История короткого замужества Жозефины Бёрк, урождённой Флинт (джен)

* * *

— Целитель Уолш, такое несчастье! — из-за пелены сна до меня донёсся знакомый скрипучий голос, который мог обмануть любого.

Немного придя в себя, я попыталась открыть глаза, но у меня получилось разлепить лишь левый, а правый пульсировал болью. Я лежала в своей спальне, за окном светало, а рядом с моей кроватью сидел незнакомый молодой человек, стройный, даже худощавый, а на его шерстяной мантии был знак — скрещённые палочка и кость.

— Девочка беременна, а тут такое! — продолжала причитать леди Бёрк, стоя за спиной целителя. — Потеряла сознание прямо посреди коридора и упала на столик с тяжёлой вазой! Какой кошмар, да у неё всё лицо разбито! Разве можно юной леди появляться на людях в таком виде?!

— Как вы себя чувствуете, леди Бёрк? — почтенно, но всё же с долей заботы спросил целитель, и я чуть слышно прохрипела:

— У меня болит голова.

— Она болела у вас и до падения?

— Я… я не знаю… не помню…

— Конечно, болела! — вставила леди Бёрк, а я лишь тяжело вздохнула. — Жозефина каждый день жаловалась мне, что плохо себя чувствует! А я ещё говорила ей: полежи в кровати, отдохни, побереги себя и сына! И не послушалась, вы посмотрите! Целитель Уолш, вы сможете помочь ей?

— Попытаюсь, — проговорил тот, открыв свой чемоданчик из коричневой кожи, а тем временем дверь в мою спальню приоткрылась, и в комнату проскользнул Карактак.

При виде его у меня даже больной глаз открылся от ужаса, но гость не заметил этого, а леди Бёрк так зло на меня посмотрела, что я и вовсе отвернулась, лишь бы не встречаться взглядом с мужем. Но он всё равно встал за спиной бабушки и натянуто мне улыбнулся, а тем временем целитель достал из чемоданчика несколько склянок и положил их на прикроватный столик.

— Вот, эта мазь поможет от синяков на лице, а эта настойка — чтобы снять головокружения. Мазь наносить четыре раза в день, а настойку принимать утром, вечером и тогда, когда начнёт становиться плохо…

— Спасибо вам большое, целитель Уолш! — воскликнула леди Бёрк, а Карактак, явно приведённый до этого в порядок стараниями бабушки, так же как и во время нашей помолвки и свадьбы, вежливо поклонился и проговорил:

— Спасибо вам, я… я так переживаю за жену и… и ребёнка…

— Это нормально, — улыбнулся он, и тут как по щелчку пальцев в дверном проходе появился один из молчаливых слуг. Слуга указал рукой на коридор, и целитель встал со своего места. — Если случится что-то ещё, пишите!

— Конечно, целитель Уолш, — сладко проговорила леди Бёрк и сунула ему увесистый кожаный мешочек. Но её лицо мигом изменилось, как только шаги целителя затихли в коридоре. — Болван!

Леди Бёрк замахнулась и дала затрещину Карактаку, и тот взвыл от боли.

— Она носит твоего ребёнка! А нам нужен этот ребёнок, нам нужен мальчик, чтобы продолжить дело моего деда! Не смей больше её трогать, пока у неё в утробе дитя!

Карактак зло посмотрел на меня, потом на бабку и с гримасой ненависти вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. А леди Бёрк села на стул у кровати, на котором до этого сидел целитель, и, взяв в руки склянку с мазью, почерпнула немного и склонилась над моим лицом.

— Родителям об этом писать не стоит, — негромко проговорила она, водя пальцами по моему лицу, и каждое её прикосновение отзывалось болью. — Всё равно никуда ты не сбежишь, а если сбежишь, то они сразу загремят в Азкабан, мой двоюродный племянник знает многих в Визенгамоте, в том числе и главного чародея. И не выходи из этой комнаты до конца недели, я тебя такую красивую видеть не хочу. Всё ясно?

