пожалуй, только это спасало её бедную психику, так как за барьером были чудища пострашнее, чем-то, которое явилось на зов девочки.
— А я тебе говорю, что тебя ждут. И даже могу это тебе доказать, — из ниоткуда вдруг появился большой красный бумажный фонарь. Виконтесса никогда таких не видела ведь не была в Китае, поэтому очень удивилась странной круглой светящейся штуке, — возьми его. Он будет оберегать тебя от монстров, станет твоим барьеров от тех, кто не смог сделать выбор куда идти. Когда я исчезну, — при этих словах в паре метров от кресел перед глазами предстали напольные часы, немного похожие на те, что стояли в диванной комнате графини Эклиптии, — ты услышишь голоса. Не сразу, но услышишь, а пока можешь тут посидеть, там побродить, где-то полежать и обдумать свою жизнь, ну, знаешь, как делают люди, которых только что освободили от смертной казни, — увидев недоумение в глазах Элис, дым хмыкнув, внезапно поняв, что девочка навряд ли знакома с убийцами или заключенными тюрьмы, — а потом, рано или поздно, ты начнешь слышать голоса. Это не ты сошла с ума, а тебя пытаются сбить с пути. Эти голоса будут тебе знакомы, и ты будешь знать их обладателей, или же они будут тебе не знакомы, и, соответственно, их хозяев ты знать не будешь. Не иди к ним, они хотят, чтобы ты бросила свой фонарь и осталась здесь. Поверь, тут мир, может, и загробный, но не до конца, там дальше поинтереснее, но тебе еще не время, — дым снова хмыкнул. — А потом ты должна будешь услышать такой голос, который ты помнишь, но его обладателя ты не помнишь. Смекаешь всю сложность? Это самое важное, и самое опасное. Когда ты окончательно удостоверишься, что этот голос тебе знаком, но не помнишь, где ты его слышала, ты должна будешь на него пойти. Хоть ноги себе сотри, но иди дальше, дойди до выхода, он похож на большую каменную арку, и выйди отсюда, тот, кто тебя зовет, ждет тебя. И верит, что ты вернешься. Ясно?
— Ясно, — на автомате ответила девочка, хотя ей было практически ничего не ясно и у неё была куча вопросов, которые ей очень сильно хотелось задать.
— И еще кое-что, — часы вдруг лязгнули и зазвенели. Дым отвлекся на них, но снова повернулся (дым может повернуться?) к виконтессе, — белый мир почти ничем не отличается от черного. Лишь присутствием людей. Поэтому не пугайся, если вдруг познакомишься с демоном, ангелом, или даже драконом. Хотя, раз уж ты не так уж и сильно была удивлена тому, что с тобой говорит дым, я не думаю, что тебя это сильно потрясет.
Элис вскочила с кресла, мгновенно краснея от волнения, нахлынувшего на неё из-за неожиданного осознания происходящего:
— То есть, они все существуют?! И волшебники? И маги? И Мастер из книги тоже может существовать? И ангелы с демонами тоже живут среди нас, но прячутся, да? Да? И вампиры есть? А инопланетяне? А я могу стать магом? А?..
— А! — отрывисто выкрикнул дым, который явно уже умирал от передозировки вопросов, несмотря на свое бессмертие. — Не так громко и не так быстро! И не так много! Хочешь узнать — вперед, я сказала тебе куда идти. И даже как идти я тоже сказал. Так что до свидания, надеюсь, что мы с тобой больше не встретимся, — газ задумчиво мигнул. — Но все же на один вопрос я тебе отвечу.
Девочка затаила дыхание.
— Мастер не просто «может» существовать. Он существует. И, возможно, ты с ним даже познакомишься. А теперь уж точно до свидания, — дым исчез, вместе с креслами и часами, оставив лишь красный бумажный фонарь.
Примечания:
Сноски:
...а вот Софью действительно жаль.* — Неизвестная раздумывает над событиями, которые послужили началу Первой Мировой войны. Франц Фердина́нд Карл Лю́двиг Йо́зеф фон Га́бсбург эрцге́рцог д’Э́сте — эрцгерцог и наследник престола Австро-Венгрии вместо со своей женой Софьей приехали в столицу Боснии и Герцеговины, и банда экстремистов из «Молодой Боснии» (революционная организация) решила его убить. Шестеро заговорщиков разработали план, и привели его в исполнение, бросив гранату в кортеж из шести машин Фердинанда, но промахнулись, и эрцгерцог остался жив. Сменив маршрут, кортеж въехал на набережную, где чуть не убил Гаврило Принципа, одного из заговорщиков, поджидавшего эрцгерцога там. Подбежав к машине Фердинанда, Гаврило выстрелил Софье в живот из пистолета, а затем в шею эрцгерцога. Принципа поймали и посадили в тюрьму, а Фердинанд и Софья умерли спустя час. Говоря про "более страшную смерть", неизвестная намекает на то, что эрцгерцог был серьезно болен тогда еще неизлечимым туберкулезом.
— Все плохо! Все плохо, плохо, плохо! — громко возмущался Рафаэль, все же поднимаясь на ноги с холодной после ночи черепицы, и ставя руки в бока, как волнующаяся о своем цыпленке курица распушивает перья, — все очень плохо!
— Поэтому ты уходишь, ага, — Себастьян кивнул головой и зевнул, показывая, что ему совершенно неинтересен побег своего коллеги от реальности (хотя на самом деле он был готов ударить беловолосого просто чтобы выпустить пар, или хотя бы заставить его заткнуться). — Ты в своем репертуаре. Ничего больше от тебя не ожидал.
— Я не сваливаю! — ангел отцепил от воротника большую красивую брошь — фибулу, — сделанную в виде рубиновой капли крови, украшенной серебряными узорами в виде переплетающихся листьев, — я иду за помощью! — Рафаэль щелкнул застежкой, с усилием и напряжением провел в воздухе линию, словно бы резал пространство (явно редко делал это), и оглянулся на демона. — За Нефилием. Он точно в этом разберется и снимет защиту, — больше ничего и никого не слушая, Рафаэль шагнул во взявшийся из прочерченной невидимой линии белый круг в воздухе и исчез.
— И у кого, простите, он украл такую штуку? — раздраженно спросил у самого себя демон, не заметив, что говорил вслух, потому как сильно завидовал Рафаэлю. Проходы в пространстве, — проще говоря, телепорты, — сейчас только разрабатывают, и то очень медленно, потому что недавно какой-то не самый умный маг телепортировался, да так неудачно, что оказался замурованным в земле по пояс так, что и не вытащишь, потому такую штуку ох как сложно раздобыть даже таким «великим» и известным (уже без кавычек) существам как Рафаэль. — Чёрт бы тебя побрал с твоими задумками, белобрысый.
Себастьян с досадой щелкнул по заплесневелой черепице, ведь его отношения с великодушным ангелом были настолько натянутыми, что удивительно, как они еще не лопнули. Послышался странный недовольный глухой звук, будто что-то рушится, но где-то вдалеке, а не здесь. Демон в недоумении оглянулся, чтобы посмотреть, но тут провалился вниз, в дом, под черепицу, от неожиданности рефлекторно заорав, что его убивают.
Но все тут же стихло. Поглотив беднягу, крыша снова вернулась в свое прежнее состояние, будто бы ничего и не случилось. Кажется, ей было все равно, что, на самом-то деле, не очень удивляет.
* * *
Элис сидела с красным фонарем в обнимку, окруженная плотной мглой, и думала. Точно сказать, о чем она думала, было нельзя: кажется, что её мысли были обо всем на свете. О людях, о мире, о счастье, о несчастье, о револьверах, о том, что все религии ошибочны, и одновременно верны, — в какой религии вы видели красный дым?! — о прошлом, о настоящем и о том, что каждого человека всегда кто-то где-то ждет. Проблема лишь в том, что «кто-то» и «где-то» может не совпадать, потому что совпадения редки, оттого в мире так много одиноких людей. Девочка еще много о чем думала, чаще всего на отвлеченные темы, но все время философские размышления Элис прерывались мыслями о том, что она лишилась семьи.
По правде говоря, виконтесса сомневалась, что семья у неё когда-то была. Семьей можно было назвать Михаила, — ведь он любил её всем сердцем и отдавал всего себя на её воспитание и на само её детство, — но больше никого. Отец приезжал раз в несколько лет, потому что мама его ненавидела по непонятной причине, отчего виделись они с дочерью редко. Но даже в такие случайные встречи сложно было сказать, что Элис важна графу Найт, и он по ней скучал и волновался. Саймон рассказывал истории, болтал глупости о свои путешествиях, отвлекался на телефонные разговоры, и никогда не спрашивал, как у его девочки дела. Виконтесса часто раньше думала, что она в этой семье родилась случайно, и малочисленные холодные встречи с родителями были тому подтверждением.
Пока шло время, заполненное раздумьями, лежанием, сидением на черном водянистом полу, и рассматриванием красного фонаря, Элис не раз корила себя, что задавала так мало вопросов красному дыму. Нужно было как можно больше узнать о своем прошлом и будущем, прежде, чем возвращаться! Хотя бы расспросить про отношения Эклиптии и Саймона, это ведь было важно для неё раньше, перед всеми этими событиями. Хотя, возможно, это не так уж и важно сейчас, в настоящий момент, ведь умерших не вернуть в белый мир.
В любом случае, те длинные и скучные минуты, часы, а может даже и дни — как ни крути, а время наверняка в разных мирах для разных людей идет по-разному, — были проведены виконтессой с пользой, если, конечно, раздумья о вечном и самокопание являются пользой. И хотя горечь по умершим родственникам и друзьям у неё не прошла, Элис поняла, что у неё, на удивление, все хорошо. Когда они с Михаилом читали в библиотеке, смерть родителей у главного героя обычно описывалось как «боли в груди», «слезы», «истерика» и зависимости, чаще всего алкогольная. У девочки же такого не было, и она чувствовала облегчение, считая, что раз у неё все в порядке, и ничего не болит, ни голова, ни грудь, то, значит, её жизнь после пробуждения будет вполне себе сносной, особенно, если её и вправду ждут.
И невдомек было малютке, что в сером мире люди не чувствуют боль.
* * *
На крыше снова появился белый дымчатый круг, из которого сначала, прихрамывая, вышел мужчина с тростью, которому на вид было лет двадцать шесть, но точно не больше, его лицо было красивым: треугольным, с широкими темно-коричневыми, почти черными, бровями и выразительными бордовыми, или, может, чуть краснее, глазами, но обычно взгляд на них долго не задерживался, и все сразу же восклицали: «У вас волосы синие!», как будто бы этот человек (или нет?) сам об этом не знал. Длинные, затянутые в тугой конский хвост, чтобы не мешали, волосы цвета светлого ультрамарина, — не путать с синим! — такая необычная шевелюра неизвестному необыкновенно шла, как и бурая, достающая краями до самой земли, мантия с вышитым золотыми нитками узором на воротнике. А еще важная мина на лице, из-за которого все считали его очень умным. Окружающие часто судят ваш ум по выражению вашей физиономии.
Следом за мужчиной из круга выскочил Рафаэль. Ангел недоуменно огляделся, видимо ища своего коллегу-демона, но так и не найдя никого на крыше, тяжело вздохнул. Он часто сталкивался с тем, что его напарника не бывает на важных и опасных отрезках жизни их подопечной, и из-за этого сильно расстраивался и злился.
— Солнце мое белобрысое, — насмешливо и несколько зло произнес неизвестный мужчина, — когда ты говорил «барьер», я думал, что здесь просто защита, а не, мать его, яйцевая заслонка! Я, конечно, маг и все такое, но ты в какой школе учился, а? Сколько раз нужно вам, молодым извергам, вдалбливать в головы, что такую заслонку преодолеть очень, слышишь меня, очень сложно?! — кажется, маг был рассержен не на шутку. Он всегда начинал говорить странными и непонятными словами, для своего времени, когда терял самообладание. Злые языки даже говорят, что он частенько вообще не понимает, в каком времени находится, но это наглая ложь. Почти.
— Нефили-и-ий! — умоляюще протянул Рафаэль, не обращая внимание на обидную кличку, которой наградил его Себастьян «белобрысый». — Я знаю! Просто подумал, что, может, все не настолько серьезно, а? Кто из магов способен на такую заслонку, а? А?
Нефилий пожал плечами и сосредоточенно, но без особого интереса, осмотрел старую черепицу:
— Я могу. Сделать могу, а пробить не могу. Я не всемогущий аксо… — маг поперхнулся, но тут же заговорил дальше, — человек. Не всемогущий человек! — он повторил еще раз чтобы удостовериться, что его старый знакомый все точно понял.
— Ты не мог сделать эту заслонку! — Ангел выглядел более чем возмущенным. — Ты был в своей школе, и тебе это не надо! — Кажется, у Рафаэля начиналась паника. — Кто еще может её сделать? И хватит придуриваться, у меня там девочка маленькая, моя воспитанница! Её нужно срочно оттуда вытаскивать! Она же там одна, совсем-совсем одна! Мало ли, что с ней сделают? Ты должен мне помочь, Нефилий! Если с ней что-то случится, я этого себе не прощу, честное слово!
— Для начала хрен я тебе что должен, — мужчина задумчиво повел бровями, говоря нахальным голосом, — а во-вторых, под подозрением в создании такой заслонки весь Чародейный совет, ты осознаешь это? И, кстати, мне как бы все равно, кто там у тебя находится в этом доме.
— А кроме Чародейного совета? — с надеждой спросил Рафаэль. Чародейный совет — общество, в котором не больше пятидесяти человек, и все они, как и Нефилий, погрязли в книгах и бумагах, им не до каких-то маленьких чахлых домишек, использующихся как храмы странными и злобными людьми-неучами. В совете, конечно, хорошие маги, даже отличные, но толк от них чаще можно увидеть на бумаге, чем в жизни. Впрочем, Нефилий к таким не относился, потому был не самым популярным в широких кругах. Да и в узких тоже.
