Тайны Древнейшего и Благороднейшего (джен)

Первый день осени выдался волнительным. Гарри с Роном отложили на потом все дела, что касались Хогвартса, и теперь суетливо носились по Норе, сталкиваясь и мешая друг другу, пытаясь всё успеть в последнюю минуту. Джинни заглянула в их комнату, но даже не предложила помочь, так что к десяти утра галстуки всё ещё не были найдены, да и мантии представляли собой жалкое зрелище.

Сразу после победы Гарри не нашёл в себе сил уйти. Снились кошмары; год жизни в палатке заставлял тянуться к семье и дому, тем более что Уизли всегда были ему рады. А дом на Гриммо так и стоял закрытым, сложно было решиться отказаться от тепла и уйти в неприветливый пустой дом, да ещё и миссис Уизли начинала судорожно рыдать каждый раз, когда он заводил об этом речь. Молли было жалко, не хотелось её расстраивать, так что никто из детей Уизли Нору так и не покинул, и Гарри тоже остался… Но начало нового учебного года всё меняло.

Миссис Уизли ещё три дня назад закрылась в своей комнате, и все обитатели Норы слышали её приглушённые рыдания. Она никого не просила остаться, но и так было понятно, что после гибели Фреда ей больно даже от мысли, что её дети покинут дом.

— Гарри, Рон, шевелитесь! — недовольным тоном поторопила Джинни. — Я не собираюсь из-за вас опаздывать на Хогвартс-экспресс!

— Лучше бы помогла, — буркнул Рон, в десятый раз перевязывая галстук, который так и норовил затянуться на шее неопрятным узлом.

— Мы почти готовы, — примирительно улыбнулся Гарри.

Наконец, за десять минут до отправления поезда, они закончили сборы и, крикнув слова прощания через закрытые двери спальни миссис Уизли, аппарировали на платформу.

— Интересно, а я ещё староста? — вдруг спросил Рон.

Гарри пожал плечами, зато ответил мимо проходящий незнакомый ученик:

— Нет, конечно. Какой прок со старосты, что не явился в школу?

Рон побагровел, но пока нашёлся с ответом, объяснять что-либо уже было некому.

Джинни пробормотала что-то о желании найти сокурсников и растворилась в толпе.

— Пойдём сядем, — потянул друга за рукав Гарри.

Поезд тронулся; полчаса Гарри с Роном болтали обо всём на свете, однако то, что к ним в купе никто даже не пытался заглянуть, настораживало.

— Поищем знакомых? — предложил Рон, вставая. — Наверное, никто не знает, что мы в поезде.

Но Гарри отрицательно покачал головой — желания общаться с кем-то, кроме Рона, у него не было.

— Я останусь.

Рон пожал плечами и всё же вышел, а он отвернулся к окну и принялся созерцать пейзаж.

Со дня Битвы за Хогвартс у Гарри не было возможности нормально отдохнуть, побыть наедине со своими мыслями. Сначала его рвали на куски желающие лично засвидетельствовать благодарность за уничтожение Тёмного Лорда, потом были суды, где его показания часто играли решающую роль, затем нужно было восстанавливать школу… Да и жизнь в Норе не располагала к уединению. И это уже не говоря о том, что он страшился одиночества и мыслей, которое то принесёт с собой.

Рон не отходил от него ни на шаг. Гермиона сначала тоже, но у неё хотя бы были дела, на время которых она оставляла друзей в покое. Когда Гермиона уехала в Австралию разыскивать родителей, они с Роном вздохнули с облегчением. Через пару дней, конечно, заскучали, но… Сейчас Гарри был скорее рад, что подруга предпочла экстерном сдать экзамены за седьмой курс, потому что контроля и поучений ему хватило на всю оставшуюся жизнь, пора была научиться быть самостоятельным.

Поезд стучал колёсами, Рон не возвращался, в дверь никто не ломился, Гарри буквально физически ощущал, как напряжение отпускает.

Вместе с Роном они пытались распланировать будущее, однако дальше «закончить Хогвартс и поступить в Аврорат» дело не шло. Было понятно, что нужно будет где-то жить, что-то есть, но при всём своём шахматном гении в планировании Рон был абсолютно бесполезен. Гарри пока не готов был признать это вслух, но ему хотелось к окончанию Хогвартса привести в порядок дом на Гриммо и не ждать годы, а… сделать предложение Джинни.

Встрепенувшись, словно кто-то мог подслушать его сокровенные мысли в совершенно пустом купе, Гарри со смешком покачал головой и снова уставился в окно.

Рон уже обещал Джорджу и матери, что параллельно с учёбой на седьмом курсе будет помогать в магазине близнецов, а Гермиона только устроилась в Отдел регулирования магических популяций, и свободного времени у неё практически не было — ей ведь ещё и отношения с родителями нужно было восстанавливать. Как-то неожиданно Гарри оказался предоставлен сам себе, но это не пугало, хотя и было непривычным, напротив! Гарри уже предвкушал, как будет реализовывать появившуюся возможность никого не посвящать в свои дела, и сохранить всю подготовку сюрприза в тайне!

* * *

Первого сентября Гарри с Роном и Дином Томасом, тоже пропустившим прошлый год, переночевали в гриффиндорской башне, но это было совсем не то, что прежде, и уже второго числа, получив задания от всех профессоров, покинули Хогвартс.

— Увидимся в октябре, — махнул на прощание Дин и аппарировал.

— В Нору? — уточнил Рон.

— Нет, я в Гринготтс, давно надо зайти...

— У-у-у… — передёрнул плечами Рон. — Удачи, дружище. А я домой, переоденусь и в магазин пойду.

— Привет Джорджу, — ободряюще улыбнулся Гарри и аппарировал в Косой переулок.

В Гринготтс идти было боязно. Письмо от гоблинов, о котором Гарри никому не сказал, не содержало угроз, лишь настойчивое приглашение на разговор, однако после устроенного ими скандального проникновения ожидать можно было всякого.

К счастью, худшие опасения не оправдались, и гоблины даже не попытались предъявить счёт за разрушенный операционный зал и украденного дракона, вручив на подпись кучу документов: совершеннолетний Гарри Джеймс Поттер стал полноценным членом сообщества магов.

Покинув банк, Гарри направился было в сторону магазина Джорджа, но остановился тотчас же, вспомнив о намерении подготовить сюрприз, и аппарировал в дом на площади Гриммо.

За всё время, что уже прошло после победы, он так и не набрался решимости прийти сюда. Конечно, они с Роном и Гермионой посещали дом Сириуса, чтобы установить новые охранные чары, но сам Гарри предпочитал жить в Норе — так было проще. Однако дальше так продолжаться не могло, он столько лет мечтал об этом, и вот наконец-то стал достаточно взрослым и самостоятельным волшебником, мужчиной, и ему нужен был свой дом.

Подставка для зонтов в виде лапы тролля как всегда попала под ногу, хотя Гарри прекрасно помнил о ней и старался не зацепить. С трудом сохранив равновесие, он пообещал себе избавиться от неё в первую очередь и прошёл в гостиную. Воспоминания налетели подобно стае дементоров, окружили, стократно усиливая боль утраты крёстного и сожаления о несбывшихся мечтах, но Гарри решительно помотал головой и отбросил эмоции в сторону. Это его дом, Сириус не хотел бы, чтобы он грустил.

Мазнув взглядом по молчаливому портрету Вальбурги Блэк (в прошлый визит она так достала своими воплями, что Гарри с Роном и Гермионой совместно закляли полотно на немоту), Гарри снял мантию, засучил рукава и приступил к разбору вещей.

Вначале дело казалось простым: что сложного в том, чтобы собрать ненужное, да и выбросить? На деле же пришлось перебирать каждую вещь, определяя её нужность, ведь ту же сахарницу выбрасывать — глупо, а среди ненужных пергаментов может встретиться письмо отцу или даже ему, Гарри. Два часа спустя он почувствовал, что ужасно устал, и, чтобы развеяться и отдохнуть, в том числе, морально, поднялся на третий этаж — в комнату Сириуса.

Медленно переставляя ноги с одной ступени на другую, Гарри думал о том, что наконец-то перестал чувствовать только боль при воспоминаниях о крёстном. Его нелепая смерть до сих пор заставляла грустить и испытывать уколы вины, но оглушающая скорбь наконец-то переродилась в тихую грусть по безвременно ушедшему близкому человеку. Было ли дело в пресловутом времени, что, как принято считать, лечит, или же за последний год Гарри пришлось столкнуться со слишком большим числом трагедий, на фоне которых его собственная покрылась патиной, но теперь в памяти всплывали улыбка и смеющиеся глаза, а не растерянность падающего в Арку Смерти человека.

