California Dreaming (джен)

Мой мир пламени и смрада стал уже родным за то время, что я пробыл один. Странная штука: прежде, я не мог по месяцу привыкнуть к школе, когда возвращался с летних каникул, но что такое семь ежедневных уроков в классе по сравнению с будничным сжиганием гниющих тел?

Вчера нас стало двенадцать. И к этому нужно было привыкнуть — проснувшись в одном из расчищенных домов от шума внизу, я вскочил на кровати, чувствуя, как заболело сердце и перехватило дыхание, и завертел головой. Минута потребовалась, чтоб вспомнить — я уже не один.

Просочившись к двери и прикрыв ее, я вернулся на кровать и попытался унять страх. Вы спросите, почему я испугался живых, в то время как не боялся мертвых? Да потому что мертвецы стабильны, они просто гниют себе на солнце тихонько. От живых же людей ожидать можно было всякого. Я не знал этих людей. Даже наутро забыл сколько их, кто они, как их зовут и как они выглядят.

Почесав лоб, покрывшийся капельками холодного пота, я вдруг приметил на запястье плетеный браслет из красных и зеленых ниток. Недоумевая, когда это я успел его где-то найти, я все же рискнул высунуть нос из комнаты — откуда-то пахло едой.

Как и ожидалось, никто на меня резко не выпрыгнул. Напротив, в комнате обстановка была умиротворенной, несмотря на гул снаружи. В гостиной сидел мужчина, чье имя я вдруг моментально вспомнил — Честер. Опрятный, хорошо одетый даже в нынешних условиях, усы и бородка аккуратные — я про себя прозвал его «аристократом». И не ошибся: Честер сидел в кресле, сжимая чашку, из которой виднелась ниточка чайного пакетика, и читал книгу «Водопровод и канализация в домашних условиях» с таким видом, словно наслаждался романом Гюго в подлиннике.

— Доброе утро, — подняв на меня взгляд, сказал Честер добродушно. — Поешь.

— Я не голоден, — вырвалось у меня прежде, чем желудок скрутил спазм.

— Надо поесть.

На кухонной тумбе была тарелка с разогретыми консервами и, к моему удивлению, печеная картошка в кожуре. Вопрос тут же сам по себе был снят — за окном все еще дымился мангал.

Только я взял тарелку и сел на табурет, как Честер поднял на меня внимательный взгляд.

— Вы думаете, я сошел с ума? — спросил я. Вопрос вырвался сам. — Потому что чищу город.

— Нет. Если тебе таким образом легче пережить то, что произошло, почему нет. Теперь позволь задать вопрос тебе.

Я замер с вилкой у рта.

— Ты хочешь ехать с нами?

— А куда вы едете?

Над вопросом Честер явно задумался.

— Мы едем вперед, — послышался голос со стороны двери, и я, вздрогнув, обернулся. Парень с длинными рыжими волосами облокотился на кухонную тумбу и бросил мне бутылку воды. — По трассе 95.

— Зачем? — недоумевал я.

— Это лучше, чем сидеть на месте. Тебе повезло, ты из маленького города, у вас конец прошел, можно сказать, спокойно, — протянул рыжеволосый, чье имя я наконец вспомнил — Эш. — Города рушатся, это у вас тут пастораль с кострами.

— В смысле?

На руках Эша, похожего на хиппи, я увидел не менее двух дюжин плетеных ниточных браслетов. Вот кто, значит, нацепил на меня во сне незамысловатый аксессуар. Присмотревшись к Честеру, я увидел и у него на запястье браслет, совершенно не вязавшийся с его образом аристократа.

— Я еще жив только потому что моих лососевых мозгов хватило на то, чтоб вспомнить азы физики и подумать о том, что без электричества и людей наша местная АЭС вспыхнет в любое время, — мрачно сказал Эш. — Честное слово, за всю мою жизнь это была самая здравая мысль. В чем был, в том и уехал из города. С собой ничего не было, кроме гитары.

«Гитара… Он взял с собой гитару!» — так и билось у меня в голове.

— … а Алиша и Честер видели, как с неба падают самолеты.

