Место, которое мы называем домом (гет)

— Никогда не высказывайся, если тебя не спрашивают. Никому не интересно услышать мнение маленькой девочки, поэтому следи за языком, чтобы никого не оскорбить своей болтовней, — в сотый раз повторил Рудольфус.

Гермиона с трудом удержалась от того, чтобы не зашипеть на Лестрейнджа и его назойливые наставления. Вместо этого она сжала зубы и коротко кивнула, показывая, что поняла.

— Хорошо. Помни, ты должна слиться с другими детьми в окружении нашего Лорда, — строго наставлял он, пристально глядя на ее лицо в поисках признаков возражения.

Гермиона встретила его оценивающий взгляд и фыркнула:

— Ты велел мне сблизиться с Риддлом. Так почему я должна заискивать еще и перед его последователями?

— Прекрати задавать вопросы и просто делай, что говорят, — отрезал он. — Я понимаю, что гриффиндорцы отличаются упрямством в подобных вопросах, но все же ожидал большего от самой умной ведьмы своего возраста.

Гермиона с трудом сдержала стон, услышав это явно провокационное замечание. У этого человека терпения было меньше, чем у ребенка.

— Я горжусь своим факультетом и не позволю Распределяющей шляпе отправить меня куда-либо еще.

Ее распределение было больной темой для Рудольфуса. Он хотел, чтобы Гермиона оказалась в Слизерине, в то время как она твердо отказывалась идти куда-либо, кроме Гриффиндора. И когда Рабастан как-то попытался найти компромисс и предложил Гермионе рассмотреть Рейвенкло, девочка ушла, громко хлопнув дверью.

— Хватит об этом. Ты скажешь Распределяющей шляпе, чтобы она отправила тебя в Слизерин, и точка, — решительно заявил Рудольфус, не оставляя места для возражений.

— Забудь об этом. Я уже и так делаю все, что ты приказал, — сердито возразила Гермиона. — Но я не позволю лишить меня единственного места, где я чувствую себя в безопасности.

Уж в этом вопросе она не собиралась уступать.

Рудольфуса прищурился и внимательно взглянул на нее, не замечая ни капли страха в ее карих глазах.

— Не испытывай мое терпение, девочка. У меня сегодня нет настроения, — предупредил он, и его, надо признать, красивое лицо перекосилось от ее несгибаемого упрямства.

— Нет, тебе не удастся меня заставить. Я уж точно не откажусь от Минервы ради этих слизнявых змеюк! — Гермиона вскочила на ноги так резко, что ее стул с грохотом упал. Яростно взглянув на Рудольфуса, она направилась к двери, решив, что лучше уйти, чем продолжать спор.

Но едва она до них дошла, как те с оглушительным хлопком захлопнулись, заставив Гермиону от неожиданности вздрогнуть.

Голос Рудольфуса, пугающе спокойный, пробежал холодом по ее спине.

— Минерва? — переспросил он, и Гермиона поняла, что совершила серьезную ошибку.

Лихорадочно пытаясь придумать оправдание, Гермиона инстинктивно начала отступать от рассвирепевшего мужчины. Но прежде чем она смогла что-то сказать, Рудольфус обрушил на нее всю силу проклятия Круциатус, лишая возможности устоять на ногах.

Ее колени с глухим стуком ударились о пол, все тело скрутила боль от ощущения жидкого огня, пронизывающего каждую жилку.

— Я так и знал. Ты была слишком тихой последние недели, — заметил он, на мгновение сняв заклятие и позволив Гермионе перевести дух, прежде чем снова обрушить на нее мучительную боль, наслаждаясь хриплыми криками.

— С кем ты встречалась? Где вы встречались? — потребовал он, опустив палочку и ожидая, пока рыдающая девочка найдет в себе силы говорить. Когда она слишком долго молчала, он подошел к ней и рывком поднял за спутанные волосы. Крик боли сорвался с ее губ; ее хрупкое тело не привыкло к последствиям Непростительного заклятия.

Не выдержав, Гермиона уступила:

— Я встретилась с ней в деревне. Мы ничего не делали, клянусь. Мы просто разговаривали!

Ее тело дрожало, когда Рудольфус отпустил волосы и отвернулся, его ярость была ощутима.

— С кем? С кем именно ты говорила? — спросил он, стиснув челюсти.

С трудом подавив дрожь в голосе, Гермиона ответила:

— С Минервой МакГонагалл, Мерлина ради! Она тоже будет учиться в Хогвартсе в следующем году!

— Эта чудаковатая профессорша? Она действительно настолько старая? — Рудольфус, забыв на мгновение о плачущей девочке на полу, нахмурился. — Разве она не грязнокровка?

— Она была героиней войны, убившей десятки последователей Волдеморта.

Резкий удар отозвался эхом в комнате, и Гермиона мгновенно ощутила жжение на щеке, где коснулась его рука.

