Все Голодные игры  (джен)

Мегз Флэнеган не была первой Победительницей Голодных игр от Дистрикта Четыре. До неё была девушка с характерным для «морского дистрикта» — Марина.

Итак, предоставим слово Мистеру Финнику Одэйру:

Документ 1. Из интервью капитолийскому кабельному каналу SELENA

(известного тем, что заставкой канала служила фотография обнажённого мужчины, каждую неделю новая и временем начала вещания: 00:00 (т.е. в полночь).

Таймлайн: за трое суток до окончания Тура Победительницы 69-х Голодных игр Иви Робсон:

* * *

— Финник! Читатели требуют имя

девушки, с которой сегодня тебя видели в Парадайз (Paradise — развлекательный центр «для избранных» в центре Капитолия)

Финник полулежит на диване сине-зелёного цвета, на его глазах очки золотого цвета, сама лениво-пресыщенная поза призвана продемонстрировать его недосягаемый для «простых смертных» статус «Любимца Панема», он делает скупой жест правой рукой, как бы отмахиваясь от неудобного для него вопроса, но затем всё-таки отвечает:

— Ещё чего! Не буду отвечать! — девушка с очень короткой стрижкой и волосами ярко-красного цвета, одетая в тунику лимонного цвета возмущённо машет обеими руками над своей головой, он делает вид, что не замечает, но затем, словно снизойдя до неё (интервьюера), лениво и не торопясь продолжает, — Ну хорошо, уговорила, я скажу. Люцилла, тебе я скажу её имя, но более никому. Клянусь!

— Финник, как я могу тебе не верить? Расскажи, кто она.

— Люцилла, сначала ты назови имя того, кто нас заснял на камеру, я желаю знать его имя, я ничего не заметил.

— Финник! А чтобы ты сделал, если бы заметил, что вас снимают? — вкрадчиво спрашивает его «первая звёздная ведущая» канала — Люцилла Мэннерс.

— Шутишь? Я разбил бы наглецу камеру и пересчитал бы ему всё ребра, — Финник переходит к агрессии совершенно неожиданно, а в подтверждение своих слов делает «злую улыбку», выставив передние зубы и строя в камеру довольно угрожающего вида гримасу. «Злой Финник». Это что-то с чем-то, морозец по коже и мандраж, «взгляд акулы», хотя какой ещё может быть взгляд у «ужаса из глубин»?

— Я тебя умоляю, это был мой брат, не трогай его, пожалуйста, — Люцилла подаётся вперёд и её смуглое лицо приобретает испуганно-молящее выражение. Смотрится это довольно-таки естественно — мисс Мэннерс — девушка миниатюрная и невысокого роста и рядом с Финником выглядит почти маленькой девочкой, хотя на самом деле она старше его, лет на пять.

— О! Ты прокололась. Значит, твой брат! Шустрый малый. — грозная гримаса Финника преображается в гримасу торжества и весёлого удовлетворения. — Ладно, я отвечу. Имя девушки — Левкозия Каслрок.

— Финник! А ты в курсе, что в жилах твоей новой пассии течёт кровь Победительницы Четвёртого Дистрикта? — Люцилла Мэннерс резко меняет настроение, теперь она словно хищная птица, готовая вцепится в несчастную жертву. У неё даже глаза приобретают ни с чем несравнимый нездоровый блеск.

— Откуда...? — да, ей удаётся «подловить» самого Любимца Панема, несравненного и недосягаемого Финника Одэйра, на пару секунд он не может скрыть своего замешательства. Однако, затем он деланно улыбается своей фирменной улыбкой «на тридцать два зуба», она делается специально в камеру и длится не больше трёх секунд. Затем Финник восклицает — А теперь реклама!

Рекламная пауза, в течении которой Одэйр успевает вытянуть из девушки её секретный источник:

— Финник, ты просто прелесть! Это было, эта как её… Красная рыба! — откинувшись назад громко комментирует Люцилла.

— С этим надо родиться. Это либо есть, либо этого нет, — нравоучительно отвечает ей Финник. И замолкает.

Пауза длится секунд двадцать, сбитая с толку Люцилла не выдерживает первая:

— Одэйр, что ты молчишь? — Молчание, Финник делает вид, что он просто отдыхает, сделал небольшую передышку. На самом деле это — ловушка, и она в неё попадает, — Ты что не хочешь знать подробностей, — Финник! Пауза скоро закончится, тебе что, неинтересно откуда я это знаю? — Молчание, — Финник, я не верю. — Хорошо, каково твоё условие, — Их диалог неожиданно превращается в торг с обсуждением условий сделки.

— Узнай, как долго Геркулес Рэймс задерживается в офисе. По четвергам. Вечером. — холодным, безэмоциональным голосом говорит Финник.

Молчание. В течении которого девушка ломает голову, как безопасно она сможет проследить за вице-президентом Панемской телерадиовещательной корпорации мистером Рэймсом. И, наконец, решившись, она говорит:

— Я согласна. Ты назначишь время второго интервью?