Честер коротко и спокойно кивнул. И снова уткнулся в книжку о водопроводах и канализациях.

Я смотрел на старика-аристократа и на рыжеволосого хиппи, так и чувствуя, что приоткрывается рот. Они были спокойны. Эш, который с улыбкой рассказывал, о том, как его чуть не снесло взрывом АЭС, Честер, даже не моргнувший, когда заговорили о падающих самолетах. Я увидел лишь их двоих пока что, и подметил, что при всей своей непохожести они малость… не в себе, невозможно быть нормальным и таким спокойным, когда вокруг рушится мир.

А потом я, жуя картошку с кожурой, вдруг вспомнил, что вчера одиннадцать незнакомцев встретили меня, сжигавшего тела в городке Кейро.

Я такой же сумасшедший, как они? Я так же спокоен и беспечен? Была ли у меня идея лучше, чем идти за такими же, как я, куда угодно?

* * *

В Кейро появилось одиннадцать живых, и город, казалось, внезапно ожил. Я, кажется, начал забывать прочие звуки, кроме щелчка зажигалки и треска языков пламени, в котором горели мои мертвые соседи, поэтому ругань и рев мотора снаружи едва не сбил с ног у порога.

Завертев головой в ужасе, я не сразу понял, откуда звук, хотя ответ был очевиден — неприятный бритоголовый дед в обляпанной чем-то майке пытался чинить трейлер. За поясом неряшливого вида брюк я увидел пистолет, а у кармана — охотничий нож, а потому машинально попятился обратно в дом. Кажется, вчера этот дед был последним, кто передумал стрелять мне в голову.

Я уж в ужасе подумал, что мое первое задание, как нового члена дюжины выживших, стало быть, проверка на прочность — помочь склочному Терри чинить трейлер, но Бог миловал.

Моим партнером по выживанию и мародерству стала молодая брюнетка, которую я за глаза окрестил «официантка на ресепшене» за миловидную, но совершенно не запоминающуюся внешность. Говорить с ней по пути в магазинчик было не о чем (да и неловко), но Алиша заговорила сама. Тогда я и узнал ее имя, когда она предусмотрительно решила еще раз познакомиться.

— Хм, — протянула Алиша, толкнул двери магазина и принюхавшись. — Здесь не пахнет гниющим мясом и тухлой рыбой. Впервые.

— Я сжег все вонючее на третий день.

Алиша смерила меня довольным взглядом.

— Отлично, Иен.

И, усмехнувшись, когда я потянулся за корзинкой, зашагала вглубь магазина, шаркая подошвой грубых ботинок. Я же засмотрелся на пятно вьевшейся в прилавок крови — единственное, что осталось от продавца Марли, который разбил в процессе голову, упав замертво.

— Не отставай!

Будто мне было зачем и куда бежать. Медленно приближаясь к Алише, которая уже набивала рюкзак жестяными банками, я все же опустил рядом с ней корзинку — всяко больше влезет.

— Что? — беззлобно, но как-то устало спросила Алиша, сунув в корзину несколько банок свинины с бобами.

Я покраснел, поймав себя на том, что внимательно рассматриваю ее со спины. Болотного цвета майку, загорелую кожу, с белыми полосками от все той же майки, растрепанный короткий хвост темных волос, кобуру на поясе.

— Прости, я…

Алиша фыркнула.

— Я знаю это чувство, пацан. Пытаешься понять, кем я была до того, как все умерло, и что-то не складывается картинка?

А она оказалась права. Я даже кивнул смущенно.

— Расслабься, здесь у всех друг к другу много вопросов. Понятно сходу все было только с Честером и Фордом.

О да, аристократа Честера хоть в камуфляж одень, винтовку дай, связку гранат да еще и соломенное сомбреро на голову, а осанка, короткая полуулыбка и жесты выдадут в нем человека благородного происхождения. Сомневаюсь, что в компании выживших Честер козырял титулами и регалиями, но уверен — все ясно поняли, что где-то за сотню миль у него есть родовое имение, коллекция книг и обязательно трость.

А вот Форд… Форда я что-то не помнил.