— Мы не общаемся с грязными предателями крови, — презрительно произнес Рудольфус, и его взгляд излучал незамутненную ненависть. — Иди в свою комнату, прежде чем я передумаю и просто убью тебя.

«Он явно лишился половины разума в Азкабане».

Гермиона с трудом поднялась с пола, решив уйти, пока он действительно не передумал. Тем не менее ее упрямство настоящей гриффиндорки заставило произнести слова, о которых она пожалела в ту же секунду.

— Твои предки, должно быть, ощущают за тебя невероятную гордость, особенно сейчас, когда ты решил дать свое имя мне.

Слепая ярость исказила его лицо, и Рудольфус направился к ней, его присутствие было угрожающим.

— Почему ты не можешь просто заткнуться? — он схватил ее за подбородок, его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от ее.

— Я ненавижу тебя больше всего на свете, — ответила Гермиона, чувствуя, как его пальцы сильнее впиваются в ее щеки.

Ее тело могло быть измотано, но разум было не сломить. Она больше не собиралась терпеть. Все закончилось в тот момент, когда этот человек равнодушно убил ее. Ей больше не было дела до того, что значило их возвращение в это время. Она хотела одного — вернуться к Рону.

Однако Рудольфус думал иначе, и Гермиона с ужасом увидела, как его взгляд прояснился, остановившись на ее глазах.

«Сумасшедший Лестрейндж» с холодным расчетом был, возможно, гораздо опаснее, чем просто обычный безумец.

— Ну-ну, — пробормотал он, проводя большим пальцем по ее щеке. — Думаешь, я не понимаю, что ты пытаешься сделать?

Гермиона содрогнулась от его прикосновения.

— Я не дам тебе того покоя, о котором ты так мечтаешь, — заявил он, схватив ее за руку. — О нет, ты останешься с нами, пока мы здесь не закончим.

И прежде чем она успела остановить его, он быстро перевернул ее руку и рассек ладонь, произнеся заклятие. Гермиона вскрикнула от внезапной боли, пытаясь вырваться, но он крепко держал ее за руку, одновременно сделав порез и на своей. Затем, прежде чем она смогла вырваться, он прижал свою окровавленную ладонь к ее.

Гермиона с ужасом почувствовала жжение там, где смешалась их кровь, а Рудольфус в это время произносил древние слова: его голос зашипел, становясь все более громким, а их руки начали светиться ало-красным цветом. Она отчаянно трясла головой, пытаясь вырваться из его мертвой хватки, прежде чем он закончит то, что, по ее подозрениям, было древним и незаконным кровавым ритуалом.

— Sanguis sanguinem meum, Os et os. Сделай этого ребенком кровью от крови моей, носящим имя мое, — шептал он с маниакальным рвением, подтверждая худшие опасения Гермионы.

Она почувствовала, как ее магическая сущность расширилась, поглощая магию Рудольфуса, прежде чем внезапно сжаться обратно, чуть не сбив ее с ног. Мир закружился вокруг нее, и она почувствовала, как магия Лестраенджа разливается по ее телу, очищая от следов ее собственного магического почерка. Это было похоже на кипящую жидкость, текущую по ее венам, жгучую и болезненную. Каждая клеточка ее тела пульсировала от боли.

Свернувшись калачиком, Гермиона пыталась унять жгучую боль, скручивающую внутренности…

* * *

Рудольфус безмолвно наблюдал за девчонкой. Она прижимала окровавленную руку к груди, а глаза ее были плотно закрыты. Затем она вдруг схватилась за живот. Лестрейндж с маниакальным восхищением заметил, как ее каштановые кудри стали темнее, а кожа — светлее, приобретая тот же оттенок, что он и его брат унаследовали от матери.

— Что ты сделал? — хрипло спросила она.

Наконец он добился своего — сломил ее дух. Маниакальный смех вырвался из его груди, когда он смотрел на девочку, пытающуюся прийти в себя.

— Теперь в твоем теле нет ни капли грязной крови, девчонка. Ты настоящая Лестрейндж, — объявил он.

Ее сдавленные рыдания эхом раздались в комнате.

Рудольфус глубоко вдохнул. Гермиона Грейнджер, золотая девочка Поттера, больше не существовала. Независимо от того, насколько она будет сопротивляться, она теперь принадлежала ему. И скоро поймет, что значит быть Лестрейндж. Законы их общества были против нее. Никто не придет ей на помощь.

Теперь они были семьей, по их жилам текла одна и та же кровь. Это была пугающая, но в то же время странно захватывающая мысль…

* * *

Гермиона чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. С трудом ей удалось добраться до своей комнаты, платье было заляпано текущей из пореза кровью.

«Он лжет. Такой магии не существует», — убеждала она себя.

Добравшись до ванной, она рухнула на колени, едва сдержав позыв тошноты. Но при мысли, что кровь этого человека теперь в ее теле, она все же не выдержала.