Чуть помедлив перед дверью, Гарри толкнул створку, готовясь погрузиться в мир воспоминаний… не вышло.

Перед пятым курсом яркие плакаты на стенах казались забавными, как и сам факт того, что наследник Блэков устроил подростковый бунт, сейчас же Гарри осознавал их неуместность. И дело было даже не в том, что Древнейшее и Благороднейшее семейство и маггловские голые девушки из «Пентхауса» отвратительно сочетались, просто теперь Гарри повзрослел… чего так и не случилось с крёстным.

Некоторое время он стоял в дверном проходе, вспоминая хохот Сириуса, его рассказы о школьных проделках или забавных моментах из доазкабановского периода, а потом всё-таки переступил порог и принялся снимать плакаты со стен — контрчары против заклятия вечного приклеивания он узнал от самого Бродяги тем же счастливым летом перед пятым курсом, и теперь без труда осуществлял давнюю мечту родителей Сириуса: избавлял дом Древнейшего и Благороднейшего от маггловской пакости.

Яркие полотна застилали весь пол, пыль плотной пеленой покрывала все поверхности, руки и лицо Гарри стали серыми, и тогда за очередным портретом «Киска Январь-1977» обнаружился незатейливый тайник. Что Гарри ожидал там найти, он и сам не знал, но сердце забилось быстрее, а ладони вспотели от волнения.

Гарри вытащил резной ларец из ниши и водрузил на кровать. Размером с обувную коробку, покрытая лаком шкатулка была довольно увесистой. Он распахнул крышку и… На красном бархате лежали вперемешку явно старинные дорогие серьги и аляписто-яркие пластмассовые браслеты, в шелковом шейном платке оказалась засаленная игральная карта, а в простеньком колечке застряло крыло заколки в виде бабочки… Гарри недоумевающе нахмурился, не понимая, по какому принципу Сириус собирал эти вещи. А то, что принцип должен быть, Гарри не сомневался, ведь случайный хлам не прячут в тайник. Однако, сколько он ни смотрел, сколько ни перебирал предметы, постичь логику крёстного не смог.

Часы на первом этаже пробили семь раз, и он встрепенулся: Рон наверняка уже волнуется! Гарри быстро сгрёб в кучу сорванные со стен плакаты, уменьшил их и сунул в карман, чтобы выбросить по дороге в обычную урну. Ларец же не тронул: пусть он и не понимал смысла, эти вещи были дороги Сириусу, и потому выбросить их рука не поднималась.

* * *

За три недели сентября Гарри понял, как сильно ошибался, когда самоуверенно считал, что с легкостью сумеет обойтись без лекций профессоров Хогвартса, или что победа над Волдемортом даёт ему преимущества перед другими учениками. Он привык, что Гермиона всегда рядом, что они с Роном всегда (иногда даже против собственного желания!) получают своевременное напоминание, подсказку, помощь, совет, а то и профилактическую трёпку, что теперь только и мог, что растерянно смотреть на присланный директором МакГонагалл список вопросов и заданий для промежуточной аттестации. Рона, что характерно, предстоящий позор ничуть не волновал. С одной стороны Гарри понимал его, друг остался один на один с кучей проблем: впавшим в депрессию Джорджем, которому было на всё наплевать, горюющей матерью, что отказывалась выпускать его из зоны видимости, нехваткой средств… Но с другой, Гарри хотелось встряхнуть Рона посильнее и напомнить, что жизнь вовсе не закончена, напротив, только началась, и для того, чтобы жизнь сложилась успешно, нужно как минимум закончить Хогвартс… Вот только у Рона в одно ухо влетало, а из другого тут же вылетало. А Гермионы, единственной, кого Рон готов был послушать, рядом не было: мисс Грейнджер дневала и ночевала в своём Отделе регулирования магических популяций и с друзьями встретиться не имела никакой возможности. С августа месяца их общение происходило по одному сценарию: Гарри или Рон писали и приглашали встретиться или даже вылавливали её в Министерстве, но Гермиона письменно или устно отвечала одно и то же: «У вас всё хорошо? Тогда потом поговорим, я занята».

Вздохнув, Гарри отложил письмо директора и вернулся к делам. Кухня уже приобрела нормальный вид, как и спальня, и Гарри решил заняться подвалом, освободив там место под те вещи, которые вроде как и не нужны, но останутся в доме.

Первый визит на нижний уровень дома поразил его. Раньше заходить дальше винного погреба ему не доводилось: единственный раз, когда он попытался углубиться в подвал, миссис Уизли перехватила его и отчитала, строго-настрого приказав даже не думать ходить в одиночку. Но теперь дом принадлежал ему, и запрещать было некому. Впрочем, Гарри прекрасно понимал, что осторожность лишней не будет — всё же дом Блэков не одно поколение служил обителью тёмных магов, — нарваться на проклятую вещь или ловушку ничего не стоило.

Пропустив дверь в винный погреб, Гарри засветил Люмос и принялся обследовать коридор. Три двери привели его в пыльные комнаты с каким-то древним хламом, четвёртая — в комнату с пустыми стеллажами, пятая неожиданно раскрыла проход к камерам… А вот за шестой оказалось нечто интересное. Десятки аккуратно расставленных вдоль стен коробок сразу завладели любопытством Гарри. Он заглянул в пару ближайших — столовое серебро и колдографии. Вилки остались стоять нетронутыми, а вот коробку с колдографиями Гарри тут же схватил и понёс в гостиную — чистокровные семьи частенько устраивали приёмы, если верить рассказам Сириуса, куда приглашалось множество людей, и на снимках Блэков почти наверняка можно было найти Джеймса Поттера… или кого-то из родных друзей — тот же Невилл наверняка будет счастлив получить снимки отца.

Время и пространство исчезли. Гарри уселся по-турецки на пол у дивана и принялся по одной доставать и рассматривать карточки. Он не знал этих людей, более того, многих из них давно не было в живых, но ему было приятно чувствовать себя частью бала, вечеринки или пикника в саду, казалось, что люди на снимках — становятся ближе и оживают от его внимания…

Рыжеволосая девушка никого не напоминала и стояла неподвижно, глядя куда-то в сторону, так что Гарри даже не сразу понял, что снимок — маггловский. Однако когда попалось второе фото, тоже с рыжей девушкой, в душе что-то шевельнулось.

Гарри снял очки, протёр стёкла, снова надел и принялся искать первый снимок в куче уже просмотренных колдографий. Обнаружился тот довольно быстро и при сравнении со вторым подтвердил первоначальную мысль: девушки хоть и были разными, типаж совпадал полностью. Потратив некоторое время на рассматривание, Гарри пожал плечами, так и не придумав никакого предосудительного объяснения двум маггловским снимкам в коллекции чистокровных волшебников, и продолжил просмотр.

Очередная стопка, вытащенная из коробки, открыла кожаную обложку альбома. Гарри встрепенулся, извлек альбом, отряхнул от пыли и раскрыл, предвкушая новую порцию истории. Однако эти снимки отличались от прочей коллекции. Больше всего это было похоже на портфолио: на каждой странице было одно фото, рыжие девушки застывали в картинной позе, глядя то в объектив, то в сторону. Гарри перелистнул несколько страниц, вернулся в начало…

Девушки были разными, это не вызывало сомнений, и всё же у них всех было общее. Типаж. Рыжие волосы, зелёные глаза, молодой возраст — примерно от восемнадцати до двадцати пяти лет, и картинность позы. Девушки явно знали, что их снимают, и старались показать себя в наиболее выгодном ракурсе. Только взгляд у всех был совершенно отсутствующим.

Гарри задумчиво рассматривал незнакомок, теряясь в догадках, откуда у Блэков мог взяться этот альбом. Может, Сириус, как и Колин Криви, увлекался фотографией? Досадливо поморщившись, в очередной раз наткнувшись на тупик в рассуждениях о крёстном, которого так и не успел толком узнать, Гарри вдруг понял, что все эти девушки очень похожи на его маму. Это показалось странным. Не могла же Лили Эванс нравиться Сириусу в этом плане?

Несколько минут он задумчиво смотрел перед собой, обдумывая пришедшую в голову мысль, но в конце концов отбросил её, как несостоятельную. Если бы крёстному нравилась его мама, он бы наверняка сказал. А альбом… Да мало ли может быть объяснений!

Подписи под фотографиями сначала не заинтересовали Гарри, но когда он понял, то снимки маггловские — как и те два, что уже были извлечены из коробки, — решил доказать самому себе, что причиной собирания фото и хранения альбома стала вовсе не тайная влюблённость Сириуса, и вчитался в аккуратные строки, написанные каллиграфическим почерком.

