За горным туманом (гет)

В палатке было тепло — и Айрис раскраснелась то ли от волнения, то ли под действием выпитого вина и сытной еды. Пасмурный день начала осени разгорался, стало настолько светло, что можно было задуть свечу — но в отблесках пламени глаза девушки блестели особенно ярко. И Рокэ попросту не желал лишать себя удовольствия наблюдать за ней: решительной и в то же время пугливой, застенчивой, открытой — словно книга, позабытая легкомысленной красавицей на парковой скамейке. Удивительно, но месяцы придворной жизни не оставили ни в её облике, ни в манерах ни малейшего следа.

— Вы можете снять шляпу, корнет Роже, — шутливо предложил Рокэ. — Здесь становится довольно жарко.

— А... — она бросила испуганный взгляд в сторону полога, загораживающего вход в палатку. — А вдруг кто-нибудь войдёт?

— Без моего позволения ни один человек даже не вздумает приблизиться к порогу, — заверил её Рокэ. — К тому же, если я соглашусь отправиться с вами в Надор, ваша тайна рано или поздно — скорее, рано, — перестанет быть таковой.

— Отчего? — она смотрела так удивлённо, что он вновь с трудом подавил улыбку.

— Будь на вас хоть генеральская форма... уверяю вас, взрослый мужчина в состоянии отличить женщину от вырядившегося в армейский мундир юнца.

Она опустила голову и поднесла ладони к пламенеющим щекам: и эта стыдливость и робость тоже красили её несказанно.

— Пустое, герцогиня Окделл. В первую минуту я и сам был обманут вашим маскарадом. Если бы вы лишь передали послание и тут же уехали, все в лагере были бы уверены, что к нам и вправду пожаловал корнет Жюльен Роже с письмом из Эпине.

Шляпа наконец была отложена на край стола. Её волосы, должно быть, длинные и густые, были заплетены в тугие косы, плотно облегающие голову. Высокая тонкая шея... как у оленёнка — и грубый суконный ворот мундира только усиливал это впечатление.

— Если позволите, я бы предложил вам кэналлийский берет.

— Да, я буду вам крайне признательна.

Точно, со шляпой "корнет Роже" намучился преизрядно.

Рокэ понимал, что его пристальное внимание лишь смущает девушку; и пусть разговор о Надоре давался ей нелегко, сейчас даже он представлялся безопаснее. Она прибыла в его ставку по делу, безусловно, с благословения Её Величества — что ж, он готов выслушать самые абсурдные байки и домыслы о старинном замке. И если в истории герцогини Окделл сыщется хотя бы крохотное зерно истины, он отправится с ней: Катарине Оллар не так-то легко отказать. Как прежде, так и сейчас. Что до самой Айрис Окделл — ему попросту хотелось ей помочь. Без всяких приказов, просьб и распоряжений.

— Вы мне не поверите, да?

Карьярра, неужто одного взгляда на него достаточно, чтобы решить, будто он готов посмеяться надо всем, что она скажет, как над побасёнками неграмотной крестьянской девки?

— Согласитесь, герцогиня: прежде чем поверить, я должен услышать. Пока же вы сообщили мне лишь о заклятии. А заклятия, как уверяют нас сьентифики, есть материя сложная и неуловимая. В силу чего объявляют их несуществующими.

Она плотно сжала губы, глядя на него чуть ли не враждебно. Сейчас он мог бы сказать ей, что она удивительно похожа на брата. Если бы имел на это право. Если бы Ричард был жив.

— Вы ведь ничего не знаете, да?

— Ничего, кроме невнятных слухов о скале, скрытой туманом, — признался Рокэ. — Видите ли, герцогиня, я отбыл в Фельп на следующий же день после того, как проводил вас.

Ему не хотелось лишний раз упоминать об обстоятельствах их прощания, о том, как слуги снимали дверцы кареты, чтобы погрузить внутрь гроб с телом Ричарда...

— Ну а после... вы неплохо осведомлены о моей жизни после появления в Олларии. В Багерлее да и в Нохе дела с доставкой корреспонденции обстоят крайне плачевно.

— Мне так жаль...

— Жаль чего?

— Всё, что случилось с вами... Эта ужасная тюрьма... И Его Величество король Фердинанд... Я мало знала его, но мне всегда казалось, что он добрый человек.

