Короткий день Вира Котто (джен)

Их прогулка завершилась на широкой веранде, расположенной на крыше, с которой был виден сад, город и далекое море. Виру нравилось смотреть на Приму Центавра с высоты, казалось, что все находится так близко, что можно дотянуться рукой. И в то же время все было достаточно далеко, чтобы любоваться открывающимся живописным видом. Лучи закатного солнца струились по прогулочным дорожкам, украшенным разноцветными флагами, которые, извиваясь, пролегали через разные районы: от деловых и экономических кварталов, до мест отдыха и развлечений. С проводов свисали фонари, играла музыка, и впервые за этот день Вир пожалел, что не принял участие в этом празднике.

Лондо стоял у перил, его вишневый мундир трепал ветер, а лицо было залито оранжевым светом. Он отдал свою жизнь за Приму Центавра, и, пока этот момент покоя растянулся на минуты, Вир мог сказать, что его любовь к ней все еще была сильна.

— Последний раз, когда я смотрел на это место, город был в осаде, — голос Лондо был мягким и ровным. — Видеть его теперь это... как слышать песню, которую ты выучил наизусть, но не можешь вспомнить стихи, пока не заиграет музыка.

— С той поры прошло много времени.

— Время, — Лондо убрал руки с перил и сцепил их за спиной. — Я чувствую, как оно утекает.

День подходил к концу.

Ком в груди Вира налился болью — так саднят натруженные мышцы. Он переложил в руках трость и подошел к перилам, присоединившись к Лондо.

— Знаешь, кажется, это мое самое любимое место во дворце. Я привык стоять тут часами, наблюдая за погодой. От грозы на склоне холма захватывает дух. И подкашиваются ноги.

— Ты часто приходишь сюда?

— Нет, боюсь, что уже нет. Последние несколько лет я больше сижу в своих покоях.

Лондо натянуто улыбнулся.

— Рад, что сегодняшний день стал исключением.

— Ну, я же не мог допустить, чтобы ты навестил дом и не полюбовался таким прекрасным видом на него.

— Это придает мне сил, — голос Лондо потеплел. — Я видел сотни миров по всей галактике. Посещал места, которые не видывал ни один центаврианин, миры, которые мы считали мертвыми, покинутыми древними расами, а теперь на них снова зарождается новая жизнь. Я видел нетронутую природу и разумные цивилизации на пике их развития, и все же, несмотря на все это, они не идут ни в какое сравнение с этим видом. В моем сердце всегда останется место для Примы Центавра.

Вир безуспешно пытался откашляться.

— Ты действительно все это видел?

— О, да. Однажды мы были на задании в самом темном месте одного инопланетного мира — там было темно, хоть глаз выколи. Я подумал, конечно, что это злая шутка Лориена — отправить меня туда, где ничего не видно даже в дюйме перед глазами. Я повернулся к моим спутникам, чтобы спросить их мнение об этом, но как только я заговорил, стены пещеры засияли волнами биолюминесцентного света. Каждый цвет был разного оттенка и яркости, и наши голоса танцевали вместе, направляя нас к лагерю, где пряталась группа заблудившихся геймов. Понимаешь, для них этот воздух был токсичен, и они общались между собой по рациям внутри скафандров. Их голоса не контактировали с организмами на этих стенах, но наша речь заставляла их светиться.

Лондо засмеялся.

— Мы просто спорили между собой, но для геймов это было настоящим чудом.

Император изумленно ахнул.

— А я когда-нибудь увижу подобные места?

— Если захочешь, но давай не будем торопить события. Сегодня мы празднуем твою жизнь. У тебя есть самое любимое воспоминание? Из тех, что я еще не видел?

Вир сдвинул брови.

— Это сложный вопрос. Многое бывало в моей жизни. Любовь, победа в войне, множество пьяных ночей, когда все загадки мира утрачивали свое значение... Но рискну впасть в банальность, сказав, что рождение моих детей было, возможно, самым прекрасным моим воспоминанием. Что-то особое есть в начале новой жизни, вопреки всем смертям, которые я видел. Лонна родилась в год, когда мы, наконец, изгнали всех дракхов из нашего мира. Это было время полной безопасности и новой надежды. Потом, когда родился Виррин, я понял, что теперь есть кому позаботиться о моем троне. Я пытался воспитывать его правильно, но он придерживается собственных взглядов. Подозреваю, к этому приложила руку его мать. Она всегда недолюбливала мою политику открытых дверей.