— Да, — выдавила я, и леди Бёрк, хищно улыбнувшись, выпрямилась и поставила склянку с мазью на место, взяв со столика мою волшебную палочку.

— Это я заберу себе. За тобой будет ухаживать Похлёба, а я пошла, скоро весна, а у меня из-за всех этих неурядиц ещё не готов план сада… да уж, нашла себе… помощницу! Никакого проку!

Злобно усмехнувшись, она вышла из моей комнаты, и рядом с кроватью тут же появилась Похлёба, как всегда одетая в старую наволочку. Она с жалостью посмотрела на меня, а затем взяла мазь и стала доделывать за леди Бёрк, а я хрипло спросила:

— Похлёба, а что за… дело… деда… леди Бёрк?

От этого вопроса глаза домовухи, и так как два маленьких мячика, стали ещё больше, а руки задрожали.

— Леди не стоит об этом знать, — с дрожью ответила она, заканчивая покрывать мазью моё лицо.

— Это мой ребёнок, Похлёба! — воскликнула я, а из глаз от страха брызнули слёзы, смазывая лекарство. — Я должна знать, что они хотят с ним сделать!

Похлёба жалостливо покачала головой, а затем напоила меня чаем и исчезла, оставив одну трястись от неизвестности и страха.

Леди Бёрк была права: день свадьбы был самым счастливым в моей жизни, потому что дальше моя жизнь превратилась в ад. Как я могла не заметить всего этого? Как мои родители не заметили? Как Карактак мог так хорошо притворяться всё это время?! Или ему передался талант от бабки? Вьюга выла за окном, а я молила небо, чтобы у меня на самом деле родился мальчик. Я даже представить не могла, что со мной будет, если на свет летом появится девочка вместо желанного наследника…

* * *

Привидение появилось внезапно.

Как только я «поправилась», продолжилась моя пытка портретом в библиотеке. Я уже и не старалась особенно, но как-то раз леди Бёрк оставила один набросок, и мне пришлось дальше работать именно над ним, уже красками. Она сделала много копий, и теперь малейший штрих не того цвета, и уже почти портрет летел в огонь. Но так было не каждый вечер.

Приближалась весна, леди Бёрк была всё больше занята садом, будто там был кусок её души, и я снова оставалась одна в библиотеке. Правда, теперь со мной была Похлёба, чтобы защитить, если что, поскольку магии меня лишили в тот самый день, когда я разбила голову. Но Карактак больше не появлялся мне на глаза, хотя иногда, когда я поднималась с утра по лестнице, под ногами хрустели осколки от бутылок. Богатенький и любимый внук жил в своё удовольствие подальше от посторонних глаз и под крылом властной бабки, которая имела на него такое огромное влияние, что он даже какое-то время вёл себя как человек, чтобы наша помолвка и свадьба состоялась.

В этот раз я заметила таинственную девушку, открывшую мне страшную правду про мужа, уже в холле, где горел свет. Похлёба плелась за мной, но девушка вдруг преградила нам дорогу и указала рукой на коридор под главной лестницей. И я решила проверить, что от меня хотели скрыть ещё.

— Леди Жозефина, не надо, — с ужасом пискнула Похлёба, держа в руках канделябр со свечой, но я пропустила её слова мимо ушей и направилась за призраком.

— Ты мне ничего не говоришь, Похлёба. Пусть скажут другие… идём, здесь всё равно никого нет.

Привидение провело нас по тёмной галерее, а затем указало рукой на дверь, невзрачную, массивную, обитую железом. Подёргав ручку, я убедилась, что та была заперта, и строго посмотрела на Похлёбу.

— Н… нет, леди…

— Похлёба, — в моём голосе откуда ни возьмись появилась уверенность, и моя маленькая помощница, казалось, ещё сильнее сжалась, — ты подчиняешься мне, леди Бёрк сама так сказала. А я хочу узнать, что за этой дверью.

— Не надо вам этого знать, леди… — пискнула она, но я ещё строже посмотрела на неё, и Похлёба тяжело выдохнула и щёлкнула пальцами.

