Я вернусь (гет)

Гермиона чувствовала тяжёлое дыхание Билла у своего виска, как застыла его ладонь, удерживающая её бедро, как влага стекала между ног к простыням, но её это совершенно не заботило. Она просто растворялась в его объятиях, не прекращая лениво водить пальцами по спине. И не могла припомнить, ощущала ли себя настолько цельной, когда была с Роном.

Но внезапно Билл отстранился, приподнимаясь на локтях, но не поворачивая головы. Он всё ещё пытался совладать со сбившимся дыханием.

— Прости...

Гермиона нахмурилась. С чего он вообще решил извиняться? Сама она тоже до сих пор не могла ровно дышать, а все тело нежилось в сладкой истоме. Но Уизли резко перекатился на спину, нащупал на тумбочке палочку и применил очищающее. Волна невесомых изменений, словно ветер, прокатилась по телу, забирая с собой и окутавшее её тепло, и прохладную влагу, и остатки его прикосновений. Гермиона поёжилась. Сразу захотелось свернуться клубочком. Но едва она повернулась на бок, как Билл придвинулся вплотную, накрыв их обоих одеялом, и приобнял за талию, прижав спиной к своей груди. Она не стала отстраняться, даже когда его дыхание защекотало шею. Просто лежала неподвижно рядом с ним и чувствовала, как пульсирует во всём теле эхо его прикосновений, и как её охватывает невыносимый стыд за то, как она вела себя: стонала, извивалась под ним, звала по имени и умоляла не останавливаться... Как горела от осторожной, но такой одуряющей грубости и как, изголодавшись, сама яростно отдавалась острому и всепоглощающему чувству. Но вместе с тем разум отказывался понимать, в чём причина произошедшего. Всё воспринималось как нечто второстепенное, побочное, совершённое под воздействием нечаянного импульса. А, точнее, алкоголя и безнадёжного отчаяния. Выходит, Билл просто воспользовался моментом. Это неожиданное открытие разозлило так, что ей захотелось влепить ему пощёчину. Она знала ответ ещё до того, как задала вопрос, но всё-таки спросила — видимо, из присущего ей мазохизма, а также для того, чтобы ещё раз в этом убедиться:

— Почему? — прошептала она.

Билл вздохнул, приподнялся на локте и поцеловал в плечо. Гермиона почувствовала, как кожу сначала защекотало от упавших на неё волос, а после закололо тысячью тонких игл.

— Я пойму, если ты захочешь использовать Обливиэйт, — спокойно произнёс он, — чтобы больше не испытывать чувство вины.

— А ты испытываешь? — не поворачиваясь, спросила она.

— Сейчас я ни о чём не жалею. А завтра утром — возможно, буду...

Грейнджер плотно сжала губы, чтобы сдержать разочарованный вздох. Его сомнения вызывали досаду, уязвлённая гордость требовала сатисфакции, а на душе становилось до тошноты холодно, пусто и гадко.

— Да ты издеваешься? — она обернулась. — Гермиона, останься, Гермиона, выпей со мной, Гермиона, у тебя веснушки, Гермиона, я, возможно, буду жалеть... Знаешь, по-моему, мне лучше пойти домой, — со злостью произнесла она, попытавшись отбросить его руку, чтобы выбраться из-под одеяла и встать с постели.

Но Билл даже не сдвинулся с места, легко удерживая её и лишь крепче прижимая к себе.

— Я не собираюсь тебя отпускать, — тепло усмехнулся он. — Глупенькая, ты ведь даже не дослушала. Я буду жалеть не о том, что произошло между нами, а о том, что стало этому причиной. Я не должен был провоцировать тебя. Алкоголь, знаешь ли, не способствует ясности ума, зато усиливает все эмоции и здорово притупляет чувство вины. Но мне не хотелось бы, чтобы ты возненавидела меня и стала избегать.

