Неравноценный обмен (гет)

Тридцатого января тысяча девятьсот шестидесятого года, в день своих одиннадцатых именин, Лили проснулась от странного звука — как будто в стекло вновь стучала ивовая ветка, которую по осени срезал папа. Её тягостный стон не давал Лили спать по ночам, насылая кошмары, обрывавшиеся ослепительной вспышкой зелёного света. Примечательно, что кошмары мучили только Лили — Петунья спала спокойно, просыпаясь, лишь когда проклятая ветка норовила выбить стекло.

Так и не получив письма, она прорыдала всю ночь и заснула только под утро.

Лили натянула на голову подушку, а поверх неё — одеяло, но звук становился всё настойчивее — теперь в стекло как будто бил град, как в прошлом году по весне, и она, решительно откинув в сторону подушку и одеяло, прошлёпала босиком к окну. Лили отодвинула штору и тут же закрыла, прижалась спиной и ладонями к стене и зажмурилась, силясь унять отчаянно бьющееся в груди сердце. На засыпанной за ночь дорожке, одетый в непомерно большую холодную куртку, переминаясь с ноги на ногу, стоял Снейп — Северус — он любил, когда его называли по имени, — и упрямо кидал в окно маленькие круглые камешки, которые доставал из-за пазухи.

Мгновение — и барабанная дробь стихла. Лили чуть приоткрыла портьеру: Снейп — Северус — замер посреди улицы с пустой коробкой в руках, отчаянно глядя в зашторенное окно. Он постоял так ещё немного, после чего, понурив голову и, судя по резкому движению плечами, обречённо вздохнув, принялся выискивать провалившиеся под снег камешки. Лили ощутила укол совести и почувствовала, как краска медленно заливает лицо. Набор для игры в плюй-камни принадлежал матери Северуса — хмурой женщине с густыми бровями и длинным бледным лицом, очень похожей на сына. В юности она была капитаном школьной команды, а после научила его играть. А он, в свою очередь, научил Лили, как-то придя на их с Туньей место и неожиданно, судя по тронувшему бледные щёки румянцу — для них обоих, заговорив с ней. Так и началась их странная, не похожая ни на что дружба.

«Тебе лучше поступать в Слизерин», — со знанием дела советовал Северус, деловито раскладывая на пожелтевшей траве набор для игры. Лили, как завороженная, следила за уверенными движениями тонких пальцев. Она коснулась ближайшего к ней камня и вскрикнула, когда тот брызнул густой дурно пахнущей жидкостью, подозрительно похожей на разведённый навоз. «Драконий навоз», — виновато улыбнулся Северус, тут же смутившись, и стряхнул зловонные капли с воротничка Лили краешком своего неожиданно чистого носового платка.

Лили знала, что Тунья поступила в Слизерин. Сейчас, трусливо прячась за шторой, она согласилась бы и на Хаффлпафф — Северус, не скрывая презрения, называл Хаффлпафф приютом для тех, кого не принял ни один другой факультет, или Дом — как говорили в Хогвартсе. Лили горько усмехнулась — в Гриффиндор путь ей заказан точно.

Как бы не складывались их отношения с сестрой, Лили скучала. Тунья писала редко и мало. И, складывалось впечатление, что неохотно — скорее потому, что так было надо, а не потому, что скучала по дому. В конце концов, у Туньи теперь новый Дом, на который она без всякого сожаления сменила старый. Даже книжку, с которой не расставалась в последнее лето, оставила пылиться на полке! Чарльз Диккенс, «Тяжёлые времена». Сама она предпочитала сказки, истории о волшебстве, прекрасных принцессах и храбрых принцах… Лили подошла к стеллажу и провела пальцем по корешку книги в яркой обложке. «Фокусы для начинающих». Стремясь произвести впечатление на нового друга, она выучила несколько несложных трюков.

— Лили! — мама окликнула её из-за стены. — Просыпайся, моя дорогая! С днём рождения!

Через минуту-другую родители уже хлопотали вокруг всхлипывающей именинницы. Наконец, им всё же удалось успокоить дочь — миссис Эванс, выразительно посмотрев на мужа, сообщила, что Лили родилась на закате дня и потому обязательно получит письмо, но чуть позже — возможно, за обедом или за ужином. Клятвенные уверения мамы, что она родилась за несколько минут до полуночи, возымели эффект, и, заметно повеселев, Лили, нарядно одетая и гладко причёсанная, отправилась снимать пробу с испечённого спозаранку торта, после чего, спешно поцеловав маму и папу, выскочила навстречу студёному утру, едва не оставив в прихожей портфель.

