Синяки (гет)

Протягивая Маринетт номер адвоката своего отца, Адриан с некоторым беспокойством наблюдает за ее реакцией. Не то чтобы он был против плана Альи, но он боится, что такая настойчивость чрезмерна.

И его страхи явно обоснованы.

Со своего места Адриан может заметить точный момент, когда терпение Маринетт подходит к концу. Он находится достаточно близко к ней, чтобы не пропустить то, как широко распахиваются ее громадные голубые глаза. Как щеки краснеют от гнева. Как внезапно сжимается челюсть. Не говоря уже о пальцах, которые вцепились в край парты так ожесточенно, что он почти удивлен, что от них не остается вмятин.

Маринетт дрожит от такой ярости, что Адриану кажется, будто он ощущает ее физически. Чувствует, как от подруги исходят волны бешенства и ударяют его со всего размаха, оставляя парализованным от удивления.

И прежде чем Адриан успевает хоть немного отодвинуться, произнести хоть слово, попытаться предотвратить готовящийся взрыв, Маринетт вскакивает с сиденья.

— С меня ХВАТИТ! — вопит она, с силой хлопая руками по парте — ее ладони ударяют по дереву с ужасающим грохотом. — В последний раз: МОЙ. ПАРЕНЬ. МЕНЯ. НЕ. БЬЕТ. На скольких языках я должна вам это повторить, чтобы вы меня поняли?

Маринетт выпрямляется во весь рост, гордо вскинув подбородок, и по очереди расстреливает взглядом всех одноклассников.

— Вы ВСЕ ошибаетесь, — еще громче орет она. — У меня синяки, потому что я УДАРЯЮСЬ. Потому что я ПАДАЮ, — с нажимом произносит она. — Не потому что я позволяю себя бить тому, кто НИКОГДА не поднял бы на меня руку. Поэтому, что бы вам ни сказали, это всего лишь ужасное недоразумение, — заключает она, повернувшись к Алье.

Прервав на мгновение свою тираду, Маринетт глубоко вдыхает в явном усилии вернуть себе спокойствие.

— Я знаю, что ты беспокоишься за меня, — продолжает она дрожащим от гнева голосом, — и в обычное время я бы ценила это. Но сейчас всё зашло слишком далеко. СЛИШКОМ, слишком далеко. Я хотела бы, чтобы ты верила мне, когда я говорю и повторяю, что мой парень не бьет меня. И особенно я хотела бы, чтобы ты оставила меня в ПОКОЕ в том, что касается его!

Алья пристыженно съеживается на стуле, а Маринетт испускает яростное ворчание.

— Как подумаю, что вы ВСЕ поверили, что… Что мой… Что он меня… Что я была… Грррр! — восклицает она, снова испепеляя друзей взглядом. — Я знала, что Алья — королева безумных планов и поспешных заключений, но вы ВСЕ поверили, что я в самом деле позволяю себя бить. Вы НИ ЕДИНОГО РАЗА не сказали себе, что Алья может ошибаться. Вы НИ ЕДИНОГО РАЗА не подошли и не спросили меня!

Сверкающие глаза Маринетт внезапно останавливаются на Нино, который инстинктивно вжимает голову в плечи.

— Однако ТЫ знал, что я говорила Алье: она ошибается, — зло бросает она ему, и с каждым новым словом ее голос поднимается до опасных высот. — Ты присутствовал при наших разговорах. Но нет, надо, чтобы ты последовал за ней в ее бредовых идеях!

Прежде чем Нино успевает произнести хоть слово в свою защиту, Маринетт медленно поворачивает голову к Адриану. Он чувствует, как кровь отливает от лица. Никогда он не видел подругу в подобной ярости, и то, что он явно следующая жертва ее гнева, нисколько не успокаивает.

— А ТЫ! — вопит она, наставив на него обвиняющий палец. — Я думала, что ты более благоразумен, чем эти двое вместе взятые! Потому что насчет НИХ я могу понять, но ТЫ, ты обычно обладаешь хоть минимумом здравого смысла!

