Дракон и лисица (гет)

Время до выписки прошло спокойно и даже почти без скуки, благодаря визитам Чжун Ли и принесенным им книгам. Они были как раз кстати, ведь вместо обещанных «пары дней» Мэй пришлось остаться в больнице ещё на неделю: после первой же ночи, проведенной без повязок, поврежденная кожа начала трескаться и кровоточить.

— Восстановление продвигается медленнее, чем планировалось, — флегматично заметил Бай Чжу, осматривая раны. — Вероятно, потребуется оставить тебя здесь ещё на неделю. Нельзя сказать, что целительная мазь совсем не действует, но…

— Может, есть какие-то другие варианты? — расстроенно поинтересовалась Мэй.

Перспектива застрять здесь ещё на неделю совершенно не радовала.

— Это средство самое сильное из того, что у меня есть. И это вдвойне странно: как правило, к этому моменту шрамы уже достаточно заживают, чтобы прекратить использовать компрессы. Может ли это быть побочным эффектом от других лекарств? Надо проверить… — Бай Чжу выглядел озадаченным, но, вместе с тем, в его взгляде читался огонек заинтересованности. Мэй это успокаивало: хорошо, когда есть кто-то, кто искренне старается тебе помочь — без разницы, ради денег ли или из чистой любви к собственному делу.

Шрамы, впрочем, не зажили и через неделю: стоило на ночь остаться без повязок, как наутро приходилось буквально отдирать себя с кровати. К уже привычным процедурам добавились анализы и разного рода исследования: Бай Чжу во что бы то ни стало хотел выяснить, почему лечение, прежде работавшее безотказно, вдруг дало сбой. Безуспешно. В итоге, к концу недели Мэй все-таки удалось уговорить доктора выписать её домой с обещанием каждый день приходить на перевязки. В конце концов, её состояние ведь стабилизовалось, так что оставаться в больнице было совсем не обязательно (хоть, наверное, и выгодно для самой больницы). Кто знает, сколько ещё придется ждать, прежде чем шрамы наконец заживут? Может, пару дней, а, может, пару недель или даже месяцев.

* * *

— Твоя раса ведь из долгожителей, не так ли? — неожиданно поинтересовался Бай Чжу.

Дело происходило в его кабинете — немного жутком месте из-за десятков колб и банок, заполненных какой-то странной полупрозрачной жидкостью. Мэй готова была поклясться, что в одной из них разглядела чей-то глаз — и все оставшееся время, что Бай Чжу заполнял бумаги для выписки, старалась туда не смотреть. Декоративные завитушки на столе были куда более приятным зрелищем. Как и пальцы доктора, крепко сжимавшие длинное черное перо с золотым наконечником. Кто-то до сих пор пишет перьями? Как старомодно.

— Вроде того. До определенного возраста растем и развиваемся как обычные люди, а потом процесс замедляется и, в конце концов, останавливается совсем. Обычно в районе двадцати-тридцати лет, но тут уж как повезет. Мама говорила, что при удачном раскладе так можно прожить столетия. Если, конечно, кто-нибудь не убьет тебя раньше или не подхватишь смертельную болезнь.

Мэй помрачнела. Странная штука — это эльфийское недо-бессмертие. Вроде бы и есть надежда, что сможешь прожить действительно долгую жизнь, но на деле мир Тейвата слишком опасен (а уж где-то кроме Ли Юэ, Мондштадта и, возможно, Фонтейна — так подавно), чтобы у тебя были хоть какие-то шансы это сделать. Особенно, если тебе не повезло заполучить Глаз бога.

Интересно, жив ли хоть кто-нибудь из её родни, оставшейся в Натлане? Неужели там до сих пор идет война? Или, может, теперь там наконец-то все спокойно? Хотя с таким воинственным Архонтом, как Мурата, очень вряд ли… интересно, что было бы с Натланом, если бы за главного там был Моракс?

От размышлений её отвлек вопрос Бай Чжу?

— Твоя мама тоже была эльфом?

— Нет, она человек. Но тоже с Глазом бога. Была…

— Понятно, значит, ты полукровка, — Бай Чжу поправил очки, сползшие с переносицы, и Мэй мысленно отметила, какие же все-таки у него длинные пальцы. Будто лапы хищной птицы, только изящнее.

Интересно, сколько вообще ему лет? Так сразу и не скажешь: выглядит молодо. Точно не старше Чжун Ли. Но раз он уже давно работает доктором и, следовательно, имеет медицинское образование, которое получается далеко не один год… выходит, лет тридцать минимум?

«Чему ты так удивляешься? Сама не намного младше — двадцать четыре уже. Ну да, некоторые люди не выглядят на свой возраст, вот ведь новость», — осекла себя Мэй.