— Рассказывай, — ещё более холодным и высокомерным голосом отвечает ей Финник. Люцилла отвечает сразу:

— Ну ладно. Финник, ты нехороший! Отец твоей новенькой, не помню как его зовут, у него поддельное свидетельство о рождении, а на самом деле его матерью была Марина…

Внезапно Финник проявляя сверхэнергичность, привстаёт и группируется в почти что боевую стойку, он словно готов в мгновение ока накинуться на журналистку, и быстро говорит:

— Марина? Марина Шуберт? — заметив, что девушка утвердительно кивнула ему в ответ, немного качает головой, — Никому об этом не говори, это государственная тайна. Кто тебе рассказал об этом, впрочем, я догадываюсь? Ты меня поняла — хочешь жить, забудь о том, что он тебе рассказал. — В этот момент звучит сигнал, что через несколько секунд они оба вернутся в прямой эфир, Финник вновь меняется и напяливает на себя маску лености и непринуждённости. Люцилла хлопает глазами несколько секунд, затем возвращается к реальности и роли телеведущей и звезды «ночного женского канала».

— Итак, Финник, во время перерыва я рассказала тебе, что якобы твоя наставница, мисс Флэнеган приходится Левкозии Каслрок бабушкой. — осторожно говорит девушка, пытаясь выпутаться из совсем даже не простой, и при том, весьма опасной ситуации.

— Люцилла, я тебя умоляю. Скажи ещё, что я — родной внук Мэгз. Вздор, у Мэгз нет ни детей, ни внуков, расскажу ей — вот смеха будет! — Финник Одэйр виртуозно превращает всё в бурлеск, скетч и вопиющую несерьёзность.

После эфира, уже прощаясь с Люциллой весёлый и непринуждённый («обычный») Финник на некорое время скинул маску: его красивое лицо неожиданно стало серьёзным и, что особо поразило девушку, умным с горьким привкусом грусти в зелёных, отнюдь не смеющихся глазах. ОН сказал ей негромко, на прощание:

— Люцилла, пожалуйста, не забудь о том, что я сказал. Одно неосторожное слово и с тобой случится несчастье. Ты поняла меня? Ну тогда пока, до скорой встречи. Второе интервью состоится в субботу, вечером, в день приезда Победительницы в Город. В одиннадцать вечера. Лучше начать эфир пораньше, ты уж мне поверь…

К своему счастью, Люцилла Мэннерс прислушалась к совету, полученному от Финника.

Документ 2. Архив Тайной государственной полиции (Супрефектуры). Фонд X-AAA-1. Раздел PS-009. Дело № 245-299-14/04- HG.

Его Превосходительству Пожизненному диктатору Панема Квинту-Горацию-Агенобарбу МакКласки

Копия: Главному Распорядителю Голодных игр Марку-Афранию-Кавдексу Рандольфини

Гриф: Совершенно секретно. Отправлено фельдсвязью. Время отправления: 9:28. Отметка о получении Канцелярией Сената Республики Панем: 11: 48. Подпись фельдкурьера: ..... (капрал Берне). Принял: Личный секретарь Его превосходительства диктатора: Подпись...... (Марк-Опимий-Велабр Джевенезе).

Ваше Превосходительство! Спешу довести до вашего сведения, что на состоявшейся сегодня в 9.01 по средне-капитолийскому времени Жатве Четвёртых Голодных игр была избрана посредством жеребьёвки трибутом женского пола Марина-Ксавьера Щуберт. В 9:26 мною получен рапорт заведующего отделением Супрефектуры вверенного мне дистрикта Тита-Курция Ламорисьера, в коем он сообщил мне, что оная Марина Шуберт является штатным секретным сотрудником ОС-4 и, таким образом, трибутом избрано лицо, находящееся под государственным покровительством (негласно).

Мэр Четвёртого Дистрикта: Подпись............................... Илай О Грэйди

Резолюция Главы Государства: «О, чёрт!»

Документ 3. Запись разговора абонентов Капитолийской телефонной компании. Пометка: запросов из правительственных структур не поступало.

Абонент 1. Голос женский, достаточно низкий, молодой, его обладательнице не больше 20-25 лет. По выговору можно догадаться, что девушка родом из какого-либо из дистриктов восточной части Панема.(Примечание автора: встречаем «старых знакомых» из предыдущих частей «Всех Голодных игр», Марселла Бингхэм. Победительница 2-ых Голодных игр)

— Доброе утро, миледи!

Второй абонент также девушка, но по её высокому красивому сочному голосу сразу становится ясно, что она капитолийка, и не просто уроженка Города, а принадлежит к аристократии.

