Обожжённые Войной-2. "Авантюристка". (гет)

Мы остановились возле двери, оббитой вишневым дермантином.

— Это служебная квартира особого отдела. Так что не глупи, Долохов, проживёшь дольше, — сказал мне майор. При этом он достал из кобуры точно такой же пистолет Макарова (ПМ), как тот, что был у Лизетты, и передернул затвор, приводя его в боевое положение, после чего спрятал оружие обратно и нажал на кнопку звонка. Раздалась мелодия, похожая на трель соловья.

— Кто там? — задали вопрос с той стороны двери.

— Осина. — Мамедов знал пароль.

— Берёза, — прозвучал ответ и дверь открыл совсем молодой лейтенант с худощавым, веснушчатым лицом и коротко стриженными рыжими волосами.

Майор ткнул ему прямо в нос свою ксиву, тот отскочил в сторону, вытягиваясь по стойке "смирно". Относительно меня с Лизеттой, когда мы вошли внутрь, особист бросил небрежно:

— Эти со мной.

За столом в небольшой гостиной сидели двое мужчин и, казалось, совершенно мирно беседовали, не смотря на творящийся вокруг хаос. Услышав нас, оба одновременно оглянулись. В одном из них я без труда узнал профессора Лучезарова. Одетый в темно-синий костюм и голубую рубашку с расстегнутым воротом без галстука, он вовсе не выглядел жертвой "нацистского произвола". Второй, в камуфляжных форменных штанах и армейской футболке, толстоватый, круглолицый, с большой лоснящейся лысиной, увидев Мамедова, приветливо улыбнулся и встал из-за стола, направляясь к нам. На спинку стула, где он сидел, был наброшен китель со знаками различия подполковника.

— Каримыч, сколько лет, сколько зим! — Толстяк раскинул руки в стороны, желая обнять Мамедова за плечи.

Но на его радушие майор ответил весьма сдержанно:

— Руслан Иванович, я тоже рад нашей встрече, но сейчас мне не до сентиментов. — И кивнул на профессора. — Есть приказ из особого отдела штаба армии: переправить данного субъекта в тыл, на Запад. Я — сопровождающий. А этот, — он указал глазами на меня, — вражеский шпион. Сливал через соцсети информацию о расположении наших войск, боевой технике и вооружении. Его велено доставить туда же.

Я хотел опровергнуть эту ложь, но понимал, что поверят скорее майору-особисту, чем мне.

На лице подполковника отобразилось изумление:

— Мне ничего не известно об этом приказе. Сопровождать профессора Лучезарова должны я и лейтенант Капустянник, для него это первое подобное задание. Мы ждали не вас, а группу поддержки в составе пяти спецназовцев.

— Оно и не удивительно, — парировал ему Мамедов, — приказ вышел буквально два часа назад и обусловлен срочностью в связи с прорывом нашей линии обороны вражескими войсками с Востока, Юга и Севера. Ты же сам понимаешь, что новый котёл неизбежен... Профессор Лучезаров должен быть немедленно переправлен в тыл, по Западному шоссе, пока ещё есть такая возможность.

— Покажи приказ.

— Иваныч, подобные приказы никто не выдаёт на руки, ты и сам это знаешь, не хуже меня. Если ты мне не веришь, позвони генерал-майору Желябову, он всё подтвердит.

— И позвоню. Сейчас такое время, что никому нельзя верить на честное слово...

Руслан Иванович повернулся к столу, видимо, чтобы достать мобильный телефон из кармана кителя. Вслед ему прогремел выстрел. Большое кровавое пятно расплылось у него на спине. Подполковник с выпученными от боли глазами и открытым ртом, точно желая что-то сказать, оглянулся к нам и рухнул на паркетный пол, устланный ворсистым ковриком.

— Сдать оружие! Руки за голову! На колени!

Эти слова были адресованы рыжему лейтенанту, который прибежал с кухни на выстрел, держа поднос с кофейником и чашками. Вид его был довольно нелепым и обескураженным. Увидев подполковника, молодой офицер оторопел и замер. Приказ Мамедова, который наставил на него ПМ, он выполнил безукоризненно, при этом уронив на пол поднос, содержимое которого разбилось вдребезги, разлетевшись на мелкие осколки. Черная лужа дымящегося кофе довершала эту картину.

— Свяжи его, — велел майор Лизетте. Девушка достала из сумочки скотч и деловито принялась вязать им запястья конопатого лейтенанта, до сих пор пребывавшего в шоке от увиденного. — Теперь у нас два "языка". Впрочем, Долохов мне уже не нужен. Можно с ним распрощаться. — Мамедов наставил на меня два пистолета — свой и рыжего. — Не желаешь составить компанию моему другу Корзуну? Это же так благородно: умереть, выполняя свой долг! Тебя, быть может, даже наградят. Посмертно. — И ехидно рассмеялся.

