Карт-бланш на плохое поведение (гет)

1996 год, 20 октября

— Привет! — Поттер широко улыбается и непринужденно устраивается напротив. — Скучал по мне?

И Драко не сможет сдержать ответную улыбку:

— Вот ещё! — Мерлин, да он до пикси рад видеть кузена! Но говорить об этом вслух не собирается. ‒ Я, чтобы ты знал, два месяца истово надеялся, что ты не приедешь, а ты все равно припёрся.

— Ты не меняешься, — ничуть не обижается Поттер и, словно только сейчас заметив ошеломлённых слизеринцев, с показным недоумением интересуется: — А чего это они такие пришибленные сидят?

— Ну, они только что увидели героя магического мира. А это, знаешь ли, не каждый день случается, — с издевательской любезностью поясняет ему Малфой, — так что, герой, прости им небольшой ступор.

Лицо кузена кривится в страдальческой гримасе:

— Ребята, может, вы забудете о том, кто я, а? Я нормальный, честно!

Драко фыркает и одаривает его скептическим взглядом. Нет, он и правда думает, что это сработает? Потрясающая наивность! Впрочем, а чего он ждал? Это же Поттер!

— Ты вообще не помогаешь! — забавно злится кузен, скрещивает руки на груди и капризно велит: — Сделай что-нибудь!

— Что? — удивлённо смотрит на него Малфой, отгоняя желание усмехнуться как можно более пакостно.

— Не знаю! Я хочу, чтобы они стали нормальными.

— Ты как ребёнок, — Малфой закатывает глаза, всё же ухмыляется, но пробует помочь. Он ведь добрый, правда? — Можете расслабиться. Поттер, конечно, тот ещё псих, но в целом нормальный парень.

— Как вы вообще познакомились? — прорывает Забини, в голове которого никак не может уложиться картинка по-дружески болтающего с Малфоем Гарри Поттера. А тем более Поттера с порс… перса… тьфу ты, пирсингом!

— В смысле, откуда? — живо поворачивается к нему легенда магического мира. — Мой отец — Сириус Блэк, а мать Малфоя — в девичестве Блэк, — и не удерживается от ехидства: — Ещё глупые вопросы будут?

— Подожди, — недоверчиво хмурится Дафна — так тот кузен, о котором ты всё время рассказывал, это Гарри Поттер?!

— Другого у него нет, — отвечает за Малфоя Поттер, заинтересованно поглядывая на хорошенькое личико Дафны.

— Может, я всё-таки в подземельях?

— О, заткнись, Блейз, — закатывает глаза Дафна.

— Прекрасная леди не поведает мне тайну своего имени? — Поттер теребит серебряное кольцо в ухе, и Малфой понимает, что он волнуется. С чего бы это?

— Дафна. Дафна Гринграсс.

— Дафна, — нараспев повторяет Поттер, — красивое имя. Пойдёшь со мной на бал? — предлагает он, и Малфой опускает голову, скрывая усмешку. Нет, его кузен всё-таки очень любит доводить людей до шока. Стоит только посмотреть на лица тех, кто расслышал его, мягко говоря, неожиданное предложение.

— На бал? — с лёгкой растерянностью смотрит на него девушка.

— Ну, Турнир трёх волшебников... Святочный бал, танцы. Так пойдешь?

— Да, — просто отвечает Дафна, и Драко удивлённо изгибает бровь: обычно Гринграсс подобные предложения в лучшем случае игнорирует.… Или дело в том, что это он давно привык к кузену и считает его самым обычным парнем, а для Дафны он как-никак знаменитость, отказать которой она не может?

— Класс! Пять минут в Хогвартсе, а самая красивая девушка идёт со мной на бал, — радуется Поттер, — видал, Малфой? Ты так никогда не сможешь!

— Пять минут в Хогвартсе, а ты меня уже достал, — усмехаясь, поправляет кузена Малфой.

— Я знаю, — кивает Поттер, — кстати, может, всё-таки окажешь гостеприимство и скажешь, кто есть кто? Ай, я же и сам забыл. Яромир Ягр, — голубоглазый парень с длинными, стянутыми в хвост светлыми волосами приветливо улыбается, ‒ Акира Шмидт, ‒ рыжеволосый здоровяк хмуро кивает, — мои соседи. С остальными познакомитесь сами, мое благородство, увы, не бесконечно, если захотите, но с английским у них не очень.

— Теодор Нотт, Блейз Забини, — опережают намеревавшегося последовать примеру Поттера Малфоя его соседи.

Драко коротко усмехается их стремлению к самостоятельности.

— А я Гарри, Гарри Поттер, — кузен откидывает со лба длинную чёлку, и слизеринцы, наконец, могут видеть то, что должно было привлечь их внимание с самого начала: на гладкой коже его лба виднеется тонкий зигзагообразной шрам. Единственное, что напоминает о смертельном проклятии, попадание которого герой Поттер пережил пятнадцать лет назад

— Ты думаешь, здесь есть кто-то, кто не знает твоего имени?

— Нет, ну а вдруг? Может, за то время, что меня в Англии не было, у вас тут новый герой появился, — смеётся кузен и, как обычно, без какого-либо перехода добавляет: — Мне здесь нравится! Красивее, чем в Дурмстранге, да, Войцех?

Рыжий, но, к счастью, ничуть не напоминающий Уизли парень коротко кивает в ответ, восхищённо разглядывая зачарованный потолок с плывущими под ним свечами. Пара темноволосых дурмстранговцев, судя по сходству широкоскулых лиц, являющихся братьями, вертит в руках золотые тарелки и кубки.

— Да, красиво, — задумчиво повторяет Поттер, — но кормить-то здесь будут?

— Успокойся, вечно голодный, никто тебя не оставит без еды. Сколько ты ешь — это что-то невероятное, — притворно хмурится Мафлой.

— Я — растущий организм, — не смутившись, кузен весело подмигивает Дафне.

— Ты вечно жрущий организм!

— И это тоже, — покорно соглашается Мальчик-Который-Хочет-Есть, — и хватит ворчать, дай мне лучше конфету.