Алиша тут же коротко указала кивком головы в сторону двери, и я скосил взгляд. В прозрачном прочном стекле было ясно видно, как высокий мужчина лет тридцати пяти, раздетый по пояс, сливает бензин из машины на парковке в канистру. Засмотревшись на россыпь татуировок, я вздрогнул, когда встретился взглядом с Фордом. Взгляд колючий, неприятный — ну точно, у старика Терри двое детей, которые ночевали в трейлере и общаться не спешили, и Форд явно унаследовал отцовские манеры, раз только что продемонстрировал мне средний палец и сплюнул себе под ноги.

— А кем была ты? — вдруг поинтересовался я, повернувшись к Алише (скорее отвернувшись от Форда)

— А твоя версия? — сунув в мою сумку упаковку крупы, поинтересовалась в ответ Алиша.

— Я не очень уверен, и не могу утверждать…

— Да брось, это очень интересно послушать.

Мне почему-то показалось, что моя версия ее обидит.

— Ты, — впрочем, прищурился я. — Секретарь?

— Холодно.

— Официантка? — Щеки вспыхнули. Сейчас Алиша обидится, а я не хотел кого-либо обижать.

— Теплее, — к моему изумлению кивнула Алиша. — Но в то же время холоднее.

— Что? Это как?

— Ну вот так.

Вообще без вариантов, да еще и запутался.

Алиша — «красотка на разок», так называла симпатичных девчушек со злобой в голосе моя бабушка Грейс. Стройная, высокая, губы тонкие, глаза большие, ни шрамов, ни родинок, ни веснушек на щеках — взгляд не зацепить, даже как такового выражения лица не было. Просто непроницаемая полуулыбка.

Может быть я судил по внешности (конечно, судил), но Алиша для меня была, хоть убейте, официанткой-секретарем.

Вдруг в памяти шевельнулось, что во вчерашнюю ночь нашего знакомства, она умело и явно не впервые держала пистолет. Я запутался окончательно.

Алиша решила не томить, когда я развел руками и отвернулся к прилавку с ненужными жвачками и конфетками.

 

 

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не покидайте своих мест до полной остановки самолета, — щебетала стюардесса в наглаженной униформе с иголочки, мысленно желая каждому на борту рейса 719 мучительной смерти.

Пассажиры снова взбунтовались, и конец заученной фразы Алиша договорить не успела.

— Ну охренеть теперь!

— Какая к черту вынужденная посадка?!

— Девушка, мне нужно быть в Вашингтоне, — сквозь зубы прорычала женщина, схватив стюардессу за рукав. — Уже достаточно того, что рейс и так задержали на семь часов.

— Вот именно!

— Никогда больше не полечу с этой авиакомпанией…

Алиша, мягко выдернув руку из захвата разъяренной мадам, продолжала виновато улыбаться, внутри же кипя от гнева.

Тридцать шесть часов на ногах, которые ныли от неудобных туфель, вдобавок с температурой и недомоганием — кондиционеры в аэропорту кого угодно доведут до простуды. Тело ломило, мигрень барабанила по затылку, на напудренном лбу выступила испарина, глаза слезились, а вдобавок это буйство на борту — хоть плачь. Алиша хотела плакать.

Плакать от безысходности и усталости, закрыться в туалете, забиться в уголок и прорыдаться — может хоть со слезами выйдет паршивое самочувствие.

Пассажиров можно понять, в другой раз Алиша бы обязательно поняла — принудительная посадка в Питтсбурге для людей, которые семь часов на чемоданах ожидали свой рейс до Вашингтона, почти что издевка. Но какая же громкая издевка.

Кричали мужчины, ругалась сапожником бизнес-леди из эконом-класса, истошно орал младенец на руках матери, причитала пожилая пара, и вдруг вот сухопарая женщина-простушка, до этого весь полет не выпускавшая из рук пряжу, вскочила на ноги и заголосила ведьмой-банши:

— Мы все умрем здесь!

Алиша готова была проткнуть ей глаз ее же спицей.

— Мэм, прошу вас, успокойтесь, все хорошо, это всего лишь вынужденная посадка в…

— Всего лишь вынужденная посадка! Ха!

