Последствия (джен)

В следующем году я поступил. Не столько по своему побуждению, сколько по волнению Толи. Он же, как детектив в сериале, всё связал за кадром и задал мне конкретный вопрос: «Почему я его жду?».

Заготовленного ответа у меня не было, рассказывать об изматывающем чувстве вины не хотел, хотел найти пригодную отмазку, да не смог. Я уже говорил Толе, куда и на кого хочу поступить, а он спрашивал, почему я не поступаю, если интерес и воодушевление у меня есть.

— Я не хочу тянуть тебя вниз, — сказал он.

— Не выдумывай. Ты не тянешь, я сам так решил.

— И чем будешь заниматься?

Подлавливать Толя тоже умел. В такой ситуации я даже больше думал о себе, потому что его речь была уж слишком хороша и счёт шёл явно не в мою пользу. Я это понимал.

Мы оба в этом плане преуспели: переживали друг за друга, желали друг другу лучшего и боялись, что тормозим друг друга. Мы разделяли чуть ли не одну вину на двоих.

— Это же не страшно, могу подождать, образование не убежит. Тебе ведь немного осталось, в крайнем случае два года, — я подобрал плохие слова.

— Или три, мы не знаем, — он был прав. — Илья… как ты без меня можешь свободно ходить, так и я без тебя… смогу от-учиться, если ты уже закон-чишь.

Когда Толя говорил, то не смотрел на меня. Может, хоть и совсем чуть-чуть, но ему приятно, что я жду его — он не одинок, я не оставляю его позади, я помню о нём, и эти слова, наверное, не были такими лёгкими, какими должны были быть. И не потому, что Толя задерживался между слогами.

— То есть тебе будет лучше, если я поступлю сейчас?

— Я на, — Толя нахмурил лицо, — надеюсь, что так будет лучше тебе.

Тогда я не мог однозначно сказать, будет мне лучше или нет, но, когда Толя посмотрел на меня, мне показалось, что он просит идти дальше, не стоять на месте. Мне стоит хотя бы попробовать, вдруг получится втянуться.

И я втянулся. Не всё было гладко, не всё было понятно, было много препираний с преподавателями и часто, когда они вели себя некорректно, я не сдерживался и начинал их критиковать. Отчитывать. Так я нажил себе кучу дополнительных заданий, которые эти преподаватели скидывали на меня, чтобы в будущем рассмотреть мой допуск к зачёту. Сначала это нервировало, особенно если касалось такого незначительного предмета как история, но потом стало интересной исследовательской деятельностью, если касалось профиля.

Логопедии.

Когда Саня спросил: «Это из-за Толи?», я ответил «да». Когда на знакомстве курса спрашивали, что послужило причиной выбора профессии, я отвечал, что дело в друге. Я думал, что, если могу помочь ему, то смогу помочь и другим, ведь в жизни случаются разные травмы. О своей травме, однако, повода говорить не было, и почти никто об этом не знал. На физкультуру я ходил по желанию и состоянию, иногда заглядывал, мне хватало упражнений вне универа. А к концу первого семестра я начал первые серьёзные отношения.

— Не врёшь? Первые? — с энтузиазмом спросила Арина.

— Самые первые — несерьёзные, — уточнил я. — Как это бывает у подростков. Мне тогда только пятнадцать исполнилось, а казалось, что уже всё упустил. Ну и девочка, с которой я был тогда, тоже куда-то спешила. Мы разошлись после первого неудачного поцелуя.

Арина засмеялась.

— Интересно, а какой поцелуй должен был получиться, чтобы вы остались вместе? — история её повеселила.

— Не знаю. Наверное, такой, который мы ещё не могли себе позволить, — я улыбнулся.

Арина была моей одногруппницей. За пару месяцев мы быстро сблизились, но я не задумывался, что мы можем начать встречаться. Она была инициатором, а я решил попробовать, раз представился шанс.

С ней было легко и интересно. Она рассказала, что была тронута моей историей с другом, сама же поступала, чтобы хоть куда-нибудь, поэтому не заморачивалась с учёбой и, в отличие от меня, не конфликтовала с преподавателями — ей было значительно проще, чем мне. Она заметила, что мне, похоже, нравятся сложные пути. Оспорить вывод было нечем. Возможно, так и есть.

В будущем она хотела бы путешествовать и снимать блоги, но без разговоров, только с картинкой и подходящим звуком. На какой платформе, она не знала, но сказала, что, чем больше охват, тем лучше, а значит, нужно преуспеть везде. Поэтому она готовилась. За спиной у неё уже были готовые видео пятилетней давности — когда она только загорелась идей, но из аппаратуры был только телефон и родительский компьютер. Сейчас она снимает короткие видео для инстаграма с видами города, занимательными и живописными местами. Она говорит, что ей ещё предстоит многому научиться.

— Накоплю на аппаратуру и двину заграницу, — вслух мечтала она, — нужно будет и с тобой куда-нибудь съездить.

— Неплохая идея.

Арина улыбнулась и потянулась ко мне. Мы поцеловались.

Мне нравилось просто разговаривать, но Арина хотела больше прикосновений, а я не всегда мог расшифровать её знаки. Возможно, дело было в том, что опыта, как такового, у меня не было, но я бы предпочёл, чтобы нашими знаками были слова. Лучше сказать: «Я хочу, чтобы ты обнял меня» вместо того, чтобы обижаться на то, что человек не додумался до мыслей в чужой голове.

Арина соглашалась со мной наполовину: важно и говорить, и уметь распознавать знаки. В этом была правда, но тогда нужно время, чтобы к этим знакам привыкнуть, и только я привыкал к одним, появлялись новые. Иногда мне казалось, что мы спешим, Арине, что мы топчемся на месте.

Она говорила, что бояться нечего, «сейчас» лучшее время набраться того самого «опыта» и насладиться тем, что происходит. Но, когда она пригласила меня к себе, я почувствовал неуверенность, хотя знал, что намёк расшифровал верно. Хотел сказать, что сегодня не в настроении, но Арина была более напористой, чем обычно. Я только успел подумать, что даже о протезах ей не рассказал — это казалась важным, — как она положила мою руку под свою кофту.

Её кожа была горячей и мягкой, у меня перехватило дыхание. Сегодня вполне могло получиться, и я позволил Арине вести. Всё было хорошо, пока мы целовались, когда я снял с неё кофту и лифчик, когда мы смотрели друг на друга и тяжело дышали, но, когда она попыталась раздеть меня, я ощутил холод, который сковал всё тело.

Несмотря на все старания, в тот вечер у меня не встал.

И я, и Арина списали это на отсутствие настроя, но подспудно я ощущал, что дело не в нём. Не только в нём.

Мы попробовали ещё несколько раз. Я был в нужном настроении, нам ничего не мешало, я чувствовал, что готов, но, когда Арина перенимала лидерство, я остывал и никак не мог вернуться к прежнему состоянию. Её это, кажется, трогало больше моего. Словно дело не во мне, а в ней, словно она недостаточно привлекательная и сексуальная. Я пытался донести до неё, что это не так, но мои слова ничего не значили на фоне её убеждений.

Затем мы расстались. Арина сказала, что я хороший парень, но, видимо, не для таких вещей. «Такие вещи» оказались настолько размытым понятием, что никак не задели, как могли бы. Сбили с толку другие слова:

— Ты выглядел, ну, как будто… испуганным.

Но я ни разу не ощутил себя испуганным.