— Нет у меня конфет.

— Врёшь! — Драко закатывает глаза: делиться заначкой ему совсем не хочется. А тем более демонстрировать при сокурсниках полные карманы конфет. К счастью, в этот самый момент со своего места поднимается Дамблдор.

— Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, ‒ лучезарно улыбается он иноземным ученикам. ‒ С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведёте у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка! — при этих словах одна из шармбатонских девушек, у которой на голове всё ещё намотан шарф, громко хихикает, и Малфой прикусывает губу, — ему опять кажется, что он слышит Габриэль.

— Никто тебя здесь не держит, — буркает с неприязнью Паркинсон.

— Официальное открытие Турнира, — как ни в чём не бывало продолжает Дамблдор, — состоится сегодня вечером, сразу же после ужина. Угощайтесь, дорогие друзья, на славу. Ешьте, пейте и чувствуйте себя как дома!

Блюда, как всегда, начинают наполняться едой. На этот раз эльфы-домовики превзошли себя. Каких только кушаний нет, в том числе и заморских! И студенты трёх магических школ дружно приступают к еде, на время отложив разговоры. Но не взгляды. То и дело то один, то другой ученик Хогвартса или Шармбатона отрывается от тарелки, чтобы бросить любопытный, недоверчивый или восхищённый взгляд на Мальчика-Который-Выжил.

В зале прибавляется студентов двадцать, не больше, а кажется, уже яблоку негде упасть. Наверное, из-за одежды гостей. Слишком уж она выделяется на фоне черной хогвартсовской: под шубами дурмстранговцев оказываются кроваво-красные мантии.

— Что за форма? — спрашивает Драко у жующего пирог с патокой Поттера. — Насколько я помню, обычно вы в чёрном ходите, да и не в мантиях, а в брюках и рубашках.

— Ага, — проглотив кусок, кивает кузен, — но то, что ты видел — повседневная форма, а это парадная. Большая часть выпускников Дурмстранга впоследствии поступает в аналоги Авроратов своих стран. Потому заранее к подобной форме и приучают, — поясняет он.

— А ты входишь в эту часть? — любопытство Забини не позволяет ему промолчать.

— Скорее нет, чем да. Военная служба — это, конечно, героически и круто, но в Англии путь в оперативники мне заказан: внешность слишком приметная, — поясняет Поттер не понимающим ситуацию слизеринцам, — а оборотку часто не попьёшь, печень, падла, садит круче огневиски. Так что по сути мне одна дорога — в аналитики, но копаться в бумажках я, если честно, не очень люблю.

Лёгкость тона кузена не обманывает Драко, он прекрасно помнит, какую истерику тот устроил, поняв, что стать аврором будет не так просто, как он думал. Поттер-то, будучи фанатом атакующей магии, лет с одиннадцати мечтал именно об оперативной работе. А вот работа с документами, в отличие от самого Малфоя, всегда ввергала его в ужас.

— Кто же любит, — неожиданно тоскливо соглашается Майлз Блетчли. И Малфой вспоминает слова отца о том, что Блетчли-старший видит своего сына исключительно сотрудником Отдела международного магического сотрудничества. А в нём работа с бумагами занимает процентов семьдесят рабочего времени.

— Вот и получается, что с Авроратом или там магическим правопорядком у меня всё сложно, хотя, конечно, не безнадёжно, ‒ продолжает кузен, ‒ а вообще, я ещё думаю. Может, после школы ещё в университет какой-нибудь поступлю.

— Желательно на факультет, связанный с финансами, чтобы растратить наследство хотя бы лет за десять, а не в первый же год, — невинно подсказывает Мафлой. Кузен показывает ему средний палец и демонстративно отворачивается к Дафне. Вскоре они уже оживлённо о чём-то разговаривают. Драко, на свою беду, прислушивается и едва не падает со скамьи: эти ненормальные азартно обсуждают сравнительные характеристики боевых заклинаний и степень вариации поражений в том числе.

«Лишь бы не додумались испытывать их на практике! И вообще, пусть бы Грюм проводил для таких маньяков отдельные занятия, — думает он, — а нормальным людям дядю попросили бы преподавать». В том, что Сириус Блэк — один из лучших преподавателей ЗОТИ, Драко имел возможность убедиться не единожды. По крайней мере, он честно признаёт, что если бы не дядя, пикси бы лысого он бы сдал СОВ по ЗОТИ в прошлом году. Но, как говорится, всё познаётся в сравнении. Малфой вспоминает Амбридж, а затем по аналогии и Локонса и понимает, что Аластор Грюм в качестве преподавателя ЗОТИ — ещё не худший вариант.

Минут через двадцать дверь за профессорским столом отворяется, и в зал входит лесничий. Сев на обычное место, он сразу же машет толсто забинтованной рукой Уизли и Грейнджер.

— Как поживают соплы, Хагрид? — слышит Драко голос рыжего.

— Процветают, — широко улыбается — подумать только! ‒ преподаватель.

— Никто и не сомневался, — тихонько говорит тоже услышавший разговор Нотт. — Похоже, нашли еду по душе. Пальцы.

— Будьте доб'гы, передайте, пожалуйста, буйя-а-бес! ‒ громко просит чей-то голос. Это та самая девушка, что не сдержала смешок во время приветствия Дамблдора. Она наконец-то снимает шарф, и ее белокурые волосы волной падают почти до самого пояса. У неё большие синие глаза и ровные белые зубы. Габриэль! Габриэль здесь! Значит, это всё-таки была она!

Уизли, к которому она обращается, краснеет до ушей. Смотрит на девушку, открывает было рот, но вместо слов издаёт бессмысленное бульканье.

— Габриэль! Эй, Габриэль! Привет, красотка, — через весь зал кричит по-французски тоже узнавший её Поттер.

— ‘Арри? — позабыв про буйабес, Габриэль разворачивается так резко, что её взметнувшиеся волосы едва не задевают лицо Уизли, и радостно улыбается. — Привет, красавчик.