Адриан с трудом сглатывает. Подруга перед ним вопит, бушует, выпускает бурный гнев, который слишком долго созревал внутри нее.

Весь класс впадает в столбняк от этого мощного приступа ярости. Как и его одноклассники, Адриан не осмеливается сделать ни жеста, произнести ни слова, опасаясь только дать новую пищу урагану, который бушует перед ним. Даже акумы — чье появление он с беспокойством ожидает — похоже, не стремятся связываться с Маринетт.

И Адриан их понимает. Учитывая яростный огонь, сверкающий в ее глазах, Маринетт в конечном итоге кого-нибудь убьет.

Маринетт в конечном итоге кого-нибудь убьет. Наверняка.

Она чувствует это, в самой глубине своего существа.

Поэтому, пока ее действия и слова не пересекли границы непоправимого, она пользуется последним мгновением ясности, чтобы произвести благоразумное отступление. Дрожащими от гнева руками она поспешно засовывает вещи в сумку и вылетает из класса, метая громы и молнии.

Она не помнит, чтобы когда-либо была в такой ярости.

Сердце бешено колотится о ребра, грохоча в ритме бури, которая бушует во всем ее существе. Кажется, она не чувствует больше ничего, кроме этой тяжелой, настойчивой пульсации, которая каждую секунду питает ее гнев. В отчаянном усилии сохранить самоконтроль, Маринетт сжимает кулаки с такой силой, что ногти больно впиваются в ладони.

Конечно, несвоевременное вмешательство Альи продиктовано благими намерениями.

Но Маринетт не в силах больше видеть, как она без конца обвиняет Черного Кота — ЕЕ Черного Кота — в подлости. Он заслуживает лучшего. Никогда он не должен был стать мишенью такого презрения, такого злословия, такой бесчисленной клеветы, которой она выслушала слишком много и которая вызывает у нее тошноту. Маринетт считала мучительным уже то, что лучшая подруга посвятила в свои теории Нино и Адриана. Но то, что она увлекла за собой весь класс, а, может, даже всю школу — это слишком.

Слишком абсурдно.

Слишком жестоко.

Слишком несправедливо.

Просто… Слишком.

У Маринетт есть пределы, и они давно достигнуты. Ей необходим воздух, покой, время. Уйти на мгновение от людей, которые хотят ей лишь добра, но только ранят ее, не понимая этого.

Маринетт нужно совсем немного времени, чтобы дойти до дома. Она едва здоровается с родителями и, словно торнадо, пролетает через гостиную, чтобы поспешить в свою комнату. Затем, не теряя ни секунды, она яростно швыряет сумку на кровать, перевоплощается и выпрыгивает из окна.

Солнце начинает исчезать за горизонтом, а Ледибаг, усевшаяся на крышах Парижа, не перестает злиться. Стиснув зубы, она окидывает взглядом окрестности, ее пронзительно голубые глаза словно бросают вызов тому, кто снова осмелится разжигать ее недовольство.

Она проводит ладонью по лицу, испустив раздраженное ворчание, а потом слегка подпрыгивает, когда позади раздается удивленное восклицание.

— Моя Леди? — произносит напарник, осторожно приближаясь. — Всё в порядке?

Ледибаг чувствует, как щеки теплеют под маской — неоспоримое проявление смущения.

— Сожалею, Котенок… — извиняется она с напряженной улыбкой. — У меня был плохой день…

— Добро пожаловать в клуб… — вздыхает Черный Кот, тяжело опускаясь рядом с ней.

Ледибаг бросает на него быстрый взгляд. Обычно их свидания приводят напарника в радостное настроение, но сегодня явно не тот случай. Напротив — судя по тому, с каким усилием он улыбается и как избегает ее взгляда, Черный Кот сильно подавлен.

Как бывает с ним иногда после долгого и тяжелого дня.

Как бывает с ним иногда после ссоры с отцом.

Ледибаг не знает, что его огорчает, но как всегда, ее сердце сжимается, когда она видит его таким. Она инстинктивно протягивает к нему руку и нежно переплетает их пальцы.

