Пастух и три планеты (джен)

Моречуд улетел на рассвете. Заречуст поднимается около десяти утра по столичному времени. Заправляет койку, отжимается, принимает снаружи душ, одевается и заплетает волосы в две косы, достающие до вторых сверху пуговиц фиолетового плаща.

Выкатывает сани, кое-как моет их. Последний раз в почётнейшем доме пользовались санями тыщу столичных лет назад. Ничего, не разваливаются.

Удора, пожилая тётушка мадам Вседоры, выносит два чистых защитных шлема и две пары ярко-оранжевых очков. Сани-то открытые! Другое дело — санешар. Эх, зажили бы!.. Необязательно новейшей модели — чёрный, блестящий на Тожаре, как в крепости в нём, только маленькая щёлочка окнодвери смеётся. Можно и как старомодная карета. Главное — прочный. Ни шлем, ни очки чтоб не понадобились.

Прелестницы, занятые с посетителями порой до самого утра, встают поздно. Вряд ли кто-то из обитательниц почётнейшего дома видит, как на лужайке между яблонь проплывает прекрасная Янтара. Удора под руку подводит её к саням.

Удора: Готово?

Заречуст в жёлтом шлеме и очках: А то! (Янтаре): Надевай.

Янтара покорно подставляет голову под шлем, что держит Удора, и думает о том, как редко слышит она команду: "Надевай!"

Оба садятся в сани. Удора машет рукой и отходит подальше.

Заречуст: Ш-ша!

Звезда и Луна насторажваются.

Заречуст: Раз, два, три. Лёт!

Удора с ног до головы в пыли. Остальных и след простыл.

Десять минут спустя

Селение Умедолугов — центр округа Узоров Трав. Здесь улицы широкие, в некоторых местах вымощены булыжником. Две школы, три почётных дома и один наипочётнейший, по меньшей мере восемь пекарен и четыре кондитерские. Больница тоже есть — голубая пятиэтажная в форме буквы "п". В левом крыле на третьем этаже обитает Предзамок — худой женатый специалист по остановке нежелательной инкубации. Мадам Вседора лично знакома с ним, но от очередей сей факт не спасает.

Заречуст и Янтара смирно сидят на сиреневатой кушетке. Перед ними ещё две прелестницы.

На Янтаре жёлтое полупрозрачное плате с красными цветочками. Медовые волосы заплетены в косу. Янтара сидит, потупив очи. Заречуст тяготится молчанием.

Заречуст: Эх.

Янтара молчит.

Заречуст: Кхм. Скучно ждать.

Янтара (себе под нос): На первом этаже кофейня.

Заречуст: Да я не к тому. Поговорим?

Янтара наконец взглядывает на него: О чём разговаривать-то с тобой, женоненавистник?

Заречуст: Эй, эй. Я понимаю, что тебе страшно, но не срывайся на мне, будь добра.

Янтара: Мне не страшно. Не впервой.

Заречуст: Да?

Янтара: Да. Ты ещё у нас не работал. Два года назад.

Заречуст: Что, тоже специально?

Янтара: Тогда нет.

Заречуст: А сейчас что?

Янтара пожимает плечами: Захотелось.

Жёлтая деревянная дверь открывается, выпуская невысокую брюнетку и впуская румяную блондинку. Брюнетка и её сопровождающий (наверное, распорядитель) навсегда исчезают — из поля зрения Заречуста и Янтары.

Янтара косится на Заречуста: Ты с Этой, верно?

Заречуст: Да.

Янтара: А учился на Справа?

Заречуст: Да. Больше-то и негде, кроме как на Справа.

Янтара: Зачем пошёл сюда работать? Пастухом, да ещё в почётнейший дом? Ну, с твоим образованием. И твоими...взглядами.

Заречуст: Это у нас откровенный разговор?

Янтара: Не хочешь — не отвечай.

Заречуст: Да нет, мне нечего стыдиться. Я должен был ехать на Столицу после Лучшей Школы Творчества. Составлять письма за чиновников, писать стихи тамошним женщинам, петь серенады под лютню или рисовать портреты — вот этому вот всему меня учили. Как домой летел, напился, дебоширил на вокзале Столицы. И меня депортировали. Срок — два года. На Справа возвращаться не хотел: женское царство. Начал новую жизнь. Так-то.

Янтара: Ты мне всегда был интересен. Обычно мужчины расхвастаются с первой минуты, а ты всё молчишь.

Заречуст усмехается: Мне хвастать-то нечем.

Янтара: Голос у тебя красивый.

Заречуст: Это да.

Помолчали.

Янтара: И какие у тебя планы? Улететь на Столицу?

Заречуст пожимает плечами: Да. Устроиться на приличную работу и жить в своё удовольствие.

Янтара: И всё?

Заречуст: На первые лет десять хватит. А там посмотрим.

Янтара: Даже детей не хочешь?

Заречуст удивлённо смотрит на неё: Нет, не хочу. И тебе того же советую.

Янтара: М-м. Странно, что ты остался на Слева. С твоими-то предпочтениями.