Тем временем Бай Чжу отложил перо и откинулся в кресле, задумчиво переведя взгляд куда-то в сторону — как раз туда, где стояли жуткие банки.

— У меня есть несколько предположений, почему процесс регенерации тканей в твоем случае проходит так медленно. Возможно, все дело в том, что ты — эльф, которые, как ты сама выразилась, в определенный момент прекращают стареть. Может быть, дело в том, что ты как раз достигла этого периода… однако это нелогично, ведь старение — это прекращение деления клеток, в то время как у вас они должны делиться чуть ли не бесконечно. То есть раны наоборот должны были зажить быстрее…

«О нет, опять он ударился в размышления и перестал меня замечать», — Мэй с трудом подавила желание театрально закатить глаза. Может, Бай Чжу в прошлом успел побывать учителем? Очень уж типичная манера уходить в чересчур подробные объяснения даже тогда, когда этого не нужно.

— Так вот, — продолжал он, — теория неплохая, но критики не выдерживает. Поэтому я предпочту думать, что дело в том, что мои мази не очень-то подходят для эльфов, но за неимением других подопытных, у меня не было возможности об этом узнать.

Подопытных? Ну, спасибо.

— И к чему это все?

— В общем-то ни к чему. Просто поясняю на случай, если тебе хотелось узнать конкретнее, почему лечение настолько затянулось.

На том разговор и кончился. Как ни крути, а в ситуации был даже какой-никакой, но плюс: раз повязки продолжают быть «досадной» необходимостью, значит, ещё какое-то время никто не будет видеть её шрамов. Ловить косые взгляды из-за бинтов для Мэй отчего-то было морально проще. Подумаешь — бинты, для искателей приключений это обычное дело.

То, что шрамы для приключенцев тоже были обычным делом, Мэй почему-то в голову не приходило.

Так или иначе, но выйти из больничного «заключения» было чертовски приятно и будоражаще. Ли Юэ, ставший для неё за двадцать с лишним лет родным и привычным, сейчас казался новым и незнакомым. Странное ощущение: как будто Мэй провела в больнице не несколько недель, а несколько месяцев или даже лет.

Чужой и непривычной показалась и её собственная квартира, находившаяся на верхнем этаже одной из многоэтажек жилого квартала. Назвать это место большим нельзя было даже с натяжкой: оно состояло из узкого коридора, небольшой, но уютной кухни, ванны и спальни, ставшей шире за счет снесенной стены между бывшими маминой спальней и детской. Редких посетителей, за неимением гостиной, Мэй принимала на кухне. За столом у окна с видом на порт, можно было выпить чая и поговорить. Для двоих много места не нужно, а в любых других случаях можно было собраться где-нибудь ещё — например, в «Народном выборе» или в «Трех чашках».

Кто-то с первых зарплат покупал себе новую одежду, обувь или подарки близким, а Мэй же решила играть по-крупному — и устроила в жилье небольшой ремонт. Не то, чтобы он был необходим… но продолжать жить в своей комнате, зная, что в соседнюю больше некому возвращаться, было невыносимым. Поэтому очень скоро две небольших комнаты превратились в одну просторную. Самым сложным, как ни странно, оказалось решить вопрос со спальным местом: новая кровать была не по карману, а потому Мэй решила действовать дешево и сердито — сдвинула две кровати (не выбрасывать ведь вторую?), положила на них специально купленный двуспальный матрас и накидала сверху подушек да одеял. В итоге места для сна оказалось даже многовато — и на вторую половину «кровати» постепенно переехала часть книжек и журналов с полок, повседневная одежда и всякая мелочь, вроде резинок для волос, карандашей и кошелька. Хорошо, что мама не видела — иначе была бы вне себя от возмущения из-за такого бардака.

Кстати о Прие. Большинство вещей, принадлежавших ей, пришлось отправить в её же шкаф — выбросить, равно как и пользоваться ими, не поднималась рука. Память ведь. (Что иронично, после того, как дверцы шкафа были закрыты и заперты на ключ, Мэй так ни разу туда и не заглянула. Казалось, что стоит взять оттуда хоть что-то, как её кое-как наладившееся состояние тут же снесет цунами тоскливых воспоминаний. Проще было не трогать вещи вовсе.)

Со временем на стенах комнаты появились плакаты (и даже пара афиш с концертов Синь Янь, подаренные ею же), памятные фото и гирлянды, тускло светившиеся в темноте — вещица из Фонтейна, заменившая слишком яркий ночник. Спать в полной темноте Мэй не любила — слишком боязно и некомфортно было находиться одной в темной и пустой квартире, но и лампа на прикроватной тумбе тоже уснуть не давала — слишком светло, какую лампочку ни вкручивай. Поэтому желто-оранжевые огоньки, освещавшие комнату ровно настолько, насколько было нужно, оказались оптимальным вариантом.