(Примечание: первая девушка: Победительница Вторых Голодных игр Марселла Бингхэм их Дистрикта Восемь, ей действительно 20 лет, вторая: её подруга, и ей всего девятнадцать, Квинкция-Афина Кёнигсегг, в Панеме не было королев и принцесс, Панем и Капитолий — республика, но традиционно власть держали в своих цепких руках «Двадцать восемь семей», а Квинкция Кёнигсегг — одна их них. Афина стала полной сиротой в пятнадцать: её отец, сенатор и троекратный консул, погиб при невыясненных обстоятельствах по пути на фронт, а мать, Семпрония, дочь одного из главарей-мятежников, покончила с собой, опасаясь неминуемого ареста. Таким образом, Афина в пятнадцать возглавила свой клан, один из богатейших в Капитолии. И юная «Королева» с первого же дня столкнулась со смертельными угрозами, «её королевство» было со всех сторон окружено врагами, готовых разорвать наследство её предков на части. А вокруг горел Панем, трое её дядьёв, в составе армии Тринадцати мятежных дистриктов пришли под стены Столицы, которую защищала правительственная армия, которую возглавил её двоюродный дед. И юная «королева» научилась-таки «держать удар» и разить своих врагов наповал...).

— Доброе, дорогая моя. Я очень рада слышать тебя! Но почему я слышу в твоём голосе грусть? В чём дело? — заинтересованность в её словах абсолютно искренна.

— Я две ночи подряд не могу уснуть! Сон просто не идёт. Поэтому и настроение дурное.

— Надо же! Какое совпадение? У меня тоже бессонница. Но я ни за что не дам ИМ повода! Я ни за что не дам слабину!

— Я всегда поражаюсь тому, как ты реагируешь на трудности!

— Ой, не надо. Не завидуй. Ты лучше возьми себя в ежовые рукавицы. Помни, не забывай ни на секунду, зачем ты приехала в Город.

— Я постараюсь. — голос первой девушки отражает её неуверенность и её усталость.

— Нет, Марси, так не пойдёт! Ты должна быть сильной, слишком многое зависит от тебя. — напротив, голос капитолийки хоть и кажется более молодым, но он буквально излучает силу. Силу и волю.

— Афина, я пытаюсь, но всё свалилось так внезапно…

— Марси, соберись! Скажи мне пожалуйста сколько лет девочке?

— Четырнадцать.

— А она выглядит на одиннадцать

— Она точно цыплёнок. Голодный цыплёнок. — голос первой девушки предательски дрожит, — И чего удивляться, у нас до сих пор молоко не достать и хлеб по карточкам…

Вторая её перебивает:

— Знаю, я работаю над этим. В Шестом получилось. Восьмой на очереди. Карточки отменят в июне, после игр. Я обещаю. — в голосе капитолийки на мгновение проскальзывает усталость. Но всё же и более заметна железная целеустремлённость.

— Спасибо…

— Не благодари. Мальчишке пятнадцать?

— Семнадцать. Том, его отец, владеет магазином в центре.

— У него братья или сёстры есть?

— Нет, его отец вдовец, а мать… Погибла при бомбёжке…

— Я поняла. Проклятие, единственный сын, побери меня Тартар — капитолийка возбуждена и от злости начинает ругаться. Вообще-то, для неё это признак крайнего раздражения, более того — бешенства.

На некоторое время в записи повисла пауза, но обе девушки не спешили прерывать разговор, и каждая сейчас собиралась с мыслями. Первая девушка пришла в себя первой:

— Афина, я хотела спросить. Этот слух, ты о нём что-то слышала? Про планолёты.

— Да, это идея Ветурия. Он её и подкинул Кавдексу. Четыре старых грузовых планолёта передали центру проведения игр, и он придумал им применение. Будут посылки трибутам на арену доставлять.

— Фантастика. Значит, меня не обманули! Ну это же замечательно, теперь я реально смогу что-то для них сделать! Это просто невероятно! — девушка пришла в состояние не очень здорового воодушевления.

— Марси, не радуйся ты раньше времени. Старый кабан (прим: так прозвали главу распорядителей Кадвекса Рандольфини) наверняка придумает какую-нибудь подлянку. Ограничения или запрещения какие-нибудь. — строго и трезво одёргивает её Афина.

— Пускай. Но просто сидеть и смотреть на это невозможно. Вытерпеть ещё один год? Я и не надеялась! Но… Постой, Рандольфини наверняка сделает все посылки платными.

— Конечно! Ему нужно окупать бюджет. Расходы с прошлого года увеличились почти на четверть. Но, думаю, в этом году с водой проблем не будет. Скорее всего будет пруд.

— Афина, но это значит тебе придётся за все посылки платить? — спохватывается первая девушка, которую зовут сокращённым именем Марси.

— Да, и я приготовилась. Сумму я не назову, не телефонный разговор. Но ты останешься довольна.Я девушка не бедная, могу себе позволить.Так, что-то я с тобой заболталась, а самое главное и не сказала — ты приглашена к Гилфордам на обед. В два часа. Не опоздай, дорогая, очень тебя прошу. Детали обсудим у Гилфордов, время у нас будет. Ну, Марселла, до встречи.