Определить, принадлежит ли почерк Сириусу, Гарри не мог. Слишком недолго они общались, чтобы он успел изучить его почерк. Несколько записок, написанных на бегу, да пара писем, нацарапанных на оборотной стороне писем самого Гарри — отвыкший от пера за годы Азкабана Сириус писал, как гиппогриф лапой.

Гарри перебрался на диван, оставив наполовину разобранную коробку в стороне, и принялся читать.

Рост, вес, объёмы талии и бёдер, размер груди, привычки и вкусы в еде… А в самом низу страницы — предпочтения в сексе.

Гарри залился румянцем по самые уши, шокированно глядя на строчку «нравится, когда грубо берут сзади, одновременно хватая за волосы». Подняв взгляд чуть выше по странице, глядя на невинную улыбку девушки на фото, он не мог поверить, что вот этой нимфе действительно нравилось, когда её грубо берут сзади.

Поспешно перелистнув страницу, он вчитался в другое описание и покраснел ещё сильнее: «предпочитает секс в общественных местах, по собственной инициативе сделала минет прямо во время ужина в ресторане».

Выросшему в семье затянутых в корсет приличий Дурслей Гарри подобное даже в мокрых снах не снилось. Мысль сама собой скользнула на Джинни, и Гарри бросило в жар: представить, чтобы его малышка Джинни… Ох!

Листая страницы, читая шокирующие описания, Гарри забыл обо всё на свете. Пока примерно в середине альбома не наткнулся на сделанную явно впопыхах приписку. Под строкой «обожает позу «наездницы», кончает с криками» другими чернилами на полях было написано: «Джеймсу бы понравилось».

Сомнений не оставалось — этот альбом принадлежал Сириусу.

Но это означало, что до двадцати одного года, когда крёстный оказался в Азкабане, он успел переспать — Гарри быстро пролистал страницы — с пятью десятками женщин, как две капли воды похожих на Лили Эванс. А Джеймс Поттер… участвовал ли он в этом?..

В памяти всплыли слова Сириуса о том, что Лили долгое время отказывала Джеймсу, не отвечая на его ухаживания, что тот пару раз попытался встречаться с другими девушками, чтобы заставить Лили ревновать. Могли ли быть такое, что Джеймс стал искать удовлетворение в мире доступных маггловских девушек?

Даже думать об этом было неприятно. Сам Гарри не мог и представить, как, будучи влюблённым в Джинни, желая на ней жениться, создать с ней семью, он мог бы переспать в какой-то маггловской девчонкой… Затем вспомнилась та официантка, с которой он познакомился перед шестым курсом, и он снова покраснел. Дальше поцелуев с Джинни они так и не зашли, а хотелось, если быть откровенным, много большего.

Решительно захлопнув альбом, Гарри сложил все снимки обратно в коробку и понёс ту в подвал на прежнее место. Он не знал, как жили его родители и крёстный в молодости, но вытаскивать на свет грязное бельё не желал. Хотелось поделиться удивлением с друзьями, но Гарри поспешно отбросил эту мысль: втаптывать репутацию Сириуса в грязь не хотелось. К тому же Рон занят, а Гермиона вообще девушка — ещё не хватало обсуждать с подругой сексуальные подвиги крёстного. И это уже не говоря о том, что это напрямую касается его семьи — родителей и крёстного. Эту тайну он сохранит в секрете даже от Рона с Гермионой. Это слишком личное.

Вот только зачем Сириус столько лет хранил снимки?.. И кто эти девушки?

Как Гарри ни старался отвлечься, мысли об альбоме не отпускали. Растаскивая поломанную мебель, подметая, уменьшая и бросая в мусорный пакет ненужный хлам, он не переставал думать о том, что узнал о Сириусе.

Крёстный был шалопаем, с этим он не спорил, но был ли тот настолько ветреным — этого Гарри не знал. А ещё где-то в самом потаённом уголке сердца пойманной птицей билась мысль, не был ли таким же гулякой Джеймс Поттер.

Надолго Гарри всё-таки не хватило — любопытство победило. Он принялся за планомерный обыск дома на Гриммо, ища любые новые сведения о крёстном. Поисковые заклинания он уже знал — пришлось изучить, пока искали крестражи, — так что несколько тайников были обнаружены быстро. Вот только найти — полдела. Вскрыть так же легко не удалось. Отбросив в сторону веник с тряпкой, Гарри рванул на третий этаж, в библиотеку. Вновь мелькнула мысль, как кстати пришлась бы сейчас помощь Гермионы, но он помотал головой, запрещая себе даже думать об этом. Посвящать в это Рона с Гермионой он точно не собирался.

Листая взятые чуть ли не наугад книги, Гарри размышлял о том, что слишком привык полагаться на помощь Гермионы. Подруга, конечно, никогда не откажет, но они уже не школьники, а взрослые волшебники, и неспособность самостоятельно найти нужную книжку в собственной же библиотеке мягко говоря не красит победителя Волдеморта. То ли эти мысли помогли, то ли Гарри уже начал худо-бедно ориентироваться в библиотеке Древнейшего и Благороднейшего, но не прошло и часа, как нужный раздел заклинаний был найден.

Бросившись обратно в подвал, Гарри тут же стал применять одни за другими свеже изученные чары, и два из трёх тайников открылись. Внутри, к его безмерному разочарованию, не обнаружилось ничего интересного — какие-то сломанные украшения, возможно, артефакты, и откровенный мусор, вроде куклы с оторванной головой, — но так быстро сдаваться он не намеревался. Подавив порыв бросить уборку и заняться поисками тайников, Гарри снова взял в одну руку палочку, а в другую тряпку, и вернулся к своему занятию. Уборке.

И лишь полностью закончив с одной комнатой, перешёл к другой.

Дел на Гриммо было много, но Гарри не позволял себе забросить свой план на будущее ради немедленного удовлетворения любопытства, и день за днём продолжал очищать одно помещение за другим. Тайников в доме оказалось очень много. Практически в каждой комнате он находил скрытые ниши, углубления в полу, тайники в мебели, однажды даже в двери обнаружилась полость, внутри которой было спрятано письмо Мелании Блэк, датированное семнадцатым годом двадцатого века. В доме было спрятано множество сломанных украшений, и Гарри со смехом складывал те в одном из опустошённых тайников — на чёрный день: даже сдав эти находки на лом, можно было безбедно прожить пару лет.

* * *

За уборкой и обыском Гарри не забывал и о том, что было важно на самом деле. Дисциплинированно выполнял домашние задания, готовился к промежуточной аттестации без всяких напоминаний и «пилений» (чем в глубине души неимоверно гордился), и даже находил время на то, чтобы навещать Уизли.

С Роном они немного отдалились за прошедший месяц — оба были слишком заняты, но это не помешало им совместными усилиями изловить Гермиону и, как в старые добрые времена, посидеть на заднем дворе Норы, просто болтая.

Гарри скучал по Джинни, писал ей каждые три дня, радовался её письмам, но не чувствовал потребности увидеться — спокойно ждал, когда придёт время промежуточной аттестации, и они встретятся в Хогсмиде.

После встречи с друзьями Гарри долго не мог заснуть. Родные лица всколыхнули улёгшиеся было сожаления; он вспоминал годы учёбы, забавные моменты и поражения; уроки, посиделки в гостиной Гриффиндора; разговоры с Люпином, знакомство с несуразной, но такой тёплой Тонкс…

Отбросив одеяло, Гарри выбрался из кровати, окончательно смиряясь, что уснуть не удастся. Спустившись вниз, он разжёг камин в гостиной, укутался в плед и постарался сосредоточиться на приятных воспоминаниях, однако мысли то и дело возвращались на грустную волну, пока не свернули на тот самый альбом с маггловскими снимками рыжеволосых женщин. В мозгу забрезжила какая-то догадка, но, как Гарри ни пытался вытащить ту на поверхность, понимания, что именно хотело сказать подсознание, не наступило.

— Я так вообще не усну! — вслух пробурчал он и нехотя встал, направляясь в подвал.

Чтобы понять, что именно не даёт ему покоя, нужно было ещё раз просмотреть фотографии.

Альбом лежал наверху, так что пару минут спустя он уже вновь сидел перед камином. В этот раз он не читал подписи, хотя в том и не было особой необходимости — и так помнил шокирующие откровения, записанные каллиграфическим почерком. Листая страницы, рассеянно рассматривая улыбающихся со снимков девушек, Гарри думал о том, что ленивая учёба не поможет ему в будущем, и нужно заставить себя заниматься более усердно, когда взгляд зацепил то, что ранее заприметил мозг.

