Стороны свободы (гет)

Время утекало сквозь пальцы, свадебные приготовления сводили меня с ума, и я, кажется, вовсе не осознавала, что вот-вот стану самой настоящей женой. Многочисленные обитатели дворца по-прежнему смотрели на меня неодобрительно, шептались за спиной, и не думая скрываться и понижать голос, и их колючие взгляды преследовали меня по пятам едва ли не ежесекундно.

Зуко был постоянно занят, так что мне некому было даже поплакаться, потому что кроме него на самом деле у меня и друзей-то здесь не было. Айро делал свои генеральские дела, Зор пропадал в темницах (я даже представлять не хотела, что он там забыл), а все остальные, кто не смотрел на меня отвратительно свысока, были все еще слишком далеко.

Наступала осень, яркая и багряно-красная, деревья переодевались в цвета народа Огня и сбрасывали листья наземь, создавая под ногами мягкий шуршащий ковер. Солнце светило еще по-летнему ярко, но грело уже не так. Дни становились короче, ветер поднимал в воздух желтую, рыжую и красную листву, трепал оставшуюся на деревьях и кустах редкую зелень. Я все больше чувствовала себя странно перепуганной, будто моя жизнь вот-вот должна была перевернуться с ног на голову. Свадьба, к которой готовились едва ли не всем миром, должна была состояться в середине осени, и с каждым днем все приближающаяся заветная дата приводила меня в неописуемый ужас.

Дворец постепенно наполнялся людьми до такой степени, что я нигде больше не могла побыть в одиночестве. Даже в моей комнате постоянно торчал кто-то из служанок, напоминал о запланированных делах и встречах. Никто все еще не желал принимать меня как потенциальную жену Хозяина Огня, но обязанность встречать прибывающих гостей на меня скинули первым же делом.

В груди росло что-то горячее и колючее, свечи в моем присутствии трещали и чадили, выплевывали в воздух клубы ядовитого серого дыма, так что хотя бы вечером меня оставляли в покое. Я хотела увидеть Зуко и жаждала прекращения всей этой утомительной канители, но оба эти желания одновременно осуществиться попросту не могли. Мне вот-вот предстояло стать кем-то очень важным, сверкающей на пьедестале фигурой, которой колючие взгляды не простят ни единой ошибки.

Мне неистово хотелось подраться. С кем-нибудь, уже неважно с кем, но из внутреннего дворца меня не выпускали, тренировки проводить запретили, да к тому же постоянно следили, чтобы я не выкинула чего-нибудь этакого. Хотя, я готова поспорить, большинство чиновников согласны были выдворить меня вон любыми способами.

Как это произошло я, честно говоря, не запомнила. Нет, меня не вышвырнули прочь и даже не отругали, просто горячее колючее нечто в груди переполнилось, выплеснулось через край огнем на кончиках пальцев и жарким дыханием, и все вокруг полыхнуло радостно и весело, облизывая пламенем дерево и бумагу. Наверное, хотела бы я сказать, это того стоило. Мне стало легко-легко, огонь грел уставшую кожу, трепал волосы и перебирал пальцы. Взметались перед глазами искры, и чье-то теплое дыхание на губах успокаивало и убаюкивало, пока рыже-красный не сменился густым темно-синим, как ночное беззвездное небо.

Вечернее солнце щипало глаза и грело виски, под головой и спиной было мягкое и уютное нечто, а сверху придавливало еще одно, тяжелое, широкое и немного колючее. Под веками было красно, особенно верткий солнечный зайчик прыгал по губам и щекам, и чья-то рука мягко перебирала волосы. Мне было тепло и уютно, так хорошо и спокойно, как, кажется, не было уже давно, но заходящее солнце и насмешливый голос Зуко все равно заставили меня открыть глаза.

— Титул Хозяйки Огня подходит тебе как нельзя лучше, — рыжее солнце рассекало его лицо тонкими линиями и огнем полыхало в золотистых глазах, — сжигаешь все на своем пути при единственном неверном слове.