Его сарказм вызвал в моём сердце бурю негодования. Но я молчал, понимая, что если он решил меня убить, то сделает это в любом случае. А если это лишь игра нервов, то не стоит его провоцировать.

— Нет! — И снова, как тогда, в машине, возразила ему Лизетта, а я лишь в очередной раз подивился смелости этой девочки. — У меня с этим... — и осеклась: — ... с ним свои счёты. Сдам его нашим правоохранительным органам, пусть вытряхнут из него всю душу. — И добавила: — Если у него есть душа.

Она сверкнула на меня своими прекрасными серо-зелеными глазами.

— Как я могу отказать такой прекрасной даме!

Мамедов играл роль галантного кавалера и цинично ухмылялся. Но более всего меня удивила реакция Лучезарова. Профессор абсолютно невозмутимо сидел за столом и наблюдал за происходящим так, словно это был спектакль, разыгранный специально для него бродячими актерами, или увлекательный квест, в котором он принимал участие.

— Браво, господин майор! — Дмитрий Алексеевич даже хлопнул в ладоши и встал. Складывалось впечатление, что он, действительно, считает разыгравшуюся здесь драму, театральную постановку. — Насколько я понял, вы прибыли за мной вовсе не для того, чтобы отправить в каталажку к нацистам? — И не дождавшись ответа бывшего особиста, посмотрел на девушку. Его голубые глаза при этом сверкнули небесным льдом, а губы растянулись в легкой улыбке. — Лизушка, а ты в этой компании какими судьбами? Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть.

Лизетта смутилась и тоже улыбнулась ему в ответ, ничего не сказав, но все её чувства и так читались на милом личике.

— Антон Волков, если я не ошибаюсь? Жених Лизы? — Эти слова Лучезарова были адресованы мне. — Ты тоже принимаешь участие в моём освобождении? Похвально. Лизушка, развяжи руки своему молодому человеку.

— Моя фамилия Долохов, а не Волков...

Профессор лишь кивнул на мои слова и прищурился: мол, перепутал фамилию, хотя я был уверен, что он прекрасно помнил всё, что было связано с его неудавшимся похищением.

Услышав из его уст, что я — молодой человек Лизетты, Мамедов нахмурился. Девушка отрицательно замотала головой:

— Никакой он мне не жених, а враг. Один из тех самых нацистов, против которых мы сейчас воюем, собственной персоной. И теперь его ждет справедливое возмездие. Я очень на это надеюсь.

— Однако, — протянул майор, — как у вас тут всё запутано. Ладно. Нет времени тут рассиживаться. По моим сведениям, — он спрятал в кобуру один из пистолетов и свободной рукой извлек из нагрудного кармана прямоугольный смартфон, нажал большим пальцем боковую кнопку и взглянул на засветившийся экран, — бои идут уже на окрестностях Волчанска, здесь опасно оставаться. Можем попасть под перекрестный огонь и не достигнуть пункта назначения. Пора собираться. Господин профессор, Вы поторопитесь, пожалуйста.

Лучезаров посмотрел на заискивающего с ним особиста с еле скрываемым презрением, но спорить с ним не стал. И тут, словно в подтверждение его слов, совсем рядом затрещали автоматные очереди, за несколько кварталов от нас прогремели взрывы, между домами взвились в небо столбы черного дыма, пятиэтажная хрущевка заходила ходуном, точно пьяный матрос на палубе во время качки.

— Встать! — приказал Мамедов рыжеволосому лейтенанту. Парень повиновался, у него не было другого выбора. — Пойдёшь первым. Долохов, — майор зыркнул еа меня, — ты за ним. Лиза, держи своего жениха на прицеле, начнёт глупить — стреляй без предупреждения. Господин профессор, вы пойдете за своей отважной студенткой. Я буду вас прикрывать, в случае чего.

"Ага, прикрывать, — подумал я. — Перестреляет всех нас, как куропаток, если что-то пойдет не так...".

Звуки выстрелов и взрывов становились всё громче, всё ближе. Загудела сирена воздушной тревоги, но записанный на компьютере ПВО голос не успел произнести привычные фразы о том, что нужно делать. Прямо над нашей пятиэтажкой проревел самолет и в следующее мгновение оконные стекла звенящими осколками посыпались на пол, внутрь комнаты, на стенах образовались трещины, дом снова затрясся. Мы, безо всякой команды, побежали к выходу из квартиры, где содержали Лучезарова.

Ступени были засыпаны белой штукатуркой, обвалившейся на лестничную клетку, из-под дверей некоторых жилищ просачивался дым.

— В подвале — бомбоубежище, — сообщил Дмитрий Алексеевич. — Во время тревог мы в нём прятались.

— Некогда там отсиживаться, — буркнул в ответ Мамедов. — Нужно как можно скорее попасть к вашим...