Сонливость как рукой сняло. Со снимка на него смотрела привычно рыжая девушка, на чьей шее блестел кулон. Гарри склонился над снимком, едва не касаясь его носом, а в следующую секунду его будто подбросило с дивана, и он кинулся в комнату Сириуса, к тому тайнику, с которого всё и началось. Швырнув альбом на кровать, он поспешно вытащил шкатулку, открыл её и замер. В ворохе мелочей он увидел то, что заставило его спину покрыться мурашками. На шёлковом шейном платке блестел он — тот самый кулон со снимка.

Гарри уставился в стену, лихорадочно размышляя.

Кулон не был дешёвкой, которую не жалко потерять. Золотой узор был украшен камнями — пусть Гарри и не разбирался в них, но даже ему было понятно, что это не стекляшки. А вот одежда девушки на фото была самой обычной, даже, пожалуй, слишком простой. Ему приходилось донашивать вещи Дадли, так что он прекрасно видел разницу между старой дорогой вещью и новой дешёвой: даже поношенные и растянутые майки Дадли нельзя было спутать с дешевой синтетикой, на которую как-то раз разорились Дурсли.

Девушка на фото, хотя и подобрала вещи, что весьма неплохо на ней смотрелись, даже на непритязательный взгляд Гарри была одета в самый дешёвый вариант дешёвой одежды. Для небогатой девушки потеря золотого кулона могла стать настоящей трагедией.

Рассмотрев кулон, Гарри заметил, что цепочка порвана. Одно Репаро мигом бы исправило ситуацию, но девушка почти наверняка была магглой… Мог ли Сириус взять у неё кулон для починки? В принципе, мог. Но почему тогда не отдал?

Гарри по привычке потёр шрам и погрузился в размышления. Найти девушку спустя столько лет возможным не представлялось, но ничего не предпринимать — это было не в его характере.

Раскрыв альбом на первой же странице, он принялся внимательно рассматривать снимки, ища подсказки. Наконец, интерес был удовлетворён: одно из фото было сделано напротив окна, и Гарри узнал место: Уондсворт.

Азарт горячей волной прокатился по телу. Хотелось немедленно бежать и узнавать, но Гарри продолжил неподвижно сидеть на постели Сириуса, рассматривая снимок. Он не знал точно, зачем собирается искать эту девушку, то ли чтобы узнать, что с ней всё в полном порядке, то ли чтобы расспросить о крёстном. Интуиция затаилась и молчала, и для Гарри это было едва ли не криком внутреннего голоса. Что-то подсказывало, что не стоит ворошить прошлое… Вот только когда это здравый смысл останавливал Мальчика-Который-Выжил-И-Ищет-Приключения?

Гарри аккуратно сложил все мелочи обратно в шкатулку и вместе с альбомом убрал в тайник. Снимок девушки на фоне Уондсворта остался одиноко лежать на пыльном покрывале.

* * *

Уснул Гарри тотчас же, как забрался под одеяло, очевидно, принятое решение успокоило его, а проснулся сразу и полным сил. Не терпелось приступить к поискам, но он заставил себя позавтракать и ещё почти час потратил на составление детального плана, продумывая легенду, объясняющую, по какой причине он озаботился поисками неизвестной девушки чуть ли не через двадцать лет после того, как был сделан её снимок. Да и в любом случае, было слишком рано для визитов.

Найти дом, через окно которого можно было увидеть именно то, что было запечатлено на снимке, оказалось сложнее, чем Гарри первоначально показалось. Маггловский Лондон постоянно менялся, как грибы после дождя возникали магазины, салоны красоты, рестораны, что до неузнаваемости меняли фасады. Прошагав с десяток миль, разглядывая дома ещё довоенной постройки, Гарри почувствовал себя настолько уставшим, что едва не аппарировал домой. Остановило его нежелание нарушать Статут — и оно же и привело в нужное место.

В Хогвартсе, несмотря на сотни подростков, было тихо. Нора располагалась на отшибе деревушки, и даже дом Дурслей стоял в тихом пригороде. Лондон оглушал.

Тихий двор, безлюдный в разгар рабочего дня, куда Гарри свернул, в надежде на передышку от шума машин и людей, оказался тем самым.

Усталость была забыта мгновенно, Гарри подобрался, как гончая, почуявшая след.

Домофон молчал. Гарри звонил во все квартиры подряд, но тщетно, хозяев отсутствовали. Не желая сдаваться, даже когда осталось всего две квартиры, он упрямо позвонил — и, о чудо! — ему ответили.

Дребезжащий старческий голос был настоящим благословением небес, ведь кто, как не скучающая бабушка, лучше всего может знать соседей? Взмолившись, что пожилая дама оказалась старожилом, Гарри поздоровался и озвучил заблаговременно придуманную легенду, представившись частным детективом, разыскивающим потерянную в младенчестве дочь умирающего богача.

Женщина ничего плохого не заподозрила и впустила Гарри в дом. Но вот помочь не смогла — всего несколько лет назад переехала к дочери с мужем, чтобы присматривать за внуками. Но, не успел Гарри расстроиться, как Мэгги Смит предложила дать номер телефона своей подруги, Аманды Степлтон, которая как раз проживала в этом самом доме в интересующий его период, а сейчас, как и Мэгги, была вынуждена сменить адрес проживания ради возможности видеться с внуками. Миссис Смит даже была настолько любезна, что позвонила Аманде и отрекомендовала Гарри в лучших выражениях.

От азарта позабыв о смущении, Гарри напросился в гости на следующий же день — миссис Степлтон жила на другом конце Англии, и, хотя Гарри и мог прибыть к ней через пять минут, объяснить это было бы весьма затруднительно, так что он усмирил нетерпение и пообещал прибыть к одиннадцати утра.

Остаток дня он посвятил трансфигурации, на радостях даже перевыполнив норму и изучив вместо одной главы, целых три.

А утром аппарировал в Хартлпул, на берег Северного моря, за двести шестьдесят миль от Лондона. Поиск нужного адреса занял как раз оставшиеся до встречи пятнадцать минут, так что Гарри прибыл без опозданий. На этом удача кончилась.

Если миссис Смит являла собой образец заботливой бабушки, миссис Степлтон была её полнейшей противоположностью. Недоверчивая старуха с недовольно поджатыми губами. Вместо приветствия она устроила Гарри полноценный допрос, а когда он с непривычки запутался в рассказе — сразу же потянулась за телефоном, готовая вызывать полицию.

Как Гарри ни хотел справиться своими силами, пришлось спешно доставать волшебную палочку из потайного кармана и накладывать Конфундус. Но даже после этого дело едва-едва сдвинулось с мёртвой точки.

Девушку с фотографии миссис Степлтон узнала, та действительно жила в том же доме, что и старуха, этажом выше. Но вот ни имени, ни нового адреса назвать не могла. И так бы Гарри и ушёл, ничего не узнав, не попроси он рассказать хоть что-нибудь о незнакомке.

— Бедная девочка, — вдруг заявила миссис Степлтон и вывалила на не ожидавшего ничего подобного Гарри несвязную на первый взгляд историю о серии исчезновений, во время которой та самая девушка и переехала. — Или её убили?.. Нет, уже не помню…

Подобравшийся было Гарри разочарованно вздохнул, стёр старухе воспоминания о своём визите и аппарировал домой. Но что-то не давало покоя. Он не мог просто взять и выбросить из головы эту незнакомку и других девушек из фотоальбома. Казалось неправильным обрывать расследование на полпути, так ничего и не узнав о Сириусе.

Напомнив себе, что после Хогвартса твёрдо решил идти в Аврорат, а значит, опыт расследований ему точно не помешает, Гарри покачал головой и, даже не заходя в дом, прямо в коридоре развернулся на сто восемьдесят градусов и вышел на улицу. Теперь его путь лежал в ближайшую библиотеку, в отдел периодики. Не зря же миссис Степлтон спустя столько лет вспомнила именно про исчезновения (или убийство) — наверняка незнакомка как-то с ними связана. Да и в любом случае, в те года подобное скандальное происшествие не могло миновать передовицу.

* * *

Ближайшей библиотекой, о которой знал Гарри, была всем известная Лондонская библиотека в Вестминстере — самая большая в мире, туда он и отправился.

Неприятности поджидали прямо при входе — с посетителя потребовали предъявить абонемент или документ, удостоверяющий личность, чтобы зарегистрировать нового читателя. Единственным документов Гарри был его знаменитый шрам-молния на лбу, поэтому он растерялся и потянулся за палочкой, мысленно прося прощение и намереваясь вновь прибегнуть к помощи Конфундуса. Но — не успел.

Запястье обхватили чьи-то стальные пальцы-тиски, а безэмоциональный голос тихо, но безапелляционно произнёс:

— Сэр, вход для волшебников расположен левее основного.

— Спасибо, — смущённо протянул он, пятясь назад.