— Я бы тебя обнял, но ты слишком далеко, — Поттер разводит руками, улыбается и отправляет смеющейся француженке воздушный поцелуй.

Габриэль со смехом ловит его и прижимает узкую ладонь к щеке.

— Я рада тебя видеть, ‘Арри!

— Только меня?

— ‘Арри, — в мелодичном голосе отчётливо звучит предупреждение, и кузен, точнее, почти-уже-покойный-кузен примирительно вскидывает руки.

— Я понял, Габриэль. Если я устрою небольшую вечеринку, ты придёшь?

— Приду, ‘Арри, — соглашается Габриэль, ещё раз улыбается Поттеру и возвращается за свой стол.

— Тогда увидимся.

— Что это было? — сквозь зубы цедит Малфой, хотя, видит Мерлин, больше всего на свете ему хочется схватить поганца-кузена за воротник его красной мантии и чуток придушить. А может, и не чуток. Точно! До того момента, как самодовольное лицо посинеет от удушья, а рот начнёт судорожно хватать столь необходимый кислород!

— Ты о чём? — этот…. это… он ещё осмеливается смотреть на Драко невинно-недоумевающим взглядом чистых зелёных глаз. — Так, спокойно, Малфой, — понимая, что каждую секунду рискует умереть медленной и мучительной смертью, Поттер быстро-быстро тараторит: — Малфой, я же герой. Мальчик-Который-Выжил, меня нельзя убивать. Я очень известный. Тебя накажут. И папа за меня отомстит.

— Ничего, — хрипло отзывается Драко, красноречиво сжимая в руке нож, и медленно выдыхает, сдерживая длинную матерную тираду, рвущуюся изнутри со страшной силой, — я рискну. Какого Мерлина ты устроил?! — шёпотом орёт он, не обращая внимания на направленные на него со всех сторон любопытные взгляды.

— Да я просто поздоровался со знакомой, чего ты так взбеленился? И, между прочим, — он придвигается ближе и шепчет Драко в самое ухо: — Я о тебе заботился. Во-первых, мы убедились, что ты ей не безразличен и что она тебя не забыла, а во-вторых, теперь точно знаем, что она придёт на вечеринку. А уж там-то ты сумеешь очаровать её заново. И вообще! Я из-за тебя тут своей собственной личной жизнью рискую — видел, как на меня Дафна смотрела? Вот что мне ей сейчас говорить?

— Скажи, что со знакомой поздоровался, — остывая, ехидно предлагает Малфой, который знает, что кто-кто, а кузен-то уж точно способен заговорить зубы кому угодно.

— Всё нормально? — веселье и притворное негодование в зелёных глазах сменяются искренним беспокойством, и Малфой чувствует что-то похожее на угрызения совести: мало того, что он сорвал давно копившееся напряжение на пытающемся ему помочь кузене, так тот ещё и беспокоится за него!

— Нормально, — кивает он, — просто сорвался, — признаётся сквозь зубы, отводя глаза.

— Понятно, бывает, — Поттер с несколько принуждённой улыбкой хлопает его по плечу и разворачивается к недовольной Дафне. Драко мимолётно удивляется, неужели Поттер ей правда так понравился? Он-то был уверен, что Гринграсс согласилась пойти с ним на бал и мило болтала только потому, что ей льстили завистливые взгляды остальных девчонок. Даже собирался позже предупредить кузена о некоторых особенностях слизеринского мышления. Но теперь ему откровенно не до того. Да и Гарри — большой мальчик, а значит, и сам сможет разобраться со своими симпатиями

Габриэль-Габриэль...

Что же она с ним сделала? Во что превратила? Чем завлекла? Из-за неё он реально сходит с ума! Всё, хватит. Дал ей три месяца остыть — и хватит, пора возвращать всё на круги своя. А то он точно так скоро свихнётся!

Малфой усилием воли заставляет себя оторвать взгляд от оживлённо болтающей с подругами Габриэль. Она делает вид, что не знает его? Отлично, тогда он притворится, что принимает её правила игры. Но сделает всё для того, чтобы как можно быстрее изменить их на собственные.

Перехватив очередной удивлённый взгляд какого-то хаффлпаффца, Драко с трудом сдерживает гримасу раздражения, — за что он терпеть не может Хогвартс, так это за то, что в нём всем и всегда есть до тебя дело. Ну увидели вы то, что вас удивило, так обсудите это тихонько между собой, зачем пялиться-то на малознакомого человека? Мерлин! Как же бесит! И как только Поттер это постоянно терпит?

— Смотри, кто ещё пришёл, — Нотт кивает на преподавательский стол. Два пустых кресла наконец обретают хозяев. Рядом с дядей садится Людо Бэгмен, а слева от мадам Максим — мистер Крауч. Тот самый, что посадил Сириуса в Азкабан. А если учесть, что Снейпа и того же Сириуса связывает давняя, ещё в школьные годы сложившаяся стойкая неприязнь, становится понятно, какая «милая» атмосфера царит сейчас за преподавательским столом.

— Что они тут делают? — удивляется Драко, радуясь поводу отвлечься.

— Они — организаторы Турнира Трех Волшебников, — Тео, как всегда, знает всё. — Полагаю, приехали посмотреть начало Турнира.

Наконец золотые тарелки пустеют, и Дамблдор опять встаёт с кресла. Зал замирает в ожидании.

— Торжественный миг приблизился, — Дамблдор оглядывает, улыбаясь, обращенные к нему лица. — Турнир Трёх Волшебников вот-вот будет открыт. Перед тем, как внесут ларец...

— Что-что внесут? ‒ не понимает Блейз.

— ...Я хотел бы коротко объяснить правила нынешнего Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, мистера Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного магического сотрудничества, — слушатели вежливо хлопают, — а также Людо Бэгмена, начальника Департамента магических игр и спорта, — Бэгмену достаются щедрые аплодисменты, наверное, благодаря его славе загонщика, а может, просто потому, что вид у него куда приветливее: Бэгмен оценивает аплодисменты, осклабившись и помахав залу рукой. — Мистер Бэгмен и мистер Крауч, организаторы Турнира, без устали работали несколько месяцев, — продолжает Дамблдор, — и они войдут в судейскую бригаду Турнира, — Дамблдор улыбается. — Филч, ларец сюда, пожалуйста.

