Неучтенный фактор (джен)

Я шёл по заросшей тропе в густом хвойном лесу. Солнце уже зашло, и тропинку было почти не видно, но я не решался зажечь огонек Люмоса на палочке, тем более, что путь в это место помнил наизусть. Метка на левой руке горела огнем, а сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Почему-то я был уверен, что совсем скоро встречу свою смерть.

Из-за деревьев показался мрачного вида особняк. Я еще раз проверил свои окклюментные щиты и медленно направился к нему.

Где-то рядом со мной тишину прервали чьи-то голоса:

— …Вы не имеете права! — громко возмущалась женщина — Любое вмешательство в процесс лечения может стоить им рассудка!

Я обнаружил, что лежу на кровати, судя по запаху целебных зелий, в Больничном крыле. Мышцы были настолько расслаблены, что даже поднятие век казалось непреодолимой тяжестью.

— Мы не можем тянуть время! — взволнованно ответил мужчина. — Иначе виновник сможет избежать ответственности.

И первый, и второй голос казались мне знакомыми, но я не мог вспомнить, кому они принадлежат. В голове, будто налитой свинцом, было от силы три мысли, но я не мог сосредоточиться ни на одной из них.

— Корнелиус, прошу тебя, убери палочку, — мягко произнес спокойный мужской голос, со звуками которого память начала ко мне возвращаться, — Поппи утверждает, что они успели вдохнуть лишь мизерную часть пыльцы, а значит, их жизни ничего не угрожает и они очнутся в течение суток. Сейчас больным нужно дать немного времени, чтобы восстановиться, а после их пробуждения мы сможем с ними побеседовать.

— Альбус, на счету каждая минута. Мы и так упустили слишком много времени, нужно допросить их прямо сейчас, — повторил Корнелиус.

— Не стоит вмешиваться в процесс выздоровления, иначе мы рискуем получить шестерых школьников, лишившихся рассудка. Можно представить реакцию их родителей, если выяснится, что дети всё-таки были невиновны.

Министр замолчал, обдумывая слова собеседника. Я не сомневался, что он всё же согласится. Альбус Дамблдор обладал потрясающим даром убеждения: он умел находить у любого человека болевые точки и правильно на них воздействовать, чтобы добиться нужного результата. Жизни Магнуса Фаджа в данный момент, судя по всему, ничего не угрожало, поэтому теперь его отец, возможно, начнет мыслить более хладнокровно и постарается избежать скандала с родителями чистокровных студентов.

— Сообщите мне сразу же, как кто-то из них очнется, — сухо сказал человек по имени Корнелиус.

— Разумеется, — ответил Альбус.

Он явно не сомневался в том, что собеседник ответит именно так.

До моего слуха донёсся звук удаляющихся шагов. Рядом с больничной койкой, на которой лежал я, тихо скрипнул стул от тяжести севшего человека, а затем Альбус Дамблдор уставшим голосом произнёс:

— Как ты себя чувствуешь?

Притворяться спящим больше не было смысла. Я с трудом открыл глаза, и, от обилия света, их тут же обожгло болью. Проморгавшись, я перевел взгляд на директора, который, из-за своей ужасной мантии, казался расплывчатым пятном отвратительного бирюзового цвета.

— Паршиво. Как давно я тут нахожусь?

— Чуть больше двенадцати часов, — сообщил директор, а затем, взглянув в моё лицо, добавил: — Я передал мисс Томпсон, что ты задержишься.

Я устало потер пальцами переносицу: иногда он бывал слишком проницательным. Глаза немного привыкли к яркому свету, и я еще раз посмотрел на директора. Он сидел, слегка сутулясь, что было редкостью для него. Морщины на лице, казалось, стали еще глубже, а под глазами залегли темные круги.

— Что происходит? — спросил я.

— Корнелиус считает, что в школе произошло покушение на жизнь его сына. Шестеро учеников и преподаватель были найдены без сознания рядом с рассыпанными цветами дурманника. Помона утверждает, что пыльцы в них хватило бы для того, чтобы убить как минимум десять человек. Это чудо, Северус, что ты находился рядом: твоё заклинание головного пузыря спасло студентам жизнь.

Мысли стали проясняться. Я вспомнил о произошедшем конфликте. Значит, в коробке были цветы дурманника. Что ж, это объясняло тот бред, который привиделся мне перед пробуждением. Дурманник — очень редкое растение, которое так и не нашло применения в зельеварении. Зато его вполне успешно применяли ацтеки в ритуальных обрядах: при вдыхании в небольших количествах пыльца погружала волшебника в короткий транс. Повышение дозы приводило к токсическому поражению нервной системы, судорогам и даже к смерти.