Что подумал человек, спрашивающий документы, Гарри уже не интересовало. Быстро спустившись со ступенек, он тут же заметил невзрачную дверь левее и направился туда.

Внутри было пусто, посреди довольно узкого коридора одиноко стояли весы — точно такие же, как в Атриуме Министерства магии, так что Гарри не растерялся, положил на чашу свою палочку, получил «чек» с перечислением её характеристик, и перед ним сразу же гостеприимно открылись двери в святая святых — Лондонскую библиотеку.

На поиск информации ушло три дня. В отделе периодики было столько газет и журналов, а изучаемый период настолько неопределён, что Гарри искренне обрадовался, что всего трёх дней хватило, чтобы нащупать первую ниточку.

«Дейли Телеграф» от шестнадцатого июля семьдесят седьмого года. С первой страницы которого на Гарри смотрела она — владелица кулона со сломанной цепочкой.

Растерянно посмотрев на фото незнакомки, ради чьей истории он, собственно, и пришёл в библиотеку, Гарри убрал снимок в карман и принялся за чтение истории другой девушки из альбома.

«В четверг, четырнадцатого июля Стефани Грин в последний раз видели живой.

Пропажа девушки вызвала широкий резонанс, она стала уже шестой жертвой неизвестного злоумышленника…»

Гарри почувствовал, как волосы встали дыбом.

«Изуродованные останки Стефани были обнаружены на пустыре в Стратфорде…»

«По информации от пожелавшего остаться неизвестным сотрудника Скотланд-Ярда криминалисты не сумели обнаружить никаких следов, могущих пролить свет на произошедшее со Стефани Грин.

Сколько юных девушек должно погибнуть, прежде чем Скотланд-Ярд выйдет на след убийцы?»

Подшивки за семьдесят седьмой год лежали на столе, так что Гарри не составило труда найти статьи о предыдущих жертвах. Пять девушек… Чёрно-белые снимки не позволяли определить, какого цвета были их волосы, но Гарри это было и не нужно. Троих он узнал — их фото были в альбоме Сириуса.

* * *

Сколько он просидел, бездумно пялясь в пространство перед собой, Гарри не знал. Мысли были тягучими и вязкими, картина не складывалась. Встряхнувшись, он заставил себя прочитать статьи внимательно, и узнал о существовании такого понятия, как «трофей».

По спине снова промаршировала колонна боевых мурашек, он понял, что за коробка хранилась в тайнике спальни Сириуса, но поверить в напрашивающиеся выводы не смог.

Стефани могла быть девушкой Сириуса. Он мог взять кулон, чтобы починить порванную цепочку. Мог забрать собственный подарок после расставания, мог даже найти потерянное украшение на улице, Стефани сама могла подарить кулон… Гарри судорожно пытался придумать любые объяснения, опровергающие чудовищные подозрения, но лишь сильнее убеждался в виновности Сириуса.

Почему-то в памяти всплывали жестокие шутки Мародёров, их издевательства над Снейпом, пренебрежительное отношение последнего Блэка к магглам — хоть тот и ни за что не признал бы этого. Раньше Гарри казалось, что Сириус — большой ребёнок, импульсивный, горячий, смелый. Теперь эти качества представали в искажённом маггловской прессой свете. Сириус не умел реально оценивать собственные поступки. Сириус не видел границ между шуткой и травлей. Сириус считал магглов подходящими жертвами для розыгрышей.

Вот именно — жертвами.

Гарри содрогнулся.

Действуя больше механически, чем осознанно, он заказал копии заинтересовавших его статей и отправился в Нору. Говорить о том, что узнал, он не собирался даже под угрозой Авады, но оставаться наедине со своими мыслями и дальше больше не мог.

До промежуточной аттестации оставалось всего несколько дней, так что Рон ничего не замечал, без перерыва ноя о своей тяжёлой судьбе. Около часа Гарри провёл в обществе лучшего друга, выслушал стенания о нехватке времени и сложности заданий, посочувствовал, когда Рон принялся жаловаться на нежелание Гермионы помогать ему, и сбежал в тишину своего дома на Гриммо.

Знал бы Рон, с какими сложными вопросами приходится ему самому разбираться, постыдился бы ныть о трансфигурации.

Дома Гарри отложил копии статей и достал учебники. Расследование расследованием, а провалить аттестацию он не имеет морального права, всё же он Мальчик-Который-Выжил.

Гарри был уверен, что сосредоточиться не удастся, но ошибся: перенапряжённый мозг с радостью ухватился за возможность отвлечься и сосредоточиться на простых и понятных формулах чар и трансфигурации, на тщательно выверенных последовательностях рецептов зелий, и даже довольно нудные описания травологии запоминались после первого же прочтения. Уставший, но довольный собой Гарри отправился спать ещё до полуночи, и уснул, впервые с обнаружения связи между Сириусом Блэком и погибшими девушками, без промедлений и кошмаров.

Утром он вновь аппарировал в библиотеку, продолжив изучение периодики.

Седьмая жертва обнаружилась случайно. Гарри неловким движением смахнул со стола газету, та раскрылась где-то посредине, и на него глянул портрет строгой девушки под некрупными буквами «Разыскивается». Эвелина Хант была единственной дочерью профессора Оксфорда, поэтому её хватились сразу же — не прошло и получаса с момента пропажи. Гарри тщательно изучил объявление, отметив среди особых примет родинку на нижнем веке, и среди вещей — кольцо. Эвелина подходила под альбомный типаж: рыжая, зеленоглазая, двадцать один год, так что Гарри не стал засиживаться в библиотеке, сделал копию газеты и поспешил домой — листать альбом.

Эвелина была на тридцать второй странице.

Пять футов два дюйма. Второй размер груди. Любит клубнику со сливками. Предпочитает анальный секс.

Гарри сглотнул. Дочь профессора оказалась той ещё штучкой. Но это была ниточка, даже паутинка, что могла помочь распутать клубок тайн, — в более поздних газетах Гарри не встречались упоминания о том, что Эвелину нашли убитой, так что он возлагал немалые надежды, что девушка просто рассорилась с родителями и сбежала. Да хотя бы с тем же Сириусом! И теперь она наверняка уже степенная взрослая дама, которая вполне возможно не откажется рассказать Гарри о его крёстном и тем самым развеять отвратительные тучи, что сгустились над образом Бродяги за последнее время.

Далёкому от настоящего мира магглов Гарри Поттеру пришлось попотеть, что выйти на след Хантов — уж слишком распространённой была фамилия, однако профессорское звание старшей мисс Хант помогло… прийти в тупик. Азалия Хант скончалась более десяти лет назад, а других родственников у них не оказалось.

Едва не зарычав от разочарования, Гарри вновь зачастил в библиотеку. Промежуточная аттестация прошла мимо его внимания, он даже не понял, когда успел побывать в Хогвартсе и пообщаться с профессорами, но новый список заданий лежал на столе вместе с пергаментом с оценками. Сплошные «Превосходно» и «Выше ожидаемого».

«Наверное, Рон обзавидовался», — мимолётно усмехнулся Гарри по пути в спальню. Утром его снова ждали газеты.

Семьдесят пятый и начало семьдесят шестого оказались «пустыми» на трупы рыжеволосых и зеленоглазых девушек. Первое тело было обнаружено в мае семьдесят шестого и, судя по степени разложения, успело пролежать несколько недель. На купленной специально для этих целей карте Гарри сделал первую отметку.

За лето было ещё четыре трупа, а потом тишина до самого Рождества.

Подозрения в адрес Сириуса стали уже не просто сильными, а почти не вызывали сомнения: убийства совершались исключительно в те периоды, когда студенты Хогвартса были на каникулах.

В семьдесят седьмом году первое тело обнаружили в конце февраля — поход в Хогсмид на День Влюблённых прекрасно вписался в схему.

Гарри почти перестал есть, спал по четыре часа, но бросить расследование уже не мог. Он совсем позабыл о друзьях, а те, погруженные в собственные дела и проблемы, не навязывались. Ушли в прошлое встречи на выходных или совместные ужины на неделе; Гермиона строила карьеру и уже даже не извинялась за то, что не хочет тратить столь драгоценное время на пустую болтовню, а Рон обиделся. Письма Джинни приходили теперь дай Мерлин раз в несколько недель, но он даже не на каждое отвечал — все мысли были заняты убитыми девушками.

Гарри даже не заметил, что остался один.

* * *

Фотографии были не в каждой статье, но Гарри уже настолько изучил почерк убийцы — даже мысленно он запрещал себе использовать имя крёстного! — что без колебаний отделял зёрна от плевел. И тем не менее, несмотря на все его старания, на скрупулёзный разбор периодики, он смог обнаружить лишь одиннадцать жертв. Почти в два раза больше, чем Скотланд-Ярд. И почти в пять раз меньше, чем было в альбоме.

