Сны на две жизни (гет)

Следующие пару дней прошли как обычно, а затем он вновь проснулся уже в Хогвартсе. Как следствие, на то, чтобы банально вспомнить, что тут да как, потребовалось несколько минут. Но вот старательно вдалбливаемые учителем техники сделали своё дело, и в сознании весьма чётко и ясно встали события вчерашнего дня, и не того, что был там, в мире, где миллиарды звёзд и где идёт война клонов, а очень даже этого. Воспоминания о крайнем экзамене вызвали невольную улыбку. Нажраться чернил — о да, в этом весь он, весь Гарри Джеймс Поттер.

Завтрак прошёл на удивление тихо и ни Рон, ни Гермиона до него так и не докопались. Воспоминание о смерти крёстного были не сказать, что приятными, да вдобавок были ещё и очень подробными. Ведь по воле великой он, Гарри, видел всё.

Сначала крестный словил в корпус аваду, а затем ещё и в какую-то странную арку угодил. В общем, о его выживании речи не шло. И только затем Гарри вдруг осознал, что его больше огорчает то, что он всё это видел, чем то, что это самое им увиденное произошло. Это озарение заставило тихо засмеяться, ведь, право дело, не каждый же день ты вдруг понимаешь, что тот, о ком ты думал, что он тебе дорог, вдруг оказывается не так чтобы важным.

Перед глазами сами собой встали все те краткие моменты с участием крёстного в его, Гарри, жизни и это лишь укрепило то мнение, что нет, не жалко. Ведь этот человек предал его минимум дважды. Первый раз погнавшись за настоящим предателем, и это вместо того, чтобы исполнить долг, что через крестнические узы возложил на Сириуса его, Гарри, отец. Что-то подсказывало, что ни отец, ни мама и подумать не могли, что признанный ими третий самый близкий человек решит, что жизнь их сына стоит меньше, чем жизнь предавшего их. Второй раз был аккурат перед пятым курсом. Ему, Гарри, значит, дементоров и слушание в министерстве, а Гермионе, Рону и ко — лето в штабе ордена феникса.

Воспоминания всколыхнули, казалось бы, уже ушедшую обиду, и, будто по заказу, туда же добавились и все выходки Гермионы, что буквально не давала прохода, и Дамблдор с его нравоучениями. Как итог настроение резко ушло в минус, и Гарри не придумал ничего лучше, чем заняться его поправкой и именно с этой целью засел на астрономической башне. Друзья, что странно, не приставали, а затем как-то незаметно подкрался день отъезда. И вот Хогвартс-экспресс вовсю мчится в Лондон. Едва попрощался с друзьями и тут же, не обращая внимания на надувшегося аки бурундук Рона, направился в сторону стоянки. Ещё на подходе отчётливо ощутил волну жутчайшей неприязни и, весело улыбнувшись, констатировал: «дом, милый дом».

Что странно, но на Тисовой было спокойно, очень и очень спокойно. Не было ни скандалов, ни чего-либо ещё, Дурсли явно вознамерились его, Гарри, не замечать и Гарри ответил им тем же. Сухое «здрасьте» и «до свидания» и целыми днями на улице, и наплевать, что за ним охотится этот, как бишь его, тёмный недолорд. Не ему с его, Гарри, силой тягаться и плевать, что в этом теле помощи от Еримантоса не получить, он, Гарри, и со своим, по сути, вторым эю договорился, да и Силу никто не отменял. В общем, опасности Гарри не ощущал и, как следствие, практически всё лето провёл в городском парке. Точнее, парк был не столько городской, сколько загородный, но большой роли это не играло. И вот уже в середине августа, по возвращении домой, едва пересёк порог дома номер четыре, Гарри обнаружил весьма разъярённую тётю. Как вскоре выяснилось, причиной её раздражения были совы, их было ажно три и… В общем, тётя Петуния была недовольна, о чём и оповестила, сделав это, надо сказать, в весьма грубой форме.

