Ад пуст (джен)

Она взмахнула хлыстом и обрушила тяжёлые кучевые облака на раскалённую землю. Жалкие остатки влаги, что были в них, мгновенно превратились в пар, разбившись о песок, камни и горячую почву. Плохо. Океаны уже давно оставили свои берега, деревья превратились в скрюченные пересохшие пальцы, люди сходят с ума, требуя, чтобы она поразила молнией подземное государство, из которого поднимаются к небу горячий воздух и кипящие гейзеры. Люди злились, люди готовили ловушку, людьми руководило ненавистное ей уродливое существо с кривым лбом и гигантским ростом, а её младшая сестра оборвала все контакты с поверхностью: каменные лифты, ведущие к центру планеты, завалены скалами, скреплены тугоплавким металлом; из-под земли раздаётся гул, стук и рёв, и лишь это свидетельствует о том, что младшая из сестёр ещё жива.

Она спустилась с небес, ступила босыми ногами на тень, отбрасываемую величественным, но уже наполовину похороненным в песках храмом, тяжёлые шпили которого угрожающе сверкали в свете пустынного солнца. Ступила и тут же обожгла стопы. Как долго сестра собирается молчать?! Сколько ещё людям страдать от невыносимого жара?!

Рёв, и гул, и крики добрались до поверхности. Земля задрожала от присутствия чего-то, что было больше её, чего-то, что не умело чувствовать, но могло лишь жрать, тщетно пытаясь наполнить своё бездонное чрево. Оно поднялось из-под тонн песка, каменной крошки и глины. Оно оскалило каменные зубы на неё, из его треугольной пасти исторглись языки пламени и пар. На спине этого существа, грозно устремляя шпили в чистое небо, возвышался величественный храм…

Никс проснулась, когда мама осторожно коснулась её плеча. Она сидела в машине, рядом с водительским сидением, откинувшись на спинку сидения и прислонившись головой к дверце автомобиля. От лёгкого прикосновения матери Никс дёрнулась так, что болезненно ударилась коленом о бардачок.

— Мы прибыли, — ласково прошептала она. — Как тебе твой новый дом?

Никс потёрла заспанные глаза прежде чем поднять взгляд на своё новое место жительства. Это был обыкновенный белый панельный дом в два этажа с косой крышей, с просторным гаражом на две машины и длинным крыльцом, начинавшимся от входной двери, заканчивавшимся углом дома. К крыльцу вела аккуратная каменная дорожка.

— Вполне… обычно, — не стала лукавить Никс.

— Если ты захочешь его разрисовать… я не буду против. Только для вида прочту тебе нравоучительную лекцию.

Никс устало улыбнулась в ответ. Всю ночь она не спала, пытаясь выведать хоть что-нибудь о Звере в интернете, но не находила ничего, относящегося к США. Интернет выдавал ей статьи о преступниках, живших в прошлом столетии, в другой стране или вообще в другом мире. Зверь — одно из имён Дьявола, и Никс очень сомневалась, что её мама, далёкая от религии женщина, сражалась с Сатаной. Возможно, это была метафора, и мама пыталась в юности победить Зверя в лице переходного возраста? Нет. Она прямо сказала, что это был преступник, сжигающий людей. Преступник, которому дали такую банальную, но такую меткую кличку.

— Да… спасибо.

— Ты… расстроена? — осторожно спросила мама.

— Нет, — солгала Никс. — Просто… волнуюсь. У меня ведь теперь есть старший брат или что-то вроде того.

— Не переживай, — Джанет игриво улыбнулась. — Джулиан — замечательный! Он очень славный и приветливый парень.

— С тобой. Я-то не ты, рядом со мной не нужно быть вежливым и замечательным, ведь его отец женится не на мне.

— Пусть только попробует тебя обидеть, — твёрдым голосом произнесла Джанет, и Никс вновь увидела, как по её лицу пробежала тень. — И может забыть о способности иметь детей.

— Мам, — Никс вздохнула. — Не кипятись. Я его ещё даже не видела.

— Будь с ним очаровательной, — улыбка вновь вернулась на красивое лицо Джанет. — Ты же помнишь, о чём мы договаривались? Позволь ему увидеть, какая ты милая.

— Мы не договаривались, — едва слышно произнесла Никс, когда мама уже вышла из автомобиля.

Никс последовала за ней, мягко спустившись на бетонное покрытие подъездной дорожки. Осенний воздух был пропитан запахом дождя, дыма костра и пыли. За четыре часа сна в машине тело Никс неприятно ломило и она потянулась, пытаясь размять утомлённые без движения суставы. Потягиваться в кожаной куртке было неудобно — под ней футболка задиралась вверх и приходилось её поправлять, чтобы выглядеть аккуратно. Никс, конечно, буйный подросток, но первое впечатление на незнакомого человека ей хотелось произвести приятное.