— Нет, нет никого. Только разве что с другой планеты кто-нибудь прилетел, — чародей со смешком хмыкнул и развернулся, чтобы уйти, но потом остановился. — Для поддержания такой непрошибаемой защиты нужно много сил и энергии, а уж для поддержания на расстоянии и того больше. Значит, тот, кто все это устроил, либо находится неподалеку, либо уже в самом доме. Так что ищи, если нужно, — Нефилий легко махнул тростью и словно провалился сквозь землю. Старый способ перемещения, более надежный, более безопасный, но менее точный, и требующий много сил, увы.
Рафаэль с минуту бесцельно пялился на то место, где только что стоял синеволосый маг, потом так тяжко вздохнул, что могло сердце разорваться от горя, а затем просто сел на крышу и принялся ждать. Нефилий был его последней надеждой: больше из живых здравомыслящих магов он никого не знал.
Но вдруг ангела как осенило! Прокрутив в голове слова чародея (и попомнив его недобрым словом, не буду недоговаривать и нагло врать), Рафаэль подскочил как ужаленный, снова щелкнул застежкой и запрыгнул в белый круг, взявшийся из ниоткуда.
«Только разве что с другой планеты кто-нибудь прилетел». Привыкший к холодному вампирскому замку ангел уже и забыл, что наша планета отнюдь не единственная, где есть разумная жизнь.
* * *
Едва Нефилий вернулся в свой кабинет с оранжевыми стенами, как тут же из кармана, спрятанном в складках мантии, достал что-то похожее на святящуюся плоскую штуку, размером с ладонь, — чем-то она напоминала блюдце из старинных русских сказок, единственно, чтобы оно показывало, не нужно было катить по нему яблоко, — а затем что-то потыкал и с недовольным выражением лица принялся ждать. Прошло чуть больше трех секунд, и штука, не переставая не ярко сиять, отобразила темное место, в котором с большим трудом, из-за плохой картинки, можно было угадать лес.
— Психованная! Ты где? — позвал чародей, удивленно разглядывая лесной пейзаж.
— Я в баре! — нагло соврала я. — И у меня оргия! Ты мне все портишь! Девочки, идите сюда, ваш хозяин уже явился!
Пошли помехи, и новая версия «серебряного блюдечка» выключилась, перестав сиять. Нефилий тупо уставился на свое странное устройство для общения, гадая, что это вообще только что было. А еще его интересовало, действительно ли я устроила оргию. Пожалуй, последнее его интересовало даже чуть больше, чем первое.
* * *
Когда Элис впервые начала слышать голоса, ей казалось, что прошло уже лет сто, пока она находится в этом мире «для коматозников». Звук шёл откуда-то сверху, и всегда был разным: один раз говорила мама, другой папа, третий Михаил, и так далее, пока виконтесса уже не начала злиться, потому что снова звал её знакомый голос булочника, с которым она виделась однажды, когда ей было пять лет. Даже это она помнила! Едва только кто-то начинал звать её, по имени, или просто так, как девочка тут же понимала, кто это, даже если это была одна из акушерок, которая просто присутствовала при её рождении и держала тазик с водичкой наготове.
Но потом ей стало даже интересно угадывать все голоса. Злиться она, конечно, не перестала, но появился интерес к происходящему. С каждым новым зовом Элис старалась как можно скорее угадать, кто же это, что было не так-то просто. Особенно сложно было с врачом акушером, тем, кто принимал роды. У него был знакомый голос, но девочка долго не могла понять кто это, почти десять (!) минут, отчего уже решила, что это тот, кто её зовет из белого мира, но потом её как осенило, что был тот самый врач. Посему виконтесса снова села на пол, ожидая, пока голоса не утихнут.
И хотя это произошло ой как нескоро, но все-таки произошло. Все стихло, и Элис даже первое время не замечала, что гул прекратился. А когда заметила, то подняла фонарь и поднялась, озираясь в недоумении. Как же она должна узнать среди голосов какой нужный, если её никто не зовет? «Может, перед тем самым голосом все другие утихают?» — подумала она с надеждой, сжимая в руках ручку фонаря. Нарастающая нервозность её пугала.
— Элис? — донеслось издалека. Не сверху, а именно откуда-то издалека.
Девочка тут же с радостью кинулась бежать на голос, думая, что он тот самый, а потом вдруг резко затормозила, настолько резко, что даже чуть не упала.
Этот голос уже был, но почему-то сейчас он вспомнился, как туманный человек из зеркала из сна Элис, который еще звал ту Элис, появившуюся из-за посеребренного стекла, которая говорила про Мастера и ключи. Хотя она точно была уверена, что такой же голос и у того акушера, которого она так долго вспоминала. Ошибка напугала девочку так сильно, что она тут же вернулась на прежнее место, села на корточки и больше никуда не собиралась двигаться, пока уже точно не поймет, что не помнит, кто её звал.
Так виконтесса посидела еще немного, потом еще чуть-чуть, потом задумалась, а нужно ли доверять этому красному дыму, или все-таки и так сойдет, но вспомнив монстра, который чуть не набросился на неё, Элис решила все-таки послушаться этот странный сгусток газа. По крайней мере, он ей хоть что-то разъяснил, а лучше обманчивое разъяснение, чем вообще никакое. Ведь рано или поздно можно понять, что объяснение было обманчивым, и найти правду, а когда нет никакого объяснения, то и правду искать затруднительно, ведь вообще неизвестно, существует ли она на самом деле.
— О чёрт! — громко и отчетливо сказал кто-то издалека. — Чёрт! — Кажется, говорящий был в шоке. — Элис! Элис, ты слышишь меня? Элис? — послышались сдавленные всхлипы.
Девочка подняла голову и насторожилась. Нужно понять, это тот голос, который нужен, или опять обманка? Он казался знакомым, и виконтесса сидела, навострив уши и мозги, пытаясь вспомнить, кто же это. Просидев минут десять, она все-таки решила, что не помнит обладателя столь проникновенного баритона, поэтому осторожно поднялась и, не забыв фонарь, подаренный дымом, медленно пошла в неизвестную темноту.
Элис шла долго. Не чувствуя усталости, она шла без остановки, постоянно оборачиваясь и боясь, что через мгновение вспомнит, чей же голос её зовет в белый мир, но не вспоминала. Это давало девочке надежду, и поэтому она продолжала идти. Страшась, робея и дрожа, виконтесса шагала по черному полу, веря в то, что тот, кто её ждет снаружи, сможет ей помочь. И все разъяснить.
Её слегка пугало, — удивительно, что «слегка"(!), но, вероятно, в этом виноваты фантастические книжки с людьми, обладающими магией, — что красным дым сказал, что демоны и вампиры действительно существуют в мире. Или мирах, раз есть серый и белый миры. Элис чувствовала себя особенной, словно бы ей доверили великую тайну, хотя, впрочем, ей её действительно доверили, только не очень великую.
А голос её звал. То тихо, то громко, то чуть ли ни с ноткой истерии в голосе, то совершенно спокойно. Кто-то звал девочку, шептал, что все будет хорошо, уверенно говорил непонятные слова, извинялся плачущим голосом и что-то рассказывал, каждый раз разное, каждый раз о новом. Элис слушала, внимательно, вникая, и продолжала идти.
Часто тот человек рассказывал, как выглядит небо. Он описывал во всех красках, голубых, красных, оранжевых, но иногда перебарщивал и находил где-то меж облаков соловый или амарантовый цвет. Элис понятия не имела что это за цвета, и ей не терпелось спросить об этом, или же увидеть собственными глазами.
Иногда он рассказывал о своем настроении. Очень часто его одолевала грусть, и этот человек сидел, уставившись в серую стену, и описывал то, что он уставился в серую стену. Это было не очень интересно, но виконтесса не обращала внимания на то, насколько неинтересны темы, на которые говорил человек, её больше волновало, говорил ли он вообще (ведь когда девочка не слышала, куда идти, она не могла продолжить свой путь) и тот тон, которым ей все рассказывали: взволнованный, грустный, обреченный, лишь изредка меняющийся.
В иной раз он рассказывал, как сильно скучает. Было не совсем ясно, по чему же он именно скучает, потому что, как оказалось, скучал тот человек по очень многим вещам: по прошлому, по старым друзьям, по бывшей школе и еще по много чему. И по Элис он тоже скучал, — пару раз про это говорил.
И еще много о чем он рассказывал. Не так и важно, о чем, куда важнее, как именно он говорил.
А девочка шла и шла, уже очень сильно желая познакомиться с тем, кто её зовет.
* * *
Когда Элис увидела арку — каменную, большую, как и описывал дым, — она чуть не задохнулась от нахлынувшего на неё чувства счастья. Она добралась! Она сделала это! И сейчас она пройдет сквозь арку и вернется домой!
И, кажется, она должна была кинуться в проход со всех ног, но что-то остановило её. Девочка боялась, сильно боялась того, что ждет её там. Кто её звал? Что ей предстоит? Виконтессе вдруг захотелось, чтобы на эти вопросы не было ответов вовсе, и ей не пришлось делать выбор, остаться здесь или же идти туда, назад, чтобы снова идти вперед. Сжав в руках фонарь, Элис нерешительно мялась на бережку маленького ручейка, который по кругу огибал возвышающуюся арку, с таким лицом, словно бы её мучают.
Ручеек неожиданно засветился мягким голубоватым светом. Виконтесса опустила голову и удивленно посмотрела в воду, где, из черных камней, были слова «Ты здесь — все решено». Едва девочка прочитала, как свечение исчезло, а вместе с ним и надпись.
«Тоже верно» — подумала Элис, перешагнула ручеек и вошла в арку, в глубине души тайно молясь, чтобы у нее все в будущем было хорошо.
* * *
-…И хоть я и знаю, что обманывать нехорошо, — дереву было очень интересно меня слушать, не сомневаюсь, — мне пришлось пойти на обман, да. Ой, да перестань так на меня смотреть — это уже было адресовано белке, которая сидела на соседней ветке, сжав что-то в лапках. — Ради блага! Все ради блага! Чьего, правда, блага, я не знаю, но, думаю, и так сойдет, — я задумалась. Но меня снова отвлек презрительный взгляд белки, — да отстань! Ты! Животное! Что ты понимаешь в человеческих чувствах, а? Не я же пожар устроила!
Но белка продолжала ядовито пялиться на меня.
Поэтому я решила, что, вероятно, дело не в том, что я говорю, а в том, что все белки смотрят на тех, кто ничего им не дают осуждающе. «Мир тебе ничего не должен», — подумала я с обидой, а белка, словно бы услышав мои мысли, издала какой-то пукающий звук и упрыгала себе в дупло на соседнем дереве.
— Да я просто Белоснежка, — глухо и с отвращением пробормотала я, разглядывая циферблат своих часов и напевая какую-то заевшую в моей голове песню про кислород и астму.
Прошло лишь, казалось бы, мгновение, и Элис почувствовала, как позвонки на спине больно упираются в твердый холодный пол, зато голове, — что странно, — было тепло и удобно, словно бы она лежала на мягкой подушке, нагретой от долгого сна. Вдохнув морозный, затхлый воздух, девочка кашлянула, в носу тут же начало щипать, как бывает зимой, в сильную стужу. В горле стоял ком, да такой, что виконтесса тут же закашлялась, не имея возможности вздохнуть как следует, полной грудью и проветрить легкие. С трудом двигаясь, будто все тело заржавело, как старый механизм, Элис соскользнула на ледяной камень — голове от внезапного, пробирающего до костей, холода стало больно, — и судорожно старалась подавить приступ кашля. В груди, где-то меж ребер, с обеих сторон, все тягуче и противно болело, едва девочка делала хоть маленький вздох.
Кто-то мягко, но с силой перевернул виконтессу с живота на спину и надавил на грудную клетку. От резкой боли у девочки вскрикнула, у неё на глазах выступили слезы, но уже через секунду боль прошла, а дыхание выровнялось. Стало легче, и Элис приподнялась на локте и усиленно принялась вытирать лицо, потому что девочке казалось, что у неё что-то на глазах, и из-за этого она видит только темноту. Впрочем, виконтесса умудрилась различить ту темноту, которая была в мире «коматозников» — или как там говорил дым, — и эту, которая была в белом мире.
— Тише, — сказал кто-то мягким и, кажется, счастливым голосом.
Элис тут же повернулась на звук, не переставая пытаться содрать с глаз мешающую видеть штуку, хоть она и не понимала что это.
— Тише! — этот «кто-то» сказал уже чуть громче и взял девочку за руки, чтобы предотвратить дальнейшее расчесывание век до крови. — Все хорошо. Все в порядке. Не волнуйся, слышишь? Это нормально. Ты в безопасности. Давай, открой глаза.
— Я открыла! — плачущим голосом воскликнула виконтесса. Ей было до жути страшно: никогда раньше не было такого, чтобы она не смогла просто поднять веки и осмотреться, и это её пугало.
— Нет, нет, — Элис аккуратно взяли за плечи и чуть приподняли, прижав к чему теплому, большому и, что стало для неё шоком — как давно она этого не чувствовала! Кажется, тысячу лет! — живому. — Ты не открыла. Не бойся, попробуй еще раз. И не плачь. Я рядом. Хорошо? — человек, что обнимал девочку, говорил ласково и уверенно, чуть растягивая слова. — Попробуй еще раз, — повторил он.