С каждым его словом она предпринимала очередную, но безуспешную попытку выпутаться из его объятий. Взыгравшая злость мешала проанализировать услышанное, а обволакивающее тепло отвлекало всё больше, не давая уловить суть ускользающих мыслей. Все последующие обвинения будто разом застряли в горле, а от гнева и разочарования произнести их было только сложнее. Ей хотелось, чтобы он замолчал и больше не касался её. Чтобы забрал обратно все свои извинения или поцеловал так, что все нелепые мысли исчезнут из её головы. Чтобы отпустил, в конце концов, или же окончательно убедил остаться. Чтобы просто дал заснуть, потому что она ощущала себя настолько вымотанной, что была не в силах выяснять сейчас отношения. Устав бороться с ним и с самой собой, Гермиона раздражённо фыркнула. И почувствовала, как за спиной расслабился и Билл. Его хватка немного ослабла, а дыхание выровнялось. Он молчал, но всё ещё возвышался над её плечом и смотрел своими изумительно тёмно-синими глазами с поволокой — так, словно увидел нечто необыкновенное. Гермиона чуть прикрыла ресницы.

— Можешь меня отпустить. Я никуда не уйду, — едва слышно прошептала она. — Предлагаю обсудить всё за завтраком, а сейчас просто выспаться...

— Конечно, — улыбнулся он, снова поцеловал её в плечо и только после опустился обратно на подушку. Правда, его рука осталась на месте, надёжно приковав Гермиону к постели и к нему самому.

* * *

Билл уснул гораздо быстрее, чем она предполагала. Но за время ожидания Гермиона почувствовала, насколько сильно устала. Безумно хотелось плюнуть на всё и продолжить дальше нежиться в сильных согревающих объятиях. От подобных мыслей тело предательски расслаблялось, а веки наливались свинцовой тяжестью. Ещё немного, и она точно уснёт. И только слова Билла о сожалении никак не давали покоя.

Она не знала, сколько прошло времени, пока его дыхание стало действительно глубоким и размеренным.

Уизли заворочался во сне, крепче прижимая Гермиону к себе, и сладкие воспоминания снова хлынули бесконечным потоком, заставляя встрепенуться притихших в животе бабочек и смущённо покраснеть, прокручивая некоторые особо впечатляющие моменты. Его горячее дыхание путалось в растрёпанных прядях и обжигало шею. По-хозяйски закинутая на бедро нога и властно прижимающая к себе рука отрезали все пути к запланированному побегу. Самым сложным оказалось расстаться с убаюкивающим теплом. Она до последнего грелась в его объятиях, словно старалась навсегда запечатлеть в памяти эти мгновения. Его тепло. Его запах. Его дыхание.

Глубоко вздохнув, Гермиона осторожно приподняла руку Билла и выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить его. И зачем-то обернулась, скользя взглядом по его лицу, лаская знакомые, почти родные черты. Он улыбался во сне. Его лицо было таким умиротворённым, хмурое выражение исчезло, складки на лбу разгладились, губы слегка приоткрылись, а темнеющие шрамы на левой половине лица выглядели едва заметным царапинами. Снова хотелось дотронуться до них, провести по всей длине. Подушечки пальцев закололо.

Мысленно простонав, она подавила в себе желание поцеловать каждый шрам и приоткрывшиеся, припухшие от недавних безумств губы. Нет... Лучше побыстрее уйти. Это желание возникло неслучайно. Она слишком хорошо знала себя. Знала, что не выдержит, что разревётся, как дура, позволившая взять эмоциям верх. Поэтому лучше уйти вообще без каких-либо выяснений отношений. А через пару-тройку дней, недель или месяцев всё утрясётся само собой, и они будут со смехом вспоминать эту ночь. Если будут вообще.

Да, так будет лучше. Для всех.

* * *

— Мона, ты уходись?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Грейнджер подпрыгнула на месте, крутанувшись волчком, и едва не выпустила из рук сумку. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не взвизгнуть и не напугать Виктуар, стоявшую посреди коридора. Та в своей длинной голубой ночнушке в цветочек и с растрёпанными светлыми волосами выглядела настолько умилительно, что Гермиона невольно позабыла про изводящие её сомнения. Только что в глазах малышки были тоска, отчаяние, боль и даже что-то похожее на страх, смешанный с немой мольбой о помощи, но сейчас она так засияла от счастья, что Грейнджер поняла, сбежать из Ракушки просто так не получится.

— Ты почему не спишь, принцесса? — она присела на корточки перед девчушкой, которая сонно тёрла кулачками глаза.

— Фея в фоналике погасла. Там тепель темно... Мне стласна...

Гермиона нахмурилась, припомнив, что прежде Виктуар не боялась темноты. Или она ошибалась?