Я хохотнула и попыталась подняться, но Зуко удержал меня, уложил обратно на подушки. Его темные волосы не были собраны, рассыпались прядями по плечам и ловили красноватые отблески заходящего солнца. Окно было распахнуто настежь, и я чувствовала гуляющий по коже ветерок. Я хотела спросить, никто ли не пострадал, но Зуко опередил меня, легко улыбнулся, будто бы мечтательно переводя взгляд на улицу.

— Ты горела. Просто стояла посреди коридора, и все вокруг тебя полыхало пожаром, таким горячим и яростным, — его рука скользнула по моей щеке, пальцы запутались в волосах, — я никогда не видел ничего прекраснее. Твое пламя не обжигало людей, только ластилось и грело. Хотя эту часть дворца теперь придется восстанавливать.

От солнца защекотало в носу, я фыркнула и рассмеялась. Яркие лучики разбежались по лицу Зуко, заблестели в глазах, отразились мимолетным удивлением и погасли. Солнце скрылось, заползло за горизонт, оставив после себя лишь недолгую розовато-красную дымку.

— Я загорюсь, если ты не позволишь мне встать, — я надула губы и рывком поднялась, тут же заваливаясь на Зуко.

Конечно, я сделала это специально. Он был нагретый солнцем и пахнущий чернилами, длинные волосы щекотали и покалывали щеку, гулкое сердце мерно стучало под ухом. Я прижалась к его груди крепче, и его ладони накрыли плечи и растрепали волосы, а губы прижались к макушке.

— С этого момента, — Зуко выдохнул, и его дыхание осело на моих ресницах, — гори только для меня.

Я согласно промычала, и он мягко хохотнул, прошелся пальцами по волосам и спине, пустил мурашки по шее и поцеловал в висок.

Из зеркала на меня снова смотрел кто-то чужой. На меня нацепили свадебное одеяние, огромное многослойное платье, на голову водрузили то самое выбранное мной украшение и поставили перед зеркалом. Служанки и придворные дамы смотрели выжидающе, а у меня сердце проваливалось в пятки и подскакивало к горлу. Это была не я, совершенно точно кто-то другой глядел на меня из-за стеклянной преграды.

Она была одета в красное многослойное платье. Та красно-пепельная ткань, которую я выбирала в прошлый раз, оказалась всего лишь для нижнего платья, из которого я видела только торчащие из-под верхнего облачения оборки. Ярко-алая переливающаяся в дневном солнце ткань облегала кожу и струилась по плечам, ниспадала на пол широкими волнами, и я старалась не задумываться, как в этом вообще можно было передвигаться. Она, девушка из зеркала, смотрела испуганно, но вместе с тем в ее глазах я видела искристый блеск золота, не скрываемый ни золотой вышивкой, ни золотым же головным убором. Прозрачные камни в солнечных бликах тоже казались золотыми, и золото в зеленых глазах уже не выглядело таким отвратительно дисгармоничным.

Я завороженно смотрела на огромную птицу, раскинувшую золотые крылья на рукавах и возложившую голову мне-отражению на грудь, и никак не могла сделать вдох. Каждое перышко было искусно вышито золотом по алой ткани, каждое — унизано прозрачным камнем, как в головном украшении, и они разлетались, будто на сильном ветру, обвивали широкие рукава и превращались в мои собственные крылья. Голова птицы смотрела вверх, будто она заглядывала мне в глаза и взлетала ввысь, а длинный хвост волнами обвивал юбку и заканчивался где-то в складках лежащего за моей спиной шлейфа. Девушка из отражения походила на феникса и была им, а я могла только смотреть на нее сквозь стекло-отражение и ловить разлетающиеся под пальцами перья.

— Это, — воздух клубком застрял в легких, но я не смогла даже закашляться, — очень красиво.

Мне было страшно. Потому что из зеркала на меня смотрел кто-то другой, и она была красивой и властной, прибивала одним взглядом к земле и будто гипнотизировала золотом в зеленых глазах. У нее не было седины в волосах, не было пламени на кончиках пальцев и не было свободы в крыльях. Ее крылья были тяжелыми и мокрыми от дождя, сверкали на солнце, но не могли сделать ни взмаха, чтобы оторвать ее от земли.