— Милочка, вы хоть бы сказали, чего это ради мои планы летят под откос из-за этой вашей вынужденной посадки!

— Да-да, на минуточку!

«Сука, я только что объясняла». — Алишу аж трясло. То ли от гнева, то ли от простуды.

Голова тяжелела и не хотела мыслить позитивно. Оставался лишь заученный шаблон, да и тот с трудом давался:

— Из-за аварии на электростанции Андейла, пригорода Вашингтона, поступило распоряжение…

— Какой аварии?! У меня совещание, что мне до этой аварии в десятке миль от города!

— Бред какой-то!

— В новостях не было!

— МЫ ВСЕ УМРЕМ ЗДЕСЬ! УМРЕМ!

— Да заткнись ты уже!

Гул десятка голосов ударил по слуху, словно обухом — Алиша аж ошатнулась, когда в глазах потемнело на мгновение, а вопли слышались словно с тонким писком ультразвука.

Будучи абсолютно уверенной, что сейчас эти люди доведут ее до потери сознания, стюардесса вдруг встрепенулась, завидев, что немолодой мужчина у иллюминатора закатывал глаза и хрипло задышал.

«О нет, нет, нет… Только не откинься!» — собственное недомогание вдруг излечилось моментально. Еще не хватало, чтоб этот благородный англичанин, один из немногих, кто пристегнул ремень и терпеливо ожидал посадки, откинулся на борту. Вот уж люди взвоют.

Кинувшись к мужчине, у которого уже ахали и охали ближайшие соседи по креслам, Алиша принялась хлопать его по впалым щекам.

— Есть на борту доктор?!

Сейчас бы как в кино: встанет молодой красавец, скинет пиджак, под которым будет развеваться белый халат, крикнет: «Есть!» и, схватив медицинский чемоданчик кинется спасать всех.

Врачей не было. Суровые реалии.

— Сэр, вы меня слышите?

Похлопывания по щекам привели сэра в чувство быстрее, чем кто-то успел промокнуть кусок ваты нашатырем. Поймав немного осоловелый взгляд темных глаз, Алиша быстро вытряхнула на ладонь несколько таблеток нитроглицерина.

— Сердце? Сэр, все в порядке?

Старик-аристократ медленно закивал, не очень уверенно оглядевшись. Секунда тишины, в которую погрузились пассажиры, перепугавшись, что один из них сейчас откинется, закончилась молниеносно.

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не покидайте своих мест до полной остановки самолета, — процедила сквозь судорожную улыбку Алиша, беззащитно выпрямившись пред громовыми возмущениями.

Ребенок орал, ругались мужчины, верещала о смерти сумасшедшая вязальщица, возмущались женщины и гневно причитали те, кто был спокойнее. Коммуникабельная улыбчивая стюардесса готова была выбить иллюминатор с локтя и вышвырнуть вон каждого — и беспокойного младенца, и аристократа, снова хрипло задышавшего.

* * *

— То есть, ты застряла в Питтсбурге? И надолго?

Прижимая мобильный плечом к уху, Алиша повернула в скважине ключ и толкнула дверь своего номера.

— Я не знаю, Дерек, — стянув с ног неудобные лодочки, простонала она. — Надеюсь отоспаться, прежде чем меня пристроят к какому-нибудь рейсу.

Даже сквозь стук колесиков небольшого чемодана по паркетному полу и шум улицы из открытого настежь окна, Алиша слышала, как Дерек вздохнул.

— Вот только без этого. Ты знал, на что идешь, когда женился на стюардессе.

— Нет, правда. Когда в последний раз ты была дома?

Одной рукой стянув белую рубашку, Алиша отправила ее метким броском куда-то в сторону пуфа. Лениво, но с тоской припомнив их небольшой дом на берегу залива, спальню с коллекцией ракушек на стенах, нежно-голубые занавески и вечные окна нараспашку, она прищурилась.

— М-м-м… месяц назад.

— Вот и я об этом.

