Вселенная на двоих (гет)

4

Я с радостью проснулся, нежась под теплым одеялом, сомневался в том, нужно ли мне вообще вставать. Нехотя покинув свою берлогу, я сходил умылся. Холодная вода быстро разбудила меня. На кухне меня ждал завтрак. Как же хорошо жить с тем, кто заботится о тебе. Я чувствовал благодарность к Кэт и даже некую любовь, кто бы еще обо мне так позаботился. Завтрак был еще горячий и я с удовольствием съел всё до самой крошки. День с утра задался, я с приподнятым настроением направился к привычной остановке. Автобус опоздал, но это не испортило мое расположение духа, как и вечные крики водителя и даже эти грустные лица вокруг.

Я ворвался в кабинет с улыбкой, училка что-то прорычала мне, но мне было нипочем. Мой разум был в покое.

— Ну, ты хоть у нее номер взял? — спросил Рик, когда мы вышли на курилку.

— Да нет, зачем, она мне не понравилась.

— Ухх, ну как знаешь, а вот у меня вчера такое было, — с липовым блаженством произнес он, мне стало противно.

— Да-да, знаю, вы с той блонди уже вчера трахались, — грубо прервал я его, не желая выслушивать очередную вульгарную историю.

— А ты-то откуда знаешь? — он был очень тупым.

— Да все понятно было с самого начала.

Он неудачно пошутил, что будет всегда меня брать, чтобы я говорил ему прогнозы по этому поводу. Подпортив мне настроение, он ушел со школы к своей новоиспеченной подруге. Мне тоже не хотелось оставаться здесь, я собирался свалить. Забрав рюкзак, направился к выходу. Я почти дошел к дороге, как кто-то положил мне руку на плечо. Холодок прошелся по спине, я обернулся и увидел знакомые лица. Это были вчерашние гопники. Не знаю как они меня нашли, видимо, навестили вчерашний клуб. Не успел я и дернуться, как мне в нос прилетел удар. Я почувствовал вкус крови, теплая жидкость поплыла по моим губам и подбородку. Следующий удар прилетел от другого прямо в живот, я согнулся пополам. Сверху кто-то приложился мне локтем по спине и я упал. Я попытался подняться, но это было ошибкой. Мне ударили ногой по ребрам. Я не был уверен, что не слышал хруста. Комок крови подступил к горлу, я сплюнул. Потом пришелся еще один удар. Я согнулся и прижал голову к коленям, закрывая голову руками. Удар шел за ударом. Через очередной удар я уже не чувствовал боли. Они били, но мне было все равно. Я залился смехом, сквозь кашель, харкая кровью. Через какое-то время они убежали, но я продолжал находиться в таком положении. Когда я почувствовал тупую боль от синяков, распластался на асфальте. Ко мне подбежала Анна.

— Ты в порядке?

— Да-да, не беспокойся, — отхаркивая кровью, ответил я.

Небо было покрыто свинцовыми тучами. Мое лицо было в крови, я встал и подо мной образовалась маленькая лужица красной жидкости.

Анна помогла мне подняться. Я вытер рукавом кровь и направился к остановке. Живот жутко болел, как и спина. Я согнулся и поковылял. Анна шла рядом, придерживая мою руку.

— Может тебе помочь добраться домой? — с жалостью произнесла она.

— Нет, я сам, — никогда не любил, когда меня жалели люди, которых нужно самих жалеть.

— Ты уверен?

— Да, иди уже! — со злобой ответил я.

— Ну как хочешь! Тоже мне! — она развернулась и ушла.

Я не хотел ее обижать, но другого выхода не было. Мне было стыдно за свой поступок, я не хотел никого ни видеть, ни слышать. На душе было тошно, меня душила злоба. Уроды. Ублюдки. Чтоб им. И как они только меня нашли? Все тело болело, местами я чувствовал онемение, как будто определенный участок кожи становился камнем. Так плохо мне не было давно. Я чувствовал вкус крови во рту. Усевшись на лавку, я держался за ребра. Наверное, они мне все-таки что-то сломали, но я не хотел никуда идти. Мне хотелось лежать дома под одеялом, иногда это лучшее лекарство. Все раздражало вокруг. Эта погода, эти люди вокруг, этот воздух, пронизанный выхлопными газами, этот город…

Мой автобус пришел. Люди отстранились от меня, как от прокаженного, по лицу была размазана кровь, и все худи в крови. Разбитый нос и убитые глаза. Мне было абсолютно плевать, что думают обо мне другие. И мне казалось это правильным. Мы не должны думать о мыслях других. Если бы мы знали, как редко люди думают о тебе, мы бы перестали переживать по этому поводу.