Заречуст: Так. Устал повторять. Я не люблю мужчин.

Янтара: Ни женщин, ни мужчин? Кого тогда? Детей? Животных? А-а, ты же пас...тух...

Заречуст: Слушай, приструни чуток фантазию, а? Я сам никогда не говорил, что не люблю женщин. У меня с ними сложные отношения. Я много времени провёл среди толп женщин, среди планеты, твою справа, женщин! Это стихийность, абсолютная неконтролируемость желаний, полная свобода в выражении эмоций. А их творчество! О звёзды, как меня воротит от их творчества! Вообще, женщины — инопланетяне какие-то! В переносном смысле.

Румяная блондинка возникает в дверном проёме. Теперь она уже не румяная, зато на лице — облегчение. Сопровождающий её брюнет в ярко-зелёном плаще берёт её под руку. Воможно, она личная прелестница какого-нибудь шерифа, а этот брюнет — его секретарь или кто повыше.

Думая об этом, Заречуст немного успокаивается.

Янтара: Но здесь-то совсем другое! Мы, прелестницы, созданы для радости и наслаждения! Наша обязанность — любить вас, утешать и поддерживать! Мы не то что те женщины на Справа. Они только о себе думают и потому никому подарить счастье не могут!

Заречуст: Вот именно. Вы, на Слева, слишком увязли в предрассудках. Те, на Справа, слишком свободны и от дури в башке творят невесть что. Пускай хотя бы на Столице всё устроилось бы более-менее гармонично.

Янтара (огорчённо): Не понимаю тебя, вот хоть убей! Не знаю, о каких предрассудках ты говоришь. Мне на Слева очень нравится, и другой жизни я не представляю. Жаль только, что ребёнка не могу пока завести. Но ближе к концу срока годности тела обязательно рожу!.. Насчёт теперь — очень люблю дарить мужчинам счастье! У нас все посетители очень умные, очень вежливые, общительные и сильные!

Заречуст: Хорошо. Многим здесь хорошо.

Заречуст замыкается в себе. Янтара, чувствуя, что не может принести этому загадочному человеку пользы и наслаждения, обиженно утыкается взлядом в мозаичный пол. Так и сидят.

Полтора часа спустя

"Кортик и тортик". Стойло. Заречуст чистит Пёрышко (черна шея, белоснежны перья). Заречуст грустный. Или уставший. Или задумчивый. Но глядит на лошауса — светлеет лицо. Порой Заречуст запевает мелодии времён его школярства.

"Пластмассовый мир победил,

Макет оказался сильней.

Последний кораблик остыл.

Последний фонарик устал.

О-о", -

Но потом осекается и снова молча гладит щёткой сильную шею и гладкие пёрышки.

Ладно-ладно, Заречуст знать не знает таких песен. В общем, награди его, читатель, чем-нибудь проникновенным.

Сейчас Заречуст не в плаще, а в чёрной футболке и широких чёрных брюках. Волосы собраны в высокий хвост.

Резкий звук со двора. Прибыл Моречуд. И кто-то ещё: тормозили два лошауса.

Голос Удоры: Наш пастух! Как дела? Кого привёл?

Голос Моречуда: Всё прекрасно. Дело идёт. А это (секундная пауза) женщина со Столицы!

Заречуст представил, как Удора настороженно вглядывается в незнакомку.

Голос: Здравствуйте! Я гостья Моречуда. Пару дней проведу в его пристройке. Вы не возражаете? Работе дома не помешаю никак.

Заречуст, почистив пёрышки Пёрышку, бросает щётку в ведро с водой, ведро ставит у двери и выходит во двор.

Два лошауса у тормозилки спокойно глядят на Заречуста. Трое людей поворачиваются к нему. Каждый смотрит по-своему. Удора безмолвно просит поддержки, Моречуд хочет что-то объяснить, гостья ничуть не удивлена, но очень рада.

Заречуст раскидывает руки в стороны и шагает вперёд: Сестра!

Гостья: Э-э-эй! Бра-ат!

Заречуст и Гостья обнимаются. Моречуд спокоен, Удора в полнейшей растерянности.

Моречуд (Удоре): Она сказала, что знает Заречуста. Однокашники.

Заречуст (Удоре и Моречуду): Вот, познакомьтесь. Окрстёна! Моя, значит, соклассница и коллега.

Окрстёна: В самом деле? Я не пастух.

Моречуд: Но одета как пастух.

Окрстёна улыбается: Я думала, это обычный наряд для Слева.

На ней красный пиджак с двумя рядами чёрных пуговиц на правой стороне и чёрные штаны в обтяжку, заправленные в высокие шнурованные ботинки.

Окрстёна рассматривает Заречуста и спустя некоторое время спрашивает: Уделишь мне пару часов, когда освободишься?

Заречуст: Вообще-то, у меня отпуск с сегодняшнего дня. Сейчас только почищу лошаусов и...

Окрстёна: И?

Заречуст: И могу идти куда угодно. Тут есть обычная корчма.

Окрстёна: Обычная? А я хотела посмотреть на прелестниц.