— И, кстати, тебя тогда рядом не наблюдалось, хотя кто-то три недели обещал мне вылазку в лес. Не скажу, что это лучшее времяпровождение — стрелять по банкам из твоего табельного и прихлопывать друг на друге комаров… Но у кого-то снова были учения и именно в тот момент, когда жена оказалась дома. И вот, кстати, снова, на какие это внеплановые сборы ты собрался, а? Что угрожает американской демократии на этот раз?

— Вот только без этого. Ты знала, на что идешь, когда выходила замуж за военного.

Алиша перевернулась на живот и расплылась в улыбке.

— Я очень тебя люблю.

— Тогда почему ты не в Калифорнии? — без упрека поинтересовался Дерек.

Закатив глаза Алиша принялась расстегивать пуговицу на узкой юбке.

— Я застряла, Дерек. Из-за аварии на АЭС вынужденная посадка, воздушный коридор закрыт, аэропорт на замке, люди с чемоданами готовы были разорвать всех, кто носит форму…

— Что-о-о-о? — протянул Дерек в телефон. — Какая авария? Как закрыт коридор? Что у вас там случилось?

Телефон пиликнул.

— Батарея сейчас сядет, — произнесла Алиша.

— Беги уже, отсыпайся.

Звучно чмокнув экран мобильного, чтоб Дерек слышал смачный театральный поцелуй, Алиша отложила телефон и потянулась на кровати. Несмотря на то, что тело в горизонтальном положении расслабилось, к горлу подкатила тошнота. Привстав, отчего в голове тут же отозвалось тупой болью, Алиша притянула к себе чемодан и, нашарив зарядное устройство в боковом отделении, поставила телефон на зарядку — у кровати предусмотрительно располагалась розетка.

Прошлепав босыми ногами к ванной комнате, Алиша плеснула себе в лицо холодной воды, а затем долго разглядывала свое усталое лицо в зеркало. Каштановые волосы, заплетенные некогда в аккуратный узел, растрепались, под слезящимися глазами синяки недосыпа, губы бледные, щеки же напротив алели жаром. Так и есть, жаром — лоб горячий.

— Блеск, — простонала Алиша, вытащив из остатков прически шпильки.

Заснула она даже не забравшись под одеяло — стоило дойти только до кровати, как вымотанный недомоганием организм подал сигнал бедствия и рухнул на матрас.

Лишь проснувшись, вернее с трудом разлепив глаза и разглядев очертания мебели в кромешной тьме, Алиша нащупала мобильный. И с удивлением обнаружила, что зарядки прибавилось лишь на двадцать процентов — более гаджет заряжаться не хотел, несмотря даже на попытку отключить провод и подключить снова.

Привстав и щелкнув пальцами по выключателю, Алиша задрала голову к люстре. Свет не загорелся, оставив комнату в мрачной темноте позднего вечера. Кондиционер тоже не работал, отчего было душно.

— Прелестно, — прорычала себе под нос Алиша, подложив под голову еще одну подушку.

Завтра надо бы все же надеяться на то, что электричество включат, иначе мятая форма стюардессы обеспечит ей увольнение с позором из авиакомпании. Зато муж будет рад…

Заснув снова на внезапной позитивной ноте о том, что хуже уже точно не будет, уж слишком выдался тяжелый день, Алиша Янг подложила под голову еще одну подушку и снова закрыла глаза.

Она стала одной из двух немногих, кто наутро проснулся в Питтсбурге.

* * *

— Так ты стюардесса, — как-то благоговейно прошептал я.

Набитые припасами рюкзаки трещали по швам, а Алиша, поправив лямку на плече, сделала большой глоток из бутылки с ирландским виски — таким дорогим, что на нем висела магнитная бирка, чтоб ненароком не пронесли мимо кассы.

Стюардесса! Я настолько редко слышал об этой профессии, что удивился бы меньше, если б Алиша внезапно призналась мне в том, что она охотница на вампиров или ученый, изучающий тектонические структуры Чистилища.

