Десятый "проводник" (гет)

Только я вхожу в раж и дочитываю до самого интересного момента, как вдруг слышу стук дубинки. Раздражённо опускаю книгу и смотрю на строгого усатого надзирателя.

— К тебе посетитель, — открывает он решётку камеры и жестом зовёт на выход.

Я спускаюсь по лестнице в сопровождении двух сосредоточенных мужичков в форме. Наш путь пролегает через бежевые унылые коридоры, воняющие тухлятиной. Всё никак с форс-мажором на кухне не разберутся.

— Погоди, — останавливает меня один из мужиков и подзывает к себе ещё одного, стоящего поодаль. — Что за хуйня? Когда уже починят этот ёбаный холодильник?

— Не знаю, сэр, — качает головой паренёк. — Обещали прислать мастера после обеда.

— Так уже половина пятого, — фыркает он. — Этот мастер под землю провалился, что ли? Где его носит?

Паренёк лишь безучастно пожимает плечами.

— Ох… — тяжко вздыхает надзёр, — блядство какое-то. Ладно. Идём…

* * *

Я захожу в комнату для свиданий. В каждой кабинке сидят ребятки в оранжевых формах, точно такие же, как я. Кто-то общается с женой и маленькой дочкой, кто-то с отцом, кто-то с братом. И каждый поголовно радуется. И плевать, что сбил на машине десятилетку, находясь под кайфом. Плевать, что спиздил у банка все деньги за слишком высокий процент. Плевать, что оригинально уволился с работы, зарезав босса в его же офисе. К тебе пришла семья, каким-то чудом не отвернувшаяся после лютого говна, которое ты, как последний уебан, сам кинул на вентилятор. Радуйся, заключённый, ведь они сейчас рядом.

Я сажусь на табурет, стыдливо глядя лишь себе под ноги, и беру трубку.

— Привет, мам, — устало шмыгаю носом.

— Привет, Роб… — отвечает мне дрожащий женский голосок. Вот только не материнский.

Я поднимаю глаза и теряю дар речи. Моя родная. Моя любимая. Её прелестное личико прямо передо мной. Вот она, здесь.

— Лиза? — едва слышно шепчу я и медленно тянусь к ней, чтобы проверить, не словил ли я глюки, но встречаю преграду в виде стекла, о котором напрочь забыл. Она не сводит с меня взгляда, я от неё тоже. Боже, она так же прекрасна, как и в тот день, когда пропала. Только волосы не рыжие, а ярко белокурые.

— Как ты? — спрашивает она, едва заметно улыбаясь.

— Я… — мой мозг пытается вспомнить как дышать. — Хорошо… — отвечаю затем. — Всё… всё хорошо…

— Хорошо, — облегчённо кивает Лиза.

— Как… ты выбралась? — задаю я животрепещущий вопрос с раскрытым ртом.

— Что? — недоумевает она.

— Как ты выбралась из того места? Я почти добрался до тебя, но не успел…

— Я не понимаю, о чём ты, Роб. Я пришла сюда, потому что должна объясниться, — она слегка занервничала. — Мне стоило оставить записку или что-то в этом роде, но в тот день побоялась это сделать.

— За-записку? Я думал, что ты «отсутствуешь»… Даже люди из ДПО это подтвердили…

— Я… э-э-э… немного постаралась для этого, — начинает маяться она. — Деньги многое решают. Копила на чёрный день, вот и пригодились.

— Но…

— Наши отношения стали токсичны, — перебивает она меня. — Я не знаю, когда именно. Просто… в какой-то момент я поняла, что больше так не могу.

Моё озадаченно-вопрошающее лицо говорило само за себя.

— Роб, ты был слишком зациклен на себе. Все всегда должно было быть по-твоему. Что бы ты не просил меня сделать, я делала, зачастую в ущерб себе. Да тот же долбанный ароматизатор, например. У меня от него голова буквально раскалывалась, но ты этого даже не замечал, потому что тебе он так сильно нравился. И когда я посмела облегчить свою боль и выкинула его, ты орал на меня и дулся потом ещё несколько дней. Понимаешь, о чём я?

— Ты… ушла от меня… — всплывает горькая правда. Мои глаза разбегаются в разные стороны, осмысливая это. — Ты ушла от меня… из-за… ёбаного ароматизатора?! — обозлённо повышаю я голос.

— Это одна из мелочей, а их была целая куча, — продолжает объясняться она. — Эти мелочи скапливались во мне снежным комом, но главной причиной всегда были твои проблемы с гневом. Ты заводился с полуоборота по ЛЮБОМУ поводу. И это всегда меня пугало. Поэтому я и не решилась сказать о том, что ухожу. Мне была страшна твоя реакция.

Теперь я видел в её глазах то, что видел всегда, но отказывался признавать. Точно такой же испуганный взгляд у неё был во время моих срывов. И именно он и останавливал меня.

— Как видишь, мои опасения оказались не напрасны, — недвусмысленно намекает она на моё нынешнее место пребывания.

— Я здесь из-за тебя! — восклицаю я. — Если бы я не искал тебя, то ничего этого не было бы!

— Ты здесь, потому что забил до смерти бедного старика!

— Потому что тебя не было рядом, чтобы утихомирить меня!

— И ты ещё спрашиваешь, почему я ушла, — разочарованно покачивает она головой. — Ты винишь меня в убийстве... которое сам же и совершил! Господи, Роб, послушай себя!

Я умолкаю. Просто потому что понимаю, что за бред несу. Она права. Права абсолютно во всем. Я сам виноват. Каждый ужасный поступок был совершён мной. Мои кулаки лишили жизни Айзека, а не чьи-либо ещё. В бессмысленной погоне за человеком, которого люблю, я потерял самого себя. И теперь мне лишь остаётся смириться с тягостным фактом — я чудовище.

— Как бы то ни было, я хочу сказать, что мне жаль, — говорит мне Лиза. — Мне жаль, что оставила тебя не попрощавшись. Именно за этим я и пришла, — глубоко вдыхает она и произносит: — Прощай, Роб.

Я впадаю в ступор и безмолвно наблюдаю за тем, как она кладёт трубку на место, аккуратно убирает белокурые пряди с лица, вытирает рукой нос, быстро встаёт и уходит, даже не оборачиваясь. Я с тяжбой на душе смотрю на её отдаляющуюся спину. Нет, не чувствую предательства. Я, возможно впервые за всё время, ставлю себя на место любимой и сочувствую ей. Я боялся, что проебусь с отцовством, но в итоге проебался вообще со всем. С браком, с мамой, с друзьями, со свободой и с самим собой. Моя жизнь разрушена, просто потому что девятый встреченный мной «проводник» оказался настоящим и дал то, чего я, тупой конченый уёбок, просил. Что мне теперь, блядь, делать? Как доживать остаток дней?

Айзек был прав. Ответ мне совершенно не понравился. Да, мне нынче известно, что грядёт, и в глубине души звучит голос, твердящий, что моё предназначение в передаче этого знания ещё кому-то. Вот только оно не дало мне ничего, кроме боли. Однако хуже всего иное. За месяцы пребывания в заключении, я много размышлял и тешил себя мыслью, что она в том месте, что она… под зонтом. Но, как оказалось, у неё, как и у всех нас, оставшихся по эту сторону, он отсутствует.