Конец разговора.

Документ 4. Из Музея Меган Флэнеган (открытого спустя семнадцать месяцев после падения Капитолия)

Сопроводительная записка к документам № 1

Я, лейтенант армии Свободного Панема, подразделение 012 (разведка) Мансли Борчер получил их в своё распоряжение от госпожи Флэнеган 7 апреля прошлого года. Они находились в подземном тайнике, попасть в который можно из подвала дома мисс Ф. Мне помогал капитан миротворцев Эмилий Кристиано, сотрудничавший с АСП некоторое время. Документы хранились в двух металлических ящиках, которые мы и погрузили в пригнанную Кристиано грузовую машину (миротворцев). В тот же день ящики были по воздуху, тайно доставлены в Бункер. Мне известно лишь то, что на эвакуации настояла сама мисс Ф., якобы там хранились некие старинные бумаги, имеющие важное историческое значения и которые важно сохранить для будущих потомков, что конкретно за документы я забрал в деревне Победителей Дистрикта Четыре, я не знаю.

Личная подпись М. Борчера.

Сопроводительная записка к документам № 2

Мне, первому лейтенанту интендантской службы АСП Полу Доэрти 8 апреля прошлого года при осмотре вновь прибывшего имущества была вручена «посылка» из Четвёртого дистрикта. Прочитав сопроводительные документы, я ничего толком не понял, так бестолково они были составлены и мне ничего не оставалось, как самому её вскрыть (что оказалось чрезвычайно непросто и удалось с третьей попытки, при помощи алмазного сверла 12-го диаметра), к счастью бумажная начинка «посылки» нисколько не постадала, я же отметил бы, что запаяв оба ящика, их намеривались хранить по крайней мере 50, а то и больше лет. Установив, что никаких опасных предметов (включая биологически или химически опасные) в ящиках не имеется, для составления описи и рапорта, я доставил оба ящика к себе в офис, куда и вызвал старшего помощника главного архивариуса Дистрикта 13 майора Рэмси Паттисона. Который присвоил документам гриф «Особо ценно» и поручил мне временно поместить ящики в хранилище особо ценной и особо важной правительственной документации № 3, хранителем которого я служу.

Спустя два месяца, как только я узнал, что в дистрикт 13 прибыл мистер Финник Одэйр я решил, что мне невероятно повезло и он поможет мне разобраться с «посылкой». Однако, 6 июня в госпитале мне сообщили, что ФО находится в карантине, ввиду его крайне прискорбного психического состояния (якобы он вообще не узнает никого из знакомых), поэтому, я терпеливо дожидался, пока он вылечится. Познакомиться с ним мне удалось лишь 24 июня, также полностью подтвердилась моя догадка, что он один обладает совершенно необходимыми мне сведениями. Дословно он сообщил мне следующее:

—Да, Мэгз показывала мне тайник, она боялась, что умрёт раньше, чем можно будет достать эти бесценные свидетельства из-под земли! Что это? Это собрание личных вещей, а также дневников и просто школьных тетрадок, где трибуты Четвёртого дистрикта писали накануне арены о себе и о том, что видели в Капитолии. Мэгз заполучила это сокровище совершенно случайно, после смерти Марины Шуберт. Я их читал…

— Простите меня за мою неосведомленность, а кто это — Марина Шуберт? — задал я ему вопрос.

— О! Это — запретная тема. Там, откуда я прилетел, все страшились случайно упомянуть её имя, опасаясь «пропасть без вести», или лишиться языка. Но никакой заговорщицей она не была. А была она первой Победительницей от моего дистрикта. Вы спросите, почему, собственно, её имени так боялись. Всё довольно запутано, Мэгз утверждала, и уверен ей можно доверять, ведь она знала многих очевидцев лично, что именно Капитолий помог мисс Шуберт победить, якобы то был первый случай тайного покровительства и тайной помощи трибуту. Потом она была ментором некоторое время, пока «её не раскрыли», Мэгз считала, что это сделали намеренно, чтобы «выпустить пар» и «направить народное недовольство в нужном направлении». Был бунт, его быстро подавили, множество народа пострадало, а её саму эвакуировали в Капитолий, и с тех пор было запрещено упоминать её имя.

— Странно. Бунт вспыхнул из-за того, что девушке из вашего дистрикта помогли победить?

— Да, что-то Мэгз не договаривала, и я как-то не обратил тогда на это внимание, — рассеянно согласился со мной Финник, а я вспомнил слова медсестры, о том, что здоровье вернулось к нему ещё не полностью, память иногда даёт сбои и решил пока уйти с этой темы:

— Давайте посмотрим первые по хронологии тетрадки. — предложил я Одэйру.