— Наверное, фея просто уснула, — тепло улыбнувшись девочке, она взяла её на руки и успокаивающе погладила по голове. — Пойдём, я разбужу её и попрошу покараулить твои сны до утра.

— А ты споёсь мне песенку? — Виктуар доверчиво прижалась к ней и обхватила ручками за шею.

— Конечно, спою, — подтвердила Гермиона.

* * *

Пробуждение было не из приятных. Голова отзывалась ноющей болью на малейшее движение тела.

— Папа, папа! Я пласнулась!

Билл невольно поморщился, когда Виктуар запрыгнула на кровать и, подобравшись ближе, прижалась к нему, обвив шею маленькими ручками.

— Привет, малышка, — тепло усмехнулся он, обнимая дочурку. — А Гермиона тоже уже проснулась?

Он и сам не понял, откуда взялась эта уверенность, что Грейнджер должна была остаться ночевать в Ракушке.

— Мона? — удивилась девочка. Отстранившись, она села на пятки и развела ладошки в стороны. — Моны нет. Мона усла вчела вечелом после того, как лазбудила мою фею в фоналике.

— Как ушла?

Уизли оглянулся, бегло осматривая гостевую комнату: изменившаяся обстановка его удивила. Ах да, это же не его спальня. Он вспомнил, как после неприятного, но эмоционального разговора с Флёр ему не хотелось больше оставаться в комнате, которая отныне казалась пустой и холодной. Он устало потёр глаза. Вот чёрт! Зря он вчера сорвался на приходящей няне Виктуар. Бедная девушка точно не заслужила такого отношения. Билл тяжело вздохнул и растёр ладонью затёкшую шею... Если память его не подводит, то на закате в комнату заходила Гермиона. А вот и аккуратная стопочка оставленных ею на комоде книг, и свитки пергаментов рядом. Значит, точно приходила. И, кажется, она что-то говорила про кашу для Виктуар. В подтверждение его мыслей малышка заканючила, подёргав Билла за руку.

— Хосю куфать, куфать, куфать.

— Хорошо, — с улыбкой отозвался тот, вставая с кровати, — идём завтракать. Как насчёт овсянки с изюмом для настоящих принцесс?

— Ула! Осянка для плинцес! — Виктуар радостно захлопала в ладоши и принялась прыгать на кровати. — Осянка для плинцес! Для плинцес! Для плинцес!

— Иди сюда, моя принцесса! — засмеялся Билл, подхватив девочку и пару раз покружив её на вытянутых руках. Малышка заливисто рассмеялась. — А теперь настоящие принцессы должны почистить зубы, умыть лицо и причесаться. Потому что феи приносят вишнёвый джем к блинчикам только умытым и причёсанным принцессам.

Глаза Виктуар загорелись азартом. Она отчаянно закивала, и едва Билл спустил её на пол, бегом побежала в ванную комнату, оставляя его наедине с собственными мыслями. Он медленно повернулся, ещё раз внимательно осматривая гостевую спальню. Неужели ему приснился и тот разговор с Гермионой, и украденный поцелуй, и то, что последовало за ним? Пустая бутылка огневиски и смятая постель не добавляли аргументов в пользу безумной догадки. С одинаковым успехом он мог выпить всё в одиночку. А уж как беспокойно он порою спит, Билл знал не понаслышке. Да и наличие на нём пижамы ставило под сомнение все самые невероятные предположения. Оставалось только одно — спросить у Гермионы. Но как?

* * *

Подперев голову рукой, Билл без интереса смотрел на разложенные на кухонном столе книги и свитки. Часть материала про анимагию была ему уже знакома. Часть казалась полным бредом и не вызывала желания опробовать на себе описанные зелья, заклинания и прочие методы превращения в животное. А часть вообще отказывалась поддаваться пониманию. Или просто-напросто сам Билл отказывался вникать в суть запутанных и нудных мудрёных фраз. Мысли то и дело возвращались к прошлому вечеру. Если подумать, то болезненное ощущение одиночества после исчезновения Флёр никуда не делось. Как и непонимание, к которому теперь примешивалась холодная ярость. То тёплое светлое чувство, которое он испытывал к своей жене, застыло в груди бесполезным куском льда, досаждая и просто мешая дышать. Билл отчётливо помнил, как вчера ощущал дикую потребность выплеснуть накопившиеся эмоции, и только присутствие дочери удерживало его от желания разгромить общую спальню. Но сейчас, при свете дня он уже не испытывал ничего подобного. Было то чувство вины, подавляющее гнев, или пропала сама потребность, Уизли не мог понять. Но он надеялся, что будущий разговор с Гермионой поможет внести ясность. Если, конечно, он решится на него, а она не откажет.