Зато пазл в голове сложился. Я смотрел, щурясь от солнца, на Алишу: усталую, пьяненькую, растрепанную, и живо представил, будто рядом со мной шагает, стуча высокими каблуками, облаченная в наглаженную форму шелковым платком на шее и брошью красавица-стюардесса. На голове у нее не потасканная кепка, а элегантная пилотка, на запястье не фенечка из ниток, а строгие часы или браслет, а в руках вместо набитого консервами рюкзака небольшой чемоданчик.

Удивительное чувство.

— Вы с Честером видели, как падают самолеты, — припомнил я слова рыжеволосого.

— Мы с Честером с самого начала держались вместе, — опустив рюкзак в кузов пикапа, подтвердила Алиша.

— Да ты достала уже накидываться, — услышал я недовольный рык и повернул голову.

Без особого воодушевления развешивая на веревке, протянутой между двумя липами, свежевыстиранные вещи, худосочная короткостриженая блондинка цокнула языком. На ее худых ключицах тяжелело бриллиантовое колье, а в ушах поблескивали крупные серьги.

— Лана, что опять? — сухо спросила Алиша, сделав еще глоток.

— Я не буду снова двое суток сидеть за рулем, пока ты бухая храпишь в кузове.

— Зато я с мертвецов золото не снимаю.

О, а вот и первые лагерные конфликты. Лана коротко взглянула на меня, но снова отвернулась — я был ей не интереснее камня у дороги. Взмыленный темнокожий парень, который выгружал из машины баклажки с водой из реки, почуял, что две альфа-самки сейчас начнут шипеть, окликнул Лану.

— Снимай рубашку, — буркнула Лана, не глядя на меня, но говоря точно со мной, ведь Алиша была в майке.

Я растерялся и сжал низ рубашки, как спасательный круг.

— Снимай. От тебя несет костром.

Дрожащими руками расстегнув пуговицы, я нехотя и неловко протянул рубашку незнакомой женщине. Лана, схватив рубашку, скомкала и сунула в таз. Подхватив его и не сказав ни слова, она направилась в дом, а темнокожий парень двинулся следом, таща за собой баклажки с водой.

Со стороны трейлера что-то грюкнуло, а злобный бритый Терри снова разразился тирадой мата. Девчонка-подросток, его дочка, сидела на ступеньке, вытянув ноги и грызя леденец. Светлые волосы, заплетенные в два высоких пучка на солнце казались совсем белыми-белыми. Перелистнув страничку комикса, девчонка помахала мне рукой, а я разглядел на тонком запястье плетенный браслетик.

— Мэри! Ёб твою мать, ключ на тридцать два! — рявкнул Терри, вытянув руку.

Мэри, отложив комикс, потянулась к чемоданчику с инструментами.

Город Кейро был мертв, казалось бы, целую вечность. Но, готов поспорить, что ранее, в лучшие времена, улица не была так оживлена. Одиннадцать живых, всего одиннадцать, после трех недель тихой компании мертвецов и огня, казались мне целым карнавалом.

Все чем-то заняты, все такие громкие, разные, живые.

Алиша и подоспевший ей на подмогу Гаррет, сменивший костюм типичного офисного клерка на найденные в доме футболку и джинсы, принялись раскладывать по машинам собранные нами консервы и крупы. Нелюдимый татуированный Форд продул шланг и принялся сливать бензин из уже пятой по счету машины. Гордая и недовольная Лана вылила мутную воду из таза, окатив меня ненароком. Уилл, ответственный за воду, громко хохотал, и бросил мне какую-то тряпку, вытереться.

— Прелесть французского лукового супа не только во вкусе, но и в количестве ингредиентов и простоте приготовления, — вещал Честер, помешивая котелок на хлипкой конструкции из решетки, прикреплённой проволокой к мангалу. — У французов бытует легенда, что луковый суп был впервые приготовлен королём Людовиком XV. Однажды поздно ночью король захотел есть и не нашел в своём охотничьем домике ничего, кроме лука, масла и шампанского. Он смешал найденные продукты вместе, отварил их, и получил величайшее блюдо изысканной кулинарии. Конечно, вряд ли это правдивый миф, но какова история… Розмари, соль, пожалуйста.