— Ах, Линдисти, помню.

— Отец вырастил ее яростным ксенофобом. Мы часто это обсуждали, и это держало нас на некотором расстоянии друг от друга.

— Но она ведь одумалась?

— О, да, она была хорошей женой. Я познакомил ее с достаточным количеством высокопоставленных нарнов, чтобы доказать, что ее убеждения были ошибочными. Однажды приезжала На'Тот и устроила ей хорошую словесную порку. Ну, ты же ее знаешь...

— О, да, знаю.

— Разумеется, они не были друзьями. Но она хорошо ладила с землянами и минбарцами, и мне этого было достаточно. Она умела разговаривать с четой Шериданов, проявляя необходимое сострадание.

— Да, кстати, как они? Как Дэвид и Деленн?

Император замялся.

— Деленн? Ты хочешь сказать, что она еще не ушла за Предел?

— Нет, мы все еще ждем ее, — Лондо нахмурился в ответ. — Так ты тоже не знаешь, где она сейчас?

— Последнее, что я слышал, она была на Минбаре. Она перестала отвечать на мои письма. Все предполагали, что она умерла.

— Еще нет, — Лондо обеспокоенно скрестил руки. — Ей сейчас должно быть около ста двадцати лет... Я знал, что она упрямая... И думаю, не был ли Джон прав.

— Прав?

— Теперь она живет за них двоих.

Вир почувствовал, как что-то стиснуло его грудь. Несмотря на все попытки сдержаться, глаза его наполнились слезами.

— Ей должно быть так одиноко. Вы с Шериданом можете ее найти?

— Лориен может, — уклончиво ответил Лондо.

— Тогда почему он не пошлет вас?

— Полагаю, потому что в нас нет нужды.

— Что ты имеешь в виду? Это не так интересно? — ощетинился Вир. — Я знаю, что Джон наверняка скучает по ней. Ты пришел проведать меня, так почему он не может навестить ее, просто проверить, как она там и успокоить ее?

— Не знаю, ведь я всего лишь часть большой системы. Старшие стоят во главе, и Лориен самый старый из всех. У него есть свои причины.

— Как ты можешь жить с этим?

— У меня нет выбора, — ответил Лондо. — Я могу спросить разрешения, но Лориен направляет меня только туда, где я нужен. Он послал меня наблюдать за твоей коронацией, но я не мог дать тебе знать о себе — это могло изменить ход твоих мыслей и поведение, и я не мог остаться надолго, потому что это повлияло бы на твое будущее. Где бы ни была сейчас Деленн, что бы ни делала, она — часть игры, здесь или за Пределом. Мне хочется верить в то, что Лориен это знает. На кого мне еще полагаться, если не на него?

— Мне такой ответ не по нраву, — проворчал Вир. — Если ей нужна помощь, то мы обязаны ей помочь. В конце концов, мы же ее друзья...

Солнце упало в объятия горизонта, и между ними пролегла тень. Внизу простирался сад, освещенный висячими фонарями и светом из дворцовых окон. Народ прогуливался у фонтана. Белые статуи мемориального сада слабо светились в лучах фонарей. Император заметил вдали свой пустой пьедестал, ждущий его, и почувствовал, как все внутри него сжалось от неприятного предчувствия.

— Итак, — продолжил Лондо. — Денек выдался интересный, не так ли?

Сердца Вира пронзила паника.

— Надеюсь, это не прелюдия к прощанию?

— Нет, нет, пока нет.

Лондо подхватил его под руку.

— Расслабься же, Вир. Ты какой-то бледный.

— Я не... Хм... Ну, ты знаешь...

Он сжал его запястье.

— Да, денек был что надо.

— Этакий эмоциональный космический полет, если можно так сказать, — он провел Вира обратно во дворец, где лампы и свечи прогоняли тьму, и было лучше видно. — Скажи-ка мне, что бы ты делал, если бы меня здесь не было? Как бы прошел День Восхождения императора Котто?

Император покачал головой.

— Ну, я бы позавтракал в своих покоях. Родди бы навел на меня лоск для выступления перед камерами на утренней пресс-конференции, потом в течение дня были бы парады и массовые гуляния, где моему премьер-министру пришлось бы общаться с весьма причудливой публикой. И, наконец, вечерний утомительный банкет с пьяными придворными, где все должны быть босиком, с подарками и притворными благодарностями, который продлился бы до утра.

— Банкет тоже пройдет без нас?