Билл тепло усмехнулся, глядя на беззаботно-счастливую Виктуар, что подобно маленькому урагану привычно носилась по дому. Наверное, она так соскучилась по Ракушке, что теперь старалась восполнить своё отсутствие с утроенным энтузиазмом.

— А когда Мона плидёт? — забравшись к отцу на колени, она очень внимательно рассматривала картинки в раскрытых книгах. — О! Собаська! — Виктуар ткнула пальчиком в изображение волка.

Билл улыбнулся.

— Это волк, — поправил он. — Не знаю, малышка, наверное, скоро.

— Волк, — с умным видом повторила Виктуар и тут же указала на другую иллюстрацию. — А это кто? Тигл?

— Правильно. Молодец.

Довольная похвалой, она заёрзала на коленях Билла.

— Мона обесяла испесь песенье с изюмом.

— Значит, обязательно испечёт, когда придёт.

— Пусть Мона плидёт. Я хосю песенье.

Биллу оставалось только рассмеяться в ответ на детскую непосредственность. Но он тут же поймал себя на мысли, что Виктуар подала ему блестящую идею. Действительно, а почему бы и нет. Чем раньше появится Гермиона, тем больше времени будет на разговор.

— А давай ты нарисуешь такое печенье с изюмом, какое хочешь, — предложил он, — и мы отправим Гермионе письмо, чтобы она поскорее пришла и испекла его?

— Ага! — обрадовавшись, Виктуар закивала и, спрыгнув с колен отца, помчалась выполнять его просьбу.

Что ж, теперь у него есть минут десять, чтобы снова попробовать вникнуть в смысл замудрённого алгоритма действий по превращению в животное.

* * *

Гермиона уже в пятнадцатый раз перечитывала короткое нехитрое письмо от крестницы с просьбой испечь обещанное печенье с изюмом. Забавные жёлтые овалы неправильной формы с чёрными точками, нарисованные рукой малышки, точно были желанными печенюшками. А вот фраза "Мы ждём печенье" явно была написана рукой Билла.

Первым порывом было отправить ответное письмо с подробными причинами невозможности её появления в Ракушке. Мысленно Грейнджер уже придумала с десяток вполне правдоподобных отговорок. Вторым — наговорить послание патронусу. Добавив самые искренние извинения, разумеется. Но не подумает ли Билл, что она струсила показываться ему на глаза после случившегося прошлой ночью? Да, именно так он и подумает. Что она сбежала позорнейшим образом, услышав его слова о возможном сожалении. А может, ему вообще всё равно? Ведь он был пьян и к тому же очень зол на Флёр. Ему просто необходимо было выговориться, чтобы его кто-то выслушал. И вообще, то, что произошло между ними — результат совместного употребления алкоголя и резкого эмоционального всплеска. Потому что ни у неё, ни тем более у Билла не было никаких адекватных причин вот так набрасываться друг на друга. А это означало только одно: то, что случилось — ошибка.

И Гермиона чувствовала себя виноватой в том, что сама поддалась эмоциям, что вообще приняла его предложение остаться. Конечно, она никак не могла предположить, во что выльется безобидный на первый взгляд разговор. Ага, чтоб Гермиона Джин Грейнджер и не предположила? Да всё она знала наперёд и ведь намеренно затыкала неугомонный голос разума, который настойчиво напоминал, кто такой Билл Уизли. Но как забыть то, что произошло? Попросить кого-нибудь использовать Обливиэйт? Но кого?

Гермиона невольно тряхнула головой, ощутив, как от воспоминаний по телу прокатилась волна дрожи. Так, стоп. Надо руководствоваться доводами рассудка, а не идти на поводу у собственных эмоций. А рассудок подсказывал, что стоит похоронить воспоминания вместе с глупыми призрачными надеждами, засунуть собственный страх куда подальше и отправиться в Ракушку, сделав вид, что ничего не было. Если повезёт, то Билл вообще ничего не вспомнит. А если нет...