Стопку книг Мэй оставила на комоде в коридоре — надо будет вернуть, как появится возможность. Хорошо бы завтра, но девушка ещё не успела дочитать последнюю из принесенных Чжун Ли книг. Называлась она лаконично — «Традиции Ли Юэ».

«Мне кажется, это все было каким-то хитрым планом, чтобы наконец-то заставить прочитать все те книжки, о которых он прожужжал мне все уши», — думала Мэй.

Ведь правда же: когда бы ещё она прочла столько книг за неделю, как не в больнице, когда больше-то и заняться нечем? В обычное время на это то времени не доставало, то подходящего настроения, то концентрации, то всего и сразу. Начинала — и через десяток страниц бросала, отвлекшись на другие вещи. (Так, собственно, кровать и оказалась завалена книгами — начатыми и оставленными на «когда-нибудь потом».) А тут время и желание сразу нашлись — и, что главное, процесс даже немного затянул. Не потому ли, что это были не просто книги, а книги, заботливо принесенные Чжун Ли?

«Надо бы заглянуть в лавку к Ин Эр за благовониями из шелковицы, — думала Мэй, вспоминая «Традиции», — их запах так красочно описан, что я обязана попробовать сама. Да и, чего уж там, Чжун Ли наверняка оценит, что я не только прочитала, но и увлеклась некоторыми местными обычаями».

Так, например, Мэй зацепила глава, рассказывающая о значении наиболее распространенных запахов благовоний. Значения были универсальными для женщин и мужчин: в зависимости от тяжести, насыщенности и множества других факторов, можно было выразить свое расположение или, наоборот, недовольство по отношению к человеку. Почти как язык цветов — только язык запахов.

Мэй было любопытно: сможет ли Чжун Ли заметить и, главное, расшифровать значение аромата благовония? Разбирается ли он в них так же хорошо, как и в камнях? Наверняка — да, но хотелось проверить на практике.

«Не следует спрашивать девушку о ее духах во время повседневного разговора. Но если внимательный человек догадается, что это за аромат и в чем его смысл, и раскроет его в тонкой формулировке, то у него будет гораздо больше шансов завоевать сердце собеседницы», — Мэй вспомнила один из абзацев книги.

Конечно, Чжун Ли такие вещи ни к чему. Ясно как день. Не станет он специально угадывать значение аромата и пытаться намекнуть, чтобы понравиться. Куда более в его стиле будет намекнуть, чтобы потом разразиться длиннющей лекцией о том, что это за аромат такой, чем знаменит, из чего производится и в чем его достоинства и недостатки. Не потому, что зануда, а потому, что жуткий педант, стремящийся поделиться знаниями с окружающими из лучших побуждений.

С другой стороны, попытаться понравиться, подыграв традициям и угадав значение аромата благовония, могла сама Мэй. Но тут возникала другая проблема — её знания о языке запахов начинались и заканчивались «Традициями Ли Юэ». Не говоря уже о том, что её обоняние совершенно посредственное и вряд ли сможет отличить запах условного туманного цветка от его собрата — пылающего цветка. Да и не факт, что Чжун Ли вообще пользовался благовониями. В общем, план сомнительный.

Она напрягла память, пытаясь вспомнить, не было ли от него какого-то особого запаха в их последнюю встречу — и поняла, что не помнит. Если он и пользовался благовониями, то наверняка использовал одни и те же постоянно много лет подряд. Так, что в глаза это не бросалось и походило на естественный, природный запах. В любом случае, надо будет быть внимательнее при следующей встрече.

«Взять и обнюхать того, кто тебе нравится? Отличная идея, Мэй, и совсем не странная, да-да», — она саркастично фыркнула.

Но все это завтра, а сейчас неплохо бы поесть какой-нибудь нормальной еды (пресное и однообразное больничное меню стабильнее экономики Ли Юэ ей уже порядком осточертело) да лечь спать, даром что уже был вечер и за этот долгий день, полный процедур «на последок», слишком подробных наставлений Бай Чжу и бюрократии, её порядком утомил.

Оказалось, что в холодильнике повесилась мышь. Не по-настоящему (и слава Архонтам), но фигурально. С другой стороны, а чего ещё было ожидать, спустя месяц отсутствия-то? То немногое, что не успело закончиться (Мэй никогда не закупалась продуктами впрок — никогда не знаешь, когда начнется и когда закончится твое следующее путешествие), протухло или прокисло. Прекрасно, просто прекрасно.