— Да, в обеденном зале. Мы как раз видели приготовления к нему, когда там проходили.

— Мы должны быть там. Я так давно уже не был при дворе.

— Боже упаси, господин Линкольни. Это последнее, чего мне хочется.

— Но еда, вино, женщины… возможно, музыка? Танцы? Речи? Или премьер-министр и с этим справится?

— Уверен, что заявление уже подготовлено.

— Меня удивляет, что ты не написал его сам.

— Я не думал, что стану прогульщиком.

— Хм, — кивнул Лондо. — Я надеюсь, что мой визит не создаст проблем. Внезапная отмена публичных мероприятий взбудоражит двор и повлечет массу поспешных оправданий.

— Меня это не волнует. Всем известно, что мое здоровье ухудшается. Не удивлюсь, если у них уже приготовлен некролог.

— Зачем столько негатива? — Лондо поморщился. — Почему бы нам не повеселиться? Ведь остальная планета смогла это сделать. Давай прокрадемся туда, ухватим по коктейлю и снова удерем.

— Нет, я пас.

— Но почему?

Вир усмехнулся, посмотрев на него.

— Мне придется снять обувь.

— Но у тебя есть те, кто об этом позаботится.

— Я не хочу представлять тебя сотне любопытствующих придворных.

— Но ты же уже обеспечил мне алиби.

— Тогда я не хочу объясняться за себя, — сердито сказал император. — Мне не нужна их притворная забота, не хочу видеть проблеск тревожной надежды в их глазах, когда они думают, что, возможно, какая-то травма или болезнь загоняет меня в могилу. Я еще не настолько выжил из ума, как им кажется, и знаю, что творится вокруг.

— Подобные взгляды преследуют всех, кто обладает властью.

— Даже в собственной семье?

— Такое случается довольно часто. Наследный трон — как приманка на крючке. Те, кто ближе всех в очереди, больше всех стремятся ее схватить.

— А если им нечего наследовать? — заметил Вир. — Альянс существует, как демократическая республика, и могущественные члены Центарума взяли этот вид управления за образец. Они хотят забрать исполнительную власть из рук единоличного правителя и распределить ее среди всех правящих домов.

— И каково твое отношение к этому?

— Никому не нравится быть нежеланным. Даже хуже — нежеланным и бесполезным.

— Да брось, бесполезных не бывает, — Лондо наклонился к нему. — И кто же внушает тебе такое чувство? Я бы приказал их высечь.

Губы Вира растянулись в усмешке.

— Ты не император, господин Линкольни.

— Мне и не нужно обладать такой властью. Да, у Альянса демократия, но даже у них есть президент, чей голос имеет значение. Напомню тебе, что никто из нас не занял трон по праву рождения. Центарум проголосовал за мое восхождение. А ты заслужил это место после революции. Если бы они не одобряли твое правление, то давно бы свергли тебя.

— Вот уж утешил.

— Послушай, Вир. Услышь меня. Перестань впадать в крайности. Все не просто меняются, но и приспосабливаются. Ты не должен позволять чужому мнению влиять на твои планы.

— Мне восемьдесят пять лет, Лондо. Немного поздновато для воодушевляющих бесед.

Лондо вздрогнул на мгновение, разволновавшись, а потом схватил Вира за руку.

— Пойдем-ка со мной.

— Куда?

— Сегодня же твой День Возвышения. Ты хочешь услышать, что о тебе думают другие? Сейчас самое время!

Они прошли через залы быстрее, чем Вир мог вообразить. Его трость постукивала по полу, не успевая за спотыкающимися ногами.

— Умоляю тебя, это не смешно. Это не самая хорошая идея. Я не хочу туда идти, я же сказал!

— Тем больше причин тебе там быть.

— Но обувь…

— Да плевать на обувь.

Низкий гул заполнил коридоры на средних этажах, постепенно превращаясь в голоса и музыку, по мере того, как они подходили все ближе к главной лестнице. К облегчению для Вира, Лондо не пошел к главному входу, а повел их к служебному лифту на кухню.

Толпа босоногих поваров и официантов вытянулась в струнку. Кто-то уронил кастрюлю и вскрикнул от боли.

— В-ваше величество! — ближайший шеф-повар сорвал с рук перчатки. — Что вы… почему… Чем мы можем служить?

Вир поднял обе руки.