Грейнджер сокрушённо вздохнула. Нельзя поддаваться отчаянию. Потому что чем дольше она будет избегать встречи с Биллом, тем больше сама себя изведёт нелепыми сомнениями и обвинениями в своей же легкомысленности и импульсивности. Но ещё больше её пугала перспектива находиться вместе с ним в ограниченном пространстве в течение длительного времени. Ведь одной выпечкой печенья точно не обойдётся. К тому же, она обещала помочь разобраться с материалами по анимагии... Гермиона мысленно простонала, но моментально одёрнула себя. Всё-таки ей не одиннадцать лет, чтобы робеть под чьим-то пристальным взглядом, как в первый приезд в Хогвартс. С тех пор утекло много воды. С тех пор она стала сильнее. С тех пор она прошла через такое, чего никому не пожелает. Значит, будем руководствоваться старым правилом королей — если казнь неизбежна, то вступай на эшафот с гордо поднятой головой.

Беспокойство Гермионы не оправдалось — Билл не встречал её у дверей и не поджидал в гостиной, а сидел за обеденным столом на кухне, обложившись книгами и пергаментами. Уперевшись локтями в стол, он придерживал обеими руками голову, склонённую над огромным раскрытым фолиантом. Похоже, он настолько был поглощён изучением материала, что даже не заметил её появления. Интересно, а если бы Виктуар не бросилась к ней с таким восторженным визгом, он бы обратил внимание? Всё, что Гермиона получила — это беглый взгляд и небрежный приветственный взмах рукой. Досада вдруг неприятно царапнула изнутри. А чего она ожидала? Что он кинется к ней навстречу и, заключив в объятия, примется осыпать поцелуями и пылкими признаниями? Большего вздора она не могла себе и представить.

Уизли же сдерживался изо всех сил, чтобы не наброситься на Гермиону с расспросами. Ему даже пришлось сделать вид, что он не расслышал, как она вошла, пока Виктуар не привлекла его внимание громкими радостными выкриками. Но даже тогда он лишь приветственно махнул рукой и снова уткнулся в книгу, будто это была не скучнейшая статья о составе и действии анимагического зелья, а захватывающее детективное чтиво с элементами экшена. Постоянный восторженный лепет дочери мешал сосредоточиться, как и крутящаяся на кухне сама Гермиона.

Она будто бы совершенно не замечала присутствия Билла, непринуждённо разговаривала с Виктуар вполголоса и тихо посмеивалась, показывая, как заводить тесто для печенья, и попутно объясняя, что они должны вести себя тихо как мышки, чтобы не мешать ему. Затем она раскатывала тесто, а малышка, забравшись на стул, с нетерпением ждала, когда же они начнут вырезать с помощью формочек разнообразные фигурки.

Зато Билл почти забыл о своей головной боли. Невысказанные вопросы так и вертелись на языке, но он никак не решался их задать. Он в буквальном смысле сходил с ума от невозможности поговорить с Гермионой, от её приглушённого голоса и весёлого смеха, что подобно утреннему морозу щекотал оголённые нервы. И от тонкого древесного аромата духов, распространявшегося по всему дому. Было тому виной предстоящее полнолуние, которое Уизли ощущал всё чётче и которое обостряло все его чувства, или же события прошлого вечера, что, казалось, навечно запечатали этот пьянящий запах в его лёгких.

Грейнджер же даже не подозревала о его мучениях. О том, как он украдкой следил за её уверенными движениями, за тем, как естественно она держится, как помогает Виктуар аккуратно перекладывать печенье на противень, а после отправляет его в духовку, предварительно выставив таймер. Ей казалось, остановись она хоть на секунду и ненароком взгляни на него, то груз вины моментально придавит её к полу. Но она не могла позволить себе такой роскоши, как пойти на поводу у собственных желаний.

Билл успел опустить взгляд в книгу, прежде чем Гермиона повернулась. Та с досады прикусила губу и растерянно огляделась в поисках несуществующей поддержки, нарочито медленно вытирая руки о фартук. Вот бы Билл не стал спрашивать про вчерашнее... Виктуар уже умчалась в гостиную рисовать только что вылепленное печенье. И только крохотные ракушки, словно немые стражи, укоризненно топорщились из стен.