Заречуст: Так смотри, у нас их целый дом.

Окрстёна: Надолго отпуск?

Заречуст: Семь столичных дней.

Окрстёна: А я уезжаю через два столичных дня. Ну что, веселье!

Заречуст вскидывает руки вверх: Да-а!

С крыльца спускается мадам Вседора. Остановившись на нижней (третьей) ступени и грациозно опершись на перила, мадам ждёт разъяснений.

Окрстёна: Здравствуйте.

Моречуд (поспешно): Это наша гостья со Столицы. Пробудет здесь пару дней.

Окрстёна: Я поживу в пристройке, не волнуйтесь.

Мадам Вседора приподнимает красивые круглые брови: Зачем же в пристройке? Гостья моих замечательных пастухов — гостья всего дома! Идёмте со мной. Я выделю вам гостевую спальню. Вы замужем?

Мадам Вседора дружески подталкивает Окрстёну ко входу. Обе скрываются в доме.

Заречуст шлёт Моречуду тревожный взгляд. Моречуд ловит его и отрицательно качает головой.

Моречуд: Не она.

Заречуст: Точно?

Моречуд (тихо): Мы в корчме поговорим. (Громко): А ты что делал всё это время? Бездельничал и ненавидел женские крики?

Заречуст колеблется. Вздыхает и говорит: Я тоже выполнял поручение мадам. Ездил в одно место. С Янтарой.

Моречуд медленно осознаёт. Бледнеет.

Моречуд: Я...если бы я знал, я...

Заречуст: Забрал бы её себе в инкубаторы? Мадам этого не допустит. Янтара, кажется, пользуется популярностью.

Моречуд: Её тело пользуется популярностью, а не она! Сердцем она верна мне.

Заречуст, скептически усмехнувшись про себя, молчит.

Моречуд прикусывает кончики обеих кос. С ненавистью смотрит на тучу, готовую заслонить Тожар.

Заречуст: Извини. Я не думал, что ты хочешь ребёнка.

Моречуд: Твою справа. Я пойду и возьму её себе прямо сейчас! Она не вправе отказать! И у нас будет столько детей, сколько мы захотим!

"Она" — то Янтара, то мадам Вседора.

Заречуст: Ну... Удачи.

Моречуд: Через час собираемся здесь и едем в корчму с Окрстёной.

Заречуст: Хорошо. Постой, и ты?

Моречуд: Есть дело.

Час и пятнадцать минут спустя

Корчма "Живое зерно". Моречуд, Окрстёна и Заречуст за барной стойкой. Правым боком Заречуст упирается в немытое овальное окно.

У Окрстёны пухлые щёки, вздёрнутый нос, мышиные волосы до плеч и озорные карие глаза. Она и Заречуст пьют тёмное "Вишнёвые сумерки".

В стакане у Моречуда — светлое "Пьянящие волны" — самое крепкое пиво на Слева.

Заречуст: Так как, говоришь, ты здесь оказалась?

Окрстёна: Я туристка. На пару дней сбежала сюда.

Заречуст: А как же...муж?

Окрстёна: Повторяю. Я сбежала. Не навсегда, конечно. Время от времени мне надо развеяться. Знаешь, я была на войне!

Заречуста передёргивает: Я вот на учения летал вчера. Звёзды, это было страшнее всего в моей жизни.

Окрстёна: На учениях и я была. Они хуже войны. Думала, всё, прямо там и полягу.

Заречуст: Мой товарищ погиб.

Окрстёна: Ой. Сочувствую.

Заречуст (глядя в сумеречные воды, похожие на настоящий омут): Да.

Окрстёна (помолчав):На войне гораздо легче. Я командовала кучкой! Сначала до смерти боялась машелапов. Боялась, боялась, а потом раз — и страх превратился в любовь. Я любила их истреблять. Главаразом была. Две недели провоевала, а потом желешёрсты, как всегда, улетели.

Заречуст: М-да. Веселишься, я смотрю.

Окрстёна: Преобретаю жизненный опыт. А у тебя как дела? Всё ещё буянишь на вокзалах? Всё ещё боишься женщин?

Моречуд навостряет уши.

Заречуст: Так, вот не надо. Я боюсь ответственности, а не женщин.

Окрстёна хохочет: Какая может быть ответственность на Слева!

Заречуст (с вызовом): Да, всё ещё боюсь. Давай лучше... Давай выпьем.

Окрстёна: За встречу уже было. За счастье?

Заречуст: За счастье!

Трое стучат бокалами по столу (аналог чоканья) и пьют: Заречуст — большими глотками, Окрстёна — маленькими, Моречуд делает один большой глоток.

Моречуд: Давайте-ка поговорим о деле. Мне отпусков не давали.

Моречуд не выглядит угрюмым. Его красивое лицо просто грустно, губы вытянуты в тонкую ниточку.

Заречуст: Ага. Окрстёна. Ты, значит, на наших прелестниц приехала взглянуть?

Окрстёна: Не совсем. Я хотела познакомиться с той, от которой Моречуд должен был избавить вашу планету.

