Cait's Journey (джен)

Важная информация! Я уже говорил, что пишу главы не по порядку. Поэтому "Хочешь выжить, чувак? Заходи" и "Счастье в Светящемся море" — это дилогия. События здесь происходят значительно позже главы "За нами идут". Впоследствии я буду постепенно заполнять промежуток новыми главами, чтоб всё понятно, логично и плавно.

Ещё хочу предупредить о том, что дилогия несколько отличается по настроению от предыдущих, суровых и мрачных трёх глав. Горечи, боли и тоски тут достаточно, но в целом дилогия про... Праздник, Рождество, чудеса и мечты.

* * *

— Пайпер! Пайпер, смотри какая ёлка!

С мороза в уютное тепло. Пайпер первый раз пришла встречать Рождество с Крисом и Кейт в их новом доме в «Солнечных приливах». Пока люди в Содружестве каждый день, час и секунду спорили с судьбой, Выживший в Убежище 111 со своей спутницей ютились то в переулке Висельника, то вообще где попало. Один привал давал им возможность расправить плечи и распрямить ноги, а потом был привал, где они спали, скорчившись в три погибели. Потом генерал минитменов с подругой перебрался в восстановленный замок.

Союз минитменов и Братства захватил Институт, и Комбез решил, наконец, осесть. Возвращаться в Сэнкчуари он отказался, но нашёл себе место под солнцем в уютной зелёной долине.

«Солнечные приливы». Местечко с особенной магией! В других поселениях ссорились, цапались по полной программе, пытались друг друга убить и только потом мирились, судили, кого надо судить, и снова помогали друг другу ради общего дела. А в «Солнечных приливах» устроились первые спасённые из рабства. Вдовы, вдовцы, сироты, братья без сестёр и сестры без братьев, те, у кого никого и ничего не осталось. Они не ссорились. Спорили, но не ссорились. Таинственный маг, волшебник, кудесник прочитал заклинание и люди махнули рукой на все ссоры.

Сенсация! Сенсация! Сенсация! Только в «Общественных событиях»! Аномальная зона Содружества! Прямой репортаж Пайпер Райт про маленький рай на земле, где люди… устали от ссор. Неудивительно, что Кейт и Крис вписались и быстро стали своими среди своих.

И вот бури отбушевали. Содружество встречает Рождество! Крис и Кейт отметились в Даймонд Сити, а потом тихонечко, незаметно улизнули наряжать свою ёлку. Ишь ты, захотели получить от Санты подарки, чтоб Пайпер Райт ничего не узнала! Кто, что, кому задарил и какую историю рассказал. Все ведь знают, что в Рождество, точнее, в Сочельник люди норовят рассказать друг другу что-нибудь этакое?

И Пайпер Райт не услышит? Фиг вам! Свободная пресса Содружества штурмует Рождественский вечер, чтобы добыть историю для книги про генерала и его любовь. Весёлую, страшную, счастливую, ужасную. Без разницы! А ещё она обещала стать эльфом. Ну, то есть занести подарки от Даймонд Сити генералу минитменов Содружества и его боевой подруге!

— Хей! Тревор! Куда?! Дай шубу повесить!

* * *

— О! Неугомонный эльф! А мы тут в тайне от всех солдатика вешаем. И ни за что не скажем, куда. Правда ведь?

— Плавда!

— Ужас какой! Солдатика! На ёлку! Я всём расскажу…

Кейт в джинсах и в свитере с высоким воротником. В свитере с оленями на груди и спине. Она подняла Лизу к верхнему ярусу пушистой сосны, чтобы девочка повесила там маленькую фигурку минитмена из ваты. Кейт в свитере с оленями. Стоит у наряженной ёлки. Держит в руках восхищенную Лизу. Помогает ей повесить солдатика. Кейт в свитере с оленями…

Не-не-не! Сейчас Пайпер моргнет, хорошенько зажмурится, а потом ка-ак откроет глаза и увидит злющую, мрачную Кейт в ржавой броне у прилавка Артуро. Крис и бестия снова не сошлись в цене с пройдохой всея Даймонд Сити. Так ведь? Не-а. Кейт в свитере с Санта Клаусом и оленями стоит у пушистой сосны, держит Лизу под мышками, чтобы та нашла ту самую, нужную ветку, где уже не солдатику, а маленькому брамину будет тепло, светло и уютно.

А рядышком на столе ещё пара десятков игрушек из ваты и крашенного картона. Мутафрукты, морковки, гроздь смоляники и ещё одна гроздь смоляники, несколько кукурузных початков, маленькие паладины Братства из алюминия, пара сшитых вручную учёных бывшего Института и солдатики минитменов! Часть куплена на прилавках Содружества, часть просто подарена соседскими мальчишками и девчонками.

А вот мигающую гирлянду на ёлке Крис сделал сам. Даже, кажется, Стурджес не помогал. Хотел помочь, но Крис отказался. Для своего дома он хотел делать максимум своими руками. Но аромат с кухни явно говорил о трудах миссис Белл — кухарки «Солнечных приливов», вдовы, потерявшей мужа и троих сыновей. Крис и Кейт умели готовить, но с их поварским искусством можно разве что выжить, но не получить удовольствие в Рождество. А миссис Белл жила в своём доме тише мыши и становилась собой, только когда Крис, Кейт или кто-нибудь из соседей просили её приготовить что-нибудь этакое.

Пайпер снова втянула в себя вкусный воздух, зажмурилась, облизнулась, представила себя за столом и хлопнула себя по лбу. Эй ты, голос правды, свободная пресса Содружества, ты сюда жрать пришла или подарки дарить?! А ещё эльф называется! А ну быстро!

* * *

Маленький домик стоял под густым снегопадом. Маленькие окна светились загадочным светом. Свет не пытался сиять, он не мог стать маяком в бесконечности белых мух, но всё равно намекал на то, что в домике теплится жизнь!

Время шло. Снегопад стал сугробом. Последние белые мухи медленно и лениво опускались на землю, покрытую белым, пушистым, бугристым и холодным одеялом. Маленькие окна всё также светились загадочным светом, но теперь в них отражалась гигантская Кейт и огромный мир по ту сторону герметичного снежного шара.

Пайпер купила шар буквально на днях. Она до последнего понятия не имела, что дарить Кейт на Рождество. Не пушки же и ножи? Тем более Пайпер не особо-то и понимала даже в самом обычном, гладкоствольном и нарезном огнестреле. Кое-чему отец её научил, и того было довольно. Но что дарить Кейт, чтобы сделать приятно, умаслить на откровенность и не прослыть дурой?