— Теперь уже нашим, господин майор, — улыбнулся ему профессор, а я снова поразился его самообладанию.

— Вы правы, — согласился особист, — нужно привыкать к новому статусу.

Мы вереницей спустились вниз.

— Помогите! — закричал рыжий лейтенант, толкая меня назад и выскакивая на улицу со связанными скотчем руками. Через мгновение затрещал чей-то автомат и в ответ послышался характерный для жителей Кавказа голос с акцентом:

— Умри, кяфир!

Я притормозил у сорванной с петель двери, не желая стать следующим. Судя по всему, эта часть города уже находилась в руках врагов.

Мамедов пробрался вперед, держа пальцами белую тряпку, видимо, заготовленную заранее.

— Аллаху акбар! — крикнул он своим собратьям по вере. Ему ответили на незнакомом мне языке.

Сквозь дверной проем был виден бронетранспортер с полумесяцем, на борту которого восседали трое бородатых абреков с зелеными банданами на головах. Майор шел прямо к ним. Его слов не было слышно из-за грохота канонады и гула боевой техники. Один из кавказцев соскочил с БТРа. Мамедов принялся с ним о чём-то разговаривать, показывая рукой в нашу сторону. Тот его внимательно выслушал, потом сделал жест и двое его сотоварищей тоже спрыгнули на землю. Все трое, в сопровождении особиста, направились к нам. Я понял, что теперь мне не избежать плена и пыток. Это было бы страшнее смерти.

— Лиза, освободи Антона, — бархатным голосом произнёс Лучезаров.

Слова профессора стали полной неожиданностью и для меня, и для девушки.

— Что? Зачем?

Лизетта недоуменно взглянула на своего преподавателя, а потом на меня.

— И отдай ему пистолет. Если он, конечно, пообещает не стрелять в нас. Каждый человек имеет право на последний шанс.

Я понял, к чему он ведёт, и вслух поблагодарил Дмитрия Алексеевича: профессор давал мне возможность избежать страшной участи наших военнопленных, попавших в лапы к бородатым шакалам. Если не выжить, то хотя бы умереть достойно, как подобает мужчине.

— Даю слово солдата, что не применю оружие против вас.

Сверкнуло лезвие медицинского скальпеля, которым Лизетта перерезала скотч, мои руки стали свободными, а рукоять пистолета, согретая теплом её ладошки, придала уверенности.

— Беги, — сказала она мне.

Я снова посмотрел в её колдовские глаза, пылающие серо-зелеными огоньками. Мне так хотелось поцеловать любимую девушку, пусть она и назвала меня врагом, но на это не было времени. Смерть в облике трёх кавказцев и Мамедова неотвратимо приближалась к дому. "Четыре всадника Апокалипсиса", — почему-то подумал я, а вслух произнёс:

— Я люблю тебя. Прости за всё.

Не дождавшись её ответа, я рвонул обратно, наверх, дергая за ручки квартирных дверей. Одна из них поддалась, но в лицо мне ударили едкий дым и жар пламени.

— Где Долохов?!

Я слышал, как внизу орал Мамедов.

Снова раздались звуки выстрелов и взрывов. Служебная квартира особого отдела, в которой мы находились раньше, осталась незапертой и я заскочил в неё. Подойдя к разбитому окну, я увидел, что машина Мамедова отъезжает в сторону наступающей вражеской армии, а следом за ней грохочет БТР с кавказцами.

Когда те и другие уехали, я снова сбежал вниз и, оглядываясь по сторонам, пробрался в подвал, оборудованный под бомбоубежище. Людей в нём не было. Видимо, жильцы дома сумели заблаговременно эвакуироваться.

Сквозь квадратное окошко над самой землей я мог видеть, что происходит на улице.

Соседняя хрущевка была полностью разрушена, среди развалин торчала гигантская неразорвавшаяся бомба, насквозь пробившая хлипкое панельое строение. По периметру этих руин стояли вражеские солдаты, а из подвала выходили наши, с поднятыми руками. Много наших. Похоже, что именно сюда они отступали и здесь попали в окружение, словно звери в охотничью яму.

Военнопленных обыскивали и бесцеремонно заталкивали в длинный автобус, реквизированный оккупантами для нужд своей армии. Раненых, как ни странно, не добивали: их тоже брали в плен, но грузили в кареты скорой помощи, специально согнанные сюда. После того, как последний наш солдат покинул убежище, в подвал разрушенного дома швырнули несколько гранат. Прогремели взрывы...

Окончив зачистку развалин соседней пятиэтажки, военнослужащие оккупационной армии, среди которых были и бородатые кавказцы с зелеными банданами на головах, направились в мою сторону. По всей видимости, им приказали обыскать все дома и подвалы, где могли находиться уцелевшие защитники города.