«Не могу даже представить, зачем студентам понадобилось такое сильнодействующее вещество».

Альбус продолжал:

— Министр настаивает, что участников конфликта следует разбудить с помощью заклятия «Эннервейт», а затем допросить с использованием всех имеющихся в арсенале Аврората средств. Я думаю, ты понимаешь, о чем идет речь…

<i>«Уж я-то понимаю, и вы об этом прекрасно знаете</i>, — мысленно ответил я директору, — <i>С методами допросов в Аврорате я познакомился почти десять лет назад, и некоторые из них до сих пор иногда мне являются в кошмарах».</i>

— …Поэтому я решил, что прежде чем допускать Корнелиуса к студентам, вначале следует обсудить произошедшее с тобой.

Альбус закончил говорить и теперь, видимо, ждал, моих заверений в том, что мистер Уизли и мистер Эдвардс невиновны. В моей памяти вдруг снова пронеслись картины, как шестнадцатилетний я так же лежал на кровати в Больничном крыле, а директор стоял рядом и убеждал меня, что произошедшее в воющей хижине нелепая случайность, а Мародеры не заслуживают наказания. Я отогнал не к месту нахлынувшие воспоминания.

Несмотря на то, что я считал главными виновниками случившегося именно гриффиндорцев, в особенности мистера Эдвардса, я поборол в себе желание отправить его на допрос в Аврорат.

Было довольно странно, что у моего студента в руках оказалась коробка с цветами дурманника, которые считались редкостью на черном рынке. Такие опасные вещества не использовали в межфакультетских стычках даже самые непроходимые тупицы. К тому же, если Фадж неаккуратно нес коробку, а я уверен, что так и было, то он, вероятнее всего, повредил хрупкие бутоны, а значит, открыв крышку, гарантированно вдохнул бы токсичную пыльцу.

Я поведал Альбусу события вчерашнего вечера. Он выслушал мой рассказ с серьезным лицом. После того, как я закончил повествовать, он повернулся к окну и на несколько минут задумался, а затем произнёс:

— Исходя из твоих слов, выходит, что кому-то была выгодна смерть мистера Фаджа в стенах школы.

«В таком случае разгорелся бы грандиознейший за последние пятьдесят лет скандал, — подумал я, — а директора, скорее всего, отстранили бы от занимаемой должности. Дамблдор не только потерял бы влияние на министра магии, но и лишился бы своего авторитета в волшебном мире. На это мог решиться только очень циничный человек, способный достать редкий и безумно дорогой контрабандный товар, которому при этом абсолютно наплевать на возможные сопутствующие жертвы».

Судя по выражению лица директора, он пришёл к тем же выводам, что и я.

— Что вы планируете делать дальше? — спросил я.

— Я дождусь, пока все студенты очнутся, а затем позволю Корнелиусу побеседовать с ними и с тобой. Разумеется, без использования веритасерума и в моём присутствии.

Головокружение и тяжесть в мыслях начали потихоньку отступать: за долгие годы работы с самыми разнообразными зельями мой организм приобрёл весьма полезную устойчивость к ядам и токсинам. Я вздохнул и сел в постели. Сняв висевшую на стуле мантию, я заявил, что хочу взглянуть на своих студентов. Альбус, встав на ноги, ответил, что как раз планировал зайти к мадам Помфри.

Дождавшись, пока Дамблдор уйдёт, я вызвал приставленного ко мне эльфа по имени Марли и попросил его принести пергамент и чернила. Я догадывался, как директор предупредил Рослин. Альбус иногда бывал излише лаконичен. Однажды он чуть не довёл мою мать до инфаркта, написав короткую записку, в которой было сказано только то, что на её сына напал оборотень. Дамблдору повезло, что Эйлин была жуткой трусихой и ограничилась лишь несколькими флаконами успокаивающего зелья: другая на её месте устроила бы разнос в министерстве и попечительском совете. Собственно, в этом и заключалась причина того, что практически всю рабочую корреспонденцию директора вела Минерва. Закончив писать, я отправил домовика в совятню, а сам отправился навестить учеников.