Он согласно кивнул и мы начали разбирать старинные вещи, но кому конкретно они принадлежали, об этом даже Мэгз не всё знала, а имена первых трибутов Дистрикта Четыре не знал Финник, я записал всё то немногое, что он слышал от Мэгз, а потом именно Финник Одэйр первым высказал идею, что было бы правильно учредить Музей. Помню, я ещё переспросил его, что это такое, он мне ещё рассказал, что это слово греческое. И таким образом, он отдаст дань памяти трагически погибшей, отдавшей свою жизнь своей учительнице и наставнице. Кроме того, Финник рассказал, что он — круглый сирота, и что именно Мэгз в детском возрасте спасла его от голодной смерти. Потом мы разбирали тетрадки, написанные детским почерком. Привычки упоминать своё имя в записках, у этих детей не было, но я смело предположу, что вот этот текст написан трибутом тех самых Четвёртых игр, выжившей на которых и была эта таинственная Марина Шуберт:

Собственно, вот сам текст дневниковых записей анонимного мальчика-трибута:

-1-

«Ночью разразилась страшная гроза и я проснулся от жуткого грохота, я не особо испугался, дома осенние бури были далеко не редкостью, да и я ещё хорошо помню как воют ракеты. Я подошёл к окну и увидел молнии на полнеба, само небо было чёрное-чёрное, а молнии сверкая, освещали комнату. Красиво. Это было очень красиво и совсем немножко страшно.

А на утро начался дождь. Он идёт уже три дня подряд, но вода, как часто бывает у меня дома, так и не вышла из берегов и люди спокойно ходят по улицам Города. Везунчики! Город очень большой, разрушений, про которые нам много раз рассказывали в школе, почти не видно. Думаю, все развалины уже разобрали, потому как очень много кранов. Прокул сказал, что в Капитолии много всего строится, потому что приехало много жителей Второго дистрикта и все они работают на стройках. Но мы, почему-то, так ни одного и не увидели. Дождь льёт весь день, а мы сидим взаперти уже трое суток. Тоска страшная, зато отъедаемся от пуза: таким сытым я ещё не чувствовал себя никогда!

-2-

Ура, нас выпустили, наконец, из заключения. Мы с Дылдой под предводительством Фонтея отправились на улицу, вернее, в какой-то сад, там мы основательно вымокли. Впрочем, Дылда сказала, что ей всё равно, затем нас привели в небольшой домик, который Фонтей назвал «павильоном» и там мы познакомились с другими трибутами.

Я, разумеется, нашёл кучу друзей. Даже Дылда, какой бы она ни была «букой», но и она подружилась с мальчиком и девочкой. Трибуты разделились на «банды», группы подобных себе, в мою компанию сбились лишь те, кому меньше шестнадцати. Ура, нас большинство, моя «банда» — самая крупная, а значит самая главная. Ура!

Так вот, дневник, за главную у нас теперь девчонка из Шестого — Сара Уайз, она вмиг всех нас «построила» и стало ясно, что главная теперь она. Ей пятнадцать. Ещё есть одна девочка, Кристал, она из Первого и она мне с первого взгляда понравилась. Ей столько же, сколько и мне — четырнадцать. Есть ещё Колин из Двенадцатого, ему тоже четырнадцать, вообще он полный идиот, не знает, что такое «игра в поддавки»! Зато его подружка, Чемберс, всё схватывает на лету, а ведь ей всего тринадцать. Я за час узнал так много нового…

У нас в Четвёртом бывали многие, пока не ввели эти ограничения, множество народу приезжало к нам летом. Кристал приезжала с матерью и с отцом, ещё до войны, Бади из Одиннадцатого, он гостил у нас аж четыре раза, даже Чемберс, и то купалась на пляже Дикси-Форри. Лет пять или шесть назад. До войны. Жалко, ведь мне самому довелось бывать лишь в трёх местах: когда мне было семь, отец возил нас с сёстрами в горы Второго. Воздух там особенный, им трудно дышать, надо приноровиться, а ещё категорически нельзя бегать — задохнёшься и потеряешь сознание! Кстати, мальчик Квинт из Второго, родом из мест, близких тем, в которых бывал я. До войны.

Второй раз отец повёз меня и Кэтлин в Капитолий, мне тогда было восемь. Это было зимой и мы катались с горы Уайтвинг на лыжах, я ещё тогда спотыкнулся, но мне помог не упасть один парень, его звали Дерран, кажется он говорил, что он родом из Пятого. Перед самой войной отец взял меня одного, уже без Кэтлин и Мирабель, в поездку в дистрикт Восемь. В тамошнем городе мне не особо понравилось, а вот совсем другое дело, когда мы большой компанией выехали на пикник в лес. Вот это было по-настоящему здорово! А через семь месяцев по радио сказали, что на Востоке начался мятеж…

А вот девочка Аннелиз Свенсен из Девятого нигде никогда не бывала. Вот невезение! Да и Картер из дистрикта Одиннадцать тоже дальше своего дистрикта раньше не выезжала. Наверное, это потому, что они фермеры. Или оттого, что до войны оба были совсем мелкими, Аннелиз сейчас тринадцать, а Картер — двенадцать. Наверное…

Каюсь, зря я думал, что Фонтей страшный. У него выбит один глаз, думаю, что он потерял правый глаз на войне, но оказывается, что он — не злой человек. А вот Прокул нравится мне всё меньше и меньше. Мутной он какой-то. Улыбается-улыбается, но не верю я ему.