— Привет, — Аанг подкрался незаметно и бесшумно, так что я, напрочь ушедшая в свои мысли, крупно вздрогнула.

За прошедшее время он сильно вырос, теперь ему было шестнадцать, и он был выше меня головы на две. Рослый и самый взрослых среди нашей старой-доброй компании Зуко доставал ему макушкой примерно до середины уха, и я порой боялась представить, что будет, если Аанг вырастет хотя бы еще немного.

— Привет, — я улыбнулась и задрала голову, тут же потирая хрустнувшую шею, — и в кого ты только такой высокий? А ведь был милым маленьким мальчиком еще совсем недавно.

Аанг звонко рассмеялся, и этот звук рассыпался колокольчиками по ветру. Он стал старше и гораздо выше, больше не напоминал лысую девочку (но все мы помнили, как он злился от этого сравнения), но все равно остался старым-добрым Аангом. Времена постепенно менялись, время утекало сквозь пальцы, и, кто знает, быть может в следующую нашу встречу он представит Катару как свою жену.

— А ты не выходила замуж еще совсем недавно, — выдохнул Аанг, будто отзеркаливая мои мысли, — ты выглядишь уставшей, все в порядке?

Я вздохнула, понимая, что отвертеться от разговора не получится. Аанг смотрел на меня сверху вниз встревоженно и проницательно, будто заранее знал все мои печали и был готов приложить все силы, чтобы помочь. Аанг всегда был таким, слишком добрым и понимающим, но я бы бессовестно соврала, если бы сказала, что это мне в нем не нравится.

— Я устала, — я шумно вздохнула, упала вперед, упираясь лбом в его грудь и понизила голос, — и мне немножечко страшно.

Это была не совсем правда, и Аанг знал это. Я была в ужасе, все эти придворные штучки жутко нервировали и сковывали, а перспектива встать на самый верх огромного тонкого шпиля пугала до одури. Прохладная рука коснулась спины, по волосам будто пробежал легкий ветерок, и я вздрогнула от зарокотавшего у Аанга в груди смешка. Он больше не был маленьким и мягким, и осознание этого отчего-то приводило меня в уныние.

— Начинать что-то новое всегда страшно, когда ты один, — он наставнически покачал головой, отстранил меня от себя и улыбнулся, — но ты не одна, Хинаи, вокруг тебя множество людей, готовых помочь в любую минуту. Даже если ты вдруг станешь королевой мира, я уверен, ничего не изменится, потому что Хинаи навсегда останется Хинаи.

— Вот именно, — он будто попал в самую точку, в самый болезненный мой страх, — Хинаи останется Хинаи и никак не сможет вдруг стать королевой.

Аанг покачал головой, обхватил меня за плечи, и новый порыв ветра растрепал неровным ореолом волосы. В глазах запекло.

— Никто из нас изначально не был тем, кем является сейчас, — Аанг присел на корточки и вдруг снова сделался маленьким отважным и поразительно добрым Аватаром, — каждый из нас был напуган, проходя по этому пути, каждый думал, что никогда не справится с возложенной на плечи задачей. И посмотри, где мы теперь.

Он обвел рукой пространство внутреннего двора, будто показывая мир, к которому мы пришли. Я фыркнула, хлюпнула носом и вцепилась в его плечи:

— Тогда было проще.

— Конечно проще, — серьезно кивнул Аанг, — но теперь тебе нужно жить для себя и делать то, что хочется. Ты ведь любишь Зуко?

— Конечно люблю, — я утерла выступившие слезы и сдула с лица упавшую на нос белую прядь, — я не собираюсь отступать, но надо же поплакаться в жилетку лучшему другу, когда представляется такая возможность.

Аанг мягком рассмеялся и заправил белую прядь мне за ухо, а потом понизил голос и шепнул мне на самое ухо:

— Только не говори такое при Тоф, иначе она обязательно побьет меня.

Мы переглянулись и хором расхохотались.

Тоф прибыла спустя несколько дней, уже когда подготовка к свадьбе почти закончилась. Она выглядела сердитой и насупившейся и, кажется, тоже сильно изменилась с нашей последней встречи. Прошел уже почти год с тех пор, как я вернулась в столицу страны Огня, и с тех пор мы с ней только переписывались, но ни разу не встречались.