Спустя несколько кварталов мой пыл остыл и мне стало как-то равнодушно ко всему вокруг. Я вышел на своей остановке и направился к дому. В подъезде меня заметила соседка.

— Вот молодежь, ни о чем не думают. С ума уже посходили со своим интернетом. Жестокие стали. — Читала морали взбалмошная, увидев меня, но я ее и не слушал.

В квартире было неуютно, все стало таким чужим. Я не знал, что со мной происходит. Мне было настолько тошно. Ком к горлу подошел, из глаз потекли слезы. Я не плакал, нет, никаких эмоций, просто по щекам текла соленая жидкость. Я умылся, чувствуя на вкус свою кровь и слезы. Снял худи и увидел ссадины и синяки по всему торсу. Нашел в аптечке бинт с мазью и обработал гематомы.

С трудом перевязав свои ребра, я увалился на кровать. Мне было ужасно плохо. Кажется я даже уснул.

Я не знал куда деваться от того, что тебя окружает. И возможно ли спрятаться от самого себя? Мне осточертела бессмысленность этого мира. Я не находил себе места, шныряя по квартире, на полке взял первую попавшуюся книгу. Минут пять я читал один абзац и не мог ничего понять. Такое бывает, когда читаешь и ничего не лезет в голову. Мне надоело. Дома было делать нечего, я решил прогуляться. На улице холодный ветер брызнул на меня водой с крыши. Это разбудило меня и я решил сходить в парк. Он был в квартале отсюда. Смотря под ноги, я проходил яркие витрины магазинов, старые домики с облупившейся краской, новые высотки.

В такую погоду людей было мало. Лишь несколько парочек гуляло. У меня было очень странное чувство. Как будто я не находился в своем теле и был всего лишь зрителем. Со мной такое часто случалось. Это ужасное столетие, когда в многомиллионном городе чувствуешь одиночество.

Деревья обнажились, укутав землю разноцветным покрывалом. Местами еще было видно газон. Летом я всегда любил приходить сюда с книгой и наушниками. Я лежал на мягкой, как пух, траве и наслаждался запахами сочной зелени, цветов и солнца. Просто закрывал глаза и было хорошо. Видно было лишь еле видный янтарный свет. И теплые лучи падали на щеки, они становились такие материальные, будто их можно пощупать.

Лето — время любви и наслаждения. Я обожал лето. Воспоминания хлынули в голову, я прослезился. Когда мое сознание очнулось, вокруг меня был тот же мертвый парк. Потемневшие опавшие листья. Черные кроны. Небо затянутое тучами. Не хочу это все, мне хотелось вернуться в детство — невинное время. Когда я еще не понимал бессмысленности жизни, когда все казалось таким необъятным, необычным. В то время, когда не боялись упасть и запачкаться. Мы дурачились, как могли и все наше время проходило на улицах. А теперь… А теперь и не знаешь куда деться от всего этого.

Я проходил мимо деда на лавочке, как он подозвал меня к себе.

— Не сыграешь ли? — он жестом пригласил присоединиться к шахматам.

— Боюсь, у меня плохо получается, — я не врал.

— Ничего, я тоже не профи, — он улыбнулся сквозь седую бороду.

Мне он показался хорошим человеком. Не знаю, как я это понял. Иногда бывает, что вот только увидишь человека, сразу можешь сказать каков он. Кто-то называет это аурой, энергией, еще чем, я знаю лишь, что это существовало. Я сел и взял черные.

— Сейчас мало людей гуляет, все работают или учатся, а ты что? — любезно поинтересовался он.

— А я пытаюсь не пропустить жизнь сквозь пальцы, — умничал я, мне казалось он осуждает меня, что я не в школе.

— И то верно, — он уже «съел» моего ферзя. — А я вот свою пропустил, — он грустно вздохнул.

— В смысле?

— В прямом: всю жизнь прожил, гоняясь за иллюзиями, мне казалось все успеется, все будет, а в итоге сижу вот, играю в шахматы с совершенно незнакомым человеком.

— Вы разве одиноки? — я его понимал.

— Да, — он отвел глаза в сторону и стал все вспоминать. — В наши дни привыкаешь к одиночеству.

— Я тоже так считаю.