Заречуст без удивления кивает её словам.

Моречуд: В общем, вдруг ты ещё не догадался, я не выполнил приказ мадам.

Заречуст: Если я правильно помню, она ничего конкретного не приказывала. Просто изложила ситуацию.

Моречуд: Тогда всё прекрасно.

Моречуд делает глоток.

Заречуст: Стоп. Ты ведь говорил, что это (кивает на Окрстёну) не Окрстёна?

Окрстёна: Это не я. Я просто свидетель. И потенциальный участник.

Заречуст: Что? Да что вообще происходит? Вы как познакомились?

Моречуд: Пару часов назад мы встретились в почётной корчме "Хмель". Она сидела за стойкой и, глядя в зеркало, наблюдала за моей целью.

Заречуст: "Хмель"? Это ж в Узорах Винограда.

Моречуд: Ну да. Я разузнал всё буквально молниеносно. Даруя — фигура заметная.

Заречуст: Даруя — это бунтарка?

Окрстёна: Да. Она бывшая прелестница, позже хозяйка почётного дома "Лоза в сладкой гуще". В двадцать четыре года она бесследно исчезла. Домом стала заправлять другая. И тут, через три года, мадам Даруя возвращается. Прежнее имя, прежняя несравненная красота. Но теперь — женщина-огонь, пожирающая на своём пути все предрассудки.

Моречуд: Скоро сам увидишь. Чудеснейшее создание, жаль, что больше не прелестница. Слушай дальше.

Заречуст жуёт колбаску: М-гу.

За окном проходят молчаливые барды в розово-зелёных костюмах, плотно облегающих костлявые тела. За спинами бардов в мешках безжизненно болтаются лютни.

Моречуд: Я решил узнать, кто это следит за Даруей. Подсел к стойке. Мы заговорили. Слово за слово, узнал, где училась Окрстёна, а там и тебя помянул.

Окрстёна: А общие друзья, знаешь ли, сближают. Теперь мы работаем в тандеме. Ты с нами?

Заречуст (осознавая предложенное): Да-а... Я с вами. Что делать надо?

Окрстёна: Помочь нам переправить Дарую на Справа.

Заречуст: Здорово. А она знает об этом?

Кружка Заречуста опустела. Заречуст подзывает хозяина корчмы, тот наливает новую порцию "Вишнёвых сумерек".

Моречуд: Да. Мы поговорили с ней. Подловили, когда она шла в свою комнату. Заречуст: Угрожали?

Окрстёна: Отнюдь. Я, как истинный оратор, силой одного лишь слова объяснила ей, что, поскольку её ищут головорезы минимум пяти почётных домов и двух почётнейших, лучше ей пока повременить с бунтарством.

Моречуд: А я держал у её виска "Моряка" — для страховки.

Окрстёна: Она оказалась дамочкой из сообразительных. Смекнула, что мы ей друзья.

Моречуд: И мы условились, что отправим её на Справа. Завтра. На санешаре Окрстёны.

Заречуст: Да... Стоп. У тебя есть санешар?

Окрстёна, улыбаясь, смотрит на Заречуста.

Заречуст: А, да. Твой...муж.

Окрстёна: Между прочим, на санешар я заработала сама. Я пишу пьесы для столичного театра "Осень из корицы". А на досуге сочиняю любовные песни для тех, кто хочет быть оригинален.

Заречуст: Да? А я вот пастух. Степи, воля, простор, э-эх! Тебе и не снилось на этой твоей прокуренной Столице!

Окрстёна с чувством собственного превосходства ухмыляется Заречусту в лицо. Тот, закурив трубку, дымит и не отводит взгляд.

Моречуд: Мои почтенные, вы отвлекаетесь.

Окрстёна: Думаю, мы обсудили всё, что нужно. (Заречусту): Хочешь познакомиться с Даруей?

Заречуст: Рано или поздно придётся.

Окрстёна: Лучше рано. Она в моей комнате. Почётная корчма "Хмель".

Заречуст: Зачем это тебе почётная корчма?

Окрстёна: Мне нравится название. И Даруе тоже, что очень поспособствовало удачным поискам.

Моречуд: Ну что? За успех!

Окрстёна: За приключения!

Трое стучат кружками по столу в последний раз, затем достают из кошельков серебретки (у Заречуста и Моречуда кошельки одинаковые, ярко-зелёные; у Окрстёны — тёмно-зелёный), бросают их на стойку и красиво, но слегка пошатываясь, уходят.

Снаружи корчмы стоят Звезда и Пёрышко.

Окрстёна: Вы в таком состоянии поедете?

Моречуд: И ты тоже, а что?

Окрстёна: Я думала, пастухам запрещено пьяными летать. Ещё травмируют лошаусов.

Заречуст: Пастухам в принципе запрещено вредить лошаусам, не важно, в каком состоянии.

Окрстёна: Ну и хорошо. Встретимся у "Хмеля". Я быстрее вас буду. У меня черепард. Вот попросила прислать его с кем-нибудь.