Виконтесса устало опустила голову на грудь её спасителю, прислушиваясь к тому, как громко бьется его сердце. От этого глухого звука ей стало легче, и Элис почувствовала, что, наконец-то, с ней кто-то есть. Время в разных мирах течет по-разному — это девочка уже уяснила, и, по её мнению, прошло не меньше ста лет с тех пор, как её в последний раз кто-то обнимал. И если раньше это был Михаил, то теперь это этот человек, и даже не суть важно кто он, главное, что он был, был с ней рядом, обнимал, успокаивал, поддерживал, помогал. На мгновение виконтесса усомнилась в своей нормальности: она ведь даже не понимает что происходит, доверяет кому-то неизвестному, но потом тут же успокоила себя, подумав, что, наверное, если бы этот человек не знал её, то не звал бы так долго из серого мира. А знает ли она его — это уже дело, видимо, десятое.
Поднять веки было трудно. Тяжелые, просто неподъемные, их нужно было раздвигать пальцами, что бы начать видеть, но сил у девочки даже шевельнуть руками не было. Но человек, её друг, хоть и неизвестный, просил её, подбадривал, мягко заставлял, говоря что нужно делать. И когда Элис, наконец, смогла открыть глаза и сфокусировать зрение, она опять увидела темноту. И вот тогда бедняжка уже поняла, что ей срочно нужно выйти куда-то под солнце, или хотя бы увидеть свечу, лампу, хоть что-нибудь, иначе она уже забудет как выглядит сам свет.
Кроме темноты, виконтессу еще волновал колючий и тоскливый холод. Её руки озябли, пальцы начали дрожать, а кожа покрылась мурашками. Откуда-то шел сквозняк, но девочка не могла определить откуда, даже примерное направление. Казалось, что холодный воздух поддувал отовсюду, со всех сторон.
Опустив глаза, Элис при неярком пепельном свете рассматривала руки, которые теперь держали её за запястья. Было немного страшно, и девочка не понимала от чего, но её успокаивало это странное изучение нового друга, начавшееся, как ни смешно бы это звучало, с кончиков пальцев.
В любом случае, любоваться руками этого неизвестного виконтессе нравилось. Они были изящные, ухоженные, и явно ловкие, часто работали. Кожа казалось девочке бледной, даже болезненно-бледной, словно бы их обладатель выходил на улицу раз в тридцать лет, чтобы пополнить запасы еды еще на тридцать лет, и больше ни в жизни на улице не бывал. Пальцы были длинные, точно паучьи лапы, но сильные и цепкие. На запястьях немного выступали зеленовато-синие вены, что придавало какой-то особенный, эстетический вид.
— Все хорошо? — внезапно оборвал тишину негромкий вопрос.
Элис от неожиданности подняла голову и посмотрела вопрошающему прямо в глаза, мгновенно покраснев, как перезревшая помидорка.
— У тебя щеки полыхают, тебе плохо? — обеспокоенно спросил черноволосый парень, прикладывая свою ладонь ко лбу девочки, видимо, проверяя температуру. Ответ ему явно не понравился.
— Я в порядке, — пробормотала виконтесса, не отрывая взгляда от лица её спасителя.
На вид парню было лет двадцать, может и больше, может и меньше, точнее сказать трудно. У него были узкие, но европейского разреза, чуть раскосые, глаза темно-красного винного цвета, с длинными ресницами. Сильно выступающие, острые скулы, чуть длиннее общепринятой нормы красоты нос, — уродом это его не делало, а даже наоборот, необыкновенно шло, — и бледные, синеватые по краям, губы. Волосы цвета черного янтаря были длинной почти до шеи и колыхались от сквозняка.
— Точно? — недоверчиво произнес парень, прищуривая глаза.
Выглядело это так смешно, что Элис улыбнулась.
— Да, — тихо ответила она. Ей и вправду стало гораздо лучше, только осталась еще некоторая скованность в движениях, и девочке было немного неудобно, словно тело принадлежало не ей, или было как-то велико, но это уже не пугало.
— Это хорошо, — парень тоже улыбнулся. — Ох, я же не представился, ты разговаривала со странным красным газообразным существом, который постоянно говорил о себе в разном поле, да? — увидев, что виконтесса утвердительно закивала, он издал смешок. — Отлично, значит, о существовании страшных и злобных демонов ты знаешь, не так ли?
— Знаю, — сказала Элис, чуть сильнее прижимаясь к своему спасителю. — А ты страшный и злобный демон, да? — кажется, ей было уже все равно. Девочка столько размышляла о том, кем может оказаться её новый друг, что была готова даже к какому-нибудь монстру из старинных сказок, с щупальцами и страшнючими клыками и когтями. Демон её, наверное, испугал бы, выгляди он немного иначе, как его описывают в Библии: как «великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную», но внешность Себастьяна была более чем человечна.
— Да, — парень ожидал, кажется, несколько иной реакции, (все магические существа думают, что люди впадают в шоковое состояние, узнав о них), но и равнодушие его устраивало. — Тебе не страшно?
Виконтесса подняла голову:
— Ты хочешь меня убить? — хотя суть вопроса довольно мрачная, девочка выглядела довольной и, наверное, даже счастливой.
— Нет, наоборот, — парень чуть нахмурился, словно его совсем не понравился вопрос. — Хочу, чтобы ты жила. — Он выглядел очень смущенным, даже скулы порозовели.
— Ты хочешь, чтобы мне было больно? — снова спросила Элис с наимелейшей улыбкой на губах. По правде говоря, во всей это атмосфере это выглядело более чем жутко.
— Нет, — демона уже начало одолевать сомнение, в порядке ли девочка.
— Тогда, наверное, ты хочешь забрать у меня душу? — она не переставала улыбаться, видя смятение её спасителя. Виконтесса явно вспомнила одну из глав «Темных территорий», где было написано, как «страшный и злобный» демон забрал у маленького мальчика душу в обмен на возрождение из мертвых его брата. Кстати, тогда брат был жив, но спал летаргическим сном, это если интересно продолжение.
— Да нет же! — возмутился демон. — Я…
— Тогда почему мне должно быть страшно?
Парень с минуту удивленно молчал, потом выпрямился, посмотрел по сторонам и подумал, что он идиот, а может даже дважды идиот, или трижды. Глубоко вздохнув несколько раз, он снова заговорил:
— Я Себастьян. Не сокращай мое имя никак, мне это не нравиться. Себастьян Смагард. Хорошо?
— Хорошо.
Элис чувствовала себя очень и очень странно. Казалось бы, она должна чувствовать себя более чем плохо, — ведь, фактически, девочка восстала из мертвых! — но ощущения, на самом деле, были в вышей степени приятные. После долгого отсутствия каких-либо эмоций, душевных переживаний и порывов, тепло, исходящее от Себастьяна, давало чувство уюта даже в такой мрачной и сырой комнате, как та, в которой находилась виконтесса.
Демон, не переставая беззвучно повторять самому себе, что он дурак, обнял Элис и попросил её закрыть глаза. Девочка послушалась: что-то спрашивать и выяснять не хотелось, сил не было. Все, что сейчас нужно было виконтессе — это поспать, завернувшись в одеяло для тепла, чтобы прийти в себя и восстановить силы, а потом как следует пообедать. Как говориться, пока не удовлетворены физические потребности, все остальные будут неактуальны, если следовать пирамиде.
Себастьян все это прекрасно осознавал, но ничего теплого в этой комнате не наблюдалось, и одеяло само по себе к виконтессе не прилетит, все-таки мы не в сказке Чайковского, где постельное белье умеет ходить и бегать. А раз гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Или наоборот.
Тихо и незаметно прочертив на плече у девочки руну сна, — демон редко её чертил, потому что она работала только на людях, а он с ними редко общался, поэтому в первый раз ошибся и несколько минут тупил, пытаясь сообразить спит его подопечная или просто глаза закрыла, — парень принялся ждать.
Но вот Элис все-таки прикорнула у своего искусителя на плече, и он облегченно вздохнул. Оглянув темное помещение, Себастьян с довольной улыбкой, — ох, он был горд собой! — подошел к решетке, которую виконтесса во мгле приняла за одну из четырех стен. Одним движением, и даже без особых усилий, демон раздвинув ставшие вдруг податливыми железные прутья и вышел коридор, не собираясь отпускать свою девочку из рук.
Пройдя всего пару шагов, парень остановился и прижал к себе виконтессу, с подозрением вглядываясь в темноту. И не зря: из ниоткуда появился синеволосый маг, так и не расставшийся со своей тростью и, наверное, даже сильнее начавший хромать.
— Смагард? — спросил Нефилий с таким равнодушным лицом, что, казалось, ему даже дышать надоело, не то что разговаривать с каким-то демоном. — Так ведь и знал, что ты здесь, — на удивленный взгляд Себастьяна чародей ответил смешком. — Тебя искал белобрысый, громко и долго. Он зол на тебя, очень зол, хотя, раз ты все время был с ней, то ты не умрешь от его криков, это уже хорошо, верно? Может, от его профессиональных осуждающих взглядов ты грохнешься в обморок, но, думаю, больше тебе ничего не грозит.
Демон кивнул. Обо всем этом он и сам знал, все-таки, не одну сотню лет знаком с прекрасным ангелом, чья совесть чище, чем самый лучший бриллиант, а голос визгливее, чем плохая скрипка.
— Куда собираешься идти? Прямиком в Ад? Хотя нет, ты же у нас такой заботливый, — сложно было сказать, с сарказмом говорит маг или серьезно. — Где-то здесь недавно появился дом? — Нефилий взглядом оценил состояние Элис и, видимо, счел его удовлетворительным.
— Да. Недавно, лет пять назад, — с иронией ответил Себастьян и сделал свою физиономию максимально уставшей, чтобы чародей поскорее от него отстал.
— А какой сейчас век? — спросил маг без особого интереса.
— Начало двадцатого, — демону уже хотелось уйти, потому что в компании столь сильного Чародея ему было не комфортно. Ведь обычно он ощущал себя сильнейшим, так как находился среди простых людей (хоть и редко с ними контактировал), а тут прямо рядом с ним стоял один из магов Чародейного совета. — Четырнадцатое ноября тысяча девятьсот восемнадцатого, если мне не изменяет календарь.
— Ужас, — Нефилий зевнул, — ужас, как быстро летит время. Кажется, в восемьдесят седьмого году меня приглашали на собрание совета, а я, как видно, пропустил, — он натянуто улыбнулся.
— Передашь Рафаэлю где мы, ладно? — Себастьян протянул Чародею карточку. — Координаты для его «телепорта», или что он там использует.
— Если встречу, — хитро ответил маг. — Удачной дороги, — Нефилий взмахнул тростью и через секунду испарился, словно его здесь никогда и не было.
Демон с подозрением осмотрел коридор, ожидая появления еще собеседников, — ведь, раз Чародей здесь, то защиту кто-то снял, а значит, могут появиться и новые гости, — но никто больше, видимо, не хотел разговаривать, и Себастьян успокоился.
Страшными «кротовыми» межмировыми и межпространственными путями, которыми пользовались Нефилий и Рафаэль, он передвигаться еще не умел, поэтому переместился в место назначения простым и древним, как фекалии мамонта, способом: пешком. В лесу, где стоял этот недо-дом недо-храм, демон знал все дороги и тропки, потому дошел быстро и без происшествий.
* * *
Солнце ярко светило в окно, игнорируя полупрозрачные шторы. Комната была буквально наполнена светом с пола до потолка, будто лимонад в стеклянном стакане, что сразу же поднимало настроение и согревало.
Элис проснулась, когда небо уже было ярко-голубым, прозрачным, и где-то высоко-высоко по нему плыли, словно мягкая вата, маленькие пушистые облака. Девочка сонно потянулась и огляделась, спросонья не понимая, где находится. Смешно протирая глаза, виконтесса соскользнула с кровати и подошла к окну, щелкнула ручкой и раскрыла створки. В лицо ей дохнул морозный воздух, но уже не мрачный, а яркий и приятный.
Высунувшись в окно почти по пояс, Элис пораженно рассматривала пейзаж, совсем не понимая, что же происходит. Все было белым: елки, земля, и холмы вдалеке, — и таким тихим, словно вся жизнь на свете замерла. Не было слышно привычного шума машин и цоканья копыт, звона тарелок и топота множества ног. Так пусто, и в тоже время красиво — это поражало. Ну и еще девочка была в «легком» недоумении от происходящего, потому что заснула она, чёрт возьми, в конце августа! «Снег в сентябре? — думала виконтесса, чуть не сворачивая себе голову, пытаясь все получше рассмотреть, — да быть такого не может!»
Немного успокоившись, девочка захлопнула створки и шагнула к двери, которая была рядом с кроватью, но заметила в комнате движение, и так напугалась, что отпрыгнула к середине комнаты.
Оказалось, что у стены стояло зеркало, без рамы. Элис удивленно заглянула в него, коснулась своего лица, волос, шеи, и ошарашенно осела на холодный пол, случайно задев зеркало ногой. Оно с оглушительным надсадным звоном упало на деревянный паркет и разбилось. Осколки разлетелись по всей комнате. От испуга девочка горько заплакала, свернувшись в беззащитный комочек и обхватив колени руками.
Дверь отворилась и быстрым шагом вошел взволнованный Себастьян. Он оглянул комнату, подошел к виконтессе и, ласково поглаживая её по голове, принялся успокаивать. За зеркало демон совсем не злился, — сам виноват, что сразу же не вставил в оправу и не повесил, — да и в приметы он не верил. Черные кошки — лучшие друзья, влетевшие в дом птицы залетели случайно, смерть они на своих крыльях не приносят, женщины с пустыми ведрами идут заполнить свои ведра, а соль не виновата, что с человеком не сложились отношения. Себастьян всегда был уверен, что в своих происшествиях люди виноваты сами, а не скорлупа от яйца, собаки или еще кто.
— Это не я! — Элис шмыгнула носом, — это совсем не я! Там большая девочка!
Демон пытался как-то понять, о чем она вообще говорит, из-за чего испуганно озирался (мало ли какой дух «большой девочки» пришел), но потом сообразил.
