Домик на склоне (джен)

— Прикажете, либо, ужин подавать, мессир? Остыло кушанье, ужо в другой раз греем-то…

Худой темноволосый мужчина оторвал взгляд от хрустального шара и досадливо прищурился, соображая, чего хочет от него топчущийся в дверях слуга:

— Разве уже утро, Сарс? Сказано же было — до зари не отвлекать!

— Дык, вторые полусутки пошли. С четвертью. Стряпуха Магрит сказала, как вы тута впотьмах симулируете… э… семетируете и… — Тот так и не решился войти в покои брата королевы и заметался в светлом дверном проеме неясной тенью.

— Болван, — незло проворчал, поднимаясь с кресла, Уль Тебес Болонский. — Так обозвать высокое искусство провидения! И зачем только я тебя, барана бестолкового, от немоты излечил — в самую бы пору к твоим некчемным мозгам пришлась пара рогов, и продолжал бы себе на лужку блеять…

— Ой, пощадите, Ваше Велич… — сбился в титуловании молодой перепуганный лакей. — То есть Высочество… Ой!.. Ваше-наше Преподобие… — И уже в голос запричитал: — Месси-и-ир!

— Ладно, не скули. Пошел вон. — Вице король повернулся к стрельчатому окну, и последний закатный луч озарил его некрасивое, но величественное лицо, ярко вспыхнув алым на единственной белоснежной пряди длинных черных волос.

* * *

Ноздреватый февральский снег казался побитым шрапнелью, и с высоты сторожевой башни далеко за городской стеной в прозрачной дали стали видны уже чернеющие проталинами поля — ночь, хоть и выдалась ясной, была по-зимнему стылой и ветреной.

— Где стая? — голос был властен.

И чуть задремавший на ступеньке арсенальной башни юный рейтер от неожиданности чуть не выронил служившее ему опорой копье, но тут же вскочил, встряхнулся и воскликнул:

— Полнолуние, мой Повелитель! Ведь сегодня полнолуние. — Однако опомнился, подтянулся, чтобы бодро и бесстрашно ответствовать королю. — Сир, наш старинный закон допускает, чтобы…

— Закон допускает то, что позволю я. Это вам не времена короля Лорина! Казнить бы тебя за дерзость, щенок! — Мессир Тебес почувствовал мимолетную досаду от того, что позволил себе разозлиться, потерять выдержку перед каким-то там солдатом. — Все эти ваши игры с гоном... Не вовремя, — закончил он почти мирно. — Давай сигнал. Я призываю «Черных» в замок. И немедленно.

Покорно склонивший колено страж коротко зыркнул на владыку злым желтым глазом. Но тот сделал вид, что не заметил, а вот настроение у него отчего-то резко улучшилось, впору засвистеть бы, как мальчишке.

«Странно, — подумалось узурпатору. — Даже как-то неохота всю эту охоту на вдруг обнаружившегося претендента на престол начинать, поднадоело, право слово! И мысли какие-то дурацкие, лета хочется, черешни… — И повторяя про себя: — И пехоте на охоту неохота отчего-то, но доходы от похода ожидаемо охотны…» — он с улыбкой, почему-то резко изменившей его строгую личину, поплотнее завернулся в мантию и потерся щекой о высокий меховой ворот.

* * *

У многих королей, как и у простых смертных, есть слабости, тайные страсти и пороки; и тайные же покои, в коих этим греховным ли, научным ли… э… досугам, окромя дел власти и войны, предаваться… Так вот, следовательно, и у младшего сына Великого герцога Болоньи — после смерти оного в постели куртизанки, — признанного советом Сеньории бастардом, лишенного трона на родине и бежавшего в реальм, где сестрица его сводная замужем за нашим королем проживала, такое свое «гнездо» имелось.

… Эх, видно, история эта не для короткого рассказа — кабы не запутаться!..

Короче говоря, у Гульермо, с годами, по смерти его зятя короля и таинственного, необъяснимого исчезновения племянника (юного принца Бастиана), хоть и ставшего полновластным правителем, развилась какая-то болезненная подозрительность и тяга к уединению. Места же для своего ночного бдения Черный Скопец выбирал престранные!

* * *

Ожидая возращения особого отряда, посланного на захват очередного самозванца, правитель отправился в свое потайное место — убежище. И было оно ох какое странное: заброшенный водовод в самой дальней части переходящего в лес парка, когда-то служивший для подачи воды из нижнего озера к фонтанам и к уже лет двести как разрушенным шутихам и каскадам.

— Восемьсот шесть, — прошептал с придыханием Тебес, считая вслух ступени, и остановился, чтобы унять стучащую в висках кровь. После чего потрогал заросшую мхом, но все еще сочащуюся влагой стенку заброшенной шахты, чтобы нащупать в небольшой незаметной нише — рычаг в форме птичьего когтя. Странно, но в отличие от стен, за такой срок тот не покрылся ни грязью, ни зеленым налетом окисла, ни патиной, или даже просто слизью от постоянно текущей воды.

Была ли эта древняя игрушка шедевром неизвестного зодчего, или действительно жили в наших краях любившие пошутить неведомые гении или маги, но пронзающая весь дворцовый холм подземная «колонна» имела странные, неприсущие нашему миру свойства. Например, поговаривали, что, зная ее секрет, можно было двигаться не только вниз, но и вверх! Это, конечно, если правильно повернуть на нужной, вмурованной в стену ступеньке! А то и вовсе случалось оказаться далеко за пределами дворцового парка, или совсем уж в другом времени… Страшное, короче, место, даже жуткое! Иногда над этим полуразрушенным и заросшим диким красным виноградом павильоном шел дождь, когда во всем королевстве стояло вёдро, а то, случалось, вдруг среди зноя задувало леденящим Бореем и все цветущие в округе липы вмиг покрывало невесть откуда взявшимся снегом…

Звуки земли стихли, отлетели. Будто колпаком накрыло молчание. И вода стремилась каплями вверх и исчезала. В небе ли… Или в другом мире? Непонятно.

Спуск, занявший у властителя более часа, вымотал его совершенно, да и так нервы были натянуты, как веревка висельника. А ведь ему ох как нужно было спокойствие: одна ошибка — и снова… Нет! Об этом нельзя даже думать! Сколько сил, столько лет поисков, горьких минут бессилия и отчаяния; а еще это вечное притворство, личина безразличия, за которой — стылый страх и черная боль, как те следы от полозьев санок… И тихий детский плач. А за спиной — похожий на уханье дровосека полулай запаленного дыхания уже вот-вот настигающей их волчьей стаи…