Горшочек, вари... горшочек, не вари! (джен)

Кир шёл по выдолбленным в розовом мраморе коридорам к посту Верных, прислушиваясь к звукам, — каждое столкновение с Ненасытными грозило смертью, но Кир был готов рисковать, чтобы спасти жизнь друга. По мере того, как Кир продвигался вперёд, просторные залы с каменным убранством, сменялись небольшими комнатами, потом кельями, барельефы на стенах сменялись мозаикой, фресками, теперь же полустёртые изображения были просто выдолблены в мраморной стене: первый естественный закон (правитель, учёный, охотник, женщина-мать, ребёнок) и изображение странного, тонкого, насекомоподобного существа — дарителя. Кир уже не мог прочитать письмена со стен — он не принадлежал к числу Верных и не знал клинописи.

— Эльгур! — позвал Кир, войдя в богато-украшенный каменным кружевом цилиндрический зал с открытым в небо потолком. Стоящий по центру серебристый куб играл красными вспышками, которые, отражаясь в сложном переплетении отполированного до зеркального блеска камня, создавали подобие тумана в разряженном воздухе. По четырём сторонам от куба, опираясь на копья, застыли закованные в тяжёлые латы воины: их глаза были закрыты будто во сне, головы опущены, но Кир знал, что Верные не спали. Верные не спят, никогда не спят, Верные слушают, чтобы слышать, и слышат далеко. — Эльгур, земля дрожала. Пойдём с нами.

Один из воинов поднял бледное лицо с тонкой, будто фарфоровой, прозрачной кожей, открывавшей явно заметный рисунок синих кровеносных сосудов, и улыбнулся.

— Здравствуй, Кир! — Кир не сразу научился различать Верных и сейчас мог отличить Эльгура от остальных только благодаря этой улыбке и просто потому, что друг был единственным, кто улыбался ему. Нет, когда Эльгур приходил в племя Кира в одиночестве, он просто бросался в глаза: высокий рост, тонкие правильные черты лица, огромные тёмно-синие глаза, бледная будто никогда не видевшая солнца кожа, даже форма ушей у Верных была другой, а их несколько заторможенные, лишенные излишней суетливости, плавные движения наполняли каждый жест чувством собственного достоинства.

— Эльгур, пойдём! Наш старейшина сказал, что твой этот Кормилец есть зло, которое разрушит наш мир. Земля дрожала, и капители этого храма треснули…

— Наш правитель осведомлён…

— Эльгур, просто посмотри, как раскрошился мрамор под этим сундуком. Да, здесь даже воздух другой!

— Уходи Кир, а я останусь, — воин сделал шаг назад и принял прежнюю позу.

— Эльгур! — Кир решил твёрдо вывести этого странного и бесконечно доброго человека из храма, даже если придётся его силком тащить. В конце концов, Кир не забыл и никогда не забудет, как Эльгур приносил кашу и воду его больному отцу, как приняли Верные в храме его племя… Вот только друг был слишком тяжёл в доспехах, чтобы тащить такой груз на себе.

Кир примерился к грузу, отодвинул руку с обоюдно острым копьём, подхватил воина за пояс, попытался взять на плечо. Прочие Верные стояли, не двигаясь, они не считали мальца угрозой.

— Ты мешаешь мне слушать, Кир! — произнёс Эльгур.

— Не знаю, что из себя представляет твой этот бог, но я не позволю тебе пожертвовать собой ради ящика с кашей…

Кир, оскальзываясь на каменном крошеве, обошёл друга и попытался определить, где находятся застёжки его доспеха.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Эльгур.

— Спасаю тебе жизнь, придурок! — ругнулся Кир. — Как это у тебя тут снимается?

— Кир, прекрати! Ты мне мешаешь…

— Сдохнуть хочешь? — Кир быстро раздражался и теперь уже чувствовал закипающую в груди ярость. — Придурок, ты пойдёшь или останешься? Останешься жив или сдохнешь?

— Я буду жить и останусь здесь, — ответил Эльгур.

— Придурок! Говорю же, придурок! — спокойствие Эльгура заставляло Кира ещё больше раздражаться, он схватил друга за доспех в районе подмышек и, насколько позволяли ему силы, тряхнул. — Опомнись уже, этот храм рушится! Если ты останешься здесь, то умрёшь!

— Если я уйду, то нарушу закон, а за нарушение закона я буду убит, поэтому прекрати Кир, ты мне мешаешь слушать. Ненасытные могут попытаться отбить Кормильца до того, как мы подготовим его к переноске.

Кир ответил на слова друга бешеным рёвом.

— Алоиз слышал! — произнёс стоящий по правую руку от Эльгура Верный.

— Мирил слышал! — стоящий по левую руку от Эльгура воин приподнял копьё и с силой ударил тонким острым наконечником в пол. Другое навершие копья имело вид широкого длинного и тонкого топорища, по форме напоминавшего куриную лапу.

— Встань на Кормильца! — Кир не понял, как оказался на крышке серебристого, мигающего красными лампочками куба. — Первая позиция защиты! — следующим движением Эльгур подхватил копьё и поставил его горизонтально перед грудью. — Если не дать Ненасытным доступ к Кормильцу, они будут искать пропитания в другом месте и перестанут быть Ненасытными.

— Алоиз помнит!

— Мирил помнит!

— Алесио помнит!