Окрстёна подходит к невысокому черепарду с умной мордой. В руках человека, приведшего черепарда, звякают серебретки. Довольный посыльный уходит в корчму.

Окрстёна улыбается в сумерках, чувствуя завистливые взгляды Моречуда и Заречуста.

Трое людей, два лошауса и черепард выходят на одну из четырёх дорог, где под обвитой лампами впередилкой различима надпись "К Узорам Винограда".

Окрстёна садится на удобный зелёный панцирь черепарда, Моречуд и Заречуст седлают лошаусов.

Моречуд, Заречуст и Окрстёна: Ш-ша! Раз, два, три. Лёт!

Черепард исчезает первым, за ним — лошаусы.

Две минуты спустя

"Хмель". Перед Заречустом — дверь в комнату Окрстёны. Комната — это чердак целиком.

Тук-тук-кто-там.

Небольшое помещение с длинным полосатым ковром на полу, круглое окошко, низкий потолок (здесь начинается крыша), тумбочка из обычного слевского светлого дуба и двуспальная кровать — на её полосатом покрывале сидит женщина. Увидев посетителей, она встаёт.

Вся она колышется, словно свеча от ветра. Неуловимые складки узкого в пол платья бегут по ткани, что лиловым ручьём обнимает белоснежную кожу.

Заречусту хочется выдохнуть от восхищения, а Моречуд и не пытается скрыть своего восторга. Тёмные красивые глаза его так и сияют.

Окрстёна (просто): Даруя, господа. А это Заречуст.

Моречуд: Великая честь для меня увидеть хотя бы кончик ногтя мизинца вашей правой ноги, обладательница несравненного тела!..

Даруя морщится: Давайте без словесных ручьёв.

Окрстёна: Да вы садитесь на кровать.

Даруя, Моречуд и Заречуст располагаются на кровати. Окрстёна садится перед ними на пол. Троим гостям Окрстёны неловко оказаться вот так рядом с неизвестно кем. Окрстёна разглядывает их, улыбаясь.

Окрстёна: Давайте обсудим план? У нас с Уперламонной есть штришки.

Даруя: Уперламонна я на Справа. Живу у перламутровой колонны. А здесь я Даруя с Лозового тупика.

Окрстёна: Да, прошу прощения. Так вот. Во-первых, мы хотим сбежать на Справа, переодев Дарую мужчиной. То есть это во-вторых. А во-первых, мы хотим сжечь "Лозу в сладкой гуще".

Заречуст, задремавший было, открывает глаза. Смотрит на Окрстёну.

Окрстёна: Я ведь говорила: Даруя — женщина-огонь.

Заречуст: Я думал, мы просто поможем ей потихоньку исчезнуть.

Даруя: Нам нужна яркая вспышка. Пусть обо мне помнят. Пусть прелестницы задумаются, чего ради я сделала это. И когда я вернусь в следующий раз, количество моих единомышленниц возрастёт как минимум вдвое.

Моречуд: Позвольте спросить, прекраснейшая: а чего, собственно, ради?

Даруя злобно смотрит на него ярчайшими синими глазами. Потом рубит хрипловатым низким голосом: Чтобы такие, как ты, не считали прелестниц за растения для удовольствия. Прелестницы тонко чувствуют и много мечтают, у них есть цели, стремления и протест, запрятанный глубоко в сердце.

Заречуст: Буду справедлив. Не у всех. Сегодня я разговаривал с женщиной, цель которой, по её же словам, — доставлять наслаждение мужчинам.

Моречуд свирепо глядит на Заречуста.

Моречуд: Та женщина хотела стать матерью, а хозяйка её дома ей не позволила!

Заречуст: Да, но когда-нибудь она станет матерью. И всё, на этом её протест угаснет.

Даруя: Я стремлюсь к тому, чтобы помочь прелестницам осознать их индивидуальность.

Заречуст (неожиданно громко и то ли агрессивно, то ли патетично): Если уж на то пошло, давайте бороться с положением мужчин-прельстителей на Справа! Они тоже живут в почётных домах и тоже отдают другому полу своё прекрасное тело.

Окрстёна: Это ведь разные вещи! Прельстители приходят в дома добровольно, в сознательном возрасте. Они сами выбрали такую жизнь. Кто разочаровался в профессии или доме, могут без труда покинуть его. Хотя, насколько я осведомлена, не было случая, чтобы кто-то из прельстителей разочаровался.

Даруя: Вот именно. А прелестниц учат прельщать, простите за повтор, с малых лет. На них давят окружение и традиции.

Окрстёна: Заречуст, ты ведь всё это знаешь! Чего ты взъелся?

Заречуст: Я нажрался и хочу спорить. И кричать. И петь. Эх, губную гармошку бы мне!

Окрстёна: Обсудим план и пойдём петь. Даруя, а почему бы тебе не оставить послание, где ты изложишь свои мысли по вопросу прелестниц?

Даруя несколько секунд обдумывает предложение, скрестив руки на груди. Моречуд осторожно косится на Дарую. Заречуст снова начинает дремать, покачиваясь из стороны в сторону и роняя голову на грудь.