Рокэ предпочёл смолчать: пусть девочка верит в доброго короля и милосердную беззащитную королеву; ей ни к чему даже догадываться о том, что у смиренной Катари зубы будут поострее, чем у багряноземельского крокодила. И о том, что в непростые времена добряки на троне редко умирают естественной смертью.

— Итак, раз вы не писали мне ни в Фельп, ни в Багерлее, — Рокэ шутливо развёл руками, — рассказывайте сейчас. Ведь именно за этим вы прибыли.

Айрис Окделл глубоко вздохнула, словно ей требовалось набраться смелости, прежде чем приступить к своей истории. Вновь пригубила вина, крепко зажмурилась...

— Помните, вы ещё дали мне Сону... И тот человек, что был главным у ваших...

— Серхио Сальседо, — подсказал ей Рокэ.

— Да-да, именно он. Мы... мы выехали из Олларии, свернули на надорский тракт... Я так боялась, что будет с матушкой. Но вы же отправили в Надор гонца — я надеялась, что к тому времени как мы доберёмся до замка, она уже сумеет взять себя в руки. Она... она никогда не плакала. Никогда. Я... я всё представляла себе, как мы въедем в ворота, как Дикона перенесут в капеллу, как отец Маттео станет читать над ним всю ночь...

Рокэ готов был поклясться, что она вот-вот разрыдается, но Айрис Окделл лишь отвела взгляд, рассматривая серую стену палатки.

— И мне... наверное, я сумасшедшая — но мне всё время хотелось подъехать к карете, приказать, чтобы открыли гроб. Мне чудилось, что мой брат... что он задыхается, что ему нужен воздух... Я даже спать не могла. Когда господин Сальседо понял, в чём дело, он сжалился надо мной — и гроб действительно открыли. Дикон... он был таким же, как в капелле у вас в особняке, помните? И господин Сальседо всё дивился, что запаха нет. Даже... даже трогал его: говорят, есть такая болезнь, когда человек вроде как мёртвый, а на самом деле спит. Но Дик был совсем холодный, и руки... они...

— Не стоит вспоминать о том, что причиняет боль, герцогиня, — попытался остановить её Рокэ.

— Не стоит? — она изумлённо смотрела на него. — Нет, я буду вспоминать. Ведь вы должны знать всё. В последние месяцы мне приходилось видеть немало мертвецов. Но Дикон...

— Да, он и вправду выглядел странно. Тогда я приписал сохранность тела действию неизвестного яда, следов которого лекарь попросту не сумел обнаружить.

— Возможно, вы и правы... Только всё, что было дальше... знаете...

— Так что же было дальше?

— До Надора оставалось, наверное, полдня пути, когда мы увидели, что нам навстречу кто-то едет. Там были почти все мужчины из замка — Тоби, капитан Рут... конюший, дворецкий. И отец Маттео, и дядя Эйвон. А ещё матушка. И самое странное — даже тётушка Аурелия оказалась с ними, хотя она такая толстуха, что её лишний раз с места не сдвинешь. Они сказали, что выехали ещё на рассвете, чтобы встретить тело Повелителя Скал с надлежащими почестями. Матушка приказала, чтобы ей дали взглянуть на Дикона...

— Герцогиня, Айрис... — Рокэ было тяжело смотреть, как она принуждает себя говорить о том, что по сей день разрывает ей душу.

— Нет-нет, я расскажу, осталось совсем чуть-чуть. Мы стали подниматься по тропе к подъездным воротам, — теперь она чеканила слова, как будто так ей было проще расставаться со страшной правдой. — Все слуги, все, все до последней служанки, даже старая Нэн со своей клюкой, стояли на площадке, от которой начинается спуск вниз. Они говорили... они сказали, что никакая сила не заставит их вернуться, если отец Маттео немедленно не отслужит молебен и не изгонит демонов.

— Они видели демонов во дворе замка?

— Никого они не видели, — отрывисто произнесла Айрис. — Но там... там как будто что-то было. Ворота стояли открытыми, а за ними словно клубился туман. Такой, какой бывает в горах поутру. Как будто ступаешь прямо по облакам. Лошади упёрлись, господин Сальседо по-всякому их уговаривал. Даже морды им замотал. Но они рыли копытами землю, фыркали, но на мост не шли. Тогда мы решили выпрячь их, мы думали, слуги вкатят карету во двор. А как только мы отвели лошадей в сторону — ваши люди их держали, иначе они тут же сбежали бы и переломали себе ноги о скалы — как только мы отвели лошадей...