Дылда тоже не верит, сейчас она потише стала, но в первый день истерила только так. Психопатка — сразу видно. Пыталась и на меня кидаться, но я ей сказал: «Убери руки от меня, а то…», она зашипела и говорит: «А то что?», тогда я спокойно отвечаю: «Дам сдачи». И так посмотрел на неё, как мой отец. А она выше меня на голову, большая, крупная девка. Короче, сумел я себя перед Дылдой поставить, и теперь она не цепляется ко мне. Поверила мне, что я могу дать сдачи и что связываться со мной — себе дороже. Это хорошо! Правильно я всё сделал.

Интересно, кураторы во всех дистриктах мужчины, или есть женщины? Спрошу сегодня у Крэйга из Третьего, он самый старший из нас, ему восемнадцать. Он очень спокойный, «сам себе на уме», но на вопрос обязательно ответит. Теперь, с этого дня, мы будем обедать и ужинать все вместе. Вот за ужином и спрошу.

Крэйг всё мне рассказал, вообще он классный пацан, в Девятом девчонка куратор, ей лет двадцать или около того, а в Седьмом главная кураторша — тётка лет семидесяти. Ещё я узнал, что не только Фонтей имеет увечье. У капитолийца-куратора Пятого дистрикта нет ноги. Протез. У главного куратора Восьмого и ноги и руки есть, но он хромой и ходит с тростью. Война, тут и думать нечего! А забыл — девчонка-куратор Девятого дистрикта сильно заикается, говорит вообще плохо. Её контузило во время бомбёжки. Так ей повезло, могло и голову снести, я так думаю. Вот что я узнал от Крэйга.

А вообще-то, Город мне понравился, я бы не против переселиться сюда жить. Особенно он понравился мне ночью, дома такого не увидишь: снизу переливаются красивые такие огни, а наверху звёзды! Потрясающе красиво, теперь я понимаю, почему люди в дистриктах хотели прийти жить сюда и заставить капитолийцев «потесниться», было ради чего…

-3-

«Старшие» обособились и секретничают. Меня это просто бесит, чего тайны-то разводить, а? Сядут за самый дальний стол, Дылда, Квентин из Восьмого, рыжая девчонка из Седьмого, Форрестер, и затесавшийся в их ряды Квинт из Второго. Чего они его взяли, совершенно не понимаю. Ему же четырнадцать, как и мне. Сидят и шепчутся, морские черти их побери, меня это просто бесит…

Я подружился с парнишкой из Первого дистрикта, светленький такой, зовут его Корунд, он говорит, что это такой драгоценный камень и его в честь него назвали. По-моему, довольно по-дурацки, но говорить ему не стал, зачем его обижать! Так мы втроём: я, Корунд и Кристал и завтракали. Класс!

А да, сегодня у нас первая тренировка, а также будут нам правила поведения на арене рассказывать, что делать можно, а чего нельзя.

Собрали всю нашу банду в каком-то классе, огромном, таких у меня дома не встретишь, выходит пожилой дядечка, сразу видно, что бывший военный, и говорит, что он наш главный куратор и что зовут его Плацидий Вильмер. И мы тут все и затихли — серьёзный дядечка, умеет говорить так хорошо, что мы все рты разинули — ясно, почему именно его нам в главные назначили.

Сказал, что арену построили новую. Я ещё подумал, что это здорово, не то недоразумение, что было на первых двух играх. Теперь арена не просто огороженный участок в диком лесу, а «искусственно созданная среда», и чтобы не загнуться там по глупости, сказал Плацидий, нам необходимо вызубрить несколько простых правил, чего категорически делать нельзя, а что — верная смерть.

Ещё он сказал, что то немногое, что придумали до нас, что точно «верная вещь», например, держаться вместе, а не поодиночке, или не есть и не пить, что попало, и что если мы не полные дураки, то будем этому следовать.

Итак: запрет номер один: категорически запрещено пытаться сбежать, он напомнил про ту отчаянную троицу со Вторых игр, которых сожгла, даже костей не осталось, «охранная капсула периметра». Конечно, он хотел как-следует напугать нас этим примером и, признаюсь, ему это удалось. Эту жуть каждый из нас видел своими глазами, даже самый маленький — капитолийцы теперь делают ролики для государственного канала — «Самые безумные поступки трибутов» и показывают их каждый день.