Подарить одежду? Предметы домашнего обихода? Еду? Какую-то книжку? Не-не-не! Хоть Комбез её и научил уму-разуму, но… Нет! Может, подарить безделушку? А какую? В конце концов Пайпер купила снежный шар, когда ей самой и караванщику надоело смотреть, искать и выбирать что-нибудь этакое. Снежный шар? Домик, в котором светятся окна? Ну-у… Пан или пропал! В крайнем случае, Кейт пожмет плечами и тут же забудет об этой вот чепухе, но Пайпер не станет в её глазах полной дурой. На том и порешили за зверскую сотню крышек.

А Кейт взяла и… не пожала плечами. Бестия в свитере сначала удивилась, потом засмотрелась на маленький мир и даже позвала Лизу с Тревором. Тревор посмотрел, ничего интересного не увидел и попросил уйти, чтобы повесить вон на ту веточку маленький миниган. Кейт ухмыльнулась, взъерошила ему волосы и отпустила штурмовать ёлку.

— Мой мальчик!

Сказала аж с гордостью! Хотя Тревор вместе с сестрой жил не с Крисом и Кейт, а с четой Фланнеров, парой, чей сын умер, едва появившись на свет. Беременность и роды были такими, что миссис Фланнер едва не отдала Богу душу. Бог оставил её на земле, но забрал едва задышавшего младенца. Пайпер понятия не имела, как Фланнеры не сломались. Зато потом, когда Крис повёл за собой минитменов, а Кейт освободила рабов, пара нашла в осиротевших и перепуганных детях долгожданного сына и дочь. А Крис и Кейт стали им, как дядя и тётя. Ну или как крестные.

И вот не игрушечный, а живой солдатик убежал вешать на ёлку пушку размером с указательный палец взрослого человека, а Лиза осталась смотреть на белых мух. И тут идиллию сломал Комбез! Ввалился с улицы вместе со Стурджесом и коробкой довоенных игрушек. Каким чудом? Откуда? Где нашёл? Лиза тут же убежала вешать на ёлку разноцветные, покрытые узорами шарики, а Кейт загадочно улыбнулась.

— Кажется, я знаю, какую сенсацию тебе подарить.

Дорогие читатели, сегодня Кейт безвозмездно поделится с нами самым сокровенным в новой главе исторического труда Пайпер Райт! Покупайте у торговцев Содружества, а далее везде!

— Знаешь, где я первый раз встретила Рождество? В смысле, именно встретила, а не просто прожила ещё один день?

Пайпер пожала плечами и помотала головой.

— В Даймонд Сити? В Переулке Висельника? Здесь?

— Не-а.

Кейт улыбнулась.

— В Светящемся море.

У Пайпер округлилась глаза. Ну ничего себе история в праздник! Рождество в самом опасном месте Содружества! Может, не надо? Или… Не-ет! Пайпер Райт своего не упустит! Давай, режь правду-матку, попробуй испугать, если сможешь!

— Жу-уть!

Кейт упрямо продолжала держать на лице улыбку. Сначала улыбка была мягкой и нежной. Она опять что-то вспомнила. Что-то про Криса. Наверняка. Потом её улыбка стала… Нет, не коварной, но Кейт явно пыталась нагнать немножечко жути, создать интригу под ёлкой, чтоб репортерша сначала все-таки испугалась, а потом могла бы расслабиться, узнав, как там оно было взаправду. А потом улыбка снова стала мягкой и нежной, а Кейт ушла в себя, в своё первое настоящее Рождество.

* * *

— Сколько антирадина?

— Две штуки.

— Три. Ч-черт!

А им ещё идти и идти. Два, а то и три километра до невидимой грани, где радиация хотя бы ослабевает! А до того они с потрохами во власти Светящегося моря.

Первый раз они пришли и ушли почти без проблем. Ждали самого худшего, запаслись кучей антирадина, патронов и стимуляторов. Они думали про кучу угроз и неизвестного умника, сбежавшего из Института туда, где даже Институт не смог его достать! Институт не смог, а они нашли силовую броню, пошли, нашли умника, охренели от его плана, охренели от перспективы иметь такого союзника, потолковали с зелёным громилой, ну и ушли.

Кучу дел сделали, и снова пришлось идти к умнику. И вроде бы подготовились, и вроде бы не зевали, но всё равно на обратном пути столкнулись с гигантским, легендарным, мифическим Когтем смерти. Да-а, напридумали для него словечек, а правда была просто в том, что тварь была охрененно огромной, возникала то тут, то там и не только в Светящемся море, да ещё была жутко сильной!

И теперь у силовой брони Кейт почти отказала гидравлика рук, а Крис в X-01 едва волочил ноги. Но хуже всего было то, что гигантские когти зверюги нарушили герметичность и внутренний счётчик Гейгера из безмолвного стал сумасшедшим. И через те же дыры и щели в силовую броню проникал пропитанный черт-те какими ядами воздух.

Два века, целых два века назад удар китайской боеголовки разрушил что-то важное под землёй. Химический ад с поверхности проник в подземные полости, пропитал собой каждую каплю подземных рек и озёр, а ударная волна в десятки грёбаных мегатонн пробудила чертей, заставив рогатых кипятить котлы с высокотехнологичной отравой. С тех пор вокруг чёрного кратера то и дело, тут и там, дрожала земля, чтоб выпустить в небо очередной ядовитый фонтан. Горячие гейзеры превратили окрестности кратера в кусочек какой-то другой планеты со своей, убийственной атмосферой.

А уж зловещий туман, раскаты жуткого грома и хаос непредсказуемых молний и вовсе пугал, вселял страх и ужас издалека. Светящимся морем пугали детей перед сном. Светящимся морем стращали рабов. Половина леденящих кровь баек была о Светящемся море. Потому что жить там могли только мутанты, супермутанты и гули. Для последних оплавленный кратер, гейзеры, туман, каждый камень, скала и отравленная земля превратились в курорт и рай на земле, где радиация за бесплатно лечила им раны. А вот Кейт и Крис задыхались. Сначала они просто морщились, потом дыхание стало спертым и, наконец, каждый шаг превращался в отчаянный бой, драку без правил с нарастающим кашлем.

Вообще, если бы Крис поволок её в этот кошмар прямо от Боевой Зоны, Кейт бы его прокляла. Она! Из-за него! В ловушке! И даже! Нельзя! Убежать! Нельзя послать его к чёрту и сделать ноги из ада! Потому что нет лучшей защиты, чем силовая броня, а выскочишь из стальной скорлупы — и пеняй на себя! Никакой противогаз не спасёт.