Школьный завхоз, жутковатого вида старикашка, который до этой минуты прятался где-то в дальнем углу зала, тут же является к профессорскому столу, неся в руках старинный деревянный ларец, инкрустированный жемчугом. Зал шумит. Какой-то гриффиндорский первокурсник даже встаёт на лавку, чтобы лучше видеть, но так мал, что всё равно едва возвышается над соседними головами. Филч осторожно ставит ларец перед Дамблдором, и тот продолжает объяснения:

— Инструкции к состязаниям мистером Краучем и мистером Бэгменом уже проверены. Для первого тура всё готово. Туров — три, состязания основаны исключительно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность, — при последних словах зал затихает, затаив дыхание. Опасность? Драко от души надеется, что огненный стакан не выберет ни Габриэль, ни Гарри. Сам он не собирается даже приближаться к нему. А Дамблдор невозмутимо продолжает: — В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оценивать по тому, как они справились с очередным состязанием. Чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов, становится победителем. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристрастный выборщик — Кубок Огня.

Дамблдор вынимает волшебную палочку и ударяет по крышке ларца три раза. Крышка медленно, со скрипом открывается. Дамблдор суёт внутрь руку и достаёт большой, покрытый грубой резьбой деревянный Кубок. Ничего примечательного — не будь он до краёв наполнен пляшущими синеватыми языками пламени. Дамблдор закрывает крышку, осторожно ставит на неё Кубок, чтобы все хорошо его видели. — Желающие участвовать в конкурсе на звание чемпиона должны разборчиво написать своё имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок, — говорит он. — Им даётся на размышление двадцать четыре часа. Кубок будет выставлен в холле. И завтра вечером выбросит с языками пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трёх Волшебников. Конечно, избраны будут достойнейшие из достойнейших. Кубок на всю ночь останется в холле и будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. Замечу, что к участию будут допущены только те, кто достиг шестнадцати лет. А чтобы те, кому нет шестнадцати, не поддались искушению, я очерчу вокруг него запретную линию. Всем, кто младше указанного возраста, пересекать эту линию запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе, примите к сведению: для избранных в чемпионы обратного хода нет. Чемпион будет обязан пройти Турнир до конца. Бросив своё имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить невозможно. Посему хорошенько подумайте, действительно ли вы хотите стать чемпионами. Ну, а теперь, кажется, самое время идти спать. Всем доброй ночи.

— Всем обратно на корабль, — распоряжается подошедший к слизеринскому столу Сириус и обеспокоенно спрашивает: ‒ Как себя чувствуете? Все поели? Может, послать на кухню за глинтвейном?

— Всё в порядке, директор, — отвечает за всех Поттер.

— Я знаю, что у вас всё и всегда в порядке, мистер Поттер, и именно поэтому спрашиваю остальных, — со смешком заверяет сына Сириус.

Северяне слаженно кивают, подтверждая, что у них всё в порядке и что ничего не нужно, и начинают подниматься из-за стола.

— Директор! — кузен единственный, кто остался сидеть, — я правильно понял, что Турнир — это в первую очередь средство налаживания дружеских связей между молодыми волшебниками разных стран?

— Правильно, — Малфою кажется, что дядя кивает насторожённо. И зная, что чаще всего после уточняющих вопросов Поттера следует очередная блестящая — с точки зрения самого Поттера, разумеется, — идея, он понимает, что беспокоится Сириус не напрасно.

Кузен, как обычно, оправдывает его ожидания:

— Так какое же это налаживание связей, когда мы тут же на корабль уходим? Мы что, должны переписку с новыми знакомыми вести? — Сириус представляет, как стаи сов заполняют его корабль, тут и там оставляя на отполированном дереве следы своей жизнедеятельности, и мысленно содрогается:

— Нет, переписка, это, пожалуй, чересчур.

— Вот и я об этом!

— Чего вы хотите, мистер Поттер?

— Можно нам остаться в замке? Не всем, а только тем, кто захочет? А через два… нет, три часа мы вернёмся. Правда, вернёмся. Да, парни?

Соседи Поттера — длинноволосый блондин и рыжеволосый здоровяк — утвердительно кивают, с надеждой глядя на своего директора, и Малфой понимает, что им вовсе не хочется возвращаться на корабль.

— Мистер Поттер, вы ведь понимаете, что если я отвечу на вашу просьбу согласием, то все присутствующие сочтут, что сделал я это только потому, что вы — мой сын? — Сириус задумчиво потирает гладко выбритый подбородок.

— Понимаю. Но слухов о том, что вы даёте мне послабления, избежать всё равно не удастся. Тогда почему бы мне не извлечь из своего привилегированного положения максимум выгоды? — усмехается Поттер.

— Хорошо, — сдаётся Сириус. — Но чтобы через три с половиной часа все лежали по койкам — приду, проверю. И если я кого-нибудь, — Блэк смотрит на невинное лицо сына, — не обнаружу на положенном ему месте, то этот кто-то будет до конца года исполнять обязанности уборщика на палубе и в трюмах.

Лицо Поттера разочарованно вытягивается, но, повинуясь ждущему взгляду отца, он смиренно кивает:

— Да, директор.

— У вас есть три с половиной часа. И ни минутой больше, — Драко кажется, что уголки губ Сириуса дрожат в сдерживаемой улыбке. Забрав с собой большую часть своих учеников, дядя возвращается на корабль.

А Поттер шумно выдыхает:

— Я уж думал, он никогда не согласится. Чёрт бы побрал эти слухи: ваш сын учится в вашем классе и хорошо успевает? Наверное, вы ему помогаете! Поттер будет стажироваться в Южной Америке? Да ведь он сын директора! — зло передразнивает он кого-то.