Дверь с протяжным скрипом открылась, и на нас пахнуло холодом. Поёжившись, я закуталась в тёплую мантию, которую надевала и в доме, а призрак скользнул в ледяной мрак. Взяв у Похлёбы из рук канделябр, я вступила на порог и поняла, что передо мной был спуск в подвал. Страх жгучими тисками сжал сердце, но я должна была узнать, что творилось в этом чёртовом доме! Иначе сама могла после родов оказаться в подобном месте.

Ступени под ногами были отвесными, старыми, будто вырубленными из цельного камня, а шершавые стены создавали подобие пещеры, а не подвала. Пять пролётов, и мы наконец спустились в комнату, подземелье, и я искренне пожалела, что в конце сентября сказала «да» у алтаря. Темницы, тёмные сырые камеры, в каждой из которой было по скелету или два. Некоторые из них белели, закованные в цепи, а на некоторых ещё не до конца разложилась плоть, и куски гнили свисали, расточая вонь.

Меня вырвало прямо на пол, а призрак вдруг замер у одной из стен и посмотрела внутрь. Похлёба задёргала за подол платья, зовя наверх, но я пересилила себя, выпрямилась и подошла к призраку. Опять дверь, старая, облезлая, дубовая дверь, и опять нам потребовалась помощь. В следующей зале, если это можно было так назвать, цепи висели прямо на стенах, и к ним были прикованы тела. Голые мужчины и женщины с невероятно бледной кожей неподвижно стояли или висели, будто они были живы или умерли только вчера. А вокруг вместо гнили чувствовался тот самый едва уловимый сладковатый аромат. Напротив тел был кабинет или какое-то подобие, с котлами, шкафом с зельями, четырьмя шкафами с книгами и столом, заваленным книгами и свитками. Анатомические зарисовки человеческого тела, рисунки трав, растений, алхимических знаков. Записи были настолько ветхие, что казалось, им точно была сотня лет, а книгам и того больше.

Я так увлеклась разглядыванием свитков, пытаясь понять, что к чему, что не сразу заметила человека, сидевшего за столом. Точнее, не человека, а… мумию. Высохшее тело пожилого мужчины, и мне даже показалось, что я его уже видела раньше, только вот припомнить где — не могла. Он был совершенно точно мёртв, но… выглядел как живой, словно дожидался часа, когда кто-нибудь придёт и разбудит его.

Сглотнув, я отложила свитки и обернулась, чтобы найти нашу проводницу. Она стояла напротив одного из тел, и я, набравшись смелости, подошла к ней. Девушка, молодая, голая, с белоснежной кожей, худая. Она ничем не отличалась от остальных тел, а её пол выдавали разве что длинные светлые волосы ниже пояса. Призрак посмотрела на меня, потом на тело, потом снова на меня, и я дрожащей рукой коснулась неподвижного тела, чтобы чуть приподнять голову.

Тело неожиданно дёрнулось и самостоятельно выпрямило голову, а я вскрикнула, схватилась за живот и отступила, молясь, чтобы не родить здесь, в этом жутком подвале. А на меня безжизненно уставилась та самая девушка… точнее, её тело. Бессмысленное выражение лица, бесцветные глаза, а поперёк шеи — тонкая красная полоска. Тело, повертев головой, снова успокоилось и «уснуло», а я посмотрела на призрака, как бы говоря, что… что всё поняла.

— Вот почему слуги никогда не говорят… — шёпотом протянула я, пытаясь унять сердце, и Похлёба чуть слышно сказала:

— Мертвецы никогда ничего вам не скажут… пойдёмте, леди, нам нельзя здесь быть…

— А кто сидит там? — я указала рукой на кабинет, но Похлёба с силой потянула меня за подол платья в сторону лестницы.

— Пойдёмте, это дурное место, дурное…

Призрак девушки растворился в воздухе, будто его и не было, а моя уверенность начала замещаться страхом… нас слишком долго не было на поверхности, и леди Бёрк могла заметить это… она всегда знала, что происходит в этом доме, словно сами стены докладывали ей обо всём.