Ах ты ж…! Нет. Сейчас она кое-как шла вперёд в надежде, что у Криса есть план. У него всегда всё по плану! И даже… Если вдруг не по плану, он придумает что-нибудь за секунду! А если… Вдруг… Не придумает… Что ж… Они неплохо провели время. Ой ладно! Последние месяцы были лучшими в её жизни! Хреново, что тут ей и крышка. Они ведь так и не нашли его сына. Не смогли. Не успели. И она никогда не увидит, какой он отец. Да черт побери этот мир! Крис даже не сможет похоронить её тут! А он обещал. И она ему обещала. Они обещали друг другу. Он не оставит её лежать просто так и она не оставит его. Но как тут, твою мать…! А, к чёрту! Пусть будет, что будет! Оно того стоило.

— Ты… Ты как?

Когда он так говорит, одна её часть хочет послать его к чёрту и наставить на него ствол, чтоб даже и не пытался, а другая хочет посмотреть на него, как… Она сама не знала и не понимала, что просыпается в ней и распирает её изнутри, когда ему снова и снова не наплевать.

— Ничего.

— Держись. Ещё… немного.

Да чтоб его! Зачем он так говорит? Зачем даёт ей надежду? Зачем её окрыляет? Пусть оставит её. Пусть уйдёт. Не надо… каждым чертовым словом… давать ей… сраные силы.

— …чешь… жить… вак?.. ди…

Что? Кто? Где? Когда они топали к умнику, в Светящемся море был штиль. Они специально дождались затишья и только тогда пошли. Но стоило им выйти от умника, стоило напороться на монстра, гейзеры прямо взбесились! И теперь повсюду туман, а в ушах свистит ветер и грохочут разряды от грёбаных молний. То тут, то там. И хрен поймёшь, хрен увидишь и услышишь, если вдруг кто-нибудь рядом задумает что-нибудь, чтобы оставить их тут навсегда.

— Там! Ты ведь…

Кашель. Опять и снова резкий, лающий кашель. Ядовитая пыль затыкает им рот, чтобы они заткнулись и сдохли.

— Ты ведь… не подождешь, пока я…?

— А железка… может…

Сначала отрава выжигала ей глотку, а потом добралась и до… Как там Крис называл куски мяса в груди?

— Железка может… показать средний палец?

В конце концов, она наёмница или он? Кто кого прикрывает?

— Много храбрых бойцов пытались…

Ну да, ну да, этот голос. Задыхается, но шутит и улыбается уголками губ там, за бронёй. Фиг его так проймешь. Сказал и пошёл на голос, на странный силуэт в едкой дымке.

Ну и… Какого?! Кому приспичило намылиться в ад? Вроде не супермутант, не гуль, не грёбаный Коготь смерти, на Охотника умников не похож. В Содружестве нашёлся безумец, который залез в силовую броню и удумал пойти, да не куда-нибудь, а вот прямо сюда? Или умники дали Охотнику свою, особенную силовую броню, чтоб он их тут порешил? Ну, давай!

Но из тумана возник не гуль, не зелёный громила, не ящер, не Радскорпион, не Охотник и даже не идиот в броне, а странный истукан с улыбкой до ушей и широко расставленными руками. Со стороны создавалось полное впечатление радушного хозяина, который не в радиоактивной пустыне стоит, а вышел на крыльцо, чтоб встретить дорогих, долгожданных гостей!

— Хочешь выжить, чувак? Заходи!

Волт Бой, модель «Гостеприимство». Только не размером с кулак, а в человеческий рост и даже немножечко выше. Ударная волна сделала своё дело. Истукан согнулся и остался стоять с небольшим наклоном вперёд, словно обращался не к выжившим, а к тем, кто рассыпался в прах. Вся его спина была оплавленной, а лицо, руки, ноги и торс изъедены и исцарапаны ветром. Ещё век-другой, и от всего дизайна Волт Тек не осталось бы и следа, но в тот день он всё ещё оставался собой и зазывал раскатистым басом прохожих.

* * *

— Стой-стой-стой! Не верю! Там адский адок, но торгаши платили Стрелкам и они таскали им артефакты. Уж кто-нибудь, да заметил бы вашего… Мистера Гостеприимство!

Комбез пошуровал кочергой в камине и усмехнулся.

— Ты ведь слышала про ужасного, синего великана?

— А?

— Ужасный синий великан, который орёт благим матом и живёт в Светящемся море?

Пайпер пожала плечами и поджала губы, чтоб показать, что уж её не проведешь.

— Ну-у… М-м… Какой-нибудь супермутант…

— Синий, потому что расцветка Волт Тек. Великан, потому что два с половиной метра. Орёт благим матом, потому что мистер Мур… Мистер Мур — настоящий полковник!

Пайпер шмыгнула носом.

— Допустим. А почему… полковника не разнёс Коготь смерти? Стоит железяка, вопит, зазывает, искушает судьбу!

Ну, давай, Комбез, колись, что вы тут не правдивую правду, а голимую сказку для маленьких прям на коленке придумали. Тоже мне, рождественская история для Пайпер, пфи!

— Он не искушает судьбу, потому что не всегда голосит. Волт Бой стоит в центре платформы диаметром десять метров. Голос включается только тогда, когда на платформу давит вес хотя бы двадцать килограмм. Нет груза — нет голоса.

* * *

— Хочешь выжить, чувак? Заходи!

— Мур! Сукин ты…

— Крис!

Светящийся изнутри гуль без ног, но с гигантскими шишками на спине царапал ноги Волт Боя и попытался замахнуться на ближайшего человека в броне. Кейт взвыла от предательства гидравлики рук. Она привыкла реагировать быстро, а тут… Крис может за себя постоять и у него руки исправны, но она всё равно испугалась, а потом сразу взбесилась и возненавидела дурацкую силовую броню. Хей, умники прошлого, слабо было сделать железочку попрочнее?! Если Крис из-за вас пострадает…! Отсосите там сами себе!

Свинец разнёс покрытый язвами череп, а стальная нога силовой брони Кейт отшвырнула несчастного с глаз долой в ядовитый туман. Тем временем где-то там жизнерадостный, радушный и гостеприимный мистер Мур превратился в сурового полковника Мура, который встал перед невидимым строем и гаркнул!

— Личный номер, боец!

— 385… Кхрм!

Кашель был таким, что, если бы не силовая броня, майор спецназа США Кристофер Янг согнулся бы пополам. А Кейт стояла и задыхалась от когтей, раздиравших её изнутри, и ужаса с яростью. А если… он сейчас… задохнётся? А если… он покинет её? Нет! Только не это! Не здесь! Не сейчас! Грёбаный кратер! Чёртовы гейзеры! Чёртова химия! Ёбаная броня! Блядский ящер! Ссаный Волт Бой! Ей жутко хотелось отпинать и избить истукана с его чертовой лыбой. Такие лыбы были у ёбаной кучи садистов. И сейчас… Эта дрянь… Улыбается… Смотрит… А Крис… Умирает. И она… Ничем! Не может! Помочь!

— Личный номер, боец!

Улыбается, мразь! Спину ему расплавили?! Морду разъело?! Поделом!