За окном уже начало темнеть, что значило, что торговые лавки скорее всего уже не работали. Оставался один единственный вариант — сходить в «Народный выбор» или ещё куда-нибудь. От мысли об этом в желудке тут же неприятно заныло — и вовсе не от голода или, напротив, отвращения к местной еде. Готовили в Ли Юэ вкусно, без разницы — лавка ли это где-нибудь в доках или ресторан в центре. Вот только одна только мысль, что люди будут смотреть на её перебинтованные шею и руку, а также на ту часть лица, что была заклеена пластырями — и становилось не по себе. А если ещё и вопросы задавать начнут? Пока она шла домой, вот, смотрели. Возможно, все дело было в стопке книг в её руках, но если нет?

В животе беспокойно заныло. Может, все-таки лечь спать? Хотя уснуть голодной вряд ли получится. Значит, по-любому надо заставить себя выйти из дома. Одной. И на этот раз без книжек в руках, отвлекавших внимание на себя.

Мэй тихонько осела на полу в коридоре, чувствуя, как дрожат колени. Кто бы мог подумать, что выйти из дома может быть так страшно? Как будто там снаружи не люди, а сплошные Стражи руин да Руинные охотники. (О том, что рано или поздно ей придется повстречаться и с ними — работа есть работа, — даже думать не хотелось.)

«Соберись, когда это ты успела стать такой нюней? Где вся смелость?» — ругала она себя.

Смелости не было. А вот чувство голода — ещё как. Оно-то и заставило наконец-то подняться, отыскать в шкафу рубашку с рукавами подлиннее и, как вишенка на торте, скрыть шею и часть лица широким вязанным шарфом. Почему-то показаться на людях в бинтах сейчас казалось более странным, чем быть укутанной в шарф, как будто это Драконий хребет, а не Ли Юэ, где даже зимой снега почти не бывает.

О решении Мэй пожалела ещё не дойдя до «Народного выбора»: мало того, что в шарфе было жарко и душно, так ещё и кожа, вспотевшая под слоем толстой ткани и бинтов, начала чесаться. Ослабив хватку шарфа, она осторожно осмотрелась, боясь столкнуться с чьим-нибудь косым взглядом. Ничего. Все проходили мимо, толком и не глядя в её сторону.

Мэй вдруг почувствовала себя очень глупо. Неужели всем и правда нет дела до того, как она выглядит? Мысль придала уверенности — и, сделав глубокий вдох, девушка зашагала чуть бодрее.

Наконец за поворотом показалась яркая выставка ресторана. Людей, несмотря на вечернее время, было немного, что не могло не радовать. Приглядевшись, за одним из столиков Мэй заметила знакомую фигуру, сосредоточенно уставившуюся в блокнот:

— Привет! — она опустилась на стул напротив.

Синь Янь подняла голову — и хмурое выражение лица тут же переменилось, став приветливым:

— Давно не виделись, — прищурившись, она покосилась на шарф, — не успела выписаться, как простудилась?

— Не так уж и давно, всего пара дней прошла. И нет, не простудилась, просто… все никак не привыкну к бинтам.

— Их до сих пор не сняли? Хотя да, глупый вопрос, сама вижу.

Мэй нервно поправила рукава.

— Не сняли, — она вкратце пересказала разговор с Бай Чжу, параллельно разглядывая меню. Что бы такого заказать? Хотелось чего-то сытного, но не из рыбы и уж точно не острого. Ни первое, ни второе Мэй не любила. Иронично даже, учитывая то, что Ли Юэ — портовый город, в котором всегда было полно рыбы и заоблачного перчика, входивших в состав многих блюд. И на гены не спишешь: Натлан был даже ещё более жаркой страной за счет нахождения рядом с вулканом, так что к «горяченькому» чему угодно его жителям наверняка было не привыкать. Мама, по крайней мере, была именно такой — любила всё острое и насыщенное специями, прекрасно себя чувствовала даже в самое жаркое лето и, наоборот, не выносила холод и сквозняки.

Наконец заказ был сделан. Выбор пал на «Дары гор» — лапшу с мясом и грибами, пожалуй, лучший вариант, если хочешь как следует поесть и при этом не любишь рыбу (и не располагаешь большим бюджетом). Дешево и сытно.

— Непривычно видеть тебя в «Народном выборе», ты же предпочитаешь еду из доков?

— Во-первых, там уже закрыто, а, во-вторых, шумно и толком не посидишь, а у меня как раз вдохновение — пишу новую песню. Так что сегодня я убиваю время здесь, — Синь Янь пожала плечами.