— Расслабься, Поттер, — Драко успокаивающе кладёт руку на плечо раздражённого кузена, — уж кому-кому, а тебе о слухах точно переживать не стоит. Про тебя их и без того слишком много ходит. Одним больше, одним меньше… «Пророк», например, в прошлом месяце вообще писал о том, что ты болен и уже почти при смерти, — со смехом вспоминает он.

— А в позапрошлом, что на самом деле я — девчонка! «…посмотрите на эти уточнённые черты и полные затаённой боли зелёные глаза…», — скривившись, по памяти цитирует кузен. — Кто вообще такая эта Рита Скиттер? И как ей позволили работать журналистом? У неё же явно в голове чего-то важного не хватает! Ладно, сейчас важнее другое: куда пойдём? Я хочу посмотреть вашу гостиную и кухню, и поле для квиддича и… — тут он, видимо, вспоминает, что Визжащая хижина не предназначена для публичного осмотра и осекается, — да и вообще всё, что есть интересного!

Дафна, улыбается, глядя на оживлённое лицо Поттера, а, кажется, успевшие немного привыкнуть к его заражающему всех и вся энтузиазмом Тео и Блейз смеются:

— На что, чтобы осмотреть всё, что ты хочешь, не хватит и нескольких дней, — рассудительно замечает Нотт.

— Ну так и сегодня не последний наш вечер здесь, — не смущается Поттер, — я просто озвучил программу-максимум.

Возле слизеринского стола, из-за которого не торопится вставать стихийно сложившаяся полинациональная компания, останавливается Уизли и издает странный булькающий звук.

— Ты что-то хотел? — удивлённо смотрит на него Поттер.

Рыжий гриффиндорец вздрагивает и неловко суёт длинные — как у обезьяны — руки в карманы брюк, отчего расстёгнутая мантия собирается отвратительными складками.

— Чего?

— Ты что-то хотел? — терпеливо повторяет Поттер, со спокойным дружелюбием глядя на Уизли. Малфой незаметно морщится: он уверен, что кузену вовсе не обязательно быть с рыжим таким приветливым.

— Я?.. — нет, я, хочется заорать Малфою, но он сдерживается, — ну… это, — краснея, мнётся Уизли.

— Да?

— Хотел этот, как его, автограф попросить, вот, — разрождается-таки рыжий.

— Автограф? — кузен растерянно смотрит на Малфоя, похоже, к нему ещё никогда не подходили с такими просьбами.

«Ну, хоть в чём-то Уизли первый», ‒ саркастично думает Драко.

— Зачем тебе его автограф, Уизли? Продашь, чтобы хоть как-то заработать денег? — привычно язвит он.

— Заткнись, отродье Пожирателя! — краска со щёк Уизли сбегает на шею, и он резко поворачивается к Малфою — Ты-то только и можешь, что хвастаться папочкиными деньгами, хотя сам по себе ни стоишь и кната!

— Ого! Какое длинное предложением. Сам придумал, или Грейнджер подсказала?

— Умолкни, Малфой! — резко бросает очень вовремя проходящая мимо и, видимо, услышавшая его последнюю реплику Грейнджер.

— А ты его не затыкай, Грейнджер, — вступает в перепалку Тео.

— А ты не указывай мне, Нотт! — злится гриффииндорка. .

— Ого, рыжий, да за тебя девушки заступаются. Приятно, наверное, — глумливо ухмыляется Малфой, — хотя чего это я? Разве Грейнджер девушка? Она же просто паршивая грязно…

Резкий голос Поттера не даёт ему договорить:

— Малфой!

— Видишь? Теперь ты видишь? — злорадно восклицает Уизли, размахивая руками, словно взбесившаяся мельница. — Ты не должен с ними общаться! Не можешь сидеть с ними за одним столом — они тут все детишки Пожирателей Смерти. А они, если ты не знаешь, были слугами Того-Кого-Ты-Убил! И сам Тот-Кого-Нельзя-Называть учился на Слизерине. А значит, они все тут будущие тёмные маги.

Кажется, застывает даже воздух, — напряжение, скопившееся между молчаливо-мрачными слизеринцами, истерично-озлобленным Роном Уизли и с надеждой поглядывающей на двери Большого зала Грейнджер достигает пика. Драко почти уверен — ещё секунда, и в ход пойдут палочки.

Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Слишком сильна в волшебниках ненависть к тем, кого называли Пожирателями Смерти, слишком глубоки нанесённые войной раны, чтобы затянуться за неполные пятнадцать лет. И понимая, что до самих Пожирателей им не добраться — тех из них, что на свободе, защищает достаточно высокое положение в обществе — юные борцы с идеями Того-Кого-Нельзя-Называть на их взгляд вполне логично выбирают в качестве объектов своей ненависти их детей. А заодно и всех, кто обучается на Слизерине.

Ну, а как иначе? Волдеморт учился на Слизерине? Да. Большинство его сподвижников окончили этот же факультет? Тоже да. А значит, надо выжечь этот рассадник зла с лица Хогвартса. А то, что процентов семьдесят нынешних слизеринцев не имеет никакого отношения к Волдеморту и Пожирателям, того же Уизли не волнует совершенно. Экстраполяция, господа и дамы! Великая вещь! Хотя, вряд ли рыжий вообще знает о существовании подобной процедуры, не говоря уже о том, что она из себя представляет.

А ведь семьи тех же Дафны и Блейза никогда не разделяли идей Волдеморта, придерживаясь нейтралитета. Но кого это волнует? Они слизеринцы? Слизеринцы. А значит, априори злобные, подлые, жестокие и обязательно мечтающие уничтожить как можно больше грязнокровок. Цель у них в жизни такая интересная.