— Да, что у вас тут творится?! — Кир стоял на крышке серебристого куба и жёг друга рассерженным взглядом. Верные не собирались отвечать ему — они застыли в боевой позиции. Кир уже собирался хорошенько врезать другу по голове и утащить того волоком по гладкому каменному полу, когда его взгляд различил приближающую фигуру абсолютно голого великана.

Огромная туша — нагромождение мяса и обвислой кожи — двигалась по коридору на полусогнутых, задевая стены и потолок, роняя слюни, и утробно ревела:

— Жра-а-а-ть!

— Гу-у-у-р! — закричал Кир в панике и попытался спуститься с куба, чтобы убежать по другому ответвлению коридора, но наткнулся на спину друга.

— Сейчас ты в самом безопасном месте, стой!

Верные соединили копья вместе, состыковав навершия: теперь тонкий узкий, как нож, наконечник одного упирался в разветвление на тонком остром топорище другого, — а чудовище приближалось всё ближе.

— Прогнать, не убить! — произнёс Эльгур.

— Брат, они поедают себе подобных.

— Они убивают…

— Я сказал, прогнать — не убить! — взревел Эльгур. — Нападай! — чудовище преодолело коридор и вытянулось внутри цилиндрического зала-колодца в полный рост.

Эльгур с разбега резанул тушу по икрам, а два других воина, подпрыгнув, вонзили острые наконечники в плечи чудовища. Казалось, что эти удары были не больнее игольных уколов, но именно они не позволили великану ухватить нанёсшего первые два удара Эльгура. Ненасытный беспорядочно замахал огромными руками и повалился на колени.

— Ползи прочь и найди себе другое пропитание! Научись работать: охотиться и возделывать землю, — Эльгур приставил острый конец копья к переносице Ненасытного, а другие воины вернулись на свои места. Чудовище обливалось кровью и выло.

— Алесио слышал! — внезапно громко и испуганно закричал единственный не задействованный в сражении воин.

— Он не один!

— Быть не может…

— Алоиз слышал с той же стороны!

Чудовище схватило Эльгура за спину, сжало в огромной длани его грудную клетку, притянуло ближе к себе так, что наконечник копья полностью вошёл в переносицу, и ответило на слова Верного рёвом, окатив того слюной.

— Эльгур! — выкрикнул Кир, и его друг застонал в ответ — следующим движением воин протолкнул копьё глубже внутрь черепа Ненасытного, вырвался из ослабевшей хватки мёртвого чудовища, вытащил копьё и захрипел:

— Тридцать шестая позиция!

— Бра-а-а-т! — Верные ответили своему командиру испуганными криками.

Эльгур отбросил испачканное кровью до середины древка копьё и извлёк из заплечных ножен два коротких широких клинка.

— Не надо, брат!

— Тридцать шестая позиция! Я сказал — выполнять!

Кир на секунду потерял равновесие и присел на крышке куба от того, что воины подложили под Кормильца свои копья наподобие рельсов.

— Держись! — Эльгур повернул к Киру лицо, посмотрел тому в глаза и улыбнулся.

Тело мёртвого Ненасытного покачнулось, а над пробитой головой в проёме показалась другая — ещё более страшная.

— Начинай!

Двое воинов упёрлись в бок Кормильца и с явным трудом вытолкали куб — Кир не устоял на крышке и кубарем покатился дальше по коридору: коридор имел не большой наклон, а ровный мрамор не позволял зацепиться, чтобы остановить падение. Кир расставил ноги и руки и, ломая пальцы, попытался зацепиться за стены — едва это удалось, он поднялся и, не чувствуя боли, поспешил обратно, — на помощь другу, — но Верные удержали его под руки.

Эльгур и ещё один воин оттолкнулись от каменного пола и взлетели в воздух, их тела изогнулись от усилия, и короткие широкие мечи в их руках пробили мраморные стены над проёмом — чудовище клацало зубами, пытаясь ухватить Верных за ноги, и через тушу своего мёртвого соплеменника вползало в зал. Воины прорезали мрамор мечами, двигаясь по кругу к другому выходу.

— Быстрее, Эльгур! — закричал Кир.

Его крик, рёв Ненасытного, который спиной упирался в свод потолка в коридоре, заставили уже и без того довольно хрупкую породу начать обрушаться внутрь зала.

— Эльгур! — Верные отпустили руки Кира и стали удаляться по коридору, толкая Кормильца перед собой.

Эльгур с товарищем, полностью обессиленные, свалились со стен под ноги Киру и остались лежать в проёме.

— Эльгур! — Кир отчего-то точно знал, какой из лежащих без сил был его другом, он потянул Верного за доспех, пытаясь убрать тело из-под удара падающих камней, но не успел — камень упал на тело воина в области поясницы, пригвоздив того к полу. — Друг! — Кир отчаянно потянул тело на себя, воин приподнялся над полом, всхрапнул и застонал.

— Не трогай, ты разрываешь меня на части, — Кир видел в проёме синее безоблачное небо: зал и противоположный коридор исчезли, похоронив под собой двух Ненасытных и двух Верных.

— Я должен вытащить тебя, Эльгур! — проговорил срывающимся голосом Кир.

Верный вцепился ему в руки:

— Запомни естественный закон: каждый ребёнок вырастает; каждый мужчина получает женщину и становится воином; каждая женщина становится матерью; каждый воин, потеряв способность держать меч, становится учёным; учёные из своего числа выбирают правителя. За нарушение этого закона одно наказание — смерть: детям, которые не хотят расти; мужчинам, которые не хотят женщину; воинам, которые не хотят думать; женщинам, которые не хотят становиться матерями… Поживи так, Кир, тебе понравится…