Он рассказал мне историю своей жизни. Начиная от такого возраста, как я и заканчивая старостью. У него была яркая насыщенная жизнь. Он уже в двадцать имел престижную работу, связи и уважение. Шиковал, как только мог. Путешествовал и растрачивал деньги. Меняя женщин, как рукавицы, ему казалось, что он еще не готов к семье. Он никогда никого не любил, впрочем, его тоже. И вот, когда наконец-то он влюбился в ту самую и ему казалось, что он обрел смысл своего существования, потерял ее. Она ушла от него, потому что он был слишком слабохарактерным и сам не знал, чего хотел. Теперь все, что у него было — это открытки из городов, воспоминания и деньги, никому не нужные деньги.

— Знаешь, хочу сказать тебе сынок. Несмотря на то, что все хотят счастья, большинство страдает из-за трагически ошибочного представления о том, в чём оно заключается. Мой совет: если нашел ту самую, не отпускай, не нашел — ищи… Да это плен, да, ты никогда не будешь свободным, да, ты будешь страдать. Твое сердце будут разбивать и топтать, и порой тебе будет казаться, что ты никого никогда не любил. Но лишь взгляд, запах, прикосновение любимой — и твое ледяное сердце растает. Ради любви горы свернешь. И только она имеет смысл, потому что любовь — вечная мистерия энергии. И только создавая ее и оберегая мы касаемся вечности, — по его щекам потекли слезы, он вытерся рукавом, собрал шахматы и ушел.

Видимо, ему было слишком больно осознавать свою бессмысленность. Я смотрел ему вслед и думал о том, как мало людей по настоящему любят.

Какое непонятное слово — «любовь». Для каждого она своя. Я не верил, что можно любить больше трех лет, мне казалось, что очень многие люди путают привычку с любовью. Ну а есть ли смысл жить без этой привычки?

В мире так много вопросов, на которые мы не знаем ответов. Даже в эпоху интернета, кибернетики и биоинженерии мы все также знаем лишь то, что ничего не знаем. Я сидел на лавке и смотрел, как городские голуби снуют в поисках пищи. Вечно голодные, как мы, они ищут и ищут, сами не зная чего. Мне стало скучно и я встал, распугав всех птиц. Нащупав в кармане наушники и телефон, я включил погромче музыку и направился обратно. Все больше и больше людей теперь встречались мне по пути. Интересно, все ли они довольны своей жизнью? Биты играли у меня в голове в их ритм билось мое сердце. Да, однозначно, я был меломаном.

Я шел со своими мыслями и был так отрешен от происходящего вокруг. Мне хотелось раствориться в музыке. Но, к сожалению, мне пришлось спуститься с небес на землю -желудок заурчал. И как писал Ремарк: «Кем бы ты ни был: поэтом, полубогом или идиотом, все равно. Каждые несколько часов ты должен спускаться с неба на землю, чтобы помочиться. От этого не уйти. Ирония природы». Какие жизненные слова. Я нащупал мелочь в кармане. На кафе мне уже не хватало, мне ничего не оставалось, кроме как купить что-то в продуктовом.

Я так не любил ходить по магазинам. Не то, чтобы я чего-то смущался или еще чего. Просто не любил расплачиваться с продавцами, видеть их фальшивые улыбки или того хуже лица, покрытые гримасой боли. На этих лицах читалась все безразличие к работе, жизни, будущему. Не понимаю, как люди могут работать на ненавистной работе. А потом врать всем в округе, как они любят свое дело.

Да, человек — самое противоречивое существо на этой планете. Парк был позади, и я отчетливо улавливал грязный воздух, наполненный выхлопами и смогом. Мне стало от того душно. Я дышал глубоко, но не хватало воздуха. Только в сравнении познаешь все вокруг. Я зашел в первый попавшийся магазин. В нем полки были завалены всяким хламом, я называл его «пищевой мусор». Как только люди могли есть всю эту гадость? Правильно говорят: «Ценишь лишь то, что потерял». Я давно стал понимать ценность домашней пищи. Меня выворачивало от всего, что лежало здесь. Я купил пару бананов и вышел прочь. Через несколько кварталов я уже был дома.

Войдя в квартиру, понял, что пришла Элис. На пороге стояли ее сапоги и висело пальто.

— О, ты наконец-то пришел. Вижу ты научился готовить. Молодец, — она сидела на кухне и читала журнал.

— Это не я, — хотел было сказать, но она вовсе меня не слушала и продолжала:

— Да-да. Я вот че пришла. Ты не видел, где мои красные туфли? А то я забыла их.