Нет, Драко вовсе не настолько наивен, чтобы заявлять, что ненависть гриффиндорцев и Ко не имеет под собой никаких оснований. Его собственный отец и отец Тео были соратниками Тёмного Лорда довольно продолжительное время, и, хотя мама и отец никогда и ничего не рассказывали ему о том периоде в жизни отца, он точно знает, что отец убивал. Возможно, не раз и не два. И почти наверняка он применял Круциатус. Он знает это, да. Но… Во-первых, прошло уже много лет, в течение которых Люциус Малфой ведёт мирную, связанную исключительно с финансами — и изредка финансовыми махинациями, ‒ жизнь . А во-вторых, он сам. Драко. В чём виноват он? В том, кто его отец? Ну, уж извините, он его не выбирал. Да и как бы там ни было, каким бы ни был Люциус Малфой в бытность свою Пожирателем смерти, но для Драко он прежде всего — отец. Его папа, который учил маленького Драко летать на метле и ночами сидел у кроватки, когда он болел. Но разве Уизли поймёт это? Поймёт, что мир не делится на чёрное и белое. Что есть ещё и полутона. Да и надо ли кому-то что-то доказывать? Их ненавидели и будут ненавидеть, какими бы белыми, милыми и пушистыми они не прикидывались. А они и не пытаются этого делать.

Малфой знает, что во многом виноват сам. Что сам никогда не пытался сдерживать своё раздражение. Что невзлюбил Уизли и Грейнджер с первого взгляда. Но имеет ли сейчас значение точная причина? Нет. Сейчас нужно как-то разобраться с последствиями.

К счастью или сожалению, но в Большом зале остались только участники инцидента. Даже преподаватели и судьи успели покинуть свои места.

В повисшей тишине негромкий вздох Поттера звучит почти оглушающе:

— Знаете, что я ненавижу больше всего? — спрашивает он у всех сразу и ни у кого конкретно. — Больше всего я ненавижу предубеждения: из-за них мой отец провёл два года в Азкабане. Все, даже Дамблдор, так охотно поверили, что он предал моих родителей — только потому, что он Блэк. Страх и ужас, прячьтесь под Фиделиусом, Тёмный маг идёт! Ты говоришь, что я не должен общаться со слизеринцами, — зелёные глаза Поттера встречаются с голубыми Уизли, — но разве ты не знаешь, что Дурмстранг специализируется на тёмном волшебстве? А ведь у нас нет разделения на факультеты. Грин-де-Вальд учился вместе со всеми. И если следовать твоей логике, выходит, что нужно ненавидеть и меня. Я ведь учусь в том же самом месте, что и предшественник Волдеморта, — Уизли вздрагивает, услышав имя Тёмного Лорда. А Поттер встаёт и, по широкой дуге обогнув Уизли и Грейнджер, стремительно идёт к выходу. Напряжённые дурмстранговцы, не забывшие одарить Уизли насмешливо-снисходительными взглядами, не отстают, и слегка запыхавшиеся от непривычно быстрого шага слизеринцы догоняют их уже в коридоре.

— Куда ты так рванул? — Забини безуспешно пытается отдышаться прямо на ходу.

— Если бы я не рванул, — Поттер уверенно поднимается по лестнице, — то либо вы, либо они взялись бы за палочки. А я не хочу ввязывать в драку в свой первый день в Хогвартсе. Я обещал отцу, что хотя бы попытаюсь вести себя хорошо, иначе он меня отправит обратно. Так, — резко остановившись и, убедившись, что нежелательных свидетелей не наблюдается, Поттер почти приказывает: — Блейз, Тео, Дафна, можете показать Яромиру и Акире школу? Всё-таки нам почти год здесь учиться, и нужно хотя бы немного ознакомиться с замком.

Переглянувшись с Блейзом и Дафной, Нотт согласно кивает головой.

— Отлично, — Поттер устало улыбается, — парни, через, — он смотрит на часы, — два с половиной часа встречаемся у выхода.

— Любишь же ты командовать, Поттер, — ухмыляется светловолосый — не иначе в тон фамилии — Яромир, не пытаясь, впрочем, спорить.

— А то! — дождавшись, пока трое слизеринцев и двое дурмстранговцев скроются за поворотом, Поттер оборачивается к кузену: — Где мы можем поговорить?

Тот пожимает плечами:

— Да хоть здесь, единственное — это заклинание неслышимости, на всякий случай наложи его.

— А, полог, — Поттер вытаскивает палочку и делает несколько энергичных взмахов, быстро и неразборчиво пробормотав пару коротких слов. Привычно усаживается на подоконник и подбирает под себя одну ногу. Малфой со вздохом устраивается рядом, искоса поглядывая на кузена. Тот молчит, задумчиво прикусив губу, и Драко вспоминает, что ещё в августе в углу его нижней губы тоже было кольцо.

— Отец велел снять, — почувствовав его взгляд, поясняет Поттер, и Драко невольно вздрагивает: иногда ему кажется, что кузен читает его мысли. Хотя это, конечно, бред: в легилименции Поттер полный профан, — сказал, что Дамблдора удар хватит.

— Что насчёт брови и уха?

— Это я перед самым выходом успел надеть. В темноте никто и не заметил, а потом уже поздно было что-то делать, ‒ кузен по своему обыкновению мгновенно переходит от одной темы к другой. — Почему ты никогда не рассказывал мне о том, какого мнения о Слизерине остальные ученики?

— А зачем? — пожимает плечами Малфой и поясняет, отведя глаза: — Ни ты, ни я всё равно бы ничего не смогли изменить. Да и раньше сумасшествие Уизли никогда не принимало таких масштабов, наверное, это его присутствие Мальчика-Который-Выжил на подвиги вдохновило, — вяло шутит он, ловя себя на мысли, что мечтает о большом глотке крепкого алкоголя. И неважно, какого.

— Не смешно, Малфой, — хмурится кузен, — какого чёрта ты делаешь вид, что ничего особенного не произошло?

— А что произошло? — Драко пожимает плечами. — Ну, поскандалили в очередной раз с гриффиндорцами, так даже до заклинаний дело не дошло.

— Ты хотел назвать её грязнокровкой, — шёпотом выдыхает Гарри, и Малфой видит, что пальцы кузена сжимаются в кулаки, — ты так ненавидишь её?

— Наверное.