Даруя: А неплохая идея. За ночь я составлю послание. Утром отдам тебе, Моречуд. И пока я в мужском плаще буду лететь на Справа, ты перепишешь его, олин экземпляр оставишь себе, а другой отдашь прелестнице, что заслуживает доверия. В случае, если она согласится с моими идеалами, велишь ей переписать послание и отдать копию другой. Так развернётся цепь единомыслия. (После паузы). А если прелестница не поддержит нас, делай с ней что хочешь, вплоть до того, что должен был сделать со мной этим утром.

Моречуд (помедлив): Будет сделано...моя повелительница.

Даруя: Далее. На Справа я вернусь в санешаре Окрстёны, верно? (Окрстёна кивает). Мне понадобится сопровождение — до вокзала. Вы двое запугали меня чуть не армией злобных мужчин и хозяек домов, жаждущих моей крови. Я вам верю. Не исключено, что по пути мы встретим какой-нибудь кордон. Я буду одета пастухом. Второй пастух — Заречуст, Окрстёна — хозяйка дома.

Заречуст: С этим нужно осторожнее. У нас абсолютно все дома имеют дурную или недурную славу и хозяйки домов — персоны известные.

Окрстёна: Тогда я буду гостьей со Справа, что пригласила к себе пастухов!

Даруя: Вот это хорошо. Пожалуй, всё. Не люблю детальных планов.

Заречуст: Как я вас понимаю.

Окрстёна встаёт.

Окрстёна: Ну, тогда тихой ночи тебе, Даруя. И вдохновения. Твой манифест взорвёт это затхлое общество!

Заречуст: А напомни: почему ты ночуешь у нас, если у тебя есть комната?

Окрстёна: Меня пригласил Моречуд. И я хочу больше впечатлений! Этого недостаточно?

Заречуст: Достаточно. До свидания, Даруя.

Моречуд: До скорой встречи, прекраснейшая.

Даруя: Увидимся.

Дверь в комнату закрывается. Трое спускаются по скрипучей узкой лестнице.

Ночь

"Кортик и тортик". Сад. Горит окно в кабинете мадам Вседоры. Заречуст стоит у яблони и смотрит на окно.

В темноте слышны шаги. Еле видимая в слабом свете, Окрстёна прислоняется к дальней яблоне и набивает трубку, не замечая Заречуста. Заречуст поворачивается к Окрстёне.

Заречуст: Не спится?

Окрстёна подходит к нему.

Окрстёна: Отвыкла от стольких впечатлений. Тебе тоже?

Заречуст: Жду кое-каких новостей от друга.

Окрстёна кивает в знак того, что подробнее расспрашивать не будет.

Заречуст: Сегодня я отвёз к доктору его...возлюбленную.

Окрстёна: А он хотел сына?

Заречуст: Она хотела.

Окрстёна усмехается.

Окрстёна: Кругом одни борцы с порядками.

Заречуст: Да нет, она не борец. Обыкновенная прелестница, которая не подумав пошла на поводу своих желаний.

Окрстёна (подумав): Ну да, не борец. Мы все не подумав идём на поводу желаний. Ничего исключительного. (Быстро): Чувствуешь себя виноватым?

Заречуст: Я выполнял приказ, но...

В окне мелькнула женская тень.

Окрстёна: Мечется.

Заречуст: Плохой знак.

Окрстёна: Он надеется взять её инкубатором?

Заречуст: Да.

Молчат. Заречуст не выдерживает.

Заречуст: Она из лучших, насколько я могу судить. Вряд ли отпустят сейчас.

Окрстёна: Не ищи оправданий. Ты не виноват, я считаю. Послушай лучше мою миниатюру о вселенском одиночестве.

Заречуст: Пессимизм, что ли. Я веселиться люблю. Но давай.

Демиург и игра

Демиург играет в слова.

— А.

В пространстве возникает А.

— Алый.

А становится алой.

— Алый аллигатор.

В пространстве возникает аллигатор.

Как мы узнали, что это аллигатор? Почему мы решили, что он алый? Что значит алый? Что такое аллигатор?

Демиург играет словами.

— Белоснежное болото.

Появляется болото. На нашем языке это воздух.

Так появился воздух.

— Воронка волнуется.

В болото врезалась воронка. На нашем языке это вода.

— Грибная гниль.

По воронке, окружённой болотом, поплыла разлагающаяся масса.

— Дестабилизированная домовина.

— Безгрешный бриллиант.

Так появились суша, небо и день.

— Снова б? — удивляется Демиург. — Да я сбился-сбилась! Енот ерошится!

Так появилась смена дня и ночи.

— Что же ночь? Что же ночь?— шепчет Демиург. — Что такое ночь? Животное жмурится? Жаркое жарится?

Так появились ночь и Тожар.

Демиург заскучал-заскучала. Паря среди эфиров, он-она понял-поняла, что созданное им-ей ни так ни сяк.

А всё почему?

— Потому что в слова надо играть вдвоём.

Другая-другой Демиург, где-то в пространстве, думает о том же.

— Я сотворила-сотворил одиноких последышей-рабов себя. Но как с ними быть?