— Тогда я, наверное, тебя отвлекаю…

— Вообще нет, ты ж меня знаешь — друзьям я всегда рада. Они вдохновению не помеха и даже наоборот — стимул. Может, на какую мысль меня натолкнёшь. Мозговой штурм ещё никому не навредил.

— А о чем песня?

— На этот раз это будет нечто лирическое, — Синь Янь посмотрела на Мэй чуть прищурившись, — хочу написать песню о неразделенной любви. Но не сопливую, а энергичную. И драматичную. Что-то жизненное, что люди бы потом ещё не раз переслушивали на пластинках, ассоциируя текст с собой.

— Звучит… многообещающе.

На самом деле тема казалась Мэй не то, чтобы особенно интересной: сколько уже песен написано о любви, в том числе — и неразделенной? Да и не только песен: стихов, романов, пьес и так далее. Выдать что-то особенное в таких условиях — задачка, мягко говоря, непростая.

— Многообещающе, но, сама понимаешь, написать что-то такое сложно. Особенно, когда сама никогда и ни в кого всерьез не влюблялась. А тут вдруг посмотрела пьесу в театре и, черт, мне жизненно необходима песня с похожими сюжетом и настроением! Хочу запечатлеть эти страсть и надрыв, когда так любишь, что аж колени подкашиваются, но рассказать не можешь, потому что знаешь, что твои чувства обречены… — Синь Янь смущенно кашлянула, решив, видимо, что слишком увлеклась объяснениями. — Хочешь, зачитаю? Это пока черновик и тут все далеко не так чисто и складно, как хотелось бы, но…

Мэй, конечно, согласилась. Синь Янь послушно начала читать.

Песня велась от лица лирической героини: она влюблена и до определенного момента боялась об этом рассказать, будучи уверенной, что это не взаимно. Но однажды чувства выходят наружу. Песня звучит то громче, то тише, то медленнее, то, наоборот, быстрее, а в особо эмоциональных моментах даже почти срывается на крик.

— Мне нравится, как здесь сочетаются любовь и ненависть: героиня влюблена и ненавидит себя и того, кого любит, за это, но больше всего её бесит то, что она не может противостоять этому чувству. Стоит посмотреть ему в глаза, как у героини не остается сил, чтобы сопротивляться — и она раз за разом поднимает белый флаг.

Чувства, вызванные песней, как того и хотелось Синь Янь, действительно были чертовски знакомыми. Всякий раз, когда Мэй прокручивала в голове слова песни, в памяти всплывали кое-чьи глаза янтарного цвета.

— Про белый флаг это ты хорошо сказала, надо записать, — музыкантка сделала пометку в блокноте. — Только вот не могу придумать, что сделать с припевом. Хочется какую-то броскую фразу, что-то, в чем будет заключен смысл песни… не знаю, как объяснить. Что-то типа «когда ты смотришь на меня, в животе порхают бабочки», только не так банально.

— Когда ты смотришь на меня, мне хочется умереть? Там как раз было что-то про то, что героиня чувствует, будто никогда не станет достаточно… достаточной. Но ей очень этого хочется — и каждый раз при взгляде глаза в глаза её мир разбивается на тысячу осколков, — Мэй запнулась. Вот это её сейчас занесло, конечно.

— Про осколки, конечно, опять клише, но… да. Что-то такое я и имела в виду. Что ж, осталось придумать музыку, ещё немного подредактировать текст — и можно исполнять на концерте, — Синь Янь просияла.

— На концерте? Том, который послезавтра? Не рановато ли?

— А почему нет? Песня получается классная, а у меня уже давно не было чего-то свежего в репертуаре. Так что сделаю слушателям небольшой сюрприз. Ты же придешь, кстати?

Мэй похолодела. Слышать песню, которая так сильно в ней отзывается, вместе с тем, с кем она, собственно, и ассоциируется? Звучит как садизм. Но, черт возьми…

Увидеть реакцию Чжун Ли было невероятно любопытно. Как вообще он относится к подобным песням? Смотреть постановки — в том числе и романтические, вроде бы любит. Но что насчет песен? Да ещё и в рокерском стиле?

Чем больше Мэй об этом думала, тем сильнее разгоралось её любопытство. Она забыла даже, что вообще-то для того, чтобы все это увидеть, надо самой прийти на концерт. И что людей там, скорее всего, будет много. А она всё ещё в бинтах…

— Конечно. Уже не терпится услышать финальный вариант, мне кажется, это будет круто.

Поужинав, Синь Янь вызвалась проводить Мэй до дома. Та была не против, тем более что им было по пути. Да и в дружеской обстановке комплексы по поводу бинтов отошли на второй план. Она даже решилась снять шарф, который теперь висел повязанным на поясе.