— А мою мать ты тоже ненавидишь? Она тоже… магглорождённая. И меня ненавидишь? Я ведь не чистокровный.

— Перекати нести бред, Поттер! — Малфою хочется от души, по-маггловски врезать кузену, только чтобы стереть с его лица это вопросительное выражение. Неужели он и правда может подумать, что Драко ненавидит его? После одиннадцати лет дружбы? После всего, что между ними было?

— Тогда почему? — допытывается Гарри. — Почему ты ненавидишь её? Если не из-за её крови?

— Да не её я ненавижу, а его, этого Уизли! — пользуясь тем, что их никто не может услышать, Малфой почти кричит. — И таких же, как он. Таких всех из себя беленьких и пушистеньких, ненавидящих Пожирателей и их детей! И ладно бы только нас, так нет — они ведь терпеть не могут всех, кто поступил на Слизерин! Как будто мы тут все помешанные на чистоте крови идиоты. И плевать им, что было и есть на самом деле. Все видят только то, что хотят видеть. Хотят найти виноватых, и находят их. Вот и всё. А мы и есть такие виноватые! И не сказать, чтобы совсем уж безвинные. Что ты ещё от меня хочешь услышать?! — он всё-таки срывается на крик, ненавидя себя за это.

Его трясёт. От злости, от негодования, от несправедливости и от запоздалого липкого страха — страха увидеть, как кузен выбирает Уизли, и понять, что в глубине души он думает точно так же.

— Идиот, Малфой, какой же ты идиот, — почти стонет Поттер и нервно проводит рукой по волосам, — почему ты мне раньше ничего об этом не рассказал? Какого пикси делал вид, что всё в порядке?

Драко устало пожимает плечами, он и сам не знает, почему молчал. Наверное, потому что понимал: сам он тоже сделал немало того, за что тот же Уизли может ненавидеть его. И не чувствовал за собой никакой вины. В большинстве случаев издеваться над гриффиндорцами было весело, особенно понимая, что превосходишь их по всем статьям: уму, богатству, внешности и… да, его кузеном и лучшим другом был Гарри Поттер, о чём мог только мечтать любой другой волшебник его возраста. Странно, но последнее обстоятельство Драко никогда не мог осознать полностью. Он, конечно, всегда знал, чем именно знаменит Мальчик-Который-Выжил, но с трудом ассоциировал книжного Героя с Гарри. Гарри, с которым он познакомился одиннадцать лет назад и который до сих пор оставался его лучшим другом. Гарри, с котором они сбегали из дома на маггловские рок-фесты и зажигали в маггловских же ночных клубах…

Мерлин! Почти весь Хогвартс убеждён, что он ненавидит и магглов, и грязнокровок. А он почти каждый каникулы выбирается именно в маггловскую часть мира… Как он ещё сам не запутался?

— Ты что, думал, что если я узнаю об этом, моё отношение к тебе и дяде Люциусу как-то изменится? — зелёные глаза смотрят почти зло. — Идиот, — в очередной раз повторяет Поттер, — чёрт, какой же ты идиот, Малфой. Ты — мой лучший друг, и даже если двадцать Уизли будут брызгать на меня слюной, доказывая, что ты — само зло во плоти, ничего не изменится. Никогда не думал, что мне придётся тебе это объяснять, — Поттер криво улыбается и спрыгивает с подоконника, — пошли.

— Куда?

— На кухню, куда ж ещё. Не знаю, как ты, а я хочу есть.

— Мы же только что с ужина.

— Во-первых, ничего не только что, куча времени уже прошла, а во-вторых, после таких потрясений мне просто необходимо съесть что-нибудь сладкое и высококалорийное, — со смешком объясняет кузен и хлопает Драко по плечу, — не тормози, Малфой.

Драко слабо усмехается. Никогда ему не понять, как Поттер это делает. Вроде ничего особенного не сказал, разве что как обычно обозвал идиотом, да предложил поесть, но ему отчего-то стало намного легче.

Словно давящая тяжесть если и не исчезла с плеч полностью, то существенно уменьшилась в весе.

— Пошли разорим хогвартских эльфов, — соглашается он и, переглянувшись и улыбнувшись друг другу, блондин в чёрной мантии Хогвартса и брюнет в кроваво-красной форме Дурмстранга направляются в сторону кухни.

* * *

— Лимонную дольку, Сириус? — радушно предлагает Дамблдор, удобно устроившись в мягком кресле за массивным, уставленным многочисленными приборами и приборчиками столом.

— Благодарю, директор, — по привычке назвав Дамблдора директором, Сириус, теперь бывший его коллегой, смущённо хмыкает.

— Так о чём ты хотел со мной поговорить, мальчик мой?

Сириус задумчиво потирает подбородок, собираясь с мыслями и скользя взглядом по директорскому кабинету. В отличие от его собственного рабочего места, вполне традиционной прямоугольной формы, кабинет Дамблдора представлял собой большое круглое помещение с увешанными портретами его бывших владельцев стенами.

Сириус усмехается, вспоминая, сколько раз они с Джеймсом бывали здесь во время своего ученичества. К их чести стоит сказать, что попадались они в среднем один раз из десяти. Но даже так кабинет директора к шестому курсу стал для Сириуса Блэка и Джеймса Поттера едва ли не роднее гриффиндорской гостиной.

— Сириус? — мягко зовёт Дамблдор.

— Да-да, — Блэк с трудом выныривает из воспоминаний, где его лучший друг молод, беспечен, а главное жив, ‒ я хотел поговорить с вами о Гарри.

— О Гарри? — кустистые брови Дамблдора взмывают вверх. — С ним что-то не так? Помимо, — директор усмехается, — очевидного желания эпатировать публику? Но я более чем уверен, что он перенял эту черту именно от тебя, Сириус.

Бледные щёки Блэка едва заметно краснеют, и он смущённо откашливается:

— Не об этом директор. О Петтигрю. Его ведь так и не нашли?

— Да, Сириус. К сожалению, нам так и не удалось отыскать Питера.