— Ну, тише, нет там никакой девочки, — Себастьян с улыбкой вытер виконтессе слезы, — это ты, просто выросла. Ты очень долго спала, милая, видно, красный дым завел тебя в глушь серого мира, вот и все. — Элис перестала хныкать и посмотрела на своего друга. — Ты поранилась, у тебя на щеке порез. Пойдем, я обработаю и тебе все-все объясню. Хорошо?
Девочка со слезами на глазах кивнула и, опершись на предложенную демоном руку, поднялась с пола. Она с трудом стояла на ногах, но с помощью заботливого (даже через чур подозрительно заботливого) Себастьяна вышла из комнаты. Дальше пошли проблемы — почти сразу же за дверью начиналась узкая лестница, однако она была не очень длинная, и Элис смогла пройти её самостоятельно, держась только за перила. Демон следил за движениями своей подопечной чуть волнуясь, но при этом с большой радостью и гордостью.
Когда виконтесса спустилась на первый этаж, то обнаружила, что есть еще ступеньки, но они вели в другую часть дома, и был еще коридор, в котором в разные стороны расходились три двери. Себастьян указал на ту, что слева, и Элис направилась туда, стараясь как можно реже хвататься за стены — ходить у неё получалось все лучше. Нажав на ручку, которая повернулась с визгливым скрипом, девочка вошла и тут же остановилась.
Не буду лукавить — на самом деле Элис побаивалась Себастьяна. Для этого было достаточно причин, и наоборот, было бы странно, если бы она не опасалась демона. Но при этом девочка ему доверяла, все-таки, виконтесса долго шла на его голос, и он много чего ей рассказывал и вообще совсем не казался страшным. И вел он себя очень мило, словно был давно знаком с Элис. Ей это нравилось.
Комната, в которую вошла девочка, оказалась кухней, совмещенной со столовой. У стены, рядом с окном, стоял небольшой стол, украшенный смешной скатертью с цветочками и разноцветным букетом в округлой вазе. В дальнем углу стояла электрическая плита — виконтесса такой еще не видела, — она была совсем новенькой, железной, и чем-то напоминала тумбочку с нагревательным механизмом сверху. Вокруг неё стояло несколько, уже настоящих, тумб, буфет, а на стенах висели ящики со стеклянными дверцами, сквозь которые было видно посуду. Еще, обособленно от всех, у стены, стоял холодильник, который выглядел как небольшой металлический белый шкафчик с двумя дверцами: сверху и снизу, — и кривыми ножками. Стены были покрашены в бледно-оранжевый цвет, а на полу лежал коричневый ковер с длинным ворсом. Все было таким уютным и домашним, что хотелось остаться в этой кухне подольше.
— Присаживайся, — Себастьян указал на стулья около стола. — Я сейчас закончу и подам обед, ладно?
Девочка села на свой стул с ногами, — дома она никогда так не садилась, но здесь, кажется, ей было можно все! — и уставилась в окно, рассматривая белый пейзаж. Но он виконтессе скоро наскучил, и она перевела свое внимание на колдующего что-то у конфорок парня. Там, на плите, стояла кастрюля, и в ней что-то булькало, — Элис сразу же представила, как демон готовит какое-нибудь смертельное зелье, или яд, как в сказке про принцессу Белоснежку.
Минут пятнадцать виконтесса ждала, и даже, кажется, успела задремать, успокоенная вкусными запахами и приятной атмосферой, но её разбудил звон тарелок. Зевнув, девочка расплывающимся взглядом уставилась на то, как Себастьян наливал что-то в большую глубокую миску, а потом подошел к столу и поставил её перед девочкой, сказав есть.
Элис удивленно таращилась на содержимое. Это был обычный куриный суп, — ах, а так хотелось, чтобы это было зелья темно-болотного цвета с искрами! — только очень ароматный, с луком, укропом, и чем-то еще, вкусным. Девочка только сейчас поняла, как сильно голодна, поэтому, не пререкаясь, начала орудовать ложкой, которая лежала, вместе с еще несколькими, в небольшой железной подставке, напоминающей стакан с дырочками.
Демон выглядел довольным. Похоже, ему нравилось, что кто-то ест то, что он готовит, — ох уж эта жизнь одиночки, некому показать свои таланты.
— Ладно, — Себастьян улыбался, наблюдая за Элис. — А пока ты ешь, я постараюсь ввести тебя в курс дела… — демон отвлекся, устанавливая свой стул в оптимальное положение. У него был такой фетиш: сидеть на самом удобном месте, чтобы было достаточно близко к батарее отопления зимой, но не на столько близко, чтобы заставить вспотеть, чтобы летом пересекались воздушные потоки с окна и с двери, чтобы было удобно дотянуться до графина с водой, который стоял на столе рядом с вазой, — можно еще долго продолжать, но, думаю, суть ясна. — Так вот, — Себастьян, наконец, сел и обратил внимание на девочку, которая уже доела и теперь смотрела на него голодными глазами. — Хочешь еще? — предложил демон с улыбкой.
Виконтесса утвердительно кивнула.
— Хах, — Себастьян хмыкнул, — нет, немного позже, ладно? Тебе сейчас нельзя переедать, — парень постарался смягчить свой ответ улыбкой.
Элис расстроенно поникла, но возражать не стала.
— Отлично. Так вот, в курс дела… — демон задумался, собирая мысли воедино. Это было трудно, потому что общался Себастьян с людьми мало, а рассказать нужно было ой как много. — Как ты, наверное, знаешь, у каждого человека есть свой ангел-хранитель, — начал парень, немного волнуясь. — Его дают при рождении, всем и каждому, у кого есть душа, — хоть Себастьян и говорил серьезные вещи, выражение его лица было самое что ни на есть легкомысленное. — И у тебя он есть, правда, в отличие от меня, гадкого бездельника, у него есть работа. Ну, кроме того, что он хранитель, твой ангел еще и посланник воли ангелов к вампирам. В общем, он ведет переговоры с вампирами, чтобы те не развели войну. — демону было явно сильно все равно, что там за проблемы у его коллеги. — У них там свои терки, если тебе будет интересно, то он тебе сам и расскажет, окей?
Девочка неопределенно пожала плечами. Она не была уверена, что её ангел-хранитель явиться перед ней во всем блеске и расскажет о себе, все же, так ведь не бывает, да?
— А в мире, кроме добра, есть еще и зло, к этому нужно привыкать, увы. — Себастьян пожал плечами. — Раз есть ангел-хранитель, значит есть и демон-искуситель, то есть я. Считай, моя работа — это та же работа ангела-хранителя, только от меня вообще ничего не ждут, потому что, видишь ли, демонам как бы плевать на своих подопечных. А там уже у нас с твоим ангелом старые истории, в ходе которых я выяснил, что ты ничего такая и присматривать за тобой не такая уж и большая забота, посему у нас с Рафаэлем, это имя твоего хранителя, так, на всякий случай сообщаю, как бы разделенное расписание: половину времени он, половину времени я. Но у него опять же терки с вампирами, и поэтому расписание пришлось сильно перестроить: примерно девяносто процентов нашей работы стал делать я, — Себастьян полыхал праведным гневом и путался в своем повествовании (писателем ему не быть), — но это уже не суть важно. В любом случае, вышло так, что в день пожара ты осталась без присмотра, — демон выглядел виноватым. — Хотя я точно помню, как договаривался с ним! Честное слово! От сердца правду отрываю! — воскликнул парень. Ему и впрямь было стыдно за свою отлучку.
Чуть улыбнувшись, виконтесса показала Себастьяну язык и беззвучно засмеялась. Искусителя это насторожило:
— Ну-ка скажи что-нибудь, — он наклонился к Элис, с подозрением смотря прямо ей в глаза.
— Что? — спросила девочка тихо, скорчив удивленную мордашку.
— Фух, — облегченно выдохнул демон, выпрямляясь. — Мне показалось, что ты разговаривать перестала. Хоть иногда слова-то произноси! Не пугай так больше! — Себастьян выглядела возмущенным, но тут же успокоился. — И… На чем я остановился? На пожаре? — получив в ответ утвердительный кивок, парень продолжил, — ну и вот, пока мы разбирались что и как, прошло много времени и мы как бы вообще не понимали что происходит и где ты есть. Облазили с Рафаэлем лес, нашли тот дом, его какие-то фанатики переделали под сектантский храм, или что это там было, а вокруг него стояло что-то вроде защитного магического барьера, через который нам было не пройти. Мы бились, но, как говориться, проку ноль. Я не знаю что там вообще было, так что, ну, не вини меня за произошедшее, ладно?
— Ладно. Я не думаю, что ты стал бы мне помогать, если бы сам устроил пожар в особняке, — серьезно произнесла Элис, сложив руки в замок. — Ведь так?
— Конечно, — демон замешкался, — ну так вот. Мы сели там на крышу, сидели, обсуждали, что делать, Раф ушел, там, за помощью, у нас маг есть знакомый, и мы думали, что он сможет помочь. Ну, надеялись. И, — я не знаю, опять, что вообще произошло, — вдруг заслонка спала, и я как дурачок упал сквозь крышу прямо вниз, к тебе, — поморщившись, Себастьян изобразил гримасу отвращения. — Состояние у тебя было, мягко говоря, не очень. Совсем не очень. Вы, люди, как конструктор: легко сломать. Но, если бы нельзя было легко построить, то конструктор не был бы так популярен. У меня были кое-какие штуки, как бы тебе объяснить, чтобы было понятно, — парень задумался. — Что-то вроде камней исцеления, они могут излечивать раны. Не любые, но большую часть, так, достались мне по случаю, — от себя добавлю, что «под случаем» Себастьян имел ввиду то, что в одном баре он спер небольшой мешочек этот камней, перепутав его с кошельком. — Вот, и, значит, сидел с тобой. После моего падения, заслонка, похоже, восстановилась и поэтому Рафаэль не смог пройти внутрь, а я не смог выйти, когда ты выздоровела, и вынести тебя. Так что я сидел и ждал. Ну, и звал тебя, потому что знаю, что раз ты так долго спишь, значит ты в сером мире, а оттуда только по голосу возвращаются, я сам там бывал, даже не один раз. Так и прождал тебя четыре года. Ну, в общем-то, вот и все, — демон расстроенно примолк, не переставая переживать за свой отгул.
Виконтесса задумалась. «Четыре года! — думала она, — целых четыре года! Как же так?!». Но теперь Себастьян ей нравился еще больше, ведь он так о ней волновался, и следил, и приглядывал и вообще, оказывается, всегда был рядом. А она об этом даже не знала!
— А почему ты решил рассказать мне о себе? О том, что ты существуешь, разве это не страшный секрет? — спросила Элис, с добротой смотря на демона. Ведь это не его вина, что особняк Найт подожгли, а в конце концов он её все равно спас, так что и злиться, в целом, нечего.
Парень улыбнулся и пожал плечами:
— Тебе было было бы одиноко одной, и страшно, — он опустил взгляд. — Ты и так понимаешь, что рассказывать обо мне, да и обо всем остальном нельзя. — Себастьян замолчал. Он больше не улыбался, и сидел задумчивый, словно пытался что-то вспомнить. — Ладно. Дождемся прихода Рафаэля, он скоро придет, я уверен, обсудим с ним дальнейшие действия, подумаем, что с тобой можно сделать. А там видно будет.
— А я не могу остаться здесь? С тобой, — с какой-то ноткой мольбы попросила девочка. Она никуда не хотела уходить, ей и здесь, рядом со своим спасителем, было хорошо.
— Посмотрим, — лицо Себастьяна заметно посветлело, видно, он и сам был не прочь, чтобы Элис осталась с ним. — Еще суп будешь?..
Хотя Себастьян и сказал Элис, что ей нельзя сильно много есть, отказать он ей не смог, когда девочка снова попросила добавки. И так еще раз пять, пока суп не закончился, а виконтессу, довольную, как только что нагадившая в тапки кошка, не выставили из кухни, чтобы она не маячила у демона перед глазами, изображая из себя самого голодного во всем мире. Впрочем, Элис можно понять: она не ела четыре года, и осталась жива только благодаря тем волшебным ворованным камням, которые использовал Себастьян.
Девочка чувствовала себя круглым шариком — так сильно она объелась. Но теперь её совсем не тянуло спать: тело требовало движения. Оно яростно желало куда-то двигаться и что-то делать, и виконтесса решила, что раз уж хочется, а никто не сказал «нельзя», то значит можно, и решила обследовать дом. Выходить на улицу ей не хотелось, ведь у неё нет никакой теплой одежды, кроме черного маленького платьешка с большим белым бантом сзади, в котором Элис и проснулась, да и, наверное, без разрешения выходить в пургу, которая как некстати началась, да еще и одной, не самая лучшая идея. Посему девочка пошла искать что-нибудь интересное, не отвлекая демона своей любовью к природе и обойтись любовью к изучению всего мистического. Это же дом демона, тут должно быть полно всего мистического!
Дверь по коридору справа оказалась дверью в гостиную. Там стоял большой красивый камин, но огонь в нем едва тлел, из-за чего в комнате стоял противный едкий запах гари. Было совсем темно, свечи не зажгли, шторы задернули, а до выключателя лампочки Элис не доставала, слишком уж была мала ростом, даже несмотря на то, что она заметно подросла после четырех лет в коме. Посередине комнаты, на большом ковре, стоял кожаный бордовый диван, на котором валялись разные покрывала и подушки. Перед ним находился маленький деревянный кофейный столик, где стояла пылящаяся стопка книг и пустая ваза, которая явно не находила себе содержания уже долгие годы. Около камина было два кресла: одно светло-бежевое, с рюшами, на мягкой спинке его было вышито «Chit», а другое темно-коричневое, строгое, с вышивкой «Chat»*. По углам, во вместительных бледно-серых горшках стояли разные растения с большими листьями, которые достали бы и до потолка, не поникли б они от отсутствия солнечного света, а в темноте, у стен, прятались книжные шкафы, наполненные старинными фолиантами.