Женщина в вязанном кардигане, несмотря на солнечную погоду, подала солонку. Вид у Розмари был тоскливый, отрешенный и я понимал ее — она выглядела как человек, который понимал, что мир вокруг погиб, а не играл в скаутов и летний лагерь. Но Честер явно пытался разговорить ее, приобщить к общим заботам, кто знает, может, старик-аристократ понимал в нормальности больше меня.

Терри снова громко матернулся и замахнулся на Мэри ключом, тут уж Форд отбросил канистру и бросился коршуном на отца. В перепалку не вмешивались, хотя сидевший за пластиковым столом Эш вытянул шею. Но, видимо, Фордов не жаловали, по крайней мере отец и сын были чужаками среди чужих. Вот и Эш, откинув длинные волосы за спину, поправил бандану и снова склонился над какими-то проводками и непонятным мне издали прибором.

— Я говорю, — грудным голосом пробасил человек-загадка, по имени Кевин, который как раз протирал этот прибор тряпкой. — Твои доводы нелогичны, несистемны и опираются на логику наркозависимого человека с глубокой педагогической запущенностью.

Мне аж интересно стало. Кевин вспомнился мне быстрее всех остальных — достаточно было услышать его очень серьезный голос и увидеть нелепейшие бриджи, высоко подтянутые носки, сандалии и блеклую гавайскую рубашку.

Пока существуют такие люди, как Кевин, я не буду в этой группе странным.

— Мы живем в эпоху постиндустриального общества технологий и науки…

— Не твоя ли наука погубила наше постиндустриальное общество? — вспыхнул Эш. — В Красной книге закончились страницы, океаны залиты нефтью и засраны пластиком, китайские дети за тарелку риса ебашат…ебашили на фабриках двадцать четыре на семь, чтоб мы могли понтоваться айфонами и хайповым шмотом, корпорации угробили остатки экологии и чего ради? Чтоб в итоге что-то пошло не так и мы получили то, что получили?

— То есть, ты будешь лечить открытый перелом капустным листом и молитвами?

— Мы все, Кев, будем лечить открытый перелом капустным листом и молитвами, потому что уже нет ни больниц, ни науки, ни ученых, которые сдерут из казны мешок денег, чтоб придумать очередной «гениальный» способ лечения.

— Минуточку, — сжав отвертку, прищурился Кевин. — Ты хочешь сказать, что все блага науки и техники — пустая трата времени и средств? Ты в своем уме?

Глаза Эша горели. Зубы Кевина скрипели.

— Методы диагностики и лечения болезней, механизация труда, инфраструктура!!!

— И в итоге — цифровое рабство. Пока ты ноешь о своем айподе, я беру гитару и делаю музыку сам.

— Пока ты молился Кришне, Зевсу и Великому Единению, когда нас загнали солдаты в хозмаге, я сделал бомбу из подручного и спас нас обоих. И забрал рацию.

— Которая не работает.

— Не отвлекай меня, и заработает.

— Это я тебя отвлекаю! Да ты…

— Даже не пытайся их слушать и вникать, — посоветовал Гаррет, подкравшись так тихо, что я вздрогнул. — Эш и Кевин… оба в равной степени конченные.

И, развернув меня за плечи, отвел подальше, пока в Эша не полетела отвертка.

— Эш — дитя цветов. Связь с космосом, сила земли, солнечная энергия, не знаю, в какой он секте состоял, но парень смешной. А Кевин — ну ты вчера его слушал. Верит в теории заговоров, масонов, тамплиеров, рептилоидов, правительственные эксперименты… не сказать, что я с ним отчасти не согласен, но не суть, — протянул Гаррет. — Так вот, когда эти начинают спорить, то это надолго. А спорят они всякий раз, как кто-нибудь из них раскроет рот.

Гаррет говорил так, будто знаком с этими двумя как минимум полжизни, хотя знал их не больше пары недель.

— Они выносят мозг друг другу и всем вокруг, поэтому не повезет тому, кто сядет на заднее сидение между ними.

— Дай угадаю, этим кем-то буду я.

— Молодец, — улыбнулся Гаррет, хлопнув меня по спине. — Догадливый.