Ее волновали только деньги и одежда. Мне казалось, она настолько глупа, что куда там мне. И как только она нравится кому-то? Обычная расфуфыренная куртизанка. Ей было тридцать пять, но выглядела она на тридцать. Худая, как анорексичка (она вечно сидела на дурацких диетах), ярко накрашенные губы. Ну точно дама из той улицы, где я был в клубе с Риком.

— Нет, не знаю. Мне это, деньги нужны. — Больше мне от нее и ничего не надо было.

— Держи, — она достала упаковку денег, перевязанных резинкой.

— Ого, почему так много? — удивился я. Что-то было тут не так.

— А я тебе не говорила? Ой, да забыла, наверное. Я вообще в последнее время так много забываю. Вот недавно, представь, забыла про встречу с подружками. Ох и расстроились они тогда, мне еще пришлось потом извиняться перед всеми…

— Ближе к делу! — прервал я ее.

— Так, вот мне мой предложил поехать в отпуск. Ему там по работе нужно что-то. Короче, мы полгода за границей будем, это тебе наперед. Смотри все сразу не потрать, — она понимающе улыбнулась.

— Я — не ты, не потрачу.

— Да, молодец, ты у меня такой хороший. Ну так ты не видел?

— Да нет же, — она нереально меня раздражала.

— Ну ладно, тогда пойду я, — она стала обуваться.

Я уже привык, она никогда не задерживалась тут надолго. Ей было абсолютно наплевать на меня, она никогда не интересовалась моей жизнью. Ну оно и к лучшему. Даже не заметила мое разбитое лицо. Иногда лучше, чтобы никто и не вспоминал тебя.

— Пока, — безразлично сказал я.

— Па-па, — она захлопнула дверь.

В моих руках была солидная сумма. Я спрятал ее в свою заначку, а все, что было там, забрал. Экономить уже не приходилось. Я лег на диван и внезапно почувствовал насколько я одинок. Мне стало от того противно. Ужасно осознавать, что ты никому не нужен.

А еще я понял, что не могу лежать на боку, видимо, мне реально ребра сломали. Я вспомнил все произошедшее, и мне стало еще хуже. Полная тишина вокруг угнетала меня. Тело болело, душа стонала. Я думал о суициде. Интересно, что пока ты живой никто и не вспомнит о тебе, а когда умираешь, все сразу суетятся, собираются и говорят, каким хорошим человеком ты был. Это было смешно.

Меня всегда забавляло, как просто люди врут друг-другу. Я представил, как все собрались на мои поминки, даже Рик. Как этот болван рассказывает, какими мы были друзьями. От этого становилось так тошно. Только из-за такого я и не хотел умирать, все будут пялиться в твой гроб и думать, как же все равно. Просто смешно. Я хотел раствориться, исчезнуть, пропасть для всех так, чтобы никто и никогда не вспомнил, кем я был.

Я лежал, обнимая подушку. Это было единственное, что согревало меня всю жизнь. Мне казалось, что подушка — самое родное и близкое, что у меня есть. Я болван, правда.

Я пролежал так до вечера. Мысли отравляли меня, но я не мог от них избавиться. Мне хотелось биться от этого об стену. Очень неприятно, когда не можешь избавиться от плохих мыслей, от которых только плакать хочется. Скоро должна была прийти Кэт, но я не хотел, чтобы она меня таким видела.

Спустя десять минут входная дверь открылась. Я не хотел вставать и так и лежал.

— О, привет. Скучаешь тут? — иронично сказала она, когда распаковывала пакет с продуктами.

— Угу, — промычал я.

— Ты что, заболел?

— Да нет, не беспокойся, — безразличным тоном произнес я.

— А ну повернись, я посмотрю, — она подошла ко мне, а я продолжал лежать, глядя на диван.

— Не надо, Кэт. Правда, все в порядке, — противился я.

— Да повернись, ты же не будешь так до утра лежать, — она тронула меня за плечо своими тонкими пальцами и я повернулся к ней.

Она дернулась, увидев меня и приложила холодные пальцы к моему разбитому носу, на ощупь пытаясь понять, где травма.

— Ууу, сильно тебя. Болит, наверное. Сейчас я схожу в аптеку и мы будем тебя лечить, — она обнажила свои белоснежные зубы, и это была такая приятная улыбка, что я улыбнулся в ответ и согласился.

Я приподнялся и резкая боль пронзила мой бок, моя гримаса боли вызвала тревогу у нее.

— Что там? — с осторожностью спросила она.

Я приподнял толстовку и она увидела гематомы на моих ребрах.

— Все понятно, сейчас. Я скоро приду, — она быстрым шагом вышла с квартиры.

