Прощай, Серый (джен)

Миллионы убитых задешево,

Доброй ночи! Всего им хорошего

В холодеющем Южном Кресте.

Осип Мандельштам

Глубокий вдох. Ещё один. Казалось, что вместе с ритмом моего сердца оживал и город. С радостью бы сказал, что приятно пели птицы, но не хотел соврать, ведь я слышал лишь шум в ушах. Он утихал и вскоре покинул меня, дав организму вновь прийти в себя. Я уже забыл, что меня раздражала мелодия ожидания, и вспомнил лишь услышав голос Серого снова.

— Ну что, соскучился уже? — донеслись из трубки достаточно громко сказанные слова друга, вызвав острую боль в голове. Такую острую, что я слегка зажмурился. Однако нужно было продержаться ещё немного, поэтому пришлось дальше игнорировать недомогания.

— Хха, ещё бы. Ты мне только никогда не говори, кто это был, а то у этого инкогнито ночью шея хрустнуть может.

— Ты со своими крышами смотри, чтоб не твоя, герой.

— Обижааешь, Серый. Я на крыше чувствую себя увереннее, чем идя по улице и спотыкаясь о мелких собачек.

— А я всю жизнь думал, что это они о тебя спотыкаются.

— А ты, Серый, юморист, как я погляжу.

— Хах, спасибо, что наконец заметил.

Каждая фраза, произнесенная другом детства, по-прежнему отзывалась в голове колющей болью. Но мне показалось, что я свыкся с ней в процессе разговора, как и с тем до ужаса неприятным чувством лёгкой тошноты, приследовавшим меня все утро. На самом деле, лёгким его было назвать сложно, но у меня хорошо получалось отвлекаться на разговор. Даже если от него мое состояние становилось лишь хуже. Я был готов говорить с Серёгой при любых обстоятельствах: пусть каждое сказанное мною ему слово проявлялось бы на теле порезом, а каждое услышанное — соль на эти порезы, — я не прервал бы диалог. Я читал бы ему поэмы. Но сейчас ситуация была хуже: одно неправильное слово или даже звук — и не только себе бы больно сделал, но и Серого ранил. Смертельно. Мне никогда не было жалко себя, и я считал это своей положительной чертой. Инстинкт самосохранения порой мешает людям жить на полную.

Пока из телефона доносился лёгкий смех Серого, на моём лице губы растянулись в еле заметной улыбке. Но, признаться честно, это была самая искренняя улыбка за всю мою жизнь. В ней можно было увидеть и сожаление о содеянном, и просьбу простить меня, и радость, и просто покой. В глазах моих отражались лучи утренней зари, плавящие стекла окон многих квартир. Отражались особенно четко, ибо впервые за мою взрослую жизнь глаза окутала пелена набегающих слёз. Если бы я увидел сейчас себя в зеркале, то разбил бы его.

Мне оставалось недолго. Я чувствовал это и физически, и своим затупившимся шестым чувством. Настолько недолго, что было удивительно, как я всё ещё стоял на ногах ровно.

Я набрал воздуха в лёгкие, словно в последний раз, и медленно опустил уже тяжёлые веки.

— Мы ещё увидимся, Серый. Спасибо за разговор, мне этого не хватало. Извиняй, зарядка садится, побегу домой. Не переживай только, если я снова телефон проебу, ахах..

После этого я больше не смог вдохнуть воздух. А на телефоне было 83% зарядки.

Я прекрасно знал свой гаджет и расположение кнопок на нем, что и помогло мне сбросить вызов в секунду. В единственную секунду, что у меня была. Я сжал руку из последних сил, чтобы не выронить телефон, напряг тело настолько, насколько это было возможным на тот момент, однако это не спасло меня от сильного удара головой. Только вот я его уже не чувствовал. Все, что я ощущал, это одиноко скатившуюся в момент падения слезу, которую так боялся пустить. Уверен, что ее бы не было, если бы Серёга не позвонил мне в этот день. Знай, дружище, больше всего перед смертью я хотел обнять тебя.

* * *

Вот и наступил тот день. Моё тело лежало на крыше дома полузаброшенного района, в руке находился мобильник, из-под головы виднелось небольшое, но четкое алое пятно. Правоохранительные органы изначально могут подумать, что это несчастный случай, что стоило бы смотреть под ноги, но как только они окинут взглядом мое бледное, с оттенками в частности жёлтого цвета лицо, то сделают безошибочно верный вывод о том, что это отравление. Нетрудно будет догадаться, что намеренное и осознанное. Причина? Это уже никого не волнует. Но мне было интересно, через сколько все же обнаружат труп.

Уходить на тот свет оказалось не страшно и не больно. Уходить было тяжело. Поначалу ты словно бежишь, вольно и свободно, но с каждым шагом тебе все тяжелее переставлять ноги, тебя будто сковывают невидимые оковы. Оковы этого мира. А может той смерти? Останься б я после этого живым, то полжизни плакался бы в грудь Серого, как маленький и провинившийся мальчик. Я знал, что такого он мне не простит. И правильно сделает.

Пусть я умер, пусть я не существую теперь физически, но я буду жив, пока жива память. А память будет жива до момента, пока об этом всем не узнает мой друг. Прости меня, Серый. Но обещание я сдержу. Мы увидимся, осталось немного. Не забывай, что ты всегда был частью меня, благодаря чему остался жив мой голос.