Мама с радостными возгласами повисла на шее у высокого мужчины в синей рубашке и строгих брюках. Он был широк в плечах, носил очки, длинные каштановые волосы аккуратно зачёсывал в низкий конский хвост. Он был гладко выбрит, с приятной улыбкой, от которой на его щеках появлялись ямочки. На первый взгляд он Никс даже понравился. Если бы она его рисовала, то только в спокойных, пастельных тонах.

— Это моя Никс, — с улыбкой мама подошла к ней, тёплой рукой сжав её дрожащую ладонь. — Никс, это Ральф.

— Р… — произнесла Никс и осеклась, сжав губы в линию. — Мистер Купер. Здра… вствуйте.

— Ральф, — спокойно, даже уверенно сказал он, протянув Никс руку и осторожно пожав её.

— Никс, — она опустила взгляд, чувствуя, как к лицу подступает жар.

— А это Джулиан, — продолжил Ральф, обернувшись. — Я договорился с директором, ходить вы будете в один класс.

— Рад знакомству, Никс.

Она подняла взгляд на Джулиана, пожав его протянутую руку. Он был высок, на две головы выше Никс, худощав. Как и у отца, у него были каштановые волосы, вот только кудрявые и небрежно ниспадающие на плечи, у него были те же ямочки на щеках, когда он улыбался. Вот только лицо было нездорово бледное, с серыми мешками под глазами. Никс бегло посмотрела в его глаза, потом в глаза Ральфа за стёклами очков. У сына они карие, с бордовыми прожилками, у отца синие.

— Взаимно, — нехотя произнесла она.

Она не хотела, чтобы её голос звучал так безразлично. Никс хотела быть такой же радостной, как мама, хотела так же улыбнуться, как Ральф или Джулиан, но что-то ей не позволяло этого сделать. Всё тело ломило от усталости, мышцы ныли после рисования граффити, и на неё накатывала такая тоска по старому дому, что хотелось плакать. Ральф никогда не заменит ей папу, Джулиан никогда не станет ей братом, какими бы славными и хорошими они ни были. В то же мгновение Никс осознала, что Джулиан может испытывать то же самое по отношению к ней и маме. Почему же он тогда такой улыбчивый? Неужели нельзя просто послать приезжую девчонку и не строить из себя хорошенького мальчика? Это было бы неприятно, зато честно.

— Помогите нам распаковаться, — с улыбкой начала мама. Никс поняла по её тону голоса, что, пока она не смотрела, мама подарила Ральфу ласковый поцелуй. — Чемоданы такие тяжёлые.

— Конечно, — подорвался с места Джулиан и подошёл к багажнику автомобиля.

— М… Ральф, где я буду жить? — спросила Никс.

— Второй этаж, комната справа, — ответил он, помогая выгружать чемоданы. — Надеюсь, тебе понравится.

Никс не ответила. Она накинула рюкзак с красками на плечи и попыталась поднять один из своих чемоданов. Их грузила в машину мама, и Никс и не подозревала, насколько тяжёлыми могут быть несколько плотно сложенных тряпок.

— Я донесу, — вызвался Джулиан, вновь приветливо улыбнувшись ей.

Ей оставалось лишь кивнуть. Войдя в дом, Никс огляделась по сторонам. В гостиной она увидела широкий телевизор на стене, длинный диван, кресла и низкий журнальный столик; на кухне её внимание привлёк двухдверный холодильник. Она не стала пристально осматриваться, желая поскорее увидеть место, в котором она отныне и впредь будет жить. Светлые стены дома её, на самом деле, раздражали. Они были похожи на пустой, безликий холст, ждущий своего часа.

Комната Никс так же была светлой, с деревянным полом. Рядом с окном стояла не застеленная кровать, напротив — пустой компьютерный стол, книжные полки, низкий комод и высокий зеркальный шкаф у двери. Никс огляделась, крепко сжав пальцами ручку двери. От этой комнаты так и веяло одиночеством.

— Здесь… кто-то жил до меня?

Джулиан оставил чемоданы в её комнате. Он дышал тяжело, на его высоком лбу проступили капельки пота.

— Не бери в голову. Это был кабинет.

— Чей?

— Папы, — ответил он и скосил взгляд. Никс поняла, что он лжёт.

— Слушай, — пройдя в комнату, Никс опустила свой рюкзак на низкий комод. — Давай без этого.

— Без чего?