— Кстати, так кто тот человек, из-за которого ты хочешь умереть? — весело поинтересовалась Синь Янь.

— Что?

— У тебя все на лице написано было, когда ты песню слушала. А потом ты так эмоционально высказалась, что я сразу поняла — попала точно в цель. Так что давай, рассказывай, — от любопытного прищура Синь Янь очень хотелось сбежать.

— Я… да у меня просто воображение хорошее и эмпатии много. Вот и прониклась.

Только не краснеть, только не краснеть. Хотя за пластырями да повязками, наверное, и толком видно не будет.

— Это случаем не тот консультант из Ваншэн, который тебе цветы и книжки в больницу приносил? О, можешь не отвечать, твое лицо уже почти как твои же волосы, — Синь Янь рассмеялась — по-доброму и без укора.

— Мы просто друзья. И сокомандники иногда.

— Я знаю, просто… знаешь, мне тебя по-дружески жаль. У таких красавчиков, как правило, поклонниц хоть отбавляй. И нередко они ведут себя как мудаки по отношению к ним. Я, правда, конкретно с этим красавчиком особо не знакома, но…

— Он не такой, — Мэй стало немного обидно.

— Хорошо, если так. Но все равно будь осторожна. А ещё я ни на что не намекаю, но Ли Юэ большой, темных закоулков в нем много, так что если тебя кто-то обидит… я тоже очень сильно расстроюсь, — Синь Янь ласково потрепала Мэй по макушке, отчего та ещё больше смутилась.

* * *

Остаток вечера Мэй потратила на уборку: выбросила протухшую еду, помыла холодильник и, заодно, все остальное в кухне, благо та была небольшой. Не то, чтобы девушка любила убираться, но неожиданный прилив энергии, скопившийся, по всей видимости, за недели безделья в больнице, не давал покоя и заставлял чистить и мыть всё, что попадалось на глаза.

Когда это прекратилось, было уже за полночь. Обессиленная, Мэй опустилась на кровать и почти сразу провалилась в сон, едва успев раздеться.

Скрип и лязг металла. Тяжелые шаги. Она бежит, почти не чувствуя ног и игнорируя режущую боль в легких на каждом вдохе. По ней стреляют — и спрятаться на этот раз негде. Нет ни воды, ни дверей, ни окон, ни даже баррикад, где можно было бы спрятаться. Прямой коридор кажется бесконечно длинным. Свист стремительно приближающихся ракет. Вспышка света. Мир стремительно окрашивается в ярко-оранжевый — пламя повсюду, даже на ней самой.

Мэй проснулась от оглушительного крика — и только спустя мгновение осознала, что голос принадлежал ей же. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки. Воздуха не хватало.

В каком-то полубреду Мэй кое-как сползла с кровати на пол. Прохлада помогла немного прийти в чувство: хоть её до сих пор била мелкая дрожь, страх (если не сказать — ужас) постепенно отступал.

— Черт побери, я забыла попросить Бай Чжу выписать снотворное… — голос прозвучал, будто чужой.

Мэй кое-как поднялась и ватных ногах побрела в ванную. Хотелось поскорее забраться под душ и перестать ощущать себя такой мокрой и липкой. Да и одежду сменить не помешало бы. Спать с каждой минутой хотелось все меньше. Впрочем, нет, не так. Спать-то хотелось. А вот засыпать, чтобы опять очутиться в этом жутком сне, полном грохота, скрипа и ослепительно яркого света — категорически нет.

Приведя себя в какой-никакой порядок, Мэй направилась на кухню. Задержалась там совсем ненадолго — в какой-то момент ощущение необъяснимой тревоги снова начало нарастать. Как будто где-то рядом была опасность. И не на улице, а в её собственном доме, едва ли не за соседней стенкой. Тишина только усиливала этот страх — казалось, что в любой момент в ней мог раздастся лязг механизмов Стража руин.

— Да почему мне так страшно? Почему моя собственная квартира так сильно меня пугает? — Мэй пыталась успокоиться, но безуспешно.

Тогда она предприняла единственно верное, как ей казалось, в такой ситуации решение — бежать. Не буквально, конечно. Если дома так страшно, то, может, на улице станет легче? Свежий воздух все-таки. И бинтов можно не стесняться — в такое время (а сейчас, судя по настенным часам, было почти три часа ночи) по улицам почти никто не ходит.

Наспех одевшись в первые попавшиеся рубашку и шорты, и обувшись, Мэй отправилась гулять по ночному Ли Юэ.