Увидев сию грустную картину, девочка хмыкнула. Видимо, Себастьян с его хозяйственными ручками и характером уборщика до этой комнаты пока еще не добрался. Элис даже задумалась: а может ли демон вообще быть хозяйственным? «Если люди могут вести себя как демоны, гадить близким, воровать и насиловать, то, наверное, демоны могут быть такими же домовитыми, как и люди» — так решила виконтесса, тихонько прикрывая дверь и возвращаясь в коридор. От себя хочу сказать, что она очень уж умной стала, разфилософствовалась тут.
Элис решила пойти к лестницам и посмотреть, что за комната в другой части дома, та, которая напротив её спальни (ведь так можно назвать ту светлую комнату?), но передумала, потому что нашла еще один коридор между стеной и правой лестницей, который прежде не заметила, и пошла туда. Себастьян все еще сидел на кухне и, скорее всего, если судить по целой куче ароматов, снова что-то готовил. Похоже, из него рвался талант великого кулинара, желая себя проявить, раз уж выпал случай и есть кого травить.
Так девочка нашла еще две двери. Одна вела в кладовку, очень пыльную комнатушку два метра на два, всю занятую стеллажами и полками, на которых стояло столько всего странного, что можно было сразу понять, что в доме явно живет либо черный маг, скорее всего даже некромант, либо же демон, который любит собирать всякую дрянь у себя в кладовой. Особое отвращение у виконтессы вызвала банка копошащихся дождевых червей, к счастью для соседней банки с клубничным вареньем (если это оно конечно), закрытая. Были еще разные коробочки, смешные старые механизмы и всякие мешочки, но внимание девочки привлек единственно знакомый ей во всем этом хламе предмет: гитара.
Она висела справа на стене, рядом с дверным косяком, пыльная, старая и грязная, но явно повидала много всего на свете. Элис наступила на одну из нижних полок шкафа, чтобы подняться чуть выше, и сняла гитару с гвоздика. Спрыгнув на пол, виконтесса осмотрела свою находку, и нашла на обратной стороне грифа надпись, сделанную белыми чернилами: «S. Smagard and N. Wilard». «Ого, так Себастьян умеет играть на гитаре! — подумала девочка изумлённо. — Может, он и мне что-нибудь сыграет?»
Элис вышла из кладовки, забрав гитару с собой. Мельком заглянув в соседнюю дверь, — там оказалась большая ванная комната, вся голубая, как небо, или как очень чистое море, — девочка пошла обратно к Себастьяну, узнавать про найденный музыкальный инструмент побольше. Ей стало очень интересно, потому что никто из её знакомых не умел играть на гитаре, только на пианино, и еще отец любил скрипку, правда, получалось у него не очень хорошо: скрипка визжала и скулила, словно резаная собака, н граф Саймон все равно её мучил.
Демон же в это время сидел на тумбочке рядом с плитой (его явно не интересовало что для сидения создали стулья), и думал о своем, махая туда сюда масляной лопаткой для мешания. В чугунной сковородке, под крышкой, что-то скворчало, а чайник на соседней конфорке уже собирался начать свистеть, сообщая, что он вскипятил воду.
— Себастьян! — виконтесса забежала в комнату, — смотри, это твое? — она протянула юноше гитару.
— А? — демон словно очнулся от гипноза. — Чего? А, да, моя, — Себастьян взял гитару и, отложив свою лопатку, бряцнул по струнам. В ответ раздалось недовольное дребезжание, типа «Ах ты балбес, меня столько лет не трогал, а теперь бряцкаешь! Вот я теперь буду тебя позорить своими фальшивыми нотами, так и знай!», — раньше играл, а потом забросил, не до того было. Да и не слушал никто, смысл играть, если слушаешь только ты сам? — демон даже как-то погрустнел, с любовью водя по колкам*.
— А мне сыграешь? Пожа-а-алуйста! — попросила Элис, рефлекторно умильно сложив ручки, как делала это в детстве, когда о чем-то просила Михаила.
Заметив это, юноша уныло хмыкнул:
— Чуть позже, если захочешь. Для начала мне нужно закончить ужин, — Себастьян указал на плиту, — так что потом. Как-нибудь потом.
Элис согласно кивнула — она не заметила перемены в настроении демона, — и вприпрыжку побежала в ванную, чтобы и её уже досконально осмотреть, но по пути снова остановилась у лестницы, задумчиво начав рассматривать неизвестную комнату наверху. В отличие от всех более ли менее приветливых дверей, эта выглядела довольно мрачно. «Или она такая, потому что я не знаю, что за ней?» — подумала девочка, и уже сделала шаг к лестнице, как её остановил голос:
— А ты это куда?
Виконтесса обернулась: у двери в кухню стоял Себастьян, снова с лопаткой в руках. И вдруг, неожиданно, Элис загадала про себя, что если демон разрешит ходить ей в ту комнату, то он хороший и ему можно доверять, а если нет — он опасен. Не совсем понятно, с чего она вдруг так решила, но свято в это поверила:
— А что там за комната? — с невинной физиономией спросила виконтесса.
Парень безразлично пожал плечами:
— Моя спальня, а что? Ты что-то хотела? — он выглядел совершенно обычно, и явно ничего такого не скрывал.
— Да нет, просто по дому гуляю, осматриваю тут все, — девочка вдруг почувствовала, что краснеет и потупилась. — А мне туда можно зайти? Просто посмотреть, — Элис вдруг показалось, что она делает какую-то глупость.
— Да без проблем, — Себастьян улыбнулся. — Если хочешь, то в шкафу слева, на третьей полке снизу, лежат полотенца, сходи в ванную, воду я нагрел, — он перевел взгляд на скрипящую входную дверь, вдруг подумав, что нужно будет смазать петли, когда закончиться пурга. — А, ну и это, — скулы демона чуть-чуть порозовели, и он снова посмотрел на свою подопечную, — если тебе вдруг присниться кошмар ночью или еще что, то ты всегда можешь прийти ко мне, да.
С кухни послышалось что-то вроде негромких, но звучных взрывов. Парень тут же убежал спасать свое кулинарное творение, которое, видимо, решило устроить боевую перестрелку с другим его кулинарным творением. Такое у людей часто бывает: пельмени хотят обварить вас кипятком, картошка брызжет маслом, а оладушки нагло обжигают руки, когда их пытаешься съесть. Еда, которая дарует нам жизнь, хочет нас убить, заявляю официально! Бойтесь еды! Ешьте листья! Тогда рано или поздно мы станем бабочками!
Виконтесса, оставшаяся на лестнице в легком недоумении, запрокинула голову назад, задумчиво уставившись в темный потолок. Неужели в этом доме совсем нет никаких тайн? До поверить в это нельзя! Стоящий в густом лесу старый дом, хозяин которого — житель Ада, неужели здесь нет ничегошеньки такого интересного и опасного? Секреты магии или еще чего-нибудь такого рода… И банка с червями не считается! У девочки даже возникло такое чувство, что Себастьян специально избегает магии, стараясь все делать максимально по-человечески, и была права. Вот только она совсем не понимала зачем демону это нужно.
И все же Элис решила сильно об этом не раздумывать, все-таки это не её дело, а Себастьяна, поэтому она сходила за полотенцем и пошла в ванную, напевая себе под нос смешную песенку из какой-то сказки, мелодию которой виконтесса сама же и придумала, на пару с Михаилом. Там она плескалась больше получаса, рассматривая мозаичных рыбок на полу, но вода скоро остыла, и девочка снова вернулась к своему черноволосому спасителю из серого мира.
На этот раз, когда виконтесса зашла в комнату, демон с самым скучающим видом на свете сидел на своем стуле, вытянув ноги и рассматривая пятна на потолке. Конфорки уже были свободны, но на столе, на специальной деревянной подставочке, находилась большая глубокая тарелка, накрытая тканью, а рядом стояли две кружки, одна уже почти пустая, а вторая полная.
— Все в порядке? — спросил Себастьян, поднимая голову. — Я тебе чай налил, садись.
— Да, все хорошо! — Элис села на свой стул, и заметила, что её искуситель сейчас напоминал рыбу-каплю*, которую однажды привозил папа. Она, правда, очень быстро умерла тогда, — а ты выглядишь грустным, что-то случилось?
— Что же может случиться за такое время, — демон выпрямился, а потом по привычке взлохматил себе волосы, — я просто задумался что-то… Сейчас пойду разбирать хлам в гостиной, так что туда не ходи, а то пыли надышишься, — Себастьян достал из кармана резинку и завязал свою шевелюру в маленький хвостик на затылке. — Договорились?
— Договорились, — ответила девочка, придвинув к себе поближе кружку.
— А, и да, — вдруг вспомнил парень, поднимаясь со стула, — если вдруг в окно залетит такой псих, ну, чуть пониже меня ростом, с такими волосами белыми, то это твой бешеный ангел-хранитель Рафаэль. На все его вопросы отвечай, что у тебя все хорошо, иначе он мне голову откусит.
— Ага, хорошо, — Элис казалось такой беспечной, что Себастьян даже удивился. Но потом вдруг подумал, что, наверное, оно так и должно быть, все-таки у всех людей разные реакции на странные вещи, поэтому просто ушел в гостиную, устраивать там генеральную уборку и мучить тамошний застоявшийся воздух.
«Интересно, а все ангелы с белыми волосами ходят? — подумала виконтесса, лениво размешивая сахар, — как это, наверное, странно выглядит…». Девочка облокотилась на спинку стула, принявшись рассматривать пятна на потолке, совсем как недавно это делал Себастьян. Теперь её мысли были заняты тем, что её демон-искуситель имел ввиду под своим «подумаем, что с тобой можно сделать». Элис было совсем не понятно, что с ней можно сделать. Её ведь нельзя никуда отдать — она знает про магию! — тогда о чем говорил Себастьян?
Одним глотком осушив кружку, виконтесса понуро поднялась, и вышла в коридор, направляясь в спальню, где она проснулась, но дверь в гостиную вдруг открылась и оттуда, плутовато улыбаясь, выскочил демон, взмолив девочку о помощи с уборкой. Та, конечно же, тут же обрадовалась и согласилась, все равно же ей делать нечего. Правда, Себастьян ей все равно какой-то платок на лице завязал, чтоб закрывал рот и нос, но это чисто из заботливости, ведь «ну пыль же!».
Так эта парочка новых друзей занялась наведением порядка, которое продлилось аж до самого вечера, пока не закончилась метель на улице. Когда уже вся гостиная сияла, как хрустальная, только что тщательно вымытая, люстра, только тогда Себастьян дал знак заканчивать. Вдвоем они зажгли свечи, растопили камин, — лампочку решили не включать, пусть в главной комнате будет «живой» свет, — и решили сесть чуть-чуть отдохнуть, все-таки они заслужили!
— А когда Рафаэль придет? — спросила Элис, доставая с верхней полки книжного шкафа «Войну миров», которую она собственноручно вытряхивала от пыли и рассохшихся в песок гербариев, и слезла с маленькой стремянки. — Он же придет, да?
— Ну, а куда денется? — Себастьян вяло растянулся на диване, закинув ноги на кофейный столик. Видимо, и сейчас ему было все равно, что для этой цели создали пуфики. — Придет, вот только когда точно я не знаю. И, на самом деле, даже знать не хочу!
Едва он это сказал, как комнате раздался странный звук, напоминающий смесь медленного пиликанья и дурацкой мелодии, которая застревает в голове на месяц, пока её молотком от туда не выбьешь. В прямом смысле слова.
Демон достал и кармана штанов плоскую блестящую штуковину, — мы её уже с вами видели, такая была у Нефилия, — это она издавала сие душераздирающие звуки. Искуситель несколько раз тыкнул пальцем в разных местах, и в «блюдечке» появилась красная картинка. Был просто этот цвет и все, Себастьяна это насторожило.
— Как раз тебя вспоминали… Эй, тебя все-таки убили вампиры и это ты мне звонишь, чтобы я полюбовался на твою кровь? — спросил демон без улыбки. Элис подскочила к нему, заглядывая через плечо в эту штуку.
— Ага, размечтался. Это помехи, у меня энергия в камне заканчивается. Все в порядке у вас? Я встречался с Нефилием, он мне отдал адрес, так что я как закончу, так прилечу, — раздался знакомый усталый голос из «блюдечка», — просто абзац, меня завалили работой по самые гланды и…
— Так, давай ты свою работу мне лично обматеришь хорошими словами, а? Нас слушает ребенок! — возмутился Себастьян, наблюдая за удивлением на лице его подопечной, она же впервые видела такую магическую вещицу, — давай, скажи ему, что с тобой все в порядке.
— Смагард! Я тебе сколько раз говорил: никакой магии! Никаких странных приборов! Ничего нечеловеческого! — Рафаэль знатно разозлился, и его голос теперь звучал отнюдь не устало. Скорее, это напоминало отдаленные грохот грома.
— То есть, твои «нечеловеческие» черви в моей кладовке — это норма? Тогда я их выкидываю! И мне все равно, что они у тебя с другой планеты и нажрались рения*, понял меня?! — демон вспыхнул, как вязка сухих веточек. Он всегда такой вспыльчивый: ненавидит, когда на него кричат или обвиняют в чем-то нехорошем. За свою долгую и не совсем счастливую жизнь Себастьян столько гадостей наделал в мире, что когда ему сейчас об этом напоминают, его начинает тошнить. Фигурально.
Элис от таких громких возмущений даже напугалась (но про то, что червей открывать не стоит, уяснила), поэтому сжалась за спинкой дивана, только чуть-чуть, краем глаза подглядывала, вдруг что вместо красной картинки появиться. Себастьян еще как-то выругался, девочка даже не поняла, что именно он сказал (зато поняла, что демон ругался), но все равно попробовала его успокоить, обняв за шею. Демон несколько секунд тупо смотрел виконтессе в глаза, пытаясь как-то сообразить, что происходит, а потом выдохнул, показывая, что он в порядке и совсем не злиться. Хотя на самом деле он еще как злился, но сейчас уже как-то поменьше.