Пары минут хватило, чтобы стереть с щеки остатки муки, пригладить волосы и убедиться, что дальнейшее игнорирование друг друга выглядит глупо. Гермиона украдкой вздохнула и постаралась придать лицу беззаботное выражение.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она, заметив, как Билл, уперевшись локтями в стол и слегка наклонившись вперёд, массирует пальцами виски.

— Немного болит голова, — не отрывая глаз от книги, непринуждённо бросил он. Не признаваться же ей, что его терзают сомнения и чувство вины.

— У меня нет с собой зелья, а у Флёр... — она запнулась на имени его жены, — я не помню, чтобы видела среди готовых. Но могу спросить у Молли.

— Не стоит. Я справлюсь, — отмахнулся Билл и внутренне содрогнулся, представив, как мать снова начинает суетиться здесь, пытаясь окружить и его, и Виктуар своей чрезмерной заботой. — Сейчас пройдёт.

— Это вряд ли, — себе под нос пробормотала Гермиона, но уже стаскивала ставший не нужным кухонный фартук и вешала его на крючок.

Нахмурившись, она колебалась всего пару-тройку секунд, замерев в нерешительности и покусывая нижнюю губу. Затем глубоко вздохнула, кивнула сама себе и встала за его спиной, осторожно положив руки на голову. Билл ощутимо вздрогнул. Его руки у висков замерли.

— Закрой глаза и представь лёгкий дождик, — спокойно велела она, улыбнувшись такой вполне ожидаемой реакции.

— Легко сказать, — себе под нос пробурчал Уизли, но послушно выполнил её просьбу.

И сразу ощутил, как кончики пальцев начали мягко и легонько постукивать по голове: от бровей, продвигаясь по лбу вверх к линии волос и дальше — к макушке, а после спустились вниз до самого основания шеи. Перекинув вперёд собранные в хвост волосы, Гермиона принялась постепенно мягкими круговыми движениями разминать затёкшие мышцы шеи, то спускаясь вниз к плечам, то вновь поднимаясь к затылку. Поначалу Билл хотел было воспротивиться и отказаться от почти навязанного ему массажа, но когда её руки с нажимом прошлись за ушами, а после двинулись к вискам, ко лбу и обратно по направлению к затылку, он расслабленно выдохнул, откинулся на спинку стула и наклонил голову вперёд, блаженно прикрыв глаза. И даже когда она сняла державшую волосы резинку, чтобы запустить пальцы в его шевелюру, круговыми движениями массируя кожу головы, он не выказал сопротивления. Её нехитрые действия были такими приятными, такими необходимыми... Мягкими и поглаживающими. Давление пальцев то усиливалось по мере продвижения к затылку, то снова смягчалось по мере приближения к вискам.

Слегка надавливая, Гермиона провела кончиками пальцев от макушки к основанию головы. И назад. На макушке захватила прядь волос и немного потянула. Отпустила и снова погладила волосы с небольшим нажимом ото лба к затылку. Головная боль постепенно отступала, словно растворяясь в лёгких скользящих движениях. Вот только ясности в разуме не прибавилось. Наоборот, Билл поймал себя на мысли, что хотел бы придержать тёплую ладонь, замешкавшуюся у виска. Ведь это так просто: повернуть голову и прижаться губами, чтобы вдохнуть тонкий аромат духов на запястье и запечатлеть благодарный поцелуй. Наверное, его тело среагировало инстинктивно, потому что Гермиона неожиданно убрала руки и поспешно отошла в сторону.

— Всё, теперь можешь продолжать, — делано улыбнулась она и отвернулась, чтобы проверить время на таймере.

— Да, спасибо, — как можно более искренне поблагодарил Билл, чтобы она не заметила сожаление, промелькнувшее в его глазах. Голова почти прошла, настроение улучшилось, теперь можно было и подумать, как вывести её на разговор. Вот только Уизли никак не мог выбрать подходящий момент.

То Грейнджер была слишком занята, то Виктуар кружила рядом, засыпая обоих множеством детских вопросов или не отпуская Гермиону от себя ни на шаг. То самому Биллу приходилось делать вид, что он увлечён книгами. Казалось, само мироздание было против назревающего разговора. И когда он уже готов был плюнуть на всё, просто остановить её и задать интересующий его вопрос в лоб, судьба неожиданно смилостивилась над ним.