— Мы просто…

— Продолжайте работать, мы просто идем мимо, — Лондо пронесся мимо кастрюль с супом и поднялся по лестнице, ведущей в зону сцены. Официанты с подносами, на которых стояли закуски, замерли на полпути. Лондо схватил с ближайшего подноса стакан из граненого стекла и помахал рукой в воздухе. — Кто отвечает за распорядок мероприятия?

Появилась женщина в мужской одежде.

— Я, господин.

— Когда наш выход по программе?

— Напитки уже поданы. Специальные заказы сделаны. Звонок к ужину будет в десять.

— Кто будет говорить?

— Сначала ведущий, а в пять выступит премьер-министр.

— Отлично.

Официант повернулся к императору.

— Мне объявить о вашем прибытии, ваше величество?

— Нет-нет-нет! Мы не пойдем.

— Нет, мы пойдем, — Лондо взял новый бокал вместо опустевшего. — Пойдем же, Вир, проскользнем, спрятавшись за их спинами.

Они проследовали за официантом в главный зал, где сотни разряженных в пух и прах босых дипломатов и сановников беседовали возле трех длинных столов, заставленных фруктами и маленькими бутербродами. Распорядитель стоял на помосте в дальнем конце зала в окружении живого оркестра и указывал гостям на их места с помощью микрофона на длинной ручке. Вир заметил свое пустующее место во главе накрытого стола, готовое принять его, в случае, если он передумает насчет ужина. Рядом сидел его премьер-министр, перебирая карточки с указаниями, у него был светлый гребень с черными полосами на висках. Он никогда не уезжал далеко от Примы Центавра — и уж точно никогда не бывал на Земле, — но своеобразной сединой всегда напоминал Виру барсука. На других местах сидели члены Центарума, различные министры, инопланетные послы и видные деятели культуры. Его старший сын, Виррин, был здесь вместе со своими двумя женами, но сидел вместе со своей группой политиков на правой стороне зала. Места, предназначенные для его детей, пустовали. А место для Джесерел даже не стали готовить.

— Пожалуйста, внимание! — произнес ведущий, и свет в задней части зала погас. От этого Вир почувствовал себя более комфортно. Он спрятался за Лондо, молясь, чтобы его не заметили. Эта поза вызвала у него неловкие воспоминания о тех далеких временах, когда он прятался за послом, как за щитом.

— Благодарю всех вас за то, что пришли сюда! И особенно приветствуем тех, кто прибыл сюда из других миров, мы надеемся, что наш праздник вам понравился. К сожалению, император Котто не присоединится к нам по личным причинам. От его имени я приветствую премьер-министра Даррака Айсона.

Премьер-министр поднялся на сцену под вежливые аплодисменты. Он засунул карточки в карман камзола и взял микрофон.

— Добрый вечер.

Толпа загудела.

— Для начала выражу сожаление из-за того, что император Котто не сможет к нам присоединиться. Заверяю вас, что причина вовсе не в его здоровье или чем-то подобном. Даже в свои восемьдесят пять лет наш император обладает здравым умом, остроумием и твердостью в суждениях, вот почему мне хочется воспользоваться моментом и поразмышлять о его жизни.

Вир прижался лбом к спине Лондо.

— О, боги.

— Вир Котто был рожден в Доме Котто на Приме Центавра. Еще в юности он потерял обоих родителей и жил в доме дяди, там же начал свою политическую карьеру как помощник лидеров своего Дома. В 2258 году он получил на «Вавилоне 5» пост помощника императора Моллари II, а потом стал послом сам, заменив его после того, как тот стал императором. Император Котто многому научился на «Вавилоне 5»: как вести переговоры с другими расами, как управлять внутренней политикой, как справляться с различными ситуациями в условиях войны и мира. Благодаря этому жизненному опыту мы сейчас живем в процветающей республике.

Премьер-министр замолчал на мгновение и вытащил из кармана карточки, перебрал их, остановившись на одной в середине стопки, а потом вздохнул и сунул их в задний карман.

— На самом деле, мне хочется кое-что сказать об императоре Котто, то, что, как мне кажется, все вы должны услышать. Возможно, мне не следует быть таким откровенным, но его нет здесь, чтобы выразить сомнение, так что я все-таки скажу. Император Котто по-прежнему молод душой и телом, можно сказать, ребенок, но ребенок, которому довелось видеть много ужасного.

Как многие дети-сироты, он прожил суровую жизнь, полную непостоянства. Он знает, что все вокруг временное явление, но непостоянство также означает и перемены. За все время, что я его знаю, он никогда не полагался на традицию лишь ради традиции. Когда он пришел к власти, то в память о старых временах восстановил то, что было достаточно старым, чтобы напоминать об императоре Турхане, но смог это адаптировать так тонко, что мы изменились, даже не замечая этого.