— Хочешь поговорить об этом? — предлагает она, слабо улыбаясь.

— Почему бы нет… — вздыхает Черный Кот. — Кто начинает?

— Давай, — предлагает ему Ледибаг, слегка кивнув в знак ободрения. — Я тебя слушаю.

Уставившись перед собой невидящим взглядом, Черный Кот снова вздыхает.

— Я поругался с одной подругой, — нерешительно начинает он. — Ну, это было немного односторонним — скорее, это она вопила на меня. Что в общем-то не меняет сути, полагаю. Она злится на меня.

Черный Кот на мгновение прерывается, и Ледибаг мягко сжимает его пальцы, чтобы молчаливо показать ему свою поддержку. Вопреки скрывающей часть лица маске, уязвленное выражение вполне заметно.

— Ситуация немного… сложная… — продолжает Черный Кот, машинально проводя ладонью по затылку. — Не знаю, как это вкратце изложить.

— Ты всегда можешь попытаться, если хочешь, — с улыбкой отвечает Ледибаг. — Обещаю: если ничего не пойму, я тебе скажу.

— Спасибо, моя Леди, — он слегка наклоняется к ней, чтобы поцеловать в щеку. — На самом деле, эта подруга… Ее лучшая подруга убеждена, что ее бьет парень. Поскольку у нее постоянно синяки на руках, и она никогда не может объяснить их происхождение. И она никогда ничего не рассказывает о своем парне.

Не замечая почти неразличимого удивленного восклицания, которое вырывается у Ледибаг, Черный Кот продолжает рассказ.

— Короче, — он снова позволяет взгляду бродить по городу, расстилающемуся у ног. — Моя подруга постоянно говорит, что ничего не происходит. Но ее лучшая подруга убеждена в обратном, и на этот раз она попросила нас вмешаться. Под «нас» я подразумеваю весь класс. Некоторые пытались поговорить с ней более-менее тонко о ее личной жизни, другие предложили защитить ее, если нужно, например, на случай, если она боится бросить своего парня… Кое-кто даже сделал доклад о домашнем насилии! — говорит он со смущенным смешком. — Я, со своей стороны, только дал ей номер моего адвоката, но… Это на самом деле было слишком. Для моей подруги, я хочу сказать. Я никогда не видел ее в таком гневе! Она…

Слегка повернув голову, чтобы посмотреть на напарницу, Черный Кот резко замолкает.

Что-то не так.

Ледибаг под своей маской мертвенно бледна. Пугающей бледностью, почти как у трупа. Зрачки расширены от изумления, словно она только что увидела призрак, и теперь она настолько неподвижна, что легко могла бы сойти за восковую статую.

— Моя Леди? — озадаченно шепчет он, наклоняясь к ней.

Но она, кажется, его не слышит. Потом ее глаза внезапно оживают. Они принимаются неистово бегать по лицу Кота, изучая, анализируя, всматриваясь в малейшие черты, будто она видит его в первый раз.

У Ледибаг не могло быть более ошеломленного вида, даже если бы мир взорвался перед ней.

— А… А… — запинается она, не в состоянии сформулировать ни одного связного слова.

— Ледибаг? — всё более обеспокоенно зовет Черный Кот.

— Адриан? — выдыхает она.

Черный Кот испытывает настолько яркое потрясение, как если бы получил сильнейший удар кулаком в живот. Он чувствует, как сердце в груди совершает опасную петлю, болезненно отталкивается от ребер, а потом снова принимается бешено стучать.

В горле внезапно пересыхает, он машинально проводит ладонью по шее.

— Адриан, — медленно повторяет Ледибаг. — Адриан. Агрест.

И вдруг очевидность ударяет Черного Кота. Быстро, сильно, словно молния, разрывающая ночь, освещая сознание.

Реакция напарницы не может быть совпадением.

Он неотрывно смотрит на Ледибаг, и ему кажется, будто земля уходит из-под ног. Как он мог никогда не замечать? Как он мог ничего не видеть?