— 385 27 5382!

Земля вздрогнула. Гейзер? Рядом? Им крышка? Нет. Она не успела подумать про смерть. Не успела проклясть этот мир в последний чёртовый раз, когда Волт Бой унёс их от хищных ветров во тьму.

— Какие люди! Где же ты пропадал?!

Конечно… Грёбаный истукан не мог упустить возможности оглушить её своим басом и избить её уши эхом от стен странной шахты лифта, ведущего в черт знает куда.

* * *

— На самом деле, я виноват.

Комбез с Пайпер и Кейт сидел перед камином и хмуро смотрел в огонь.

— Когда бомбы упали, мы с Роем, наверное, целый год были в разных мирах. У меня была своя жизнь, у него — своя. А потом я оставил прошлое в капсуле, с женой. Так и выбрался из Убежища. Для меня существовал только сын и то, что я узнал на войне, чему там научился.

Генерал минитменов покосился на Пайпер и криво усмехнулся.

— Где найти оружие, боеприпасы и силовую броню не забыл, а про личное убежище Роя забыл.

— Чтоб не сойти с ума.

Помрачневшая Кейт явно вспомнила что-то своё.

— Да. И если бы не голос Волт Боя, я бы и себя погубил, и Кейт.

* * *

Конечная остановка. Невидимый механизм простонал и оставил их в тишине. Здесь не было даже эха от грохота гейзеров и противного, жуткого свиста злобного, кровожадного ветра. Налобные фонари вырвали из темноты монолитную сталь. Волт Бой доставил гостей прямо к парадному входу. Только вместо распахнутых дверных створок здесь была многотонная, огромная шестерёнка.

Волт Бой молчал. Бас больше не требовал личный номер, не восторгался встречей в аду и не приглашал войти. Кейт слышала только дыхание. Хриплое, сиплое, резкое. Она задыхалась. Крис в наушниках задыхался. И тут гигантская шестерёнка завыла, загрохотала и уехала в сторону, а Кейт поняла, что чувствует новый, незнакомый ей страх.

Она сто раз лазала по руинам. Рыскала по подвалам, пещерам и катакомбам. Но никогда не бывала за такими гигантскими шестернями. Она слышала кучу историй об убежищах, где жили и выживали… другие. Люди, но… другие. Жившие в другом мире. Без руин. Без мутантов. Без радиации. Без гулей. И даже… без голода и рабов.

Убежища манили и пугали. Их грабили, в их закоулках скрывались от мутантов и охотников за головами. Их пытались обжить и из них же бежали, забыв обо всём и побросав всё, что жаждали продать караванам.

Даже отец, который куда её только не посылал, ни разу не заикался об убежищах. А для Кейт гигантские шестерёнки всегда были пугающим краем света. Проходом даже не в ад, а в мир, где всё, вообще всё не так! Оно ей надо? Оно ей не надо. Но сейчас… Черт! Твою мать! Очень надо! Вопрос жизни и смерти! И Крис как раз… Другой. Он всё тут поймёт, разберётся и они… выживут!

— Пошли.

Одно короткое слово. Большего он выдавить не смог. На дне таинственной шахты дышать стало чуточку легче, но ядовитые когти всё равно раздирали им глотки и воровали слова с языка. Так молча они и вошли в неизвестность, Волт Бой уехал наверх, а гигантская шестерёнка взвыла, прогрохотала и снова закрыла маленький мир от большого.

* * *

Маленький мир встретил гостей красными, тускло мигающими лампочками по углам не огромной, но и не маленький стальной коробки, куда могли бы войти пять человек в силовой броне или с десяток бродяг вообще без брони. И-и… Всё!

Гигантская шестерня сзади отрезала их от шахты с Волт Боем, а такая же шестерня перед ними даже не думала двигаться! Конец? Они застряли. Они останутся тут навсегда? Нет. Тусклые красные лампы вспыхнули пронзительным, ослепительным, резким голубым светом, а с потолка и со стен полилась какая-то дрянь. Что за?! Какого?!

Запертая в силовой броне, загнанная в стальную коробку под землёй в Светящемся море, ослеплённая, обливаемая непонятно чем и неизвестно зачем наёмница была даже не на грани паники. Она откровенно паниковала! Вот он какой, мир тех, других. Что происходит?! Что делать?!

— Дезинфекция!

Крис снова зашёлся в кашле.

— Не бойся!

Дез… ин… Что? Не бойся? Ну раз Крис так говорит… Как-то раз она, кажется, слышала про дез… ин… от бродячего врача, который обрабатывал рану мальчишке. Мальчишка охотился на кротокрысов. Ну и… ему не повезло. Значит, Крис прав и ей нужно… Успокоиться, черт её побери!

Как только она попыталась взять себя в руки, дез… ин… как её там закончилась. Искусственный ливень со стен и с потолка стал моросящим дождём, от которого тут же остались только редкие капли. Потом что-то щёлкнуло, загудел ветер, а резкий голубой свет стал белым, не тусклым, но и не ярким.

— Ну вот… Всё. Заходи. Будь как дома.

Она уже не разбирала, где баритон Криса, а где бас этого… Как его? Мура. Гигантская шестерня перед ними взвыла и решила, наконец, пощадить тех, кого зазвал оплавленный истукан.

* * *

Обладатель баса так их и не встретил. За два века забвения он превратился в иссохшую мумию, сидевшую на диване в гостиной. Кейт и Крис нашли его сразу, после того, как уколы и ингаляторы дали им второй дыхание, второй шанс и новую жизнь.

Гидравлика её несчастной T-51 окончательно отказала, и Крису пришлось вытаскивать спутницу из консервной банки, буквально как из руин, где сначала надо пролить семь потов, чтобы немножко приподнять валун, бетонную плиту или ржавую балку.

— Здесь… есть…?

— Да. Сейчас.

Они вцепились друг в друга, чтоб не упасть и он потащил её в неизвестность, в комнату, где пол, стены и потолок были обложены белой плиткой. Там Крис куда-то её посадил, залез в высоченный белый шкаф с прозрачными дверцами, что-то искал, чем-то гремел, чем-то шуршал… Наконец в вену вонзилась игла, а на лицо легла маска от ингалятора. Кейт почти забыла себя, почти растворилась во тьме, когда огненные когти в груди успокоились, мир обрёл чёткость, а сознание ясность. Крис сидел рядом и дышал в такой же ингалятор.

А потом они оклемались и с парой дробовиков обыскали все комнаты. Первым они нашли полковника Мура. Мумия в истлевшем тряпье сидела на диване с простреленным, запрокинутым черепом. На полу у ног лежал пистолет. Магазин был практически полным, но без одного патрона.