Долго ломать себе голову ему не пришлось, что было проще для волшебника, чем переместиться в любую точку острова по первой необходимости? Застонав в голос, Гарри заказал в библиотекаря газеты из нескольких случайных городов на разном удалении от Лондона за вычисленный период.

Сомнительная удача подстерегала его в первой же партии. «Саунтгемптон-ньюз» от девятнадцатого апреля семьдесят седьмого года. Девушка с четырнадцатой фотографии. Эшли Филиппс. Пять футов семь дюймов. Третий размер груди. Любит крепкий чай и непрожаренные стейки. В сексе покорна, любит имитацию насилия и аутоасфиксию. На снимке в газете чёлка Эшли была заколота той самой заколкой-бабочкой из шкатулки.

Гарри аппарировал на Гриммо, нанёс на карту новую информацию и застыл, обводя помещение расфокусированным взглядом. В шкатулке было штук двадцать трофеев. А фотографий пятьдесят. Это означало, что где-то в доме должны храниться ещё «шкатулки».

Досадливо поморщившись, поняв, что слишком рано забросил уборку, Гарри закатал рукава и приступил к обыску.

Снова выбрасывая старые ковры и рассохшиеся кресла, очищая воздух от пыли и вручную моя полы в освобождённых от хлама комнатах, Гарри не переставал думать о том, насколько мало информации по расследованию каждого из убийств было предоставлено журналистам. Даже фотографии жертв не везде были, не говоря уже о списке похищенных или пропавших вещей. С одной стороны он прекрасно понимал детективов из Скотланд-Ярда, не желавших вызывать панику у населения, с другой же, не мог отрешиться от мысли, что будь общественность в курсе грозящей рыженьким девушкам опасности, кто-то из них мог остаться жив. С третьей же, ему ужасно хотелось найти детектива Райли, который вёл расследование серии убийств, о которых было известно, и хотя бы накричать на него.

Внезапно Гарри осенило, что последнее ему вполне по силам. Конечно, в Ярде Конфундусами не поразбрасываешься, а без документов его не то что в здание не пустят, но вполне возможно, что и арестовать попытаются, однако получить информацию, как можно связаться с детективом, а потом и побеседовать с ним вне полицейского участка, это было не так уж трудно осуществить.

Немного повеселев, Гарри отложил уборку-обыск и в качестве отвлечения занялся хогвартскими заданиями.

Утром Гарри занял стратегическую позицию перед входом в новое здание Скотланд-Ярда, почти сразу же осознал свою ошибку и переместился обратно домой — без мантии-невидимки нечего было и думать подстеречь кого-то на площади перед зданием полиции.

Вторая попытка была более успешной. Присмотрев пожилого полисмена, Гарри тихо и незаметно «сел ему на хвост», довёл до машины, припаркованной почему-то в нескольких кварталах от офиса, и, убедившись, что несмотря на разгар дня, вокруг нет нежелательных свидетелей, стянул мантию-невидимку и упёр полисмену в спину кончик палочки:

— Без глупостей, я хочу задать пару вопросов и всё.

Мужчина спокойно кивнул, приподнял руки, показывая, что не намерен сопротивляться, и, без дополнительных просьб медленно и осторожно извлёк своё табельное оружие из кобуры и положил на капот.

Гарри облегчённо выдохнул, забрал пистолет и сел в машину на заднее сидение — в тех фильмах, что смотрел Дадли, преступники всегда так делали.

— Что вы хотели спросить? — напомнил о себе полисмен, без всякого выражения глядя на Гарри через зеркало заднего вида.

— Поехали, — занервничал тот. Уж слишком спокойно вёл себя заложник.

Мужчина также невозмутимо завёл машину, тронулся с места и лишь после этого повторил вопрос:

— Так что вам нужно?

— Информация по старому делу.

— Насколько старому?

— Семьдесят седьмой год.

— Вот как, — присвистнул он, тормозя на светофоре. — Могу я узнать, с какой целью вы интересуетесь? — и тут же, предвосхищая возможные возражения, пояснил: — Если вам нужны общие сведения, я могу помочь, но если интересуют детали, то их можно узнать только из архива или от тех офицеров, что непосредственно принимали участия в расследованиях.

— Серийные убийства рыжих девушек, — ничего не заподозрив, ответил Гарри.

И сам не заметил, как полисмен вытянул из него всю информацию. И про самостоятельное расследование, и про причины, побудившие его затеять, и даже о личности подозреваемого.

— Это многое объясняет, — задумчиво протянул полицейский, сворачивая в район доков. — Я помогу тебе, парень. Вижу, ты не преступник, а пистолетом размахивал от отчаяния.

— Да не было у меня никакого пистолета, — пристыженно пробурчал Гарри, коря себя последними словами за излишнюю откровенность.

Автомобиль остановился, и полисмен через зеркало улыбнулся:

— Приехали. Сейчас я достану телефон, ты уж не стреляй, раз уж теперь у тебя настоящий пистолет в руках.

Гарри лишь вздохнул.

Пока тот кому-то звонил и просил посмотреть имена ведущих офицеров по «висяку столетней давности», Гарри успел мысленно разбить себе голову о стойку машины на манер домовиков. Аврором он себя возомнил, на опытного офицера замахнулся, а то, что матёрый полицейский в два счёта разгадает все его хитроумные замыслы да ещё и рассказать много лишнего заставит, даже не предположил. Конфундусом дело уже точно бы не ограничилось, а применять Империо было страшно: после войны наказания за непростительные ещё ужесточили. И пусть Гарри и был Мальчиком-Который-Выжил, применение третьего непростительного ему бы никто не стал спускать с рук.

— Ну что, кое-что мне рассказали, остальное я и сам помню — громкое дело ж было. А ну-ка, серийный убийца несколько лет на свободе гулял! — вдруг заговорил офицер, поворачиваясь вполоборота к Гарри.

Рассказ не изобиловал подробностями убийств, которых Гарри внутренне страшился. Зато прояснил, почему убийцу не поймали. Оказалось, что когда криминалисты с аналитиками сумели сузить область поиска (Гарри с содроганием понял, что площадь Гриммо находится точно в центре названной области), опираясь на какие-то микрочастицы грунта и следы пыльцы на жертвах, и даже дата облавы была назначена, ведущий детектив по делу умер при загадочных обстоятельствах, а все материалы и улики испарились из запертых кабинетов и сейфов.

Для Гарри было вполне очевидно, как это удалось провернуть убийце, Скотланд-Ярд же так и не сумел понять механизм действий преступника и отыскать следы.

— Райли был хорошим детективом. Но дело ему попалось сложное. Больше недели он на убийц не тратил — всегда находил что-то, что однозначно приводило к аресту. А тут — два года работы — и лишь догадки. Я его хорошо помню. После академии стажировался в его участке. Мы медкомиссию как раз прошли, Райли был здоров как бык. И вдруг — умер. Причём никто так и не смог сказать, отчего. Просто перестал жить. Непонятно, конечно, но мы бы вряд ли что заподозрили, если бы все материалы не исчезли той же ночью. Однако, несмотря на то, что в расследовании принимали участия все полицейские города, на след нам так и не удалось выйти. Потом дело передали О`Доноли — молодому, но многообещающему парню. Я его лично не знал. Но, как видишь, ему тоже не удалось ничего выяснить. Ход расследования он восстановил, разумеется, но большая часть улик была безвозвратно утрачена. Он, помнится, даже на живца маньяка ловить пытался — вопреки всем протоколам и правилам, была у него в отделении сержант, уже не вспомню имя, как раз во вкусе убийцы — рыжая, с зелёными глазами, мелкая и хрупкая. Так он её все ночи напролёт гонял под прикрытием двух офицеров по тёмным переулкам в зоне комфорта нашего маньяка. Три месяца — ничего. Начальство уже само готово было убивать О`Доноли, пришлось тому отступить. А сержант исчезла через три дня. Тело так и не нашли. Но из наших никто не сомневался, что маньяк так намекнул, что не дурак. О`Доноли перевели куда-то в глушь, и больше мой источник о нём не слышал.

Шокированный услышанным Гарри медленно переваривал новую информацию.

— А особые приметы у сержанта были? — хрипло спросил он.

— Ага, были, — пристально взглянув на отражение Поттера в зеркале, кивнул офицер. — Родинка на губой. Вроде справа.

Гарри сглотнул. Сорок третья.

* * *

Пока Гарри пытался всё осознать, коп времени даром не терял, успев вытянуть сведения об истинном количестве жертв. Присвистнув, он стал уговаривать Гарри не отказываться от помощи профессионала, рассказывал о всяких сложностях, что подстерегают на пути нелегальных расследований, уверял, что раз преступник мёртв, Гарри нет никакого смысла отказываться от его помощи — он же никого не подставляет.