Демиурги не ощущают друг друга. Последнее, что они создали, — язык. И у каждой субстанции появились свои слова, непонятные Демиургам.

Всеобъемлющий Вавилон.

Возвращаемся в ночной сад мадам Вседоры

Заречуст слушает, приподняв брови и покачивая головой. Когда Окрстёна смолкает, Заречуст кивает несколько раз, уголки губ его опущены. "Не так уж плохо" — означает эта его мимика.

Молчат. Заречуст достаёт трубку.

Заречуст (с трубкой в зубах): Как там Заполяна? Ввысокбашн?

Окрстёна: Ввысокбашн — директор Перламутровой библиотеки. Заполяна сейчас в инкубационном периоде. А до этого была актрисой в "Осени из корицы". Там, где и я работаю.

Заречуст: Всё развиваетесь, значит.

Окрстёна: А ты разве не о такой жизни мечтал, как сейчас?

Заречуст (выдохнув дым): Когда-то — да. Прекрасная, вольная... И далее по списку.

Окрстёна: На Столице, если честно, так себе. Комфорт — это да. В домах тепло круглый год. Женщины занимаются, чем хотят, если не в инкубации. Много театров, кабаре, баров. Ну и что с того? Каждый день одно и то же. Я живу, когда работаю, потому что в это время не думаю, как жить. А в остальное время — ни надежд, ни вдохновения, ни желаний.

Сверху что-то грохочет. Через несколько минут свет в кабинете мадам Вседоры гаснет.

Окрстёна тушит трубку.

Окрстёна: Ладно, пойду спать. Удачи.

Заречуст: М-гу.

Две минуты спустя

Приоткрывается дверь, шорох листьев винограда на крыльце. Высокая тёмная фигура приближается к Заречусту.

Заречуст: Ну как?

Тёмный Моречуд молчит.

Заречуст молчит.

Тёмный Моречуд: Говорила, что всё понимает. Отдаст мне её тогда, когда дом получит наи. Да, естессно. А потом скажет: "Наипочётнейший дом — ничто без обворожительнейшей прелестницы".

Заречуст: Будешь ждать?

Тёмный Моречуд: Нет. Заберу её раньше, чем получим наи. Решено.

Заречуст: Если нужна помощь, я готов. Только найди мне потом новую хорошую работу.

Тёмный Моречуд не настроен шутить: Хорошо. И спасибо. Иду спать.

Заречуст остаётся один. Смотрит в небо. Усмехается сам себе (резкие морщины проступают у губ), тушит трубку и исчезает во тьме или, как сам любит говорить, воспаряет отсюда.

Сопровождение Даруи

1. "Хмель". Даруя (в фиолетовой шинели; длинные рыжие волосы спрятал высокий воротник, лицо на три четверти скрыла шляпа), Окрстёна, Моречуд (без шляпы и шинели, в белой рубашке и широких чёрных брюках, заправленных в лёгкие сапожки) и Заречуст несколько мгновений стоят и молчат, затем Даруя протягивает Моречуду руку со свитком, перевязанным лиловой лентой. Моречуд берёт свиток и кивает. Окрстёна, Даруя и Заречуст садятся в запряжённый двумя черепардами санешар — такой, о котором мечтает Заречуст: закрытый, чёрный, блестящий на Тожаре.

2. Моречуд и Янтара в светло-голубых покоях Янтары. Лёжа на широкой кровати и обнявшись, вместе читают послание Даруи (кстати, нельзя его назвать коротким).

3. Интерьер санешара. Две лавочки друг напротив друга, два окна. Даруя склонила голову — вместо лица — шляпа; Окрстёна и Заречуст глядят в окно, хоть всё, что они способны увидеть на такой скорости, — полоски зелени и земли. Окрстёна не скрывает улыбки, даже почти смеётся.

4. Рынок Затравки. Моречуд разговаривает с пухленькой невысокой шатенкой. Шатенка смеётся и кокетничает. Когда они расходятся, Моречуд незаметно передаёт ей свиток, перевязанный лиловой лентой.

5. Цепь солдат посреди степи, рядом с ними — тормозилка. Черепарды останавливаются. Из санешара выходят три фигуры. Высокий худой главараз кланяется им и протягивает руку. Окрстёна подаёт ему красную книжечку, способную уместиться в ладонь. Пока главараз читает книжечку, Окрстёна что-то говорит ему и пренебрежительно машет рукой в сторону Заречуста и Даруи: пастухи, мол. Заречуст и Даруя смирно стоят, сцепив ладони за спиной и глядя в траву. Главараз возвращает книжку Окрстёне и задаёт какой-то вопрос. Окрстёна щурится, что-то вспоминая, сначала кивает, потом отрицательно мотает головой и пожимает плечами. Видно, как губы её произносят что-то вроде: "Даруя? Нет".

Главараз снова кланяется.

6. Покои прелестницы. На жёлтой кровати сидят три девушки плечом к плечу. Читают свиток, лиловая лента лежит рядом на кремовом одеяле. Иногда одобрительно кивают.