Ушла, а я удивлялся, что она даже не расспрашивала меня кто, как и за что. Не то, что остальные. Мне нравятся люди, которые не стремятся лезть в твою душу, дабы знать больше, чем им нужно.

Когда Кэт явилась, она принесла в руках пакет с лекарствами, мне стало так приятно, что хоть кто-то может обо мне позаботиться. Она достала какую-то мазь и приказала мне задернуть худи. Ее ледяные пальцы прикоснулись к моей горячей коже, я дернулся, но потом привык. Хорошо втерла мазь, она перевязала меня заново, ибо то, что сделал я, никак не назвать перевязкой. А потом дала еще один тюбик, чтобы я помазал нос и пластырь.

— Спасибо, — искренне сказал я.

— Да не за что, обращайся, — она подмигнула мне и рассмеялась. Ее смех был такой звонкий и приятный, прям как у ребенка. А главное, он был настоящим, а в нашу эпоху фальши это очень редкое явление. Я улыбнулся в ответ.

Мы посидели некоторое время, читая книги, а потом она ушла к подружке. И я снова остался один. Мне было тепло на душе и одновременно грустно. Почему нужные люди всегда покидают нас?

В голову лезли мысли о родителях, я о них ничего не знал. Все говорили, что они погибли и всякое такое, но мне не давало покоя то, что они оставили мне деньги. Разве они знали, что умрут? Я ничего не понимал. Да и мне не нужно понимать, эту тему я прошел еще давно. Я был одиночка, никому не нужный волк. Элис абсолютно плевать на меня, она даже ничего не заметила, увидев мое разбитое лицо или просто промолчала. Шалава меня бесила, ей лишь бы мужика и денег побольше. Ну, хоть мои не украла.

Меня наполняла ненависть. Я еще раз вспомнил тех уродов. Прокрутил все в голове, каждый удар и пинок. Я будто опять почувствовал вкус крови. Мои внутренности лезли наружу, и я задыхался. Боль пронзала каждую клеточку. А теперь следы этого утра останутся на мне еще на несколько недель. Синяки были повсюду, на руках, ногах, животе, лице. Хорошо, что хоть нарики подзаборные дрыщами были, и все цело. Почти. Мне стало дурно и душно в четырех стенах. Я позвонил Рику, мне необходимо было напиться, чтобы не понимать и не воспринимать навязчивые мысли.

Мы договорились встретиться на нашем месте. Это был старый заброшенный завод на окраине. Город был на склоне, а это здание было на самом пике. Оттуда открывался самый лучший вид на город. Мы часто сидели там, встречая рассвет. Иногда я сам приходил туда, чтобы послушать музыку.

Это было единственное место, которое не раздражало меня, а даже наоборот. Там моя душа освобождалась от суеты тленного мира. Я становился наблюдателем, отрешенным. Если вы наблюдаете, как вы злитесь, злость уменьшается. А если вы наблюдаете любовь, любовь растет. Само наблюдение все меняет. Я очень любил наблюдать.

На улице было прохладно, я накинул капюшон. Сырость казалось проникает в каждую частицу моего тела, в мои кости. Я не чувствовал ледяных пальцев ног. Ночные огни загорелись и улицы осветились не ярким светом. Все как будто происходило в замедленной съемке, звуковые волны расслабляли мой ум, легкой походкой я направился на остановку. Кроме меня никого не было.

Спустя время, горя синими фарами, подъехал нужный автобус. Я сунул деньги водиле, он кивнул и я уселся в первом ряду. Большое лобовое стекло открывало вид на ночной город. Я опустил голову на стенку и смотрел, как мимо проплывают машины, высотки, разноцветные вывески, всевозможные кафешки и клубы. Выехали с центра. Ничего не было видно, кроме дороги и жилых массивов. Наконец-то, спустя полчаса я был на нужной остановке. Недалеко находился и завод.

Вообще все было огорожено высокой стеной с проволокой, но мы знали лазейку — дыру в стене на самой северной стороне. Светя телефоном, я с трудом нашел нужную дыру и протиснулся меж камней. Всего было четыре этажа, это порядка пятидесяти метров, внутрь можно было пробраться только залезая с крыши по пожарной лестнице, а там уже были разбитые окна. Рик должен был быть там. Обойдя здание, я полез по лестнице. Было сыро и холодно. Я заметил, что мои руки были в грязи и тогда я уже точно понял, что Рик уже здесь. Посмотрев вниз, мне сжало живот, было уже порядка двадцати метров. Я не боялся высоты, но каждый раз, смотря вниз, чувствуешь страх. Инстинкты, ничего не поделаешь.