Напомнил он нам про «гнёзда ос-убийц»: если их не беспокоить и не дымить, они сами не нападут. «Не приближайтесь к их гнёздам и будете целы» — сказал он нам. А в ответ — тишина! Все слушают, навострив уши — уж больно складно и интересно капитолиец говорит.

— Запрет номер два: никакого секса на арене. Юноши, к вам обращаюсь! Пока, к счастью, нарушителей не было. Но если кто-нибудь вздумает насильничать, миндальничать с тем никто не будет. Расстреляют с воздуха! — зычно продолжает капитолиец.

— А целоваться-то хоть можно или за это тоже расстрел? — в тишине звучит почти как выстрел громкий голос. Это Квентин из Восьмого.

Ответ следует не сразу, Плацидий долго смотрит на него. Глаза в глаза. А холодно и зябко становится мне!

— Поцелуи разрешены. По взаимному согласию. — отвечает ему капитолиец. Недобрый у него сейчас взгляд был, ой, недобрый.

* * *

Вечером, уже после ужина, к нам пожаловал гость. Таких я ещё не встречал и сразу понял элементарную вещь: он пришёл «не по мою душу»: кто я такой, чтобы ко мне «в гости» пришёл тот, крутизна которого видна по всему, по одежде, по тому, как перед ним пресмыкается этот неискренний капитолиец-куратор, Прокул.

Золотые зубы! Я встречал одного старика, у которого передний зуб сделан из золота, но этот человек не очень старый, пятидесяти лет ему явно нет, но половина зубов у него сделаны из чистого золота. Интересно вот что: слышал я, что якобы такие зубы вставляют, когда больше нет своих! Выходит, этот капитолиец потерял почти все зубы? Где, спрашивается? На войне, где же ещё!

Ну и по ледяному, якобы не злому, взгляду серых внимательных глаз, я понял, что теперь-то у меня нет и одного единственного шанса уцелеть на этих проклятых играх! Что я — просто мертвец, без вариантов и надеяться мне не на что! И в эту самую секунду я сломался, столько времени держался, как только мог, но сегодня я понял, наконец, что "мне ничего не светит". И, стыдно в этом признаться, дневник, я долго и горько плакал. На меня накатило такое отчаяние, такой страх, что передать словами, дневник, не знаю как!

Конечно, капитолиец прибыл, чтобы «побеседовать» с Дылдой. Она ходит мрачная все эти дни, ну, но Дылда, всё-таки, — особый случай. Ей будто бы что-то важное пообещали, но обманули и, как один знакомец моего отца сказал: «Списали со счетов». Я ничего такого не слышал, но мне так думается...

И вот, этот важный капитолиец пять минут поговорил с ней (меня выгнали вон из гостиной) и после, когда он уже ушёл давным-давно, я отправился чистить зубы, уборная одна на двоих и мы постоянно сталкиваемся там лбами, вижу Дылда красуется перед зеркалом. Спиной ко мне, да она меня даже не заметила, а ведь раньше, если я случайно оказывался сзади, моментально оборачивалась с недовольной физиономией. Но не говоря ни слова. Хитрая бестия, я уверен в этом. Осторожнее девчонки я, пожалуй, ещё не встречал. А тут, ноль внимания на то, что я рядом, глядится на себя, любимую, в зеркало и...улыбается.

Да ни разу она не улыбнулась за это время, хотя бы когда мы едим. Еда-то отменная, мы оба уминаем за обе щёки, не знаю, «из каких» она, но как и все, кого я знаю, изголодалась. Продукты ведь выдают по карточкам. Откровенно говоря, жрать то совсем нечего! А тут — ешь, не хочу. Настроение улучшается само собой. Но за столом у Дылды всё та же злючая недовольная рожа. Смотреть противно, а тут, невероятное дело — Дылда улыбается!

И капитолиец, который пришёл к ней, после разговора с Дылдой, он не ушёл, он попросил позвать меня! И он немножко поговорил и со мной. Совсем немножко, но никак не выходит этот маленький разговор из головы.

И имя его я хорошо запомнил:

— Давай знакомиться. Меня зовут Квинт, но обыкновенно меня называют Севером. И я пришёл, чтобы помочь вам с Мариной. Пусть победит именно один из вас, мне очень сильно этого хочется.

Но я запомнил, как Прокул, как только незнакомец вошёл в гостиную того дома, где мы сейчас временно живём, поздоровался с ним:

— Здравствуйте, господин Сарториус!

— Добрый вечер! И зовите меня неофициально: Север, или Фабий Север, если вам угодно. Где девушка, познакомьте меня, пожалуйста, с ней.

Я абсолютно уверен, что тот капитолиец, который с золотыми зубами и холодными стальными глазами не врёт. И вновь в моей душе поселилась надежда, что, быть может, из этой мясорубки единственным уцелевшим стану я! Да, я в это верю, пускай, дневник, не очень-то в это верится, но я всё равно верю.