— С мисси все в порядке? Принести что-нибудь обработать рану? — раздался высокий голос эльфийки.

Когда Гермиона услышала этот голос, ее охватила острая злость, и ей захотелось что-нибудь разбить.

— Убирайся, Винни! — взвизгнула она, швырнув в нее рулон туалетной бумаги. Шокированная эльфийка разрыдалась и немедленно аппарировала прочь.

Гермиона закрыла глаза и попыталась не думать о бедном существе, пока смывала в унитазе содержимое своего желудка и пыталась подняться на ноги. Впервые она была благодарна за то, что жила в волшебном доме. Гермиона велела дверям своей спальни закрыться и никого не впускать. С трудом сняв испачканное платье, она наполнила ванну горячей водой, все еще чувствуя горечь тошноты.

* * *

Внизу Рабастан вбежал в кабинет брата, который сидел совершенно неподвижно за своим столом, никак не отреагировав на его приход.

— Что ты натворил, брат? — потребовал он, ощущая, как по его телу прокатилась волна магии крови, давая понять, что произошло нечто ужасное. Он видел, как лицо Рудольфуса исказилось в самодовольной улыбке.

— Ну, похоже, я сломил ее дух раз и навсегда, Рабби, — усмехнулся Рудольфус. — Не думаю, что она создаст нам еще хоть одну проблему.

Рабастан сомневался в этом, но решил пока не высказывать свои мысли.

— Тем, что на самом деле сделал ее своей чертовой дочерью? Это было действительно необходимо? — спросил он раздраженно, но Рудольфус только рассмеялся.

— Она не переставала хвастаться своим замечательным происхождением. Я больше не мог это слушать, — резко ответил он, вставая из-за стола, совершенно не обращая внимания на свою все еще кровоточащую руку и испорченную одежду.

Рабастан хотел встряхнуть брата. Он знал, что Рудольфус так и не оправился после тринадцати лет в Азкабане, но надеялся, что тот обретет хоть частицу разума после побега.

— А что, если она решит, что больше не выдержит, брат? Что тогда? Нам она все еще нужна.

Рудольфус пожал плечами. Он направился к бару, стоящему в другой части кабинета, и налил себе выпить, предложив стакан брату.

— Она не решится. Ее проклятое гриффиндорское сердце никогда не позволит ей так поступить, — заявил он, залпом выпив содержимое стакана и поставив его на стол. — Поверь мне, Рабби, я поступил правильно. Я знаю, ты думаешь, что я свихнулся в этой ужасной тюрьме, но я далеко не дурак.

Рабастан некоторое время наблюдал за уходящей фигурой брата, а затем закатил глаза и налил себе еще виски.

* * *

В своей комнате Гермиона наконец успокоилась настолько, чтобы решиться взглянуть на свое отражение в зеркале рядом с ванной. Она поднялась и повернулась лицом к своему новому облику.

На нее смотрела юная девушка с залегшей синевой под глазами. Ее волосы стали темнее, а кожа — светлее, чем когда-либо была. Но в остальном она все еще выглядела как Гермиона Грейнджер.

Волна облегчения накрыла ее.

«Что бы Рудольфус ни сделал, это не изменило того, кто я есть», — подумала она.

Пока Гермиона боролась с чувством вины, небо за окном успело потемнеть. Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, она поняла, что скоро подадут ужин. Привела себя в порядок, выбрав одно из самых уродливых платьев в гардеробе, совершенно не заботясь о спутанных кудрях и темных кругах под глазами.

Она вышла из комнаты и направилась в столовую. При ее появлении оба брата подняли глаза, удивление было написано на их одинаково бледных лицах.

Рабастан громко сглотнул, заметив поразительное сходство Гермионы с покойной женой Рудольфуса, но быстро взял себя в руки.

Гермиона проигнорировала его, вместо этого устремив свой взгляд на Рудольфуса.

— Этот варварский ритуал ничего для меня не значит, — сказала она.

Напряжение в комнате можно было резать ножом, пока Рудольфус наблюдал за своей новой «дочерью». Она поблагодарила одного из домашних эльфов с мрачным выражением лица. Стоило признать, девочка выглядела как призрак в этом ужасном черном платье. Хотя нет, он поправил себя, она выглядела как его несносная жена. Он бы рассмеялся при этой мысли, если бы не ненавидел ту ведьму так сильно.

— Доешь ужин и иди в свою комнату. Ты не покинешь ее, пока я не разрешу, — приказал он, приняв правила игры.

— Как скажешь, — с горечью улыбнулась Гермиона, представляя, как этот человек внезапно воспламеняется. Никогда в своей жизни она ни к кому не испытывала настолько жгучей ненависти, как к Рудольфусу Лестрейнджу.

Гермиона считала дни до того момента, когда ей понадобится новая палочка. Тогда она наконец сможет защититься от его заклятий или, что лучше, отбить его проклятия в него же…