Иссиня-черные волосы. Светлые улыбки, взрывы смеха, которые согревают его сердце радостью. Лицо, черты которого, он мог бы поклясться, знает наизусть, и которое, однако, до сих пор не узнавал. И глаза прозрачной синевы.

Этот лазурный взгляд, который убаюкивает его ночи и преследует его дни.

Этот лазурный взгляд, слишком знакомое сверкание которого он видел на лице одной из своих одноклассниц.

Ледибаг.

А за маской…

— Ма… Маринетт? — бормочет он, чувствуя, как перехватывает дыхание.

Задушив новое ворчание, Ледибаг прижимает ладони к лицу.

— Адриан, — ворчит она, и в ее голосе теперь четко чувствуется расстройство. — Это ты. Ты Черный Кот. Это был ты с самого начала.

Кот слегка качает головой, не в состоянии избавиться от странного ощущения, что его внезапно забросило в сон. Реальность, которую он знал еще утром, разбилась на кусочки, замененная новым миром, который он с трудом воспринимает.

— Так значит, вот в чем объяснение? — выговаривает он, пытаясь прийти в чувство после невероятного открытия. — Всем твоим синякам? Просто дело в том, что ты…

— …Ледибаг, — заканчивает она с раздраженным вздохом.

Если Черный Кот всё еще ошеломлен, Ледибаг возвращает себе самообладание с поразительной скоростью. В мгновение ока гнев, который пожирал ее весь день, снова вступает в права, стирая потрясение, которое она испытала, поняв, кто прячется за маской напарника.

— Я не ТОЛЬКО сражаюсь с супер-злодеями, — восклицает она, резко вскидывая руки к небу таким внезапным жестом, что едва не задевает челюсть напарника. — Я снимаю застрявших на деревьях кошек. Я предотвращаю аварии. Я… Я… Я… Я делаю КУЧУ вещей, для которых не использую Талисман Удачи! И я НЕУКЛЮЖАЯ. Кот, ты лучше всех знаешь, насколько я неуклюжая!

Ледибаг живо встает. Под обеспокоенным взглядом Черного Кота, она принимается вышагивать туда-сюда по крыше, на которой они нашли пристанище. Не в состоянии прервать свою тираду, она продолжает речь с почти пугающей горячностью, размахивает руками во все стороны, останавливаясь, только чтобы набрать воздуха.

Черный Кот наблюдает за ней с некоторым беспокойством. Его Леди производит на него впечатление готовой взорваться скороварки, и он дает ей выпустить пар, не осмеливаясь даже пошевелиться.

— Я чуть не спровоцировала у тебя сотрясение мозга, ударив йо-йо по голове, — продолжает Ледибаг, подкрепляя слова размашистыми жестами. — Дважды. На прошлой неделе я чуть не упала с крыши, пытаясь помочь старой даме, у которой ветер унес белье. Я провожу ЖИЗНЬ, натыкаясь на всё подряд. Конечно, у меня будут синяки! Но, естественно, надо было, чтобы Алья заметила.

— И ты не могла сказать ей, откуда они, потому что ты Ледибаг… — механически добавляет Черный Кот, по-прежнему слегка оглушенный невероятным поворотом событий.

Он должен был догадаться. Должен был понять.

Он тоже бывало возвращался с необъяснимыми шишками или царапинами — следствие героической помощи кому-нибудь попавшему в беду. Но с его перегруженным расписанием, у него гораздо меньше свободного времени, чтобы приходить на помощь гражданам Парижа, чем у его напарницы. Его появления в основном совпадают с появлениями супер-злодеев и использованием Талисмана Удачи. А маленькие ранения, которые он мог получить в других обстоятельствах, всегда были слишком редки, чтобы их заметили.

— Именно, — подтверждает Ледибаг, энергично кивая.

Устав расхаживать туда-сюда по крыше, она подходит к напарнику и тяжело опускается рядом. Черный Кот задумчиво следует за нитью ее размышлений.

— И ты не могла рассказывать о своем парне, потому что… — начинает он.

И внезапно бледнеет, обрывая фразу.

О.

О.

О.

О нет…