Покой для души (джен)

Но обо всем по порядку.

Алексей Федорович вышел из класса и привычным жестом толкнул дверь, чтобы та притворилась поплотнее. Не успел только ключ из кармана вынуть, как его окликнул учитель математики. Мужчина средних лет, довольно высокий и плотный, грузными шагами подошел с недовольным выражением на лице. Алексей сразу понял, что причиной недовольства является Иван Федорович.

— Алексей Федорович, будьте любезны, объясните, где сегодня ваш брат? Случилось, может, что? Ни слуху ни духу, ни записочки.

— Как? Сегодня, если я не ошибаюсь, у него аж четыре урока, — взволнованно сказал Алексей Федорович, вынув ключ из кармана и внимательно глядя на собеседника.

— Вы, верно, не поняли, — серьезно произнес учитель математики, — он в школу не пришел совсем. Я заменил его на двух уроках. Далее у меня свои занятия, а сменить его больше некому. Что же, дети будут шататься по школе без урока? Алексей Федорович, вы свободны до которого часа сейчас? — прибавил он, вынув свои часы из кармана сюртука.

— До двенадцати, — прошептал Алексей Федорович, холодея внутри.

— Идите и разыщите вашего брата.

Алексей Федорович наспех запер дверь и чуть ли не выбежал из здания. На пути его остановил Коля Красоткин. Алексей, занятый мыслями о брате, не обратил на него внимания, но Красоткин был настойчив, поэтому догнал своего учителя и остановил за руку.

— Коля, что такое? — с удивлением спросил Алексей.

Коля тоже был обеспокоен; он крепко держал Алешу за руку.

— Что случилось, Алексей Федорович? На вас лица нет. Вы только скажите: чем смогу — помогу!

— Коля, я к Ивану... Я спешу. Все потом, — успел только произнести Алеша и тут же, вырвав свою руку из рук Коли, скрылся за поворотом, оставив того стоять в недоумении.

Алеша давеча говорил Ивану, что наблюдал за ним, но наблюдения его строились на одной лишь заботе, а не на личном интересе, как расценил это сам Иван Федорович. Когда его приступы одержимости стали сходить на нет, Алексей боялся пропустить момент, когда бес вновь вернется. Он чувствовал, что бес оставался в Иване, но до времени притих, чтобы вернуться в бо́льшей силе. Алеша сам себе не давал отчета, с чего он так считает, но был уверен в своей правоте до глубины души.

В те дни, когда Иван Федорович был слишком занят и не мог отойти даже на пару слов, Алексей украдкой за дверью слушал его лекции, чтобы понять, в каком настроении и состоянии находится его брат.

Так, к примеру, неделю назад Иван Федорович позволил себе стукнуть кулаком по столу в порыве гнева, что вызвало большое беспокойство среди учеников. Алексей в тот день приметил особое волнение в брате. На следующий же день Иван Федорович очень хвалил учеников и даже отпустил их с урока на пять минут раньше. В тот день Алеша впервые и заметил мечтательную задумчивость Ивана, по которой он заключил, что именно намерение сделать предложение руки Катерине Ивановне было причиной давнишней нервозности брата, но все уже позади, и получено заветное согласие.

Одно обстоятельство не давало покоя Алеше: Иван часто тянул рукава своего сюртука и никогда его не снимал. Конечно, у иных бывает такая привычка, положим, от стеснительности или зябкости, но Иван Федорович не имел ни того качества, ни другого. Алексей смотрел на его рукава в такие минуты и чувствовал, как внутри него растет какое-то необоснованное беспокойство в ответ на этот, казалось бы, не стоящий внимания жест.

Первым делом Алексей побежал в квартиру, где Иван снимал комнату. Хозяин, сухой старичок, сразу впустил его, предупредив, однако, что "барин, дескать, вышел, и еще не известно, когда вернется".

— Во сколько именно он ушел? — спросил Алеша.

— Да вот, часов в девять, может раньше.

— У вас есть ключ от его комнаты?

— Естественно.

— Впустите меня, пожалуйста, я его подожду.

— Нет, исключено, — тут же возразил хозяин, конфиденциально понижая голос. — Иван Федорович запретил кого-либо впускать к себе. Тем более, что, — он вдруг совсем перешел на шепот, — у него, наверное, есть что скрывать.

— Что вы имеете ввиду? — серьезно проговорил Алеша.