— Мерзкая крыса, — Блэк сжимает зубы, сдерживая рвущиеся наружу ругательства, — жаль, очень жаль, что я не сумел тогда убить его.

Дамблдор укоризненно смотрит на своего бывшего студента из-под очков-половинок, но тот не обращает на взгляд директора Хогвартса никакого внимания.

— Я не знаю, есть ли в этом какой-то смысл, но Гарри недавно приснился сон.

— Сон?

— Да, сон. И это был странный сон. После него у Гарри болел шрам.

— Шрам? — Дамблдор заинтересованно подаётся вперёд. — Его шрам болел?

— Да. Но, прежде чем я расскажу вам подробности, хочу заметить, что у Гарри нет и никогда не было привычки врать мне.

— Не сомневаюсь в этом, мальчик мой.

— В этом сне Гарри видел кого-то очень похожего на Петтигрю. Мы сравнили наши воспоминания в Омуте Памяти, и я убедился, что этим человеком вполне может быть повзрослевший Петтигрю. Не знаю, он это или нет, но тот разговаривал с кем-то. Гарри плохо запомнил подробности, но речь шла о нём. Голос второго, — Сириус запинается, — Гарри сказал, что он назвал себя не человеком, говорил о том, что ему нужен мальчишка по имени Гарри Поттер. Он нужен ему для чего-то важного. Ещё Гарри сказал, что тот, второй, убил старого маггла и какую-то женщину по имени Берта Джоркинс, кажется, они говорили, что она работала в Министерстве Магии. Что всё это значит, директор? Вы можете объяснить?

Дамблдор встаёт с кресла, проходится по комнате и, замерев возле камина, протягивает к огню испещрённые морщинами руки. И Сириус понимает, что директор уже давно перешёл тот рубеж, что отделяет человека от глубокой старости. На миг его охватывает страх: таким беззащитным кажется сейчас величайший чародей современности.

— Директор?

— Это значит, Сириус, что дела обстоят хуже, чем я полагал.

— Что вы имеете в виду?

— Ты помнишь Берту Джоркинс, Сириус?

— Берту? Ту безмозглую дуру, что училась тремя курсами старше? — хмурится Блэк. — Вы хотите сказать, что это она?..

— В конце июня Берта Джоркинс, сотрудница Министерства Магии, пропала, — печально улыбается Дамблдор, ‒ а после твоего рассказа я с уверенностью могу сказать, что она мертва.

— Вы… Вы думаете, что это был не просто сон?

— О нет, Сириус, это определённо не простой сон, — Дамблдор снова проходит по кабинету, а за его передвижениями с любопытством наблюдают с портретов бывшие директора Хогвартса.

Сириус Блэк откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. Он знал, что Дамблдор скажет именно это, знал с того самого момента, как непривычно растерянный и испуганный Гарри рассказал ему о своём сне. Знал, но не хотел верить, не хотел признавать.

— Боюсь, Волдеморт ищет пути для того, чтобы вернуться.

Сириус со свистом выпускает воздух сквозь крепко ‒ до боли ‒ стиснутые зубы. Он так надеялся ошибиться хотя бы в этом!

— Что ему нужно от Гарри? — сидеть и предаваться унынию Сириус попросту не умеет. Оказавшись, в любой — даже самой безнадёжной ситуации — он начинает действовать. Да он даже побег из Азкабана спланировал! Вот только оправдали его раньше, чем он предпринял попытку к бегству… Сейчас он должен защитить Гарри. А для этого в первую очередь ему нужна информация. Любая информация о Волдеморте.

— Я не знаю, Сириус. К сожалению, я никогда не понимал Волдеморта, ни когда ему было одиннадцать или шестнадцать лет, ни позже. Единственное в чём я уверен, так это в том, что безопасность Гарри волнует его в последнюю очередь.

Сириус хмыкает. Он тоже в этом уверен. Но что это даёт?

— Если кубок не выберет Гарри, он сможет вернуться в Дурмстранг, а там Волдеморту будет очень трудно добраться до него, — задумчиво говорит он и, встретившись взглядом с Дамблдором, видит его согласный кивок. — Я поговорю с Гарри. Думаю, мне не составит труда уговорить его не пытаться участвовать в отборе и вернуться в школу, — говоря это, Сириус слегка кривит душой. Конечно, Гарри не особенно стремится стать чемпионом. Уже имеющейся славы ему хватает за глаза. Но вот убедить его снова оказаться вдали от лучшего друга, будет куда сложнее. Да и на светловолосую слизеринку, что сидела рядом с Малфоем, он поглядывал, насколько мог заметить Сириус, весьма красноречиво. А выражение лица было точь-в-точь, как у Джеймса, когда до него начало доходить, что ему нравится Лили.

«Чёртов Волдеморт, и надо было ему появиться именно сейчас!» — зло думает Сириус.

— Ты расскажешь ему о Волдеморте?

Блэк пожимает широкими плечами:

— Честно говоря, я с трудом представляю себе этот разговор, — признаётся он, — я делал всё для того, чтобы Гарри рос обычным ребёнком. Чтобы у него было детство. Развлечения. И я не знаю, как он воспримет известие о том, что Волдеморт пытается вернуться. — Но, как ни странно, сейчас есть вопрос поважнее. Директор, почему Гарри видел его во сне?

Дамблдор задумчиво щурится:

— Полагаю, сработала связь, что установило между ними смертельное проклятье, пущенное Волдемортом и оставившее на лице мальчика шрам.

— Связь? Она работает в обе стороны?

— Думаю, да. Но пока Волдеморт слишком слаб для того, чтобы пользоваться ею. И я не уверен, что он вообще знает об её существовании.

Блэк хмурит тёмные брови. Новость его не радует. Но сейчас ему нужно сосредоточиться на том, что он может изменить. Мужчины прощаются, и задумчивый Сириус, планируя разговор с сыном, возвращается на корабль.

— Ты пытаешься сделать то же, что и Волдеморт, мальчик мой, — оставшись в одиночестве, Дамблдор садится за стол, и устало прикрывая полные тревожной печали глаза, — обмануть судьбу.