Поднявшись в свою комнату, Гарри обнаружил, что на его столе (спасибо, что не сожгли, а просто швырнули) валяются три письма. Первое было из Хогвартса, второе от Рона, а вот третье, третье было от Дамблдора. Оставив школьное письмо на потом, Гарри вскрыл конверт от Рона и вскоре узнал, что его, оказывается, сподобились пригласить в Нору. Хмыкнув и придавив свой сарказм, Гарри отложил письмо человека, который ему, вроде как, и друг, но вот его уровень забывчивости красноречиво свидетельствует об обратном. Ведь в письме Рон извинялся за то, что не поздравил с днём рождения и что-де Стрелка совсем того, а Перси, гад такой, сову не дал.

Отмазка была оценена, взвешена и признана негодной. Ведь в отличие от живущего в волшебном мире триста шестьдесят пять дней в году Рона, маглорождённая Гермиона сову таки нашла и поздравление прислала вовремя. Она вообще кажется-таки осознала, что прошлое лето для него, Гарри, было, буквально, ужасным, и, видимо, обдумав его прошлогоднее негодование, а также своё поведение в Хогвартсе, сделала правильные выводы. По крайней мере, писала, как минимум, раз в неделю и старалась не допытываться ни о снах, ни о настроении. В общем, Гарри такой подход оценил и полностью одобрил. В письме же от Дамблдора сообщалось, что он, Дамблдор, заберёт его, Гарри, завтра в шесть, ибо им есть, о чём поговорить.

Ночь прошла, как обычно, то бишь снова были военные действия. На этот раз в каком-то заштатном поясе астероидов они с учителем и целой эскадрой ловили каких-то долбаных контрабандистов, те, видите ли, изволили утырить нечто важное и не где-нибудь, а на заводе, старший сын хозяина которого аж-таки целый сенатор. В общем, оный сын воспользовался положением, надавил на связи и их сорвали с осады Фарлинта и велели вернуть груз. Учитель негодовал и даже адмирал Юларен был явно не в восторге. В общем, миссия была скучной и, проснувшись с утра, Гарри порадовался тому, что сегодня намечается хоть какая-то движуха. Оная себя ждать не заставила и началась с того, что Дурсли всей семьёй поехали на какой-то мифический конкурс лучших лужаек. А спустя ещё два часа явился господин директор, явился и обрадовал, что ему, Гарри, оказывается наследство перепало.

В итоге около получаса потратили на то, чтобы, во-первых, выяснить, входит ли в оное наследство наивреднейшее существо по имени Кричер. А когда стало ясно что таки да, входит, Дамблдор попытался закинуть удочку насчёт столь нежданно обретённого имущества. Очень хотелось сказать нет, но тут и думать не о чем, и именно поэтому Гарри решил пойти ва-банк.

— Профессор, мне Рон сказал, что вы приходили, ну, когда я чернила съел, скажите, почему вы думали, что я могу захотеть куда бы то ни было пойти? И ещё вы так и не объяснили, почему тогда зимой были так расстроены тем, что я не знал о том, что с мистером Уизли случилась беда?

— Хм, видишь ли, Гарри, я, вероятно, ошибся, я думал, что сны, что так обеспокоили твою подругу, что их навевает тебе…

— Вы думали, что мне снится Волдеморт?!

— Нет, но, видишь ли, после того, что случилось на кладбище, я боялся. В общем, ты, вероятно, уже заметил, что его близкое присутствие не проходит для тебя незамеченным. И учитывая то, что случилось в начале прошлого лета… В общем, я боялся, что он может получить возможность влиять на тебя. Но когда ты заявил, что ходил в атаку на какой-то космический флагман, кстати, ты не пояснишь мне, что же это такое?

— Ну, это корабль, как если на воде, только в космосе. У маглов много фильмов и книг о полётах в космос, и я их очень люблю, ещё до Хогвартса много чего читал. Ведь Дадли и библиотека несовместимы, ну, в общем, и вот. Видимо, у меня очень буйная фантазия, вот я и летаю во сне, зря вы так всполошились, мне эти сны снятся с самого детства. Сколько себя помню — всегда летаю во снах. Я ещё мелким совсем был и от нечего делать придумал целый мир. Там космос, звёзды и тысячи миров. Вот представьте, стрижёте вы газон или там посуду моете, а в мыслях исследуете выдуманный мир и там, ну в мире том, вам в разы интереснее, чем тут с посудой или с газоном. Ведь в выдуманном вами мире нет ни Дадли, ни дяди, ни тёти, никто не называет уродом и не говорит, что твои родители были алкашами. Правда, с недавних пор там началась война, я так думаю, что это отголоски того, что мне покоя тут не дают, вот и снится всякое. Но интересно всё одно, правда, я сны свои почти не запоминаю, только и хватает, чтоб сонник заполнить, — параллельно с рассказами о своих снах и заверениями, что он их и не помнит вовсе, Гарри осторожно пробовал силу. Что интересно — подействовало, и директор таки переключился, и о доме на Гриммо двенадцать забыл. Вместо этого они аппарировали в какой-то небольшой городок, и директор пояснил, что сейчас они будут пытаться уговорить одного его старого друга вернуться к преподаванию.