Всё. Мне больше нечего написать, дневник, я всё написал. Завтра начнутся игры, и постараюсь вернуться домой, к маме и к Герберту!

Документ 5. Из архива госбезопасности Тринадцатого дистрикта.

Дата соответствует времени проведения Четвёртых Голодных игр.

Секретно.

Вице-президенту Свободного Панема Луцию-Лаберию-Латину Харперу

Докладная записка.

От: командира особой группы 02 (разведка и аналитика) полковника Гая-Клавдия-Варрона Ройча.

По закончившимся этой ночью 4-ым играм, замечаются весьма важные сдвиги: ретрограды в Капитолии основательно втянулись в придуманную нам игру, если ещё год назад они воспринимали «Голодные игры» только под углом зрения политики и внимание приковывали, только имевшие место, маленькие очаги народного недовольства, то в этот год намечается робкая, но очень любопытная «обратная связь». Я предполагал, что родится что-нибудь в этом духе, но лет через десять-двенадцать, не раньше. Но, похоже, всё случилось практически молниеносно, прямо сейчас и на наших глазах.

Первыми на приманку «клюнули» наши главные враги — Кёнигсегги и Джоэнты — они просто не могли остаться в стороне и, действительно, как только появилась такая возможность, чисто технически, в этом году начали реально помогать трибутам на арене! Конечно, суммы незначительны, но это пока, нам же важен сам факт — юная Афина Кёнигсегг трижды заплатила за то, чтобы по воздуху на арену были доставлены необходимые для выживания детей предметы. Конкретно: три мешка картофеля и растительное масло в первый день, прорезиненные палатки и пять комплектов тёплых вещей на четвёртый, когда температура резко упала ниже нуля градусов по Цельсию и, наконец, ножи и мотки верёвок по 50 метров на исходе шестых суток. Стоимость «подарков» около полумиллиона долларов, но важен сам прецедент! К тому же, Кёнигсегги помогают одновременно целой группе подростков, а именно — из дистриктов: Один, Три, Пять, Шесть, Восемь и Двенадцать. Перспективно это должно было значительно «облегчить» кассу Кёнигсеггов.

Что касается Хаммерсли, как и в два предыдущих года, наблюдалась их вялотекущая деятельность, но по мере нарастания требований жителей Второго Дистрикта, им вновь пришлось согласится оказать помощь (в этом году очень популярны подарки, сбрасываемые с планолётов). Три раза! Очень важное замечание: тот факт, что никто из трибутов Второго опять не выжил, не побудило Хаммерсли прекратить тратить ценные для клана ресурсы, напротив, укрепило «Вундеркинда», юного Тиберия, в мысли, что тратить нужно больше и оказывать помощь как можно более своевременно (девочка-трибут умерла уже после получения лекарства, которое было прислано слишком поздно). Впрочем, отмечу особо: партия «синих» оказывает помощь только детям Второго дистрикта и их затраты ничтожны, теперь важно не дать Хаммерсли «сорваться с крючка». Надо «подкинуть» им мысль, что они и их трибуты «самые самые, прирождённые воины» и что на играх должны побеждать именно они, и что на это никаких денег не жалко. Честь. Престиж. Статус, ну и всё такое прочее...

Отдельно отмечу роль Победителей: Анны в особенности, Марселлы и Скипа! Они отыгрывают свою роль по полной, завязываются личные отношения, крепнут связи, именно таковы и должны быть менторы.

Теперь что касается Победительницы этого года: решение о том, что её нужно «вести к победе» принималось лично Горацием, нам это доподлинно известно. Таким образом, факт вмешательства с самого верха на лицо и просто глупо будет не использовать это для нашей пользы. Другое дело, что Квинт Фабий Сарториус, действовал самостоятельно: у него с диктатором отношения прохладные, они даже в простых вопросах, обычно, не состоянии договориться. Но помогали с двух сторон и результат известен — присланный в самый критический момент нож помог Шуберт убить Квентина из Восьмого, против которого у девчонки были практически нулевые шансы.

Мятежи. Конечно, стихийный бунт на родине Квентина никак нельзя назвать мятежом: ни одного убитого, один раненый и десяток-другой подбитых глаз, но важно то, что трагическая смерть «популярного трибута» незамедлительно спровоцировала на его родине вспышку стихийного недовольства! К тому же, по тупоумию и безголовости распорядителей игр весь Панем целых три с половиной минуты наблюдал за беспорядками в Дистрикте Восемь.

Подытожу: копилочка копится, всё идёт согласно нашим планам, «одни друг дружку убивают, а другие на это смотрят», всё-таки, неправильно использовано слово «Жатва», пока только засеяны семена, спустя десятилетия взойдут всходы, может даже не один раз, это как получится, главное: урожай собирать будем Мы и никому это сокровище не отдадим и ни с кем делиться не будем.

Привет, сын Квирина. Победа будет за нами, новый Панем неминуем, нужно только до него дойти.