Смерти больше нет (гет)

Прошло не меньше часа в полной тишине и молчании. Том ходил возле шкафа, выбирая понятные ему книги, складывал их на стол, с другой стороны которого устроилась Селена, и вновь возвращался к шкафу. После того как набралась изрядная стопка книг, он принялся их читать и ни на что совершенно не отвлекался. Странный, совершенно незнакомый ему мир увлекал с головой, позволяя спрятаться от страшных звуков фонографа; листая книги с живыми рисунками, он подолгу разглядывал их, запоминая каждое движение, и вовсе не спешил переворачивать страницу слегка подрагивающей рукой. Редко, всего пару раз, он смотрел на Селену: смеётся ли? Но нет, она словно бы и не видела его в таком униженном положении, либо же старательно делала вид, что ничего не было.

Она не замечала его коротких взглядов, целиком увлеченная работой: притащив за стол плошку воды, она практиковала недавнее заклинание и делала в том определенные успехи. Пару раз вода пролетала над Томом, но тот не отвлекся и на это. Тогда она со вздохом достала учебник по простейшим чарам и стала с интересом вникать в материал. Книга была явно не первой свежести, страницы изрядно поистрепались, кое-где чернила выцвели совершенно, но, вглядываясь в строчки цепким прищуром, Селена едва не водила по ним носом, читая так, будто всё понимала. После недавних слов Риддла о надобности палочки она всерьез задумалась над тем, а не лишний ли это кусок дерева? Что, если можно проделать все эти взмахи и выверты руками? Разве не так колдовала великая Моргана?

Однако же на деле ничего не получалось, но Селена не собиралась сдаваться: вариантов было много, а пытливый ум мог придумать ещё больше.

Время шло, но никто из них не спешил заговорить, найдя себе дело по душе; наоборот, в мягкой, уютной тишине дети неосознанно находили что-то приятное, неуловимое, но ясное, и каждый боялся, что кто-то разобьет этот хрупкий покой. Но этого не случилось.

Лишь когда вся вода была благополучно расплескана по комнате, вещи перерыты, а Том начал чаще отвлекаться, Селена решилась его потревожить. Забросив босые ноги на стол, она принялась качаться на стуле, задумчиво пожевывая волосы, и вдруг выдала:

— А давай дружить!

В ответ раздался глубокий и тяжелый вздох. Оторвавшись от книги, Том посмотрел на неё взглядом умудрённого жизнью старца, хотя ему по-прежнему было только семь.

— Дружба — это глупо, — веско сказал он. — И бесполезно.

Он надеялся на серьезное отношение к его, несомненно, правдивым словам, но Селена вдруг рассмеялась, чуть не упав со стула.

— Это ты дурак! — сказала она, и её умные глаза совсем не шли веселому детскому лицу. — Дружба — это очень полезно, ведь никто, кроме друга, не согласится за просто так вытащить твою задницу из очередной передряги. А ввязываться ты в них точно будешь.

Она расхохоталась от своих же слов, снова начав раскачиваться, а Том задумался. Правда в её словах была, заставляя хмуриться и тереть переносицу, но в то же время многое не вязалось.

— В чём твоя выгода? — Он с прищуром посмотрел на собеседницу. — Что могу предложить тебе я? Сирота, почти нищий, не знающий ничего об этой твоей магии...

Он принялся загибать пальцы, перечисляя все свои распрекрасные качества, гадая, что на это ему возразят.

— Да ко всему прочему... — Том изменился в лице и неприятным голосом передразнил: — Я "мерзкий выродок, как тебя только земля носит, лучше б помер со своей мамашей вместе".

Селена на это ничего не ответила, смотря на него пустым взглядом, прочитать который не получалось. Она словно бы ждала, что еще он скажет, чуть наклонив голову, и Том не заставил себя ждать.

— Это у тебя и богатый дом, и родители... Зачем тебе дружба со мной?

Изначально не желая ввязываться в этот разговор, теперь Риддл был необычайно серьезен. Казалось, сейчас решается судьба народов, и он один должен подписать договор о мире, капитуляции или размере контрибуций. Таких слов никто из них не знал, что не мешало чувствовать крайнюю степень напряжения ситуации. Настолько был ответственным этот момент, что Селена даже перестала дурачиться, смотря своими тёмными провалами глазищ прямо на него. Она не улыбалась, не вертелась и не хихикала.

— Я не хочу пользоваться тобой, — медленно, отдельными словами проговорила она. — Я просто хочу дружить.

Однако это Тома ничуть не убедило.

— Тогда что такое эта твоя дружба? — спросил он.

В приюте-то он видел дружбу. Видел, как детишки с такой же глупой фразочки начинают виться вместе, и хватает этого на пару недель, может, месяц. Потом они либо ссорятся, либо просто устают друг от друга, и разбегаются, словно и не было никаких липовых клятв и обещаний. Иногда "дружба" принимает серьезные обороты, в том лишь смысле, когда один пользуется вторым, а тот и рад, не замечая. Такое сотрудничество может продолжаться чуть дольше, но неизменно конечно, в тот момент, когда дружба становится невыгодной.