Возможно, он и уступил бы, просто не сумев устоять перед напором, но последний аргумент стал решающим. Медленно покачав головой, Гарри извинительно улыбнулся и поднял палочку.

— Обливиэйт!

Девушки уже мертвы, причём давно. Если их тела не были до сих пор обнаружены, то теперь и подавно не будут. Он, Гарри, ничем не может облегчить семьям жертв жизнь, просто не обладает нужной им информацией. А вот имя Сириуса будет навечно втоптано в грязь.

Для того, чтобы этого избежать, Гарри готов был почти на всё.

Замотавшись в мантию-невидимку, Гарри выбрался из машины и аппарировал домой. Ему было практически физически плохо от правды. Голова кружилась, тошнило, ноги подгибались. Гарри рухнул на диван в гостиной, вцепился в волосы и тихонько завыл.

Его идеалы никогда не были особо крепкими. Стоило ему в кого-то поверить — и всё рушилось.

Так было в начальной школе с мисс Саммерс — добрая учительница помогла Гарри, обработав его ссадины, Гарри сразу же проникся к ней симпатией, но мисс Саммерс проработала у них всего пару месяцев, а потом, даже не попрощавшись, исчезла.

Потом была миссис Певер, привечавшая Гарри с первого сентября целых две недели. Пока об этом не узнала тётя Петунья. Что она сказала миссис Певер, Гарри так и не выяснил, но поведение учительницы изменилось на прямо противоположное. Она даже не спросила самого Гарри ни о чём — безоговорочно поверила, что он ненормальный.

Затем была МакГонагалл — уважаемый декан, которая отмахнулась от проблем первокурсников, вынудив упрямых детей самостоятельно разбираться с проблемами защиты философского камня.

Затем было первое разочарование в миссис Уизли. Гарри до сих пор очень любил маму Рона, но тогда, на каникулах перед вторым курсом, ему было крайне неприятно узнать, что чужая по сути женщина распоряжается его деньгами и решает, что Гарри нужно, а что нет. Он, конечно же, ни слова не сказал, но весь второй курс был вынужден довольствоваться расползающимся от старости нижним бельём Дадли. А всё потому, что миссис Уизли не удосужилась спросить, что Гарри действительно нужно купить к школе.

Затем был Люпин. О, это было серьёзным разочарованием. Гарри до сих пор не понимал, как человек, который так много говорил о любви к Джеймсу и Лили, мог ни разу за двенадцать лет даже не поинтересоваться судьбой их сына.

Разочарование в Роне стало вполне закономерным — Гарри отлично знал натуру лучшего друга, — но от этого не менее обидным.

А на пятом курсе он разочаровался в том образе родителей, что так старательно культивировали в нём все знакомые маги — после того, как влез в Омут памяти Снейпа. Ненавидеть Снейпа меньше Гарри не стал, но отношение к отцу, который вёл себя ещё хуже Дадли, изменилось не в лучшую сторону.

И наконец на шестом курсе Гарри разочаровался в Дамблдоре. Сначала он готов был сам убить директора за то, что тот не уберёг Сириуса, винил себя в смерти крёстного, страдал и много плакал…

А теперь он разочаровался, кажется, вообще во всём.

Гарри раскачивался на диване, не имея сил на то, чтобы оборвать ужасные рассуждения. А те, словно поняв, что могут безнаказанно издеваться над хозяином, становились всё ужаснее и ужаснее.

Гарри уже казалось, что Сириус действовал не один. Убийства начались во время каникул, но затем Сириус вошёл во вкус. Исчезновения раз в месяц Люпина соседи по комнате заметили почти сразу, правда, им потребовалось время на то, чтобы узнать истинные причины. Сириус же сбегал не раз в месяц, а без чёткого расписания, друзья не могли не насторожиться.

«Мы всё делали вместе. Мародёры практически не расставались», — именно так ответил Сириус, со смехом рассказывая, почему сначала был против того, чтобы Джеймс встречался с Лили.

«Но что если дело было в другом?»

Могли ли Мародёры вместе покидать Хогвартс в семьдесят седьмом году? Могла ли любовь Джеймса Поттера к Лили Эванс стать продолжением той страсти, что послужила заполнением фотоальбома и шкатулки?

Слёзы брызнули из глаз, но Гарри этого даже не заметил.

Он не мог больше находить оправдания для крестного. Слишком многое он выяснил в ходе своего расследования. Слишком много улик накопилось. Да и что он вообще знал о Сириусе Блэке, кроме сакрального «я был лучшим другом твоего отца»? А о других людях? О друзьях, в конце концов? Мог ли Гарри с полной уверенностью сказать, что тот же Рон ни в чём не замешан? Как и Мародёры, они с Роном семь лет были лучшими друзьями, но что он в действительности знал о своём лучшем друге? Что тот любит поесть и болеет за «Пушки Педдл»? Был ли он готов к тому, что Рон бросит их с Гермионой в лесу? Нет, не был, и это при том, что после четвёртого курса и Турнира Трёх Волшебников уже не понаслышке знал, что лучший друг способен отвернуться и предать доверие.

Так что же говорить о взрослом мужчине, с которым они даже толком не были знакомы?!

И всё же Гарри не мог допустить, чтобы вся эта грязь всплыла. Просто не мог и всё тут. Пусть Сириус не был таким, как он считал, пусть даже не был хорошим человеком, Гарри всего этого не знал и любил крёстного. И ради этой любви он сохранит совсем недавно обелённое имя Сириуса Блэка незапятнанным.

Нервно хихикая, Гарри думал о том, что Сириус отсидел в Азкабане двенадцать лет за убийство двенадцати магглов, в то время, как должен был сидеть за пятьдесят умерщвлённых девушек. Какая ирония…

Просмотрев в последний раз альбом, он стал доставать снимки и бросать их в камин. Сначала те, где о жертвах было что-то известно. Стефани Грин — а следом в пламя отправился кулон с порванной цепочкой. Эвелина Хант — и в огонь отправилось кольцо со следами крови. Эшли Филиппс — и заколка-бабочка оплавляется в камине. Безымянная сержант, которая погибла из-за того, что О`Доноли не терпелось схватить преступника.

Он всё бросал и бросал снимки в огонь. Глаза за стёклами очков покраснели от слёз и едкого дыма от сгорающих фотографий, но Гарри было наплевать. Нужно было избавиться от всего, что могло опорочить имя Сириуса. Сжечь дотла все доказательства, что крёстный — весёлый и так и не повзрослевший, обожающий розыгрыши и так забавно машущий хвостом при встречах — был серийным убийцей.

Тридцать девятая жертва улыбалась чуть грустно — Гарри вспомнил, что видел её снимок в какой-то из последних просмотренных газет, не лондонских. Этот снимок полетел вслед за остальными. Гарри смотрел, как изображение обугливается сначала по краям, затем огонь добирается до лица и жадно пожирает красоту, оставляя после себя лишь уродливые скрюченные фигурки из пепла. Которые осыпаются под весом новой брошенной в огонь фотографии.

Гарри чувствовал себя таким же пеплом. Его вера в людей была сожжена дотла, а её остатки разлетались прахом под давлением улик виновности.

Последний снимок был сожжён. Гарри оценивающе посмотрел на толстый кожаный переплет альбома и решительным движением разорвал его пополам — так огню будет проще справиться с новой порцией пищи. На колени спланировал спрятанный за обложкой снимок.

С фотографии на него смотрела лукаво улыбающаяся восемнадцатилетняя рыжая и зеленоглазая девушка…

Гарри смотрел на снимок с абсолютно отсутствующим выражением.

«Пять футов восемь дюймов. Размер груди — второй. В еде плебейски неприхотлива. Тыквенный сок и котлокексы — предел желаний. В сексе любит доминировать, инициирует оральные ласки. Способна только на клиторальный оргазм, потому многие позы отвергает. Любит эксперименты, с готовностью согласилась на секс-игрушки и секс втроём…»

На этот раз Гарри не пробегал глазами по строчкам, а читал подряд. Вдумчиво, внимательно. Поверить в то, что держит в руках фотографию матери, он пока не был способен.

Дочитав, он несколько минут смотрел на снимок, а потом бросил его к остальным. Как ни мало снимков Лили Эванс у него было, эту грязь хранить он не собирался. Убедившись, что последняя улика уничтожена, он встал, невидяще глядя перед собой, и, тяжело ступая, как трёхсотлетний старик, медленно двинулся к лестнице.

Мир был сожжён дотла.