Стало и правда легче. Во-первых, в городе не было так оглушительно тихо, как в квартире. Здесь, если прислушаться, можно было различить пение сверчков, журчание воды или даже редкие едва слышные звуки голосов. Во-вторых, даже ночью город продолжал жить своей жизнью — и эта жизнь в нем протекала спокойно и размеренно. Будто ничего страшного не случилось — и, более того, не должно было произойти.

Будто помимо Миллелитов, день и ночь оберегавших порядок Ли Юэ, за ним неустанно присматривал и сам Гео Архонт.

«Ну ничего себе, Мэй, всего пара каких-то кошмаров — и ты наконец признала существование богов? Как мало тебе было нужно для веры», — ноги сами принесли её на черепичную крышу одного из местных магазинов. Забраться туда было совсем не сложно: всего-то подняться по лестнице на верхний этаж, ухватиться за край крыши, оттолкнуться от парапета — и готово. За время путешествий по Ли Юэ ей случалось лазить и не по таким местам. Правда, тогда в большинстве случаев рядом был Чжун Ли и потому было не так страшно упасть… ну да ладно.

Сидеть на крыше, наблюдая за городом сверху, определенно было приятнее и спокойнее, чем просто бродить по городу. Ты видишь всех (если, конечно, есть кого видеть), а тебя — никто. А ещё здесь уж точно ни с кем не встретишься — кому вообще придет в голову лазить по крышам среди ночи?

— Мэй?

От неожиданности она едва не рухнула, слишком резко повернувшись на звук собственного имени. А, осознав, кто именно стоял перед ней, захотела сделать это дважды — чтоб наверняка.

— Чжун Ли?

Почему из всех возможных мест в этом огромном городе его занесло именно сюда? И почему именно сейчас? Только недосвиданий посреди ночи Мэй сейчас и не хватало…

Она с сомнением посмотрела вниз. В принципе, прыгать не так уж и высоко…

— Все-таки мне не показалось. Что ты делаешь в таком месте? Да ещё и в такое время?

— Тот же вопрос к тебе. А я… я просто убиваю время до утра, чтобы пойти к господину Бай Чжу и попросить продлить курс снотворного.

— Снова снились кошмары?

Мэй кивнула, выдав короткое «угу». Чжун Ли сел рядом, отчего она почувствовала себя немного неловко. И, поймав себя на этом чувстве, неловкость только усилилась: откуда столько стремления драматизировать? И романтизировать… как будто друзья не могут просто посидеть вместе на крыше, любуясь луной.

«Поздравляю, ты абсолютно безнадежна и перечитала слишком много романтических книжек», — чтобы успокоиться, Мэй уставилась вдаль. Туда, откуда виднелся силуэт корабля, стоявшего в порту.

— Что ж, в таком случае тебя можно понять. Лучше спать без сновидений вовсе, чем видеть такое каждую ночь. Что касается меня, то мне сегодня просто не спится — потому-то и решил прогуляться. Говорят, физические нагрузки благотворно влияют на качество сна.

— И часто у тебя такие бессонницы?

Чжун Ли, прежде чем ответить, выдержал короткую паузу, будто ненадолго задумавшись о чем-то.

— Честно говоря, да, случается. Возможно, всё дело в том, что я порой слишком много думаю.

— О чем же?

— О разном. Вспоминаю прошлое, размышляю, как следовало бы поступить в той или иной ситуации. А случается и такое, что я вдруг начинаю сомневаться: не забыл ли какое-то из свойств корляписа? Правильно ли помню важнейшие даты Войны Архонтов? Вдруг память начала меня подводить? Тогда беру соответствующие справочники и перепроверяю. Как правило, нигде не ошибаюсь, но на душе все равно как-то… неспокойно.

Мэй усмехнулась.

— Рассуждаешь как старик. Будто тебе не тридцать, а все триста.

— Неужели?

По выражению лица Чжун Ли нельзя было с точностью сказать — действительно ли он удивлен или спрашивает из вежливости, чтобы поддержать разговор?

— Ага. Вроде выглядишь не сильно старше меня, но разговариваешь… не подумай, мне все нравится, просто…

Мэй смущенно кашлянула, прочищая горло. «Нравится» — это ещё мягко сказано. Но ему об этом знать совсем не обязательно.

-… просто это немного странно. Как так получилось?

Чжун Ли пожал плечами.

— С самого детства я был очень начитанным ребенком. Так, видать, и повелось. Кроме того, мне определенно повезло с памятью: запомнить что-либо никогда не составляло труда. Если уж что-то или кто-то оказались здесь, — он коснулся пальцами виска, — то это навсегда.