Хозяин по-старчески дрожащей рукой аккуратно взял гостя за локоть и проводил в ближайшую комнату, которая оказалась кухней. Убедившись, что никого в коридоре нет, он прикрыл дверь и продолжил говорить низким голосом. Вид старика был крайне обеспокоенный. Алексею показалось, что старика порой пробирал холодок по спине, от которого он ежился.

— Вы не в курсе, молодой человек, — покачал он головой с досадой. — Что ж, раз вы брат, я, наверное, прямо-таки должен рассказать вам все... Ваш брат... э-э, глубоко извиняюсь, — он замялся, вопросительно протягивая руки к рукам собеседника.

— Алексей Федорович.

— Алексей Федедорович! — Старик с улыбкой кивнул: молодой человек еще с порога вызвал в нем симпатию. — Ваш брат очень буйствует в своей комнате. Порой там совершенно тихо, а потом вдруг как загромыхает стул об пол. Думаю: упал! Ан нет, топает по комнате из стороны в сторону, да как кинет что-то об стену, потом как рявкнет, как начнет браниться. Боже, думаю, с кем он говорит? Да так громко, так оживленно ведет спор! Я со всех сил прислушиваться: второго нет. Точно нет, я вас уверяю, там всегда только голос Ивана Федоровича! Как моя старуха стала креститься, как услышала это в первый раз. Думал и схороню ее в ту ночь, так она испугалась. Да и сам я как не в себе был. Хотел даже за дохтуром бежать, но Иван Федорович вдруг притих. Я подумал, чтобы конфуза не случилось, тогда лучше не звать. Кто там знает, как у него все происходит? Он сам-то и знает. Стало быть, он и позаботился бы о себе, коль нужно было бы.

— Это происходит только по ночам? — осведомился Алексей.

Вид у него был уже совсем строгий, но глаза выражали страдание и горечь.

— Да-с, такое происходит только ночью. Днем барин тоже иногда говорит с собой, но этот монолог действительно звучит именно так, как люди с собой разговаривают и рассуждают вслух. Ночью — вот когда самый страх творится! Днем, должен признать, когда мы с ним, бывает, сталкиваемся в коридоре случайно, так он смотрится совсем здоровым, уважительно кивает мне, приветствует. Недавно он даже улыбнулся мне... Я бы этого не вспомнил, Алексей Федорович, если бы не увидел вашу улыбку, когда я только дверь входную вам открыл. Уж больно лица у вас во время улыбки похожи становятся... Старуха моя очень его боится! — вдруг вспомнил он, подняв указательный палец. — Как увидит днем, так сразу крестные знамения кладет на себя, а Иван Федорович делает вид, что не замечает ее. Сначала я думал, что это неуважительно с его стороны, а потом решил, что вовсе и мудро. Старуха моя еще убежит от него, коль обратится он к ней. К стыду мне будет такая сцена!

— Почему же вы до сих пор ему сдаете?

Старик развел руками.

— Средства нужны, голубчик, а Иван Федорович вносит двойную плату.

— Все-таки я подожду брата в его комнате, — серьезно сказал Алеша, выходя из кухни. — Я имею право, я его брат.

— Не спорю, касатик, — махнул рукой старик, вынимая связку ключей из кармана. — Только умоляю вас: ничего не трогайте! Если вы его не застанете, я не хочу, чтобы он узнал, что я впускал кого-то.

Алеша пообещал просидеть не больше получаса и не тронуть ни единой вещицы.

Переступив порог, он ужаснулся и невольно замер на месте, рассматривая комнату.

В комнате на первый взгляд был абсолютный беспорядок, но, если обращать внимание на личные вещи, книги и тетради, то все было разложено ровно и аккуратно. Чувство беспорядка придавали порванные, почти исполосанные чем-то острым шторы, пятна и брызги на стенах, а также пятнышки на полу, в местах, где не было ковра.

Алеша внимательно разглядел пятна и пришел к выводу, что на полу была кровь. Он медленно прошелся вдоль стены и остановился у штор, прикрывавших наглухо запертую дверь, ведущую в соседнюю комнату, по всей видимости, хозяйскую кладовую, имевшую второй вход в другой стене.

Повисла тишина, и, только слух Алексея к ней успел привыкнуть, как вдруг ясно зазвучали шаги за главной дверью. Алеша невольно сильно вздрогнул и по наитию, совсем не задумываясь, забежал за штору, что прятала дверь.

В комнату вошел Иван.