Тайны Древнейшего и Благороднейшего (джен)

Автомобиль остановился, и полисмен через зеркало улыбнулся:

— Приехали. Сейчас я достану телефон, ты уж не стреляй, раз уж теперь у тебя настоящий пистолет в руках.

Гарри лишь вздохнул.

Пока тот кому-то звонил и просил посмотреть имена ведущих офицеров по «висяку столетней давности», Гарри успел мысленно разбить себе голову о стойку машины на манер домовиков. Аврором он себя возомнил, на опытного офицера замахнулся, а то, что матёрый полицейский в два счёта разгадает все его хитроумные замыслы да ещё и рассказать много лишнего заставит, даже не предположил. Конфундусом дело уже точно бы не ограничилось, а применять Империо было страшно: после войны наказания за непростительные ещё ужесточили. И пусть Гарри и был Мальчиком-Который-Выжил, применение третьего непростительного ему бы никто не стал спускать с рук.

— Ну что, кое-что мне рассказали, остальное я и сам помню — громкое дело ж было. А ну-ка, серийный убийца несколько лет на свободе гулял! — вдруг заговорил офицер, поворачиваясь вполоборота к Гарри.

Рассказ не изобиловал подробностями убийств, которых Гарри внутренне страшился. Зато прояснил, почему убийцу не поймали. Оказалось, что когда криминалисты с аналитиками сумели сузить область поиска (Гарри с содроганием понял, что площадь Гриммо находится точно в центре названной области), опираясь на какие-то микрочастицы грунта и следы пыльцы на жертвах, и даже дата облавы была назначена, ведущий детектив по делу умер при загадочных обстоятельствах, а все материалы и улики испарились из запертых кабинетов и сейфов.

Для Гарри было вполне очевидно, как это удалось провернуть убийце, Скотланд-Ярд же так и не сумел понять механизм действий преступника и отыскать следы.

— Райли был хорошим детективом. Но дело ему попалось сложное. Больше недели он на убийц не тратил — всегда находил что-то, что однозначно приводило к аресту. А тут — два года работы — и лишь догадки. Я его хорошо помню. После академии стажировался в его участке. Мы медкомиссию как раз прошли, Райли был здоров как бык. И вдруг — умер. Причём никто так и не смог сказать, отчего. Просто перестал жить. Непонятно, конечно, но мы бы вряд ли что заподозрили, если бы все материалы не исчезли той же ночью. Однако, несмотря на то, что в расследовании принимали участия все полицейские города, на след нам так и не удалось выйти. Потом дело передали О`Доноли — молодому, но многообещающему парню. Я его лично не знал. Но, как видишь, ему тоже не удалось ничего выяснить. Ход расследования он восстановил, разумеется, но большая часть улик была безвозвратно утрачена. Он, помнится, даже на живца маньяка ловить пытался — вопреки всем протоколам и правилам, была у него в отделении сержант, уже не вспомню имя, как раз во вкусе убийцы — рыжая, с зелёными глазами, мелкая и хрупкая. Так он её все ночи напролёт гонял под прикрытием двух офицеров по тёмным переулкам в зоне комфорта нашего маньяка. Три месяца — ничего. Начальство уже само готово было убивать О`Доноли, пришлось тому отступить. А сержант исчезла через три дня. Тело так и не нашли. Но из наших никто не сомневался, что маньяк так намекнул, что не дурак. О`Доноли перевели куда-то в глушь, и больше мой источник о нём не слышал.

Шокированный услышанным Гарри медленно переваривал новую информацию.

— А особые приметы у сержанта были? — хрипло спросил он.

— Ага, были, — пристально взглянув на отражение Поттера в зеркале, кивнул офицер. — Родинка на губой. Вроде справа.

Гарри сглотнул. Сорок третья.