В двух спальнях, на кухне, в кладовке, в мастерской, в ванной, в душе и в двух туалетах, в библиотеке, в раздевалке и оружейной не было ни единой души. Хотя они ожидали столкнуться если и не с живыми, то с гулями или хотя бы лежащими в разных позах телами, мумиями и скелетами. Мало ли кто тут был? Или… Не было никого? Волт Бой пустил только хозяина, его дочь и жену, а потом орал на всех благим матом и требовал личный номер.

Тем временем полковник обрёл последний покой на диване, а Крис и Кейт нашли его дочь и жену в уголочке у дальней стены на складе, где с потолка свисали сосульки. Замёрзшая мумия Маргарет вроде бы была целой, а на тонком запястье Николь Крис углядел порезы. Он вздохнул и попросил помочь перенести полковника к родным. Семья воссоединилась, а переживший войну майор Кристофер Янг секунду постоял над телами и внимательно посмотрел на Кейт.

— Ну что ж… Им не повезло. Но мы живы.

И тут же куда-то ушёл. Кейт вышла из царства сосулек в гостиную, поежилась и обняла себя. Давным-давно что-то где-то сломалось и теперь всё комнаты встретили их холодрыгой, от которой хотелось свернуться в комочек, закинуть за воротник, закутаться в тряпьё и заснуть.

В броне ей было тепло. Там был и обогрев, и охлаждение. Запасную одежду и разное барахло они носили в рюкзаках за спиной и возили за собой на тележках. Крис аж специально следил, чтоб у тележек не скрипели и не гремели колёса. Но все их запасы в этой вылазке к умнику разлетелись в разные стороны, когда мифической хрени приспичило попробовать их на зуб. А что? Человек в брони — живая консерва. Ням-ням!

А теперь… Они вроде спаслись, но либо Крис починит броню, либо они останутся тут навсегда. Их никто не найдёт, их никто не сожрет. Вроде неплохо, а вроде… Хочется пнуть броню, чтобы выйти наружу и с боем прорваться. Неважно даже куда, но прорваться!

Чтобы отвлечься, она стала рассматривать полки и вообще всё, что было в гостиной. Безделушки, фотографии, книги. Только целые, чистые и сухие. Маленький Волт Бой сидит в кресле и улыбается. Модель «Уют». Басом не орёт. Молчит. Ну и ладно. А рядом странная женщина с факелом. Шар с водой, белым порошком и маленьким небоскрёбом внутри. Бессмыслица на увесистой деревяшке с табличкой «С Рождеством, мой сказочный Бостон!» И тут же — немного поблекшее фото счастливой такой семейки. Наверное, Мур с дочерью и женой на фоне Волт Боя, ебучего истукана. Ну да, они спаслись. Он их спас. Спасибочки, мистер Мур! Вы знаете толк… в радушии и немножечко в пытках. Какой там у вас личный номер? А? А?! Личный номер, боец, вашу мать! Ну вас на…

И-и… Хорош лыбиться! Нет. Что-то не так. Она вдруг поняла, что все фото в руинах были рваными, мятыми, окровавленными, пожелтевшими, мокрыми, обоссанными и обосранными. Жалкие кусочки бумаги, пропитанные дождями, отравой, слюной и соплями. Там не было лиц. Только рожи. Странные, непонятные рожи. Как-то раз она видела, как бродяги молились и кланялись таким фото. Другие, жившие до войны, были богами. Погибшими, но богами.

Остальным было пофиг, насрать, наплевать, начихать и нахуй! Один раб на её глазах смотрел на какое-то фото с ненавистью, а потом взял и порвал. Порвал и втоптал в грязь у могилы раба, который всю ночь маялся, стонал, кричал и задыхался от лихорадки. Всего-то порезался об ржавую железяку в руинах, и вот одним никчёмным рабом стало меньше. Живой раб топтал ненавистное фото, грязь хлюпала, поглощая и пожирая тысячу раз воспетых и проклятых, ненавистных, погибших богов. Раб поскользнулся, упал на четвереньки, а потом бессильно свалился на бок, повернулся на спину и уставился в небо.

Зачем? Ты жив? Живи! Выживай! Думай! Где еда? Где вода? Где ночлег? Где палка, нож, пистолет? Тебе мало? Некого ненавидеть? Кишка тонка? Уставились на сытые, счастливые рожи на ссаных клочках вонючей, бесполезной бумаги. Придумали… Мир до войны! Мир без войны! Без гулей, громил и руин! Ну да… Гигантские башни. Грёбаный лабиринт! Коридоры, комнаты, двери. Гули, громилы, бродяги, кости и барахло. Что нашёл — твоё. Бери! Хватай! Беги! Сожги! Продай! Попробуй и исхитрись сделать так, чтоб непонятно что могло хоть как-нибудь, черт знает как спасти твою никчёмную, ничтожную, но жизнь.

Кастрюля! Нож! Пальто! Трусы! Дубинка! Соль! Бутылка! Крышка! Хрень! Ещё хрень! И ещё! Блестящая хрень. Ржавая хрень. Хрупкая хрень. Бесполезная, дурацкая хрень! Другие, счастливые, сытые были умными? Нет. Они тратили время на хрень! Бессмысленные штуки. Ну да, давай, молись и проклинай, гадай, ломай башку, всё равно не узнаешь, зачем нужна была хрень. Короче. Отвали! Все отвалите!

А потом обыкновенный, суровый мужик оказался… другим. Оттуда! Из убежища. Из мира до войны! Для Кейт его мир был чем-то невозможным, а для него её грёбаный ад был словно поехавший старый друг. Друг, которого он знал, как никто. Но прошло двести лет, и друг стал буйным калекой, с которым держи ухо востро! А дикая, бешеная девчонка всю жизнь жила под ударами поехавшей, обезумевшей Пустоши и знала её, как свою чёртову пятерню.

Через неё будущее становилось для него настоящим, а он понемногу рассказывал ей о прошлом. Мир других, мир до войны превращался из бреда в реальность, становился странным, но всё равно простым и понятным. И чем дальше, тем больше она понимала, с ужасом, с отвращением, а потом с удивлением осознавала, что ей… интересно. Да какого?! Зачем? Нафига? А-а… Для чего эта ржавая рухлядь? А этот странный ящик? А зачем статуэтка? А зачем бумага с буквами в рамке? А зачем… Да ладно? Гонишь? А-а… Как всё было вообще? Как он жил? Он узнал кого-то на фото? Они прямо были? У-ух!

Недавно, в Сомервилл Плейс Крис рассказал про своих дедов и бабуль. Кейт тогда нахмурилась, огрызнулась, а потом просто призналась, что не застала и знать ничего не знает о родителях матери и отца. Крис тогда посмотрел ей в глаза, потом на поля кукурузы, сизую дымку и руины на горизонте. Вдалеке снова кто-то кричал и рычал, а Крис нахмурился, помрачнел и вздохнул.