Ухватив покрепче канделябр, я быстрым шагом преодолела камеры с гниющими трупами и поспешила подняться по лестнице на свежий воздух. С каждой минутой страх новой волной накатывал на меня, сердце отчаянно билось в груди, а руки начали подрагивать. Наконец, последняя ступенька — и мы вышли в коридор, дверь за нами захлопнулась, а после щёлкнул замок. Оперевшись о стену ладонью, я пыталась отдышаться после стремительного подъёма, но только сердце успокоилось, как сбоку раздался властный голос:

— Жозефина, что это ты здесь делаешь?!

Леди Бёрк грозной тенью подошла к нам и с прищуром посмотрела на меня, и я пролепетала:

— Де… девушка… призрак девушки с… перерезанным горлом… она привела нас сюда…

— И?.. — жёстко протянула леди Бёрк, и я выдохнула:

— И дверь оказалась закрытой.

— Двери для того и закрывают, дитя, чтобы не пускать никого внутрь… разве ты этого не знала?

— Знала, леди Бёрк, — виновато опустив взгляд в пол, прошептала я, молясь, чтобы она мне поверила. Чтобы она как-то не узнала, что я была внизу и всё видела.

— Никогда не видела в стенах этого дома призрака девушки с перерезанным горлом, — поджав губы, проговорила наконец леди Бёрк, а я облегчённо выдохнула. — А я живу здесь всю свою жизнь. Пойдём, дитя, твои ночные прогулки ничем хорошим не заканчиваются… тебе пора спать.

— Да, леди Бёрк.

Мы с Похлёбой послушно побрели за леди Бёрк по галерее в сторону холла, стараясь быть как можно незаметнее. И всё же уже у самого выхода я краем глаза заметила один из портретов на стене… грива тёмных волос, тучное телосложение, волевой взгляд… Широко открыв глаза, я уставилась на портрет того самого мужчины, мумию которого видела внизу, в подземелье, а Похлёба, заметив, что я остановилась, снова подёргала меня за подол платья.

— Пойдёмте, леди…

— Кто это? — шепнула я, всё же сделав шаг вперёд.

— Это лорд Оридион Бёрк… дед леди Хелен… — с опаской ответила Похлёба.

— Некромант… — протянула я, наконец догадавшись обо всём.

Когда мы вышли в холл, леди Бёрк ещё раз с подозрением посмотрела на нас и отпустила в спальню, и я, придя в комнату и закрыв дверь, тут же набросилась на Похлёбу.

— Ты должна рассказать мне всё!

— Нет, леди, не просите!.. — зарыдав, замолила она, но мне нужно было узнать правду любой ценой!

— Похлёба! — снова найдя в себе внутреннюю уверенность, строго протянула я, и Похлёба жалостливо посмотрела на меня, а затем защёлкала пальцами у всех дверей.

— У леди Бёрк много доносчиков… — тихо пояснила она, и я сразу воскликнула:

— Но призраки не говорят!..

— Слабые не говорят, но есть и другие… те, которые верно служат одной леди Хелен…

— Но зачем ей ребёнок?! Какой ей прок от младенца?! Или она хочет принести его… в жертву?!

— Что вы, леди Жозефина! — замахала руками Похлёба, закончив накладывать заклятия. — Ребёнок нужен не для этого… Лорд Бёрк был страшным человеком, и он совершал страшные вещи… он был властен над мертвецами, и мертвецы слушались его… но ни его дети, ни внуки не унаследовали его дара… он был последним. Леди Хелен хочет вернуть эту способность в род Бёрков, поэтому она заставила своих детей пойти на грех…

— Инцест! — с ужасом догадалась я. — Родители Карактака — кровные брат и сестра?..

— Да, леди Жозефина, — пропищала Похлёба, а я так и осела на кровать, словно от удара. — Они брат и сестра, королевская двойня.