«Не ругайся!» — прошептала Элис юноше на ухо, пригрозив пальцем. Тот усмехнулся, но выглядел уже более милостивым, только сделал смешную физиономию, будто говорил «Ну мама! Я хочу еще погулять!».
— Не смей трогать моих червей! Это мои черви! Они мне нужны! Для важного дела! — возмутился ангел на том конце «блюдечка». В голосе даже послышались истерические нотки, искусителя это, похоже, изрядно повеселило.
— Да чёрт с тобой, гадкое существо… — задумчиво протянул Себастьян, наблюдая за тем, как его подопечная оббегает диван и с лету запрыгивает на него, прижимаясь к демону. От этого он как-то смягчался и уже не хотел ругаться со своим коллегой. — Как будто я не знаю, что ты этими червями хочешь крысу того парня отравить, который у тебя ручку с цветными чернилами забрал.
Штука примолкла, будто Себастьян и впрямь сказал что-то сверхсеркретное и важное, а потом снова заговорила, чуть ли не крича от расстройства:
— Только попробуй кому-нибудь рассказать, я тебе нос сломаю! А ручка вообще-то очень дорогая, памятная, и она не просто так чернила меняет! — обиженно воскликнул Рафаэль. — Ай, ладно с тобой, что ты понимаешь в канцелярии?.. — он замолк, но спустя мгновения снова заговорил. — Лучше скажи как там Элис.
Себастьян знаком напомнил девочке про «все хорошо», и очень живо изобразил, что ему откусывают голову.
— Я в порядке! — виконтесса подвинулась к «блюдечку». — Со мной все хорошо!
— А, рад слышать твой голос, — ангел успокоился. — Ты когда ела? И что ты ела? Себастьян, уложи её спать пораньше, ей нужно восстанавливать силы! Этот бес тебя не обижал, нет? Как себя чувствуешь?.. — Рафаэль говорил без остановки, не давая даже вставить слово или хотя бы ответить на его слова.
— Так! — громко и возмущенно перебил Себастьян, пребывая в состоянии «ярость вот-вот начнется, но пока еще не началась», — все с ней нормально! Приходи сюда и все сам увидишь, белобрысый! И я её не обижал никогда, еще раз что-то подобное скажешь, и в нос получишь уже ты!
Элис щелкнула демона по лбу и повисла на его шее, предупреждая новый пожар злобных восклицаний. На демона (удивительно!) подействовало.
— Ага, щ-щ-щас! Короче, я приду примерно часа через два, а может меньше, когда закончу эти себа… — ангел вдруг кашлянул, — в смысле, когда закончу таблицы. Тут немного, — и выключился. «Блюдечко» перестало сиять, замолчав.
— По-моему он хотел сказать «эти себастьяновы таблицы», — сообщила девочка, рассматривая погасшую штуку. — А это что такое? Как телефон, да? Только его носить можно?
— Угу, — буркнул демон, — называется как-то… — он задумался, вспоминая, — «кериг пелл саин*», но обычно его просто зовут пелл. Это что-то вроде камня с какими-то механическими примочками, — Себастьян показал обратную сторону, там действительно были какие-то вживленные провода, едва видные под полупрозрачным булыжником. — Патент двух магов: один — Нефилий, я тебя с ним как-нибудь познакомлю, гадкий человек, зато знает много, а второй вообще неизвестно кто. Вроде бы задумка была его, чертежи его, а Нефилий эти камни доставал, но я думаю, что все Неф сделал. — Демон впервые назвал кого-то сокращенным именем. — Разве будешь скрывать свой ум, если он есть?
Элис пожала плечами: она тоже считала, что если ты сделал что-то хорошее, то об этом было бы совсем не плохо рассказать, а вот если плохое, то лучше умолчать. А разве создание такой штуки как пелл — это плохо?
— Почему ты так много ругаешься, а? — спросила виконтесса расстроенно, вспомнив про эти странный «моменты ярости» у её искусителя, — нельзя же ругаться. Это нехорошо. неправильно.
— Да плевать, — просто ответил Себастьян, не испытывая особых угрызений совести, но увидев, что девочка поникла и даже (!) убрала свои ручки и скрестила их на груди, изображая максимальное недовольство, вдруг как-то испугался. Демон схватил Элис и усадил себе на колени, прижав к себе, — ой вот только не начинай свои обиды! — воскликнул он, делая сердито-виноватое лицо. — Ну раздражает меня Рафаэль, представляешь? Его все считают таким хорошим, а меня знаешь как называют? Знаешь? — юношу понесло на волнах обиды в огромную лекцию о его чувствах. — «Напарник Рафаэля»! Даже имя запомнить не могут! И я злюсь!
— Но ты для меня хороший! , — перебила девочка с ласковой улыбкой и придвинулась к своему другу. — Честно, хороший! Только если ты будешь ругать на Рафаэля, то будешь плохим, потому что ругаться нехорошо! Рафаэль же не виноват, что он ангел, а ты демон! Плохо, конечно, что все судят по тому, каким ты родился, но это же не значит, что ты такой есть на самом деле, да? Я же права, да?
Себастьян покраснел, потому что не хотел врать, что на самом деле он таким не родился, но решил, что про это лучше умолчать. Про такое маленькой Элис знать пока рановато.
— Логично, клубнично, симметрично, — демон сделал недоумевающую физиономию, как бы намекая, что он ничегошеньки не понял, но принял за комплимент. — Ругаться больше не буду. Честно. Прямо вот честно-честно.
— Здорово! — расплылась в улыбке виконтесса, положила голову своему искусителю на плечо и затихла, довольная своей маленькой победой. Ей нравилось делать окружающих лучше, начиная с обучения попугая повторять за ней вежливые слова и заканчивая Михаилом, который периодически затевал горничным всякие пакости, за то, что они его в детстве гнобили, но и от этого Элис его удалось отучить. Когда-то удалось.
Себастьян облегченно вздохнул и откинулся на спинку дивана, прикрыв веки. Он уже и не помнил точно, когда в последний раз так сидел у камина (на самом деле у него никогда не было камина!), и сейчас парень не хотел упускать так вовремя подвернувшийся шанс с кем-то разделить столь приятный момент. Демону это нравилось: так сидеть, расслабившись. и ни о чем не думать. Правда, не думать не получалось, потому что месть Рафаэлю через банку с червями все не выходила у Себастьяна из головы, но он старательно отодвигал её на второй план. Очень старательно.
— А когда мы ужинать пойдем? — спросила Элис, надувая губки. — Я кушать хочу.
— А? Ну пойдем, там стоит на столе, чего же ты… — Себастьян нехотя согнал девочку с колен (она все еще выглядела как нагадившая в тапки кошка) и пошел на кухню, а виконтесса вприпрыжку побежала следом за ним.
Похоже, что эта парочка неплохо так сдружилась, верно? Прямо смотришь на них и сердечко радуется. Хотя они не так у и давно знакомы (если говорить про Элис), а все равно, между ними такая прочная связь! Ах, как чудесно быть хранителем! Как минимум один человек, — твой подопечный, — всегда будет тебя любить, какой бы ты ерунды не натворил. Если, конечно, подопечный вообще знает о твоем существовании.
Себастьян оказался тем еще поваром: днем он приготовил полную миску жареной картошки с луком. Это она, громко возмущаясь, что про неё забыли, взрывала под крышкой сковородки масло, издавая те звуки мини-бомбочек. Элис в жизни такой картошки не ела, ведь в особняке была мама, помешенная на здоровом питании и открытых окнах, но девочке очень понравилось, и она сидела, качаясь на своем стуле и хохоча над смешными историями демона о своем прошлом, и уплетала свою порцию так, будто ела в последний раз в жизни.
— А ты почему не ешь? — спросила виконтесса как-то между делом, когда Себастьян взял передышку и пошел наливать чай.
— Я страшный и опасный дьявол, сам чёрт во плоти! — искуситель скорчил жуткую физиономию и заговорил страшным, но смешным загробным голосом. — Еда мне не нужна, я ем людские души! — А потом он заговорил нормально, — потом, может, я и смогу нормально питаться, как человек, но нет, пока что я еще вполне себе магическое существо.
Элис, услышав эти слова, задумалась. Почему Себастьян так говорит? Ему не нравится быть демоном, и он хочет стать человеком? Если да, то что ему мешает? Он же маг, думается, он все может! Но что-то, видимо, было не так… Даже подозрительно!
Когда ужин закончился, демон, вместе со своей подопечной, вернулся в гостиную, чтобы уже там дождаться Рафаэля. Девочка засела за «Войну миров», прижавшись к Себастьяну, а тот сидел с закрытыми глазами и слушал то, что читала вслух Элис. Странице на двадцатой виконтесса примолкла и заснула, уставшая от сегодняшнего дня. Искуситель хмыкнул и, взъерошив девочке волосы, накрыл пледом и закинул книгу куда-то между подушек: вставать ему не хотелось, потому что он бы разбудил Элис, да и лень ему было, по сути-то.
Вот Себастьян уже счастливо разлегся, надеясь на то, что совсем скоро к нему придет сон, но, как говориться, надежда умирает последней. Умирает последней, когда ты ждешь кого-то в гости, кого бы совсем не хотел видеть у себя в гостях.
Входная дверь возмущенно, но в тоже время жалобно, скрипнула в коридоре, а потом оглушительно хлопнула. Юноша уже всем сердцем возненавидел того, кто там пришел, хотя особо сильно гадать кто же это не нужно было.
— Черт поганый, где ты есть?! — громко и радостно воскликнул Рафаэль, залетая в гостиную на всех парах и топая как слон.
Девочка лениво подняла голову, сонно моргая и пытаясь найти источник потревоживших её звуков. Демон уложил свою подопечную обратно и гадко зашипел на ангела, став похожим на длинную озлобленную ядовитую змею, может, гадюку, шипевшую на хорька.
Хранитель осекся, на цыпочках подкрался к дивану, и через спинку посмотрел на безмятежное личико вновь уснувшей виконтессы.
— Какая же она милая! — шепотом сказал Рафаэль, убрав с лица своей подопечной сбившиеся черные локоны. — Как маленький милый котик.
— Кошка, белобрысый, она не мальчик. — Себастьян устало кивнул и стеклянным взглядом уставился в потолок. Он сейчас не очень хотел разговаривать. Ангел раздражал его своей занятостью, своими непоколебимыми моральными устоями и верой в то, что он всегда прав, хотя полностью прав не может быть никто и никогда. сейчас искуситель просто мечтал о том, чтобы его коллега свалил куда-нибудь за горизонт и не появлялся часов двенадцать, а лучше — всю его оставшуюся жизнь. Себастьян даже был готов по истечении этого срока приходить к нему на могилу и говорить, каким Рафаэль был хорошим.
— Выглядишь каким-то усталым, — заметил хранитель, — спать что ли хочешь? — Он усмехнулся, словно бы это была какая-то хорошая шутка.
— Да, хочу, — совершенно серьезно ответил демон без каких-либо эмоций на своем обычно очень выразительном лице, — уйди на кухню, там тебе еда стоит с твоими червями, вот только уйди. — Себастьян без сил откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Рафаэль встал с таким лицом, словно его коллега только что при нем съел живую кошку, запивая жабьими бородавками. Подняв руки, словно сдавался, ангел тихо вышел, пребывая в шоковом состоянии.
А Себастьян заснул. Он не спал вот уже лет триста, и сейчас очень сильно был рад появившейся возможности.
Примечания:
Chit — Chat* — с английского болтовня, беседа о том о сем.
Колки* — механизм, который предназначен для крепления и изменения натяжения струн.
Рыба-капля — для тех, кто не знает, как выглядит это ЧРЕЗВЫЧАЙНО ПОДАВЛЕННОЕ СУЩЕСТВО: https://elyanajt.wixsite.com/deathbloode/ssylki
Рений* — один из самых редких металлов на Земле. Он используется в процессе создания космической и авиационной техники.
кериг пелл саин* — дьявольское произношение на высшем уровне, епта. cerrig pell sain — с валлийского это будет "каменный далекий звук". Нефилий и второй маг были явно без фантазии, зато знали много языков.
Себастьян с трудом разлепил слипшиеся веки, недовольно жмурясь. Солнце светило ему в глаза: не самое приятное пробуждение, верно? Отодвинувшись в тень, демон рукой протер смятое от долгого сна лицо, словно пытался его выпрямить и убрать эти отпечатавшиеся на щеке складки от пледа, который ему заботливо подложили под голову, затем чуть-чуть потянулся, совсем немного, чтобы не разбудить спящую малютку виконтессу (увы, для меня она та еще малютка, никак не могу от этого избавиться), от этого в теле появилась приятная тяжесть и покалывание, и снова вернулся в прежнее положение, накинув на плечи висящий на спинке дивана плед.
В комнате было прохладно. В камине не горел огонь, только чуть-чуть, где-то у стенки, тлели угольки, из-под двери тянулся сквозняк, обдавая ноги холодным воздухом. Раздвинутые шторы колыхались, в кристально-чистом окне была видна улица, белая, снежная, чуть мутноватая из-за легкого утреннего тумана, которые солнечные лучи протыкали, как иголки протыкают вату. Правда, зачем иголками вату протыкать, история умалчивает.
Откуда-то с кухни доносилось шебуршание, видно, Рафаэль в свой вампирский замок так и не вернулся, предпочтя переночевать в доме своего заклятого врага и лучшего друга, а сейчас еще и за отсутствием главного повара, решил и завтрак приготовить, работая, так сказать, на благо общества. «Отлично, — подумал Себастьян, — и вставать не надо. Интересно, как там его сестра?..» Ангел редко бывал в своей квартире в райском городе φιλοδοξία*, потому что постоянно работал, поэтому там жила его прелестная сестренка-близняшка, с которой когда-то у нашего демона-искусителя был неудачный роман. Примерно после этого романа Рафаэль возненавидел своего коллегу всей своей белоснежной душой, но разве тот виноват, что сестренка сохнет по нему, позабыв про все на свете?