Эдвардс и Тонкс были еще без сознания. Проходя мимо постели девушки, я ненадолго остановился. В бесчувственном состоянии, она, очевидно, не контролировала свои метаморфозы и, судя по всему, находилась в своем реальном облике: длинные черные волосы разметались по подушке, острые скулы выделялись на худом лице. Тонкс была до жути похожа на Беллатрикс, какой та была пятнадцать лет назад. Возможно, в этом и крылась причина ее безумных преображений — нежелание быть похожей на сумасшедшую тётушку.

Для коренастого Чарли Уизли полученная доза дурманника была, очевидно, незначительна: он крутился на своей постели и с минуты на минуту должен был очнуться. Когда-то я считал, что он и мистер Эдвардс — одни из самых невыносимых учеников, которых мне приходилось обучать, но когда два года назад в школу поступили Фред и Джордж Уизли, ставшие персональной головной болью профессора Макгонагалл, я изменил свое мнение. Чарли же теперь, наоборот, исправился, видимо, считая, что должен подавать пример своим младшим братьям, и в отсутствии своего бестолкового друга был вполне адекватен.

Пройдя чуть дальше, я обнаружил и своих студентов. Фадж с землистым цветом лица без сознания лежал на подушке и выглядел откровенно паршиво. Он находился ближе всех к месту падения злосчастной коробки и, несмотря на моё заклятие головного пузыря, успел вдохнуть довольно большую дозу пыльцы. Хоть Альбус и говорил, что все студенты должны скоро очнуться, я сомневался, что мы дождёмся пробуждения мистера Фаджа в ближайшие сутки.

Шаффик без движения лежал на больничной койке и выглядел так, как будто всего лишь крепко спал, а вот Селвин, в отличие от него, уже очнулся и, сидя на постели, затуманенным взглядом глядел на меня. Я встал напротив и, скрестив руки на груди, стал молча смотреть на него: одна из самых эффективных из моих тактик, позволяющая раскалывать даже самых упрямых молчунов. Селвин, сидел пару минут, опустив глаза, а затем тихо произнёс:

— Магнус сказал, что купил цветы волшебной жимолости<note>В Викторианской Англии верили, что запах жимолости навевает девицам эротические сны. Если оставить её в спальне, девушки запросятся под венец.</note> в «Кабаньей голове». Мужчина, продавший ему коробку, заверял, что если открыть крышку в присутствии девушки, она будет готова делать всё, что ей прикажут.

Я не удержался и закрыл лицо ладонью. Нимфадора Тонкс, будучи метаморфом, будоражила воображение большинства малолетних дегенератов в этой школе. Единственным, на мой взгляд, достоинством этой шумной, бестолковой, неаккуратной и неуклюжей девушки было то, что она действительно умела за себя постоять и регулярно отправляла неудачливых воздыхателей, вне зависимости от их факультетской принадлежности, в Больничное крыло. Иногда мне казалось, что проще выгнать её из Хогвартса, чем разбираться с последствиями этих потасовок.

— Как вы объясните ваше участие в этом мероприятии? — Селвина я считал одним из своих лучших студентов: рассудительный, настойчивый, упорный, уверенный в себе. За все годы учебы он ни разу не был замечен в подобных сомнительных конфликтах. Я даже выдвигал его на должность старосты школы, и единственная причина, почему он не занял это место, было то, что Дамблдор предпочел выбрать Дариуса Тики, подопечного Флитвика.

Марцелл пробубнил что-то про попытки отговорить Фаджа, и я подумал, что начинаю разочаровываться в этом студенте. Я кивнул Селвину, дав понять, что услышал его, и направился к Дамблдору.

* * *

Теплое летнее солнце освещало немноголюдное кладбище. Несколько церковных работников опускали черный деревянный гроб в глубокую яму, вырытую на небольшом участке рядом с деревьями — единственное место, аренду которого смогла оплатить социальная страховка, — а уставший священник торопливо читал панихиду. Сотрудница реабилитационного центра держала меня за руку, а я всё вырывалась из ее крепкой хватки и кричала, что они совершают ошибку. Почему-то мне было известно, что в черном гробу находилась не мама, а мистер Снейп, который был всё еще жив. Окружающие меня люди словно не слышали моих слов, а отец, в попытках выбраться из гроба, всё стучал и стучал по его деревянным стенкам…

…Большая серая сова настойчиво стучалась в закрытое окно. Я нехотя открыла глаза и взглянула на часы, которые показывали уже десять утра. Голова гудела, а шея и спина затекли от неудобного положения. Вчера я несколько часов представляла себе самые плохие варианты того, что могло произойти с мистером Снейпом, раз за разом прокручивала в памяти те долгие дни, которые тянулись после маминой смерти, и даже не заметила, как уснула прямо в кресле.

