Пламя Парижа (джен)

— Фриц! Господи, Фриц! — вбежавшая молодая женщина в синем платье и белых перчатках до локтя горячо обняла немца, презрев все светские условности.

— Вики… Господи. Вики… — Фон Рихтер также тепло, хотя и с лёгким смущением, обнял её.

— Я знала, что ты приедешь, и не могла пропустить это! — с жаром говорила она. — Я ведь помню, помню, как ты показал мне того фараона в Кёнигсберге и горжусь тобой — Миссис Уоллес щебетала так непринужденно, словно она только вернулась с верховой прогулки и рассталась со всеми присутствующими не позднее, чем нынешним утром.

— Это был всего лишь саркофаг придворного писца! — Шутливо поднял руки Фридрих. — А ты почем-то решила, что это была мумия фараона.

— Вы знакомы? — спросила поражённая Элен.

— Знакомы? — засмеялась Виктория. — Мы с Фрицем названые брат и сестра с детства.

Поскольку Гленарваны смотрели на них не понимая, Фридрих пояснил:

— И не только названные. Моя мама Элиза фон Грантцов, её Луиза фон Грантцов… Тория приезжала к нам, когда была ребёнком.

— И это была настоящая сказка… Зимняя сказка, которую я помню до сих пор….

С приходом Виктории, казалось, ожила столовая, и морёное дерево балконов заискрилось красками. Повернувшись на каблуках к Элен, девушка легко взяла со стола обрывок газеты.

— А вы, кузина, наверное даже не подписали у Фрица книгу для меня, — ехидно подняла она брови.

— Мне кажется, вы сами можете подписать книгу у вашего брата, кузина, — Элен демонстративно улыбнулась, даже не пытаясь скрыть иронию.

— Разумеется, подпишу…. — Кузина говорила об этом как о чем-то само собой разумеющимся. — А это что? Статья про Паганеля?

— Точнее, нападки на покойного Жака Паганеля, — уточнил Фридрих. — Я привёз их…

— Нападки? А где хоть слово неправды, Фриц? — изумилась Виктория. — Разве он не провалил задание Географического общества и не опозорился в экспедиции?

— Миссис Уоллес? — Гленарван обернулся к Виктории, покалывая всем видом, что его терпение на исходе.

— Паганель, при всей его рассеянности, был великим ученым…. — фыркнул Фридрих.

— Паганель? — Виктория резко повернулась к нему, не выпуская из рук обрывка газеты. — Я пониманию вашу бывшую, — выделила она голосом, — дружбу, Фриц, но где

его открытия? Где-то есть остров или залив Паганеля? Опубликовал карту Америки, ввинтив туда каким-то образом Японию? — Вики смотрела в газету. — Да, кажется, есть еще так и не исследованный Паганелем Тибет.

— Он заменил изучение Тибета исследованием реки Колорадо… — напомнил Гленарван.

— И как, исследовал? — засмеялась Виктория. — Где-то есть публикация карты реки Рио-Колорадо, составленной Паганелем? Не посоветуете, где посмотреть?

— Изучение Новой Зеландии? — загнул палец фон Рихтер.

— Давно известного всем побережья Окленда? Открытие выдающееся, — кивнула Виктория, едва подавив улыбку.

— Он, кстати, опубликовал «Заметки о Новой Зеландии», — напомнил Фридрих.

Элен прикусила губу: ей показалось, будто немец перешёл на тон милых шуток, словно в самом деле потакал капризной игре младшей сестры.

— Как его чуть не съели людоеды? — Виктория задумчиво наклонила голову к плечу, растрепав длинные золотые волосы. — Открытие интересное, но к досаде Паганеля, о каннибалах Новой Зеландии давно известно всем и каждому.

— И что маори хоронят вождей на вулканах накануне их извержения, — продолжал Фридрих, загнув второй палец.

— Замечательное открытие, — кивнула Виктория. — Но причём тут география? Это по части этнографии скорее.

— Я не намерена это обсуждать, — прервала беседу Элен. — О мертвых или хорошо, или ничего, как известно.

— То есть, хорошего сказать нечего? — кивнула Виктория, положив обрывок газеты на стол. — Что же, понимаю. Но нигде в пословице, кузина, не говорится, что о мертвых надо лгать, не правда ли?