Вдохнув глубже, я полез снова. Моя нога соскользнула от мокроты и я чуть не упал. Сердцебиение участилось, я изо всех сил вцепился за поручень. Поставил ногу обратно. Дыхание не могло успокоиться, пока я не долез. Я был так близок от падения, что на какую-то секунду был уверен, что полечу вниз головой. Я был в безопасности, но сознание было еще в шоке.

— О, наконец-то! — Навстречу мне вышел Рик, который держал в руках две бутылки вина.

Мы ужасно пили с ним и частенько сидели здесь полностью в хлам. Бывает такое состояние, когда хочется забыться и просто ни о чем не думать, по другим поводам мы и не встречались.

— Да, — ошарашено сказал я, еще не отойдя.

— Что, чуть не слетел?

— Да.

— Та не ссы, я тоже, мерзкая погодка, — он плюнул в сторону.

— Держи, расслабся, — я взял протянутую бутылку. И отдал ему ее стоимость.

— Ммм, кто это так тебя? — поинтересовался он, увидев мое лицо.

— Та так, гопники одни. После клуба почистить меня хотели, так я отбился и убежал. А с утра вот грянули.

— Аааа, так вот кого они искали. А я то думаю. Они по улицам ходили всех по-твоему описанию расспрашивали, видимо, им таксист сказал, который привез тебя. Эх, если б мне сказал, мы им бы задали. — Он сделал глубокий глоток, и я повторил за ним.

Мы сидели под крышей и смотрели на маленькие огненные звезды под нами. Свесив ноги на краю, я ощущал тонкую грань между жизнью и смертью.

Тысячи разноцветных огней сновали туда-сюда. Это было похоже на светящиеся реки, потоком стремящиеся к одному. Сотни улочек смыкались между собой и все вели в центр. А в центре был сплошной свет. Когда мир погрузился в сон, там только все оживало. Город — странное место. Он дышит выхлопными газами и пытается затравить каждого своего жителя. Он соединял потоки энергии, двигая ими по своей прихоти. Живая пульсация жизни чувствовалась в нем.

Я пил, наслаждаясь, как горячая жидкость растекалась по моей груди и согревала меня изнутри. Как мой разум затуманился, думать становилось сложнее, картинка замедлялась, звуки соединялись воедино. Я был в некой неприкасаемой оболочке. С каждым глотком становилось легче.

— Смотри, что у меня есть, — Рик достал косяк.

Он часто баловался травкой, не то, чтобы был наркоман, нет, но это и отупляло его. Я никогда не пробовал, но почему-то мне стало настолько плевать на все, что я взял протянутую самокрутку.

Уголек тлел, я улавливал одурманивающий запах. Мне он не нравился. Все-таки как много зависит от нашего окружения. Рик объяснил, что нужно выдохнуть весь воздух и глубоко и медленно затянуться. Я так и сделал. Но горло сразу схватило, и я стал прерывисто закашливаться, как туберкулезник. Я не мог вдохнуть и казалось сейчас задохнусь. Грудь жгло так, как-будто я съел раскаленные угли. Когда приступ окончился, волна каннабиоидов накрыла меня с головой. Теперь я вообще не мог ни о чем думать. Мышцы лица на автомате складывались в улыбку, мне стало так хорошо. Все казалось таким забавным. Я засмеялся вместе с Риком, он ржал с моего приступа, мы сделали еще пару затяжек. Немного тошнило, я не знал зачем я это делаю, но не хотел позорится в глазах Рика.

Ночной вид был прекрасен. Голова стала такой легкой, что я ее и не ощущал. Мои чувства обострились, свет стал ярче и насыщенней. Запахи усилились, я улавливал запах мокрого бетона, спирта, и шлака. Мне казалось, что я могу быстро думать и двигался, как обычно. Но наблюдая за Риком понял что это не так. Он двигался в замедленной съемке, а на вопросы отвечал только спустя несколько секунд. Мне было все равно на эти побочки, но я ясно видел и понимал, что эта дрянь убивает наш мозг. Мои руки немного тряслись. Я уже выпил пол бутылки. Рик протянул мне еще раз, но я отказался, мне было достаточно.

— Ничего, как привыкнешь уже одного косяка будет мало. Это поначалу выносит с трех-четырех затяжек, а чем дальше, тем больше нужно, — пояснил Рик.

— А ты стал часто курить?

— Да, просто сейчас время такое, тошно на душе.