* * *

Пока Гарри пытался всё осознать, коп времени даром не терял, успев вытянуть сведения об истинном количестве жертв. Присвистнув, он стал уговаривать Гарри не отказываться от помощи профессионала, рассказывал о всяких сложностях, что подстерегают на пути нелегальных расследований, уверял, что раз преступник мёртв, Гарри нет никакого смысла отказываться от его помощи — он же никого не подставляет.

Возможно, он и уступил бы, просто не сумев устоять перед напором, но последний аргумент стал решающим. Медленно покачав головой, Гарри извинительно улыбнулся и поднял палочку.

— Обливиэйт!

Девушки уже мертвы, причём давно. Если их тела не были до сих пор обнаружены, то теперь и подавно не будут. Он, Гарри, ничем не может облегчить семьям жертв жизнь, просто не обладает нужной им информацией. А вот имя Сириуса будет навечно втоптано в грязь.

Для того, чтобы этого избежать, Гарри готов был почти на всё.

Замотавшись в мантию-невидимку, Гарри выбрался из машины и аппарировал домой. Ему было практически физически плохо от правды. Голова кружилась, тошнило, ноги подгибались. Гарри рухнул на диван в гостиной, вцепился в волосы и тихонько завыл.

Его идеалы никогда не были особо крепкими. Стоило ему в кого-то поверить — и всё рушилось.

Так было в начальной школе с мисс Саммерс — добрая учительница помогла Гарри, обработав его ссадины, Гарри сразу же проникся к ней симпатией, но мисс Саммерс проработала у них всего пару месяцев, а потом, даже не попрощавшись, исчезла.

Потом была миссис Певер, привечавшая Гарри с первого сентября целых две недели. Пока об этом не узнала тётя Петунья. Что она сказала миссис Певер, Гарри так и не выяснил, но поведение учительницы изменилось на прямо противоположное. Она даже не спросила самого Гарри ни о чём — безоговорочно поверила, что он ненормальный.

Затем была МакГонагалл — уважаемый декан, которая отмахнулась от проблем первокурсников, вынудив упрямых детей самостоятельно разбираться с проблемами защиты философского камня.

Затем было первое разочарование в миссис Уизли. Гарри до сих пор очень любил маму Рона, но тогда, на каникулах перед вторым курсом, ему было крайне неприятно узнать, что чужая по сути женщина распоряжается его деньгами и решает, что Гарри нужно, а что нет. Он, конечно же, ни слова не сказал, но весь второй курс был вынужден довольствоваться расползающимся от старости нижним бельём Дадли. А всё потому, что миссис Уизли не удосужилась спросить, что Гарри действительно нужно купить к школе.

Затем был Люпин. О, это было серьёзным разочарованием. Гарри до сих пор не понимал, как человек, который так много говорил о любви к Джеймсу и Лили, мог ни разу за двенадцать лет даже не поинтересоваться судьбой их сына.

Разочарование в Роне стало вполне закономерным — Гарри отлично знал натуру лучшего друга, — но от этого не менее обидным.

А на пятом курсе он разочаровался в том образе родителей, что так старательно культивировали в нём все знакомые маги — после того, как влез в Омут памяти Снейпа. Ненавидеть Снейпа меньше Гарри не стал, но отношение к отцу, который вёл себя ещё хуже Дадли, изменилось не в лучшую сторону.

И наконец на шестом курсе Гарри разочаровался в Дамблдоре. Сначала он готов был сам убить директора за то, что тот не уберёг Сириуса, винил себя в смерти крёстного, страдал и много плакал…

А теперь он разочаровался, кажется, вообще во всём.

Гарри раскачивался на диване, не имея сил на то, чтобы оборвать ужасные рассуждения. А те, словно поняв, что могут безнаказанно издеваться над хозяином, становились всё ужаснее и ужаснее.

Гарри уже казалось, что Сириус действовал не один. Убийства начались во время каникул, но затем Сириус вошёл во вкус. Исчезновения раз в месяц Люпина соседи по комнате заметили почти сразу, правда, им потребовалось время на то, чтобы узнать истинные причины. Сириус же сбегал не раз в месяц, а без чёткого расписания, друзья не могли не насторожиться.