Впустив птицу, я тут же отвязала записку от её лапы и быстро пробежала по ней глазами, узнав почерк мистера Снейпа. Он писал, что в школе случилась внештатная ситуация и он сможет появиться дома только вечером. Я была так рада получить от него письмо, что скормила птице остатки снеков и отправила лететь обратно.

Теперь же, стоя на кухне, я поняла, что еды мне сегодня на завтрак уже не осталось. Однако, воодушевленная письмом от мистера Снейпа, я решила приготовить что-то самостоятельно и удивить его. Почему-то сразу на память пришли «Рецепты на каждый день от Северуса Снейпа», которые я когда-то давно нашла в этом доме.

В этой тетради мистер Снейп, судя по всему, от руки писал рецепты собственного сочинения. Названия у большинства из них были очень странные: «сногсшибательный рождественский пудинг», «шокирующий яблочный пирог», «убийственная кровяная колбаса». Пролистав почти всю тетрадь, я выбрала рецепт, который показался мне самым простым: «оглушительный омлет», нашла в своих карманах немного денег, оставшихся у меня еще со времен реабилитационного центра, и отправилась в магазин купить недостающие продукты.

С того момента, как я переехала к мистеру Снейпу, я была на улице всего пару раз. В тот самый вечер, когда он забрал меня из приюта, нам пришлось идти в ларёк за перекусом. Мистер Снейп по дороге употреблял просто невероятные матерные конструкции по поводу того, что эльфам нельзя покидать школу, а встречные пьянчуги расступались от его мрачного вида.

Второй раз я была на улице всего неделю назад: за окном светило солнце, была отличная погода, и сидеть дома за книгами совсем не хотелось. При свете дня район, в котором мы жили, выглядел довольно уныло: почти все дома обветшали, в некоторых даже частично обрушились стены, повсюду валялся мусор, большинство фонарей были разбиты, а редкие прохожие, кажется, были очень пьяны — и это в одиннадцать утра! Пройдя чуть дальше по улице, я обнаружила грязную речку, на другом берегу которой, судя по виду, располагался более приличный квартал этого города.

Прогуляться там в тот день я так и не успела: споткнувшись о торчащую из земли корягу, я кубарем скатилась вниз по отвесному берегу реки, разодрав себе правую руку и всю спину. Однако хуже всего пришлось моей прическе: я так и не смогла вытащить запутавшийся репейник, и тогда мне пришлось обстричь и без того короткие волосы, так что теперь они не доставали даже до плеч.

Вечером того же дня, когда мистер Снейп осматривал мои повреждения я спросила его, почему этот район так выглядит. Он ответил, что раньше здесь располагалась большая швейная фабрика, которая разорилась лет тридцать назад, не выдержав конкуренции и падения спроса. Сотни людей потеряли работу, большинство из них уехали, а те, кто остались — спились.

Сегодня я хотела дойти до района, располагавшегося на другом берегу реки: мистер Снейп рассказал, что люди там по большей части ездили на заработки в Манчестер, поэтому закрытие местной швейной фабрики почти не отразилось на их жизни.

В отличие от того дня, когда я в прошлый раз гуляла по Коукворту, сегодня было пасмурно и дул довольно сильный ветер. Идти пришлось мимо большого кладбища, при взгляде на которое мне почему-то опять вспомнился сегодняшний сон, и я вдруг поёжилась.

Дойдя до парковки, я услышала громкий женский визг, заставивший меня и остальных немногочисленных прохожих обернуться:

— Неблагодарный щенок! Мы столько для тебя сделали, а ты еще позволяешь себе обворовывать Дадли?! И это в тот самый день, когда мы приехали почтить память моих родителей?!

Рядом с большим бежевым автомобилем стройная женщина со светлыми волосами истерично кричала на худенького лохматого мальчика в разбитых очках, который безуспешно пытался оправдаться:

— Я ничего не брал у него…

— Он выхватил у меня журнал и выбросил его! — простонал стоявший чуть подальше от них толстый мальчишка, похожий на поросёнка. — А я так хотел узнать, чем все закончится.

Поросенок сделал вид, что сейчас расплачется, и женщина тут же бросилась его обнимать. Мальчик в очках попытался оправдаться, сказав, что Дадли сам выбросил журнал, но быстро осёкся под взглядом очень толстого усатого мужчины с багровым лицом.