Думаю, это как-то связано с его отсутствием здесь сегодня. Более сорока лет он постигал то, что означает быть центаврианином, а потом перенес свой опыт в наш новый мир. И далеко не каждый способен поступить так, как он, в такой праздник. Несмотря на то, что почти пятьдесят миллиардов зрителей смотрят на нас сейчас, он решил не появляться здесь, когда мы чествуем его достижения, потому что возвышение отдельных правителей — это не то, чего ждет от нас император Котто.

Премьер-министр вытянулся по стойке «смирно».

— Я скажу вам, почему император не присоединился к нам в этот вечер. Это не те личные причины, что означали бы, что он слишком горд или слишком болен. Я уполномочен заявить, что он проводит этот вечер с близким и дорогим другом, отмечая праздник жизни так, как он бы хотел, чтобы и мы праздновали — друг с другом. Так что давайте забудем про речи. Забудем про перемены. Забудем про все, что я приготовил, и почтим нашего императора хорошим вином и компанией. Что скажете?

— Да!

И толпа засмеялась, звеня бокалами.

Император Котто стоял, пораженный. Премьер-министр рассмеялся и вернулся на свое место, где его ждал полный бокал вина. На сцену вернулся ведущий и объявил следующее развлечение. Лондо взял императора за руку и вывел его из зала туда, где зал переходил в застеленную красными коврами зону вечеринки.

— Вот видишь, Вир, ты вовсе не бесполезен, — Лондо сделал глоток из своего бокала. — Наоборот, ты, кажется, произвел на них впечатление.

— Ты думаешь, он именно это имел в виду? — заикаясь, произнес Вир. — Что это все — правда? И что это все не было подготовлено заранее?

— Ты мне скажи, это похоже на речь, написанную на заказ?

— Не слишком, думаю, но я все же надеялся, что они не будут говорить столь прямо и называть меня ребенком.

— А премьер-министр мог бы так сказать?

— Вероятно, мог бы.

— Я имею в виду его выступление, — нахмурился Лондо. — Вир, сказать честно, ты слишком болезненно реагируешь на это.

— Я старик, усталый и капризный старик, не говоря уж о том, что я дипломат и император этой республики и ее многочисленных колоний в других мирах! Если он считает, что я не способен править, то должен был сказать мне об этом в лицо, а не намекать за моей спиной на то, что я младенец!

— Кажется, кому-то пора отправляться спать, — Лондо коснулся его плеча. — А знаешь, что услышал я? Что ты агент перемен. Нет ничего плохого в том, если кто-то решил подумать творчески. Само твое отсутствие стало заявлением. И тебе аплодировал весь зал.

— Моему отсутствию.

— Твоей отваге!

— Что за вздор.

— Послушай, — и не для протокола, — хочу, чтобы ты знал, что эта речь была на сто процентов запланирована, и мне хотелось бы произнести ее раньше… — Лондо добавил свой пустой бокал к коллекции, уже стоявшей на ближайшем столике. — Вир Котто, ты, возможно, лучший центаврианин из всех, кого я встречал. В тебе нет ни капли эгоистичной гордости, и ты светоч для тех, кто этого не заслуживает. Ты верил в меня тогда, когда мне самому уже не хватало сил верить в себя. Ты видел во мне лучшее даже тогда, когда я сам не знал, кто я такой. И эта вера поддерживала меня. Я не относился к тебе так, как ты заслуживал, признаю. Я пользовался теми твоими качествами, которые сейчас восхваляю. Я тебя не заслуживал, а ты, даже зная это, все равно оставался со мной. Но дело в том, что больше всего на свете мне хотелось быть тем, кем ты хотел меня видеть. Ты изменил меня, Вир. Ты спасал меня столько раз, больше, чем ты думаешь, и я никогда не смогу отплатить тебе сполна за все это, но попытаюсь.

Он положил обе руки на плечи Вира.

— Спасибо тебе от меня, от Примы Центавра, от всей республики. Спасибо. Спасибо за все.

Сердца императора снова сжались. Но на сей раз это была не боль от печали, которую он чувствовал раньше, это было что-то новое, теплое — и он чуть не разрыдался.

— Я просто делал все, что в моих силах.

Лондо взял его руками за щеки.

— У тебя золотая душа, ты знаешь?