Уговоры прошли успешно, и некто Гораций Слагхорн таки согласился вернуться в школу, они распрощались и вновь аппарировали, как сказал Дамблдор, к Норе. Вот только вместо Норы Гарри приземлился аккурат в находящееся рядом с ней болотце. Не сказать, чтоб глубокое, всего-то и есть, что грязи по голень. Чавкающей, мокрой и до одури противной грязи. «Блеск», — подумал Гарри и, чавкнув правой ногой, постановил, что такого гостеприимства ему и задаром не надо.

Дошёл до дома и, оставляя за собой полные липкой, до одури приставучей грязи следы, проследовал к камину, зачерпнул летучего пороха и, махнув обалдевшему, только что спустившемуся на шум Рону рукой, продиктовал адрес. Пламя взвыло, и спустя десяток секунд свистопляски Гарри выбрался из камина, расположенного в гостиной дома на Гриммо двенадцать.

— Кричер, — раздражённым тоном произнёс вмиг скинувший с себя маску мальчишки-идиота парень. И стоило домовому эльфу явиться, распорядился, чтобы тот немедля притащил его, Гарри, вещи из совершенно негостеприимного дома Уизли и, памятуя о концерте, что домовик устроил, когда Дамблдор вызвал его на Тисовую, подкрепил свой приказ силой.

Домовик на удивление выпрямился, заткнулся на полуслове и исчез, чтобы спустя миг вернуться вместе со всем его, Гарри, багажом, даже метлу не забыл. А опустив всё на пол, поклонился и сообщил, что всё исполнил в точности, как велел благородный хозяин. Удивлению Гарри не было никакого предела, ведь этот Кричер до невозможности отличался от того, кого он видел немногим более пары часов назад. Осторожно заданный вопрос поставил своё на свои места. Оказалось, что домовик признал его, так как по его, домовика, мнению, нечистые не владеют древней силой. Гарри хмыкнул и всего на миг отпустил себя, одно едва ощутимое касание, правый глаз вспыхнул синим. Зато домовик смотрел с поистине благоговейным трепетом.

Спустя минуту, его, Гарри, ботинки были полностью сухи и чисты. Вещи переехали в одну из комнат, а сам домовик уже что-то кашеварил, сообщив, что ужин вскорости будет подан. В общем, проблема с послушанием была решена. И именно поэтому Гарри решил, что сейчас самое что ни на есть время для того, чтобы изучить защиту сего славного дома. Погружение в силу дало до крайности неожиданный результат, а спустя ещё десять минут Фиделиус на доме был полностью перенастроен. Сила — это вам не палочкой махать, это и сложнее и много проще, и всё одновременно. В общем, став единственным и единоправным владельцем дома, Гарри слегка расслабился и именно тогда и понял, что в доме он не один, точнее не совсем так: один-то он один, но есть тут и кое-кто ещё. Вызванный домовик с пару минут мялся, а затем, ревя и заламывая руки, выдал историю о гибели младшего и явно очень любимого хозяина. Гарри вздохнул и велел принести медальон. Кричер подчинился и спустя минуту протянул дико фонящий тленом и разложением кулон.

— Вот, хозяин, Кричер не смог, Кричер виноват.

— Не сметь, я запрещаю тебе наказывать себя без моего на то явного приказа, — памятуя о поведении Добби, произнёс Гарри.