— Оно и понятно.

От его слов Кейт захотела сжаться в комочек. После кошмаров первых дней рабства, после расстрела родителей в чертовом, ржавом фургоне и тем более после побега из рабства она смаковала своё одиночество. Да ладно, каждый сам за себя! Все против всех! Так всегда было. Так всегда будет. И нехер! Но как же хочется быть не непонятно кем от непонятно кого, а хоть кем-то… Как там Крис говорил? Есть двоюродные, есть троюродные и много других умных слов. И всё для родных.

А она? Кто она? Никто? Вообще никто? Наёмница? Дикарка? Возможность, средство выжить? Две руки, две ноги, чтобы таскать стволы и шмалять по всему и по всем, кто ждёт и не дождётся попробовать их на зуб? А кем ей хочется быть? Подругой? Сестрой? Любовницей? Нет. Она не знала и не понимала, кем хочет быть странному человеку оттуда. Но не чужой. Хоть кем-нибудь, но только не чужой!

— А ну-ка!

Она развернулась. Мгновенно. Увидела Криса. Он улыбался. Счастливая довольная улыбка. А потом на неё повалилось что-то мягкое, пушистое и уютное. Шуба! Она буквально утонула в гигантской для неё шубе!

Караваны торговали такими, но сшитыми из разных кусков. Охотники рисковали, чтобы убить Яо Гая или другого зверя без лишая, волдырей и чудовищных гноящихся ран на пол-шкуры. Получалась шикарная шуба. Кейт, естественно, таких не носила. Она с остальными таскала хоть что-нибудь тёплое с замёрзших трупов бродяг. Меняла разную хрень из руин на вшивые лоскуты и тряпьё. И там же, в развалинах, пыталась искать такие же дармовые, вшивые лоскуты и разную вонючую рвань, чтоб сделать из них хоть что-то, чтобы не сдохнуть, когда всё вокруг замерзает. Но шуба из убежища Мура была целой, тёплой и… ласковой.

Тем временем Крис стоял рядом и улыбался. Он уже переоделся из вонючей и пропотевшей формы в чистое термобельё и комплект из ослепительно белой, арктической куртки с арктическими штанами. Такую же куртку, термобельё и штаны он принёс и для Кейт. Сначала он взял только пару полярных комплектов. А потом увидел слишком шикарные шубы и не смог оставить их там просто так. Война приучила его выживать. Война поставила ультиматум! Хочешь жить? Будь практичным. Будь максимально практичным! Зачем мертвецам нужна шуба? Зачем мертвецу пистолет? Живым нужно жить. А мёртвые пусть остаются с уникальным, личным и именным. И раз с Муром они разминулись, пусть лучшее поможет им выжить.

Наверное, он должен был окликнуть, дать выбор. Как ни крути, но женщины нового мира практичны, а Кейт тем более практична. Она не светская львица в примерочной бутика. И между полярным костюмом и шубой она выберет полный костюм. Потому что удобно. А на шубу посмотрит и скажет, что будет отличное одеяло, мохнатая простыня или спальный мешок.

Но Кейт застыла, как столб. Её глаза округлились, стали большими, как блюдца. Она никогда не видела такого чистого целого меха. Грязная рука потянулась, чтобы осторожно коснуться невозможного чуда. Она ласкала пальцами мех, словно шуба Маргарет Мур была миражом, видением, грёзой. Вот она, тёплая, настоящая и твоя. Но стоит тебе прикоснуться — и всё. Мечта, мираж, видение и грёзы исчезнут. Но она прикасалась, снова и снова, а шуба не исчезала.

Двухвековой мороз дрогнул. Соболиный мех медленно стал лишать его власти над продрогшим, измученным телом. А Крис едва удержал на лице довольную улыбку. Кейт терпеть не могла даже намёка на жалость. А ему в который раз показалось, что перед ним не женщина, не наёмница, не чемпионка местной арены, а девочка, ребёнок, бомжонок, прожившая всю жизнь на морозе, на грани жизни и смерти.

Всю жизнь она куталась в бесполезные, рваные, дырявые лоскуты, лохмотья и грязные, вонючие тряпки, а потом странный, другой позвал её к очагу. Он привёл её к очагу и одел не в обноски, а в настоящую шубу. И девочка первый раз в жизни узнала, что такое тепло. Она удивилась, а потом прикрыла глаза, потерлась щекой о ласковый мех и тут же зарылась лицом в пушистый, тёплый воротник. Шуба, купленная на солидные дивиденды от акций, подарила ей маленький рай.

— Если хочешь, там полярная куртка и брюки. Мур готовился к ядерной зиме.

По лицу Кейт пробежала тень страха. Она знала, что Крис не пытается и никогда не будет пытаться отобрать то, что сам же ей дал. Если уж ему надо, он не будет играть в кошки-мышки, не вцепится в рукава, не схватит за воротник, не будет пытаться с ней драться, чтобы забрать бесценное тепло. Если уж ему надо, он скажет всё прямо, да ещё пояснит почему и зачем ему надо, а потом всё равно всё вернёт. Но девочка уже испугалась и позвала ту самую чемпионку, которая всегда готова бить, ломать, убивать, чтобы никто не посмел лишить её последнего.

Кейт пришлось снова нырнуть лицом в воротник, чтобы хоть как-то справиться с собой. Хватит уже. Она устала. Можно хоть здесь и сейчас, с Крисом, расслабиться и просто жить?

— А что это?

Она кивнула на полку с Волт Боем, фотками и хернёй.

— Полковник спецназа армии США Рой Аллан Мур с собственной персоной, мэм!

Крис мгновенно встал по стойке смирно и щелкнул каблуками. Кейт как-то раз говорила с одним Стрелком, а он стоял точно также и смотрел на неё сверху вниз. Тогда она еле сдержалась, чтоб не начистить ему части тела, а с Крисом она улыбнулась и даже хотела хихикнуть, но посмотрела на фото, на счастливые лица и вспомнила.

Как-то раз, на отца, мать и Кейт напал один из бродяг, слонявшихся тут и там. Силуэт в сумраке. Боль от удара. Крик. Хрип. Кровь. Тело в грязи. Застывшие глаза. Исхудавшее лицо. Почти череп. И фото. Какая-то счастливая семья. Другие. Жившие до войны.

Тогда они обобрали бродягу, забрали одежду, оружие и еду, а Кейт улучила момент и сохранила мечту. Потом, когда её били, пинали, отбирали еду, проклинали, выгоняли спать на мороз, она вспоминала про фото. Отец и мать уходили. Они что-то ели, пили, нюхали, спали, кололись, орали, визжали, пытались друг друга убить, а Кейт представляла другую, новую жизнь.