Подобно Аангу она тоже вытянулась, стала выше меня почти на полголовы и теперь производила впечатление прочно укоренившейся в земле каменной статуи. Тоф шагала тихо, но гулко, шла вперед подобно скатывающейся с горы лавине и распугивала дворцовых обитателей одним своим видом. Из ее писем я знала, что она стала руководить подготовкой магов земли, а еще знала о Селю — прилипчивом новобранце, который и писал за нее эти письма. Он же наверняка шел за ней следом, был с ней почти одного роста и казался таким щуплым, что мог запросто спрятаться за ее спиной. Но он смотрел на нее таким по-щенячьи преданным взглядом, что у меня от умиления защемило в груди.

Тоф дернулась, будто прочитав мои мысли, едва уловимо двинула ногой, и Селю замер, не в силах больше ступить и шага. Ноги его сковывали каменные кандалы, тут же рассыпавшиеся без видимых на то причин.

— Ты раздражаешь, — бросила Тоф, отряхивая и без того чистые ладони, — проваливай.

У Селю были каштановые с рыжеватым отливом волосы, болотно-зеленые глаза и просто-таки целая пустыня веснушек на лице. Он молча коротко поклонился и испарился так быстро, что я не успела ни моргнуть, ни тем более проследить за траекторией его движения. И только после его ухода Тоф выдохнула, тихо выругалась и навалилась на меня, обхватывая руками за шею.

— Прилип как банный лист, — пожаловалась она мне в шею, — бесит меня, жуть. Наглющий как я не знаю кто.

Я фыркнула и Тоф обиженно хмыкнула.

— Зато как он на тебя смотрит, — я рассмеялась, возводя глаза к небу.

Тоф ущипнула меня за спину, защекотала и даже легонько укусила, когда я попыталась отцепить ее от себя. Кроны деревьев шумно шелестели на ветру, вечер накрывал землю сумерками, а небо окрашивалось в пепельно-серый с багряными всполохами скрывающегося за горизонтом солнца.

— Какой мне прок от того, что он смотрит, — буркнула Тоф, отстраняясь и складывая на груди руки, — я его взгляда все равно не вижу.

Я обхватила ее за плечи, уворачиваясь от тычка под ребра, и растрепала собранные в низкий пучок волосы. Небо становилось сизым и мягким, будто сладкая вата, от тонкого слоя облаков, ветер нес с собой запахи дерева и влажной свежести. Тоф прислушивалась к чему-то своему, и я почти улавливала вибрации легких шагов и скрытого мелодичным шелестом дыхания.

Паланкин мерно покачивался, прохладный ветерок прорывался сквозь узорчатые дверки, но не доставал до покрытой красной тканью кожи. Этот день наконец настал, а мне до сих пор казалось, что все вокруг напрочь ненастоящее.

Волосы плотно стягивала тугая прическа, мелодично звенели прозрачные камушки и подвешенные на паланкин колокольчики, мне было жарко и одновременно холодно, так что липкий пот покрывал шею и запястья — единственные на закрытые алым участки кожи. Ладони скрывала длинная спереди, но короткая сзади красная вуаль, сквозь которую мне не было видно ничего, кроме мерцающих пятен пробивающегося сквозь решетки дверец света, и, соответственно, никто не видел моего лица.

Я не могла в полной мере охарактеризовать свое состояние, но поездка казалась бесконечной, а сердце подскакивало к горлу с каждым шагом носильщиков и покачиванием паланкина. Я, наверное, не осознавала, что происходит. Все вокруг было покрыто красным огненным маревом, звон камушков убаюкивал и путал мысли, пальцы подрагивали, и я никак не могла перестать кусать окрашенные алым губы. Я бы на самом деле отдала все на свете только чтобы прямо сейчас наступило завтра.