При этих словах Виктория, развернувшись, театрально указала пальцем на Элен. Фридрих, прищурившись, смотрел на молодую женщину, ловя себя на мысли, как мало она похожа на ту тонкую застенчивую девочку, что некогда приезжала к ним в гости. Ему было, кажется, восемнадцать, и родные поручили Викторию, приехавшую из Англии к умиравшей тете, его заботам. Фридрих как мог занимал ее, водя по рождественскому Кёнигсбергу и показывая ей всякие интересные вещи: от музея изобразительных искусств и Фридландских ворот до фотостудии герра Монзелиха с его резной вывеской. Потом Виктория впервые в жизни увидела рождественские украшения, с изумлением держа в руках настоящие гирлянды. Теперь Виктория стала самоуверенной девушкой с пронзительными темно-синими глазами, которая всегда знает, что ответить, и никогда не лезет за словом в карман. Фридриху очень хотелось узнать побольше о ее нынешней жизни, о том, что именно она помнит или не помнит из своего далекого детства.

— Я уже начинаю подозревать, что этот пасквиль опубликовали вы, кузина, — улыбнулась натянуто Элен.

— К сожалению, нет, — вздохнула Виктория. — Я понятия не имею, кто это сделал. Но как бы то ни было, этот человек сказал правду.

— Хорошо, забудем об этом, — на лице Гленарвана мелькнуло подобие светской вежливости. Он словно говорил: «Давайте забудем разногласия ради дела!» — Паганель, — продолжал он, — погиб, как герой, независимо от того, какие мелкие ошибки он там совершал.

— Геройски? — Нк лице Виктории мелькнула улыбка. — Геройски… как это мило звучит… Расстрелян как мятежник и брошен в общую яму… Невероятный героизм!

— Кузина, вы о чем? — леди Элен бросила на кузину холодный взгляд, постаравшись придать лицу насмешливое выражение.

— Подожди, Тория… — Фридрих посмотрел непонимающим взглядом на кузину. — Жак Паганель погиб в Булонском лесу от взрыва ядра.

Виктория звонко рассмеялась, откинув голову назад. Элен она снова напомнила хищного зверька вроде лисы или ласки.

— Вам уже рассказали эту байку, Фриц? Каким ядром? Паганель примкнул к этим безбожникам-коммунарам и занял у них какой-то пост. Затем с Коммуной покончили. Паганель, видимо, собирался бежать, но попался и был расстрелян на углу бульвара Сен-Мишель. Вот и весь героизм.

— Однако на могиле Жака Паганеля стоит другая дата смерти — ноябрь семидесятого года, — снисходительно сказала Элен, стараясь изо всех сил скрыть волнение.

— Бог мой, да мне прекрасно известно, сколько майор Мак-Набс заплатил за фальсификацию той даты.

— От кого вы услышали эту байку, Вики? — снисходительно спросила леди Элен.

— Не далее, чем от супруги Жака Паганеля, мадам Арабеллы Паганель, — снисходительно пояснила Виктория.

Гленарван, потупившись, молчал, не знал, что возразить на такой довод. Его супруга также непонимающе смотрела то на резные перелила верхних балконов, то на свечную люстру.

— Если вы не верите мне, можете сами спросить мадам Паганель, — рассмеялась Виктория.

— Зачем бедной Арабелле говорить такое о любимом муже? — недоуменно спросила Элен.

— Это уж я не знаю, кузина, зачем, — пожала плечами гостья. — Что стоит за ее действиями, мне трудно сказать.

Гленарван поднялся, давая понять, что ужин окончен.

— Барон, могу ли я попросить вас зайти ко мне? — тихо спросил он. — Миссис Уоллес, если вы захотите остаться на одну ночь, — выделил он, — вам будет приготовлена комната в левом крыле.

Затем, не дожидаясь ответа, быстро направился к выходу.

* * *

Кабинет лорда Гленарвана встретил Фридриха своим «географическим уютом», как немец успел окрестить его для себя. Фридрих с интересом присматривался к глобусу и книжному шкафу, наклонился, чтобы получше разглядеть большое изображение Новой Зеландии, которой был повёрнут глобус, а затем посмотрел на чучело птицы киви, украшавшее книжный шкаф. Гленарван наблюдал за гостем с легкой улыбкой, удивляясь не только его любознательности, но и тому, какой диковиной для прусского гостя выступают страны южного полушария.

Фридрих прекрасно понимал суть демарша Гленарвана. Прервав ужин, он сразу убил двух зайцев: продемонстрировал, кто в доме хозяин и оставил кузин без предмета для ссоры. Фридрих также понял, что свояченица задела его за живое, что было лишним подтверждением правоты ее слов. Во всяком случае

— Интересуетесь Новой Зеландией, барон? — спросил Гленарван.