Иногда она засыпала и не думала вообще ни о чем. Пустая голова гудела от криков, страха и голода. Иногда она засыпала и сама себя утешала мечтой о том, что, может быть, завтра всё будет как у других. Однажды. Раз и навсегда. Когда её продали, её тут же раздели, осмотрели, забрали фото других, скомкали и кинули в огонь. Она рванулась. Она была готова хоть с головой в огонь! Лишь бы спасти мечту! Но ошейник сказал своё слово. Потом она ненавидела и презирала саму себя. Ничтожество! Она почти жила бесполезным, сраным клочком! Она почти преклонялась перед черт знает кем! Но вот она смотрит на три счастливых лица и снова хочет быть там, улыбаться с матерью и отцом.

— Обычно Волт Тек рыли землю, чтобы построить и сдать убежища сразу для кучи народа. Широкий, щедрый жест, чтобы спасти Америку, демократию и свободу, то есть…

Крис вздохнул.

— Мужчин, женщин, стариков и детей. Наверное. В общем, они так развернулись, что аж… Говорим про власть, думаем про Волт Так, говорим про Волт Тек, а думаем про власть. Вашингтон взял Волт Тек под крыло. Мы шутили, что они там сливаются в страстном экстазе. Но бизнес есть бизнес. Волт Тек взорвали рынок! Эксклюзивное предложение! Личные убежища для крупных предпринимателей.

— А он был крупным пред… при…

— После армии стал. Сначала хотел вместе со мной, в Убежище 111, заморозить себя и семью для будущего. Потом решил шикануть и заказать вот это вот всё. За год до войны он тут всё осмотрел, расписался и сфоткался с женой и Николь для рекламы. Видишь Волт Бой?

Истукан! Только сейчас Кейт увидела за счастливой семьёй знакомую рожу, противную лыбу и руки, которыми он почти обнимал полковника с дочерью и женой.

— Портфолио Волт Тек. Счастливые клиенты. Спасённые жизни! Одна фотография остаётся покупателю и куча копий для менеджеров и маркетологов Волт Тек. Для сайта, для стендов в штаб-квартире и филиалах. Полковник армии США выбирает Волт Тек! Волт Бой приглашает спасти себе жизнь с Волт Тек! Ну ты знаешь, как караваны к себе зазывают.

Эти улыбки… Счастье… Реклама? Всего-навсего ложь? Товар?!

— Извини.

— А у тебя… есть… такая… только без…

Он был женат. Он любил. Он любит! У них был сын! Они были счастливы! Они улыбались! А вдруг он сохранил?

— Была. Мур выбил мне место в Убежище 111. 23 октября агент оформил анкету. Двадцать пятого нам могли бы позвонить. Мы бы собрали личное, ценное, памятное и отнесли в камеру хранения убежища. Но бомбы упали двадцать третьего. Мы не успели. Ничего не осталось. Я проверял. В Сэнкчуари.

— Прости.

Он похлопал её по плечу, а она едва не задохнулась от желания обнять его или хотя бы сжать руку. Сильно-сильно! Чтоб он знал, что она понимает. Чтоб он знал, что становится роднее родных. Она никогда такого не чувствовала. Но страха, жуткого страха до паники, когда её подмывало вскочить и убить его, чтобы всё стало, как прежде, не было. И каждый день она удивлялась тому, что открывала в себе. Разве это возможно? Кажется, да. Но хватит уже! Хватит!

Чтобы отвлечься самой и отвлечь его, она посмотрела на женщину с факелом.

— А! Статуя Свободы. Главный символ Америки и Нью-Йорка.

— Нью-Йорк? Там не было рабов?

— Давным-давно были. Потом была война и рабство запретили. Но не везде. Люди долго боролись, чтобы никто и нигде не был рабом. Потом уже пошла борьба за равноправие. Чернокожие, краснокожие, белые, женщины и мужчины.

— Все со всеми? Все против всех?

Крис кисло усмехнулся и развёл руками.

— Нас хлебом не корми, дай только…

— Надеть кому-нибудь ошейник.

О да! Она знает, как все вокруг, почти все, не могут жить и дышать без жажды сломать, унизить, растоптать, показать себя выше, сильнее, умнее, богаче, страшнее того, кто встал на пути.

— А статую подарили французы в честь столетия независимости Соединённых Штатов Америки от британской короны.

Французы? Британцы? Корона? Она знавала рейдера, которому как-то раз попался начитанный торговец. Рейдер считал себя сильнее всех, а торгаш высмотрел в буковках про то, что до войны миром правили короли. А на башку короли надевали корону. Что за хрень? А, пофиг! Короче, торгаш удумал сказать рейдеру, чтоб он не корчил из себя короля. Короны нет. Всё!

Рейдер убил торгаша. Попытался надеть черепушку на башку, а потом повесил ее на шею и ходил так, пока другой рейдер его не пришиб. А тут реально нагнули короля? Воевали, чтоб никто никем не помыкал?

— А Франция… Далеко?

— За океаном. Сейчас не добраться.

— И много таких подарили?

Крис улыбнулся.

— Одну, но большую. Она стояла и, может быть, так и стоит на острове. Вокруг вода, а рядом Нью-Йорк, небоскрёбы!

Он посмотрел на стекляшку, улыбнулся, взял в руки, встряхнул и стал любоваться белым порошком. Порошок медленно оседал на дно и крыши маленьких небоскрёбов, а Кейт поморщилась и поежилась. Она попыталась вспомнить хоть что-нибудь хорошее про бесконечные коридоры и комнатушки. Нет. Даже с Крисом один кошмар рассеялся, другой возродился. И, наверное, никогда никуда не уйдёт. Она не знала, что вспомнить, чтобы любоваться снегопадом с Крисом.

— Рождественская распродажа 2076 года. Иви только что родила Шона и приехала из роддома домой. Я, наверное, никогда не был таким осторожным водилой, как тогда, когда Иви сидела на заднем сиденье с Шоном. Потом пролетела неделя, и тут уже я столкнулся с полковником Муром. Как раз у прилавка с сувенирами Бостона! Я торопился, он торопился. Привет! Как жена? О, ты стал отцом! Сын! Парень! Мужик! Завидую! Маргарет ему двинула. Оп-па и локоть под рёбра. Все улыбнулись. А я взял ангела на ёлку, прям на верхушку. И побежал… Домой.

Крис оторвался от снегопада над маленьким Бостоном и посмотрел на Кейт. Он всё ещё был там, на рождественской распродаже с бывшим сослуживцем и его женой. Все улыбались. А на стоянке его ждал новенький автомобиль. Он купил всё, что хотел, и поехал по украшенным улицам и проспектам до его личной американской мечты. После всех передряг, свиста пуль, расстрелов, допросов, контузий, бомбардировок и чертовой крови он, наконец, осел. Иви кормила младенца. До Великой войны, падения атомных бомб, взрыва сотен боеголовок Крису и Иви оставалось девять месяцев тревоги и счастья.