Будто повинуясь моим мыслям, паланкин остановился. Шумные сопровождающие, которых я почти не слышала за своими мыслями, смолкли, и у меня в ушах зазвенело от тишины. Мне показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем дверца открылась, обдав меня теплом и ярким сквозь алую вуаль светом, и мягкое дыхание потерялось где-то в складках тяжелого платья. Я не могла видеть Зуко из-за этой раздражающей штуки перед лицом, но одно его присутствие успокаивало и ободряло. Я ведь в самом деле никогда не собиралась отступать.

Теплые пальцы аккуратно коснулись запястья, обхватили и потянули вбок и вперед, и в следующее мгновение я уже стояла на земле и чувствовала на себе множество ненужных взглядов. Ткань нижнего одеяния Зуко мерцала багряным пурпуром, а верхняя была такой же огненно-алой как у меня. Вышитый золотом рукав был всем, что я могла видеть, лишенная возможности даже смотреть под ноги, но он вел меня твердо, держал за руку и за талию, и я нисколько не сомневалась — Зуко не позволит мне оступиться.

Клонящееся к закату солнце было прохладным и ярким, окрашивало небо в алый пурпур и сгущало краски. Пепельно-серые постройки казались песчаными замками, темно-зеленый лес вдалеке затягивал болотом, и все вокруг пестрели золотыми отблесками огненного заката. Теплые пальцы скользнули на ухо, и камушки под ними зазвенели и затрепетали, будто тронутые ласковым ветерком. Зуко смотрел на меня потрясающе, и я не смогла вдохнуть, лишь взглянув на яркое золото его глаз.

Его волосы тоже были стянуты в высокий пучок и скреплены золотым украшением, на макушке покоилась высокая шапка с длинными цепочками, унизанными такими же как у меня камушками, и вместе мы звенели на ветру, как праздничная гирлянда. Смешок вырвался из горла сам собой, и Зуко будто специально склонил голову, заглушая его звякнувшими камушками.

На груди его распахнул пасть огромный длинный дракон, обвивающий туловищем живот, бедра и ноги, по рукавам разливались огненные всполохи, и, стоило нам встать друг напротив друга, как его дракон и мой феникс будто синхронно слетели с платьев и взмыли в воздух, озаряя небо ярким искрящимся пламенем.

Ночь давно опустилась на дворец, скрыла молодоженов от многочисленных взглядов, зашуршала складками прекрасных платьев и растаяла в опаляющих пламенем небеса свечах и факелах. Дымка висела перед глазами, и я никак не могла сморгнуть ее, даже после того, как лукаво улыбающийся Зуко увел меня куда-то вглубь сада. Журчание ручейка и хруст алых листьев под ногами нисколько не приводили мысли в порядок, и теплые пальцы на запястье постоянно возвращали меня на несколько часов назад. Кто бы мог подумать, что этот день наконец-то настал.

Зуко развернул меня резко, не дал опомниться, накрывая поцелуем губы. Его горячие руки прошлись по стянутым платьем бедрам, дыхание обдало щеку и взметнулось жаром на кончиках пальцев. Ночная прохлада не отрезвляла нисколько, и я ответила, подаваясь вперед и укладывая руки ему на шею. Мягкие волосы скользнули по щекам и упали на плечи, и я тут же принялась накручивать из них кудряшки.

Жар в животе поднимался стремительно, смешивался с жаром дыхания, моего и моего теперь уже мужа, туманил взор золотом и пеплом тусклой луны. Сердце радостно стучало в груди, и я почти слышала, как в унисон ему стучит сердце напротив. Алый шелк холодил пальцы, золото вышивки кололось, но кому в самом деле было до этого дело. Мы сбежали в самый разгар торжества, когда все церемонии остались позади, и теперь следовало оставить позади и глупое тяжелое платье, и глупые перепуганные птички-мысли.

Громкий рев вывернул меня наизнанку, заставил вздрогнуть и подавиться прыснувшим изо рта хохотом. Зуко хохотал открыто, смотрел мне прямо в глаза и улыбался так, будто был сейчас самым счастливым на всем белом свете. Я наверняка улыбалась также, глядела в его глаза завороженной пташкой и ловила слетающее с губ дыхание.

— Я одолжил у Аанга Аппу, — прокомментировал Зуко новый прокатившийся по ветру рев, — идем, а не то он обидится, что его так надолго оставили одного.