7. Узоры Топей. Широкая пещера со стеклянными дверьми. Над дверьми надпись "Возкал. Слева. Добро пожаловать, доброго пути, мы вам рады, мы вам были рады". Слышен смех Окрстёны: она хохочет над опечаткой.

Действие под цифрами 1-7 происходит под:

"Верхом на звезде

Над лесом, рекой.

Потерян навсегда

Покой.

Верхом на звезде.

Mi torno diabolo esta.

Билет в один конец.

Весна.

Верхом на звезде

Несусь навстречу ветрам.

И создал этот мир

Я сам!"

Музыка стихает

* * *

Вокзал. В пещере прорублена стеклянная галерея — зал ожидания. Стеклянные двери — вход в промежуточный зал, где стоят в очереди черепарды, лошаусы, санешары, кареты и колесницы. У стены слева — палатка с вывеской "Прокатные ЛОШАУСЫ". У стены справа — презентабельного вида шатёр с вывеской "ЧЕРЕПАРДЫ. Только НА ВРЕМЯ путешествия". Затемнённые двери промежуточного зала ведут в длинную прозрачную трубу из неизвестного материала, исчезнувшего вместе с Прежними. Раз в пять минут одна транспортная единица входит в трубу. Первое, что видит лошаус или черепард, ступив на так называемую звёздную дорожку, — большая, прикреплённая к верху трубы впередилка. А дальше — много шагов бега-полёта с видом на космос. Бывалые путешественники привыкли, у остальных дух захватывает. (В скобках заметим, что в санешаре пересекать космос безопаснее; с пользователями карет и колесниц то и дело происходят несчастные случаи. В своё время Заречуст прибыл на Слева в старенькой жёлтой колеснице, которая развалилась сразу после того, как прокатный лошаус затормозил).

Заречуст, Окрстёна и Даруя в промежуточном зале. Окрстёна держит под уздцы своего черепарда. Даруя, скрестив руки на груди, хмурит брови. Заречуст переминается с ноги на ногу. Очередь небольшая: перед ними штук десять транспортных единиц.

Даруя: Удобно, что поток прибывающих и убывающих никак не контролируется.

Окрстёна: В администрации презиратора когда-то пытались протащить закон о контроле переездов, но это всё быстренько свернули. Слишком много волокиты с бумагами и досмотрами. И в два раза больше траты времени. Единственная проверка только на Этой: конролируют тех, кому запрещёно туда... В общем, ты знаешь.

Заречуст (с вызовом): Знаю.

Даруя: Как бы то ни было, нам это на руку. Я вернусь через пол столичных месяца или около того. С одной стороны, тревога поутихнет, а с другой — назреет новое движение.

Заречуст: Почему нельзя оставить их в покое? Навязывают, навязывают идеалы.

Даруя: Уверена, я ничего не навязываю. Многие разделяют мои взгляды. И немногие тоже, просто не осознают этого.

Заречуст: А-а. Ну...ладно.

Окрстёна: Мы пойдём? Или подождать?

Даруя: Подождите, если можете. Боюсь, одинокий пастух здесь ярким пятном. Да и чувствую себя неважно, честно говоря.

Окрстёна: Нет проблем, подождём.

Даруя: Передайте Моречуду безграничную благодарность за камуфляж. Одежду верну с курьером.

Заречуст: Ага.

Даруя: И вам также бездонное спасибо.

Сорок семь минут спустя

Узоры Топей. Вокзал. Заречуст и Окрстёна стоят у стеклянных дверей с приветственной вывеской.

Окрстёна: М-да. Это мы, конечно, не продумали.

Заречуст: Возьмём прокатных?

Окрстёна: Нельзя. Их выдают только на звёздную дорожку.

Заречуст: Это они зря.

Окрстёна: Далеко ближайшая корчма?

Заречуст: Я здесь нечасто бываю. По-моему, на лошаусе меньше полуминуты.

Окрстёна: Не опасно идти пешком? Топи?..

Заречуст: Не-е. В опасных местах стоят тормозилки и карты с объездным путём.

Окрстёна: Ладно, тогда идём. (Смеётся). Вот мы идиоты, да?

Заречуст: Зато помогли хорошему человеку. Просто человеку.

Мы взлетаем и плавно поднимаемся, глядя, как по пустынной бурой земле, среди низеньких толстых плато, идут две маленькие фигурки: фиолетовая и красная.

Вдруг крупным планом лицо Окрстёны.

Окрстёна: Слушай, я подумала тут. А давай махнём на северо-запад?

Заречуст молчит.

Окрстёна: Холод, лёд, ветер! Океан снежной пустыни и вечный мрак! М-м?

Заречуст молчит, но по его лицу видно, что он вот-вот скажет "да".

"О жизнь, ты прекрасна!

О жизнь, ты прекрасна

Вполне.

Бываешь немного опасна.

Оу-е.

Возьми моё сердце (возьми моё сердце!),

Храни, вспоминай

Обо мне (в два голоса).

Поверь мне, что всё не напрасно.

Верхом на Звезде".

2017.