корабль (гет)

— Черт возьми, Маринетт…

Вспоминания в голове отбивали чечетку, а ветер с реки задувал под капюшон. Дюпэн-Чэн хмурилась, смотрела на часы и не понимала, почему вообще согласилась на это. А перед глазами стояли голубые гиацинты цвета ее глаз, которые двоились в воспоминаниях. «Лучше бы он кашлял кровью», — думалось ей; "Лучше бы я вообще не зашла в ту комнату», — твердила она.

Он попросил ее о встрече. Командующим тоном, Агрест бросил адрес, а потом, посмотрев на нее своим глубоким взглядом, попросил молчать. Зашить себе рот, если надо. И Маринетт пришла, наверное, только потому, что это было бы выгодно ей — сблизиться с Адрианом. В ее голове по-прежнему выстраивались воздушные замки, кирпич за кирпичом, стены закрывали ее очи от реальности.

Она стояла на набережной реки Сена, смотрела вдаль и чувствовала впервые в жизни покой. Ее душа не бушевала; корабль, пришвартованный в море, мирно стоял, поддаваясь мелким волнам. И только ярко-красное платье, которое она так и не сняла после вечеринки, раздувалась от ветряных порывов.

— Маринетт, — бросил он, подойдя к ней ближе. Она кивнула, демонстративно смотря на реку, не стараясь даже сделать вид, будто Агрест был ей интересен.

И они замолчали, думая каждый о своем. Маринетт выглядела болезненно бледной, Адриан и вовсе был болен, а судьба, иронично скалясь, надсмехалась над обоими. Рок событий шлейфом тянулся за ними, покрывая путь уплотненной завесой тайны.

— Алья и Нино не должны знать, — наконец проговорил он, предприняв попытку посмотреть ей в глаза. Впрочем, бессмысленную, ведь Маринетт, со злостью развернувшись на каблуках, посмотрела на него вызывающе.

— А что я еще должна для тебя сделать, Агрест? В постель с тобой лечь? — прошептала она, грозно сверкнув глазами. Адриан усмехнулся.

— Это еще успеется, М-а-р-и-н-е-т-т.

Руки непроизвольно сжались, а злость прошла сквозь кожу. Она ненавидела его. Убила бы на месте, втоптала в его же гниль. Как можно было так жить? Как можно было получать все? Маринетт чуть не плакала в глубине души, а потом заметила на вороте его рубашки маленький гиацинт.

Поделом.

— Иди к черту, Агрест, — хмуро проговорила она, безрезультатно пытаясь убрать свой взгляд с этого цветка. Он, казалось, так и манил его взять. — Я не расскажу, но не из-за тебя. Больно будет смотреть, как убиваются мои друзья из-за твоей болезни. Счастливой панихиды, А-д-р-и-а-н, не забудь отправить мне заранее приглашение.

Громкий мужской хохот пронзил уличную тишину. Он прогнулся в шее, из-за чего цветок закатился за ворот, но остановился возле ключиц. Закусив губу, она боролась с желанием взять его.

— Да ты с юморком, Дюпэн-Чэн.

И Маринетт сдалась. Медленно, как грациозная лань, она подошла к нему, почувствовала, как напряглось его тело, как дыхание на мгновение пропало. Улица замолчала: машины исчезли. Голубой гиацинт лежал в ее руках, и ей почудилось, будто сама судьба замерла.

Адриан смотрел с ужасом. У него в глазах плескался страх и удивление. И он прошептал:

— Добро пожаловать в мертвецы, Маринетт.

Она оскалилась. Откуда ему было знать, что она уже давно в их числе?

* * *

Через неделю он заявился к ней на квартиру с большим букетом примул. Большие синие цветы с крапинками желтого будто улыбались ей, и Маринетт фыркнула.

— Прости, — произнес Адриан, чувствуя себя неловко, — я бы принес тебе гиацинты, которые, видимо, тебе так нравится, но…знаешь, меня от них тошнит.

На улице было прохладно, летний ветерок задувал в окна, настроение было умиротворенным. Цветы стояли в вазе, а они болтали, сидя у нее в комнате, в которой пыль и грязь забавно летали по всей площади. Адриан улыбался, восторженно взмахивал руками и почти не кашлял, а Дюпэн-Чэн…умирала. Смотря на него, такого веселого и жизнерадостного, она не могла сдержать грусть, которая окутала все ее сознание. Ей было жаль. Чертовски жаль, а когда Агрест вдруг замолчал и сделался крайне серьезным, она почти забыла, что сердце должно биться.

— Маринетт… — вдруг проговорил он не своим голосом, всматриваясь в ее глаза. — Зачем же ты забрала тот цветок?

И она не знала, что ответить, потому что мысли спутались. Потому что в комнате до ужаса стало жарко.

— Теперь, если ты полюбишь кого-то безответно, ты тоже заболеешь, — вид его был печален. Ему явно было жаль.

— Я никого не полюблю, — после минутной заминки.

— А если ты влюбишься в меня?

Маринетт вздрогнула. Влюбиться в него значило бы влюбиться безответно априори, но так ведь не бывает? Она же не настолько неудачница, чтобы влюбиться в него?

— Что за глупость, Адриан? — Дюпэн-Чэн засмеялась натужно, пытаясь придать себе красики безразличия. — Такому не бывать.

— Как скажешь, ma chérie*.

И сердце пропустило первый удар.

________

*дорогая