— Без показного дружелюбия. Я не прошу тебя помогать мне, защищать меня, заботиться… и всё то, что могла наплести мама. Ты живёшь своей жизнью, я своей. Ведь… чем меньше мы пересекаемся, тем меньше бесимся, не так ли?

— Что ж, — он ухмыльнулся, глядя на неё. — Меня это вполне устраивает. И чем же тебя можно выбесить, если не секрет? Я предпочитаю избегать запретных тем в беседах.

Никс перевела взгляд на окно, увидела целующихся маму и Ральфа и тут же отвернулась. Джулиан проследил за направлением её взгляда и тут же его лицо помрачнело, брови нахмурились, тонкие губы в напряжении сжались. Если Никс могла сдержать свою злобу, то ему это совершенно не удавалось. У него были более веские причины ненавидеть этот брак.

— Если ты будешь оскорблять маму, если ты будешь лезть ко мне со своими советами, и если ты будешь говорить мне о вреде курения.

— Вот как? — он дёрнул уголком губ. — Выходит, пока я не сказал, что курение убивает, превращает зубы в труху и делает некрасивых девушек уродливыми, ты не злишься. Верно?

Никс сжала губы в линию и сдержанно кивнула.

— Пока я не советую тебе сменить цвет волос, потому что этот слишком вульгарный, ты со мной не ругаешься. Так?

— Да.

— Значит, пока я не говорю, что Джанет — умственно-отсталая сука, которая интересуются лишь тем, как бы высосать все деньги у моего отца, ты не бесишься. Я прав?

— Ты перегибаешь палку, — Никс нахмурилась.

— С чего бы это? — он хитро улыбнулся, смерив Никс взглядом, в котором она видела искорки инфернального веселья. — Я ведь только уточнил.

— Не боишься, что я тебе уточняло оторву?

— Не боюсь, — он сделал шаг вперёд, ясно давая понять, насколько он выше Никс, и что явно он физически сильнее. — И, раз уж ты обозначила свои границы, позволь мне обозначить свои. Ты не навязываешься ко мне в друзья, ты не садишься в мою машину и ты не спрашиваешь ни меня, ни отца о его первом браке. Это понятно?

Никс опустила глаза. Ей было трудно выдержать тяжёлый, пронзительный взгляд Джулиана. Обозначив запреты, парень не столько отпугнул её, сколько вызвал жгучее желание нарваться на проблемы, сесть в его машину, которой он так гордится, расспросить о матери, которая явно подарила ему больше боли, чем досталось Никс от отца. Ей тоже хотелось сделать ему больно. Хотелось, но не получалось. Она не находила слов для меткого ответа.

— Хорошо, — ответила она.

— Отлично, — он выпрямился, и на его лицо внове вернулась добродушная, но лживая улыбка. — Я надеюсь, тебе понравится в Сиэтле. Ты никогда не бывала здесь раньше?

Никс почувствовала, как глаза щиплет от непрошенных слёз. Конечно же, она была здесь. Когда-то давно, в прошлой жизни, в который был папа, любивший кататься на аттракционах и снимать весь процесс на видео, потому что его трусливая дочь страшно боялась этих огромных железных чудовищ. Железные чудовища больше не пугали Никс. Они превратились в темноту и безмолвие, в смерть, которая всегда ходит рядом и холодным костлявыми пальцами сжимает ей сердце, в одиночество, в забвение. И лишь вчера в её жизни появился Зверь, которого мама хранила в сердце почти всю свою жизнь.

Почувствовав, что задыхается в этих светлых стенах, в этой пустоте чьего-то кабинета, что её душит этот едва знакомый человек, Никс рванула из комнаты. Проскочила мимо Джулиана, мимо мамы и Ральфа, прочь в холодный, дождливый октябрь, в едва знакомый город, в котором её никто не ждал. Слёзы вновь двумя тяжёлыми каплями скатились по её щекам. Никс поспешила утереть их рукавом.

— Если ты будешь реветь от каждого идиота в твоей жизни, — она всхлипнула, — то очень быстро поседеешь. Соберись, тряпка.

Зажмурившись, она отвесила себе пощёчину. Ей не стало легче, но, по крайней мере, на неё не давили стены и не было рядом человека, который целенаправленно выводил её из себя. Завтра придётся идти с ним одну школу, а сегодня ночевать под одной крышей, вместе ужинать, вместе делать вид, что всё хорошо и что свадьба родителей их совершенно не тревожит. Никс это тревожило. Никс тревожило множество вещей, от которых хотелось кричать, но крик задыхался на полпути к горлу и умирал, разрывая от боли сердце. Глубоко вздохнув и подняв взгляд к серому небу, она сжала кулаки, поклявшись никого не посвящать в свои проблемы.