— Да, хозяин, как пожелает, хозяин, — прокаркал домовик и уставился на Гарри самым преданным из возможных для такого, как он, взглядом. С минуту Гарри изучал ту пакость, что вручил ему домовик, а затем вновь отпустил себя и направил начавшую просыпаться силу в правую руку. Эю внутри него шевельнулся, принюхался и, одобрив, вломил. От удара тряхнуло стены, а когда сияние силы улеглось, Гарри с ухмылкой велел домовику протянуть руку.

— Ладонью вверх, да, вот так, а теперь держи, теперь это твоё, — обалдевший от выброса силы и великого присутствия домовик послушно принял совершенно лишившийся всех своих свойств медальон. Точнее, не совсем всех, а лишь тех, коими наделило его расположившееся в нём непонятное нечто. Это непонятное было до того неправильным, что и Гарри, и тот, кто спал в нём, практически одновременно пожелали эту пакость изничтожить.

Итог такого желания был вполне закономерен, ведь погибнуть может всё и лишь сущее неуничтожимо, вот и сейчас одного лишь его, Гарри, желания, правда, надо признать, что подкреплённого силой уже не раз и не два приоткрывавшего глаза эю, оказалось более чем достаточно, можно даже сказать, что с перебором. В общем, Гарри был рад тому, что не обрушил дом, а Кричер так и стоял, стоял и смотрел на совершенно безобидный и безопасный медальон, на тот самый медальон, что велел уничтожить его, Кричера, молодой хозяин, а он не справился. Ещё миг и статус нового молодого хозяина вознёсся до небес.

С тех пор прошли сутки, запустивший дом домовик носился аки электровеник и уже к следующему вечеру в доме было весьма затруднительно сыскать и единую пылинку. После ужина, надо сказать, весьма и весьма неплохого, Кричер безропотно поработал вместо совы. Это Гарри решил, что подруга таки заслужила шанс. Гермиона ответила практически тут же. В «Норе» переполох и что дом на Гриммо закрыт. Пришлось писать ещё один ответ и разъяснять, что вот не надо было аппарировать его в болото, да и написать пару строк это вовсе не сложно, в общем, Уизли был передан привет и пожелание всех благ, а также просьба не безпокоить, раз уж у него нет времени и желания черкнуть пару строк, так он, Гарри, и без него прекрасно справится, что встретятся они в Хогвартсе, и что в дом крёстного он никого не пустит, ибо, тут так уж вышло, подружился с Кричером и узнал, что, оказывается, за время пребывания в нём штаба ордена огненной птички, особняк капитально так обнесли. Начиная со столового серебра и заканчивая чем-то около пары десятков весьма и весьма ценных книг. Именно поэтому в ответном письме Гарри попросил Гермиону передать, что какими бы Дурсли ни были, а про то, что воровать плохо, таки объяснили и что раз членам ордена феникса сие не ясно, то и делать им в обнесённом ими же доме нечего.

Как позже выяснилось, Гермиона зачитала его послание при всём честном народе, благо весь орден собрался на внеочередное заседание и именно по поводу его, Гарри, исчезновения. Дамблдор уже даже речь толкнул, и тут Гермиона с его письмом, да ещё и вслух, а Гарри ведь не поленился и посредством Кричера составил полную смету украденного, которая мягонько так превысила пятнадцать тысяч галеонов. Молли Уизли была в шоке, а Дамблдор, как стоял, так и сел, сел прямо на пол.

А в то время, как внеплановое экстренное совещание ордена огненной птички превратилось в разборки и избиение одного ну очень нерадивого орденца, Гарри Поттер сидел в гостиной и, грея руки об чашку горячего ароматного чая, обдумывал суть бытия. То, что вызванное им в рядах ордена замешательство продлится не так чтобы долго, было ясным и каких-либо подтверждений не требовало, как и тот факт, что пока ему, Гарри, не исполнится семнадцать лет, покой ему будет только сниться, да и то не всегда, ведь в его снах ему и вовсе немногим более четырнадцати.

Вердикт оказался неутешительным и было отчётливо ясно, что надолго обезопасить как себя, так и своё имущество, способов у него, Гарри, практически нет. Как-то само собой всплыло то, что говорил Кричер. Ещё минута и полная предвкушения улыбка расплылась по лицу, оставалось только переговорить с Еримантосом. А что? А вдруг? И если выгорит, то это будет бомба. Никак не меньше, чем бомба. Именно с такими мыслями Гарри и заснул.