— Для нас этот мир — экзотика, — покачал головой фон Рихтер. — Для вас Новая Зеландия что-то близкое, а из Кёнигсберга или Дрездена она кажется другой планетой.

— Хотя вы сами — заправский путешественник, — заметил хозяин, присев за стол.

— Но больше сухопутный: по Балканам и Передней Азии, — улыбнулся барон. — В географии мы ещё ваши ученики.

— Как мы ваши в археологии и химии, — ответил Гленарван. — Между прочим, киви — подарок покойного месье Паганеля, — начал он осторожно переходить к теме. — Он поймал их возле Окленда в дар парижскому зоологическому саду, но не смог сохранить и привёз только чучело. Кстати, угощайтесь, барон, — протянул он сигары.

— Благодарю вас, милорд. Я все же ещё раз убедился, что мы с вами знали… не совсем одного и того же Жака Паганеля, — на его губах снова мелькнуло подобие меланхолической улыбки.

— Понимаю…. Могу ли я задать вам искренний вопрос: вы поверили в слова вашей кузины? — спросил Гленарван напрямик.

— Честно говоря, да, — ответил Фридрих. — Не только потому, что я верю Тории, но и потому, что это вполне в его характере.

Гленарван тяжело вздохнул.

— Мы говорили об этом в шестьдесят седьмом. Вам знакомо имя Фердинандо Лассаля? — выпустил немец табачное облако.

— Нет, — покачал головой Гленарван.

— Это наш прусский социалист родом из Бреслау. Он писал, что социалистическое можно построить в сотрудничестве с государством в будущей Германской республике. Паганель доказывал мне, что Лассаль — отвратительный пангерманист и изменник социалистов. И, главное, что для Франции и всех романских народов такой пангерманизм неприемлем. Я ему ответил, что кому-то неприемлемо таяние снега весной, а кому-то наступление вечера.

— Вы сторонник идей Лассаля, барон? — недоумевал Гленарван.

— Нет, но Паганель упрекал их в измене социалистам, братству народов и разума. Я сам не очень понимаю эти споры между социалистами… — Фридрих снова подошёл к глобусу. — Из этого я сделал простой вывод: Паганель интересуется идеями социалистов и поддерживает каких-то одних социалистов против других, — выпустил он новое облако.

— Но это ещё не значит, что он примкнул к кровавым мятежникам… — покачал головой Гленарван.

— Но мог примкнуть при интересе к ним, — поднял палец Фридрих, — вполне мог. Не даром же он так горячо изучал их споры, милорд?

Владелец кабинета помолчал, затем тоже закурил.

— И я верю, — вдруг тихо сказал он. — Паганель и в нашей экспедиции ратовал против богатств. Могу ли я просить вас сохранить это в тайне, барон? Как друга покойного и дворянина…

— Во мне вы можете быть уверены….- протянул он руку, и Гленарван тепло ее пожал.

— Спасибо… — тихо пробормотал он.

— Но, учитывая, сколько людей посвящены в тайну, я сомневаюсь, что это что-то изменит, — завершил фон Рихтер.

— А сколько? — оживился Гленарван. — Не так и много. Мой кузен Мак-Набс, в нем я уверен, вдова Паганеля, тут я удивлён, ваша кузина Виктория….

— Ну а французы? — пожал плечами Фридрих. — Их ни вы, милорд, ни я не заставим замолчать.

— Понимаю… — вздохнул хозяин. — Скажите, барон, вы не знаете имени той русской писательницы, которой Паганель написал эти письма.

— К сожалению, нет, — покачал головой Фридрих.

— А откуда вам тогда известно, что она русская писательница? — вскинул брови его собеседник.

— Только со слов самого Паганеля. Тогда в Каире он сказал мне, что пишет письмо одной знакомой русской писательнице. Только и всего. Не факт, что именно ей он написал эти письма.

— Но вы же сказали… — засомневался Гленарван, явно не желавший терять последнюю надежду.

— Я, если помните, употребил слово возможно, — немецкий гость потушил остаток сигары в пепельнице в виде небольшого слона с открытой спиной.

— Да, понимаю… Если позволите, барон, я бы попросил вас задержаться у меня на пару дней в интересах нашего общего друга.

С минуту Фридрих молчал, что-то обдумывая, а затем кивнул.

— С благодарностью приму ваше предложение, — ответил он.