— У тебя есть пять минут, чтобы найти журнал Дадли, а иначе мы уедем без тебя, и меня не волнует, как ты будешь добираться до Литтл Уингинга.

Я и не придала бы особого значения этой семейной драме, если бы, пройдя метров тридцать, не увидела лежащий на земле тоненький журнал комиксов с названием «Утиные истории»<note>Утиные истории выпускались в двух циклах комиксов. Первый цикл из 13 выпусков (1988—1990), второй состоял из 18 выпусков (1990—1991).</note>, который, видимо, ветром отнесло в мою сторону. Обернувшись, я увидела, что толстый мужчина уже завел машину, а высокая женщина помогала поросенку усесться на заднее сидение. Худой мальчик наклонился и тщетно пытался что-то разглядеть на асфальте перед собой. Решив, что он в своих разбитых очках так ничего и не найдёт, я подняла находку с земли и подошла к нему.

— Не это ищешь? — спросила я и протянула ему комиксы.

Мальчик, увидев их, обрадовался и кивнул, с благодарностью взглянув на меня своими огромными зелеными глазами.

— Мама, смотри, какой-то уродец нашёл мой журнал! А я уж обрадовался, что мы поедем без Гарри! — заверещал поросенок.

В ответ я тут же показала ему средний палец. Удивительно, но женщина даже не одёрнула своего сына. Не представляю, что бы со мной было, если бы я позволила себе такое поведение в присутствии мистера Снейпа.

Блондинка прищурилась и посмотрела на меня с подозрением, видимо, решив, что это я украла эти комиксы, а усатый мужчина недовольным голосом скомандовал:

— Мальчишка, садись в машину, пока я не передумал тебя везти. А ты убирайся отсюда, пока мы не вызвали полицию!

Мысленно пожелав этому толстяку, чтоб в его пышных рыжих усах завелись вши, я поспешила уйти: по правде говоря, мне не хотелось связываться с ним, тем более, мистер Снейп еще после прошлой прогулки назвал меня ходячей неприятностью, я не горела желанием разочаровать его еще сильнее.

Путь до супермаркета и обратно занял чуть больше часа. Вернувшись домой, я разложила на столе продукты, сверившись с рецептом, который, мягко говоря, был немного странным. Помимо яиц и молока для оглушительного омлета нужны были зеленый лук и курица, точнее, ее желудок — на это мне, к счастью, денег не хватило. Следуя рецепту, я поставила сковороду на медленный огонь, добавила все ингредиенты в нужном порядке, и доводила до готовности пять минут, каждые тридцать секунд помешивая содержимое по часовой стрелке. На последнем этапе требовалось добавить соль в количестве ста миллиграммов, перемешать три раза по часовой стрелке и выключить плиту.

Тот омлет, что получился в итоге, был действительно оглушительным, в плохом смысле этого слова. Я честно старалась следовать рецепту, но в итоге пришла к выводу, что повар из мистера Снейпа был так себе. Но, так как со вчерашнего вечера в моем желудке не было ни крошки, я всё-таки съела почти целую тарелку этого кулинарного шедевра.

Мистер Снейп, очень бледный и осунувшийся, появился дома только в девять вечера. Увидев на кухне свою тетрадь и результаты моей готовки, он, закрыв лицо рукой, несколько минут смеялся. Я почему-то подумала, что в первый раз вижу этого человека в относительно хорошем настроении.

Отсмеявшись, мистер Снейп объяснил, что он, как и многие другие зельевары, зашифровывает некоторые свои составы так, чтобы случайный человек не мог догадаться, о чем идёт речь. «Рецепты на все случаи жизни» он написал еще на седьмом курсе и даже представить не мог, что кто-то и в самом деле решит по ним готовить. Тот омлет, который я сделала, был на самом деле оглушающим зельем, жидким аналогом соответствующего заклятия. Куриные яйца в этом рецепте означали яйца докси; курица на самом деле была рогатым слизнем; молоко заменяло настойку полыни, а соль — магловский препарат фенобарбитал. Зачем понадобилось зашифровывать рецепты зелий, я так и не поняла, но, должна признать, фантазия у этого человека в семнадцать лет была что надо.

Отец удивил меня еще больше в тот момент, когда сел за стол и, несмотря на то, что с собой у него была внушительная сумка с едой из Хогвартса, попробовал тот кулинарный «шедевр», который у меня получился. И я сама не поняла, почему, но именно в этот момент, впервые после смерти мамы, на моей душе стало тепло и уютно.