Но Кейт смотрела на шар и вспоминала явно не счастье, красоту, любовь и надежду. Он знал, что его болтовня всегда была для неё невозможным, безумным сочетанием сказки и правды от пришельца оттуда, из мира до войны, почти с другой планеты. А он вспоминал снова и снова, чтоб просто не забыть, каким он был, какой была жена, сын, дом, страна и мир.

Отчасти в новом мире он был как рыба в воде. Руины, трупы, бандиты, страх, голод, ножи, клыки, пули, кровь, холод и смерть. Всё как всегда. Но тыла не было. Он шёл вперёд без приказа, надежды на подкрепление, ротацию и демобилизацию. Потому что все генералы, глава Пентагона, министр обороны, президент, армия и страна уничтожены. И чем дальше, тем больше он думал, что исчезнет, забудет всё и всех, станет грязным, неприкаянным, безымянным, безумным бродягой, бесцельным параноиком, шизофреником.

Но после первого боя с наёмником Института из-за спины циничной, бешеной, неуправляемой дикарки внезапно показалась девочка, которой, может быть, никто и никогда вообще не рассказывал сказки и случаи из жизни папы и мамы. Жестоких, садистских, лживых и безумных баек она уже наслушалась, а вот его истории она слушала, как дети, которые на войне прибивались к войскам. Бездомные и сироты пили, ели, дрожали, смотрели вокруг затравленными большими глазами, а потом из живых комков страха превращались в обычных детей, когда кто-нибудь из солдат вспоминал не подвиги в койках, а дом, жену, сыновей, дочерей и обычную, мирную жизнь.

И она робела, удивлялась, поражалась, улыбалась и хмурилась, не плакала, но переживала, уходила в себя, думала о своём. Иногда он вспоминал, чтобы она могла понять, какого чёрта он тут и там решал и делал не как она хотела, по-своему. И вроде бы она понимала, отступала и соглашалась. Иногда он вспоминал про какой-нибудь успех на войне или праздник, ясный день в тылу, на гражданке. Рассказы про войну превращались в мотивацию и учебник для безбашенной, импульсивной наёмницы. А вот редкая история про мир, про дом, радость, семью то била точно в цель, то мимо.

Были дни и особенно вечера, когда она сама просила рассказать, как они жили. Он вспоминал. Она слушала. Он уносился в двадцать первый век. А она улетала вообще в другой мир. Но бывало и так, что он вспоминал, улыбался, а девочка морщилась, вздрагивала и пряталась за спину чемпионки Боевой Зоны, чтобы она одолела зловещих, восставших из проклятой и ненавистной памяти демонов.

Вот и невинный рождественский сувенир напомнил вовсе не праздник, которого она и не знала, а жуткие ночи, когда снег был воплощением смерти, и один ужас, унижение, о котором он знал, но не подумал связать с сувениром с рождественской распродажи.

— Прости.

— А?! Я… Просто…

— Я знаю.

Он, действительно, знал и лично испытал на себе, как гражданские могут начать говорить о войне или даже о мире, о банальных, обычных вещах, но всё равно неизбежно напомнить про бой в преисподней, про ад из огня и жареных, обугленных кусков мяса, человечины из солдат и простых людей. Иногда даже жена, её отец или мать говорили про счастье, мир и покой, а память швыряла его в чёрный дым, безумные, дикие вопли, скрежет и грохот.

Вокруг была чистота, спокойные и здоровые люди болтали про ерунду и никто не хотел вспоминать про войну, но какое-то слово, одно чертово слово — и мозг сбрасывал бомбу, выворачивал наизнанку запечатанные подвалы, тыкая носом в застывший, полный ужаса глаз. Один глаз. Вместо второго был хаос из раздробленной кости, крови и массы, которая была мозгом.

Но близкие учились и он уже учился быть осторожнее со спутницей, не провоцировать, не сыпать соль на раны. В конце концов, ему было что вспомнить помимо Пустоши и войны, а она другого и не знала.

— А знаешь…

Он осмотрелся и с удивлением понял, что не заметил в углу…

— Сейчас мы броню не починим. Нужно поесть и поспать.

Кейт кивнула. Она уже привыкла, что Крис диктует распорядок. Когда есть, когда спать, когда на дело пойти, когда затаиться, чтоб не рисковать без смысла. Порой её подмывало сделать не так, а эдак. Что, съел? Я хочу! Я могу! Плевать… А он, чтоб ему кротокрысами срать, тыкал носом именно в то, на что она очень хотела насрать, наплевать, начихать. Она скрипела зубами, злилась, чертыхалась, и вслух, и про себя посылала его, снова скрежетала зубами, а потом соглашалась с тем, что вот этот вот прав.

Вот и сейчас он вернул её из промерзшего бетонного лабиринта к снежному шару, и она поняла, что жутко, кошмарно хочет даже не есть, а что-нибудь срочно сожрать.

— Бывают же совпадения…

Крис включил свой Пип Бой, улыбнулся, обернулся к сувениру с рождественской распродажи, а потом направился в угол к какому-то странному дереву. Дерево? Здесь? Под землёй? Два века прошло, а оно так и стоит? Вроде бы ёлка. В человеческий рост. Прямая. Пушистая. И такая зелёная, словно Кейт напилась, обкололась и накурилась до глюков.

Ну не бывает, не бывает на Пустошах таких ёлок! Кривенькие от корней до макушки, они судорожно цеплялись за воздух, землю и камни. Хрупкие, ломкие деревца защищали себя не зелёной, а то ли синей, то ли серой хвоей. Их иглы были, как маленькие кинжалы. А ёлка в убежище Мура была воплощением баек о том, как другие, не в хижинах и лачугах, а в уютных, целых и тёплых домах отмечали один странный день в череде абсолютно таких же.

— Охре… Как она вообще выжила?!

Крис улыбнулся.

— Искусственная, но высший сорт, премиум-класс!

— А такие, только живые, прям были?

— Не везде и не всегда, но были.

Крис посмотрел куда-то в угол за ёлкой, а потом обернулся.

— Давай так: ты тут отдыхай, а я…

Такой хитрой, гордой, довольной улыбки она ещё не видала. Взрослый, серьёзный, хмурый мужчина с непроницаемым, словно застывшим лицом превратился в мальчишку с искрами в глазах.

— Приготовлю праздничный ужин!

Кейт усмехнулась, заразилась его улыбкой и облизнулась.

— Вкусный?

Крис поднял указательный палец и не сказал, а торжественно заявил, что ужин будет не вкусный, а самый вкусный.

— Рождественский ужин!

Она прыснула со смеху, а Крис развернулся на каблуках и ушёл.