— Никс? — мама обеспокоенно выглянула из-за входной двери. Никс услышала приближающиеся шаги, почувствовала, как мамины тёплые руки мягко опускаются на её плечи. — Всё в порядке?

— Да, — в тысячный раз солгала Никс. — Я подумала… пройтись немного. Хочу взглянуть на школу, на город…

— Думаю, я не вправе тебе отказывать, — тяжело вздохнув, мама крепко обняла её тощие плечи. — Ты была умницей. О чём вы наверху болтали с Джулианом?

— О… первом браке его отца.

— Вот оно что, — она тяжело вздохнула. — Странно, что Джулиан сам заговорил о матери, слишком уж болезненна для него эта тема.

— Она была ужасна? Ты знала её?

— Да и да. Если бы она осталась рядом с ним чуть дольше, он бы тоже понял, какое она чудовище.

— А… что стало с ней?

— Мертва. Уже десять лет.

Никс сжала губы в тонкую линию. Значит, она и Джулиан похожи больше, чем ей того хотелось. Душил ли его тот же страх смерти? Заполнял ли он чем-то ту пустоту, образовавшуюся после смерти матери? И… её комната. Неужели это был кабинет той женщины, тень которой преследовала Джулиана?

— Мне… и правда нужно пройтись, — тихо проговорила Никс. — Я найду дом по картам, если заблужусь.

— Постарайся вернуться до темноты, — едва заметно улыбнулась мама, всовывая в ладонь Никс стодолларовую купюру. — Посети кафе «Le Coeur». Это лучшее место на Земле.

Никс смотрела на деньги и единственное, чего ей хотелось, — сжечь их. Маме нужны только деньги, да? Маме нужна защита, нужна поддержка и обыкновенное человеческое тепло, чтобы забыть о Звере, чтобы оставить его в прошлом, как и все погибающие с рассветом кошмары. А что нужно ей? Никс этого не знала. Ради мамы она должна продолжать жить, хотя совершенно этого не хочет, ради неё она будет рисовать, подрываясь от волны вдохновения посреди ночи, ради неё попытается принять и новую школу, и новых людей, и Сиэтл. Это сделать нужно. Это в приоритете. Это её первые шаги после перелома всех костей в кривых ногах.

Она села в автобус и ехала до нужной остановки. Заблудиться в центре Сиэтла среди одноликих улиц и высотных зданий проще простого, как и в тех районах, где жильё дешевле, люди никуда не спешат и старички мирно прогуливаются со своими маленькими, улыбающимися собачками. Автобус уехал. Никс огляделась по сторонам. Маленькие частные магазинчики безделушек, сувениров и канцтоваров, сауна, прачечная, мотель и сплошные двухэтажные дома вокруг. Здесь было довольно тихо, по сравнению с центром, немноголюдно, и казалось, именно этот район Сиэтла мирно спал посреди буднего дня.

Начавшийся дождь заставил Никс вздрогнуть и решительно отправиться к дверям «Le Coeur». Она не поинтересовалась, какого типа это было кафе, для кого и кому запрещено входить в его стены. И для подростков это место явно не предназначалось. Внутри за барной стойкой были длинные полки с разнообразной выпивкой, подсвеченные мягким золотистым светом, в закрытом уголке находилась плита, у окон стояли прямоугольные деревянные столики с мягкими диванами, на стенах висели фотографии. Человек, стоявший за барной стойкой, был уже не молод. Его усы и короткие волосы серебряные, лицо бледное и с глубоким морщинами у губ и между бровями. Но выглядел он невероятно элегантно. Прямой, словно военный, в чёрной рубашке с подвёрнутыми рукавами и сером переднике.

— Здр… авствуйте, — выдавила из себя Никс.

— Привет, — глубоким, твёрдым голосом произнёс он, одарив Никс вежливой улыбкой, такой же ненастоящей, как и у Джулиана. — Добро пожаловать.

Никс повторно огляделась. Её тошнило от одной мысли о еде, к тому же, в этом месте всё явно слишком дорого для её жалких ста долларов. Это кафе-бар мама назвала лучшим местом на Земле. Интересно, что она имела в виду? Только ли царившие здесь элегантность и красота привлекали её внимание?

— Не часто меня посещают такие юные гости, — вновь улыбнулся мужчина. — Вас ведь не только дождь загнал сюда?

— Мама посоветовала это место, — негромко произнесла Никс. — Я… только переехала в город.

— О? Я часто общаюсь с постоянными клиентами. Как зовут вашу матушку?