— Сложно, наверное, жить с такой феноменальной памятью? Впрочем, даже завидно немного: у меня в одно ухо влетело — в другое вылетело. Особенно то, что касается прошлого. Я едва могу вспомнить свою юность, не говоря уже о детстве. В голове остались лишь особенно яркие обрывки. Хочется иногда рассказать какую-нибудь забавную историю или пример привести, а в голове пустота. Но, с другой стороны, оно и хорошо. Меньше помнишь — меньше поводов жалеть и грустить. Живешь сегодняшним днем — и все тут.

Луна сегодня была такой огромной. Или оно так всегда, просто с крыши лучше видно? Мэй не знала, но вглядываться в ночное небо, пока мысли лились сами собой, плавно перетекая в слова, было приятно. О кошмаре она уже и думать забыла.

— Ну, как тебе сказать? И да, и нет. В конце концов, мне действительно не так уж много лет, а потому и сожалеть пока особо не о чем. А вот приятных событий, напротив, за эти несколько десятков было полно, — Чжун Ли улыбнулся и было в его улыбке что-то загадочное и печальное.

— Например? — поинтересовалась Мэй и тут же пожалела. Не стоит задавать вопросов, ответы на которые боишься услышать.

А бояться было чего. Вот скажет он что-то вроде «я полюбил девушку и она ответила мне взаимностью» — и что тогда делать? Жить в неведении и втайне продолжать надеяться на лучшее было легче и приятнее, чем столкнуться и смириться с неприятной реальностью. Кроме того, так у неё оставалось право на флирт, совместные путешествия и обеды, без риска столкнуться с чьей-то ревностью и прослыть «разлучницей». С другой стороны, если о чем-то не знаешь — это не значит, что этого нет…

— Например, знакомств с хорошими людьми, путешествий, фестивалей и прочего. А ещё у меня есть любимая работа, на которую грех жаловаться. Так что, полагаю, я имею все основания считать, что моя жизнь складывается более чем удачно, — тем временем пояснил Чжун Ли.

Что ж, ожидать откровений было глупо, конечно же никто не станет признаваться в симпатии к кому-то так просто. А уж Чжун Ли — так и подавно.

— Что правда, то правда… — Мэй на мгновенье запнулась. Для следующей фразы потребовалось чуть больше решимости, чем у неё было обычно. — Что ж, со знакомствами мне тоже повезло — хотя бы потому, что я знаю тебя.

Обычная фраза. Ничего «такого» в ней нет. Но почему тогда так сильно хочется провалиться сквозь землю от неловкости?

Мэй поймала себя на том, что неосознанно нервно поправляет волосы, пытаясь хоть куда-то деть руки. И зря — второпях заплетенная коса теперь выглядела ещё более растрепанной.

— Собственно, под «хорошими людьми» я в том числе имел в виду и тебя. Мне нравится, что теперь есть повод чаще выбираться за пределы города — пусть и по мелочам, вроде помощи с заданиями гильдии. Кроме того, ты отличный слушатель.

Мэй показалось, что внутри неё только что взорвался фейерверк. Она расплылась в радостной улыбке:

— Кстати, о помощи… боюсь, в ближайшее время это понадобится даже чаще обычного. Не хотелось бы лишний раз отрывать тебя от работы, но как представлю, что опять столкнусь со Стражем руин — так дрожь пробирает. А задания выполнять как-то надо, — девушка смущенно почесала затылок. Признаваться в страхах было даже ещё более неловко, чем в симпатии, — так что как насчет нашего прежнего уговора? С тебя щит, а с меня — обед. Ну, или ужин — тут уж как хочешь…

— Конечно. А по поводу моей работы не переживай: к счастью, люди умирают реже, чем того хотелось бы госпоже Ху Тао. Поэтому свободного времени у меня достаточно, не говоря уже о том, что личные консультации — непосредственная часть моих рабочих обязанностей.

Мэй повернула голову, наконец-то найдя в себе решимость, чтобы посмотреть на Чжун Ли. Как же все-таки это странно: до поры до времени не бояться совершенно никого, легко ввязываться в драки и даже, прости господи, без особого зазрения совести знакомиться в барах, чтобы поесть нахаляву, но терять всякую решимость при взгляде на одного-единственного человека.

— Что такое? — Чжун Ли, поймав на себе пристальный молчаливый взгляд, глянул на неё в ответ.

«От твоего взгляда хочется умереть», — подумала Мэй, но вслух так и не произнесла.

Примечания:

Спасибо, что дочитали~

С днем рождения меня, кстати, мне позавчера стукнуло 25. Очень хотела опубликовать в тот же день, но не успела. Поздравления все ещё принимаются :>

Посмотрите, кстати, какую чудесную Мэй мне нарисовали по этому случаю в Твиттере: https://twitter.com/csigacsu/status/1465656529147863050?s=20

Я в любви <3