— Ооо, как я тебя понимаю, — я не знал, от чего и как такому человеку, как Рик, может быть тошно, но я чувствовал себя так же.

Так и становятся наркоманами.

Я забыл обо всем. Мне стало так легко и непринужденно. Рубиновая жидкость в моей бутылке заканчивалась. Я смеялся чуть ли не с каждого слова.

Мы с Риком были в стельку пьяны. Уже было поздно. На окраинах города свет давно выключился и теперь ярким пламенем горел лишь центр этой маленькой Вселенной. Мы уперлись друг другу в спины и смотрели на жизнь под нами. Я понял, что каким бы он не был ублюдком, но он нужен мне. Говорят, мы не любим в людях лишь то, что есть в нас. Что ж творится тогда в чертогах моей души?…

— Мне так все надоело, Алекс, — запинаясь сказал он. Было так странно слышать от него мое имя.

— Что именно? — безразлично спросил я, вглядываясь в огни.

— Все. Шлюхи эти, ты, вино, клубы.

— Что же тебя держит?

— Не знаю.

— Ты опять в поисках новой девушки?

— Нет.

— Ммм, на тебя не похоже, — с ним явно было что-то не так.

— Да, я ж говорю, надоело. Пора менять жизнь. — Задумчиво сказал он в никуда.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я хочу новых ощущений. Любви, адреналина, дружбы. Я знаю, ты будешь ржать, но что-то меня перемкнуло. — Никогда ничего подобного не слышал от него. Я был поражен. Все-таки все люди имеют что-то общее. В не зависимости от их взглядов и образа жизни.

— Что ты думаешь делать? — мне стало искренне интересно, ведь он искал того же, что и я.

Нам всегда интересно слушать лишь то, что касается нас. Мы вечные эгоисты. В общении, чувствах — во всем.

— Не знаю. У меня была мысль снять все деньги со счета, что мне на колледж оставили и уехать куда-то. Нельзя начать новую жизнь, где собираешься похоронить старую.

— Ты чертовски прав, Рик, просто, черт, как прав. — Меня глубоко поразили и задели его слова. Я бы поступил также, но мне не хватало мужества. И все-таки, как в таком вроде «железном человеке» может быть капля сентиментализма? Значит, в каждом из нас горит искра, ищущая тепла.

— Может поедешь со мной? — такое предложение ошарашило меня.

— Ммм… нет, Рик, я не готов. Но для тебя это очень классная идея. Я сам бы так же поступил, но я… Не могу. Сейчас.

— Ну, как хочешь. А я убираюсь отсюда. — Он бросил пустую бутылку с крыши. Спустя секунду послышался хлопок.

— И куда поедешь?

— Наверное, к югу. Всегда любил тепло.

— Я тоже…

Мы глянули последний раз на город. И я тоже бросил свою бутылку. Потом мы встали, нас немного шатало, но у нас, так сказать, выработалась привычка и мы знали эти стены наизусть. Рик полез первым, а я за ним. Тело плохо слушалось, но безошибочно ступало по лестнице. Голова немного кружилась. Хорошо, что наши организмы были закалены к алкоголю.

Мы вышли к дороге, дабы найти машину. Но в такой поздний час наверняка никто здесь не ездил, мы вызвали такси. От нас воняло перегаром и наркотой, но к счастью таксист не выбросил нас из авто. Мы слушали музыку и под травой каждый бит отдавал еще сильнее в мозг, это было божественно. Наверное, я никогда не слушал такую кайфовую музыку. Теперь я понимал растаманов.

Заметив мое довольное лицо, Рик пояснил, что это одно из лучших ощущений при употреблении. Я его понимал. Мы высадили его около нужной улицы и поехали дальше. Таксист высадил меня и решил воспользоваться моим положением, не добавив сдачи, но когда я стал говорить, что он не добавил, то стал кричать на меня, что за вызов в столь поздний час, я должен по другому тарифу платить. Мне было не жалко тех копеек, но я ненавидел, когда у тебя воровали деньги прямо из под носу. Мы еще так кричали несколько минут, пока ему не надоело и он не надавил на газ и чуть не переехал мне ногу.

— Подавись, придурок! — крикнул я ему вслед, в ответ мне вылезла из окна рука, показывая средний палец.

Я выругался и сплюнул. Я был озлоблен, ненавидя его и всех людей. Все они такие, пытаются лишь использовать тебя.

Пошатываясь, я поднялся на свой этаж. Стараясь как можно тише провернуть ключ, зашел в квартиру и так же тихо закрыл за собою дверь. Было темно, поэтому я чуть не грохнулся, споткнувшись об обувь Кэт. Она проснулась.