— Джанет Скарлетт Макграт, — Никс села на высокий барный стул. — В девичестве её фамилия…

— …Доу. Фамилия, которую она выбрала, чтобы не носить фамилию матери.

— Она не была здесь много лет. Удивительно, что вы её помните.

— Некоторые истории не забываются, даже если очень сильно постараться. Позвольте угадаю. Вы, должно быть, мисс Макграт.

Никс улыбнулась и опустила взгляд.

— Меня зовут Никс. А вас как?

— Ричард Довон. Скажите, мисс Макграт, есть ли у вас для меня занимательная история?

— Моя жизнь… слишком скучна для историй.

Казалось, он выглядел разочарованным. Он опустил меню перед ней, и Никс поспешила открыть его, благодаря Ричарда за то, что он избавил её от необходимости смотреть ему в глаза. Среди предлагаемых блюд она обнаружила спагетти в остром соусе, внутрь которого помещался яичный желток.

Какими бы аппетитными ни были блюда, от еды воротило. Закрыв меню, Никс вновь огляделась по сторонам, и её взгляд упал на объявление о сдаче комнаты.

— Четыреста пятьдесят долларов в месяц? — с удивлением прочитала она. — И что, на такую роскошь ещё никто не клюнул?

— Люди не любят жить над кафе, каким бы тихим оно ни было, — со вздохом ответил Ричард. — Я не использую складское помещение на втором этаже, и подумал, что мог бы получать прибыль с неиспользованной площади. Даже диван и кровать туда купил, а жильца найти не могу.

— А… можно посмотреть? — робко спросила Никс.

— Я не люблю иметь дело с подростками.

— Почему?

— Здесь полно выпивки, деньги в кассе, хрупкая посуда на кухне. Да и вы — девушка симпатичная. Будете приводить сюда парней, дуть травку и тратить мои продукты.

Никс со вздохом опустила взгляд. Симпатичная. Часом ранее Джулиан сказал, что она некрасивая, и с каждой сигаретой становится всё уродливее.

— Ладно, — хмыкнул он. — Дайте мне минуту.

Ричард закрыл на ключ дверь кафе и провёл Никс наверх по скрипучей деревянной лестнице. Второй этаж был таким же идеально чистым, как и первый. У единственного окна стояли кровать и письменный стол, у стены — длинный диван со стеклянным столиком, в углу стоял небольшой шкаф для одежды. Здесь было много свободного пространства, даже слишком много, но она не вызывало того гнетущего ощущения пустоты, как кабинет матери Джулиана. Комната в доме Куперов напоминала на морг, здесь же была студия.

— Здесь душевая и туалет, — он указал ладонью в сторону двери. — Предложить мне особо нечего, поэтому и цена невелика.

— Мне нравится, — Никс открыла дверь. Крохотная ванная комната с бежевой плиткой, где в тесноте ютились душевая кабинка, унитаз и стиральная машинка под широкой раковиной. — Мне очень нравится!

— Каждый вечер я ухожу в десять вечера, возвращаюсь в семь часов утра. Я не хочу вернуться и увидеть свой бар сожжённым.

— Вы оставляете своё место работы на ночь с незнакомым человеком. Неужели вы не боитесь, что что-то случится?

— Нет.

Никс прошлась по комнате, такой же большой, как и кафе внизу. Здесь точно не было призраков, не было новой любви мамы и не было внезапно появившегося старшего брата. И здесь было достаточно места для её холстов и для самых больших работ папы. Они бы хорошо смотрелись на фоне бежевых обоев.

— Я бы хотела здесь жить…

— Если миссис Макграт не будет против.

— Она… поймёт, — Никс попыталась улыбнуться. — И… мистер Довон, можно я иногда буду наблюдать за тем, как вы готовите?

Он улыбнулся ей в ответ, едва заметно кивнув.

— Мистер Довон, — Никс отвела взгляд в сторону, подошла к окну и коснулась ладонью стекла, глядя, как крупные капли дождя медленно катятся вниз, разбиваясь о полупрозрачный барьер. — А как давно вы знакомы с мамой?

— На тот момент, когда мы познакомились, вас ещё не было в планах.

— Она не рассказывала вам… чего-то мрачного? — Никс смотрела на тихий и спокойный Сиэтл за окном своей будущей комнаты. — Она… никогда не говорила о Звере?

Воцарилась тишина, нарушаемая ударами дождевых капель о тонкое стекло. Никс обернулась, переведя взгляд на Ричарда, осознав, что, ожидая ответа, она перестала дышать. Ричард побледнел, резко постарел и теперь в тусклом свете серого дня стал похож на мертвеца.

— Нет. Об этом все мы предпочитаем молчать.