Меня несколько напрягало дружелюбие. Алиша, Гаррет, Честер — они были сходу добры, что казалось странным. Наше знакомство произошло вчера, когда я жег мертвецов и не выглядел, как человек, который может похвастаться адекватностью. Вот уж странно, но эта мягкость и лояльность была мне чуждой. Злобный матерящийся Терри был как-то уместнее.

Но я привыкал. Обязан был привыкнуть. Это не равнодушные одноклассники, не богемная бабка Грейс, не преподобный нашей церкви — у меня было как минимум одно общее с одиннадцатью выжившими. Это статус выживших

* * *

— Инженер? — предположил я с азартом.

— Нет, — серьезно и не моргнув, пробасил Кевин.

— Учитель? — протянула Лана.

— Нет.

Стемнело быстро. Тихая темная ночь — цикады молчат уже три недели.

В бочке горел огонь — мой спутник и верный друг. Уже не единственный. Я начал понимать, почему Гаррет говорил о хиппи и «диванном масоне» как о старых знакомых. Когда вокруг нет ничего и никого люди сближаются быстрее.

Готов поспорить, что ни с одним сверстником я не общался до этого так свободно и спокойно, как с Честером, которого встретил вчера. Как с Алишей, с которой заговорил сегодня утром.

Честно говоря, частенько сидя на лавках в церкви, я хоть и был в своей тарелке, но чувствовал себя неуютно, окруженный соседями и знакомыми. Сейчас я сидел на табурете у бочки с огнем, вокруг незнакомые чужаки, и мне было нормально. Будто они, восьмеро, сидели со мной когда-то в церкви. Восьмеро. Форды были чужими среди чужих.

— Твой опыт работы больше десяти лет? — прищурился Уилл.

— Да, — кивнул Кевин. Наконец-то!

— Это престижная работа?

— Все работы престижны.

— А в плане оклада?

— Да, — безэмоционально сказал Кевин.

Эш выдохнул дым и протянул мне сигарету.

— Работа связана с техникой и наукой?

— Эш, молчи!

— Ни слова!

— Ты ученый? — выпалила Алиша.

— Нет, уже была эта версия, — сухо ответил Кевин.

— Если у тебя хватило смекалки сделать из керосина, гвоздей, банки и еще какой-то херни бомбу, но ты не ученый, не пиротехник, не механик, не инженер…

— Роуз, твоя очередь.

Розмари, кутавшаяся в свой вязанный кардиган, моргнула и осмотрела всех так, словно увидела впервые. Запустив руку во вьющиеся волосы, она прикрыла глаза и встала со складного стула.

— Давайте угадаем, кем до конца всего была Роуз, — тихо глядя в огонь, проговорила Лана.

— Не надо, — отрезал Честер. — Благо больше никто из нас не был до конца всего на ее месте.

Я смотрел ей вслед, гадая, куда она несется и о чем думает, раз даже не заметила, как просторный вязаный кардиган упал с ее плеч на асфальт. Протянув Эшу сигарету, я пошел следом, попутно подняв кардиган и отряхнув.

Не знаю, кем была Розмари до конца всего, может, не понял слов Честера. Потом понял, когда нашел Розмари, сидящую на бордюре.

— Все кого-то потеряли, — утерла щеку с остервенением Розмари. — Все они. Я детей потеряла.

Я молчал, не знал, надо ли говорить. Да и что тут сказать?

— Все потеряли, — повторила Розмари, кивая самой же себе. — А они там в шарады играют. А им нормально. А мне ненормально. Неправильная я какая-то.

Молча протянув ей кардиган, я шагнул назад.

Остаться и навязаться — неловко. Уйти играть в шарады — издевка и глупость.

— А кем ты был до конца всего? — комкая кардиган, произнесла Розмари нарочито бодро.

В памяти всплыл бабушкин дом, подруги бабки Грейс, бесконечные молитвы, соседи, одноклассники, лиц которых уже и не помнил.

«В этом мальчишке дурные гены моей дочери, помноженные на дурную кровь его папаши», — жаловалась бабушка Грейс. — «Ничего доброго не жди».

— Чужим, — коротко ответил я, как на духу. И даже не соврал.