Он протянул мне руку, и я, не раздумывая, вложила в его ладонь свои пальцы. Однако Аппа оказался вовсе не одинок в этот вечер. Аанг сидел, привалившись спиной к его лапе, и взмахнул рукой еще до того, как мы оказались достаточно близко. Сокка стоял перед мордой Аппы и что-то ему нашептывал, Суюки смеялась и пыталась его одернуть, а Тоф и Катара шептались в сторонке. Все были одеты вовсе не так празднично, как только недавно, и теперь я чувствовала себя красно-золотой вороной на фоне тусклых в ночном полумраке цветов.

— Мы вас похищаем! — воскликнул Сокка, как только Зуко открыл рот, чтобы что-то сказать.

Я, глядя на вытянувшееся лицо последнего, не выдержала и расхохоталась, и Зуко перевел на меня несколько обиженный, но крайне веселый взгляд.

— На первую брачную ночь у вас будет еще куча времени, а свадьба бывает только один раз, так что сегодня мы гуляем по-настоящему! Но, — он цокнул языком, нахмурился и постучал пальцем по подбородку, — если вы пойдете в этом, все сразу узнают, кто вы такие, так что держите.

И сунул нам в руки по свертку. Я вопросительно вскинула брови и развернула простенькое кирпично-красное платье с пепельно-серыми штанами и таким же поясом. Зуко достались темно-багровая рубашка с черными полосами, черные же штаны и коричнево-оранжевая накидка. Тоф топнула ногой и создала две каменные ширмы посреди сада, молча приказывая нам немедленно переодеваться.

— Ну что ж, — я пожала плечами и пихнула Зуко бедром, — похоже, выбора у нас нет. Придется быть похищенными в день свадьбы и увезенными неизвестно куда.

— Эх, — картинно печально вздохнул Зуко, — тяжела судьбинушка Хозяина Огня

Сокка громко фыркнул и хлопнул в ладоши:

— Давайте живее, пока кто-нибудь нас не застукал.

Четыре года спустя места на спине Аппы оказалось не так уж и много, и каким-то образом мы с Зуко оказались ровно друг напротив друга. Мы сидели кругом, все смотрели друг на друга, кроме управляющего полетом Сокки. По обе стороны от меня сидели Тоф и Суюки, Аанг и Катара расположились по обе стороны от Зуко и, кажется, довольно происходящим была одна Бейфонг. Сокка, сидящий спиной к Суюки и ровно напротив нее, что-то весело насвистывал, Аанг, отделенный от Катары, недовольно сопел, а Тоф крепко держала меня за руку.

Мы сидели слишком плотно, чтобы я могла нормально развернуться и посмотреть вниз, но все равно видела мелькающие разноцветные пятна городков. Дворец остался далеко позади, но даже так было видно его высокие расцвеченные огнем крыши. Ночная темнота плотно нависала вокруг, и мы будто летели сквозь нее, разрезали дыханием плотное покрывало и возвращались назад в то время, когда никто из нас еще не был тем, кем являлся сейчас.

Сначала громыхнуло слева, потом взорвалось справа, нас едва не обдало цветными искрами. Я поначалу испугалась, но мгновение спустя до меня дошло. Фейерверки взлетали в воздух один за другим, расцвечивали темное ночное небо яркими красками, и откуда-то снизу до нас доносились едва уловимые крики.

— Страна Огня празднует свадьбу своего правителя, — тихо выдохнула Суюки, переваливаясь через седло и заглядывая вниз.

Я, повинуясь мимолетным чувствам, подалась вперед, упираясь ладонью в колено Зуко, облизнулась и коснулась губами его губ. В его глазах отражались взмывающие в небо фейерверки, а еще я, с покрасневшими щеками и ярким блестящим взглядом. Сокка неодобрительно замычал, Катара рассмеялась и стукнула его по спине, а Суюки за моей спиной перехватила взметнувшуюся ладонь Тоф. Аанг ласково улыбался, и вокруг было светло и ярко из-за разноцветных огней и свистящего шума. Я, пожалуй, могла с уверенностью заявить, что этот день оказался лучшим в моей жизни.