Да, Том видел и знал, что такое эта "дружба" и потому еще зарёкся впутываться в эту чертовщину, прекрасно зная, что ничего бескорыстного, книжного и правильного в действительности-то в ней и нет. Однако ответ Селены его несколько удивил. Надолго задумавшись, она выдала:

— Это когда два, ну или не два, в общем, когда один человек во всём поддерживает другого. А тот — его. Они вместе веселятся, играют, а потом занимаются серьезными вещами. Всегда вместе. И если у одного случится какая-то беда, он может прийти к другу и всё рассказать. А тот не будет над ним хохотать, помирая со смеху, и не пошлёт куда подальше. И никогда они друг друга не предадут и не оставят, вот. Потому что доверяют и потому что крепко привязаны, понимаешь?

Словно бы пропустив всё мимо ушей, Том только фыркнул.

— Привязаны... Как собаки к забору? Я вовсе не хочу быть привязанным.

В уме он, однако, имел другой ответ. Не желая ни от чего или кого бы то ни было зависеть, Риддл давно усвоил простую истину, что если он хочет свободы, но не должен ни с кем связываться. Такое положение дел его вполне устраивало, потому что даже начищая полы мастикой или нарезая овощи на кухне к обеду бок о бок с кем-то посторонним вызывало у него желание убежать подальше, и что тут говорить о более личном. Удивительно, что подобного не провоцировала эта косматая дылда, нелепая настолько, насколько возможно (неужели все дети волшебников такие?), но тем не менее не вызывающая отвращения. Она не лезла к нему и, наоборот, не боялась, не задавала вопросов, не шумела и не распускала сопли по любому поводу. С ней можно было отдыхать от безмозглых детишек приюта, но вот дружить... Нет, Том был к тому не готов.

Тем временем Селена, разумно рассудив, что над ней посмеиваются, шумно выдохнула.

— Ох, как тебе ещё объяснить-то! — Она вскочила из-за стола и принялась ходить кругами. — Это бескорыстно же, по велению сердца!

Широкие взмахи руками, очевидно, должны были объяснить это самое веление, но Риддл был неумолим.

— Разве сердце что-то может... велеть? — задумчиво проговорил он. — Я думал, за это отвечает голова.

Кажется, это был финиш, и, предлагая незатейливую детскую дружбу, Селена не была готова к такому мозговому штурму. Подскочив к нему, она ткнула пальцем в грудь, спросив въедливо:

— А ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?

Тыкала она больно, и Том чувствовал, что ему неприятно, но вместо этого он сказал:

— Ага. Чувствую, что помру, если сейчас же не поем.

Играть так играть. Злить людей ему нравилось, они так смешно краснели от ярости и обиды! Но Селена не покраснела, не позеленела, вообще никак в цвете не поменявшись и даже глаза не выпучив. Вместо этого она лишь убрала руку.

— Я, между прочим, серьезно, — тихо сказала она, глядя прямо в глаза.

— Я тоже. — Том выдержал взгляд, и ни один мускул на лице не дрогнул.

"Вот сейчас, сейчас она обидится или рассмеется!" — подумал он, но ничего такого не произошло. Селена лишь вздохнула, глубоко и тяжело, а потом тихо засеменила в сторону коридора.

— Пошли, — позвала она, не оборачиваясь.

И вновь, как в прошлую встречу, она целиком погрузилась в готовку, разбрасывая по кухне принесенные продукты, только теперь движения были нервные, хаотичные. Нарезая хлеб, Селена пару раз промахнулась, зашипев, вдобавок ко всему переклинивший примус обжег пальцы, и, разозленная пуще прежнего, она чуть ли не бросила тарелку с супом в сторону Тома.

— На, жри.

Но тот сохранял спокойствие и невозмутимость, про себя тихо посмеиваясь. Вот и цена вашей дружбе, да, стоит только слегка пошутить, и вы все готовы бросаться посудой и злыми словами. В молчании приступив к обеду (ешь, пока дают), Том не ожидал очередного вопроса.

— Почему ты такой?

Селена сидела напротив, чистя картофель, и голос её вновь был прежний, без толики недовольства. Риддл молчал, и тогда она подняла на него свои глаза: такие же серые и спокойные, как у него.

— Какой? — уточнил тот. — Мерзкий? Грубый? Злой?

Злить терпеливых — особое и редкое удовольствие, но Селена больше не поддавалась на его уловки. Покачав лохматой головой, она махнула ножом (интересно, есть ли у этих колдунов заклинания для очистки картофеля?)

— Нет, не в этом дело... — Нож описал замысловатую фигуру в воздухе. — Просто такой, холодный, как фонарный столб на морозе. Ты никогда не дружил ни с кем разве?

Казалось, она была искренне удивлена.

— Нет. Со мной не слишком-то любят водиться. — Признавать это было даже не обидно. — Многие просто боятся. Даже если бьют, всё равно боятся.

Нож снова дернулся в воздухе.

— А я не боюсь тебя, чего ж тебя бояться-то!