— Значит, Карактак… он… он некромант?

— Нет, леди Жозефина, — встав передо мной, ответила она. — Маленький лорд не умеет того, что мог делать его прадед. Маленький лорд вообще ничего не умеет… никто не может справиться с ним, кроме его бабушки. Его пытались научить, но… все учителя сбежали, а леди Хелен дала им большой откуп за молчание… леди Хелен хочет воспитать другого внука. Чтобы способность сохранилась, нужен чистокровный союз и непорочная девушка, и они выбрали вас… никто из знакомых семей не пошёл бы на это, многие догадываются, что скрывается в подземельях, но все молчат… Бёрков лучше не злить.

Больно. Такое слышать было больно. Я только сейчас осознала, что леди Бёрк мёртвой хваткой вцепится в наследника, едва я рожу. И своего ребёнка я не увижу… и мне было страшно представить, какая участь ждала меня после рождения сына… моим родителям могли и соврать, что я умерла в родах… я была нужна только для продолжения их рода. А после я буду серебристой тенью ходить по пустым галереям, как та девушка, и смотреть, как мой сын будет воскрешать мёртвых… Наверное, леди Бёрк надеялась, что воскресят и её деда… Иначе зачем было так сохранять его тело?!

— То есть слуг создал… лорд Бёрк? — сглотнув, прошептала я, и Похлёба положила маленькую ручку на мою ладонь.

— Да, леди Жозефина. Но они не вечны… раньше их было больше. Маленький лорд лично избил десяток, ещё десяток развалились от старости… им нужны ещё, но только некромант может управлять мертвецами. Поэтому им нужно ваше дитя.

— Похлёба, у меня есть шанс сбежать? — роняя на платье слёзы, выдавила я, и она жалостливо протянула:

— Если вы не хотите, чтобы с вами сделали то же самое, что и с той девушкой, вам лучше быть здесь. Бёрки не прощают предательства.

С тех пор я жила в страхе. И не в страхе того, что меня изобьют до полусмерти. Мне каждую ночь снился пустой взгляд тела, когда-то принадлежавшего призраку, имени которого я не знала. И я очень боялась оказаться в том же подвале, когда перестану быть нужна Бёркам. И мой страх рос вместе с моим животом.

С наступлением весны леди Бёрк погрузилась в работы по саду, а я должна была быть с ней, чтобы дорисовывать её портрет и новый ландшафт вокруг. По словам леди Бёрк, мне было полезно как можно чаще гулять на свежем воздухе, но настоящая причина скорее была в том, что она не хотела, чтобы я гуляла по дому и узнала тайны её семьи. Но я всё равно уже всё знала, только не выдавала этого, моля небо, чтобы за моё послушание мне оставили жизнь. Больше всего на свете я боялась именно умереть.

С наступлением лета я уже не могла позволить себе долгие прогулки, а вся семья затаилась, ожидая срока родов. И когда до дня рождения леди Бёрк оставалось три дня, у меня начались схватки. Сразу пригласили уже знакомого мне целителя, который не отходил ни на шаг от моей кровати, следя, чтобы роды закончились успешно. И поздно ночью, уже ближе к утру, в комнате раздался младенческий плач.

— Это девочка! — воскликнул целитель Уолш, замотав младенца в пелёнки, а на лице леди Бёрк застыла маска разочарования. — Какая красавица!.. Вся в мать!

— Да… вся в мать… — протянула леди Бёрк, брезгливо посмотрев на младенца, но когда целитель Уолш повернулся к ней, она тут же нацепила на лицо маску доброжелательности. — Спасибо вам большое, целитель Уолш, не знаю, что бы мы без вас делали! Такой талантливый молодой человек!

Казалось, единственным человеком, который был искренне рад за рождение девочки, был только целитель Уолш. Больше не был рад никто, включая меня, ведь я понимала, чем рождение дочери могло обернуться для меня.