«Мы всё делали вместе. Мародёры практически не расставались», — именно так ответил Сириус, со смехом рассказывая, почему сначала был против того, чтобы Джеймс встречался с Лили.

«Но что если дело было в другом?»

Могли ли Мародёры вместе покидать Хогвартс в семьдесят седьмом году? Могла ли любовь Джеймса Поттера к Лили Эванс стать продолжением той страсти, что послужила заполнением фотоальбома и шкатулки?

Слёзы брызнули из глаз, но Гарри этого даже не заметил.

Он не мог больше находить оправдания для крестного. Слишком многое он выяснил в ходе своего расследования. Слишком много улик накопилось. Да и что он вообще знал о Сириусе Блэке, кроме сакрального «я был лучшим другом твоего отца»? А о других людях? О друзьях, в конце концов? Мог ли Гарри с полной уверенностью сказать, что тот же Рон ни в чём не замешан? Как и Мародёры, они с Роном семь лет были лучшими друзьями, но что он в действительности знал о своём лучшем друге? Что тот любит поесть и болеет за «Пушки Педдл»? Был ли он готов к тому, что Рон бросит их с Гермионой в лесу? Нет, не был, и это при том, что после четвёртого курса и Турнира Трёх Волшебников уже не понаслышке знал, что лучший друг способен отвернуться и предать доверие.

Так что же говорить о взрослом мужчине, с которым они даже толком не были знакомы?!

И всё же Гарри не мог допустить, чтобы вся эта грязь всплыла. Просто не мог и всё тут. Пусть Сириус не был таким, как он считал, пусть даже не был хорошим человеком, Гарри всего этого не знал и любил крёстного. И ради этой любви он сохранит совсем недавно обелённое имя Сириуса Блэка незапятнанным.

Нервно хихикая, Гарри думал о том, что Сириус отсидел в Азкабане двенадцать лет за убийство двенадцати магглов, в то время, как должен был сидеть за пятьдесят умерщвлённых девушек. Какая ирония…

Просмотрев в последний раз альбом, он стал доставать снимки и бросать их в камин. Сначала те, где о жертвах было что-то известно. Стефани Грин — а следом в пламя отправился кулон с порванной цепочкой. Эвелина Хант — и в огонь отправилось кольцо со следами крови. Эшли Филиппс — и заколка-бабочка оплавляется в камине. Безымянная сержант, которая погибла из-за того, что О`Доноли не терпелось схватить преступника.

Он всё бросал и бросал снимки в огонь. Глаза за стёклами очков покраснели от слёз и едкого дыма от сгорающих фотографий, но Гарри было наплевать. Нужно было избавиться от всего, что могло опорочить имя Сириуса. Сжечь дотла все доказательства, что крёстный — весёлый и так и не повзрослевший, обожающий розыгрыши и так забавно машущий хвостом при встречах — был серийным убийцей.

Тридцать девятая жертва улыбалась чуть грустно — Гарри вспомнил, что видел её снимок в какой-то из последних просмотренных газет, не лондонских. Этот снимок полетел вслед за остальными. Гарри смотрел, как изображение обугливается сначала по краям, затем огонь добирается до лица и жадно пожирает красоту, оставляя после себя лишь уродливые скрюченные фигурки из пепла. Которые осыпаются под весом новой брошенной в огонь фотографии.

Гарри чувствовал себя таким же пеплом. Его вера в людей была сожжена дотла, а её остатки разлетались прахом под давлением улик виновности.

Последний снимок был сожжён. Гарри оценивающе посмотрел на толстый кожаный переплет альбома и решительным движением разорвал его пополам — так огню будет проще справиться с новой порцией пищи. На колени спланировал спрятанный за обложкой снимок.

С фотографии на него смотрела лукаво улыбающаяся восемнадцатилетняя рыжая и зеленоглазая девушка…