* * *

Вальбурга Блэк проводила Поттера взглядом и усмехнулась. Жалкий полукровка оказался так же глуп, как и все друзья Сириуса, как и сам Сириус.

Вальбурга могла бы открыть Поттеру глаза и спасти его сожжённый дотла мир, но… Приведённые Сириусом в дом предатели крови и грязнокровка сами лишили её такой возможности.

Она была всего лишь портретом, слепком личности скандальной старухи, до которой никому не было дела, который сначала заткнули заклинанием, а после и вовсе перестали замечать. А потому и ей не было дела до страданий жалкого полукровки.

Древнейшее и Благороднейшее семейство Блэков… Вальбурга беззвучно хохотнула. Славный конец рода извращенцев и идиотов!

Сириус, малолетний кретин, не только разбил сердце матери, но и отца свёл в могилу раньше времени. Хотя против кончины Ориона его вдова не только не возражала, но даже немного смягчила отношение к сыну за это. Почему? О, ответ был весьма прост. Потому что именно Орион Блэк был серийный убийцей.

О многочисленных изменах мужа Вальбурга, разумеется, знала. Но пока это не выходило на суд общественности, не особенно возражала. Орион был ей противен с самого начала, и, когда, став отцом двух сыновей, тот перестал появляться в её спальне — вздохнула с облегчением. Прекрасно зная, что мужчины не склоны к воздержанию, она с содроганием ждала скандалов, но время шло, а всё было тихо и прилично. И однажды Вальбурга решила самостоятельно удостовериться, что Орион не втянет семью в скандал. Узнав, что тот предпочитает удовлетворять свои потребности с магглянками, она утвердилась в мысли, что ей достался муж-извращенец, и больше не обращала на него внимания.

Как оказалось, зря.

Гром грянул, как это всегда и бывает, неожиданно. Сириус демонстративно хлопнул дверью, сообщая, что рвёт связи с погрязшей в невежестве семьёй и уходит жить к прогрессивно настроенным магглолюбцам Поттерам, но заскучать Блэки не успели: неблагодарный мальчишка регулярно являлся за деньгами, проскальзывая в дом и воруя галлеоны прямо из сейфа в кабинете отца.

Что бы ни говорили о Вальбурге злопыхатели, сына она любила, потому не пыталась пресечь его приходы. А вот Орион в один прекрасный момент разозлился и опустошил сейф. И в отместку Сириус украл шкатулку отца, которой тот очень дорожил и к которой никого никогда не подпускал.

Скандал, что разразился после того, как Орион обнаружил пропажу, даже сейчас — после смерти — заставлял Вальбургу зябко передёргивать плечами. Муж орал, брызгал слюной, швырялся заклинаниями и грозился собственноручно заавадить проклятого ублюдка — он напрочь отказывался верить, что его родной сын способен на такую низость. Вальбурга не в добрый час решила поинтересоваться, что такого ценного хранилось в шкатулке, и тогда случилось страшное. Орион ударил её.

Больше тема шкатулки не поднималась до самой смерти Ориона. Впрочем, больше они и не разговаривали — Вальбурга Блэк не простила мужа. Похоронив мужа, а следом утратив и сына (о судьбе Регулуса никто ничего не знал), она заперлась в доме, не желая ни с кем контактировать. Бродила тенью по ветшающему особняку, рассматривала безделушки, накладывала защитные чары — чтобы хоть чем-то занять себя. И тогда-то и наткнулась на тайник Сириуса. Странные вещи в шкатулке Ориона — она узнала бы её и через тысячу лет! — заставили растеряться. Вальбурга не понимала, почему муж так дорожил этим хламом. Зато поняла сына — тот просто хотел позлить отца, но даже не вынес его «сокровище» за пределы дома.

В конце концов, она пожала плечами и вернула шкатулку в тайник. Тайны мёртвого супруга её ничуть не интересовали.

Она так и умерла бы, ничего не зная, если бы не случайность.

Когда «Ежедневный пророк» разразился воплями по поводу смерти Тёмного Лорда и ареста Сириуса, она не могла поверить своим глазам. Из-за мужа Вальбурга давно перестала выходить в свет, её круг общения вот уже несколько лет состоял исключительно из преданного лично ей Кричера, но в тот день она физически не могла находиться в одиночестве. Вальбурга вышла на крыльцо, прошла немного, и ей стало плохо. Сил аппарировать не было, язык не слушался, так что она даже домовика вызвать не могла…

Как ни странно, спасли её магглы. Рядом засуетились незнакомые люди, её положили на какое странное приспособление, дичайший аналог носилок, запихнули во что-то воняющее… Дальше она не знала, так как лишилась чувств. В себя Вальбурга пришла уже в палате маггловской больницы. Физически ей стало лучше, но не настолько, чтобы высокомерно отказаться от помощи, которая явно спасла ей жизнь, так что с возвращением домой она не стала торопиться. И в той же больнице, стараясь её развлечь, медсестра притащила ей ворох старых газет.

И снова Вальбурга не отказалась. Было действительно скучно, так что, хоть она и не понимала половины написанного, продолжала читать странные неволшебные новости, сплетни о незнакомых людях, объявления о продаже непонятных вещей… Пока не наткнулась на фотографию пропавшей девушки, на чьей шее увидела тот самый кулон, что немногим ранее обнаружила в шкатулке Ориона.

Пазл сложился.

Много позже, уже после побега Сириуса из Азкабана, за несколько дней до его собственной смерти они поговорили: утратившая всякую надежду старуха с портрета и потерявший интерес к жизни нерадивый сын. И Сириус рассказал, как точно так же случайно, как и мать, наткнулся на фотографию девушки в маггловской газете. Как узнал украшение на ней, как стал копать. И как выяснил, что его отец убийца.

Сириус не скрывал, что ненавидел тогда родителей, не желавших вставать на путь исправления, привечающих Тёмного Лорда и практикующих Тёмную магию, и всё же честь рода, понятия о которой он впитал с грудным молоком, заставила его защищать отца. Он пытался подкупить маггловского аврора — затем и воровал деньги из сейфа, своих-то у него не было, — но тот заартачился, попытался арестовать Сириуса, направил на него своё табельное оружие… Волшебник действовал на рефлексах, уже вбитых в него дрессурой Аластора Грюма: Авада сама собой сорвалась с палочки.

Паникующий после первого убийства Сириус кинулся уничтожал улики, могущие изобличить отца, да перестарался, лишь вызвав подозрения в смерти маггловского аврора, и тогда он решил просто сбежать и затаиться. Контакт с семьёй им был окончательно утерян…

Вальбурга могла бы рассказать всё это Гарри Поттеру, очистить имя сына в его глазах, но миссис Блэк не прощала пренебрежения к себе при жизни, не собиралась учиться этому и после смерти.

Если последний Поттер настолько туп, что поверил в виновность последнего Блэка, даже не подумав, что Сириус был не единственный владельцем и жильцом этого дома…

Вальбурга усмехнулась и скрылась за рамой.

Некому было спасать мечущегося в бреду Мальчика-Который-Выжил.

* * *

Выздоравливал Гарри долго и мучительно. Отдалившись от друзей за время расследования, он сам обрёк себя на одиночество, так что теперь ему некому было даже банальное зелье принести, не говоря уже о еде. И всё же к лишениям он был привычен и, несмотря на полнейшее отсутствие лекарств и ухода, через пару дней пошёл на поправку.

Замотавшись в плед и глядя на едва тлеющий огонь в камине, Гарри раз за разом гнал прочь мысли о Сириусе. О убитых девушках. О маме. Окончательно выздоровев, он возобновил уборку в доме, но теперь методично уничтожал всё подозрительное, страшась узнать ещё какую-то отвратительную тайну Древнейшего и Благороднейшего рода Блэк. Уставая, он читал учебники, выполнял задания для очередной промежуточной аттестации, и запрещал себе думать, вспоминать, анализировать…

Пока в канун Хэллоуина ему не приснился сон про Сириуса, врывающегося поздним вечером в дом в Годриковой лощине. Сириус из сна улыбался волдемортовской улыбкой и бросал Аваду в не ожидавшего нападения Джеймса. А потом поднимался на второй этаж, хватал Лили за волосы… В доме появлялся Питер Петтигрю, и Сириус лгал Хагриду в глаза, что это Волдеморт напал на дом Поттеров, и бежал убивать свидетеля…

Гарри проснулся с криком, в слезах, с колотящимся на пределе возможностей сердцем. До самого утра он не мог успокоиться, а когда первые робкие лучи солнца зажглись над домами, понял, что этот сон был последней каплей.

Вытянув воспоминания, он перелил их во флакон, долго смотрел на него, вертел в руках…

И разбил об стену.

Какие бы тайны прошлого не хранил этот дом, Гарри интересовало только будущее.