— Но знаете, дети всё-таки хотели сына… — заискивающе протянула леди Бёрк, подтвердив мои догадки. — А у нас нет никаких ограничений, чтобы растить большую и дружную семью… как вы думаете, когда Жозефина будет способна зачать следующее дитя?..

— Девушке нужно отойти от родов, это такое испытание! — целитель Уолш был немало удивлён такими словами, а затем внимательно посмотрел на замученную меня и добавил: — Но если леди Бёрк так хочет наследника… месяца через два, если здоровье будет позволять, можно будет начать пытаться. Но не раньше.

— Спасибо, вы нам так помогли… — начала рассыпаться в благодарностях леди Бёрк, одновременно выпроваживая из моей спальни целителя, а я откинулась на подушки и с мучением осознала, какой срок мне был дан, чтобы прийти в себя. А затем всё начнётся сначала, пока я не рожу наконец наследника… а что будет с моей дочерью?!

Дни тянулись один за другим. Мои родители узнали о рождении внучки только через месяц, а до этого Бёрки хранили тайну рождения получше любого другого скелета в шкафу. Девочка всё это время была со мной, круглые сутки, никто её не трогал, никто ей не интересовался, и я даже уже успела забыть, что у меня есть муж. Моя мама была вне себя от счастья от рождения внучки, и в середине сентября, когда леди Бёрк немного отошла от потрясения, она разрешила моим родителям навестить нас. Только вот в тот день, когда мои мама и папа прибыли в дом Бёрков и разместились в покоях неподалёку, мой муж неожиданно вспомнил, что у него была жена.

— Да ты посмотри на неё! — с порога воскликнула Карактак, когда я вечером уложила Эллен, названную с милостивого разрешения в честь самой леди Бёрк, в колыбель рядом со своей кроватью и собиралась лечь спать. — Ты стала ещё толще, чем ходила летом, корова! И я должен быть с тобой в одной кровати?!

Карактак явно был пьян, а от громких криков проснулась Эллен. Малышка начала кукситься и кричать, а её отец закрыл уши и воскликнул:

— Мерлин, да заткни ты эту мразь!

— Это твоя дочь! — зло выдавила я, взяв ребёнка на руки. — Как ты можешь такое говорить?!

— Она такое же отродье, как и ты! — выпалил Карактак, подскочив к нам, и я едва успела положить Эллен в колыбельку, как он схватил меня за грудки и поднял в воздух. — Ты, мразь, должна была родить сына! Всё, что от тебя требовалось, — это родить сына, свинья! А ты и с этим не справилась! Я не собираюсь спать с жирной свиньёй!

Замахнувшись, он отшвырнул меня в сторону, и я влетела в шкаф. Тело разорвалось от боли, а с полки упала груда книг и засыпала меня, а одна из низ разбила мне голову. Кровь тёплой струёй потекла на лицо, и перед глазами начало темнеть. Карактак же был вне себя от гнева и уже явно не понимал, что творит. Выхватив из-за пояса волшебную палочку, он нацелил её на колыбельку, а я из последних сил прохрипела:

— Похлёба…

Она появилась за секунду до ярко-зелёной вспышки и смогла отодвинуть колыбельку в сторону, чтобы заклинание не попало в младенца.

— Ах ты, крыса! — заверещал Карактак, а Похлёба, дрожа всем телом, стояла рядом с колыбелькой. — Тогда я зажарю вас обоих!

Снова вспышка, и из палочки вырвались языки пламени в виде змеи. Огонь пополз к колыбельке, но у домовых эльфов своя магия, неподвластная даже волшебникам, и Похлёба смогла закрыть щитом колыбель с Эллен. Огненная змея, не получив желаемого, развернулась и стала пожирать всё, что видела перед собой, включая и своего создателя. Похлёба сквозь стену огня жалобно посмотрела на меня, но я слабо улыбнулась ей и закрыла глаза. Семейство Бёрков канет в Лету, а моя дочь получит шанс прожить нормальную жизнь, вдали от Тёмных искусств и трупов в подвале. У нас было столько родственников… о ней точно кто-нибудь позаботится…