Она замерла и вновь смотрела Рокэ прямо в глаза. Боялась, что не поверит? Что высмеет её?

— Отец Маттео поднял над головой эсперу, но он и шагу не успел ступить — карета сама тронулась с места и поехала по мосту. И едва она оказалась внутри... ворота сами захлопнулись. И мост обвалился.

— Обвалился? Каменный мост надорского замка? — недоверчиво переспросил Рокэ.

— Да.

— В таком случае действительно удивительно, что слухи о подобном происшествии не докатились до столицы.

— Матушка и отец Маттео... они велели нам молчать. Взяли слово с каждого из нас, даже с девочек. Что мы никому...

Выходит, именно смерть Мирабеллы развязала ей язык... Или что-то ещё?

— Слуги ушли в деревню, никто не захотел ехать с нами в столицу. Как будто мы все, все Окделлы, были прокляты. И они не желали иметь с нами дело.

Она сжала руки в замок и прикрыла глаза.

— Если бы не вы... если бы не тот дом в Олларии... если бы вы не попросили Луизу позаботиться, чтобы у меня были платья и всякие другие вещи... Всё же осталось там, в замке. Я так благодарна вам! Если бы я могла, я бы вернула вам всё, до последнего суана.

— Неужто вы полагаете, что я принял бы плату от вас? Единственное, чего я ожидаю, — вы будете правдивы до конца. Скажите, а туман? Он появился именно в тот момент?

— Да! Я же говорила — весь двор был как в дыму. А потом, едва ворота захлопнулись, он начал сочиться отовсюду: из расщелин в камнях, из трещин в стенах, даже из-под земли. Он словно хотел прогнать нас. Как паук выбрасывает нити. Понимаете? Мы побежали вниз по тропе, хорошо, что господин Сальседо и ваши люди не потеряли голову, иначе мы бы остались без лошадей и кареты. Но я...

Она тряхнула головой, будто и сама до конца не верила в то, о чём собирается рассказать.

— Понимаете, у меня всё время было такое чувство, что я могу вернуться. Что пожелай я — и я вошла бы на мост. Потому что Дикон... потому что он хотел, чтобы я осталась. И ещё... вы верите в сны, господин регент?

— В сны?

Они были едва знакомы, чтобы Рокэ дал ей честный ответ, оттого просто пожал плечами, что не означало ни да, ни нет. Но это её не остановило — она была твёрдо намерена поведать свою историю до конца.

— Порой... это началось уже в Олларии, когда Её Величество отправили в Багерлее. Или чуть раньше — я не скажу точно. Но я вижу всегда одно и то же: Дикон идёт ко мне по полю, сквозь туман. Он в простой белой рубахе, какие носят крестьяне. И он ведёт в поводу белую лошадь. Того самого жеребца, что он привёз зимой в Надор. Бьянко. На нём золотая упряжь и багряная попона. Я зову брата, но он не слышит меня. И сколько бы он ни шёл, он не приближается ни на шаг. И я не могу пойти к нему.

Рокэ не проронил ни слова, задумчиво глядя на стиснутые руки Айрис. И она, как это, видимо, свойственно всем Окделлам, неверно расценила его молчание.

— Если вы считаете, что я проклятая, то я... я... Простите, что потревожила вас.

Она порывисто вскочила, хватаясь за шляпу, но Рокэ опередил её.

— Когда вы готовы выехать в Надор, герцогиня Окделл?

— Немедленно! — И, словно смутившись своей горячности, тихо добавила: — Если это, конечно, возможно, господин регент.

В её глазах, только что подёрнутых серой пеленой страха и отчаяния, смешались неверие и радость.

— Помилуйте, сударыня! — Решение было принято, и Рокэ не собирался откладывать его исполнение. Но Айрис Окделл казалась готовой хоть сейчас вскочить в седло. — Мне понадобится пара часов, чтобы отдать необходимые распоряжения. Обождите меня здесь. И прошу вас — доешьте уже наконец свой завтрак!