Элис, тихо посапывая, спала у своего демона на коленях. Себастьян погладил её по немного взъерошенным волосам и улыбнулся. Ему нравилось так сидеть и ничего не делать, и чтобы рядом была его маленькая подопечная, и чтобы Рафаэль был где-то далеко и занимался чем-нибудь полезным. Разве не это ль счастье?
Дверь скрипнула, и тихо, на носочках, вошел ангел, держа в руках дымящуюся кружку. Почти беззвучно он подошел к дивану и наклонился через спинку, чтобы полюбоваться безмятежным лицом девочки. Кажется, вся эта картина его тоже умиляла.
— Ну как, выспался? — осторожным шепотом спросил Рафаэль, отхлебнув из чашки. После этого он поморщился.
— Да нет, — демон довольно ухмыльнулся, — но чувствую себя куда менее уставшим. Прямо сердцу облегчение, смотри! Я же думал, что больше никогда и не усну.
Ангел понимающе закивал.
Знаете, какое главное отличие ангелов от демонов? Последние не могут спать по собственной воле. Сон — это такая же жизнь, её неразрывная часть, и у всех он длится разное время через разные промежутки. К примеру, люди обычно спят от трех до десяти часов (хотя все по-разному), а бодрствуют около шестнадцати. Сон для людей необходим для отдыха тела, для разбора информации их мозгом. Ангелы же могут не спать годами, но при этом у них будет путаться время, и сами они будут довольно расхлябленные, но для их тела сон не важен. Для мозга да, но и то лишь частично, при этом большинство ангелов все равно предпочитают спать хотя бы раз в три-четыре дня, а то и каждый день, чтобы не дезориентироваться во времени (да и в пространстве тоже). Для демонов же сон — это нечто волшебное. Они веками живут без сна, отрабатывая свои былые грехи, накапливая знания и пережитые моменты, с трудом расставляя их по полочкам пока бодрствуют.
Но бывает и так, что демон засыпает. Такое случается, когда он чувствует себя в безопасности и уверен, что искупил все, что натворил ранее. Как понимаете, хоть совести у страшных жителей Ада и нет, но они прекрасно понимают, когда они грешат, а когда нет, все же, моральные устои у них никто не отменял. И эта память о совершенных проступках хранится, и пока все они не окупятся хорошими поступками, фиг, собственно, а не нормальный сон. Поэтому Рафаэль вчера выглядел таким ошарашенным: он-то знал, что Себастьян много зла в мире наделал, и сколько же нужно работать, чтобы все это исправить? Впрочем, была и еще одна причина, по которой у ангела чуть глаза из орбит от удивления не вылезли.
Демоны — бездушны. Когда они проживают вторую жизнь и обращаются из человека, их души усыхают и исчезают из тела. Мысли, навыки, знания — они остаются, но все чувства, кроме пяти основных: гнев, радость, страх, грусть и брезгливость, — исчезают. И говорят, по старинной легенде, найденной высоко-высоко в горах, написанной на древнем листке, чуть не рассыпавшимся при первом прикосновении, что тот демон, кто вновь научиться чувствовать, сможет взрастить в себе новую душу.
И легенда, как оказалась, была очень даже правдива. Себастьян ведь не единственный, к кому сон пришел, все же не первый миллиард лет демоны существуют, — как минимум сорок бесов смогли, путем долгих испытаний и самобичеваний создать заново свой росток счастья. Правда, за два миллиарда лет это, наверное, маловато. Но одним из первых симптомов является именно сон (но к образованию души он не всегда приводит, увы).
— Да уж, — ангел грустно хмыкнул, — даже жаль, что Элис уходит. Это, верно, она так на тебя повлияла… — он задумчиво почесал подбородок, как бы случайно поднимая глаза к потолку.
— Чего?! — воскликнул Себастьян, но тут же осекся: голос был громче, чем нужно, — куда уходит? Это чего такое? Это куда-когда?
— А? — хранитель выглядел удивленным. — Как куда? Отсюда подальше, в детский дом или еще в какое место, куда возьмут, раз опекунов у неё больше нет, — увидев, как демон изменился в лице, Рафаэль немного стушевался. — А ты что, думал, что она с тобой останется?
— А почему бы и нет? — вызывающе спросил искуситель, сверкнув глазами. — Ей и здесь неплохо!
Рафаэль закатил глаза, — когда он находился рядом со своим коллегой, ему казалось, что он может получить награду «мастер по закатыванию глаз», — хранителю совсем не хотелось ссориться, но, видимо, выхода не было, раз демон воспринял все в штыки:
— Ты дурачок что ли? Вы из разных миров, так нельзя, и ты знаешь это, — ангел уже собрался читать Себастьяну лекцию о разнице междумирья, но увидев, что лицо демона заметно помрачнело, приумерил свой пыл. — Мы должны её отдать, вернуть в тот мир, к обществу. Люди не могут жить одни, им нужны другие люди. Мы не можем ей заменить то, что ей нужно. И она должна прожить свою вторую беломирную жизнь.
Себастьян склонил голову. За выбившимися из резинки волосами не было видно его лица, но даже так можно было ощутить эту злобную горькую ауру, разлившуюся в воздухе и словно бы ставшую материальной настолько, что можно было её пощупать руками. Видимо, у искусителя только что сердечко сделало три лишних удара от грости и чуть не лопнуло в процессе осознания реальности.
— Куда? — прохрипел демон. — Куда ты хочешь пихнуть ребенка, исчезнувшего четыре года назад? Который познал существование магии как физической науки? Без знакомых, без друзей, куда ты её денешь, а?
Почувствовав накал страстей, Рафаэль пожал плечами и постарался говорить помягче, все же понимая, что его коллега прекрасно знает, что заснуть ему помогла рядом спящая Элис:
— Лишим памяти, сделаем документы, приложим к ней, доведем до полицейского участка, там её пробьют по картотеке, скажут «Ох, и где же ты была, бедняжка?», отвезут в больницу, проверят, ничего не обнаружат и привезут в детский дом. Вот и все.
— В переполненный детский дом, — поправил Себастьян не поднимая головы, — после войны* дома полны детей. Но даже так… Неужели она забудет меня? Я долгое время мечтал с ней поговорить в живую, узнать её мысли и чувства, стать частью её жизни, а не просто каким-то размытым пятном на заднем фоне, и сейчас, когда у меня есть такая возможность, ты предлагаешь мне просто взять и отдать её?
— Думаешь, мне этого так хочется? Вовсе нет, всяко лучше, когда подопечный рядом, так же и проще, — ангел тяжело вздохнул. — Но так надо. Беломирным не место рядом с нами, ты должен это понимать.
Они замолчали. Оба думали об одном и том же, только в разных ключах: Себастьян о том, как сильно ему сейчас обломали его надежды на лучшее, а Рафаэль корил себя, что своими словами он, скорее всего, только что разрушил своему другу жизнь. Или даже жизни. Все разом.
— Ладно, я пойду в ванную, можно же? — спросил ангел, надеясь, что он по быстрому уйдет и оставит искусителя наедине со своими мыслями.
— Да. Воду нагрей, — коротко ответил Себастьян. Он не хотел разговаривать.
А Рафаэль вышел, и спустя несколько минут в другой части дома послышался шум воды.
Скинув плед на пол, демон поднял голову, уставившись в потолок стеклянным взглядом. Обычно так делают, чтобы слезы не вытекали из глаз, но у искусителя этот трюк почему-то не срабатывал, видно, слишком много соленой воды. Разочарованно он смотрел в пустоту и злился. Злился, что ангел прав, злился, что так глупо рисковал, злился на свои пустые надежды. И злился, что в его жизни все вечно идет не так.
Девочка резво поднялась и села рядышком, схватив за локоть Себастьяна:
— Но ведь ты же не отдашь меня, верно? — спросила Элис звонким голосом, ничуточки не сонным. Видимо, маленькая обманщица совсем не видела десятый сон, а только притворялась.
Себастьян посмотрел на неё:
— Так ты не спала?..
— Ой, ты плачешь? — виконтесса краем рукава принялась вытирать демону мокрые щеки. — Не спала, ага, с самого начала не спала. Просто ты был таким уставшим, я подумала, что тебе было бы приятно посидеть в тишине, — она улыбнулась. — А потом Рафаэль пришел, и мне стало интересно… Извини, — Элис помрачнела, — наверное, тебе не хотелось бы, чтобы я подслушивала. Это же нехорошо…
— Ясно, — искуситель тяжело вздохнул и вытер ладонью покрасневший кончик носа, — зря, конечно, но теперь мне не нужно тебе об этом сообщать. — Он натянуто улыбнулся.
— Но Себастьян! — воскликнула девочка удивленно. — Себастьян! Я не хочу уходить никуда, не хочу тебя забывать! — её глаза наполнились слезами. — Ты ведь единственный, кто у меня есть! Если ты меня прогонишь, у меня больше никого-никого не будет! Как же я тогда буду, Себастьян? Без тебя… — виконтесса всхлипнула, явно собираясь начать истерику.
Демон кивнул, ведь считал точно так же. Он обнял свою подопечную, словно бы делал это в последний раз, — наследнице Найт от этого легче не стало:
— Я же тоже не хочу, милая, — Себастьян поцеловал Элис в лоб, — совсем не хочу, правда. Но так тебе будет лучше. Я уверен, — и он лгал. Он абсолютно не был в этом уверен.
— Неправда! Я сама знаю, что мне лучше! — воскликнула девочка плаксивым голосом, вытирая мокрые глаза. Она совсем не хотела плакать, но одного хотения часто недостаточно. — И я хочу остаться с тобой! Ты мой друг! Ты меня спас! Ты не можешь меня теперь бросить!
— Я и не бросаю, — искуситель нахмурился. — Я все равно буду рядом, это я обещаю, — он сжал её пальцы меж своих ладоней. — Обещаю. Ты просто забудешь и все. Мир станет каким, каким был раньше. Ничего страшного в этом…
— Мир не станет! — девочка вскочила на ноги, оттолкнув Себастьяна. — Мир не станет, потому что моего мира больше нет! Ты стал моим миром, потому что ты меня спас, ты был рядом, ты мне помог! Я тебе верила! Я же хотела, чтобы мы были вместе, хотя сейчас мы пробыли так мало, но я все равно знаю, что ты хороший, а ты хочешь меня бросить! Сначала пригрел, а потом выкинул! Лучше бы ты меня тогда оставил в этом гадком храме! — воскликнула виконтесса и, рыдая, выбежала из гостиной, с силой захлопнув за собой дверь.
— Но я… — демон беспомощно спрятал лицо в ладонях. Ему было страшно. — Я бы тебя не бросил. Не в этой жизни.
Элис на всех парах проскочила коридор и забежала за лестницу, почти мгновенно оказавшись перед кладовой, но вдруг споткнулась об выступающий порожек и упала, ударившись головой о столбик шкафа. Висок пронзила резкая боль.
Все мигом взорвалось монохромными красками, словно в водовороте из черной воды. Это длилось не дольше секунды — затем все стихло, и девочка оказалась в уже знакомой ей серой темноте. И, на этот раз, каменная арка в белый мир находилась совсем рядом — буквально ручеек перейти. Виконтесса облегченно вздохнула: не нужно будет снова идти невесть знает сколько времени, но тут же нахмурилась, задумавшись.
— Хей-хо, а вот и ты! Давненько не виделись! — из-за спины неожиданно появился уже известным нам красный дым, громко издающий странные звуки, одновременно напоминающие пуканье и свист.
Элис сначала перепугалась, слишком уж резко появился старый знакомый, а потом заулыбалась:
— Здравствуй! — поздоровалась девочка, — кажется, я снова тебя потревожила своим появлением?
— Ха! Тревожиться — это моя работа! — газ довольно замерцал блестками. — Ты поосторожней бегай, а то в следующий раз забежишь в самую-самую мглу, будешь шляться там лет сто, и то не факт, что найдешь дорогу к арке, — он задумался, — кто же будет звать тебя целых сто лет? Себя не берешь, так других побереги!
— Некого мне беречь! — чуть не плача воскликнула виконтесса, снова расстроившись, — некого! — ей срочно нужно было кому-нибудь вылить ту гадкую жижу, что была у неё на душе, — Себастьян с Рафаэлем хотят меня лишить памяти и вернуть обратно к людям! А я не хочу, потому что все, что у меня есть — это они! А им нужно, чтобы я ушла! И… — она уже начала заикаться и говорила совсем сбивчиво, — и мне от этого о-о-о-очень плохо! Помоги мне, пожалуйста! Как можно заставить их оставить меня, а не прогонять в этот детский дом?
— Ну, знаешь ли! — дым вдруг увеличился в размерах, став чуть ли не в трое больше, и возмущенно запричитал. — Это их решение! Они сами решают, что делать со своей жизнью!
— А что делать с моей жизнью тоже они решают? — спросила Элис, недовольно шмыгая носом.
— А, точно, — газ вернул себе прежний размер и стал более миролюбивым, — точно-точно. Как бы то есть, они все равно будут рядом, так что их время все равно будет посвящено тебе, значит, их мнение остается за кадром. Тогда-а-а-а, — дым полыхнул нахальным красненьким оттенком, — почему бы тебе и не помочь? Я даже знаю способ! — он как-то гаденько хихикнул, — и даже почти безболезненный.
— Почти? — с подозрением переспросила девочка. Это «почти» её пугало.
— Ой, да ладно тебе. Хочешь жить со своим Себастьянчиком — умей вертеться и терпеть глупые эксперименты! — дым снова хихикнул, а потом уже не сдержался и заржал во весь голос, показывая весь склад своего наркоманского характера, который стал таковым лишь благодаря чаю.