Ковыряя вилкой обед в школьной столовой, Лили размышляла о том, как удивилась бы скучная мисс Вилсон, если бы прямо сейчас через распахнутую фрамугу вместе со снежными хлопьями влетела сова. Хотя, конечно, ей, как родившейся в семье не-волшебников — магглов, письмо принесёт женщина-кошка в мантии из шотландки — кажется, — Лили напрягла память, — её звали профессор МакГонагалл.

К вечеру небо заволокло тучами, и вновь повалил снег, да такой, что Лили насилу преодолела последнюю четверть мили. Северуса в тот день она видела лишь мельком — на выходе из Паучьего тупика — они обычно не пересекались. Он спешил вниз по улице, сунув руки в карманы своей необъятной куртки, а его отец что-то кричал ему вслед, потрясая с крыльца худым кулаком.

Однако профессор МакГонагалл не появилась ни за ужином, ни после него, ни даже на следующее утро. А снег всё валил, не переставая, налипая на проводах и обрывая линии электропередач, но и спустя неделю, когда сугробы растаяли, превратившись в грязно-серое месиво, Лили отказывалась признавать, что она — самая обыкновенная что ни на есть маггла. Она даже написала письмо директору школы чародейства и волшебства и получила ответ — предельно лаконичный и ясный. Ответное письмо Лили в тот же день спрятала в прикроватной тумбочке среди вороха открыток от дедушки Тома и бабушки Глэдис и одинокого вкладыша из-под шоколадной лягушки — популярной волшебной сладости.

«Альбус Дамблдор — великий волшебник!» — горячо восклицала Петунья, показывая домашним вкладыш, на котором был изображён человек в летах в очках-половинках, с крючковатым, как будто бы сломанным, носом и длинными седыми волосами, усами и бородой. Несмотря на все ухищрения Лили так и не удалось выпросить у сестры желанный вкладыш. Не помогли даже аргументы, что у Петуньи, в отличие от неё, совсем скоро будет возможность пополнить коллекцию. «На что тебе! — раздражённо отмахивалась Петунья. «Зачем тебе, ты же маггла», — читалось невысказанное в её глазах. В конце концов, перед отъездом сестры, Лили не удержалась и незаметно смахнула вкладыш в карман, когда Тунья опрометчиво оставила его на столе в гостиной.

Петунья торжествовала — Лили прочла между строк в последнем письме. Родители, как могли, старались её поддержать. Больше всего Лили боялась предстоящего разговора с Северусом и всеми силами старалась оттянуть неприятный момент, выходя из дома на полчаса раньше положенного и возвращаясь, когда мистер Харрис — школьный сторож — запирал на ночь ворота.

В один из дней он всё же подкараулил её у ворот.

— Лили! — Северус, воровато оглянувшись по сторонам, махнул ей рукой. Лили, покраснев до кончиков ушей, отделилась от группки девочек — поддавшись на уговоры подруг, она собиралась после уроков в кино. Они неспешно двинулись по аллее, тянувшейся вдоль школьной ограды.

— Как у тебя дома дела? — быстро спросила Лили, не успел Северус снова открыть рот. — Твои родители, они уже не ругаются? — Лили знала, что у Снейпов не всё гладко.

— Ещё как ругаются, — поморщился Северус и, воспользовавшись замешательством Лили, заговорщицки прошептал:

— Покажешь письмо?

— В другой раз. Да и зачем? — Лили недоумённо пожала плечами. — Оно в точности как твоё и Петуньи.

Северусу ничего не оставалось, кроме как согласиться. Впрочем, письмо он увидел, но позже, когда на Пасху прибыла Тунья, — ответ директора Дамблдора.

* * *

Они сидели на полу в комнате Лили и играли во взрыв-кусачку — ещё одну игру, популярную в волшебной среде — Петунья привезла колоду из Хогвартса. Вообще, родители и сестра были против того, чтобы Северус приходил в гости, но Лили сумела настоять на своём.