Мне было жутко неловко, пришлось включить свет. Она лежала на диване в коротеньких шортах и короткой футболке. Я видел ее бархатную кожу, она была такой сексуальной. Она была без лифчика, и ее футболка просвечивалась. Я увидел ее соски и восхитительную грудь. Я откровенно пялился на нее, засмущав ее. Кэт села упершись об подушку и прижала колени к груди, ожидая дальнейшие мои действия. Я даже заметил ее трусики. Мне почему-то так захотелось ее.

Слабый свет мерцал под потолком. Я видел каждую частицу ее кожи, ее распущенные кудрявые волосы заводили меня. А от нежного и невинного взгляда больших карих глаз сердце уходило в пятки. Я не знал, что происходит с моими чувствами. Кровь ударила в голову и другие места… Она это заметила и еще больше засмущалась. Мы смотрели на друг-друга с минуту, и что-то во мне перевернулось, наверное, алкоголь придал смелости.

Я подошел, наклонился и поцеловал ее. Она была шокирована и оттолкнула меня, но я силой присосался к ее губам. Я стал целовать ее шею насильно.

— Ты напился, не надо. Отстань, — вырывалась она. Но в моей голове исчезли все тормоза. А ее слова только сильнее возбуждали меня.

Я ощущал свою силу, держа ее руками, она ничего не могла сделать. Я ухватился за ее грудь, она была мягкая, как шелк, я ничего мягче не трогал.

— Да отпусти ты! Это перебор, — она дала мне пощечину. Я оплошал и она сумела вырвать руку, пока я ее мацал.

Я схватил ее еще сильнее и прижался к ней еще сильнее. Я лапал ее попу, она была, как огромный сочный персик. Попытавшись снять с нее шорты, она стала кричать. Не знаю, что на меня нашло, но я закрыл рукой ей рот и ощущал свое превосходство. Мне это даже нравилось. Она вырывалась, как могла, но ее сил было слишком мало. Она вообще была хрупкой девушкой.

— Не ломайся, я знаю ты этого хочешь, — говорил я охмелевшим умом.

Я стал расстегивать ширинку, но был слишком пьян, чтобы иметь хорошую координацию. Поэтому забыл держать ее телом и удерживать руку на ее рте. Она сумела пихнуть меня ногой прямо в живот, я согнулся пополам.

Она вскочила, отпихнула меня в сторону и убежала в комнату Элис. Я побежал за ней забыв о боли. Доли секунды не хватило, как она захлопнула дверь и замкнулась изнутри. Я стал бить кулаками по двери.

— Ты все равно не сможешь там сидеть вечно! — яростно кричал я, не осознавая до конца своих действий.

— Открой! Или я ее выломаю нахрен. — Я ударил ногой по двери, но она была очень хорошо привинчена. Тогда я с разгону бахнулся об дверь, да так что у меня плечо онемело.

На секунду я замолчал. У меня было ощущение, что ее там вообще нет. Я прислушался и услышал всхлип. Поняв безрезультатность своих действий, я уселся прямо под дверью, оперевшись спиной об угол.

Мне было все еще смешно от происходящего, видимо, наркота еще не выветрилась. Я залился диким хохотом, не знаю от чего. Веки были налиты свинцом, глаза ужасно болели. Вокруг все теряло очертания, все плыло перед глазами. Наверное, я слишком много выпил. Мой живот воротило, я согнулся в комок и лег на пол. Сквозь маленький просвет я видел комнату, в которой луна освещала плачущую в подушку Кэт. Я долго смотрел на нее, пока мои глаза сами не закрылись. Так странно лежать с закрытыми глазами. Меня будто покрутили на каруселях и теперь моя голова ходила ходуном. Ощущение, что сам мозг перемещается в черепной коробке. От этого воротило. Но у меня даже не было сил подвестись.

— Кэт! Кэээт! Подними меня!… Пожалуйста, — жалобно простонал я, но мне никто не ответил. — Прости, — прошептал я под нос.

У меня не было другого выхода и я пополз к дивану, руки и ноги налились, и теперь я плохо их контролировал, видимо, спирт достиг своего апогея в моем желудке. Я ухватился за диван, пытаясь подняться. К счастью, у меня это получилось со второй попытки.

Еле дошел до туалета, и меня вырвало прямо в унитаз. Я чувствовал вкус своих внутренностей. Промыв рот водой из под крана, я плюхнулся как попало на диван и захрапел мертвым сном.