— Он не мой! Он сам по себе! — виконтесса нахмурилась. — И тоже смотря какие эксперименты!
— Ути-пути, какие ж мы злые, — развеселившийся газ не хотел униматься, — все, окей, сейчас поясню тебе идею. Короче. Демоны и ангелы, да и многие другие чмырики — это существа серого мира. А люди — белого. И они не могут жить вместе, потому что в разных мирах разные законы. Как бы так попроще-то объяснить… — дым задумчиво замолчал, а потом продолжил. — Эти миры похожи на слои в торте, белый в самом низу, сверху серый, а еще выше черный. Белый не знает о сером, но серый знает о белом, но, самое интересное, белый знает о черном, но по сути дела черный — это серый, — увидев, что Элис окончательно запуталась, газ фыркнул. — Чёрт с ним, в общем, белые не могут жить с серыми, это ты уяснила? Типа разные жизненные ценности, разная физиология и тэдэ и тэпэ.
— Угум, — девочка прониклась рассказом, и теперь была вся во внимании. Неудивительно: мало ли, может он сейчас что-нибудь скажет такое интересное о демонах, что можно будет потом использовать. Правда, некоторые слова она почти не понимала, к примеру это «тэдэ тэпэ», но это не сильно смущало, мало ли, какой тут язык.
— Ну и вот, значит… Но если ты станешь серомирной, то ты сможешь остаться вместе с Себастьяном, потому что как беломирную он тебя уже выставить не сможет, а как серомирную совесть замучает, — дым снова хмыкнул. — Но, вот в чем проблема: серомирной, в общем-то, стать просто, но вот той серомирной, какой тебе нужно — сложно. Тебе нужно такое обличие, которые максимально подходило бы к человеческому, при этом ты бы могла колдовать, ты же хочешь колдовать? — не обращая внимания на кивки виконтессы, газ продолжал. — Плюс долгая жизнь, как у самых высших или самых низших серомирных, плюс так, чтобы ты могла быть одновременно с двумя противоположными существами, — чихнув какой-то бордовой пылью, дым задумался. Вернее, он сделал вид, что задумался. — А знаешь, у меня есть такая должность на примете.
Элис навострила уши:
— И что это такое?
— Гм, пусть тебя не пугает название… — газ как-то уменьшился, став более плотным. — Есть такие существа в Фудзияме: Богиня Жизни, Богиня Сна и Богиня Смерти. Две первых, правда, уже сидят на своих тронах, а вот Богини Смерти еще нет. — Увидев, что девочка перепугалась, дым развел руками (развел??!). — Ой, да спокойней будь, никого убивать тебе не придется, тоже мне, я же не изверг… Это все нормально, говорю тебе. Эти три Богини вообще тихие: их никто не трогает, они никого не трогают, любят смотреть на сакуру и заниматься своими делами, пока все, что им нужно делать как Богиням, за них делает их прислуга. Не жизнь, а сказка, с тебя никто ничего не будет требовать, ну-у-у-у, как тебе?
— Но почему ты предлагаешь должность Богини мне, девочке? Разве не лучше будет… — протянула виконтесса с недоверием.
— Так! Ты! Я тебе говорю: туда берут только детей до шестнадцати лет, они более восприимчивы к переменам, — газ завихрился. — Ну и еще они не такие ленивые как взрослые. Им все хочется узнать самим, а когда ты Бог нужно быть любопытным. Поверь, если согласишься, ты столько всего узнаешь! Голова будет просто взрываться! В переносном смысле, конечно! Отвечаю прямо! Для тебя это самый лучший вариант!
Элис почесала подбородок, задумавшись. Причин не доверять этому красному хранителю мира «коматозников» у неё не было, но все, что он тут рассказывал, было в высшей мере легко. Не уж то так просто стать Богиней? Если да, то почему наш мир не кишит Богами всяких разных мастей? Но так это все интересно! Прямо дух захватывает! «Может, он предложил мне это, потому что я ему понравилась? — подумала девочка, размышляя, стоит ли ввязываться в эту авантюру. — У папы же всегда было много «хороших знакомых», может красный дым стал мне таким вот «знакомым», который мне помогает?».
По сути дела она была права. Дым реально хотел помочь, но, увы, не потому что виконтесса ему понравилась, а потому что Богиня Смерти сейчас — это дряхлая старушка, которая сидит в своем кресле уже с тысячи три годов, поднимаясь с него только во время каких-нибудь масштабных войн, чтобы вдоволь науправляться людьми и нагадить ближнему своему (правда, ближних у неё особо не было). Как бы особых проблем эта мадам не доставляла, но уже всем наскучила, и общим голосованием было решено отправить её на пенсию, так сказать, гулять. Но что бы Богиня Смерти ушла с великого Трио, нужно было найти замену, и над этой проблемой теперь трудилась вся Фудзияма. Изначально было составлено море критерий: и возраст, и характер, и телосложения, и предпочтения в еде, даже количество и местонахождение родинок. Но, увы, хоть население земли увеличивается с каждым годом, мало кому интересна должность Богини Смерти, вероятно, потому что о ней никто не знает. Как бы ни было прискорбно, людей больше прельщает несуществующий ныне под солнцем Иисус, а не неизвестная Богиня Смерти, чья религия вообще исповедуется только у одного амазонского племени, обитающего под землей. Посему список критерий резко сокращался, настолько резко, что почти исчез, лишь возраст остался важен. Но где же найти ребенка, которому уже было доподлинно известно о существовании иных слоев нашей жизни? Дети, попадающие в серый мир, обычно в нем не задерживаются и переходят в черный или белый, да и дыма не хватит на всех детей, чтобы всем все разъяснить. Поэтому в Фудзияме на это наплевали и сказали: «Делай, дымочек, что хочешь и когда хочешь, если вдруг кто-нибудь попадется, то предложи ему, почему бы и нет. Не торопись, не решай слишком быстро, если встретил кого-то — проследи, чтобы подходил. Это не срочно», а потом и забыли (забили здоровенный кхе). Все равно Богиня Смерти никому не мешает.
Но вот ныне уже сменилось две Богини: Сна и Жизни, — пришла пора и Богине Смерти сменить свой пост, а тут Элис дыму так вовремя попала под его газообразный бок, и по возрасту подходит, и про миры знает, и даже почти не в шоковом состоянии, умудрившаяся просидеть в мире, где нельзя чувствовать боль, свою депрессию по поводу смерти своей семьи*. Чем не идеальный вариант? Единственно, оставалась одна проблема, но уж дым-то уже придумал как с ней справиться.
— Ну-у-у-у, так что? — спросил газ, довольно завиваясь смешными крендельками. — Да давай уже, не ломайся! Будешь ломаться — пропустишь все самое интересное в своей жизни! Предлагают сыграть в русскую рулетку — играй, предлагают полететь на самолете — лети, предлагают миллион — бери! И плевать, что в русской рулетке есть шанс, что ты умрешь, самолетом ты не умеешь управлять, а миллион денег украли из банка!
— Спасибо, прямо успокоил, — буркнула Элис. — Лучше скажи, как именно мне можно стать Богиней Смерти. Мне нужно знать, на что я подписываюсь. Это сложно?
Дым хмыкнул что-то типа «зануда!» и сказал:
— Да нет, наверное.
Девочка удивленно подняла брови. Так как она была англичанкой, а как дополнительный язык изучала французский, поэтому не имела ни малейшего понятия, что значит вот это «да нет, наверное».
Пожалуй, стоит вам объяснить, что последние два поколения* Богов Сна, слугой которых является дым, были русской национальности, и это газообразное существо неплохо так от них набралось разных веселых, для иностранцев, словечек. Правда, сознаюсь, все же созданию большей части его матерного словарного запаса дыму послужила ваш покорный слуга, ну, я. К примеру, я объясняла* ему значения словосочетаний «жрать как свинья» и «нажраться как свинья». Сложно, но возможно.
— Объясняю, значит. Чтобы попасть в Фудзияму, ты должна заболеть, — заметив, что лицо виконтессы, выражало, мягко говоря, недоумение, газ махнул рукой (или что это? щупальце? да кто же его создал-то такого??! и не описать…) — да хватит тебе, дай объясню, а потом уже будешь рожи корчить. Самое интересное в том, что Себастьян здесь, на Земле, не лечится, — этот момент Элис тоже не совсем поняла, — поэтому лекарей никаких не знает. Рафаэль же знает только двух: Богиню Жизни из Фудзиямы, и вампирского. К последнему он тебя точно не поведет, потому что понимает, что там тебя сожрут. В прямом смысле. Так ты окажешься на этом вулкане, и услышишь голос, — девочка закатила глаза, ясно показывая, что слышать голоса её уже достало. — Голос, да. Он тебе скажет какую-нибудь чушь сделать: прыгнуть в кратер, ударить себя камнем по голове, задушить себя воротником, украсть у демона ножик из правого кармана жилетки и порезать себе вены, — в общем, ничего нового. Не волнуйся, после этого ты останешься вполне себе живая. Сделаешь то, что скажет голос, кстати, возможно, между своими поручениями он будет всякую ерунду там себе петь, не обращай внимания, и вот, окажешься, значит, где-нибудь, в море, на заводе по созданию упаковок от шампуня, на Юпитере, да мало ли где. Встретишься, значит, с одним дурачком, он будет твоим основным препятствием на пути к становлению Богиней. Запомни: у него большое эго. Льсти, но не подхалимствуй, улыбайся, но искренне, и, самое главное, говори правду. Он различает когда ему лгут. Да и, в общем-то, все. Добавь только, что пришла от охранника серого мира, тогда он поймет, что это от меня, и все, ноль проблем. Уверен, ты ему понравишься. Прямо-таки знаю, что понравишься, — газ гаденько хмыкнул.
— Хм, — Элис уже совсем не знала, как поступить. — Но что ты имел ввиду под «заболеть»?
— А, да ничего такого. Просто, если ты, конечно, согласишься, когда ты очнешься, то будешь видеть всяких странненьких существ. Более чем странненьких. Конечно, на самом деле их с тобой рядом не будет, да и не опасны они, но выглядят многообещающе, — от последнего слова от девочке по коже пробежали мурашки, — опишешь парочку своим хранителям, они подумают, что ты головкой помутилась из-за того, что два раза в сером мире была, поэтому и потащат к известному знатоку серого мира, Богине Сна, а там еще и лекарь рядом — красота да и только. Ну-у-у, как тебе идейка?
— Только существа, да? — недоверчиво переспросила виконтесса, в глубине души уже окончательно решив этот внутренний спор.
— Ну, может температура на полтора градуса поднимется. От этого не умирают, — дыму уже начинал надоедать этот разговор, хотя он был полностью в его интересах.
Элис досчитала до пяти, — так советовал делать Михаил, когда думаешь, что собираешься совершить какую-нибудь глупость, мало ли, может за пять секунд передумаешь, — и согласно кивнула:
— Хорошо.
— Отлично! — охранник серого мира довольно полыхнул красным. — После того, как проснешься, твоя основная задача — испугаться самой и испугать остальных! Раскрой свой актерский талант! — он протянул девочку один из своих дымовых завитков, — договорились?
— Договорились, — виконтесса сунула в дымовое щупальце свою руку. — Надеюсь, ты меня не обманул.
— Да ты что?! — возмутился газ, — да ни в жизни! — одним движение дым повернул Элис к арке и толкнул, — вперед, навстречу Фудзияме! Кстати, если станешь Богиней, то у тебя будет куда больше шансов встретить Мастера! Даст Богиня Сна, что мы с тобой больше не увидимся! — он помахал ей конечностью (??!!?).
Девочка махнула ему в ответ и поспешила в арку, надеясь, что решила все правильно. Внутренняя часть проема озарилась неописуемого цвета свечением, и виконтесса исчезла, уже очнувшись в белом мире, где её, возмущенно переговариваясь между собой, пытались разбудить Себастьян с Рафаэлем.
— Ну, можно только понадеется, что этот псих не запудрит ей голову… — вслух сказал дым, и рядом с ним образовался пелл и тут же начал кому-то звонить. Рядом с охранником серого мира зазвучала незнакомая ему песня (но наверняка знакомая вам): «Восточные сказки, зачем ты мне строишься глазки, манишь, дурманишь, зовешь пойти с тобой» — причем в довольно странном завывательно-смешном мужском исполнении. — Сука, — ответил на рингтон газ, удивленно и с какой-то ненавистью озираясь.
Я спрыгнула сверху, щелчком выключая звонок и начав так хохотать, что уже через пару секунд начала задыхаться.
— Пиздец, — констатировал дым, наблюдая за моими конвульсиями. — И что ты тут делаешь? Я к тебе человека послала!
— Я в курсе, — я вытерла слезы, пытаясь прекратить ржать как лошадь, — а я так, просто, наблюдала! — я снова захохотала и исчезла, мгновенно переместившись в свою уютную пещеру. — Рафаэль! — крикнула я громогласно, — наливай мне коньячок!
— Пошла нахуй! — ответили мне женским милейшим голосом, — мочу Господню будешь пить, чтобы очиститься от своих грехов! И вообще, иди сюда. У меня сердце остановилось!
Превосходно. Все идет точнехонько по моему плану. Ну, кроме мочи, конечно, но пить я её не буду. Да и нет её у нас. Хотя черт знает мою подруженьку, она все что угодно может отыскать, кроме, разумеется, своих очков и моего конька, который совершенно «магическим» образом исчезает с моих полок.
Примечания:
*φιλοδοξία — читайте как "филолоксия", с греческого это "амбициозность"
*войны — ну все же помнят что прошла Первая Мировая
*семьи — очень хитрый ненаписанный ход от автора
*поколения: нынешнее, которое сейчас, и предыдущее
*персонаж владеет доброй сотней языков, и больше всех из земных уважает русский за его "многогранность"
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|