Селена выглядела довольной, но Риддл просто пожал плечами.

— Верно. Я бы почувствовал.

И он снова вернулся к еде. Кто бы ни готовил этот суп, был он даже лучше приютской похлебки. Видимо, потому что гуще. Озираясь по сторонам, он пытался заметить хоть какие-то следя присутствия других людей, но грязь и бардак с потрохами выдавали одну лишь Селену и ни намека на заявленную тётку. Видать та совсем слегла, раз не встает. Или же сознательно не суётся на кухню, заставляя племяшку готовить без всяких волшебных штук: всегда пригодится. Он уже и думать забыл о странном разговоре, изучая летающих внутри картинной рамки птиц, что висела между шкафами, как вдруг услышал пресловутый голос, и говорил тот так, словно и не было никакого молчания.

— Нет, ты, конечно, странноват... — сидевшая невдалеке Селена почесала затылок, и на стол упало несколько длинных волосинок. — Обычно люди не такие...

Она как будто говорила сама с собой, вот чудная, но Том воспринял это как приглашение к беседе.

— Они глупее, — заметил он не без самодовольства.

То был бесспорный факт, но Селена вновь отказалась с ним соглашаться.

— Да причем же тут ум! — пискнула она недовольно. — Я говорю о... чувствах. Люди ведь умеют чувствовать друг друга, и им это важно, нужно, они потому и дружат, а ты...

Она не договорила, не зная, какое слово подобрать, но Том трактовал это по-своему, решив за одно закрыть и предыдущий вопрос. Стукнув пустым стаканом о стол, он скрестил руки на груди и сказал:

— А мне это не надо. Поэтому и дружба твоя не нужна.

Ну уж на этот раз с ним никто спорить не будет! Радуясь такому исходу беседы, он потянулся за ломтиком сыра к хлебу, и уж никак не ожидал такой странной реакции: Селена глядела на него своими бездонными зенками, и в них стояли слёзы, дрожа в свете свечей.

— Эй, не обижайся, слышишь? Прости! — прошептала она, подавшись вперед, но Том отпрянул. — Я не это хотела сказать...

Моргнув пару раз, Селена посмотрела на него уже не так жалостливо, и это побудило Риддла довести дело до конца. Может, если на нее надавить, она оставит его в покое со своими просьбами?

— Ну давай, скажи уже, что я ненормальный, — зло прошептал он ей в лицо, — как будто до тебя не находилось умников!

Теперь он не просто ждал, он предвкушал настоящий скандал с девчачьим визгом и соплями, какой иногда закатывали приютские, в особенности те, кто лишь недавно в него попал и еще не успел зарубить на носу, что здесь лучше бы помалкивать. Но вместо того, чтобы поймать его агрессивный настрой и разойтись не на шутку, Селена убрала со стола руки, опустив на колени, и, вздохнув, спокойно ответила:

— Ты нормальный. Хороший и умный. Именно поэтому я и хочу дружить. Ведь это серьезно и навсегда.

Её серьезность даже немного покупала. Усмехнувшись про себя, Том даже подумал, что в общем-то и не против попробовать эту странную дружбу с ней, но прежние убеждения не могли позволить так поступить. Вдруг вспомнились две приютские девочки, имена которых стерлись из памяти, но образ остался. Всегда ходившие вместе, чуть ли не за ручку, они неплохо соответствовали патетическому заявлению Селены, только вот в холодную зиму одна из них померла от скарлатины, и, что же, к весне у второй были новые подружки.

— Ничего не бывает "навсегда", — произнес Том сурово, но голос дрогнул. — Вот помрешь ты от лихорадки зимой или от этой вашей... драконьей оспы. И дружба твоя исчезнет.

Он думал, что она всё-таки обидится, ведь должен быть всему свой предел. Но Селена только кивнула в ответ, и не было в ней и толики детской посредственности.

— Ты прав, — сказала она, не глядя на него. — Жизнь покажет, друзья мы или нет.

В молчании они продолжили есть, не говоря ни слова и не смотря друг на друга, молча же Том встал из-за стола, направляясь к выходу. Уже темнело, и за такое самовольство он и так получит по шее, а еще наверняка придется доделывать какую-нибудь работу, с которой он соизволил сбежать. Селена его не держала и не окликнула, лишь у самой двери тихо сказала "Постой!" и взяла за руку. Снова, снова это проклятое прикосновение, от которых Риддл уже устал отмахиваться, но сейчас оно было иным: осторожным и даже нежным. Селена сцепила пальцы на его запястье и смотрела пытливо, будто пытаясь что-то разглядеть на его лице.

— Приходи еще, ладно? — наконец, попросила она, медленно разжимая пальцы. Ей казалось, что отпусти она Тома, и тот, только того и ожидая, сразу исчезнет. Но он оставался на месте, в темной прихожей у входной двери.

— Конечно. — И голос его звучал твердо. — Мы же так мало всего посмотрели.

Он даже улыбнулся на прощание, криво и как будто недобро, обернувшись уже у кованого забора.

Но в следующий раз пришел только промозглым утром.

Спустя три месяца, в декабре.