— Завтра мы с мамой аппарируем в Косой переулок, — сказал Северус, кладя свою карту и передавая ход Лили. — Маме нужны кое-какие ингредиенты для зелий, заодно купим мне мантии — учебники у меня уже есть — и волшебную палочку. Не хочешь пойти с нами? — с надеждой спросил он. — Летом слишком много людей.

Лили заёрзала на ковре. Тунья закатила глаза, сделала глубокий вдох и сказала тоном, каким обычно взрослые говорят с докучливыми детьми:

— Никакая она не волшебница, а самая настоящая маггла.

Лили задохнулась от возмущения. Северус бросил последнюю карту, и колода оглушительно взорвалась.

— Я видела его ответ — очень милый. — Петунья извлекла из кармана сложенный вдвое конверт, накануне пропавший из тумбочки Лили вместе со вкладышем из-под шоколадной лягушки. — Не иначе как на почте тайно работают волшебники.

— Ты рылась в моей комнате! — возмущённо воскликнула Лили, вскакивая на ноги. Петунья, в свою очередь, тоже поднялась с ковра. Снейп остался сидеть в той же позе, скрестив по-турецки худые ноги, и только растерянно переводил глаза с одной сестры на другую.

— Кто разрешил тебе читать мои письма?! — кричала Лили, уперев кулаки в боки. — Это моё личное! Как ты могла?!

«Дорогая мисс Эванс! — Петунья, обведя глазами присутствующих, с явным наслаждением послюнявила палец, открыла конверт и развернула письмо. — К сожалению, мы не можем предоставить Вам место в школе чародейства и волшебства «Хогвартс», поскольку Вы по достижении Вами одиннадцатилетнего возраста не проявили магических способностей. Искренне Ваш, Альбус Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс». — Петунья, фыркнув, бросила письмо Лили и, помахав перед её лицом вновь обретённым вкладышем из-под шоколадной лягушки, высоко подняв острый подбородок, вышла вон.

— Не может быть, — пробормотал Северус, бесцеремонно выхватывая письмо из дрожащих пальцев Лили и пробегая глазами по строчкам. — Здесь какая-то ошибка! Мы напишем другое письмо, прямо сейчас! — Он заметался по комнате в поисках пишущих принадлежностей и замер у письменного стола. — Напишем столько писем, сколько потребуется, чтобы тебя приняли! Мы просто завалим их письмами!

— Я видел, как ты колдовала! — убеждённо воскликнул Северус. Лили казалось, что он сам вот-вот расплачется от душивших его несправедливости и разочарования.

— Сев. — Лили коснулась его плеча, глуша на корню подступавшие к горлу рыдания. Как Тунья могла так поступить с ней!

Шмыгнув носом, Лили сжала и разжала кулак — на ладони появилась монетка в пятьдесят пенсов. Затем сделала неуловимое движение пальцами — и монетка исчезла. Она повторила то же самое ещё раз, но уже медленно. И Северус увидел, как монетка ловко скользнула сквозь пальцы в рукав её свитера.

— Теперь ты, наверное, не захочешь со мной дружить, — потупив глаза, тихо сказала Лили сдавленным голосом. Она вновь тронула Северуса за плечо, и он, как ошпаренный, выскочил из комнаты и стремглав помчался по лестнице.

Северус вернулся несколько дней спустя, когда Тунья в сопровождении взвинченных до предела родителей — оставшееся до отъезда Петуньи время они безуспешно пытались примирить дочерей — уехала в Лондон. Лили, скрепя сердце, обняла сестру на прощание и, сказавшись больной, вопреки уговорам родителей осталась в Коукворте.

В этот раз Северус не дежурил под окнами, а, едва «Купер» скрылся за поворотом, постучал в дверь, и Лили, в халатике, накинутом поверх пижамы, сбежав в прихожую, ничтоже сумняшеся, открыла, ожидая увидеть на пороге родителей. Сняв грубо связанную перчатку и затолкав её в карман куртки, он протянул чуть подрагивающую ладонь, которую Лили тут же пожала, а потом они долго пили чай с остатками пасхальной выпечки и смотрели мультфильмы по телевизору — оказалось, что Северус ни разу не видел мультфильмов, и «движущиеся картинки» Диснея казались ему истинным волшебством.